Шорох листьев
«…и везде-то он побывал, и всё-то он повидал!..» – так и хочется воскликнуть знаменитое из анекдота, перелистывая страницы жизни Великого. Счастье, что всё… ну, почти всё… ну, очень многое увиденное и услышанное в этом измерении он записывал, словно готовил своё драгоценное Я, неудавшееся, не полностью проявившееся на земле, во временном континиуме, перенести в вечное. Туда, где во всей полноте поймут и оценят подвиг бренной его жизни на горестной этой земле…
***
«Шорох листьев не е…т!..»…
«Шорох листьев не е…т!..»…
«Шорох листьев не е…т!..»…
Откуда это, из осени? Как бы ни так! Из весны…
***
В 70-х годках двадцатого века Великий после школки решил помотаться по стране, попробовать профессии, потрогать своими руками, как говорится, «жись».
Лет пять мотало его по колхозам, стройкам, поездам. Поработал сварщиком, экскаваторщиком, в проводниках побыл… много чего перепробовал.
И – занесло в бригаду асфальтировщиков.
***
Об этом периоде жизни Великого остались разрозненные записи, воспоминания. Наиболее внятные куски удалось зафиксировать. К примеру, «Шорох листьев»:
«…жили бригадой за городом, в бараке. Май выдался тёплый, асфальтировали громадный, только что выстроенный птичник, сулящий завалить страну высококачественной индейкой. Куда потом девалась эта чудесная плица (птичник-то был готов к сдаче)? Вопрос…
Работка горячая, с раннего утра, по десять часов – асфальту нельзя дать застыть. Вот и уламывались, пока шли машины. Молодые, здоровые…
В бригаде семеро. Ребята из рабочих слободок, книг почти не читали.
Выискался, однако, «интеллигент» – Витя. Недавно откинулся из зоны, но был удивительно гладок, упитан. Кругломордый, добродушный, юморной мужичок, уже женатый, в отличие от всех нас.
Непохоже, что сидел на казённых харчах, рожу отъел – на воле не каждый отъест. Да, пожалуй, и не сидел. И в зоне умудрялся жрать от пуза. Земляк-начальник не только приладил каким-то образом к пищеблоку, ещё и заведовать тюремной библиотекой усадил. Витя пристрастился…
***
…после смены, бывало, развалимся всей бригадой на койках, и айда травить байки. А Витя – нет. Он КНИГУ читал. И нас, дураков, между прочим поучал. Как старший и прошедший лагерь. И нас поучал, и заветы будущему сыну заготавливал – жена была на сносях.
«Вот, к примеру, – многозначительно начинал Витя – понесет мой сыночек бревно на субботнике, а я ему подскажу – первым под бревно не становись. И средним не становись…
Становись последним.
Двое понесут бревно, а ты на нем повиснешь… даже и на халяву ещё прокатишься. Передние не заметят, а тебе – прибыток. Обманул. Проехался задарма…
И в трамвае места не уступай.
Твоей матери, когда брюхатая была, много уступали? Си-идит себе здоровенная старушенция, а мать твоя, считай, уже на третьем месяце была!… Думаешь, уступили?..
Вот и ты не уступай.
И на лирику всякую плюнь. Дуй по главной линии, в лес не сворачивай…»
Много чего проповедовал Витя, толстые пятки задрав на спинку железной койки.
Классика, блин, – философ. Пусть и домашний.
А уж как он КНИГУ читал, как читал – песня!.. Пузатая, без обложки и заглавия, но со штемпелем библиотеки спецучреждения книга.
Как он её читал, как читал!..
Слюнявил загодя палец, и начинал «процесс». Читает, читает, внимательно читает… а потом как пойдёт слюнявым пальцем отхлестывать страницы, только свист – не шорох даже...
Отхлестнёт с десяток страниц, и снова притихнет. – Читает.
А потом опять вдруг заслюнявит палец, и – пошло!…
А сам приговаривает при этом: «Шорох листьев не…колышет (другой, конечно, глагол), шорох листьев не колышет… шорох листьев не колышет…»…
Шорохом листьев называл всё, что не относится к сюжету, активному действию книги. Шорох листьев – любовные переживания, раздумья героев, переливы душевных волнений, лирический трепет… и, конечно, описания природы.
Шорох листьев, короче.
А коли вдуматься, шорох листьев – почти всё, из чего и состоит великая литература. Без «шороха листьев» русская классика немыслима. Может, иная где и мыслима, русская – нет. Да и Русский Лес, однако...
Укоряю Витю? Паси Бог. У Вити «понятия». На клеточном уровне, по понятиям жил… и вообще, давно это было.
Так давно, когда читатель «шорох листьев» ещё не выметал из книг, из жизни. Когда была жизнь…
Прошли десятилетия, ось времени повернулась, «зона» вышла на волю. И – пошла диктовать «понятия». Воля оказалась на зоне. В политику-экономику пришли «интеллигентные вити». Осталось голимое действие. Фабула. Сюжет. Жизнь?
Какая, на фиг, жизнь!.. Фуфло. Жизнь – «Шорох листьев».
И чуть ниже отрывочек в стишках:
« …цена человеческой жизни копейка.
А ты из копейки поди-ка, сумей-ка,
Сложив, перемножив ли, вырастить Рубль!
Тем паче – валютный... а люди...
Что люди?
Ротатор в работе, истера на уде,
Покрутится «матрица», свертится дубль...»
***
Жизни его не поняли
Дубль конгениальности эпохи Большого Стиля: «Пепел» и «Коммунист». Два великих фильма с великими актёрами. И даже в названиях фильмов два пути: Путь Польши и Путь России. Но…
«Мы пулю в г… превратили…» – грустно пел Великий. И ещё грустней добавлял: были Строители, стали «застройщики»…
***
«С Севера – сирые, босые,
С Юга, с Востока – раскосые,
С Запада – взгляды косые…
Россия…»
***
И всё же поняли встречные главное: Великий прост, чист душою. Не столько даже поняли, сколько почуяли – тут что-то иное… таких вообще не бывает. Но вот, встретился, однако ж, и видно его всего насквозь, точно ягоду виноградную на просвет: тёмные там только косточки, а всё остальное светлое, прозрачное, ясное…
Понимали, такое не поддаётся ранжиру, но определить простым словом Неандерталец не осмеливались. А произнеси бы слово – и вот она, суть...
***
«Провонявший корвалолом,
Брёл я лесом, брёл я долом,
Корвалол, корвалол
Мягко сердце проколол…»
***
Молодой советский идиот задал молодым же, но сильно уже траченным в знаменитой пивной завсегдатаям дремучий, густо-мохнатый вопрос. Взойдя, так сказать, на кафедру – верхнюю ступеньку зала – вопросил громогласно: «Что есть самое эротичное место в теле?.. Молчите, профаны? Не знаете! А если знаете, совсем не то. Расхожее знаете. А я отвечу истинно! Хотите?..»
Зал, естественно, хотел. Особенно истинного и, как всегда у Великого, – непредсказуемого. Хотел и получил:
«ГОЛОВА
– Почему голова, спросят тупые? Самое волосатое место!..
Для наитупейших изъясняюсь учёно – центральная нервная система, находящаяся в голове, подаёт тому, о чём вы пошло подумали, эротические и силовые сигналы. Именно голова. Остальное – физиологический акт. Механика любви, так сказать. Вот...»
Пивная захлопала, а потом, естественно, захлюпала недопитым пивом, зачавкала недоеденной рыбой и замахала Великому: подходи, мол, угощайся. Хорошо, мол, наблюл. Заслужил, рванина, поправь голову…
***
…мальчик рос на станции Сормово,
Много видел растения сорного,
Но не видел ни капельки чёрного
В этом мире…
Чудной был такой…
***
Из «Наблюдизмов» Великого:
О мужике, затюканном бабами – жёнами, тёщами, дочами:
«Жизни его не поняли!..»
***
«…и наступил на горло собственному пенису…»
***
«А не надо пугать мужика!..»
***
Из творческих задумок:
«Антиповесть: «Крест и выкрест»
***
Генофонд
Крещён был Великий. И вдруг сказался выкрестом. Так, запросто: стал однажды – по недопьяне – уверять, что еврей…
Я обалдел:
– «Как? Ты ж русский был всегда!..»
Посасывает, гад, «бармалея» из горла, бубнит:
– «Еврей, еврей… русский всегда еврей… мессианский… русский… еврей… только не знает… а я знаю, я знаю…»
Разозлил, гад, надоел – шары залил. Спрашиваю у матери:
– «Он что, правда еврей?»
– «Правда» – говорит.
– «И отец еврей?»
– «Отец русский»
– «А вы?»
– «И я русская».
Тут уж я распсиховался, ору:
«Так какой же он тогда, к чёртовой матери, еврей?»
Мать, переворачивая оладьи на сковороде, спокойно так отвечает:
– «А вот такой… отец русский, я русская, а он – еврей…»
И всё без малейшей усмешечки.
– «Да пёс вас поймёт, семейку вашу хренову!..» – вскричал я тогда молча. И молча же себя успокоил:
– «Выкрест ты, гад… хамелеон, вот ты кто… и всё тут…»
***
О многом задумывался Великий. Но вот беда – систематичности в его разрозненных записях не было. О чём и пришлось высказать. Высокомерный надул губы, выкатил карий глаз и презрительно пропел:
« – А Розанова ты читал?.. А не он ли самый великий русский философ?..»
Пришлось промычать нечто невразумительное, типа: на Розанова всякий дурак сослаться ныне горазд, прикрывая малообразованность, эклектичность свою. Ответ был дивно лаконичен:
– «Сам дурак!..»
***
– « Гы-ыы!.. наблюл надысь у философа – задумчиво молвил Великий, вваливаясь в дом, не гаркнув при этом опосля знаменитого «Гы-ыы!..», как заведено, ни «Привет!», ни «Здрасьте!» – у него, у философа, Эклектика, мол, системно ( или, может, бессистемно? ) образующая основа фундамента… чего бы ты думал?.. фашизма, блин!.. Это как понимать?..
Ну, я-то понял – высокомерно продолжил речь Великий, а другие? Фашизм… это – фаш, пучок, стая. Иногда волчья… нет, давай лучше – пучок. Пучок прутьев, короче. Из прутиков собирается веник и – айда мести вокруг! А ежели кто против, тут же крик, окрик: «Я те щас та-акой метлы дам!..». Понял, короче?
Эклектика, это разбросанные прутики. Из них собирается метла. Фашизм. Причём тут, в слове «Эклектика»,слышится некоторое презрение. Второй сорт, якобы. Ну, а Синтез? Тоже ведь принцип собирания. В фокус, в тот же пучок. Синтез, что это такое, почему его уважают, а эклектику нет? Ты как думаешь? Синтез уважают, эклектику нет. Нет, я что-то запутался…
Но ведь и тут, и там – один принцип, принцип разбросанности и собирательности в основе. В Эклектике – хаотический, якобы иррациональный, в синтезе – упорядоченный, якобы системный… вот и вся разница.
Но если фундамент формируется из эклектики, там ведь и краеугольный камень будущего здания заложен, в основание здания, так? – «Так!» – с беспрекословной уверенностью рек Великий, и продолжил: «А само здание, выходит, это ничто иное, как его превосходительство, уважаемый всеми, особенно учёными – Синтез? Так почему, почему синтез уважаем, а его подоснова, эклектика, нет?!..» – Возопил Великий.
Вопль повис в небесах. Я молчал, поняв нутром, что именно его возмутило. Но Великий сам, поутихнув немного, горестно молвил, как несправедливо обиженное дитя:
– Эклектик… я знаю, я сам эклектик… вот потому, вот почему…»
Из записей и планов Великого:
«Относительный герой». Сумасшедшая мысль о таком герое, который как бы есть, и в то же время его как бы и нет. Ну вот, например – движется повествование, основные (настоящие) герои действуют, влюбляются, конфликтуют и т.д., в общем, совершают всё то, что положено обычным героям. Но иногда возникает сквозь ткань романа некая отвлечённая, добавочная, придуманная фигура, как в математике принцип дополнительности, что ли.
Это чудище, этот «относительный герой» начинает нести свою ахинею, вмешиваться в сюжет, вякать свои «квак-чвяк», «хурр-муррр», «правая-левая поло¬са», «Небо сильное-сильное», «гу-гуу» – и т.д. То есть, это воет-подвывает абсурдная природа, подспудный, задавленный временем мир пращуров.
В этом вое просматри¬вается иная, тайная правда, которую не могут вы¬разить основные герои. А может только этот «относительный», допол¬нительный герой, возникающий как бы со стороны...
***
…выглядит «относительный герой» примерно так: белая полу-лягушка, полу-тритон. Он умеет воз¬никать из ничего (по ходу действия), вписываться в сюжет, и – тут же отчуждаться, исчезать на глазах. Вроде бы нечто чуждое, ненужное человеку…
Ан нет. Тут просматривается какая-то хтоническая тяга – некое ОНО тянется к человеку, благо¬волит ему, основному герою. Особенно тянется к дураку, к ребёнку и великану… «корректирует» их…»
***
« Семь рыбаков. Все – Рыбаков…»
* * *
Из фантастических проектов Великого:
«Собрать всех гениев земли, отправить на необитаемый остров и создать из них суперчеловечество… какой кайф!
А что? Пусть даже гениальных баб меньше, чем мужиков. Ничего. Перелюбятся, а там, глядишь, народится новая раса...
Ага! Народилась…
Миллионы генов решат по-своему. Не по-гениальному, а – по Памяти. Родится из двадцатого поколения бандит… из десятого жулик… из второго чёрт знает что...
Память – вещь загадочная. Знаем, душа бессмертна. Почему знаем? Почему о Памяти ничегошеньки-то не знаем? ..
***
… в итоге ни супергениев не вылупится, ни обычных…а так, нечто среднестатистическое. Комбинацию гениев создать может лишь Тот, Который создал мир. Но почему же не создал гениальных и красивых людей сплошняком, подряд, соседа к соседу?
… да читали мы всякое разное… «банки спермы», лауреаты какие-то...
Ну и что, где они, супергении? Да ни фига! Из обычных и то чаще феномены рождаются. Почему? А потому что так, наверно, нельзя… но как можно?
А вот так: отстрадать. Всем своё отстрадать. Здесь, на земле, в этой, а ни в какой иной субстанции.
Отстрадать своё. Да, вот таким вот – «корявеньким», как ныне, а не каким-то там «грядущим», «супергениальным», из пробирки вынутым, штампованным на «спецпотоке»… или, как там, – на «спермопотоке»…
***
«…некто,
Некогда,
Кое-никак,
То есть, кое-нигде
Понял, что это –
И то, и так,
Так как Всегда –
Везде…»
(Перл Великого под названием «ВСЁ»)
***
Много, очень много думал о себе Великий. Возможно потому, как был-пребывал настолько велик в этом невеликом мире, что не мог «разлепить» в себе самом несколько своих Я, и всё путался в них, путался… не смог до конца распутаться. А, впрочем, кто смог? Хотел бы я поглядеть на такого, распутавшегося…
***
Нашлись среди бумаг отрывочки о поисках Великого… назовём их так – о поисках
САМОГО СЕБЯ. Наиболее внятное восстанавливаем:
«Чёрный ящик. Эта механика и в человеке скрыта, и от человека. Ящик записывает всё тайное (что когда-то станет же явным!). Фиксирует все разгово¬ры души с людьми, с Богом, с самим собою. В отличие от ящика, скрытого в самолете, этот не подлежит предварительной расшифровке в земной инстанции, даже в самом «полномочном» земном ведомстве. Этот прямиком – ТУДА.
Но в глубине-то души каждый ведает, где вильнул хвостом, где был, низок где благороден…»
***
«…по земной резьбе донёсся ржавый скрип,
Там выкручивался тяжко свежий гриб,
И натужась, двинув дюжее плечо,
Вышел весь – растелешился горячо,
И красуясь свежей мощью, белизной,
Ослепил весь помрачённый шар земной,
И увидел посрамлённые века,
Белобокие раздвинул облака,
Сдвинул Бога!..
И увидел – грибника...»
***
Великий о поверьях:
«Хорошего человека надо съесть»
И комментарий:
«Это – доброе поверье, хорошее поверье. Народ зря не скажет.
Да, именно так… не скажет.
***
«… а вообще высказать своё тайное самому себе очень трудно. «Чёрный» ящичек мотает плёночку, «пишет»… а на поверхность не выдаёт. Нарушения этого принципа крайне редки, и случаются, разве что, в творчестве. Только здесь, на взлётах в горнее, а также и погружениях порою вниз, во тьму иногда выдаётся некая предварительная информация из секретного ящичка. Или – из пучин безсознательного? Но даже у гениальных творцов она полностью не рассекречивается. Разве кое-что всплывает, выплывает, видится…
Но – в нарушение общепринятых правил.
Правил приличия, м.б.?»
Из «Выкликов» и «грезофарсов» Великого:
***
«…Россия – сборище душевнобольных. Очень души болят у людей.
Наверное, нигде так не болят, как в России…»
***
«Судят в основном за инстинкты. То есть, за неумение их сдерживать. То есть, за искренний порыв вер¬нуться к е с т е с т в е н н о м у состоянию человека, к самой природной сути его натуры? Нет, здесь что-то не то...»
* * *
«Молчуны в эпоху гласности,
Тугодумы, чьё словцо
Не к лицу парадной ясности,
Пьют дешёвое винцо…»
***
«…некоторые – урчат».
***
«Я жизнь свою провёл под идеалом,
Как монумент, покрытый одеялом.
Его сорвут, когда придёт пора,
И грянет площадь дикое «Ур-ра!..»»
***
«…добрых – больше…»
***
– «Все морщинки
От мущщинки!..»
– «А морщинки
На мошонке?...»
***
«…– Мужеловка!..
– Мыщелка!..
– Пережабинка!..
– Чмо!..
…………………………………….
– А ты почему меня ударил?
– А потому, что ты дура!..»
***
Дивные, дивные перебраночки…
***
– «А какое ты право кричать на меня имеешь, если за всю нашу жизнь я тебе слова доброго не сказал!?.»
– «Спа...»
***
Статья: «Изнасилование по обоюдному согласию».
Срок: «По взаимному требованию потерпевших».
***
... и возопил Великий, любимец знаменитой пивной, и даже затопал ногами, когда ему не налили положенные по обычаю пары пива за очередную лекцию:
«Да, меня любят!.. Таких, как я, всегда любят. Только почему такие, как я, всегда платят за всё и за всех? И почему так редко платят таким, как я?..
Платони¬ческая любовь не в счет!..»
Вопль был стратегический. Великий успел понять: публика уже настолько привыкла к нему, и даже полюбила его выступления, что не сможет устоять перед тем, за что особенно полюбила. А именно за корявенькие, но предельно искренние вирши о спиртном. Куплетик подходящий был заготовлен, и он провыл:
« Я – не истукан!
И полный стакан
Я поднять хочу
И выпить.
Он ведь нам по плечу?
Выпить хочу.
И вы ведь?..»
Вопль был удовлетворён. Выпивка оприходована. Здоровье поправлено.