Как фортуна повернулась задом

Сынисвар
      
«Сегодня явно подфартило», – подумал Иван, пряча бутылку за пазуху. «Как нельзя кстати – сегодня банька».
Он возвращался из города порожняком, на обочине голосовал мужчина. Оказалось, ехал к ним в село к старому товарищу по службе. А когда, поблагодарив, выходил, из сумки вытащил бутылку и положил на сиденье. Иван, было, начал отказываться, но тот замахал руками, хлопнул дверкой и направился к указанному дому. Разглядывая бутылку, даже ахнул: «Французский коньяк!» – такого он не пивал. После перестройки дела в селе стали совсем плохи с новым хозяином, всё развалилось, зарплаты мизерные, да и те не выплачивались. Так что расслабиться, как в прежние времена, не всегда удавалось. А тут такое привалило. Поставил машину и направился к воротам.
Здесь и друг Петр подъехал. Иван помахал ему рукой и тот вылез из кабины грузовика. Быстро объяснив, что к чему и значительно сказал: « По тому, не задерживайся!» – весело зашагал к дому. Перед крыльцом сунул бутылку в свой старый сапог, чтобы Света ненароком не заглядела. К чему лишние вопросы. Обещал, что с выпивкой завяжет. Она уже его ждала, положив стопку чистого белья на стул. Перекинувшись парой фраз, захватил бельё и отправился в баню.
Баня была за огородом. Сумерки уже начали сгущаться. На огороде он пошарил на грядке с огурцами и, сорвав пару штук, направился по переулку к бане. Не успел он раздеться, как ввалился Петр. По обоюдному согласию решили, что приступят к распитию после парной. От души, нахлеставшись вениками, и помывшись, оба красные, как варёные раки, уселись в моечной на лавке. Стопки лежали в укромном месте. Иван наливал понемногу, сказал, что коньяк так и пьют – смакуют, чтобы продлить удовольствие. Читая после каждой стопки свои стишки. Петька одобрительно кивал головой, хрустя огурцом. Несмотря на Ивановы старания, содержимое бутылки быстро улетучивалось. 
– Послушай, – говорит Иван после очередной стопки и прочитанного им стишка. – Как, по-твоему – потяну я на настоящего поэта? – он с детства увлекался стихоплётством и звездил в своей компании.
– Знаешь… – говорит Петька, – Что касается стихов, то я не очень в них силён. Но помню, как училка по литературе читала Пушкина, Некрасова. Симпатичная была баба! Не знаю как Пушкин, но Некрасов тебе точно в подмётки не годится. Так сказать про нашу жизнь!… – И процитировал строчки из последнего стишка, – Раскорячилась жизнь и, от жизни тупея, я налью двести грамм и ударюсь в запой… Это тебе не хухры- мухры. В самую маковку! Как от такой жизни не запьёшь!
– Значит одобряешь, – повеселел Ванька.
– Конечно! – подтвердил Петька, с сожалением поглядывая на пустую бутылку.
От тепла и коньяка оба немного разомлели, но явно этого было маловато. Денег у обоих не было, да и в уборочную в магазине запрет.
– Попробуй занять водочки у бабки Мани – своей соседки. У неё точно есть. Запасливая старуха, – предложил Петр.
– Она без Светы не даст. Спелись. Хотя…, на днях говорила, что изгородь в огороде падает. Можно попробовать предложить, что исправим после уборочной, а сейчас бутылочку – авансом. Куда ей деваться. Все равно ко мне обратится. А, испыток – не                                убыток, – сказал Иван, решительно распахнул дверь предбанника и оторопел. Одежды на лавке не было – входная дверь была приоткрыта. – Что за чертовщина? – Вопросительно посмотрел на Петра. Который высунул голову в дверной проём и задачливо чесал её левой рукой, правой держась за косяк.
– Кого это чёрт принёс? Кому могла понадобиться рабочая, да и ношеная домашняя одёжка? – произнёс тот. – До домов дойти не беда, можно огородами, да и темень уже – хоть глаз выколи. А вот как к бабке? Нагишом же не пойдёшь? – И здесь Петр вспомнил про полотенце в парной, которое подстилали, чтобы не обжечься на полке. – А ты обернись полотенцем, бабке то под восемьдесят – какие проблемы.
Иван не заставил себя ждать, опоясался полотенцем и нырнул в темноту переулка. Он подошёл к бабкиному дому, отворил калитку и дернул за ручку двери. Дверь была заперта. Трижды в неё постучал, как договаривались по-соседски. В сенях загорел свет. Дверь стала приоткрываться, и в этот момент получил неожиданный удар в зад, да такой силы, что не открыл, а буквально вышиб дверь и обхватил бабку руками. При этом полотенце осталось на рогах Истукана. Спиртовый угар ударил бабке в голову. «Ты что же, стервец, снасильничать меня задумал?» – заверещала она. Опомнившись, он пулей вылетел на улицу, но козёл уже исчез. Он давно невзлюбил  Ивана. С того времени, как тот его молодым охаживал хворостиной, за то, что залез не в свой огород. С тех пор у них были натянутые отношения. Трезвого козёл обходил стороной, караулил подвыпившего и ударом своих рогов в зад, иногда даже сбивал с ног и мгновенно убегал. Иван же, втихую от бабки, когда козёл попадался ему на глаза, охаживал его хворостиной. Так они мстили друг другу. Истуканом его бабка обозвала за то, что по всему стучал своими рогами. Вырос он на редкость матёрым и быстро стал атаманом среди соседских козлов, не давая им проходу.
Иван бросился к калитке под дикие вопли бабки, не разбирая, что она несёт и пулей долетел до бани, невзирая на темноту и заросли бурьяна. Влетев в баню, он чуть не сбил с ног Зину, которая пришла с обратной стороны переулка, чтобы проверить, почему нет долго Петра. Она с визгом вылетела на улицу. «Ты почему бабу пужаешь?» – ещё не поняв в чём дело, выдохнул Пётр. «И почему нагишом?» – последовал следующий вопрос. Тот начал рассказывать Петру о случившемся, он и так уже ухохатывался разглядывая его, а тут и вовсе поперхнулся, подсчитывая потери. На заднице красовался лиловый «цветок» от рогов, у виска второй – такого же цвета. Видимо мимолётом о косяк зацепил. Всё тело по пояс горело огнём от крапивы и царапин.
«Что ты ржёшь, как лошадь!» – рассердился Иван: «Без тебя тошно».
Петр замолчал, сочувствуя другу. «Плакала наша бутылочка. Ну, тогда по домам.» И они отправились в разные стороны по переулку.
Открывая дверь в избу,  Иван крикнул: «Света, подай трусы!». И оторопел – прямо на него смотрела тёща округлившимися глазами. Иван мгновенно прикрыл срамное место руками.
«Ты что ж это, дорогой зятёк, удумал с бабкой Маней сотворить?» – пронёсся воплем вопрос. Зять быстро зашагал к комнате, но здесь из дверного проёма вылетела Света с вехтем в руках и криком: «Кобелина!». Не успел он увернуться, а руки были заняты, как вехоть обернулся вокруг шеи. Серые струйки воды потекли по розовому телу. Вехоть проскользил по шее обратно. Света замахнулась снова, но он от греха подальше вылетел за дверь. Тучи поредели, и через них проглядывала Луна. Иван остановился у крыльца в раздумьях: «Что делать?». Вдруг что-то холодное ткнулось в его ляжку. Это кобель «Гусар» своим носом, он стоял рядом и преданно смотрел на хозяина. В его пасти была какая-то тряпка и он, как бы, предлагал её взять. Тряпка оказалась трусами. А пёс стоял в ожидании похвалы и съестного подарка. И здесь до Ивана дошло, кто был виновником исчезновения одежды. «Дурашка мой, ну и подкузьмил ты мне», – проговорил, трепля ласково по шее Гусара. Подойдя к конуре, как и ожидал, обнаружил там всю их одежду. Перед этим он учил кобеля таскать свою старую шапку и драную куртку. Учение не прошло даром. Иван собрал одежду и зашагал к бане.
Ополоснув грязные потёки от вехтя, оделся и вышел на улицу. Домой идти не хотелось. «Света – баба с пониманием, всё можно объяснить, это её тёща завела. Пусть немного успокоится, завтра всё объясню. К Петру тоже не пойдёшь, перед Зиной неудобно. Завтра вся деревня узнает – слухи расползаются со скоростью наводнения и каждый дорисовывает свои картинки. Попробуй всем объясни, что было на самом деле. Посижу немного на берегу, пока тёща не уйдёт», – подумал он. Постояв малость, в сердцах сплюнул. «Подфартило, так подфартило!» – и пошёл к речке.
«Почему немного выпив, вечно не хватает. Вот чтобы остановиться вовремя – нет обязательно надо добавить и обязательно залёт – одни неприятности, уже достали», – размышлял Иван.
Стало светло, тучи ушли к горизонту, вовсю сияла луна, и весело подмигивали звёзды. Но на душе было не радостно. Уже два раза обещал Светлане, что завяжет. Он всегда выполнял свои обещания, а вот с выпивкой не получается. «Надо же было позариться на этот коньяк. Легче вообще не брать в рот, чем остановить себя, где это вовремя – кто его знает. Ведь уже больше полугода на сухую и ничего. Видимо надо завязывать совсем». – Подумал Иван, трепачом ему быть не хотелось.