Глава 20. Не смей меня жалеть!
Сентябрь девяносто пятого года.
Первый календарный месяц осени выдался во Франции непривычно жарким. Природа, люди, все и всё изнывало от жары длившейся уже вторую неделю. Нежные листья лип скручивались в трубочки от дневного пекла. Огромные каштаны, так любимые французами, раньше обычного времени отстреливали созревшие плоды и, глухо ударившись оземь, они валялись в траве, тускло отсвечивая тёмно-коричневой, треснувшей кожурой.
Люди же, нет-нет, да и поглядывали на линию горизонта, в надежде увидеть малейшее облачко, а ещё лучше, показавшийся уголок чёрной тучи – предвестницы спасительного ливня. В раскалённом городе воздух был недвижим, вонюч от автомобильных испражнений, удушающе вязок.
Духота.
Тихо шелестя огромными лопастями, мерно гудели под крышами выставочных павильонов вентиляторы, перемешивая верхние слои воздуха. Боковые огромные двери помещений нараспашку, а освежающих разгорячённое тело сквозняков нет. И, ни смотря, ни на что, народ валом валил на ежегодную ярмарку в Страсбурге. В том году она была не просто очередной, а юбилейной – сто пятидесятой по счёту и, прижимистые по своей натуре французы, были уверены в своих ожиданиях насчёт больших скидок и тотальных распродаж на продовольственных стендах, тем более, в последний день работы ярмарки.
Огромный раструб мощной вытяжки нависал над одним из углов павильона. Круглая чаша из нержавейки на высокой подставке была полна светлого кварцевого песка для тушения окурков. Только в этом месте и ощущалось движения воздуха, пусть и вперемешку с табачным дымом. Иллюзия освежения, но хоть что-то. Вместе с десятком курильщиков, держа сигарету в руке, я стоял в зоне действия этого дымососа, рассеянно наблюдая за мельтешащей перед глазами людской круговертью.
Она входила в помещение с потоком посетителей через боковую дверь. Слепящий солнечный свет сквозь стеклянные почти до пола стены павильона, мешали рассмотреть её, но в фигуре, походке, что-то знакомое угадывалось. Под рёбрами появилась привычная тяжесть. Под ложечкой засосало. Такое повторялось со мной уже многократно во Франции. На каждой ярмарке в каждом городе, я ждал, надеялся встретить Светку.
«Походка не такая лёгкая и стремительная. Волосы светлые, но не до лопаток, как когда-то. Умелая рука мастера уложила их в элегантную причёску. Летний костюм светло-серого шёлка с отливом, юбка до середины коленных чашечек. На ногах босоножки на среднем каблуке, а не лодочки на шпильках. Всё в соответствии с возрастом».
«Забыл что ли, что ей, как и тебе хорошо за сорок? Какая стремительность в походке? Какие волосы россыпью по спине? Ты о чём?! Где твоя шевелюра? Себя-то порой не всегда узнаёшь в зеркале утром. Семнадцать лет прошло. Терпи, дай ей подойти ближе, или сам двинься навстречу. Не спеши, неужели опять хочешь испытать чувство очередного облома, когда, уже порываясь окликнуть, рвануться навстречу, в последний момент понимал, что в очередной раз обознался», - глаз подмечал всё, мысли роились, сшибались в голове, то обнадёживая, то остужая вновь воспалившееся воображение.
Взрослая, элегантно одетая и уверенная в себе женщина, медленно шла по проходу между стендами мне навстречу. Не глядя, я протянул руку с сигаретой к урне. За спиной испуганно пискнул девичий голос. Оказалось, что это я, чуть не воткнул горящую сигарету в кисть какой-то девчушке. Извинился и, не соблюдая особых приличий, стремительно отвернулся от неё, боясь потерять из вида в толпе посетителей Светку. Меня будто кто толкал в спину, подсказывая, что в этот раз я не ошибся.
В это время она повернула в главный проход между стендами и подходила к одному из них. Теперь я мог видеть её в профиль. Все сомнения отпали – это была Светка!
Я сделал пару шагов от импровизированной пепельницы по направлению к ней, собираясь громко окликнуть её и, понял, что не смогу. Гортань пересохла. Пришлось, дёрнув кадыком сглотнуть и даже прокашляться. Набрал в лёгкие воздуха и крикнул:
- Света!
Она вздрогнула. Начала поворачиваться на мой голос. Пальцы её правой руки скользили по стеклу витрины, ладонь левой прижата к груди, небольшая сумочка на длинном ремешке соскользнула с плеча и повисла на локтевом сгибе, колени подломились и, я с ужасом понял, что она сейчас упадёт. Бросился к ней.
Сильно сказано – «бросился»?! Вряд ли, бег и скачки мужика в возрасте хорошо за сорок, можно приравнять к понятию – бросился. Но, я старался выжать из себя всё, что мог, понимая одновременно, что не успею подхватить её.
«Идиот, кретин! Чего разорался, не мог подойти ближе?!» - и ещё, более весомые, непечатные выражения в свой адрес, я высказал чуть позже и не вслух.
Молодой француз, стоявший у стенда, опередил меня. Со спины он подхватил Светку подмышки, но не удержал, позволив ей медленно опуститься на одно колено. Тут и я подскочил.
Бледная, как полотно, глаза распахнуты и, улыбается!
- Света, родная, что с тобой?! Сердце? Прости меня, дурака. Воды, дайте же воды, в конце-то концов! – кажется, я кричал, естественно, на русском.
- Глупенький, что ты, это просто небольшой обморок, тут так душно.
Вокруг нас уже собрался народ. Одни настаивали, что надо звонить дежурному врачу ярмарки, другие, хотели вызвать скорую помощь. Со стенда принесли стул, и мы с парнем аккуратно подняли и посадили на него Свету. Девушка-стендистка, испуганно тараща глаза, уже стояла наготове со стаканом воды в руке. Сделав большой глоток, Света начала убеждать всех, что с ней всё нормально и беспокоить врачей не имеет смысла.
- Посижу немного, и пойдём на воздух, - сказала, уже обращаясь ко мне и тихо добавила:
- В сумочке есть пластинка с зелёными таблеточками, дай мне одну.
«И всё же это не просто обморок от духоты», подумал я, передавая ей таблетку.
Через какое-то время она встала. Поблагодарив стендистов, мы вернули им стул и, взявшись за руки, будто боясь вновь потеряться, лавируя в потоке посетителей, направились к большим, распахнутым дверям. Ближе к воздуху. И только тут заметили, как всё изменилось вокруг: палящее солнце исчезло, было сумрачно, прохладный сквознячок начал гулять по залу.
- Сейчас ливанёт! Помнишь, какие ливни бывают у нас в Сочи летом? Пойдём быстрей, а то пропустим начало, - и, ускоряя шаг, она потянула меня за руку.
Как бы в подтверждение её слов, высоко в небесах уронили огромную железную бочку, и она покатилась, громыхая по булыжной мостовой. А следом, над крышей павильона, раздался сильный треск и грохот залпа молнии, осветившей на мгновение всё вокруг, неживым, электрическим светом. Женщины вокруг нас, испугано взвизгнули. Шарахнуло, действительно, знатно.
- Конечно, помню и, даже хорошо помню, что мы вытворяли с тобой в таких водопадах, - прокричал я Светке в ответ, ускоряя шаг.
Мы успели с ней к началу представления от природы.
Первые, редкие, но крупные капли ливня врезались в горячий асфальт и, показалось, что даже заскворчали, как капли воды, попавшие на раскалённую сковородку и, моментально испарились не оставив о себе следа. Но через мгновение заслонка небесного шлюза была поднята и на землю обрушились потоки воды, превращая дорожки и зелёные лужайки между павильонами в сплошное озеро с торчащими из него лавочками.
Обнимая друг друга за талию, мы стояли в толпе, наблюдая за буйством стихии.
- Спасибо тебе Господи! Сколько же можно над нами измываться?! - тихо произнесла Светка.
Я расслышал, но переспрашивать её не стал, за что она благодарит. За освежающий ливень, или за судьбу, позволившую нам ещё раз встретиться? Да и так ли это важно – адресат один. Он поймёт.
Чуть отстранившись от меня, она подбородком указала направление и сказала:
- Смотри, вон маленькая лавочка под деревом, наверняка сухая и потом к нам никто не подсядет.
Я перевёл взгляд, ещё не подозревая, что она затеяла. Лавочка была под деревом, но, ещё и с козырьком. Светка, быстро нагнувшись, сбросила с ног босоножки. Улыбаясь и озорно щуря глаза спросила:
- А что, слабо пробежаться по лужам под дождём, как в детстве бегали?
- Да запросто! – я нагнулся, снял кроссовки, носки, закатал до колена джинсы и протянул ей руку.
- Пошли.
- Пардон мадам, пардон, пардон, - плечом вперёд, не отпуская моей руки, Светка начала протискиваться через толпу к выходу.
Люди послушно расступались, удивлённо поглядывая на босых, взрослых мужчину и женщину. На пороге мы немного задержались. Ливень иссякал, превращаясь в обычный дождь с редкими и крупными каплями. Они звучно, с брызгами шлёпались о воду, вздували пузыри.
Переглянувшись, мы одновременно сильно выдохнули, как когда-то прежде, перед тем, как нырнуть и, держась за руки, побежали по глубоким лужам, вздымая веером брызги, что-то громко горланя и хохоча. Вослед нам летели свист, улюлюканье и аплодисменты. Задохнувшись от бега и смеясь, плюхнулись на лавочку.
А из толпы у дверей, как горошины их лопнувшего стручка, посыпалась под дождь французская молодёжь. Крики, девичий визг, прыжки и всевозможные ужимки сплетались в какой-то причудливый танец, напоминающий ритуальный. А почему нет? Кто может с уверенностью сказать, что в нас до сих пор не бродит ген, кровь и соки далёких-далёких наших предков язычников. И вот в такие моменты, даже малейшего единения с природой, всё и выплёскивается из нас наружу.
Костёр страстей и влюблённости с годами почти прогорел, источая теперь только ровное, уютное тепло. Вздувать его уголья и тревожить седой пепел прошлого не имело смысла. Наступал период в жизни очень взрослых мужчины и женщины, когда уже можно искренне верить просто в их дружбу.
«Мы вновь встретились, она рядом! Пусть встреча мимолётна и скоротечна, но она есть. Не забывая ничего, не изменяя своей привычке, чуть склонив голову к твоему плечу, она тихо рассказывает. Что тебе ещё надо?! Радуйся этому чуду встречи, обними, удержи её как можно дольше. Радуйся теплу, до сих пор объединяющему», - примерно такие мысли проносились в моей голове.
- Через несколько лет после нашей последней встречи, я ещё раз побывала в Сочи, - рассказывала Светка.
- Надо было привести в порядок могилу матери, заказать памятник. Звонила и тебе в Адлер. Попала на твоего племянника, он и рассказал мне, что ты развёлся и уехал в Ленинград, где у тебя уже другая семья и родился сын.
- Их у нас уже два, - тихо добавил я.
- Вот видишь, как всё прекрасно! Я очень рада за тебя, - она торопливо, чтобы я не успел повернуться к ней лицом, поцеловала меня в скулу.
- Я действительно рада за вас мальчишки! – и, поправилась, уточняя, почему слово оказалось во множественном лице.
– Пару лет назад, мы с Борисом совершенно случайно встретились с Владом и его семьёй в итальянских Альпах на берегу Лаго-Маджоре. Есть там такой небольшой, но очень фешенебельный курорт - Стреза. И вот, гуляя по набережной озера, мы буквально нос к носу, столкнулись с его семейством. Сам понимаешь, какой была встреча!
- Часа два сидели в летнем ресторане, болтая и вспоминая молодость. Оказывается, в этом городке тесть Влада имеет виллу, куда в обязательном порядке, каждое лето всех и вывозит на месяц. Влад рассказывал о себе. Правда, из того, что он поведал, кое-что я уже знала. Попалась как-то мне на глаза заметка в газете. В ней речь шла о судебной тяжбе, между крупными фирмами - итальянской и французской. Адвокатом с итальянской стороны и выступал Влад! Фото в газете было небольшим, но ты ж понимаешь, как я могла обознаться, не узнать нашего друга детства?! Он молодец у нас! Выучился на юриста, с языками, как ты помнишь, у него проблем нет. Открыл адвокатскую фирму, специализируется на международном праве. Конечно, он не скрывал, что серьёзная клиентура, изначально, приходила к нему от тестя. Солидным стал Влад, правда, менее кучерявым, да седина в светлых волосах уже проблёскивает.
Она так подробно рассказывала о встрече, а меня не покидало ощущение, что Светка, как можно дальше оттягивает разговор о себе, о чём-то более важном и не столь радужном, неизбежном.
- Жена у него красавица, а дети - просто чудо! Да и как могло быть иначе?! Влад всегда был парнем на загляденье, молодые девицы, да и те, что постарше, глазками в него постреливали всегда. Ну, так и было на что посмотреть! – продолжила между тем Светка рассказывать.
- Это уж точно, все заглядывались и ты не исключение, - я не удержался, подколол её.
Она шутливо боднула меня лбом в грудь.
- Вот глупенький, уж кто-кто, а ты лучше всех знаешь, что мы с ним были только партнёрами по нашему «щенячьему» бизнесу. – Я рисовала городские пейзажи, а он продавал работы туристам – денежки пополам.
- Да ладно, шучу я. - А теперь то как? - Рисуешь, или забросила это дело?
Вечерние сумерки начинали густеть, цепочки фонарных огней и подсветки клумб, зажглись на аллеях ярмарочного комплекса. Протянув руку к ближайшему световому пятну, Светка посмотрела на часы.
- Ещё часочек у нас с тобой есть. Не больше, ехать далеко, а я не люблю ночную дорогу.
И, заканчивая о встрече с Владом, она невольно, а возможно и специально, финалом рассказа загнала себя в угол. Теперь я уже не мог не задать ей эти тяжёлые для неё вопросы. А она продолжила, делая вид, что не расслышала, о чём я её спросил.
- Я надеялась, что мы с Владом ещё встретимся, у нас с Борисом ещё оставалось несколько дней до отъезда, но не получилось – сама виновата.
- Что случилось? – удивлённо спросил я Светку.
- Ничего особенного, просто мы – женщины, бываем очень ревнивыми и не обязательно по отношению к своим мужчинам, к детям, значительно чаще. Жена Влада знала из разговора за столом, что у нас нет детей, а я же - дурочка, так нескрываемо любовалась её детьми. Она поняла по моим глазам, что я завидую ей. Так оно и было, что уж тут хитрить - я откровенно завидовала! Что её подтолкнуло к решению, как можно быстрее закончить встречу и избежать повторной, я не знаю, можно только догадываться. Лола, так, кажется, её зовут?
- Да, так, - подтвердил я.
- Лола вдруг заявила, что им завтра надо рано встать, так как они уезжают домой. По слегка растерянному выражению лица Влада я поняла, что это оказалось для него новостью, но делать было нечего, пришлось быстро свернуть разговор и распрощаться. Нет, сейчас, я не держу на неё зла, скорее даже наоборот, благодарна ей.
- Интересно, за что же? Она не позволила тебе нормально пообщаться с другом детства, которого ты не видела много лет, и ты ей благодарна?! – удивлённо переспросил я.
- Не знаю, да и неважно теперь, что послужило причиной, толи ревность, а возможно, просто ей стало жалко меня, не будем судить строго – она же женщина, жена и мать, - чуть приподняв лицо, Светка быстро прикоснулась губами к моей шее, к той впадинке под скулой.
«Сколько лет прошло, а привычка так и осталась», - я привлёк её к себе и, у меня получилось продлить эти мгновения из нашего прошлого.
- Не будем, правда? – отстранившись и улыбаясь, она теперь смотрела мне в глаза.
- Нет, не будем Свет.
- Вот и хорошо, тем более, что тогда Лола невольно подтолкнула моего Бориса к действию. К его решению, о котором я к тому времени, даже перестала думать, хорошо зная мужа. Борис всё видел и правильно понял сложившуюся ситуацию при встрече с Владом. Но, давай я всё расскажу о себе по порядку. Ты же спросил меня, не забросила ли я рисование?
- Рассказывай Свет, как хочешь, ты же знаешь, я хочу знать о тебе всё.
- Ну, всё невозможно рассказать, времени у нас с тобой мало, надо скоро уезжать, - она вновь бросила взгляд на часы, - только основное.
- Рисовать я не бросила и даже больше того, теперь у меня своя небольшая мастерская и художественная галерея, где собираются и выставляют свои работы молодые художники-графики.
- Вот, как?! Молодчина! И как, идёт дело, получается?
- А ты как думал! – Светка улыбалась, явно радуясь моему удивлению.
Продолжила рассказывать.
- Так что, я теперь при любимом деле и вроде, всё складывается неплохо. Мне повезло в своё время.
- Пожилая пара, что арендовала в нашем парижском доме первый этаж под магазинчик, накопили деньжат и решили остаток отведённых им лет, прожить вдали от столицы, желательно, поближе к морю. А от родителей, моему Борису осталась дача в Бретани. Я не любила там бывать. Атлантика - вечно прохладная даже летом вода, песчаные пляжи и чрезмерно чопорная публика престижного курорта. Это не для меня. Ты же знаешь, я привыкла к ласковому, тёплому морю и к нашим сочинским галечным пляжам. Короче, уговорила я мужа продать эту дачу старичкам, а слегка добавив к вырученной сумме от сделки ещё немного, купить дачу на южном побережье. Вот так я оказалась с мастерской и с вполне приличной дачей на юге.
- Каждое лето мы обязательно выезжаем туда на пару месяцев и у меня, получается, жить в двух измерениях. Это такой кайф!
- Не понял, как это - в двух?
Она весело рассмеялась.
- Объясняю. Днём обычная, реальная жизнь, а ночью, когда Борис уже крепко спит, я тихо встаю и ухожу на веранду.
- Это рыбацкая деревушка, где море всего в пятидесяти метрах от нашего дома и городского шума нет, только слышен морской прибой да шуршание мелкой гальки перекатываемой волнами. Сажусь в удобное кресло, укрываюсь лёгким пледом, закрываю глаза и под эти звуки, постепенно возвращаюсь в наш город, в самые лучшие периоды прошлого, где есть все мы - ещё юные. Где есть ты и я! Что может быть лучше?!
Она улыбалась, а глаза влажно блестели. Я же молчал, в такие моменты, это самое лучшее. Пусть говорят только глаза.
Отвернувшись от меня, она начала открывать сумочку.
«Неужели всё же начала курить?» - подумал я, нащупывая в кармане пачку сигарет.
Нет. Достав из пакетика бумажную салфетку, держа в одной руке маленькое зеркальце, острым уголком бумаги, промокнула влагу в уголках глаз. Повернувшись и, как бы виновато улыбаясь, тихо сказала:
- Сентиментальной становлюсь, видно, возрастное.
- Да ладно тебе, я за собой уже тоже такое замечал, - пробормотал я, щёлкая зажигалкой.
- Ну, спасибо, успокоил! – сказала бодро, но уже без вымученной улыбки. Ладно. Продолжим.
- Скоро уже год, как мой Борис передвигается только в инвалидной коляске. В обычной - по дому. На улице, с электроприводом. Мы купили микроавтобус с боковой аппарелью. Он въезжает в салон, я креплю тележку растяжками и мы едем куда надо.
- Так ты и сейчас с ним?
- А что мне здесь делать без него?! Я в этих делах совершенно ничего не понимаю. У него пока только ноги атрофировались, а голова-то светлая, вот он и продолжает встречаться с клиентами фирмы, ищет на ярмарках новых заказчиков. Движенье для него – это жизнь.
- Да, нет, это понятно! Только вот дорога от Парижа? Ведь теперь, как понимаю, за рулём приходится сидеть тебе.
- Всё нормально, я уже привыкла, вот только не люблю ночных автобанов.
- Извини, так уж получилось, - начал, было я, понимая, что в этот раз ночной поездки Светке не избежать, - она не дала мне закончить фразу.
- Ты о чём?! Не глупи, это такое счастье, что мы с тобой ещё раз встретились. Когда ещё такое может случиться?!
Понимая по выражению лица, что может сейчас сорваться с моего языка, она быстро приложила открытую ладонь к моим губам.
- Нет! Молчи! Мы договорились, пусть всё идёт так, как идёт. Мы живы и память при нас. Её никто не отнимет.
- Смотри, опять пальцы обожжёшь, - она указала глазами на мою руку с тлеющим окурком, давая понять, что до мелочей помнит нашу последнюю встречу в Сочи.
– На, выбрось и это, - протянула скомканную салфетку.
Всё всплыло в памяти, всколыхнулось, а она отправила меня на несколько шагов в сторону, чтобы я успокоил память. Сама же, откинув голову на спинку скамьи, чуть прикрыла глаза, и только пальцы руки, бесцельно теребящие ремешок сумочки, указывали на то, как ей это далось.
Всё это я понял не тогда, а позже, вспоминая не раз и не два встречу на ярмарке.
- Ты знаешь, после той встречи с семьёй Влада, Борис и сделал мне самый главный подарок в нашей жизни, - тихо сказала Светка, когда я сел рядом.
- Мы возвращались домой. Он за рулём я рядом. Оба молчали. Думали каждый о своём. Откинув голову на подголовник и прикрыв глаза, я старалась до мельчайших подробностей вспомнить всё, о чем говорила с Владом и, особенно с его детьми. Не знаю точно, но возможно, я в это время непроизвольно улыбалась.
«Ты не должна оставаться одна! У тебя будет ребёнок, а точнее – сын», - громко и уверенно сказал вдруг Борис.
- С трудом возвращаясь в реальность из воспоминаний, открыв глаза, не веря ещё в то, что услышала, повернула голову в его сторону и, растерянно попросила его:
- Повтори, что ты сейчас сказал!
В этот момент Светка тоже повернулась ко мне и … начала смеяться, шутливо отгораживаясь как бы от меня ладонями.
- Да, да, наверное, и моё лицо было таким в тот момент, как у тебя сейчас! – уточнила, между приступами смеха.
- Что, идиотским?
- Ну, … почти.
Достала из сумочки очередную салфетку и, промокнув уголки глаз, продолжила.
- Говорю ему: «Боренька, ты о чём?! Мой «поезд» давно ушёл! Да что там поезд, пыль за последним «вагоном» давно успела осесть на рельсы и насыпь!» - А он мне:
«Я только теперь понял, каким эгоистом был по отношению к тебе. Мы должны усыновить ребёнка, а вернее мальчика. Ты не останешься одна и, наша фамилия не уйдёт в небытие. Вот видишь, опять во мне эгоист заговорил! Ты справишься, у тебя всё получится, для этого у нас с тобой есть всё, только, стоит поторопиться».
- Ты понимаешь, в последние годы я неоднократно пыталась его подвести к такому решению но, всё бесполезно! Он был категорически против и вдруг, как прозрел! Моя реакция на семейство нашего друга, особенно, на их детей. Ответная реакция жены Влада, на моё внимание к детям, в которой она безошибочно уловила нотки моей зависти, всё это вкупе, и подтолкнуло моего Бориса. Я теперь буду вечно благодарна судьбе за эту встречу.
- Всё хорошо, но, - попытался я вставить слово, - она оборвала меня.
- Никаких «но»! У нас всё получится, будет ребёнок. У меня будет сын! – такой Светку я ещё не знал: непреклонная уверенность в глазах, губы плотно сжаты, подбородок слегка вздёрнут и, успокаиваясь тут же, она продолжила:
- Возьмём из России, я так хочу и, Борис согласен со мной. Там оформление проще, да и тут, во Франции, препятствий не будет. Главное для нас – время. Надо спешить. Мы уже несколько месяцев плотно занимаемся этим вопросом.
- Всё хорошо, но, - вновь начал я, - в этот раз она дала мне высказаться. Слушала, смотрела внимательно и, только чуть заметная, снисходительная улыбка сильной женщины, знающей что-то особое, неведомое мне, бродила по её губам.
- В таком деле столько подводных камней: кто родители, какая наследственность может быть, здоров ли ребёнка? Вы здесь, а там Россия со своими понятиями, не писанными и писаными правилами, законами. Ты понимаешь?! Там многое теперь, если не всё, изменилось. Затраты большие, а будет ли результат? – вещал я Светке, пытаясь предостеречь её.
- Да не волнуйся ты так, - она положила мне руку на колено, - всё будет хорошо, предусмотрены любые варианты. А что касается денег – мы хорошо обеспечены сейчас и, даже когда останусь одна с ребёнком, я не буду ни в чём нуждаться. Боря, обо всём позаботился заранее.
- В каком возрасте хотите усыновлять?
- В районе года, полтора. Не более, - ответила Светка и, чтобы развеять мои сомнения, продолжила.
- Одна фирма подбирает нам ребёнка и предоставляет всю интересующую нас информацию, а другая, очень серьёзная, контролирует их работу и перепроверяет всё по заинтересовавшему нас малышу.
- А если они сговорятся? - спросил я, всё ещё пытаясь найти изъяны в рассказе Светки.
- Ух, каким же ты стал вредным, раньше, таким не был! Так и ищешь что-то, во всём, хочешь испортить мне настроение?! – сжав кулаки, она шутливо забарабанили ими по моей груди.
Я обнял её, привлёк к себе.
- Годики, годики Светка берут своё, видно, становлюсь занудой, да и жизнь знатно побила, покувыркала меня. Столько было друзей, компаньонов, а где они сейчас?! Когда дело идёт о деньгах, больших деньгах, как ни странно, с лёгкостью подставляют и продают, как одни, так и другие. Тут поневоле будешь отмерять не семь раз, а больше. Ты уж извини, не хотел я тебя расстраивать.
- А тебе и не удастся, не получится, - отстраняясь и улыбаясь мне, сказала:
- У нас всё будет хорошо!
И повторила уверенно.
- У нас и у тебя! Не может быть иначе, неужели мы не заслужили, этой малости?!
Скорей всего, на моём лице, её уверенность не очень отразилась. Она порывисто встала, шагнула от скамьи, повернулась ко мне.
- Не вздумай меня жалеть! Не смей никогда! Я была счастливой и буду ещё!
Стремительно повернулась в пол-оборота, широким жестом руки указывая мне на всё, что окружало нас, возбуждённо выкрикнула:
- Смотри, сколько женщин вокруг! Молодые и не очень, пожилые. Хочешь, я подойду сейчас к одной, второй, пятой, десятой, с одним только вопросом:
- Было ли в вашей жизни счастье? Настоящее, чтобы сердце на разрыв, чтобы перехватило дыхание от переполняющих чувств, чтобы глаза набухали сладкими слезами от нахлынувшего счастья, а не солёными?! И пусть мне ответят, только предельно честно, как на последней исповеди.
- Ты думаешь, многие ответят – «да»? Я не уверена, а из тех, кто ответит утвердительно, большинство свяжет это с рождением ребёнка. Мне не суждено было испытать такого счастья, но, я была счастлива с тобой!
- Мне могут возразить: «Подумаешь, какая-то неделька счастья». А я отвечу: «Целая неделя!». То, чего у многих совсем не было в жизни. Разве это мало?! А если у меня будет ребёнок, мой сын, я буду счастлива до конца дней своих!
Как же она была прекрасна в этом порыве, в откровении, в ожидании счастья, которое где-то совсем рядом и, обязательно будет.
Я встал, шагнул к ней, она навстречу. Она положила руки мне на плечи и тихо попросила:
- Поцелуй меня. Поцелуй так, как целовал когда-то на ступенях нашего дома.
А потом, отстраняясь и переводя дыхание, прошептала:
- Всё, извини, мне надо бежать, он наверняка уже устал, ожидая меня. Нам надо ехать.
Её узкая ладонь медленно-медленно скользила в моей. Выскользнув, безжизненно упала на бедро и мгновенно ожив, метнулась к плечу, поправляя тонкий ремешок сумочки. Один шаг от меня, другой. Обернулась, сказала:
- Не провожай меня, мы же договорились тогда.
- Но, ведь ты знаешь, что я не сдержал слова.
- Да, я была уверена, что ты не выдержишь и, будешь, в аэропорту. Увидела тебя в последний момент и, - на мгновение Светка задумалась, чуть закусила нижнюю губу, а затем нерешительно сказала:
- Меня из салона окликнула стюардесса, поторопила. Если бы не она …
- Нет, сейчас не могу сказать, как бы я поступила. Пусть всё остаётся, так, как есть. Мы же встретились! Пусть нам ещё раз повезёт.
Повернулась и пошла по асфальтированной дорожке в сторону соседнего павильона. Похоже, в эти мгновения окружающий мир сузился, превратился для меня в освещённый коридор, по которому, уходила от меня Светка. Спиной, чувствуя мой взгляд, она остановилась под фонарём у поворота дорожки. Повернулась и подняла руки, как тогда в юности, на краю железнодорожной платформы. Только теперь руки не вопрошали небо, они просто плавно колыхались, то ли прощаясь со мной, то ли призывая.