Гл.6
Настя обещала Катьке, будто договорится с бухгалтерией. Но надо сказать, что в этом случае слово "бухгалтерия" громко сказано. Всего-то в кабинете их сидит два человека: Людмила Леонидовна Карамышева, которой до пенсии оставалось два с половиной года и она же считалась там за главную, а также её помощница - двадцатилетняя Валя Черемис. Была ещё и третья, это внучка Людмилы Леонидовны, Оксаночка, но та недавно ушла в декретный отпуск.
Настя частенько, особенно после праздников, угощала их пирогами или ещё какой домашней выпечкой, а со степи заносила им букетики полевых цветов. Не потому, что подхалимничала, а просто так, от души. Насте всегда доставляло удовольствие видеть, когда люди улыбаются.
То, что Люда и Валя поймут её, женщина не сомневалась, но всё же следует поставить в известность самого управляющего. А иначе беды не миновать. Уж очень он серьёзный и порою просто заигрывается в справедливость, прямо, как сказал, чтобы так и было. Вдруг, собрание предстоит или ещё какая срочность, то девчата потом бессильны спасти её от гнева непосредственного начальника.
А вот такой момент её немного пугал. Катьке посулила, а Викторович может и не разрешить, он такой. Смотря в каком расположении духа будет находиться. Колхозники уже изучили его, если у шефа вид с утра хмурый, то лучше не обращаться к нему с какими-либо просьбами.
Но всё обошлось, слава Богу, глава их посёлка не только сразу согласился, но ещё и одобрил. Ведь Валерка, когда не пил, то по две нормы бывало отрабатывал, а сгубила его, как хорошего тракториста, всё она, эта проклятущая пьянка. Вот и появилась перспектива вновь вернуть механизатора на его положенное место.
Шеф посоветовал Насте отдать сторожу все записи её утреннего замера, а после может и не являться больше в контору. Настя даже чуть не прослезилась от такого завышенного внимания со стороны управляющего.
Катька вечером прибегала к Насте и сообщила время, которое было назначено для отправления в санаторий.
- С Валеркой покуда не разговаривала. - призналась Сомова. - Чи согласится ехать?
- А кто у него спрашиваться будет? - вспылила Настя. - Хватит, у него сто раз была возможность исправиться, но он ни одной ни разу не использовал. А что, и дальше преспокойно наблюдать за тем, как парень, на самом деле, не живёт, а прозябает от рюмки до рюмки? Извини, Кать, я посторонний человек и то жалко, а представляю, каково вам с Василём.
Катька лишь покивала головой и глаза её вновь сделались грустными и печальными.
- Ладно, Насть, до завтрева. Петро к пяти утра подкатит.
- Ага, я поняла, Кать. Я тоже к пяти подтянусь.
Настя уселась на переднее сидение рядом с Петром. У неё сегодня было прекрасное настроение. Во-первых, женщина верила в благополучный исход их поездки да и Вовка обрадовал с вечера. Сказал, будто нынче, наконец, он расквитается с пахотой на том поле, наряд на которое она закрыла ещё неделю назад.
- А что, Сомовы до сих пор спят? - в шутку спросила Настя у Петра.
- Не, я сигналил. Катюха выбегала на порог и махнула мне, мол, сейчас, уже выходим. Да только без десяти на моих.
- Ну и ладно, значит скоро двинемся.
Валерку провожал и Василь, он глаз не спускал с побледневшего и трясущегося отпрыска. Столько горя читалось во всём облике пожилого мужчины, что у Насти аж сердце заколотилось от сострадания. А Валерка обошёл Ниву и нагнулся, чтобы поздороваться с водителем, протягивая ему руку.
- Здрасьте, Сергевна! - поприветствовал он и Настю.
- Здравствуй, Валерик! - подмигнула она ему, давая понять, что всё обернётся наилучшим образом. Потом и Василь с Катериной пожелали всем доброго утра.
Валерка направился к задней двери, но Василь окликнул его.
- Сын, подойди. - и сам пошёл к нему навстречу. Обнял Валерку и уткнулся лицом в его плечо.
- Только вытерпи всё, сынок, прошу тебя... - донеслись до Насти едва уловимые слова несчастного отца.
- Батя, ну ты чего, я же поклялся.
Катька наблюдала за всеми с хладнокровным спокойствием. Но Настя знала, это всего лишь маска, так сказать, защита, чтобы не разреветься на всю улицу.
- Василь, заканчивай! - приказала она с дрожью в голосе. - Нам ехать надо.
Супруг послушно ретировался во двор, махнув им на прощание рукой, а Катька тут же прикрикнула на Валерку.
- Куда к окну полез? Твоё место посередине. - и тут же обратилась к Насте. - Настён, ты не можешь пересесть к нам на зад?
- Мамка, ты чё, думаешь, будто я на ходу из машины выпрыгивать стану? - возмутился Валерка.
- Да кто тебя знает? Из доверия-то давно вышел.
Настя послушно перебралась туда, куда просила её Катька, в результате, Валерка оказался между нею и матерью, как под конвоем, и Петро сразу завёл двигатель.
Валерка тяжко вздохнул, его лицо моментально покрылось испариной, хотя с утра было довольно прохладно.
- Ничего, Валерик, мы справимся, так же? - Настя положила свою ладонь на его руку.
Валерка ничего не ответил, лишь вздохнул ещё громче.
Когда проезжали круглосуточный магазин, то он вдруг, попросил:
- Ма, может купишь напоследок бутылку пива? А то там полгода и понюхать не дадут.
- Обойдёшься. - глухо ответила та.
- Ма, да трясёт меня не по-детски. Три дня назад пил, а колотун до сих пор не прекращается.
- Ну и не надо начинать, Валерик. Зачем опять организм настраиваешь? Вот не пил же три дня, выдержал? Так держись уже до последнего. - вмешалась Настя.
- А вы б не выдержали, тёть Насть, если бы вас в погребе закрыли на трое суток?
Настя опешила, она даже не нашлась, что сразу ответить, а Петро громко крякнул и покачал головой.
- А что оставалось делать? - грубо оборвала сына Катька. - Как ещё его заставить не пить эту ненавистную водку? Да, заперли его в подвале. Он и плакал, и просился, умолял сто граммов налить на похмелье, а то копыта, мол, откинет. Но я крепилась, сердце кровью обливалось, но не уступила. Думаю, помрёт - так помрёт. Лучше похоронить, чем видеть, когда на твоих глазах медленно погибает твоё единственное дитя.
Насте сделалось дурно. Это ж до какой степени Валерка довёл свою мать, что она уже смерть своего ребёнка считала за счастливое избавление от всех невзгод и мучений? Да, такое бывает, когда даже у родителей, однажды испивается последняя капля из огромной чаши терпения.
- А как же он в туалет ходил? - поинтересовался Петро.
- А так и ходил. Мы с Василём ему руки связывали и водили в уборную. А на ночь ему ведро туда ставили. Еду и воду тоже носили, но он почти ничего не ел.
Удивительно, но всю оставшуюся дорогу Валерик отмалчивался. Пытался заснуть, но трясучка всего его худенького тела не давала ему такой возможности. Он тихонько поскуливал, но держался как мог, отвлекаясь на мелькающие пейзажи за окном. А по приезду он весь сжался, дико озираясь по сторонам, и не решался выходить из машины, пока Катька не потащила его за шиворот.
Санаторий тоже имел название, как и та территория, на которой он расположился - Большой Лог. Охранники во двор запустили только Катьку и Валерика, проверив у них документы, а Настя и Петро стали дожидаться Сомову снаружи. Процедура оформления длилась не так долго, не прошло и часа, как возвратилась Катька, вся заплаканная и убитая горем. Настя попыталась её утешить и объяснить, что в назревшей ситуации надо свято верить в счастливое будущее и тогда успех однозначно гарантирован. Катька соглашалась, но реветь не прекращала весь обратный путь, а перед самой деревней призналась:
- Я терпела, при нём не могла расслабиться и позволить себе слёзы, а когда прощались, то рыдали с ним оба. Но мне немного легче оттого, что он поверил, то есть, полностью осознаёт, будто мы привезли его сюда только потому, что желаем ему добра. Только жаль, что нельзя проведывать. Ну, да ладно, я всё понимаю.
Вернувшись домой, Настя обнаружила дома Алёнку, хотя та, по времени, ещё должна находиться в школе.
- Мам, у нас химичка заболела, а Иван Аркадьевич пожалел наш класс, всех отпустил с физкультуры. Вот повезло нам сегодня!
- Ну и хорошо. Ты кушала?
- Да. А тебе супа погреть?
- Не надо, доченька, мы пирожки и кофе покупали. Есть совсем не хочется, только спать. Что-то подустала я в последние денёчки.
- Ну и ложись, тебе же никуда не идти. А я тихонько буду сидеть за уроками. Потом пойду во дворе заметать, видела, опять листья с ореха нападали?
- Умница моя золотая! Алён, принеси мой байковый халат, не найду. Куда его засунула, ума не приложу. Может, в спальне?
- Да вон он! У тебя за спиной, в кресле. Ма, а знаешь, кто к нам сегодня приходил, вот недавно?
- Куда приходил?
- Да к нам, домой.
- Алён, ну не тяни! Ты о чём?
- Ну помнишь, того симпатичного военного, который в городе живёт, а сюда наезжает, как на дачу. У него ещё жена весной померла...
- А, тот. Ну и что ему нужно было?
- Тебя спрашивал. - Алёнка лукаво улыбнулась.
- Меня? Зачем я ему понадобилась?
- Ну не знаю. Может, просто пообщаться?
- Что значит, просто пообщаться? Я с ним и не знакома толком, даже имя уже забыла.
- Ма, а чего ты замуж не выходишь? - неожиданно спросила Алёнка. - Ты же ещё не старуха и имеешь право быть счастливой. Мамочка, я переживаю, потому что мы с Вовкой не можем знать заранее, куда определит нас судьба. Я так боюсь, что ты останешься одна, очень боюсь.
Настю растрогали слова дочери, не эгоистку воспитала, но данный разговор не пришёлся ей по душе.
- Алёнушка, какой я была счастливой с твоим отцом, такое с другим я уже не испытаю.
- Но ты не пробовала. Тебе не с чем сравнивать.
- А я и пробовать не собираюсь.
- Мама, вот послушай, папочку уже не вернуть, как бы мы не желали. И это тот факт, который ничем не изменить, даже если вон вылезти из собственной шкуры.
- Да, ты права, к сожалению. Не вернуть Мишу. Но тему эту давай закроем. Навсегда.
- Мамочка, прости. - Алёнка подошла и обняла самого дорогого ей человека. - Поверь, я хотела, как лучше.
- Верю, девочка моя, потому и не обижаюсь. Алён, а я ведь до сих пор люблю вашего отца.
- А разве так бывает? Ну, что человека нет, а его продолжают любить.
- Бывает, моя касатка, бывает. Но не дай Бог тебе подобное испытать.
- Мам, ты с тётей Катей помирилась?
- Помирилась. Да мы здорово и не скандалили. Так, только чуть-чуть. Запомни, мой ребёнок, простую истину. Господь нам щедро прощает все наши оплошности и заблуждения, а кто мы такие, чтобы казаться выше Его и не прощать людям их ошибок? Если тебе неприятен какой-то человек, не дружи с ним, обойди десятой дорогой, но зло затаивать на кого-то, никогда себе такое не позволяй. Грех это, доченька, смертный грех.