Пассажирский поезд рвался на запад, к Уралу, к его хребтам и тоннелям. В открытое окно несло духотой и пылью. За стеклом, зеленым потоком мелькало лето. Вагон покачивало, поскрипывали переборки, постукивали колеса, из динамика звучала песня в исполнении Яак Йоалы «Я жду почтальона»,
Я думал, что выветрю грусть
Что рану дорога залечит
Я ехал к своим родителям, чтоб поговорить с ними об их простых заботах, подышать воздухом детства. Перед рассветом в вагон кто - то начал яростно стучать кулаками.
-Твою мать, открывай скорей!
Мужской голос доносился, откуда - то снизу, видно с насыпи. Не было на том полустанке ни перрона, ни фонаря. Лишь было слышно, как поспешно выскочила из своего купе проводница и как она стремительно метнулась в тамбур.
-Тихо, люди спят, давайте ваши билеты!- негромко заговорила проводница, - да у вас же билет в 13 вагон, а здесь третий!
- Не успею я теперь, ой!
- Успеете, только поскорее выходите!
Я приоткрыл оконную штору. По ночному небу белым парусом плыл месяц, казалось, что он, опережая меня, плывет туда, где живет мое малое отечество.
После утреннего чая, любезно поданного проводницей, сидел за одним столиком с сибиряком и слушал его рассказы
-Есть у нас в Красноярском крае заповедник Орда,- рассказывал он,- там река Чулым делает один из своих изгибов. По берегам стоит сосняк, а в лесах тех белка, сохатый, марал, водится и Мишка, а главное воздух там такой, что не надышишься. Охота в тех местах запрещена, но, правда, только для простого люда. Этой зимой, какой - то одесский* леспромхоз добился у наших боссов квоты на вырубку хвойников, да не где - нибудь, а в этом самом заповеднике.. Приехали лесорубы, наделали просек, болота застелили мачтовыми соснами. Варварство! Кедрач вырубили, говорили, что планово. Да, какой там план? Все подчистую валили! Прикрывались тем, что, мол, леспромхоз экспериментальный и что техника у них работает без отходов. И там, возле деляны, лосиха с лосенком ходила и ела у лесорубов, считай, что с рук. Однажды туда на двух газиках приехали краевые чиновники. С автоматов, на глазах у всех, застрелили лосиху, а потом добили и лосенка. Мужики окружили браконьеров со всех сторон и чуть не зарубили их топорами. Газета «Правда» об этом писала, да так все на своих местах и осталось.
Рассказчик сидел передо мной в тельняшке, черных брюках, и, посматривая то на меня, то в окно, продолжал рассказывать бывальщину. Вместе с ним и я мысленно лез в те же таежные дебри, добывал глухарей, ловил хариусов, продирался сквозь густой подлесок, снимал паутину с лица, брюки мои мокли от росы; зато как радостно было возвращаться домой с добычей! Но вот он замолчал, думая о чем- то своем, а потом вдруг спросил.
-Вам с кем -либо легко молчать?-
- С собакой.
-Ну, она - то говорить не умеет.
-Если внимательно посмотрите ей в глаза, увидите в них вековую мудрость.
-Вам бывает одиноко среди людей?
- Да, когда отдыхал в Севастополе. Море блестело, народа на пляже было пушкой не пробить, а я тосковал по Сибири.
Я вынул из ежедневника газетную вырезку с одним из своих охотничьих рассказов «Летят гуси» и дал ему почитать, а в нем по Зауралью гуляет листопад, в солнечном блеске летит паутина, а птица перед отлетом собирается в стаи. С заблестевшими глазами собеседник отложил прочитанный рассказ на столик и сказал:
-Прочел, и захотелось опять к костру. Для нас бродяг жизнь имеет смысл только тогда, когда она проходит в приключениях, которыми всегда богата одна из всеобъемлющих и древнейших мужских утех – охота.
Радовался и я, потому что мне, как и моему попутчику можно было мечтать о самом лучшем, что есть на свете: о новых походах, поездках, свиданиях с любимой женщиной. Надеялся на лучшее, ведь не все мои дороги были пройдены, не все рассказы написаны, не все добрые дела сделаны.
Одесский*это были времена СССР