Стояла холодная осень. Может быть самая холодная за последние несколько лет. Шквальный ветер гнул и ломал безжизненные, почерневшие стволы деревьев, срывая с них последние следы одеяний. Желтые, пожухшие листья из последних сил цеплялись за ветви, бывшие столько времени для них уютным родным кровом, жизнью, которая пролетела в одно короткое лето. Ещё затаив в се6е последние дыхание, они падают на землю под ноги прохожих, подошвы которых с хрустом ломают их иссушённую, скрюченную немощью плоть, выдавливая из них прощальный вздох. И вот они уже гниют, обогащая землю перегноем, а люди идут и пинают их, не задумываясь о том, что недавно это желто-серая масса вырабатывала для них кислород, то есть отдавала себя во имя их жизни.
Птицы не успевшие улететь собирались не большими стайками на ветвях оголённых деревьев и изредка, будто напуганные чем-то, разом взлетали, кружили, словно листья поднятые смерчем, и медленно оседали на прежнее место. Они готовились к длительному перелёту, туда, куда гнал их инстинкт самосохранения, туда, где их жизнь будет теплее и слаще.
Тишина Кутуевского кладбища, окутанного утренним туманом, была нарушена неизвестно откуда налетевшей стаей воронья. Черным покрывалом смерти они накрыли влажные надгробные памятники, а их дьявольское карканье затопило окрестности. Перелетая с одной гробницы на другую они, казалось, вызывали мертвых из своих мрачных могил.
И призыв их был услышан. Из промокших от тумана картонных коробок лениво вылезло грязное, непонятное существо, которое отличалось от тех мертвецов по соседству гнивших в земле тем, что ещё влачило своё ничтожное существование, превратившись в мерзкую крысу вызывавшую отвращение. Это был местный бомж. Прокашлявшись, он сплюнул слюну и прохрипел.
— А ну заткнитесь, черти безмозглые …
Бомж еще раз прочистил своё горло кашлем и сунул грязную руку в своё жилище достал оттуда пустую бутылку из-под пива, с тоской осмотрел её и, замахнувшись, швырнул в сторону галдевших птиц.
— Проваливайте в ад, демоны, не хрена вам здесь делать, пока я живой!
Крылатые демоны, что сухие листья вихрем поднялись с оград и надгробий и, с нарастающим карканьем, всей стаей ринулись в сторону бомжа.
Человек предчувствуя скорый апокалипсис, закрыл лицо руками и закричал в ужасе.
— О, мой Бог! Проклятые твари.
Птицы черной волной ударили по нему, сбили с ног и, переворачивая протащили по грязи. Падая распорол себе руку о какой-то ржавый гвоздь и жуткий вопль потряс небеса от которого волна схлынула и рассыпалась как не бывало.
— Шоб вас черти подрали! — Выругался он во след улетающему воронью.
После этих слов из серо-пепельных туч хлынул дождь, сбивая последние листья с деревьев.
Жалкое существо, валяющееся в грязи, найдя в себе силы со стонами поднялось и, хромая, проковыляло к своим коробкам, в которых с грязными ругательствами исчезло.
В считанные секунды небеса соединились с землёй сплошной стеной водного потока, и казалось, этот водопад приведёт к новому всемирному потопу. В подтверждении этому высоковольтная дуга молнии пронзила небо и слилась с одиноким сухим деревом на краю кладбища и расщепила его, обдав каскадом огненных брызг. Ствол единовременно от корней до вершины вспыхнул, и струи дождя с шипением обратившись в пар душили его. Однако недолго длилась их борьба, дерево рухнуло на ограды, и почерневшие ветви его протянулись к небу — прося милости. Ливень ещё какое-то время бесновался и затих, но не настолько что можно было сказать — дождь закончился. Возникшие мутные потоки на кладбищенских тропинках остановили своё кипение и вылезшие из-под земли черви копошились в размытой грязи.