История путешественницы ч. 3

Мария Купчинова
Предыдущую часть см. http://www.proza.ru/2017/10/30/1111

                ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой Машка узнает, как одевались
                женщины в начале девятнадцатого века, вместе с мадам
                Гутри едет в Крым, останавливается на почтовой станции
                поменять лошадей, решает арифметические задачки и
                проводит поиск в интернете


              До поздней ночи Машка просидела в интернете, рассматривая энциклопедию русского костюма конца восемнадцатого - начала девятнадцатого веков.  Напрасно мадам Гутри возмущалась: именно тогда в России вошли в моду «античные балы», а вместе с ними мода на греческие платья с мягкими лифами и завышенной талией.
               Вот только про теплую женскую одежду в энциклопедии почти ничего не было, потому, что женщины, видите ли, «зимой проводили большую часть времени в помещении».
               Машка даже вскипела от несправедливости, прочитав, что мужчины надевали жилет, суконный фрак, двойные панталоны и высокие «золотушные» галстуки, в то время как дамы при выходе с бала прикрывались «муслиновым шарфом, наброшенным на обнаженные плечи и стянутым на груди» …
- Интернет – интернетом, а классиков читать надо, - рассмеялась бабушка. – Помнишь, с чего начинается «Война и мир»? С вечера у Анны Павловны Шерер.
Бабушка вынула из книжного шкафа потрепанную толстую темно-бордовую книгу, полистала:
- Вот, гости разъезжались и «два лакея, один княгинин, другой его (Ипполита), дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом…»  Редингот для Ипполита, шаль – для княгини Лизы.
- Не перепутай, - добавила Машка басом реплику из «Бриллиантовой руки» и с удивлением посмотрела на бабушку, - ты что, всю «Войну и мир» наизусть знаешь?
- Только мир, - улыбнулась бабушка, - шучу, шучу: когда мы в школе этот роман изучали, девочки читали только про мир, а мальчишки только про войну. Просто на днях не спалось, вот и взяла полистать.
Машка подержала книжку в руке, задумчиво посмотрела на пожелтевшие страницы:
- Слушай, а откуда у нас эта книга, такая старая?
- Не знаю, - пожала плечами бабушка, - видишь, год издания: 1949. Значит, она в нашем доме раньше меня появилась… Вообще-то рединготы и женские были, ты там посмотри в своем интернете.
- Бабушка, ты молодец! – Машка даже подпрыгнула от воодушевления на стуле.
- Вот: «женская верхняя одежда для верховой езды, прилегающего силуэта, с двумя небольшими воротничками и сквозной застежкой». И ссылка есть на «Невский проспект» Гоголя: «Всё, что вы ни встретите на Невском проспекте, всё исполнено приличия: мужчины в длинных сюртуках с заложенными в карманы руками, дамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах и шляпках». Видишь, совсем не обязательно читать классику, - Машка лукаво посмотрела на бабушку и засмеялась.
- Но желательно.
- Ладно, прочитаю после мадам Гутри, - легко согласилась Машка, - только, бабушка, «Невский проспект» Гоголь в 1835 году написал, а мне надо раньше.
- Может, и раньше носили. Мода то в Россию из Франции приходила, твоя мадам, небось и была законодательницей в этом вопросе, - улыбнулась бабушка, которую Машка посвятила в цель своих изысканий, - давай ложиться спать. А то сидим с тобой, две полуночницы.

                ***

               В библиотеке, перелистнув несколько первых страниц книги, Машка с удивлением обнаружила второй титульный лист: «Письма одного путешественника из Полуденной России, извлеченные из Британской библиотеки, 1808 год». Как получилось, что у книги два разных названия Машка не поняла, но задумываться над этим не стала.

                И опять со страниц книги побежала под колеса коляски бескрайняя степь с табунами лошадей вдалеке, все теми же дрофами, рыжевато-серыми небольшими птицами с черными полосками на груди – зуйками да красавцами-чибисами, спинки которых сияли металлическим сине-зеленым блеском, а гордый хохолок на затылке задорно подрагивал. Запахли нагретые южным солнцем полынь, чабрец, шалфей, завели свои песни юркие перепела, «чьи-и вы, чьи-и вы» - заволновался чибис.
«И чибисы плачут – от света, простора, от счастия – плакать, смеясь» *, - вспомнились Машке когда-то слышанные строчки.

               На этот раз Мадам Гутри направилась из Одессы в Крым. Вообще-то Машке больше хотелось читать про Азовское море, оно родное, но как же пропустить все предшествующее? В Крым ездила бабушка, когда была студенткой, потом мама; интересно же узнать, что там было двести лет назад – причем глазами любознательной француженки.

               На половине дороги между Николаевом и Херсоном путники, а вместе с ними и Машка, остановились поменять лошадей. Почтовая станция Машке не понравилась. Возле одинокого домика росли невысокие деревца, паслись несколько худых лошадок, давно немытый пол единственной комнаты зарос грязью. Не то, чтобы Машка была такой уж чистюлей, но тут даже ей захотелось взять в руки веник. Спутник мадам Гутри поинтересовался, можно ли закупить провиант на дорогу и получил решительный отказ. 
               Сама же Мадам Гутри в темно-зеленой длинной дорожной юбке и облегающем бордовом коротком жакете прогуливалась рядом с каретой, рассеянно слушая рассказ почтового смотрителя о том, как совсем недавно табун диких лошадей напал на запряженную повозку, разорвал новую сбрую и увел с собой самую лучшую четверку сородичей.
- Такой вот странный инстинкт у этих дикарей, - плачущим голосом закончил смотритель.
- Да, дикарей трудно понять, - протянула француженка, подмигнула Машке и вполголоса продекламировала:
- «Теперь у нас дороги плохи,
    Мосты забытые гниют,
    На станциях клопы да блохи
    Заснуть минуты не дают;
    Трактиров нет. В избе холодной
    Высокопарный, но голодный
    Для виду прейскурант висит
    И тщетный дразнит аппетит…»
   
- Помнишь, откуда?
- Евгений Онегин? – неуверенно спросила Машка.
- Вот – вот. Из еще ненаписанного. Сколько лет должно пройти, чтобы у вас изменились дураки и дороги?
- Меняем, - буркнула Машка, сразу обидевшись за родную землю.

             Чем ближе к Крыму, тем ниже и суше трава, буйный зеленый цвет сменился на желтый, светло-коричневый с редкими вкраплениями светло-зеленых пятен. На жарком небе ни тучки, ни облачка.
             В Переяславле путешественникам пришлось долго ждать барку, чтобы перебраться на другую сторону реки. Машка даже представить себе не могла, что барки могут быть такими огромными: на одной барке помещалось шестьдесят порожних телег, либо сорок - груженных солью, которую везли из Крыма. Всего же в очереди на переправу стояло около четырех тысяч телег.
             «Вот тебе и задачка по арифметике, - хмыкнула Машка, - двадцать барок заняты перевозом, на переправу в одну сторону уходит неполных два часа. Сколько времени придется простоять в ожидании?»

             После ночлега на скамейках очередной почтовой станции путники миновали Перекоп, расположившийся на перешейке, словно столица губернская, но состоящий всего из семи домов, и, проехав еще милю, попали в настоящий город -  Армянский Базар.

             Ни Перекоп, ни Перекопский вал не произвели на Мадам Гутри большого впечатления, а Машка из вредности не стала ей рассказывать ни о четырнадцатилетнем неграмотном русском солдате Василии Михайлове**, который первым взобрался на стену Перекопского бастиона, ни о том, что через Перекопские ворота проходил главный сухопутный торговый путь в Крым, и здесь же начинался Чумацкий Шлях.
             Впрочем, про соленые озера близ Перекопа мадам Гутри упомянула, не преминув сообщить, что «всякий может сам нагрузить свою телегу за три рубля».
             Тут Машка рассмеялась, она где-то читала: чумаки нагружали телегу солью так, что приходилось запрягать в каждую по десять волов, лишь бы сдвинуть с места. Главное было доехать до Перекопских ворот и заплатить пошлину, дальше распределить соль по приготовленным пустым телегам не составляло труда. Но если телега разваливалась от перегрузки, не доехав до таможенного поста, приходилось платить двойную цену.

           Дальше путь лежал к городу Ахмечету. Как Машка ни судила-рядила про себя, но так и не поняла, о каком городе идет речь.
- Эта страна гораздо менее дикая, чем кажется, - сказала мадам Гутри, - несмотря на то, что вблизи не видно жилищ: татары стремятся удаляться от больших дорог. И даже если дорога проходит через их поселение, они тут же переносят селение в другое место.
            Немногочисленные татарские телеги, попадающиеся путникам по дороге, можно было определить по ужасающему скрипу: татары никогда не смазывают деревянные оси.
- Татары руководствуются пословицей, - улыбнулся спутник мадам Гутри, - у доброго человека телега всегда скрипит, у вора – никогда. Будем надеяться, мы едем к добрым людям.

            Дома в городе оказались низкими, улицы узкими, а вместо трактиров – кофейни. Машка вместе со спутниками заглянула в одну из них. Им тут же принесли подушки, чтобы сидеть на полу, а на стол высотой около тридцати сантиметров подали столько еды, что Машка растерялась, не зная, как можно столько съесть. Впрочем, ее спутники, запивая водкой, успешно справились и с бараньим мясом на вертеле, и с блюдом сарачинского пшена, и с отдельно поданными бараньими хвостами. На десерт принесли густой кофе, смешанный с небольшим количеством виноградного сока. Его подали в маленьких фарфоровых чашечках, стоящих в металлических чашках, чтобы не обжечь пальцы. После обеда принесли трубки, и пока спутники Машкины предавались этой забаве, она крутилась по сторонам, рассматривая, как посетители кофейни расплачивались с хозяином: у выхода стоял ящик, в который каждый клал столько денег, сколько считал нужным. Хозяин кофейни сам прислуживал посетителям и хорошо понимал, когда они знаками объяснялись с ним, не выказывая при этом недовольства или насмешки над теми, кто говорил с ним таким образом.

                ***

             Машка так внимательно читала описание блюд в кофейне, что ей и самой очень захотелось перекусить. В открытое окно читального зала доносился раздраженный писк воробьев, затеявших перебранку из-за какой-нибудь крошки или червяка, гул машин, невнятный разговор прохожих, а главное, светило веселое солнце. Его лучи пробегали по библиотечным столам, выманивая на улицу.

             Бабушки дома не было. Зато на кухонном столе на тарелке лежала высокая стопка блинчиков. Машка радостно схватила блинчики, добавила сметану, варенье и уселась за компьютер: уж слишком много непонятных мест было в письмах мадам Гутри.

             Так, Переяславль. Основан в 992 году князем Владимиром Святославичем в память о победе над печенегами… Русский кожемяка сразил в поединке знаменитого печенежского богатыря и этим «переял (перенял) его славу». Звали кожемяку Ян Усмошвец, и был он соратником Алёши Поповича. Ясно. Про Алешу Поповича Машка всегда думала, что он – сказочный персонаж, ну, да ладно.

              Армянский базар («Эрмени-Базар») - основан крымскими греками и армянами, переселившимися из разрушенной крепости Ор-Капу (Перекоп) после присоединения Крыма к России. В 1921 году переименован в Армянск. Тоже понятно. Здесь, в самом узком месте перешейка, останавливались торговые караваны, разного рода торговые миссии, поэтому обязательно должно было возникнуть поселение, в котором уставших путников приютят в караван-сараях, выкупают в банях и помогут расстаться с деньгами во всевозможных торговых лавках.

              Ахмечет (Белая мечеть) – Симферополь, название которого переводится с древнегреческого как город – собиратель, город общего блага.
              Вот вроде бы и все ясно. А все-таки есть какое-то несовпадение, которое смущает Машку. Ну, не видится ей за строчками книги молодая и предприимчивая француженка. Уж слишком педантичен текст, без ярких эмоций: восторгов, удивления, недовольства чем-то, в конце концов.
               Да ведь это так просто. Надо только набрать в поисковике: Мария Гутри.

               Услышав скрежет поворачивающегося в замке ключа, Машка бросается к дверям:
- Бабушка, она умерла.
- Кто? - бледнеет бабушка и опускается на стульчик в прихожей.
- Мария Гутри.
- Кто бы мог подумать.
Облегченно вздохнув и подняв с пола принесенные из магазина сумки, бабушка шествует на кухню.
- Ну, бабушка… - стонет Машка.
- Машунь, конечно, она умерла, так долго люди не живут, - бабушка вынимает купленные продукты и размещает их в холодильнике.
- Нет, ты не понимаешь. Она раньше умерла, еще до выхода книги.
- Допрыгалась-таки авантюристка, - судя по всему, бабушке кто-то испортил настроение в магазине, и теперь она категорически отказывалась сочувствовать незнакомой ей иностранке.
- Пойдем, я тебе покажу, что про нее пишут в интернете, - Машка тянет бабушку за руку. – Год смерти: 1796. Она умерла почти за десять лет до публикации «Писем…».


* И.А. Бунин.
** В.С. Пикуль. Солдат Василий Михайлов.

Продолжение см. http://www.proza.ru/2017/11/16/1891