ЦЕННОСТЬ И «ЦЕННОСТИ»
В предыдущих главах я не раз говорил о ценности и оценке, в частности утверждал, что чувства служат средством оценки предметов в широком смысле, инструментом созидания «ценностей». Сейчас пришла пора расплаты — время уточнений и обоснований. Понятие ценности исключительно важно для нашей темы. Оно приложимо только к живому, а в физическом /мертвом/ мире оно лишено смысла. Все психические и прежде всего эмоциональные процессы любого индивида это преимущественно ценностные процессы — процессы созидания, хранения, видоизменения и разрушения ценностей. Поэтому разграничивать живое и мертвое возможно только используя понятие «ценность».
Общеизвестна многозначность этого термина. Тем не менее у него можно выделить два основных и сравнительно легко различимых денотатов. Во-первых, словом «ценность» /чаще «ценности»/ обозначают ценные предметы в широком смысле , «ценность» здесь всегда имеет форму существительного. Второй денотат — это субъективная важность или значимость предмета , т. е. то, что принято называть «понятием ценности». В отличие от первого денотата понятие может иметь форму как существительного, так и прилагательного и используется в качестве ценностной характеристики объекта: ценный он или нет, насколько ценный и т. д. Например, в утверждении «ценность Моцарта огромна» слово «ценность» используется во втором значении — в значении понятия, а в фразе «творчество Моцарта одна из непреходящих ценностей человеческой культуры» - в первом значении, в значении «ценный предмет». В избежании недоразумений я по возможности буду обозначать ценные предметы словом «ценности» /во множественном числе и как правило в кавычках/.
Ценность любого объекта ни в коей мере нельзя отождествлять с его свойствами. Квалифицировать предмет как ценный или не имеющий ценности возможно только применительно к субъекту оценки данного предмета и в зависимости от эмоциональной реакции субъекта. В частности, музыка /Моцарта ценна лишь постольку, поскольку будит какие-то чувства слушателя, не оставляет его равнодушным. Где-нибудь в межзвездных пустынях или в Стране глухих она не представляла бы ни малейшей ценности. Ибо ценность это понятие, которое характеризует не предмет сам по себе, а только отношение чувствующего субъекта к любому предмету в широком смысле / хотя субъективно, с точки зрения самого субъекта ценность характеризует именно предмет/. Отношение может быть положительным или отрицательным, может проявляться в самых разных чувствах, выражаться словами: хорошо, плохо, прекрасно или омерзительно; и единственно чем оно никогда не может быть это безразличием, полным безразличием. Противоположность любви, как известно, не ненависть, а равнодушие; и точно также противоположность ценного не плохое, но индифферентное — то, что совершенно безразлично субъекту.
Таким образом, понятие ценность тождественно понятию «ценностное отношение». И приложимо только к такому объекту, который обладает какой-либо — позитивной, негативной, огромной или исчезающе малой — субъективной значимостью. Поскольку внечувственных ценностей не бывает - само это словосочетание бессмысленно,- значимость выражается именно в чувствах субъекта, в его страданиях или удовольствиях. Поэтому ценность любого человека, так же как и сами чувства, обязательно характеризуются положительным или отрицательным знаком /+-/. Субъективная значимость, небезразличие это важнейший признак ценностного отражения, а второй и последний его признак — принципиальная измеряемость ценности. Ценность любого предмета, его приемлемость или неприемлемость всегда имеет какую-то величину, которую субъект всегда может сопоставить — и всегда сопоставляет - с величиной ценности других предметов в широком смысле. Даже объекты религиозного культа не составляют исключения.
Одна мысль будто Бог или вера в Бога имеют какую-то определенную /измеримую/ ценность, кажется верующему кощунством. Бог для него сверхценность, однако сама приставка «сверх» подразумевает некоторое и уже произведенное сравнение данной ценности с остальными. Обязательная измеряемость означает, что ценность всех объектов за одним исключением, о котором я скажу ниже, относительна: и тем не менее с точки зрения любого живого существа ценность это тоже важная, а точнее говоря, единственно важная характеристика предмета.
Такое понимание ценности, по-видимому, не вполне совпадает с общепринятым, хотя «общепринятый», наверное, не самое удачное слово. Чуть ли не каждый автор трактует ценность по-своему, и ниже я перечислю несколько распространенных и наиболее неприемлемых для меня выражений.
1. Понятие «ценность» отождествляется с понятиями польза или полезность. Тем самым значимости любого объекта отводится чисто служебная роль, т. е. подразумевается , что он ценен лишь в той мере, в какой служит средством для достижения каких-то высших целей /»сверхценностей»/. Следствием такого отождествления является тенденция к выделению ценности в некую «особую ценность», не связанную или слабо связанную с предметами в широком смысле. Следующие два толкования также являются результатом отождествления ценности и пользы.
2. О ценностях можно якобы говорить лишь применительно к тому, что ассоциируется с чем-то грандиозным или возвышенным. Имплицитно подразумевается, будто понятие ценности приложимо только к явлениям культуры или другим объектам, которые способствуют духовному развитию человека — нравственному, эстетическому и пр.
3. Отрицательная значимость не квалифицируется как ценность; соответственно отрицательные «ценности» /ценные предметы/ признаются ценностями только тогда, когда они, во-первых, грандиозны, т. н. трагедии, а во-вторых, когда эти трагедии опять-таки способствуют «духовному развитию» либо субъекта трагедии, либо других персонажей, либо общества в целом.
4. Денотаты имени «ценность» не дифференцируются, а чувства субъекта оценки игнорируются. Чаше всего это приводит к представлению о ценности как о свойстве предмета.
5. По мнению некоторых исследователей, в частности такого авторитетного как Н.Гартман, «сущность ценности» иррациональна, непостижима и несводима.
6. Понятие ценности якобы не приложимо к животным / вероятно потому, что они не знакомы с соответствующими философскими концепциями/.
Чтобы вызвать для себя величину и знак ценности предмета, его, естественно, нужно оценить. Термин «оценка» нередко употребляется как синоним идентификации, интерпретации или классификации объекта, и в этом случае оценка не всегда связана с эмоциональной активностью. Но в остальных случаях она обязательно подразумевает переживание, так как средством оценки служат чувства. Они же служат инструментом созидания «ценностей», инструментом трансформации нейтральных субъектов в небезразличные, ценные. Ни разу не оцененный предмет попросту неизвестен субъекту,
а потому безразличен. Оценка то же самое, что объективизация чувства, а объект оценки — то же самое, что предмет объективизации. Любая объективизация, как и переживания любого предметного чувства, означает оценку или переоценку какого-то предмета в широком смысле. Боль означает оценку того, что болит, жажда — оценку обезвоживания организма, отсутствия воды, любовь — оценку любимого, ревность — оценку измены и т. д. Знак /+-/ чувства соответствует знаку ценности предмета, его субъективной привлекательности или неприемлемости. Интенсивность переживания соответствует величине ценности предмета /и положительной и отрицательной/, причем нулевая интенсивность означает, естественно, отсутствие и переживания и оценки.
Оценка равнозначна обозначению субъектом / для самого себя/ знака и величины ценности предмета. Тем самым она равнозначна обозначению самого предмета . Это, разумеется, не единственная форма обозначения, но первичная и субъективно самая важная. Предметное чувство образует упомянутую в главе «Предметность» знакомую структуру /»двуединство»/, которая объединяет означаемое /объект оценки, предмет объективизации чувств / и означающее — знак /+-/, интенсивность и содержание данного чувств. Правда, содержание не является ценностной характеристикой предмета, но его роль тем не менее существенна. С одной стороны, «бессодержательных» чувств просто не бывает, а с другой — содержание служит субъекту своего рода «ценностноразличительной единицей». /Наподобие того как фонема по А.Трубецкому служит речевой смыслоразличительной единицей/. Кроме того, поскольку содержание это всегда содержание чувства с каким-то одним либо положительным, либо отрицательным знаком /+-/, оно также служит обобщенным показателем знака ценности предмета . Информируя других о своей оценке, мы тем или иным образом демонстрируем свои чувства, т. е. тем или иным способом пытаемся передать их содержание.
Конечно, надолго сохранить свое позитивное или негативное отношение к объекту оценки удается нечасто. Многие явления культуры, социальные институты, религиозные и нравственные нормы, произведения искусства, исторические и любые другие события , персонажи и ситуации многозначны. Отношения к ним, как и отношения к собственному Я, другим людям, их поступкам, суждениям или привычкам, бывает достаточно противоречивым, т. е. перечисленные объекты оцениваются субъектом посредством многих чувств, имеющих разные знаки /+-/. При этом оценка одних объектов нередко девальвирует и меняет знак /+-/ ценности. Например, положительная оценка классической музыки может превратить ценность рок-музыки в отрицательную и наоборот. Кроме того, объектом оценки, по крайней мере у людей, чаще всего бывают относительно сложные и частично уже оцененные предметы, которые к тому же являются составной частью некоторого класса вещей. В этих условиях отношение к предмету может меняться с каждой следующей оценкой. И тем не менее «сущность ценности» - та самая сущность, которая Н.Гартману представлялась иррациональной и несводимой, - эта сущность вполне рациональна и, я бы сказал, элементарна. Она сводится к субъективной значимости объекта оценки, к инициации данным объектом каких-то чувств, каких-то страданий или удовольствий субъекта. Ценный предмет иногда объективизирует в себе чувства, всегда вызывает эмоциональную реакцию, а «бесценный», безразличный — не вызывает.
Особое место занимают абсолюты. Их, разумеется, тоже необходимо квалифицировать как «ценности» - отношение любого субъекта к абсолютам ни при каких обстоятельствах не бывает индифферентным. Но в отличии от остальных объектов этого мира оценка абсолютов не нуждается в каком-либо специальном инструментарии, будь то чувства и вообще что угодно. У всех людей и животных Отношение "С--–"Н (СТРАДАНИЕ и НАСЛАЖДЕНИЕ) «задействовано» изначально, с момента рождения. Другая особенность абсолютов заключается в том, что их ценность не поддается измерению, ибо понятия величины или количества неприложимы к абсолютам по определению. Поэтому абсолюты, - эти «почти нереальные» сущности - «чистое» страдание и «чистое» наслаждение — служат единственной и безусловной / неизмеримой/ ценностью для всего живого.
Ценность абсолютов / т. е. знак их ценности/ определяется Отношением "С--–"Н; безусловным неприятием субъектом одного абсолюта /"С/ и столь же безусловным предпочтением другого /"Н/. Отношение "С--–"Н проявляется в предпочтении приятных переживаний неприятным, в предпочтении, к которому сводятся все желания, прихоти или потребности каждого живого существа, все его осознанные и неосознанные мотивы поведения. Отношение "С--–"Н таким образом служит первоисточником психической активности, а сами абсолюты, являясь общим /и главным/ свойством всех страданий и удовольствий всех существ, обуславливают «знаковую окрашенность» чувств.
Бедность и грубость знаковой характеристики /всего два значения/ отнюдь не свидетельствуют о ее незначительности. Напротив, роль знака ± огромна. Он служит своебразным медиатором между безусловной ценностью /абсолютами/ и относительными, а последнее это все то, из чего слагается наш мир. Знак /+-/, таким образом, это печать, удостоверяющая, что нейтральный «пустой» ранее объект превратился в нечто иное, наполнился смыслом, стал «ценностью». Или если угодно, знак ± это тавро, которым абсолюты клеймят свою скотину. Так или иначе, но в силу того, что они обуславливают знаковую окрашенность чувств, абсолюты служат первоисточником и необходимой предпосылкой нашего небезразличия к чему бы ни было, т. е. источником всех и всякой ценности.
В сфере психического здоровья ценность играет роль, напоминающую роль энергии в физическом мире. Ценность это единственное понятие, способное адекватно описать детерминацию мотивационных процессов,cпособность быть оцененной без использования какого-либо инструментария и принципиальная неизмеряемость ценности абсолютов были основной причиной обозначения их термином «абсолют\ы\», а стало быть и детерминацию поведения. Окружающий нас мир это мир «ценностей», предметов наших чувств. Любое существо стремится расширить свой мир, увеличить персональный «тезаурус ценностей», обогатить собственную душу или собственное Я. Но дело не только в этом. «Ценности» - это наши единственные в своем роде ориентиры в жизни и мире: каждая из них либо обогащает нечто радостное, приятное, либо предупреждает о возможных страданиях. И хотя информативные возможности большинства «ценностей» относительно невелики, они остаются уникальным источником информации подобного рода. Не будь «ценностей», не стало бы и желаний, т. к. нам нечего было бы хотеть или не хотеть, а отсутствие желаний означало бы отсутствие поведения, oтношения "С--–"Н, абсолютов, чувств и самой жизни.
Итак, единственным средством оценки, позволяющим субъекту определить для себя величину и знак /+-/ ценности объекта, служит чувство. Но одни чувства сменяются другими, а результат оценки — какая-то определенная значимость предмета, позитивное или негативное отношение к нему — остается. Чтобы помнить и знать его, не обязательно вновь испытывать «оценочные» чувства. Не обязательно вообще испытывать какие-либо эмоции: величина и знак /+-/ ценности предмет а фиксируются иерархией "С--–"Н — системой соподчинения «ценностей».
Иерархия системы "С--–"Н одна из структур психики; поэтому «ценности», образующие иерархию, не могут быть предметами «во плоти». Это не музыка как таковая, не книги, фильмы, картины, не события, поступки, дома, деревья, другие люди, этические нормы, существующие независимо от сознания субъекта. Ценности, слагающие иерархию, это всего лишь информация, сведения о ценных предметах — сведения — которые приобретаются /поступают в психику субъекта/ посредством объективизации его чувств. Как конкретно представлены эти сведения в иерархии — вопрос трудный, неизученный, он может быть решен только с использованием математики; и к тому же с точки зрения данной работы его значение невелико. Поэтому ниже, говоря о ценностях, образующих иерархию системы "С--–"Н , я по-прежнему буду пользоваться термином предмет / ценный предмет/.
Место каждого элемента иерархии /порядковый номер/ зависит от величины его ценности. В процессе сиюминутной оценки показателем этой величины служит интенсивность переживания «оценочных чувств» /величина интенсивности/. Но учитывая бесчисленное множество ценностей, сиюминутная оценка — весьма редкое событие применительно к каждой из них. И хотя при всякой повторной оценке интенсивность обязательно преломляется в изменении иерархического места предмета, тем не менее даже после самой первой оценки оно зависит не только и не столько от интенсивности, сколько от многочисленных оценок иных объектов, от переживания других чувств. Иначе говоря, перемещение предмета по иерархии и соответственно субъективные вариации величины его ценности, и положительной и отрицательной, зависят от сравнительной ценности всех прочих объектов, т. е. от общей структуры иерархии системы "С--–"Н.
Как мы помним, иерархия включает в себя все предметы желания /или нежелания/ любого индивида. Субъективная важность желания соответствует порядковому номеру его предметов в иерархии. Желание это своего рода результирующая - вторичная и растянутая во времени — оценка предмета, обобщенная характеристика субъектов знака /+-/ и величины его ценности. В некотором смысле желания более устойчивее чем чувства: они могут сохранять актуальность на протяжении часов, дней, месяцев или десятилетий. Именно желания, точнее относительная важность сиюминутных желаний, служит постоянно действующим индикатором величины ценности различных предметов. Именно желания позволяют нам знать иерархическое место ценности и ее перемещения по иерархии, не прибегая к повторным оценкам, т. е. не пользуясь «услугами» чувств.
Анализ процессов, происходящих в иерархии, весьма затруднен и не в последнюю очередь тем, что иерархия как бы слагается из двух частей. Одну из них составляют положительные «ценности», другую - отрицательные, а составляющие элементы обеих «частей» на первый взгляд образуют относительно независимые системы соподчинения. Однако их независимость иллюзорна. Мобильность всей системы обилии связей — прямых, обратных, положительных, отрицательных или положительных объединяет иерархию, превращает ее в единый универсальный организм. Это, впрочем, не исключает определенной автономии некоторых его функций, особенно вершины.
И положительные и отрицательные ценности, занимающие иерархически низкое место, постоянно меняют свой порядковый номер, а нередко и знак /+-/. Чем выше место в иерархии, тем оно устойчивее, тем в меньшей степени зависит от сиюминутных оценок каких-то иных предметов, Более устойчив, естественно, и знак /+-/ иерархических высших «ценностей». Тем не менее вся система находится в непрерывном движении, она постоянно обогащается и постоянно беднеет. Бытие всякого существа складывается из переживаний предметных чувств, из оценок и переоценок всевозможных фрагментов мира. Каждая новая оценка увеличивает тезаурус ценностей, а время, точнее несовершенство механизмов запоминания, сокращает его.
Пожалуй, лучше всего, если это вообще целесообразно, изобразить иерархию в виде треугольника, разделенного зигзагообразной подвижной границей. Одну половину треугольника составляет положительные «ценности», другую — отрицательные. По мере приближения к основанию — нулевому уровню — размах шагов границы растет, а расстояние между ними уменьшается. Оценки, имеющие важные последствия для субъекта, сопровождаются «пульсацией» границы, т. е. уточнением знака /+-/ и порядкового номера значительного числа / или большинства/ всех ценностей. Вообще-то характер движения границы зависит от масштаба и характера процессов, происходящих в иерархии: оно может быть маятниковым, ритмичным, хаотичным, может охватывать всю границу или какую-то часть, сопровождаться или не сопровождаться изменением конфигурации и т. д. Но все-таки треугольник недостаточно отражает сложную динамику системы. Поэтому добавлю, что его «площадь» / тезаурус ценностей/ с годами сначала возрастает, а затем сокращается; состояние баланса реализации абсолютов и как следствие соотношения положительных и отрицательных ценностей постоянно меняется; а сложность и мобильность всей системы чаще всего таковы, что сколько-нибудь адекватно определить общую структуру иерархии невозможно. Это относится и к самому субъекту и тем более к постороннему наблюдателю, во всяком случаю если оценивается иерархия взрослого или подростка. А поскольку у всех людей иерархия охватывает, помимо прочего, все до единого предметы желания, невозможность выявить ее структуру означает принципиальную непредсказуемость поведения человека.
Наиболее общая и зримая тенденция всех «ценностей» - сползание на самую нижнюю ступеньку иерархии / и еще ниже/, т.е.попросту разрушение. Жизнь, как известно, отнюдь не только созидательный процесс. У взрослого человека она течет под неумолчный аккомпанемент гибнущих «ценностей». Но окончательная гибель, полное разрушение ценностей означает столь же полное забвение — и самого предмета, и чувств, которые он когда-то вызывал, и разбуженных им желаний. Поэтому-то многочисленные переживания детства и юности, когда-то такие жгучие и яркие, с годами совершенно стираются из памяти. В лучшем случае о них остается смутное воспоминание, но былое детское видение мира, как и многое в этом лучшем из миров, исчезает навсегда.
Возвращаясь к «треугольнику», я должен заметить, что при всей своей условности эта фигура обладает одним достоинством: она позволяет увидеть целостность иерархии, причем главное это целостность вершины. Под «вершиной» я понимаю не первый по порядку номер, не один иерархический высший уровень, а некоторую совокупность высших уровней — совокупность, которая обладает относительной автономностью и члены которой теснее связаны друг с другом, чем с остальными элементами иерархии. При этом я исхожу из допущения, что в сложных динамических системах, в которых уровни иерархии исчисляются не единицами, а тысячами и сотнями тысяч, должна иметь место относительно неравномерная дисперсия элементов: некоторые «провалы», сгустки и т. п. Поэтому структура иерархии, вернее ее графический эквивалент, представляет собой не идеальную пирамиду, но достаточно иррегулярную «комкообразную» конструкцию. Подвижность составляющих ее элементов обратна пропорциональна высоте места; так что вершина — это наиболее устойчивой «комок» иерархии, образованный из наименее подвижных частей. Все это вынуждает квалифицировать вершину как своего рода «элиту» или «олигархию», словом, коллективное руководство системой.
Структура иерархии системы "С--–"Н и прежде всего структура вершины определяет все существенные черты личности человека. «Ценности», слагающие вершину, сформированы чувствами этического /религиозного/, социального, любовного классов, а также чувствами, объединяемыми туманным понятием «инстинкт самосохранения». Конкретная иерархическая ситуация в вершине наряду с лабильностью и вариабельностью ее структуры обуславливает не только повседневное проведение, но и все важнейшие коллизии человеческой жизни: выбор между гибелью и бесчестием, гордостью и состраданием, справедливостью и добротой. Это колизии библейских пророков, колизии Брута, царя Эдипа, Фауста, Гамлета, Тристана и Изольды. Это извечный поиск решения «вечных» вопросов: веры и сомнения, судьбы и непокорности, жизни и смерти, долга и любви.
Такая абсолютизация роли ценностей и иерархии ценностей, возможно, вызовет у читателя недоумение: почему автор игнорирует столь важные свойства личности как характер, воля, темперамент, способности и т. п. Почему одна иерархия и ничего больше? Начну с контрвопроса. Что собственно означают эти слова: волевой, слабохарактерный, импульсивной, собранный, храбрый, трусливый, оптимист, пессимст, холерик, сангвиник и миллион других?. Что это, научные термины? Я полагаю, нет. Это просто заезженные клише, которые независимо от того, употребляют их психологи или не психологи, несут минимальную и обычно разную у разных авторов смысловую нагрузку. Только в устах художника, притом незаурядного, но отнюдь не ученого или обывателя, эти штампы перестают быть штампами; только художник наполняет их относительно ясным содержанием. Но ведь и он описывает с их помощью чувства, поведение и мотивы поведения, а мотивы это в конечном счете структура иерархии ценностей человека. К этому нужно добавить, что меня интересует не столько психология человека, сколько то общее, что объединяет все живые существа. И таким общим являются, в частности, «ценности» и иерархия ценностей.
Кроме того, смысл всякой новой концепции, новой объяснительной схемы, состоит еще и в том, чтобы сделать возможной унификацию в терминах данной схемы максимального числа охватываемых ею понятий. Естественное следствие подобной унификации — замена одних терминов другими и отказ от некоторых устаревших понятий. Разумеется, я сознаю несовершенность и бедность своей терминологии, однако не намерен излагать все избитые штампы в терминах своей концепции, т. е. объяснять, что воля это то-то, темперамент то-то и так далее. Вместе с тем, я питаю смутную надежду, что в конце концов читатель, если сочтет нужным, сам сумеет «перевести» эти понятия на язык терминов предлагаемой модели.
Иерархия ценностей человека формируется под непрестанным воздействием социума. С особым тщанием социум контролирует созидание и структурирование иерархических высших этических и религиозных /или идеологических/ «ценностей». В целях обеспечения собственной стабильности и безопасности общество в высшей степени заинтересовано в формировании у представителей подрастающего поколения общепринятой и по возможности единообразной структуры вершины иерархии, в образовании «правильных» здесь и сегодня представлений о добре и зле. Однако человек не только общественное, но и недоверчивое животное, его недоверчивость проявляется, в частности, в поведении, которое описывает формула «запретный плод сладок». Такое поведение, если, конечно, не перегибать палку, вполне нормально и адекватно. Ибо, чтобы иерархия могла функционировать в оптимальном режиме, каждый человек должен время от времени, особенно в детстве и юности, устранять все сомнения по поводу истинной ценности навязанных представлений о добре и зле, т. е. время от времени должен проверять истинное место в своей иерархии высших нравственных, религиозных или идеологических ценностей.
Со своей стороны, надзор социума не сводится к воспитанию в семье или школе, к воздействию средствами искусства, религии или массовой информации. На уровне непосредственных контактов надзор проявляется в форме суда всех над всеми. И если действия социума / как целого/, хотя и он руководствуется не Бог весть какими возвышенными целями, можно считать по-своему оправданными, то для индивидуального суда я не нахожу никаких оправданий.
Тем не менее большинство людей на земле в той или иной мере судьи. В некотором смысле они выполняют «социальный заказ» общества, в котором живут, но руководствуются обычно неприглядными мотивами: недоброжелательством, завистью, тщеславием, подавленными или неподавленными вожделениями, алчностью, страхом за собственное благополучие. Судью не смущает, что им фактически движет безнравственность, что именно безнравственность заставляет его судить нравственность ближнего. Правда, объект суда, а тем более мотивы, тщательно маскируют. Судья утверждает, и нередко сам верит в это, что осуждает только поведение, только какие-то частности. Такое, конечно, тоже бывает, но главным объектом суда во все времена была и остается иерархия ценностей подсудимого / предполагаемая конечно/, причем сама судебная процедура как правило более чем элементарна. Используя древнейший и наиболее распространенный метод — высасывание из пальца, судья «определяет» то место в иерархии подсудимого, которое у него якобы занимают этические ценности.
В этих условиях констатация сложности и стохастичности иерархии, напоминание о принципиальной невозможности выявить ее структуру и о столь же непринципиальной непредсказуемости поведения человека имеют немаловажное значение. Даже если все, что я сказал, о судебной процедуре и о мотивах судьи неверно, одна только невозможность установить истинную структуру иерархии означает заведомо неправедность любого суда, несправедливость осуждения человека человеком.
Продолжение следует
anastace@mail.ru