5
Надо сказать, что за день до отъезда Артёма, Влада и всей труппы Людка прибежала к Шашкину в гримёрку вся в слезах, стала трясти его за руку и кричать:
– Что мне делать, Артём? Я не знаю, как мне дальше жить! Он умер из-за меня! Если бы не мой аборт, он бы жил дальше!
– Но ведь он не знал ничего о твоём поступке, о ясноокая ласточка!
– Значит, он чувствовал!
– Как ты права, о Люда, как ты права! Наш мир соткан из той невидимой ауры, которая витает вокруг наших мыслей, действий, вокруг малейших шорохов, и все эти ауры смешиваются в единый вселенский коктейль! О-о-о! Рябчиков знал многих женщин! Может быть, он и не подозревал, что именно ты убила малыша, может быть, у него очень много рождённых и не рождённых детей! Но он почувствовал, что где-то на свете есть его кроха, его кровинка, которая так и не увидела свет Божий! О-о-о!
Людка пронзительно вскрикнула и упала на пол.
– Артём! Как ты жесток! Если бы ты знал, как я страдаю, а ты только подсыпаешь соль мне на рану!
– О ясноокая ласточка! Прости меня за правду! Но для тебя целительно услышать правду! О-о-о! Бог тебя простит, раз ты так каешься, но тебе необходимо каяться в полной мере!
– Артём, да ты что? – Людка испуганно смотрела на Шашкина. – Я и не думала, что ты настолько жестокий...
– О ясноокая ласточка! Я стараюсь не быть жестоким, но, по всей видимости, у меня это плохо получается. О-о-о! Просто я предпочитаю правду, какой бы она ни была. Если бы было правдой, что я плохой актёр, я бы со смирением принял эту весть!
– Ничего подобного! – крикнула Людка и вскочила на ноги. – Ты бы устроил мировую трагедию из-за этого! Злой! Злой! Злой!
Артём внезапно принялся декламировать:
– «Взгляните, вот портрет, и вот другой,
Искусные подобия двух братьев.
Как несравненна прелесть этих черт;
Чело Зевеса; кудри Аполлона;
Взор, как у Марса, - властная гроза;
Осанкою - то сам гонец Меркурий
На небом лобызаемой скале;
Поистине такое сочетанье,
Где каждый бог вдавил свою печать,
Чтоб дать вселенной образ человека.
Он был ваш муж. Теперь смотрите дальше.
Вот ваш супруг, как ржавый колос, насмерть
Сразивший брата. Есть у вас глаза?
С такой горы пойти в таком болоте
Искать свой корм! О, есть у вас глаза?»
– Что ты читаешь? – спросила Людка. – Это твой новый стих?
– О нет! Это речь Гамлета, которую датский принц обратил к своей матери! Как ты думаешь, почему я произнёс сейчас эту речь, о Люда?
– Чтобы показать мне, что Гамлет не жесток был к матери, а просто счёл своим долгом открыть ей глаза, пусть даже сделав больно. Но мне-то, мне-то ты зачем делаешь больно? Я и так уже думаю о самоубийстве!
– О-о-о! Ты не из тех, кто добровольно уйдёт из жизни. Тебя обязательно в последний момент спасут. Ты в глубине души будешь этого ждать, потому так и случится. Мы с тобой похожи... – таинственным шёпотом прибавил Шашкин.
– Но всё-таки, что мне делать, Артём?
– Иди в монастырь!
– Монахиней?
– Послушницей!
– Но мне так страшно! Можно мне позвать Лену с собой?
– Лену? У неё начался отпуск, у неё всё лето, а ты хочешь заточить её в монастырских стенах? Хочешь лишить бедную пташку вольного воздуха? О нет, я вовсе не хочу сказать, что монастырь – тюрьма, но для Лены нет необходимости идти туда. Не тронь это безгрешное существо! Она не обязана нести наказание за твои грехи! О-о-о!
– Безгрешное?! – глаза Людки яростно блеснули. – А что же она с Сергеем Борисовичем?..
– О-о-о! Как ты слепа, о Люда, как ты слепа! Лена невинна, как ангел!
– Да что ты такое говоришь, Артём? Она же была его любовницей!
– Никогда! – воскликнул Артём, запрокидывая голову и ударяя себя кулаком в грудь.
– Кто же она ему?
– Приёмная мать!
На следующий день, после того, как Лена проводила Влада и пришла домой, Людка бросилась к ней в ноги, схватила её руки и стала покрывать их поцелуями.
– Люда, что с тобой? – испуганно спросила Лена.
– Лена, прости меня, что я так плохо думала о тебе!
– Да что случилось? Люда, встань, пожалуйста!
– Не встану!
– Ну я прошу тебя! Или я тоже встану на колени!
Тогда Людка моментально поднялась и произнесла:
– Я думала, что ты была любовницей Сергея Борисовича, а ты была его приёмной матерью! Прости, прости меня!
– Не будем об этом, – грустно улыбнулась Лена. – Все так думают, пока не узнают правду. Я не обижаюсь. Я знаю, что никому не может прийти в голову, что если девушка живёт с мужчиной, значит, она его усыновила.
– Леночка, мне так нужно пойти в монастырь! Я это чувствую! Но я боюсь одна. Умоляю тебя, поедем вместе? Мы будем послушницами, мы каждый день будем видеться! Иначе я чувствую... – и Людка замолчала.
– Что? – с тревогой спросила Лена.
– Я на грани самоубийства! Только монастырь меня и спасёт!
– Тебя спасёт искреннее раскаяние, – ответила Лена.
– Этого недостаточно! Я и так каюсь! Мне необходимо пожить в монастыре! Поверь мне, Лена, я знаю, о чём говорю!
– Но почему ты боишься одна?
– Я никогда не была в монастыре! Как я окажусь одна среди этих святых дев?
– К сожалению, они не все святые, – вздохнула Лена.
– Я любого человека вижу святым рядом со мной! – воскликнула Людка. – Но я вижу, что ты отказываешься! Что ж, тем хуже для меня! – Людка порывисто подбежала к окну, как будто собираясь прыгнуть.
Лена знала, что Людка не выпрыгнет, но сделала вид, что испугалась, подбежала к ней, схватила за руку и быстро сказала:
– Поедем в монастырь, Люда!
– Завтра же! – ответила Людка, чьи глаза засияли.
– Да, завтра. Только...
– Что только?
– Давай скажем Сергею Борисовичу, что останемся там, что примем постриг.
– Хорошо! Так и скажем! Честно говоря, мне немного легче оттого, что ты тоже способна на обман.
Лена ничего не ответила, только вздохнула и о чём-то глубоко задумалась, а Людка начала собирать вещи.
Через какое-то время Лена осторожно вошла в комнату Жмуркина и сказала:
– Серёжа, прости, но я не могу поехать с тобой за границу. Я много думала и поняла, что такая жизнь всё-таки не для меня. Меня не привлекает та роскошь, которую ты описываешь. Мне не нужны дорогие рестораны, шубы, машины...
– А я тебе нужен? – спросил Жмуркин, перекладывая за другое ухо ручку «Паркер».
Лена опустила глаза.
– Серёжа, прости. Мы с Людой решили уйти в монастырь и стать монахинями.
– Что?!! – Жмуркин аж подскочил на месте, что не часто с ним случалось.
– Давно, когда я призналась тебе в любви, я не думала о том, что такое семейная жизнь. А теперь я поняла, что моё призвание совсем другое, – всё сильнее краснея и запинаясь, говорила Лена. – А Люда открыла мне глаза. Когда она сказала, что хочет уйти в монастырь, я поняла, что это то, чего я сама всю жизнь искала.
– Этого и следовало ожидать... – ответил Сергей Борисович. – Я вижу, как ты всегда прячешься и скорее убегаешь к себе, когда ко мне приходит Леовитов и другие по работе. Ты не приспособлена к жизни. Когда вы уезжаете?
– Завтра.
– Оставь себе ключи на всякий случай, – сказал Сергей Борисович, глядя в сторону. – Жаль, что ты не поедешь со мной в Сан-Франциско.
– Серёжа...
– Тебе надо собирать вещи, – торопливо произнёс Жмуркин, снимая очки. – Иди!
Лена вышла и какое-то время постояла у закрытой двери. Она не слышала ничего, но знала, что Сергей Борисович плакал. Вернувшись в комнату, она села в кресло и так заплакала, что напугала Людку, но на расспросы подруги ничего не ответила. На следующий день они уехали в Дивеево.