14
Лена позвонила Артёму и попросила позволения прийти к нему в гримёрку. Артём воскликнул, что его двери открыты для неё днём и ночью, что он в любое время суток готов принять её, чтобы излить друг другу душу, ведь так трудно в жизни, полной горестей и потерь, когда нет рядом того, кто может выслушать, понять и т.д. и т.п. Лена пришла.
– О-о-о! Приветствую вас, о прекраснейшая лебёдка, в моей скромной обители искусства!
– Артём, мне надо многое сказать вам.
– О-о-о! Даже земля не слушает так песню ветров, как я буду слушать вас, о Елена!
– Скажите, зачем вы говорили Владу, что их семью ждёт несчастье? Он ведь места себе не находит, я вижу. Рябчикова забрали в психбольницу, но Владу кажется, что это не то несчастье, о котором вы говорили.
– Он прав! Как он прав, о достойнейшая из девушек! Это только начало несчастий.
– Может быть, не стоило говорить об этом Владу? Ведь всё равно чему быть – того не миновать.
– Но иногда лучше знать заранее, о прекрасная лебёдка! Не зря же мне открылись тайные знания! Не зря же мой взор проникает туда, куда я не был в силах проникнуть раньше!
– Ваш тайный взор иногда подводит вас, вы уж простите, что припоминаю, Артём...
– О-о-о! Это вы простите меня за то, как я тогда посмел усомниться в вас и чуть было не лишил вас и Влада любви, которая светлым облаком снизошла на вас с небесных высот! О-о-о! Но сейчас я не ошибаюсь! Нет-нет, не ошибаюсь!
– Артём, мне и самой кажется, что это не конец несчастий, тем более то, что забрали Рябчикова, очень трудно назвать несчастьем... – задумчиво произнесла Лена.
– Что вы хотите сказать, о благороднейшая душа?
– Я не люблю Рябчикова... – вздохнула Лена.
– О-о-о! Знаю, знаю! Он ударил вас!
Лена вздрогнула.
– Я никому не рассказывала об этом...
– Не забывайте про мой тайный взор! – торжественно воскликнул Артём. – О-о-о! Как страдал я за вас, увидев, как вы упали в снег! – и Артём с выражением непередаваемой скорби закрыл глаза и положил руку на сердце.
– Мне жаль Рябчикова, я понимаю, почему он такой, – сказала Лена, – но ведь я тоже человек. Мне было так неприятно, когда он ударил меня. Он даже не подал мне руку, не помог подняться. Он спокойно ушёл домой, оставив меня в снегу. И когда я думаю о нём, он рисуется мне таким неприятным, таким даже грязным... И мне становится самой от себя неприятно.
– О-о-о! Вы слишком много копаетесь в себе! Вы слишком правдивы, о прекрасная лебёдка! Вы докапываетесь именно до правды! Но иногда нужно поиграть в самообман! Иногда даже полезно уверить себя в том, чего нет на самом деле! Если вам так не нравится в себе самой неприязнь к Рябчикову, просто уверьте себя в обратном, уверьте себя, что вы к нему хорошо относитесь! О-о-о!
– Зачем, Артём? Чтобы я начала любоваться собой? Чтобы я думала, какая я хорошая, раз люблю того, кто меня ударил? Нет, уж лучше пусть всё останется как есть. Буду утешать себя тем, что зла я Рябчикову не желаю.
– О-о-о! Кто же осмелится желать зла Рябчикову? Ведь он несчастный человек! Разнесчастный человек! – Артём запрокинул голову и сжал пальцами свои волосы с выражением адской муки.
– Артём, я ещё хотела посоветоваться с вами.
– О чём, о благоуханнейший цветок, о роза без шипов, о лазурный василёк?
– О Люде. Она каждую ночь стала слышать какой-то колокол в своей голове, встаёт на кровати, качается взад-вперёд. Мне так страшно становится. Я чувствую, что этот колокол не от Бога, тут что-то нечистое. Мне кажется, она сходит с ума.
– О-о-о! Это неудивительно, о Лена! Её связь с Рябчиковым слишком крепка, хоть они и перестали видеться!
– И хорошо, что они не видятся! – подхватила Лена. – Я боялась, что Люда выйдет во двор в тот момент, когда Рябчиков разговаривал со мной у ворот.
– О-о-о! И раз Рябчиков сошёл с ума, ничего удивительного, что сошла с ума и Люда!
– Я думаю, она сходит с ума не только из-за связи с Рябчиковым. Она не может себе простить аборт. Знаете, я только сейчас поняла, насколько важно прощать не только других, но и самого себя. Я теперь вижу, что человек просто разрушается изнутри, если не может себя простить. Как мне помочь ей, Артём? Она стала очень религиозной, но она скорее просто бежит от себя. Вот если бы она искренне поверила в Бога...
Артём широко распахнул глаза и очень громко воскликнул:
– О-о-о!!!
– Что с вами?
– Вы раскрыли мне глаза! Вы сказали мне то, что я сам не разглядел! О-о-о! Позвольте же жалкому червю поблагодарить вас, прекрасную лебёдку! Как вы правы! Как вы правы! Вера Люды фальшива, искусственна! Но вот что я скажу вам, о Елена! Клин клином вышибается! Когда моя чернокрылая голубица учила меня кататься на коньках, вы даже не представляете, сколько раз я падал! И знаете, какой был у нас метод? О-о-о! Я вопреки всем ушибам и ссадинам продолжал ехать, ехать, ехать, пока не начинал скользить более-менее хорошо! Ведь если бы я снял коньки тогда, я бы их больше никогда не надел! О-о-о! Мне ли было отступать перед трудностями?
– Мне кажется, это слишком жёсткий метод... – задумчиво ответила Лена. – Я знаю, что такое бывает. Дядя Есенина учил его плавать, бросая с лодки на середину реки. Но мне этого не понять.
– В самый раз! – воскликнул Артём. – И про Люду я вам вот что скажу, о Лена: раз её вера фальшива, ей нужно пойти в монастырь и побыть там несколько лет послушницей!
– Я знала, что вы это предложите, – грустно улыбнулась Лена, – но я уже не уверена, что ей это поможет.
– О-о-о! Вам ли терять надежду, вам ли? Ведь в вас столько веры в светлое будущее, в исцеление недугов! О-о-о!
– Боюсь, во мне недостаточно этой веры. Мне кажется, что Рябчиков безнадёжен. Я не думаю, что он вылечится. Но Люде мне бы так хотелось помочь! Хорошо, я попробую поговорить с ней про монастырь и посмотрю, что она скажет, как посмотрит, какое у неё будет лицо. Спасибо вам, что приняли меня, Артём. Простите, если помешала.
– О-о-о! Вы никогда не мешаете мне, о прекраснейшая возлюбленная моего сокола! Я люблю беседовать с людьми, особенно с такими интересными, как вы и ваш возлюбленный! Вы – прекрасно подобранная чета! Вы идеально созданы друг для друга! О-о-о!
– Спасибо, Артём! – улыбнулась Лена благодарной улыбкой.