3
Праздник продолжался. Вика вдруг сказала:
– А не сходить ли вам на каток? А? Сынок, ты умеешь кататься на коньках?
– Я всего пару раз вставал на коньки, – ответил Влад.
– А вы, Лена?
– В детстве родители водили меня кататься, хотели даже, чтобы я стала фигуристкой.
– О-о-о! Вы были бы прекрасной фигуристкой, о Елена! – воскликнул Шашкин.
– Но дядя, который очень меня любил, разглядел, что мне больше по душе литература, и убедил родителей, чтобы они дали мне самой выбрать свой путь.
– О-о-о! Как часто родители ошибаются, навязывая свои желания детям! Как это печально!
И вдруг Артём осёкся, заметив скептическую улыбку на лице Маши.
– О чём ты думаешь, о моя чернокрылая голубица?
– О том, что ты сам хотел из всех детей сделать актёров.
– О-о-о! Не кори меня, о моя чернокрылая голубица! Ведь ты, в свою очередь, делаешь из Пети архитектора!
– Если бы я увидела, что повар из него выйдет лучший, я бы настояла, чтобы он стал поваром. Но Петя не умеет готовить. Однажды я поручила ему приготовить суп из фрикаделек, а он его пересолил.
– О моя чернокрылая голубица! Тебе надо было поручить ему приготовить что-то другое, ведь суп из фрикаделек – это твоё фирменное блюдо, и никто лучше тебя его не приготовит! О Влад! О Лена! Я вас специально приглашу на четверговый обед, вы должны отведать этот суп! Это что-то! Это что-то!
– Так вы пойдёте покататься? – спросила Вика. – Однажды на мой день рождения (мне тридцать семь лет исполнилось тогда) мы с Шубертом пошли на каток. На Красной площади такой замечательный каток! Правда, Шуберт упал и руку сломал... И как будто совсем не думал о переломе, думал только о том, что будто бы мне день рождения испортил! Он всегда обо мне думал в первую очередь... Шуберточик! Он сидел потом в гипсе, я его спрашивала: «Как ты себя чувствуешь?», а он мне в ответ: «Викуля, когда я выздоровею, мы с тобой пойдём на санях кататься!»
Артём понял, что Вике хотелось остаться одной, и стал сам звать всех на каток. И все, кроме Маши и Пети, которые остались, чтобы не оставлять Вику, в самом деле поехали, в том числе Максим Мармеладович. Лена хотела было тоже остаться, ей было неловко оставлять одну Вику, у которой был день рождения, но Вика настояла, чтобы девушка поехала.
Над катком кружился снег, звучали разные красивые песни прошлых лет. Влад и Лена были счастливы и чувствовали то особенное волнение, которое часто возникает у влюблённых, когда звучит романтичная музыка. После катания Артём всех угостил сосисками в тесте и коктейлями (сочетание несколько экзотическое, но для Шашкина в самый раз). А Вика тем временем читала стихи в тетрадке Шуберта и плакала. Она поняла, что Шуберт так сильно её любил, что никогда бы её не бросил, даже если бы знал, что у него и Лиды есть сын, но он чувствовал себя виноватым перед Лидой и жалел, что не мог видеться и общаться с Владом, когда тот был ребёнком. А ещё Вику поразил такой стих:
***
Мне жаль, что скоро вас покину,
Растаю, словно ночь к утру,
Что уж не будет прежней жизни,
Что не присяду я к костру.
Мне жаль, что уж не будет песен,
Что до утра я пел порой
Для Вики. Сердцу было тесно,
Когда она была со мной.
Мне жаль, что больше не услышу
Её слова, я ими жив,
Её улыбкой сердце дышит,
Как лунным отблеском – залив.
Олеся, став последним чудом,
Не побежит, смеясь, ко мне,
Но я тот праздник не забуду:
Она пришла в мир по весне.
Мне жаль, что с Владом не сыграем
Уж на гитаре мы вдвоём,
Мне жаль, что жизнь свою теряем
Мы все, как обветшалый дом.
Мне жаль, что провожать не стану
Я птиц в далёкие края,
Но повторяю неустанно,
Что с вами всё же буду я.
Неужто я забуду чудо,
Что подарила мне судьба?
Я жизнь вовеки не забуду
И не забуду я тебя!
В последний раз я вижу город,
В последний раз июлем пьян.
Я твой всегда, пусть даже скоро
Я кораблём уйду в туман.
Вика посмотрела дату стиха и увидела, что он был написан в тот самый месяц, когда Шуберт погиб. Её охватил озноб, она выронила тетрадку и упала в обморок, но Маша с Петей услышали шум, прибежали в комнату, привели Вику в чувства и уложили спать. Вике не хотелось оставаться в темноте, и она попросила включить розовый ночник. Она долго лежала, глядя на его свет, бросавший отблески на стену, и не могла заснуть, а когда заснула, ей снился Шуберт.