Хрустальный мир.
Палящее солнце, гнущиеся под ветром пальмы, крики птиц, шум водопада... Где это? Южная Америка? Холодно. Африка? Теплее. А чтобы тебе, читатель, стало нестерпимо горячо - это Эйлат, гостиница "Леонардо Плаза". Место, куда молчаливых агнцев из Челябинска привозят на несколько дней, чтоб откормить перед закланием.
Впрочем, Алекс и сопровождающие его лица прибыли сюда добровольно. С них стало довольно мерзостей, язв, гримас, ужимок и прыжков повседневной жизни, и они отправились в Эйлат, в гостиницу "Леонардо Плаза", где палящее солнце, гнущиеся под ветром пальмы, крики птиц и шум водопада. И там, удобно устроившись в шезлонгах у бассейна, они зажмурили глаза и вообразили себя, кто в Африке, кто - в Южной Америке, а кто и, чем чёрт не шутит, в Юго-Восточной Азии.
Полёт.
"Рождённый ползать летать боится", - сказал великий пролетарский писатель. И сказал он это про Алекса.
Да, Алекс ужасно боится летать. Нет, умом он, конечно, понимает, как эти стальные птицы держатся в воздухе - подъёмная сила, там. Векторы-шмекторы... Но сердцем не приемлет. Сердцу не прикажешь.
А между тем, муха, залетевшая в салон "Боинга" в Тель-Авиве, спустя пять часов благополучно добралась до Барселоны. Бизнес-классом. Без страха и упрёка.
Relax на Красном море.
Облака плывут, облака... По пути из Египта в Иорданию, проплывают они над Алексом, причудливые и белоснежные.
- Мы ль на свете всех милее? - заискивающе спрашивают они Алекса.
- Вы, вы, - снисходительно соглашается Алекс - Ну, плывите, на. В Колыму, на.
Солнце, выглянув из-за облака, нежно гладит Алекса горячим лучом по животу.
- Как вы живы-здоровы, Алекс? - интересуется солнце.
- Жив. Здоров. - отвечает Алекс.
- Могу ли я и дальше светить и греть? - спрашивает солнце.
- Свети - и никаких гвоздей! - великодушно разрешает Алекс. И солнце смущённо закрывается облаком, как женщина Востока - чадрой.
Тёплый юго-западный ветер заботливо обращается к Алексу:
- Не слишком ли я сегодня силён и порывист?
- Всё ништяк, браток, - добродушно отвечает Алекс - Вей, ветерок.
Море накатывается на берег, пытаясь лизать Алексу пятки. Море шуршит галькой и шепчет Алексу в ухо:
- Убаюкивает ли вас плеск моих волн?
- Убаюкивает, убаюкивает... - чуть слышно бормочет Алекс, широко зевая.
Мёртвое море.
Соль, соль, соль... Она здесь везде: висит прозрачным облаком в воздухе, как белый коралловый песок, устилает дно, крохотными льдинками кристаллов плавает на поверхности, памятником Женскому Любопытству возвышается на берегу, маслянистой плёнкой покрывает кожу... Поистине, Создатель пересолил этот суп.
- Котик, правда тебе здесь нравится? - спрашивает Алекса супруга-психиатр, намазывая чёрной лечебной грязью живот и ноги.
- Правда, - соглашается Алекс.
- Котик, правда ты меня любишь? - пристреливается супруга, намазывая грязью плечи и руки.
- Правда, - честно отвечает Алекс.
- А как ты меня любишь? - вымазав грязью лицо, задаёт супруга контрольный вопрос. Алекс внимательно смотрит на неё и задумчиво произносит:
- Я люблю тебя, как... соль.
Ближневосточный блюз.
Январь. Плюс восемнадцать. Мёрзну.
Влачусь в пустыне. Одинокий лыжник.
А солнце светит, но не греет. Светило, на.
Уж полдень близится. За тем барханом - Вечность.
Глас вопиющего. Вопль гласного. Шипящая согласная.
"Аааа-а-а-а!!!" "Шшшш-ш-ш-ш..."
Январь. Я мёрзну. "18+"...