Глава 9.
Сказка о мужике, кормящем генералов
Писана мужиком Владимиром седьмого дня месяца апреля года две тысячи четырнадцатого от Рождества Христова в граде Набережночелнинском.
Мужик Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, генералов кормивший, устал, захворал и начал касками по рельсам и асфальтам стучать, у парадных ворот генеральских в пикетах стоять, воплями своими внимания генеральского к хворям мужицким требовать. Но генералам не до мужика было. Они важнейшую и главнейшую генеральскую и государственную работу делали. Они делили и переделяли между собой богатства, мужиковским трудом созданные. Чтобы на надоедливого мужика не отвлекаться, генералы поручили своим подхалимам мужику всю важность происходящей приватизации разъяснять, всю необходимость раздела-передела богатства и ограбления Мужика мужику же и доказать. И запел, заговорил, зажестикулировал хор подхалимов генеральских. И узнал Мужик, что плановое хозяйство плохо, а конкуренция – хорошо, что общественная собственность – плохо, а частная собственность – хорошо. А чтобы появилась конкуренция и частная собственность, надо приватизацию провести-сделать, то есть генералам надо между собой и своими подхалимами разделить богатства, трудом мужиковским созданные. А чтобы разделить, а потом несколько раз переделить между генералами богатства, им нужно время. А мужик своими приставаниями генералов от дележа отвлекает, время и внимание у них отнимает, важнейшую и главнейшую генеральскую работу срывает. Поэтому мужик виноват в том, что конкуренция и частная собственность не появляются, с которыми стабильная и хорошая жизнь осуществляется, и все хвори мужика сами собой исцеляются. Чтобы приход конкуренции и частной собственности ускорить, мужик не должен мешать генералам мужика грабить. Мужик должен работать, ничего не просить, ничего не требовать, ничего не получать, а во благо будущих поколений ему позволено лишь умирать. Все блага будущим поколениям конкуренция, частная собственность и шоковая терапия будут создавать.
Голова мужиковская хворая закружилась, соображалка у мужика от такого обилия событий растерялась. А хор подхалимский не унимается, еще пуще всякие разные песни поет, из которых мужик узнает, что он ленивый и пьяница. Что у него совести нет, что у него какая-то нравственность отсутствует. Что он многогрешен и Богу не совсем угоден. Что у него патриотизм и гордость за свое отечество и родину отсутствуют. Что он рассадник охлократии, которую ну, никак, допустить нельзя. Что он законности, порядка, спокойствия нарушитель и вообще враг развития капитализма, основой которого являются конкуренция и частная собственность, которые создаются генералами ограблением мужика. От таких песен подхалимских совсем мужик захирел, в кому впал, потихоньку умирать начал и перестал потомство для конкуренции и частной собственности производить, чтобы в будущем генералов с подхалимами кормить.
Генералы и подхалимы, от мужика такой хитрющей пакости не ожидавшие, сначала в ярость пришли страшную. Они ругали и пинали мужика, выходить его из комы заставляли, но молчал мужик, потихоньку умирая.
Поняли генералы, что мужик на них плюнул, решил от генералов уйти и начал поэтому потихоньку - помаленьку умирать, а генеральское кормление стало оскудевать. Великие страхи и смущения обуяли генералов и их подхалимов. Стали они в свои кабинеты думы – сенаты собирать, стали они соображать, придумывать, изобретать, как заставить мужика от комы отказаться, как отучить мужика в будущем от генералов в коме спасаться. Думали они думали, много лет думали. Ничего придумать не могли. Тогда один самый умный и хитрый генерал, который все время молчал и наблюдал, решил сказать: «Чтобы мужика из комы прогнать и отучить от дурной привычки в кому впадать, надо из семи сдираемых с мужика шкур шесть генералам брать, а одну шкуру мужику отдавать.» Заспорили, закричали генералы, возмутились, с самым умным и хитрым генералом не согласились.
Мужик в коме стал скорее умирать, генеральское кормление все быстрее уменьшать. Не сразу, а после долгих споров самому умному и хитрому генералу большинство генералов и подхалимов убедить удалось. Но самый богатый генерал с этим соглашаться не стал. Тайно начал он против самого умного и хитрого генерала ковы ковать, но не сумел одолеть самого умного и хитрого генерала, и сам в ковы попал.
Самый умный и хитрый генерал самого богатого генерала в тюрьму посадил, и тогда все генералы и подхалимы сразу согласились из семи сдираемых с мужика шкур одну мужику отдавать, а себе только шесть оставлять.
Генералы о своем решении мужику объявили, но мужик генералам не верит, из комы не выходит, но стал помедленнее умирать, генеральское кормление стало прибавлять.
Самый умный и хитрый генерал всех генералов в сенат созвал, отдать мужику зарплату за последний год приказал, которую каждый генерал у мужика украл. Генералы с подхалимами от такого приказа очень сильно расстроились. Но они уже боялись самого умного и хитрого генерала, поэтому с великой неохотой стали мужику его зарплату за последний год отдавать, которую они у мужика украли и которую уже своей считали.
Когда мужик украденную у него зарплату получал, самый умный и хитрый генерал коматозному мужику объявлял, что теперь все генералы в генералы социальной направленности перейдут, что из семи сдираемых с мужика шкур генералы всего лишь шесть шкур себе возьмут, а седьмую шкуру всю целиком и полностью, мужику отдадут.
Поверил мужик самому умному и хитрому генералу, потому что генералы хоть и со скрипом, стали возвращать мужику украденную у него зарплату, из комы вышел и снова стал генералов кормить.
Самый умный и хитрый генерал мужика не обманул, слово свое сдержал. Из семи сдираемых с мужика шкур с этого времени всего лишь шесть шкур генералам доставалось, а седьмая шкура вся целиком, регулярно и без задержек мужиком получалась, и строго эта договоренность самым умным и хитрым генералом соблюдалась.
Самый богатый генерал, бывший в тюрьме, и верные ему генералы с подхалимами на свободе, захотели прогнать самого умного и хитрого генерала, потому что им при дележе шести мужиковских шкур, содранных с мужика, очень мало доставалось. Но своих сил у них было очень мало, своими силами они не могли прогнать самого умного и хитрого генерала. Поэтому они придумали на самого умного и хитрого генерала мужика натравлять, вместе с мужиком самого умного и хитрого генерала прогнать, место его занять и грабить мужика уже для своего кормления начать. Для этого они переодевались в мужиковские маски-шоу, говорили про самого умного и хитрого генерала много всяких разных плохих слов, смущали мужика этими плохими словами и прогнать самого умного и хитрого генерала мужика призывали.
И засомневался мужик, и заколебался. Но самый умный и хитрый генерал очень внимательно за настроением мужика наблюдал и вовремя все увидел. Он со своих недоброжелателей маски-шоу снял, настоящие их лица показал. Понял мужик, что те, кто его искушал, нисколько не лучше тех, кто до сегодняшнего дня с него семь шкур драл. Понял также, что одних генералов на других менять, только время терять. Отвернулся мужик от искусителей-переодеванцев, предоставив самому умному и хитрому генералу самостоятельно разбираться и наказывать переодеванцев.
Кормил, кормил мужик генералов и стал вдруг замечать, что получаемой им шкуры на мужиковское кормленье стало не хватать. Вроде и шкура вся целая, и размеры те же, а ощущение такое, что стала она и короче, и тоньше, и реже. Начал мужик генералов пытать, отчего у него кормленье скудное стало, хотя шкура как будто бы совсем размеры не потеряла. Генералы глупому мужику разъясняют, что генеральское кормленье оскудевает, что монополия пришла, конкуренцию прогнала, цены подняла и приходится всем и все у монополии дороже, чем у конкуренции покупать, поэтому и оскудение в кормленье стало наступать. Вот скоро генералы закон напишут, чтобы монополия не всю конкуренцию съедала, тогда при конкуренции будет все дешевле продаваться, и скудное кормленье у всех начнет поправляться. Не понимает мужик, зачем на такое злодейство монополии отдельный закон писать надо, почему эту злодейку сразу же в тюрьму не сажают? Генералы, от такой мужиковской непонятливости в изумление впавшие, все же попытались мужику объяснить, что конкуренция и монополия не люди, а отношения между отдельными частными собственностями, и невозможно эти отношения в тюрьму сажать, поэтому монополию, убивающую конкуренцию, посадить в тюрьму нельзя.
Много еще разных умных слов всяких генералы и подхалимы о монополии и конкуренции мужику говорили: что монополия и конкуренция близнецы-сестры, и одна без другой жить не могут. Что они еще и матери друг другу, и одна постоянно другую рождает. Что они еще враги непримиримые друг другу и всегда друг друга убивают, чтобы место другой занять.
Совсем мужику страшно стало от отношений между этими родственниками, от которых зависят размеры шкур, с мужика на кормленье сдираемых. Предложил он генералам обеих злодеек в тюрьму отправить. Но генералы с мужиком согласиться не захотели, конкуренцию с монополией в тюрьму сажать отказались, потому что тогда капитализм умирать начнет и опять нехорошая или даже плохая плановость придет.
Закон на монополию генералы написали, но мужиковское кормленье улучшать не стали. Какую-то конкуренцию монополии оставили, какую-то съели, но цены меняться не захотели. В это же самое время и генералы стали недовольство показывать, потому что генеральское кормленье их, которое было как 50 мужиковских, тоже стало оскудевать, и они задумали и мужиковскую шкуру для своего кормленья забрать. Но самый умный и хитрый генерал строго одернул свое генеральское окружение и сказал: «Вы что, забыли или перестали понимать, что нельзя у мужика седьмую шкуру забирать. Как только мы у мужика седьмую шкуру заберем, он сразу же в кому упадет, умирать начнет и тогда мы, генералы, уже никаких шкур с мужика не возьмем». Притихли генералы. Вспомнили они, сколько страхов натерпелись, когда мужик в коме умирал, и каждый генерал все меньше и меньше тогда кормленье получал.
Самый умный и хитрый генерал генералам и подхалимам думать приказал, как сделать так, чтобы сдираемые с мужика семь шкур стали бы толще и длиннее, но так, чтобы мужик, с которого эти шкуры сдирают, с этим согласился бы и в кому не удалился бы. Думали, думали генералы, опыт забугорный изучали, советы у заморских мудрецов брали, древние книги читали и придумали. Собрались генералы и доложили самому умному и хитрому генералу, что надо наращивать производительность труда мужиковского, тогда шкуры с мужика, на кормленье сдираемые, станут длиннее и толще. Похвалил самый умный и хитрый генерал генералов и велел им об этом мужику так рассказать, чтобы он сам захотел эту производительность поднимать. Генералы мужику о наращивании производительности труда объявили, и это самое наращивание делать велели. Удивился мужик, что же это за животина такая, которую наращивать надо, что она сама расти не умеет? В который раз уже генералов мужик своим непониманием в изумление вводит. Но объяснили мужику, что производительность труда не корова, которая сама растет, а то, как и сколько мужик работает и везёт. К примеру: если мужик сегодня забивает 10 гвоздей, то завтра должен забить 20, чтобы производительность нарастить; сегодня он косит и собирает 10 валиков сена, то завтра должен – двадцать. Если сегодня он насадил 10 грядок, то завтра должен посадить двадцать грядок; если сегодня он убирает одно поле, то завтра должен убрать два. И так везде и во всех мужиковских работах. Тогда шкуры, сдираемые с мужика на кормленье, толще и длиннее станут.
Задумался мужик, свои возможности и способности прикинул, отказываться стал, мол, никаких сил его мужиковских для наращивания производительности не хватит. Но генералы не отстают и на мужика пуще прежнего наседают, соглашаться с генералами заставляют, говорят, что сил мужиковских ему хватит, потому что генералы в помощь мужику модернизацию прислать обещают. Постеснялся мужик спросить у генералов, что это за помощница такая – модернизация, чтобы генералов в очередной раз в изумление не вводить и свое невежество показывать. Согласился он производительность наращивать, если модернизация ему помогать будет. Но еще заманчивее для мужика было получение в будущем шкуры, которая толще и длиннее настоящей будет.
Согласился мужик с генералами. Генералы мужику вместо старого инструмента новый дали: молоток тяжелый, которым сразу два гвоздя вместо одного забивают, косу длинную, которой сразу на два валка сено косить можно, грабли широкие, два валка собирающие, чудо-лопату, которой сразу две грядки вскапывать и сажать можно. И так везде и всюду, где мужик работает.
Стал мужик работать уже не по 8, а по 12 часов и даже по 14. Жадность его гонит, толще и длиннее шкуру на кормленье получить заставляет. Стал он получать шкуру на свое кормленье и толще, и длиннее, но уставать стал сильнее. А какой толщины и длины были шесть шкур, которые генералы получали, он не знал, но догадывался, что каждая из них была больше его шкуры.
Много и долго работал мужик, сильно уставать начал и у генералов спрашивать стал: «Где же его помощница – модернизация, которую генералы ему обещали?». И опять, хоть и не хотел этого, мужик генералов в изумление ввел и невежество свое показал. Пришлось генералам невежество мужиковское объяснять, что модернизацию обещанную, они уже мужику давно прислали. Что она (модернизация) – это тяжелый молоток на два гвоздя, длинная коса и широкие грабли на два валка сена, чудо-лопата на две грядки, и так везде и всюду, где мужик работает. Понял мужик, что в очередной раз генералы на кривой козе его объехали, но в кому впасть он не может. Не пускает получаемая им на кормление шкура, которая и длиннее и толще прежней.
Но ничего нет постоянного и не изменяющегося. Снова стало что-то тревожное наступать, какие-то изменения появляться, в забугорных странах внутренние отношения обостряться, кормление мужиковское стало ухудшаться. Генералам опять пришлось с мужиком объясняться. На мужиковские вопросы об ухудшении кормленья генералы, в распоряжении которых уже были огромные средства: и резервный фонд и золотовалютные накопления, и стратегические и неприкосновенные запасы всякие, и различные страховые заначки – отвечали, что в забугорных странах начали кризисные призраки появляться, от которых стала инфляция рождаться, которая сумела к мужиковскому кормленью подкрасться и за мужиковскую шкуру стала кусаться, от чего шкура стала рваться. Поэтому кормленье стало ухудшаться. Загрустил Мужик, задумался. Но генералы Мужика заставляют не грустить, не задумываться, не паниковать, в кому не впадать, генеральских решений по спасению от инфляции ждать, на забугорные страхи внимания не обращать, братьям по вере митингами и протестами помогать, в торжество правды и справедливости верить продолжать, и вообще, что завтра будет лучше, чем вчера, мужику пора уже понимать, поэтому надо мужику кормленье генералам создавать, а иначе ему удачи не видать. Не может мужик на красноречие генеральское также красноречиво отвечать, умом скудоумен, как генерал не образован и не приучен болтать. Поэтому, скромно промолчав, отправляется Мужик генеральское кормленье добывать. Но грусть и задумчивость Мужика не покидают, потому что инфляция не хочет мужиковское кормленье оставлять, жрет и жрет его не думая отдыхать, заставляет мужика о коме вспоминать.
Самый умный и хитрый генерал, очень хорошо мужика и его нужды изучивший, уже знал, какие думы Мужика смущают, что Мужик в своих думах замышляет. Не успел Мужик решение принять. Самый умный и хитрый генерал приказал своим помощникам – генералам Мужику индексацию дать. Пришлось Мужику про кому в очередной раз забывать. Так и повелось. Как только инфляция Мужиковское кормленье начинает сильно сжирать и Мужику становиться очень и очень тяжело генеральское и свое кормленье добывать, самый умный и хитрый генерал приказывает индексацию Мужику дать. Чтобы совсем у Мужика мысли о коме искоренить, постановил самый умный и хитрый генерал задолго до комы Мужика лечить. Заболит, к примеру, у Мужика рука от инфляции, сейчас же к ней примочку-компенсацию, чтобы до мыслей о коме не доводить. Захромала нога от монополии – сейчас же ногу ЕДВ-костылем поддержали (единая денежная выплата) и мысли о коме прогнали. Захандрила голова от кризисов, инфляций, монополий, тут же к хворой голове компресс СМО (субсидия малообеспеченности) приложили, и выздоровела голова, от мыслей о коме излечили. А начнет Мужика импотенция одолевать и мужиковское потомство сокращать, то мужику надо сильнодействующее лекарство СК-2, а то и СК-3 дать (семейный капитал за второго и третьего ребенка), чтобы он лекарство к больному месту приложил и про импотенцию, в кому его толкающую, позабыл.
Все реже и реже Мужику о коме думать давали и всякими другими событиями думы его отвлекали: то пожарами, то цунами, то убийствами, то ворами, то войнами в странах заморских, то детишками в семьях генеральских и актерских. Много всяких тем на мужика обрушают, ум и мозг мужиковский отупляют и усыпляют. Слушает все это Мужик и удивляется, когда же они добычей кормленья занимаются?
Однажды Мужик услыхал, как самый умный и хитрый генерал выступал. В своем выступлении самый умный и хитрый генерал о какой-то пропасти между кормленьем генеральским и кормленьем мужиковским сообщал. Говорил, что 50-кратное превышение генеральского кормленья над мужиковским недопустимо, что превышение это сокращать надо, потому что это замедленного действия страшная бомба и мина, что они когда-нибудь взорвутся, и не мужик, а сразу все генералы в кому сорвутся.
Пообещали генералы самому умному и хитрому генералу закон написать, который будет между генеральским и мужиковским кормленьем разрыв сокращать. Станет мужик побольше кормленье получать, духом воспрянет, еще скорее и лучше будет работать, кормленье генеральское улучшать!
Ждет Мужик, когда генералы закон напишут, но генералы почему-то путей повышения мужиковского кормленья не ищут, о своем же кормлении не забывают и в очередной раз генеральское кормленье повышают. Самый умный и хитрый генерал приказать своим генералам написать закон не спешит, ждет, как поведет себя мужик, когда и как забузит. А Мужик вспоминает давно прошедшее и забытое время, когда самый умный и хитрый большевик-генерал всем генералам мужиковское кормленье дал.
Стоит Мужик, генералами зачумленный, запутанный, заболтанный в поле, на чудо-лопату опираясь и не знает, что делать ему: то ли чудо-лопатой грядки копать, то ли генералам этой лопатой по голове настучать, чтобы генералы скорей закон написали и разницу между генеральским и мужиковским кормленьем побыстрее сокращали.
А пока на вопрос, к нему обращенный: «Как твоя жизнь, Мужик?», пытаясь с юмором пошутить, отвечает: «Жисть, как в сказке, чем дальше, тем страшней» - и подумав немного, с какой-то пугающей ожесточенностью, тоскливым и надломленным голосом добавляет: «И жить невозможно, и в кому не пущают, умереть не дают.»