Он шел впереди меня и вдруг остановился на полушаге. Лохмотья левой штанины, безучастно влачившиеся вслед по асфальту, нырнули с испугу под подошву того, что некогда носило гордое имя «сандалия». Старик приподнял голову, подставляя солнцу обветренное лицо, обрамленное бородой с такими же рванными краями, как штаны, и замер. И в какое-то мгновение показалось все это некой картиной, так гармонично сливалась обшарпанная стена покосившегося одноэтажного барака с полинялой землистого цвета рубашкой и коричневыми штанами, так фотографично падали лучи солнца сквозь черные ветки клена, столько обреченности и в тоже время умиротворения будто пропечаталось на спине старика. Воображение мое быстро подхватило эту художественность и стало уже примеривать на старика разные образы прошлого и будущего. Еще несколько дней я встречала беднягу, присматриваясь к нему и упражняясь в развитии сюжетных линий. Но все линии выходили почему-то исключительно драматичными, да при этом настолько, что мне самой становилось от них не по себе. И с чего я взялась прописывать ему судьбу? Отпущу его, пусть живет как живет, решила я и закрыла эту тему.
Прошло недели две, но старика не было видно. И вновь воображение понесло меня по ухабистым сюжетам, к тому же примешивался вопящий голос совести, что мысль материальна и что я могла спроецировать на него весь трагизм своих умозаключений. Упорно повторяя по утрам теперь спасительную мантру «Если я это не вижу, это не значит, что этого не существует», я сворачивала и шла другими путями.
Увы, с годами люди бывает черствеют, и холодный практицизм берет свое. И с чего это вдруг наворачивать круги, когда есть прямой короткий маршрут? В то же утро я вновь встретила его, и он улыбнулся мне сквозь подстриженные усы и бороду, гордо шаркая в подшитых брюках. Вот вам и поворот сюжета!
- Здравствуйте! – неожиданно для себя самой выпалила я.
- Здравствуйте, барышня! – старик слегка склонил голову и снова улыбнулся.
- Простите, пожалуйста, простите меня,- слова путались на языке, щеки покрывались алым пламенем, но глаза горели и меня невозможно было уже остановить,- Наверное Вам покажется это очень дерзким и похожим на праздное любопытство, но не могли бы Вы уделить мне время? Поверьте, я не хочу Вас ни чем обидеть, мне просто хотелось бы узнать кто Вы и услышать Вашу историю.
- Да уж, как-то утро сегодня выдалось! Газетчица, что ли? – старик достал из кармана носовой платок и шмыгнул в него носом, - Вот, это меня извинять надо. Это, в сквере есть пара еще почти целых скамеек, так что подходите как получится. Может и разговор у нас получится, барышня! За сим бегите куда торопились.
- Спасибо, обязательно буду! – я уже неслась незнамо куда, лишь бы подальше…
Старик сидел на скамейке напротив фонтана, в руках он держал целлофановый пакетик с печеньем, и то завязывал то снова развязывал его. Рядом со стариком на скамейке лежал типичный уличный кот. Шерсть колтунами свалялась по бокам, а на морде красовались рубцы от былых ран. Помахивая иногда во сне хвостом и подергивая усами, казалось кот не замечал ни птиц, выпрашивающих у старика крошки печенья, ни визгов детей, скачущих под брызгами фонтана, ни громыхающих с завидной периодичностью трамваев.
- И снова здравствуйте? Кофе будете? – я присела на край скамейки и протянула старику бумажный стакан с кофе.
- А я в аккурат печенье принес, - он развязал пакетик, завернул края и положил на скамейку, - угощайся!
- Спасибо! Меня Алей зовут, - и зачем я тут же потянулась за печеньем, так и булимию заработаешь на нервах.
- А меня зови Дедом, так проще! Ешь-ешь печенье-то, поди голодная. А кофе-то вкусный, сладкий. Только я от него отвык, все чай больше, да компот какой из варенья.
Дед. Своих дедов я помню плохо. Одного знала только по фотографиям и рассказам мамы и тети, и мне казалось, что он всегда рядом с ними, как будто они до сих пор оглядываются на него и ищут в нем поддержки и одобрения. Второго видела несколько раз. Он приезжал к нам в гости и привез тогда мне сникерс. У него были лучистые глаза и грубые широкие ладони, и столько доброты, тепла и спокойствия от него исходило, будто солнце обнимало тебя. Помню, как мы приезжали к нему в деревню, спали на огромных перьевых подушках, а утром в распахнутое окно врывался запах лебеды и полыни. Аллергичному ребенку нельзя было дольше оставаться в деревне. И это мне было понятно. Не понятно было, почему мы должны были молчать потом о своей поездке и не говорить ничего бабушке, папиной маме…
Дед делал маленькие глотки и держал потом кофе во рту, смакуя его вкус. Допив, он вытащил все тот же платок, вытер усы и попытался засунуть стакан в карман, но побоявшись его помять, бережно поставил рядом с собой на скамейке.
- Ну, Аля-Галя, выкладывай, откуда такой интерес нарисовался?
- Простите, пожалуйста! Только Вы не подумайте чего-то там такого плохого! Честно, даже и не знаю, как Вам сказать! – и я зачем-то снова потянулась за печеньем. Булимия, детка, булимия…
- Простились уже, чего ты все прощенья просишь! – Дед шугнул птиц и бросил взгляд на стакан у меня в руках.
Я хотела было предложить ему допить, но догадавшись, тут же выпила все сама и как бы невзначай поставила свой стакан рядом на скамейку.
- Понимаете, я такой человек. С детства люблю сочинения на свободную тему. Даже на уроках музыки, когда остальные зевали под классику, мне представлялись всякие картины, а то и придумывались танцы. Ведь воображение странная штука. Иногда достаточно одного маленького зацепа, а оно уже понесло тебя по своим закоулкам. Вот и с Вами у меня такое приключилось. Уж больно Вы живописно выглядели, чтобы устоять и не придумать Вам какую историю. А потом я Вас не встречала долго, ну и надумала Бог знает, что. Простите, ужасно неловко и стыдно… - пакет с печеньем опустел.
Дед дослушал мою тираду, и захохотал. Этого кот вынести уже не смог. Он поднялся, выгнул спину, широко зевнул и лег на другой бок.
- Да, барышня! Позабавила! – Дед утирал платком глаза, - Глядишь и впрямь на старости лет сделаюсь важным. А то ведь живешь так и живешь. И никакого дела до тебя нет кроме кота, да и тому только пожрать и чтоб тепло. А вон как все поворачивается! Ну ты даешь, Аля-Галя!
- Если хотите, точнее, если не хотите – можете ничего не рассказывать. Мне важно было для себя перед Вами извиниться, - я вытряхнула крошки из пакета и сложила в него оба стакана. – Вот.
- Говорю, простились уже. Заладила! Сказал же, что разговор может и получится. Так теперь без может. Не знай, чего ты там насочиняла, только жизнь-то она получше сочиняет, уж поверь. Да только потом прощения ни у кого не просит, а все больше мы у нее.
Дед.
Он помнил из детства только запах жаренных пирожков с картошкой да кресло с деревянными потрескавшимися подлокотниками. Потому как оно служило и танком, и башней замка, и логовом индейцев, особенно если спустить покрывало до пола, да еще раздобыть где картонок и заставить с других сторон. Потом были переезды и смены школ, так школьных друзей у него и не завелось. Учился он хорошо, только без особого интереса. Ничем особенно не увлекался. Поступать куда выбора не было. Не случилось с институтом, и документы были поданы в техникум. Техникум, армия, работа, вечерний. Все как у большинства в то время. Первый брак. Малосемейка. Не сказать, что были какие-то особенные чувства. Как-то само все так шло, само все складывалось. Сын, потом дочь. Потом какой-то участок из бурьяна и поросли. Упреки, ссоры, истерики, хлопанье дверьми. Потеря уважения к себе и осознание себя. Пожалуй, это были первые откровенные, жгучие до костей чувства, которые он испытал. Он тогда провел пару дней в хмельном угаре, но, к счастью, это вызвало у него отвращение. Спустя время работа и быт все вернули в привычное русло. Оглянувшись, присмотревшись и поняв, что так живет большинство вокруг, он предпочел самокопанию копать на даче. Правда, иногда все же проскальзывали мурашками по позвоночнику мысли, что будто он сам себя чего-то лишил…
Ну что там было про разбитую чашку и дважды в одну реку? И трижды в одну реку и на те же грабли. На четвертый раз его с работы отправили на какие-то курсы по обмену опытом в другой город. Эта передышка стала спасением. И спасением стало неожиданное предложение нового места работы с повышением, дальнейшими перспективами и комнатой в общежитии на первое время. Домой он возвращался уже с заявлением об увольнении. Дома… Дома это известие после озвученной зарплаты было принято с… Ну, вообщем, было принято.
Переводы, звонки, приезды по выходным или праздникам. Приезды закончились в один внезапно выдавшийся выходной. Иногда кажется, что жизнь тянется и тянет тебя и вот уже ты тянешь ее. И все снова вроде как само собой, и вроде привыклось, свыклось, адаптировалось. Но вроде как случайно незапертая дверь и мужской храп из спальни – вот он тривиальный внезапный укол зонтиком. Хоть это вроде были и не те же грабли, но коллекционировать их он больше не собирался.
Старик снова зашмыгал носом…