Лорита

Наверно, пришло время. Пришло время поделиться своей болью. Долго носила я её в себе и до сих пор ношу.
Было это давно, в тысяча девятьсот девяносто первом году, когда только-только не стало Советского Союза, и запах свободы витал повсюду и на кухнях в том числе, вместо запаха жареной картошки. Я была первой женой моряка, бросившейся сразу в рейс с ним. Вот так подарок от Балтийского Морского Пароходства в эпоху развала, вот так окно в Европу! Правда, достаточно, долго проходила комиссии, особенно медицинские, а сколько прививок сделали, наверно, даже от смерти. Прости, читатель, шутить всегда – это мой стиль. Хотя рассказ будет совсем не весёлым.
Конечно, пришлось уволиться из гимназии, где я преподавала испанский язык, ведь рейс планировался на пять месяцев.. На Кубу. Но, как по волшебству, нам дали другие маршруты: Колумбия, Бразилия, Панама, и конечно Европа.. Ну и чудеса. Я только летом отработала в «Интуристе» с группой из Боготы и группой из Сан-Пауло. Я тут же послала телеграммы своим туристам, с которыми разъезжала по две недели по СССР, что приеду на пароходе с мужем. Конечно, к главной будущей теме это мало относится, просто хочется немного вспомнить ситуацию, связанную со всем с этим.
Наш пароход, как ледокол разрубал лёд Седой Балтики, крошево шумно царапало корпус при волне три-четыре балла. Экипаж сбегался к нам в каюту посмотреть и посмеяться, как первая жена пароходства, отчаявшаяся пойти в пятимесячный рейс, будет страдать от морской болезни. Увы! Не дождались – мне было так приятно, как будто в детстве укачивают в люльке. И я спала и отсыпалась.
И вот она Атлантика! Две недели Атлантики! Две недели чистейшей прозрачной чуть ли не до дна воды лазурного цвета. Дельфины сопровождают пароход, вокруг море летающих, как будто пляшущих рыбок,  огромные макрели серебристо-изумрудного цвета, а иногда и акулы. Небо и вода вместе. Солнце восходит и заходит за одну-две минуты, черной ночью звёзды на твоих ладонях, насколько они были рядом. Атлантика! Экватор! Нет ничего прекраснее, чувствовать себя практически одним посреди всего земного шара! А как здорово плавать в бассейне, когда шторм. Потому что в бассейне тоже шторм! Я наслаждалась просто дико и первобытно природой, я наслаждалась таким долгосрочным отпуском, который мне дал возможность перечитать всю пароходскую библиотеку, заниматься в тренажёрном зале, часами играть в любимый пинг-понг, загорать и купаться, и, конечно же, не стряпать! Ведь на камбузе всегда и всё уже было приготовлено. Капитан разрешал мне частенько бывать на мостике, что я и делала. Я представляла себя маленьким Колумбом, открывавшим Америку для себя!
Да, всё было волшебно, кроме одного. Одного моего сладкого и единственного сыночка, которому в ту пору было всего четыре годика, и которого я оставила на попечение двух бабушек и двух дедушек. Я очень скучала по нему. Начальник рации уже ругал меня, что нельзя забивать космос бытовыми разговорами, так как я посылала ему каждый день радиограммы. В свободное время я также вязала ему всякие вещички, на пароходе нашлась и швейная машина, на которой я тоже «оттягивалась», дома-то времени не было. Да, всё было прекрасно, только солёная Атлантика не знаю, насколько пополнилась ещё от слёз по моему малышу. Но не ехать было нельзя! Мои ученики постоянно спрашивали:
- Лидия Николаевна, откуда вы так хорошо знаете испанский язык? Вы что, заграницей бывали?
- Нет, никогда.
Это нас так в бывшем уже Советском Союзе обучали – знать язык лучше, чем сами носители.
Итак, весь экипаж просил меня успокоиться, говоря, что это передаётся моему сыну, и он тоже будет очень скучать и чувствовать себя плохо. Они, конечно, правы. Я решила зажать свои нервы в морской узел, но радиограммы всё равно посылала.
Я, действительно, чувствовала себя маленьким Колумбом, открывателем, особенно, когда после двухнедельного перехода через океан мы увидели берег. Берег Колумбии! Ощущения не передаваемые!
Заранее мы с мужем договорились, что купим обязательно попугая и обезьянку. И даже «договорились» с главным ветеринарным врачом пароходства, как нам их провезти через таможню и главные ворота порта. Нас поставили на рейд у порта Турбо. Была уже ночь, сразу после ухода пограничников, наше судно тут же со всех сторон оккупировали лодки и лодчонки с людьми негритянской расы. Они забрались на корму и стали предлагать попугаев и сушёных крокодилов, то есть муляжей. Мы с супругом выскочили на этот импровизированный рынок. Всех попугаев уже расхватали, остался один или одна. Я в полах не разбираюсь, и мы взяли её. Ножки у попугая были связаны, но легко сказать ножки – лапы, как у птеродактиля, а клюв в пол моего лица. Птица молчала и не сопротивлялась.
- Ну, что ты, нортеамерикана, такая птица стоит сто баксов! – Говорил высокий негритянский парень по-испански, одетый в футболку наизнанку.
- Я не нортеамерикана, я – руса, и у меня столько денег нет!
- А где это находится, руса? Но ты похожа на нортеамерикану! Ну ладно, бери за пятьдесят.
- А почему у тебя футболка наизнанку, мода такая в Америке?
Парень засмеялся:
- Да воды просто нет, постирать негде, вот я её туда-сюда и ношу.
Муж взял попугая на руки, потом мы решились взять ещё крокодила, вот он-то как раз и стоит сейчас на шкафу…
Принесли в каюту, сразу супруг протянул по всему периметру канат для нашего нового питомца. Принесли с камбуза еды, поставили воды. Тишина. Я так и эдак:
- Ну, покушай, пожалуйста, хорошая, милая, - стараясь её погладить.
Ноль эмоций. Муж тоже «плясал перед ней». Молчок. Не пьёт, не ест, молчит уже три дня и сидит на одном месте. Как мы только её или его не называли, какие только имена не придумывали, - ноль! А по-испански «попугай» – loro. И я ей говорю тогда:
- Лорита!
Попугаиха встрепенулась вся, приподняла плечи, потом опустила их, как будто сделала реверанс:
- Лорита? – переспросила она. А потом обрадованно: «Лорита! Лорита! Лорита!», делая при этом опять реверансы.
Боже, это было её имя, это был настоящий код, настоящая пароль для нашей дальнейшей дружбы. Видимо, продавцы были перекупщиками, и они не знали, как её зовут. Вот почему одной из причин была её неприязнь, как к нам, так и к ним. Но это, чёрт возьми, ни какой, же фантазии – назвать попугая просто попугаем. Лоро – это попугай, а лорито или лорита – попугайчик, и соответственно попугаечка. У меня за три дня такой простой мысли не возникло.
Но, она, услышав своё имя, была безумно счастлива! Сразу заходила туда-сюда, взмахивая крыльями, крутя головой, делая шикарный эрокез, не переставая призность: «Лорита! Лорита! Лорита!» А потом понеслось по-испански:
- ?Que tal? ?Como estas? ?Que pasa, chico? ?No quieres ir al Diablo? Etc.
Cразу даю перевод:
- Как дела? Как поживаешь? В чём дело, мальчик? Не хочешь пойти к чёрту? И т.д.
Нашей радости не было предела! Лорита тут же начала есть, пить, болтать, садиться к нам на плечи и голову. Как мы с ней подружились! Мой муж стоял на вахте с четырёх утра до восьми, затем с четырех вечера и также до восьми. Когда его не было – всё время было наше. И наша дружба понеслась! Я тут же послала радиограмму сынуле, что мы купили ему попугая, звать «Лорита», это большой зелёный попугай.
Большой зелёный начала с того, что отвадила всех гостей из нашей каюты, как будто, зная пословицу: «Если хочешь жить в уюте – пей, гуляй в чужой каюте!» Ходила, как хозяйка по полу (пол в каюте тоже называется палубой), размахивала крыльями и орала, как стадо слонов, распугивая всех.
- Слушай, Лид, здесь никакая собака не нужна. Так охранять дом не сможет даже свора собак!
- Это точно! – смеялась я.
Особенно она не возлюбила старпома, не знаю почему, отличный человек был, Царство сейчас ему Небесное, может, ревновала к нему? Когда он приближался, то Лорита орала, как все звери, вместе взятые, в джунглях или сельве. Наверно, эти птицы и созданы для того, чтобы обязательно перекричать всех. Если бы её взять на стадион, то она переорала бы всех болельщиков вместе со всеми динамиками. Особенно ей нравилась песня Далиды «Mon Amur». Попугаиха знала её наизусть, и как только слышала эту песню по радио, то орала так, что голосом Далиды и не пахло.
- Ты что? С ума сошёл? У тебя же вахта! – Вошла я в каюту, услышав родной храп мужа. Туда-сюда заглянула, в спальне нет, на диване нет. Понятненько, кто это храпит. Прикалывалась она над нами классно, что и говорить. Только есть садимся, сразу появлялся звук чего-то наливаемого, то есть, бульканье. Ясен перец, чего. У нас также водилась иногда в стаканах текила или ром, видимо, приучена была Лорита к этому. И частенько сама опускала свой огромный шнобель в стакан. Для неё эти напитки были, как вода. Поесть тоже любила, ела всё подряд, особенно любила куриную ножку. Захватит её в одну лапу, а другой лапой держится на верёвке. Наслаждалась, прикрывая глаза, и раскачивалась. Любимым её развлечением было перекусывание пластмассовых ручек, проводов и прочих на это похожих вещей. Секунда – и ручки нет. Приходилось какие-то вещи припрятывать от неё.
Так и летели наши дни, мы объехали всё восточное побережье Бразилии, были почти во всех портах, кроме Рио-де-Жанейро. Наша дружба росла. Теперь Лорита ревновала уже к мужу. Стоило только ему повысить голос на полтона, разговаривая со мной, как она тут же начинала дико орать. Однажды он даже не вытерпел и дал ей пощёчину. Бедная птичка! Как я ругала его за это! Но ничего, обошлось, Лорита на него не обиделась, а он просто начал спокойнее разговаривать со мной. Видимо, птица его просто терпела, как неизбежную данность. А по утрам он ей ещё и нужен был. Дело в том, что, когда муж возвращался с вахты в восемь утра, то сажал мне спящей её на грудь, и Лорита начинала нежно-пренежно перебирать все мои реснички своим огромным шнобелем. Я не боялась, хотя, вот он миг – и глазного яблока нет! Нет, я доставляла ей это удовольствие, пока она пересчитает все реснички на моих веках, как будто проверяя, все ли на месте. Или считала, что так будит меня, или умывает… Боже, какая-то действительно не реальность!
Потом мой супруг ложился спать. Мы с Лоритой не шумели, наоборот, старались охранять его сон после трудной ночной вахты. Теперь я занимала диван, брала книгу или вязание. Лорита взбиралась на мои колени, и по миллиметру обследовала мои ноги  от колен до пят, надеясь там найти волоски (которых никогда не было) или перья:). И вот она, наконец, достигала ступней. О, это было её любимое занятие – исследование моих пальцев и ногтей своим шнобелем и языком в человеческий палец. Всю эту дорогу, длиной от колен до пят, она проделывала за четыре часа, пока мой муж спал. Я тоже в свою очередь, почёсывала ей частенько голову, Лорита сразу делала свой сногсшибательный эрокез, начинала медленно, м-е-д-л-е-н-н-о прикрывать томно свои веки снизу и сверху, томно раскачиваться, показывая всем своим видом, как это ей приятно.
Ревности к обезьянке у неё не было совсем. Да и не могло быть. Мы причалили в порту Сан-Сальвадоре, красивейшего, старинного, с колониальной архитектурой города. Разумеется, рядом с портом во все времена были рынки и базары. Белых людей там очень мало. Даже было страшновато как-то. Нас обступила целая толпа высоких с немыслимо черной кожей людей, обвешанных обезьянками. Каких только они нам не предлагали! Но Лида, голова садовая, выбрала одну с самыми грустными-прегрустными глазами. Мы еле донесли её до парохода. Оказалось, что она просто была больна, и к вечеру умерла. Похоронили её по-морски, положив в коробочку, опустили в воды Атлантики, а вслед бросили цветочки. Так что Лорита её даже не увидела.
Обойдя всё побережье Бразилии, мы снова направились в Европу. Наш путь лежал в Бельгию. В этот раз Атлантика не была такой спокойной, я, впрочем, тоже, всё больше раздумывая о Лорите и сыне. Страх и сомнения охватывали меня всё сильнее. Любовь и ревность Лориты к моей персоне были настолько велики, что просто не адекватны. Я очень боялась за своего сынишку, а особенно, сами догадались, за его глаза. Да и голову она могла пробить, не прилагая особых усилий. А ведь сын не сползал бы с моих колен, тем более, мы столько с ним не виделись! Я всё больше пасмурнела, Лорита тоже, как будто предчувствовала это. Может она была волшебной птицей, и решила погибнуть вместе со мной, лишь бы не расставаться. Потому что из Бискайского залива мы вышли чуть не поседевшими. Волна была в одиннадцать баллов. Качка носовая. Мы погружались полностью в волну, это пароход-то примерно в десять этажей современного дома и длиной в сто шестьдесят метров. Потом снова оказывались на гребне волны. Правильно говорят про девятый вал. Где-то так и есть. Девятая, десятая или одиннадцатая волна действительно была огромной силы и высоты. Мы зависали на гребне, казалось вот-вот, и наш пароход треснет пополам. И ещё самое страшное, что у нас отказал один двигатель. Камбузница Лена билась в истерике, она не могла уже перенести это после крушения пассажирского парохода «Лермонтов», где находилась и спаслась. Бегала и молилась: «Только бы не отказал второй двигатель, только бы не отказал второй двигатель!» Муж, как опытный рулевой был на мостике, я тоже поднялась, если можно так выразиться, то есть приползла, держась за переборки. Взяла ещё и уселась лицом к штурвалу, спиной к стёклам, т.е. к волне. Как все закричали на меня: «Нельзя к волне задом поворачиваться!» Вот, голова садовая, что значит не морячка, примет не знаю… Кошмар продолжался больше суток, нервы всех были на пределе.
Но вот и тихий, спокойный Антверпен. Теперь уже здесь сбежались европейцы. Конечно, пароход с континента, пароход с Латинской Америки! Верно, привезли что-то экзотическое!
Моряки, которые купили живность для продажи – продали сразу всё по цене в два раза выше. Оно и понятно, зарплата маленькая, а поездку и время, и разлуку с родными, и нервы океана надо оправдать. Мы с мужем ни в какую! Я не могла решиться продать или отдать, подарить Лориту! Не могла, и всё! Я не знала, что будет дома в Ленинграде, не могла. Красивая женщина в мехах – владелица магазина долго упрашивала нас. Но мы отказали. Они приобретали экзотических животных, птиц для украшения своих бутиков, для привлечения внимания. Она ушла. И, всё-таки, мы положились на судьбу, если вдруг она придёт завтра, а ведь не должна после такого категорического отказа, то отдадим ей попугая. Она пришла. Значит, судьба, значит, фатум. Я целый день проплакала. На следующий день уговорила мужа пойти в тот магазин посмотреть, как устроили Лориту. Мы пошли. Я увидела её уже с входа. Сделала ещё пару шагов и дальше не смогла. Лорита сидела в большой красивой клетке со всякими кольцами, лесенками и прочими игрушками, и сидела также, как и у нас первые три дня. Мы встретились с ней глазами. Я говорила ей: «Прости меня, Лоритушка, только прости! Я очень боюсь за сына. Ты не перенесёшь, если увидишь, что я люблю кого-то больше, чем тебя. Знай, я всегда буду тебя любить, я всегда буду тебя помнить!»
К чёрту! К чёрту! К чёрту! Какое тут сравнение! Это, как у людей! Зачем тебе внимание и любовь сотен людей, когда тебе нужен только один человек, и только его любовь!
Вот такая не весёлая история, Мон Амур. Друзья, если кто-то будет в Антверпене, загляните на Итальянский бульвар, магазин назывался то ли «Москва», то ли «Катюша». Ведь попугаи долго живут, и я надеюсь, что моя Лорита жива! Только сначала ей надо сказать: «Лорита, ке тал?» А потом, если не сложно, передайте ей привет от Лидии, и что я до сих пор её очень люблю и помню!