Жила-была Гусеничка. Она была в самом расцвете сил своей жизни и жила среди травы близко к земле. Ее окраска была точь-в-точь как то, что ее окружало, а именно: листики, растения, палочки. Она жила среди огромного нагромождения трав, упавшей листы, веток и камешков. Впрочем, на земле было полно места, и жила она, конечно же, там не одна. Она неспешно прогуливалась взад и вперед в тенях высоких трав и развесистых лопухов, вокруг справляли свои дела и другие мелкие нужды муравьишки, жучки, паучки и другие шмакодявки, без имени и родства. Гусеничка вздыхала, бывало, о том, что так мало, - если вообще есть ещё, - таких же, как она. Бывало, ползет себе и видит вдалеке силуэт и думает: «Вот оно! Нашла!» И поспешив туда, в надежде увидеть подобное себе существо, обнаруживала лишь тень от высоко растущей согнутой травинки или витьеватую сухую палочку. «Как грустно, - вздыхала она, - и поговорить не с кем…».
Низина, где она жила, не была уж совсем безнадежным и безрадостным местом. Кругом кипела жизнь, даже иногда преподнося удивление и восторг. Но восторг проходил: ему недоставало какого-то содержания, чтобы оставаться во впечатлениях и памяти. Вот месье скарабей катит огромный ком драгоценного навоза – он собирал этот шар со страстью и желанием, чтоб тихо насладиться им наедине. «И куда тебе столько? Попа кверху, глаза в землю!» – вела беседу сама с собой Гусеничка. А вот муравьишко бежит, торопится: несет остатки какого-то насекомого в несколько раз больше его, наверно хвастать будет! Бежит, под ноги совсем не смотрит, по головам собратьев через раз ступает. «Не торопись! – кричала мысленно вслед Гусеничка. – Немножечко хоть гляди вокруг! Так нельзя!» А вот паучок, сидит себе сверху, никого не трогает, а глядит во все сто глаз, ничего не упускает. Сидит, знай себе сети плетет, и зазевавшихся ловит. Вон, поймал уже не одну… «Грустно» - вздохнёт Гусеничка и поглядит в просвет листьев наверх.
Но вот закаплет дождик, и слышится повсюду одно «бах-бах-бах», какой тут сразу поднимается переполох! Все в укрытие! Спасай свою жизнь! Скорей, скорей! Да еще вон эти, как их, огромные зеленые… лягушки! – вылазят повсюду, глядишь, в завтраки угодишь или ужины, да там уже разницы то не будет. Капли бьют по головам тяжеленные, так бьют что мир кувырком весь, а иногда бывает и вверх дном, бывает даже шиворот-на-выворот, вот как бьет! Кому хочется менять свой мир, да еще и чтоб больно голове было? Ну или куда попадёт…
Нравилось Гусеничке смотреть на шум такой, уж больно заунывно и буднично тянулась эта жизнь в тенях среди больших трав и веток. А тут раз и всё сразу преображается: все становятся такими выразительными, и каждый исполняет самого себя настоящего. Бежит какой-нибудь хвастун муравей с большим награбленным к своему муравейнику. Муравейник у дерева ближнего, тут совсем недалеко, но не донесет зад мертвого жука, а получит по голове каплей, да как давай в суматохе соображать «что, где, когда?». Так ещё и знатоком не окажется, вскинет лапками, бросит добычу и побежит укрытие искать, да еще и споткнется о камушек и кувырком, кувырком… «Вот потеха!» - думала Гусеничка, сидя на малой травинке у самой земли.
И вот дождик прошел, лягушачья опасность миновала, и где-то высоко наверху выглянуло солнце.
Между теней забили яркие лучи, и тут и там заиграли светом свисающие капли со всех травинок. Даже паутина паука стала такой яркой и красивой, что глаз не оторвать. «Красота то какая! - очарованно протянула про себя Гусеничка, не в силах отвести расширившихся глаз. - Надо бы забраться повыше». Но выше забираться было не популярным решением, все считали, что высота опасна по многим причинам. Никто не хотел потерять устойчивость и больно ударится, упав с этой самой высоты. Никто не хотел быть сдутым сильным ветром, который то и дело то появлялся, то исчезал – никто не мог угадать время. И уж тем более никто не хотел быть съеденным большой птицей, которая время от времени была видна в просветах между травами, пролетающей над этим отлаженным миром. Были конечно смельчаки желавшие забраться повыше, но их как правило считали уже не жильцами, либо просто потерявшими рассудок, и не обращали на них внимания. Гусеничка не была знакома в такими и не видела никого подобного, только слышала об этом немного, но много об этом размышляла.
Время шло, и Гусеничке день ото дня было всё безразличней и безразличней как на то, что о ней будут думать другие существа, так и на опасности связанные с той самой высотой. Поэтому, не долго колебавшись, она забралась чуть выше. Она увидела вокруг капли сложенные на листах зелени так, как не могла бы увидеть это никогда снизу. Снизу она видела лишь только капли свисающие с козырьков этих самых растений, и то они не всегда были подсвечены солнцем. Она сидела в окружении переливающихся красочных жемчужин воды и была просто очарована увиденным. «Как это замечательно все-таки, - думала она, - и почему никому нет дела до такой красоты? Чего все бояться? Неужели то, что мы делаем там внизу так важно? Важнее этой красоты?» И тут она вспомнила как существа эти (не все конечно) бояться этого дождя, дождя который несет эту красоту… и в случае прямого попадания – переоценку ценностей. Она рассмеялась. Ну конечно их мнения не могут быть осмысленны, ведь они так бояться! Мы постоянно все пьем эту воду, что несёт нам Небо, а мы боимся дождя. Ну и ну…
С такими мыслями она пребывала на широком бархатистом листе. Она думала о том, как может быть, что сам источник жизни стал для нас страшен и ужасен. Как могло стать, что опасности, связанные с видиньем Неба, Дождя и Солнца, явились больше опасности прожить однообразную жизнь в тенях, только питаясь и спя, не видя этого замечательного Начала… как?
Вечерело, согретая лучами солнца, Гусеничка погрузилась в дремоту. Свернувшись колечком, она лежала среди медленно затухающих бусинок воды. Ей не было холодно. Сквозь дремоту она ощущала и знала явственно, что тут гораздо теплее, чем внизу, хотя там есть укрытие от всего. От чего? Обрывки мыслей блуждали в ее сознании, перемешиваясь странными фантасмагорическими образами больших птиц, вырастающих до небес, насекомых сметаемых ветром, бурлящего потока воды, затопившего все вокруг, кроме самых высоких растений… «Вверх, вверх» - слышалось где-то за этим всем, сквозь это всё. Так она и осталась лежать там, и проспала мерно и спокойно, так крепко как никогда раньше, всю ночь.
Гусеничка проснулась от громкого звука. Не вполне понимая где она, она еле-еле разлепила глаза. Было так ярко и тепло. «Где я?» Тут она вспомнила всё, и на душе её стало так хорошо, что она заулыбалась. Громкий звук повторился вновь, она оглянулась на него и увидела огромную жуткую птицу, сидящую на одной из веток ближнего дерева. Птица смотрела на неё. Гусеничка знала о таких птицах лишь отдаленно: иногда тени этих созданий накрывали и без того скудные на свет пространства места, где она жила. И там внизу это громкое пронзительное пение страшных существ не было таким ясным и понятным как здесь.
Гусеничка не имела понятия, что следует делать в таких случаях, однако в ней вырос страх от тех легенд, что бесконечно пели все, кто был внизу. «Неужели это мой конец? – вопросила она себе. – Неужели это так?» Она замерла от страха, и мысли беспорядочно заметались, ещё немного и она просто отпустилась бы с этого листа и упала бы вниз навстречу боли или своей гибели. Но не боль и гибель остановили её. Ей вдруг стало глубоко стыдно перед дождем, ветром, солнцем, облаками, звездами за свой страх. Ей стало ужасно стыдно перед бесконечной красотой за свое малодушие. Эта высь так щедро одарила её, и вся ее прежняя жизнь не стоила и ночи на этом листке, среди всей этой красоты. А теперь она боится? И тут невероятная сила охватила гусеничку, она выпрямилась, из неё мгновенно улетучился всякий страх. Её взгляд стал спокоен и собран, в уме её не было ни единой мысли – она смотрела на птицу. Птица всё также смотрела на неё, но уже в полном молчании. Гусеничка не скажет, сколько прошло времени, минута или час, а может жизнь – время остановилось. Но вот птица взмахнула огромными крыльями, тени от которых накрыли все нижнее царство, и улетела прочь.
Гусеничка, ни слова себе не говоря, начала спускаться вниз. У неё были кое-какие дела, и она была связанна определенными соглашениями, но больше она о них не думала. В ней осталось очень мало мыслей, но все, которые были, являлись очень сильными и полными. Она намеревалась теперь ходить наверх ночевать так часто, как только может получаться. Она решила для себя, что не будет жить как раньше, и что старая жизнь должна быть оставлена. Гусеничка решила собирать в себе красоту.
Так проходили дни, никто их уже и не считал. Гусеничка всё чаще и всё выше забиралась наверх по травинкам, любуясь красотой, вбирая ее всем своим телом, всем своим существом, и что-то в ней менялось, как будто, что-то внутри посеялось и растёт. На некотором среднем уровне между землей и там, где кончаются травы, она сплела себе небольшое временное гнездышко. Теперь всё чаще она ночевала в нём. Раньше ее путь быть только у земли и по земле. Выходя из дому, она бродила в холодной сырости у самого основания во всех направлениях. Теперь же она спускалась вниз только для того, чтобы выполнить свои дела, она больше не тратила время на блуждание у земли, но путь по длине оставался такой же, быть может даже короче. Спускалась вниз, делала дела и забиралась вновь.
В подъемах и спусках она нашла свою прелесть. Всё существо её напрягалось, ей следовало быть внимательной и собранной, не то, что на земле. Теперь следовало использовать всё свое тело без остатка, и все чувства, всю концентрацию. Она забиралась наверх и отдыхала, чувствуя в таких переходах от концентрации к расслабленности великое благо. Мысли её теперь и чувства были в порядке, она больше не мучила себя порывами, сомнениями и ожиданиями, и не волновалась не о чем. Она поселила свое существование в одно бесконечное мгновение, в котором пребывала. Внутри неё пробудилась уравновешенность, через которую она яснее и глубже могла видеть красоту вокруг себя.
Красота пленила её, и она уже даже привыкла к большим птицам, которые поглядывали на неё, пролетая мимо. Ни одна птица с тех пор так и не присела на ближайшие ветки – все пролетали мимо. Гусеничка заметила это давно, но у неё не было чувства страха по отношению к этим грозным птицам, поэтому они не обращали на неё внимание. Так она для себя это поняла.
Временами ветер был такой сильный, что всё ее гнездышко ходило ходуном, но это уже было не важно, ведь она решила не отступать более и пусть будет, как будет. Она не могла жить иначе.
Её дух тянулся в небо, и все сны её были о загадочных местах, где стояли огромные до небес камни и где ширились за бескрайность огромные лужи воды. Было много чего ещё, чему она не могла дать названия, но всё видела ясно и запомнила хорошо. Она уже почти забыла, что там, на земле, и входила в тот мир телом, а душой и в мыслях вспоминая высоты и красоту, обдумывая многие загадочные вещи, которым она была свидетелем.
«Прошу прощения» - прозвучало рядом с ней, когда она спала ранним утром в своем новом гнездышке. Гусеничка протерла глаза и увидела перед собой тощего паука, он сидел на другом конце листика. Вид у него был аккуратный и какой-то беззаботный, он улыбался.
- Здравствуйте! - помахав рукой и улыбнувшись, рассмеялся паук. – Не так часто встречаются те, кто находит в высоте свой дом!
- Добрый день, так и есть, - ответила Гусеничка. – Просто почему-то мало кто чувствует. И добавила: - Я думаю потому, что бояться.
- Дааа… – как-то грустно протянул паук, но вновь улыбнулся. – Позвольте я расскажу о себе. Раньше я использовал свою паутину, чтобы ловить всех и есть. Я был таким жадным, что делал паутины все шире и шире, пока мне не перестало хватать места, и я решил делать их выше – там больше пространства.
- У вас получилось? – заинтересовалась Гусеничка.
- У меня получилось делать большущие паутины, - растянув в стороны лапки, сказал паук. – Однако я тогда ещё не знал, что ловить там некого.
- Наверное, это было большое разочарование для вас, - участливо заметила Гусеничка.
- Поначалу, да, - согласился паук и кивнул головой, затем посмотрел куда-то вдаль и добавил: - Но затем мой улов был таков, что никому даже и не снилось. И расхохотался.
- Как же так вышло? – удивилась Гусеничка. – Что произошло?
- А произошла удивительная вещь! – загадочно промолвил паук. – Одним утром после дождя я собрал урожай звезд! И улыбнулся.
Не зная, что сказать, в неком замешательстве Гусеничка смотрела на паука, а тот глядел на неё и лучисто улыбался.
- Я увидел красоту, которая попалась в мои сети, и разучился быть вечно голодным, - продолжал паук. – Я сделал много паутин и тут и там, просто так, чтобы были. Эти паутины собирают красоту и делают ярче мой мир. Да ты и сама видела намек на это…
- Да, - с готовностью подтвердила Гусеничка. – Наверное поэтому я здесь. Мне хочется идти туда, где живет красота…
- Великолепные слова! – восхищенно воскликнул паук. – Красоте так не хватает тех, кто мог бы её видеть!
- Неужели это так? – удивилась Гусеничка. – Разве она в чем-то нуждается? Никогда об этом не думала.
- А разве красота не живая? Все живое хочет быть полезным для чего-то ещё, - продолжил паук. – Когда-то я попусту тратил свою паутину, теперь я использую ее, чтобы подниматься высоко вверх и, если в том есть нужда, быстро спускаться вниз.
Гусеничка глубоко задумалась, слушая и смотря на паука, пытаясь понять всё, что слышит лучшим образом.
- И вы, смотрю, находитесь здесь по той же причине, что и я, иначе так далеко сюда не заходят, - улыбнувшись, сказал паук. – Я искренне рад видеть вас! И прошу прощения, что разбудил.
- Не стоит! – с жаром выпалила Гусеничка. – Я очень рада видеть вас тоже, тем более, что у меня было много вопросов, которые мучили меня временами. Одиночество так сурово на этой высоте.
- Всё так, всё правда, - задумчиво согласился паук.
Гусеничка продолжала:
- Иногда мне кажется, что я чем-то больна. Все нормальные, а я не здорова. Но я не могу жить иначе. Я думала я одна такая, спасибо вам, что пришли! Вы как будто указательный знак!
Паук рассмеялся от всей души, и когда немного успокоился, добавил с полной серьезностью:
- Можете меня считать знаком, ведь как раз, в конечном счете, для этого я вас и разбудил, - сказал он, и, указав куда-то в сторону, добавил: - Вон видите тот большой цветок? Очень рекомендую вам его посетить однажды, на нём открывается чрезвычайно величественный вид.
Гусеничка повернулась в сторону, куда указывал паук, и увидела большой цветок, который по каким-то причинам раньше не замечала.
- Как я могла не замечать его? – как бы себе, но вслух проговорила Гусеничка.
Паук ответил:
- Есть вещи, и каждой вещи свое время. Когда-то мы не видели ничего, чтобы затем увидеть крупинку, чтобы за крупинкой увидеть множество, а за множеством головокружение. Большие вещи сложно увидеть, надо во многом измениться, чтобы зацепиться за красоту, искать её и видеть.
Паук посмотрел на Гусеничку с добротой и сказал:
- На том большом цветке я связал небольшую лесенку из паутины, на тот случай, если кому-то захочется быть там. Также по пути к нему ты сможешь увидеть паутинные тропки, они облегчат тебе путь, и отведут от опасности на пути.
- Большое спасибо! – воскликнула гусеничка. – Я очень вам благодарна. Даже не знаю, что сказать…
- Просто делай так, как подсказывает тебе твое сердце и дух, и будь счастлива! – сверкнув всеми многочисленными глазами, сказал паук. – До свидания! Он помахал лапкой и свалился с листа.
Гусеничка, раскрыв от удивления рот, поспешила к краю листа. Поглядев вниз, она увидела длинный серебряный шнур, уходящий куда-то вниз, прикрепленный к кончику листа. Она успокоилась, зная, что с пауком всё хорошо. И с ней тоже теперь всё будет хорошо.
Так проходили дни, и Гусеничка путешествовала среди трав на своей высоте, то тут, то там она встречала мостики и веревки, сплетенные из серебряной паутины. «Спасибо» - каждый раз говорила Гусеничка. Это облегчало её путешествие, и она была благодарна. В один день ей неодолимо захотелось взобраться на тот большой цветок, широкий и красивый, стоящий прямо над всеми остальными травами. Это монументальное растение выглядело очень крутым для покорения, однако, Гусеничка знала, что всюду её ждет помощь, и теперь она не одна. Какое-то внутреннее вдохновение давало ей огромные силы теперь. Теперь её старые вопросы свернулись и уснули, больше её не тревожа. Всё чаще она думала о высоте – как там наверху? В один из дней она решилась на восхождение.
Не беря с собой ничего, в надежде как всегда спуститься назад, она поползла вверх. Был солнечный и тихий ясный день. Она ползла и радовалась в себе чему-то, чему сама не знала. В ней струилось тихое предчувствие чего-то незабываемого и волшебного, и она упорно продолжала двигаться вперед. Паутина весьма помогала ей, она заметила много покатистых и скользких мест, где лапки её вероятно не выдержали бы и она бы сорвалась. «Спасибо, паучок» - благодарила она про себя. Наконец, преодолев отвесную чашу цветка, она протиснулась между огромных желтых лепестков и улеглась отдыхать. Она растянулась во весь рост и глядела в небо, это был трудный подъем.
Неужели я на самом верху? Неужели никогда не буду выше? Она оглянулась вокруг. Она увидела нескончаемые линии трав и деревьев вокруг, так много, что перехватило дух. «Эти существа внизу думают, - вслух размышляла она, - что есть только одно, или два дерева, и только полдня прогулки трав вокруг, а большее они не знают или знать не хотят. А оно глядишь вон сколько – конца и края нет…».
И тут ей вдруг больше не хотелось никогда умещаться в тот размер мира, в котором она жила. И поняла, что есть только один способ избежать этого – смерть. С полным отчаяньем и болью она увидела, что нет никакой возможности избежать старого мира, и что только смерть может избавить ее от оков тусклой и безнадежной жизни. Она увидела такую высоту, так много всего, и она больше никогда не хочет потерять это, но есть только один способ не потерять это – на этом и закончить. И она решила разбиться, прыгнув с большой высоты. Встав на самый край, она поглядела вниз. Внизу по травам катились волны ветра и летали непонятные существа похожие на птиц, но гораздо меньше их и ярче. Их крылья были невероятно красивы и широки, а сами они очень быстры; так быстры, что глаз едва поспевал схватывать их. «Кто бы эти прекрасные существа ни были, - подумала Гусеничка, - они, вероятно, очень счастливы. Они летают, где желают и радуются дивной свободе». Она вздохнула.
Гусеничка подумала, что убиться - это не самый лучший способ сохранить красоту в себе, лучше она просто ляжет тут и будет впитывать ее до конца, пока не умрет от холода или голода, или чего ещё. Всё было не важно, кроме красоты. И она улеглась спать. Ей снились те дивные существа с большими красивыми крыльями, и что она играет среди них.
Ночью она резко проснулась от того, что ясно почувствовала, что всё вокруг трясет. Она оглянулась вокруг: огромные серые облака быстро плыли мимо полной луны, и гудел сильнейший ветер. Весь большой цветок трясло так, что, казалось, он сейчас оторвется, и все закончится. Гусеничке стало впервые так страшно, как не было страшно с того момента, когда она гляделась с птицей, а может и за всю жизнь. С тех пор она не ощущала страха, а просто жила в красоте и буднях. Но это было больше, чем страх смерти – всё вокруг сотрясалось, и мир перестал иметь узнаваемые черты. Вокруг была непроницаемая темнота, разбавленная слабым светом звезд, облаками и луной, и жуткий опустошающий ветер. «Вот оно… - подумала гусеничка смиренно. – Пришел мой час». И она уцепилась что было сил за один из лепестков и закрыла глаза. Она ощутила, что на лепестке есть паутинные петельки, и, не долго думая, она вставила в них так много ног, сколько успела. В какой-то момент она ощутила, что лепесток отделился от цветка. Она ощутила это по глубокому звуку разрыва и по тому, что вокруг все завертелось и закружилось окончательно. Всякое понимание того, что происходит, покинуло её, она крепко вцепилась в петельки, которые натужно растягивались. Она не решилась открыть глаза, и больше не открыла бы никогда. Так и пропала бы, не видев этого ужаса вокруг.
Но вдруг она ощутила, как вся красота, что она впитывала, вдруг забурлила, зацвела красками и разлилась по всему, что было ей. Долгие чувства этих добрых дней хлынули разом в её существо, и свистопляска вокруг как бы ушла на второй план, стала словно тише или уже не важной. Огромный нескончаемый свет затопил и смыл всё, чем она была раньше, смыл всю боль, всю память и все смыслы. Осталась только вечная красота и ничего более. Ничего.
Ветер шумел вокруг, она чувствовала это скорее телом, чем слухом. Вся она была внутри, в свете преображения, в переливающихся лучах внутренних рисунков и течений.
Времени не существовало, и не известно сколько его прошло, если бы существовало, но вот Гусеничка почувствовала, что ее закрытые глаза уловили слабый свет, и свет этот был снаружи. Она открыла глаза и поразилась – мир перестал быть прежним. Она больше не видела так, как видела раньше. «Мои глаза… другие…» - проплыло в ее сознании тенью, блеклой, как привычка говорить себе о всем, что понимаешь. А может это были не её слова, это не имело никакого значения. Она увидела восходящее Солнце над огромной гладью воды вдалеке. Она поглядела вниз на трепещущие края лепестка, на котором сидела, и который тихо плыл в вышине. Её лапки… Они стали другими. И тут она поддался внезапному внутреннему порыву и оттолкнулась от лепестка. Лепесток провалился под лапками и медленно поплыл ниже, меняя направление своего движения. Но Гусеничка не упала: невидимая сила, исходящая из её тела подхватила её и понесла вверх. Неизвестное ранее чувство какого-то неизъяснимого ликования захватило её. «Свобода… это свобода» - прозвучало тихо у самого ее уха. Она поняла и приняла всё тут же, и устремилась вверх – к рождающимся лучам восходящего Солнца…