«Воздушные вихри бьют по самолету, точно таран. Чтобы ослабить тряску штурвала, которая может оборвать тросы управления, он изо всех сил вцепился руками в штурвал и ни на секунду не отпускал его. А теперь он вдруг перестает ощущать свои руки - они будто заснули, утомленные страшным усилием. Он пробует пошевелить пальцами, получить от них весточку, подтверждающую, что они еще слушаются его. Руки оканчиваются не пальцами, а чем-то чужим».*
«Это я «удачно» выбрал книгу, чтобы отвлечься от полёта»,- подумал я, находясь в самолёте ТУ-154 на высоте десять тысяч метров над землёй, который, время от времени, входил в зону турбулентности, и его трясло, что вполне соответствовало сюжету, описанному Экзюпери. Я оторвался от чтения и взглянул в иллюминатор. Перед моим взором находилось крыло самолёта, прошитое ровными «пулемётными» строчками тысячей клёпок. Причём, я заметил, как ближняя клёпка время от времени пляшет и даже прокручивается вокруг своей оси, крыло вибрировало. «Вдруг оторвётся», - пронеслось в голове, хотя я понимал, что это невозможно. Однако, холодок тревоги опустился по телу вниз живота. Самолёт то летел над чёрными тучами, то нырял в серую мглу облаков, а то входил в зону дождя; по горизонту сверкали молнии. Я начал искать объяснение своему состоянию: «Страшно от чего? Ты не Ариэль** и не птица, и от тебя ничего не зависит. Ты беспомощен. Как там у Чехова: «Отчего люди не летают…»***
Я вспомнил свой первый полёт на самолёте. Это было во время моей службы в Советской Армии в войсках ПВО, когда меня с товарищами в декабре отправили на самолёте Ан-24 из Красноярска в Кызыл - столицу Тувы . Пролетая над Саянами, мне было интересно наблюдать, что там внизу, и я обратил внимание друга на две параллельные полоски, долго тянувшиеся среди снежных гор.
- Миш, смотри какая длинная лыжня.
Михаил перегнулся через меня и посмотрел в иллюминатор:
- Так это не лыжня, это дорога.
Действительно, приглядевшись, я рассмотрел тёмные букашки двигавшихся машин.
Размышления мои закончились, так как самолёт, вынырнув из-за туч, начал снижаться. Открылся красивый ландшафт, похожий на лоскутное одеяло жёлто-зелёной палитры, раскинувшееся по донской степи, и на этом фоне выделялись чёрные прямоугольники распаханной земли. При развороте самолёта показалась синяя змея реки, разделявшая надвое это необъятное покрывало извилистой линией. Мы шли на посадку, стало спокойнее.
Вдруг,как мне показалось, прозвучал сигнал «SOS»: «ти-ти-ти, та-та-та, ти-ти-ти», и вернул меня в реальность так, что всколыхнулось сердце. Три точки, три тире, три точки. Я сразу окинул взглядом салон, оторвавшись от созерцания красивого пейзажа: никто из пассажиров даже ухом не повёл, все сидели спокойно в своих креслах. «Неужели я один знаю сигнал: «Спасите наши души» в азбуке Морзе», недаром вспомнилась армия". Я знал, что самолёты чаще всего терпят крушения, как раз при посадке или при взлёте. Взглянул на световое табло, расположенное впереди на перегородке с кабиной пилотов: никакой информации, только одиноко горела красная лампочка в постоянном режиме. Сигнал прозвучал ещё раз. "Фу, ты чёрт,показалось". Воспалённое воображение просчитало три тире, вместо двух. Кроме того, если бы была нештатная ситуация с самолётом, то в салоне я бы не смог услышать сигнал тревоги, так как все сигналы должны принимать только пилоты. Кто-то из пассажиров раньше времени включил сотовый телефон.
А так хорошо начинался день: пятница, последний день рабочей недели - короткий. На работу я пришёл пораньше, чтобы подменить Адександра Рябова, ночного сторожа, его вызвали в военкомат. Мы работали в фирме, которая занималась производством и продажей пиломатериалов, и имела магазин в нашем районном центре.
Александр прошёл афганскую войну, между собой мы его называли душманом, как называли многих, кто там побывал. Рябов был небольшого роста, тощий, как велосипед, но жилистый, мало ел и много курил. Он перенёс несколько операций после ранения и контузии. Часть черепной коробки ему заменяла металлическая пластина. В звании прапорщика он был заместителем командира взвода, и до сих пор навещал своих ребят в госпитале для ветеранов войн, которых постигла более тяжёлая участь.
Сегодня был день рождения у директора магазина, Елены Валентиновны. Из Москвы, ради такого случая, должна была приехать глава фирмы, Галина Викторовна. В предвкушении празднества и грядущих выходных, настроение было отличное. К девяти стали собираться работники магазина. Ближе к обеду женщины на втором этаже стали накрывать стол. Вернулся Александр Рябов, чтобы подремонтировать свою старенькую «ГАЗ-24», находящуюся на территории магазина.
- Сань, чего вызывали?- спросил я, встретив его у ворот.
Он молча сунул руку в левый карман куртки и достал красную коробочку. В ней лежал орден Красной Звезды.
- Ничего себе! За Афганистан?
- А за что же.
- Саш, а что так поздно? Столько лет прошло, двухтысячный год! Уже другая война идёт.
- Документы в штабе затерялись.
- Так чего же они тебе не вручили орден в торжественной обстановке?
- Да, пошли они. Я отказался. Это второй орден, в том году первый получил.
- А медалей у тебя сколько?
- Все мои. И советские, и афганские.
Александр закурил и присел на корточки. Он не любил распространяться на тему войны. К нам подошёл Володя Сидоров, грузчик, стрельнул у Саши сигарету и вернулся к ребятам, которые перекладывали рядом доски. Один из них стал насвистывать незамысловатую мелодию.
В открытую дверь из бытовки на крыльцо выскочил Иван Кузнецов, бригадир, и грозно заорал:
- Кто?
Разом все лица повернулись в его сторону, Рябов даже привстал от неожиданности. Что-то случилось? Иван с верхней ступеньки ещё громче проорал:
- Я спрашиваю: кто?
- Чего кто? – нашёлся один из мужиков, недоумённо вглядывавшихся в сердитое лицо Кузнецова.
- Кто свистел, спрашиваю,и так денег нет. Свистят тут, соловьи.
Не выясняя дальше: кто же это всё-таки свистел, Кузнецов также быстро скрылся обратно в помещение, хлопнув дощатой дверью. Саша снова опустился на корточки со словами:
- Цирк уехал, а клоуны остались.
- Что ты, как моджахед, на корточках сидишь? - спросил я Рябова.
- Афганская привычка. Когда я первый раз с ротой в горы пошёл, то сел на камень. Потом месяц не мог сидеть. Там солнце так нагревает камни, что на них можно жарить яичницу.
- Сегодня намечается застолье, подтягивайся, заодно обмоешь свой орден.
- Ты же знаешь, мне пить нельзя.
Увидев мой понимающий взгляд, продолжил:
- Дело не в здоровье. Если выпью, то не помню, что делал, что творил.
Затушив сигарету и бросив её в урну, Александр с инструментом полез под машину, а я пошёл в магазин, где народ уже собрался.
Приехала Галина Викторовна. Были приглашены водители, которые обслуживали покупателей, два брата Соловьёвы: Сергей и Валерий, оба ростом под метр девяносто и за центнер весом. Все расселись за празднично накрытый стол, украшенный вазами с цветами.
Произнеся тост в честь именинницы, Галина Викторовна, объявила:
- Все пьют, кроме тебя, Виктор,- она в упор посмотрела на меня. - Курьера сегодня нет, и тебе придётся доставить деньги в Ростов. Ты покушай, машина уже с офиса едет с билетами и деньгами, доставит тебя во Внуково. Возьмёшь наш логотип, тебя человек в аэропорту Ростова по нему узнает, отдашь ему деньги, и сразу обратным рейсом в Москву. Во Внуково тебя опять встретят, и вечером будешь дома. Не возражаешь?
- Ничего себе, - проговорил я, ставя рюмку на стол, не скрывая досады.
- Вот себе-то ничего.
- Не возражаю,- согласился я. Возражать было не в моих интересах.
К нам поднялся Александр Рябов и попросил стакан минеральной воды. Пока он утолял жажду, сидевший рядом со мной Валера, обратился к нему:
- Сань, а если тебе сейчас сто грамм водки выпить, то тебе будет конец.
Допив, Рябов с серьёзным видом медленно, растягивая первое слово, сказал:
- Н-е-ет. Это вам будет конец.
Всем стало весело, а Рябов даже не улыбнулся. Я вообще не видел, чтобы он когда-либо смеялся. Когда каждый из присутствующих поздравил Елену Валентиновну, произнося тосты, Галина Викторовна воспользовалась случаем, чтобы перейти к рабочему моменту,и обратилась к бригадиру:
- Кузнецов, если ты мне не отчитаешься: сколько пиломатериала у тебя на остатке, я на тебе высплюсь.
- А я бы не отказался, - буркнул себе под нос Иван, и, боясь, что начальница могла расслышать его вольность, сразу перевёл стрелки на продавщицу:
- Марина, пока ты мне не дашь отчёт по реализации, я с тебя не слезу.
- Ишь, ты, какой ушлый. Да, ты сначала залезь, - моментально отреагировала та.
Все снова засмеялись.
Отложив вилку, ко мне наклонился Валерий:
- Вчера с ребятами выпивали, шашлыков поели. Сказали, что опята пошли, и я решил на следующее утро сходить за грибами. Как раз, выходной. Разошлись уже после обеда, жена - на работе. Я телевизор включил, прилёг на диван и не заметил, как заснул. Просыпаюсь: на будильнике семь, телевизор выключен, жены нет. «Вот это я поспал,- думаю,- жена уже на работу смоталась, меня будить не стала». Короче, отправился по грибы. В лес зашёл: по идее: должно рассветать, а не рассветает. Смотрю, а грибов уже совсем не видать. Голову поднял, а небо чернеет. Тут я понял, что спал всего три часа, а мне казалось, что проспал до следующего утра.
- Валер, пить меньше надо. Зимой Михалыч тоже два раза приходил на смену к Рябову в восемь вечера, вместо утра. Темно там и там.
- Так, пятница - день водителя,- ответил Валерий, одним глотком поглощая жидкость из рюмки, которую совершенно не было видно в его кулаке.
За мной приехали. В мыслях я уже был в полёте. С одной стороны я люблю посещать новые места, а с другой: всегда старался избегать самолётов. Да, и пятница - короткий день.
- В аэропорт,- сказал я офисному водителю Сергею, пристёгивая ремень безопасности, изображая из себя богатого клиента. Ещё бы, с такими деньгами.
Мне было поручено доставить крупную сумму для рабочей бригады из Сальска, представитель которой должен был встречать меня в аэропорту. Сумку я не брал, для большей безопасности рассовал пачки денег по карманам, поближе к телу.
Во Внуково, при прохождении мною рамки контроля, сработал сигнал, хотя, вроде, всё металлическое я выложил на транспортёрную ленту. При повторном прохождении, снова зазвенело, и сотрудница аэропорта подозвала дежурного милиционера. Старшина милиции проверил мой паспорт и попросил расстегнуться. При досмотре, кроме денег, у меня ничего не было.
- У вас есть ещё какой-нибудь документ, - спросил он меня.
Я недавно ушёл в отставку из органов внутренних дел, и показал ему удостоверение.
Больше вопросов у сотрудника милиции ко мне не возникло. Время было такое: банкам не доверяли,а, кроме того, уходили от налогов,выдавая зарплаты наличными.
Наконец, приземлились. Впервые я оказался на донецкой земле. Стоя в очереди перед входом в помещение аэропорта Ростова-на-Дону, я услышал разговор двух пассажиров:
- Что-то затянулся наш рейс?
- Наверно, Ростов не принимал. Обычно, здесь лёту: полтора-два часа, а сейчас все три летели.
Я взглянул на часы, которые забыл снять при прохождении контроля, и судя по времени, я должен был бы уже садиться в самолёт, вылетающим обратным рейсом. И хорошо, что я не знал: сколько времени обычно длится полёт. Это избавило меня от лишних треволнений. «Выходит: наш самолёт. находясь в небе, вырабатывал керосин, пока не наступили благоприятные погодные условия для посадки. А если бы такие условия не наступили»?
В полсотни метров от нашей группы пассажиров, шагающих по лётному полю к аэровокзалу, на взлётной полосе стоял другой лайнер «ТУ-154», и я понял, что это мой самолёт. Я покорно выслушал информацию из репродукторов: «Посадка на рейс: Ростов – Москва закончена».
А самое плохое было впереди. Когда все пассажиры разошлись, я остался один в середине зала, держа в руке стандартный лист бумаги с логотипом фирмы. Зал по размеру напомнил мне Ленинградский вокзал в Москве. Сотрудники милиции, следившие за людским потоком, на меня посматривали, но никто из стражей правопорядка ко мне не подошёл. Время было тревожное - началась вторая чеченская война. В связи с этим, усиленно охранялись вокзалы, аэропорты и другие общественные места. Последними ушли милиционеры, зал опустел, и никто ко мне не подошёл. Кто меня должен был встречать, я не имел понятия, узнать должны были меня. Картина Репина: «Не ждали».
С деньгами-то я не пропаду, а может, наоборот, пропаду. Одесса – мама, а Ростов-то - папа. Подождав минут двадцать, я сунул в карман сложенный, уже не нужный, лист бумаги и пошёл искать телеграф. Заказав Москву, я сначала решил позвонить в офис, на всякий случай, вдруг кто-то остался там, - длинные гудки. "Пятница – короткий день, чего я в самом деле". Вышел в зал, никого, вернулся к телеграфу. Стал звонить в свой город, сначала Кузнецову на домашний телефон, - он один имел сотовую связь с Галиной Викторовной, - телефон молчал. «Наверняка, уже на рыбалке сидит. У руководства будет больше паники, чем у меня,когда в Москву я не прилечу», - подумал я. Вернулся в пустующий зал, постоял минут пять, снова пошёл звонить. И так, несколько раз. Надо было обязательно до кого-нибудь дозвониться.
Тем временем в Сальске начальник пилорамы, Сергей Степанович Сорокин, собирался в поездку, чтобы в Ростове встретить курьера. Он согласовал поездку с Москвой потому, что у сына Владимира в этот день на 22 часа были билеты на самолёт в Хабаровск. Тот после военного училища отбывал на службу на Дальний Восток. «От Сальска до Ростова часа три езды на «Жигулях», так что в обед надо выезжать,- размышлял Сергей Степанович. - Сын по-военному готов, чемоданы собрал. С кумом договорился составить мне компанию, всё-таки в обратный путь с большими деньгами поедем».
- Пашка! Всё пьёшь? Пора завязывать. Что ты, в самом деле? - набросился на кума Сергей Степанович, который встретил Сорокина на крыльце своего дома босяком, в майке, на ходу поправляя только что надетые брюки. Кум, ещё довольно молодой человек, был явно с глубокого похмелья, и, пропуская Сорокина в комнату, оправдывался:
- Степаныч, имею право, я в отпуске. Вчера немного с друзьями посидели.
Сергей Степанович увидел на неприбранном столе остатки пиршества: грязную посуду, стаканы, пустые бутылки. На середине стола стояла трёхлитровая банка, на треть наполненная чайным грибом. Но самого гриба в ней не было, он лежал на тарелке, порезанный на квадратики, как обычно режут холодец, причём, одного кусочка не хватало.
- Вижу, как вы немного посидели: закуски нет, а водки много. Хоть бы, крошку хлеба для тараканов оставили. Кому из вас гриб на закуску пошёл.?
- Не знаю.
- Давай собирайся, в Ростов же едем. Нам нельзя опоздать.
- В магазин заедем? Надо бы опохмелиться, - спросил Павел.
- Завязывай, говорю. Вижу: уже опохмелился. Рассола попей, или гриба. Брось его обратно в банку, пропадёт.
До аэропорта доехали без проблем. Погода была тёплой. Сорокин управлял автомашиной с открытыми стёклами передних дверей, дабы не дышать парами алкоголя, исходящего от Павла, который дремал на заднем сиденье. Владимир задумчиво сидел рядом на пассажирском сиденье. Ему было о чём думать, и отец ему не мешал, тем более, что их мысли в основном совпадали: впервые расстаются на длительный срок.
Перед Ростовом, на посту, их остановил сотрудник ГАИ. Проверяя документы у Сергея Степановича, инспектор спросил:
- Кто третий с вами едет?
Сорокин понимал: кого сотрудник ГАИ имел в виду, - кум безучастно продолжал полулежать на заднем сиденье с закрытыми глазами, - поэтому сразу ответил:
- Не обращайте внимания, товарищ инспектор. Родственник. Он в коме.
С заднего сиденья машины донеслось:
- В Коми я сидел, а сейчас крестника на службу провожаю.
- Понятно, наш человек,- заключил второй инспектор в бронежилете.
Он поправил автомат на плече и жестом предложил двигаться дальше.
- Сегодня надо сделать организму стресс, - произнёс вслух Павел.
- Напиться? – спросил его Володя, до этого молчавший всю дорогу.
- Нет. Сделать перерыв.
Самолёт из Москвы по времени задерживался. Сорокин уже дважды спускался в зал прилёта, и на табло информация о рейсе из Москвы отсутствовала. Когда спустился в третий, то Сергей Иванович, увидел, что самолёт уже совершил посадку. Зал был уже пуст: ни пассажиров, ни милиционеров, ни работников аэропорта. «Может, вышел на улицу», - подумал Сергей Степанович, и бросился к выходу. Забежал за один угол здания, за другой - никого. Тихо, только лёгкий, тёплый ветерок купался в листьях крон деревьев в привокзальном сквере. На автостоянке стояли несколько автомашин-такси, в некоторых из них дремали водители. Его прошиб пот от мысли, что он виноват в том, что не встретил курьера. Вместо того, чтобы ожидать человека внизу, он сидел в зале ожидания с сыном, справедливо полагая, что о посадке самолёта будет сообщение. Он вернулся в вокзал - никого, и спросить некого. Осталось только надеяться что курьер где-то здесь, в аэропорту. Звонок из Москвы застал его в фойе второго этажа.
Галина Викторовна была на даче, когда ей позвонил офисный водитель и сказал, что он меня не встретил.
- Как не встретил? Ты опоздал в аэропорт?
- Нет. Ждал там, где договорились. Все пассажиры прошли, а его не было.
- А в Ростов он улетел?
- Да, я подождал, пока он не прошёл рамку контроля.
- Ты точно его не пропустил?
- Да, точно. Я приехал во Внуково, когда самолёт ещё не садился.
С третьей попытки Галина Викторовна дозвонилась до Сорокина и можно понять, что она испытала, когда услышала от Сергея Степановича, что меня он не встретил.
- Алексей, - она прибежала к мужу в сад, - что делать? Курьер с деньгами пропал.
- Как пропал? Он не полетел в Ростов?
- Полетел, но туда не прилетел. Надо звонить в милицию.
- Какую милицию, ты в своём уме? У меня скрытый экспорт древесины за рубеж. Раскрутят, мало не покажется. Это тебе не зарплата в конвертах. Он на «сотовый» не отвечает?
- Я ему телефон не давала.
- А с чем же он должен был лететь, как не с телефоном, если он там никогда не был?
- С нашим логотипом, его по нему Сорокин должен был встретить, но не встретил. Я думаю…
- Тебе думать не надо, за тебя уже подумали, - прервал её муж с раздражением. - Тебе надо меня спросить, если ума нет. Надо было у Кузнецова взять сотовый, и отдать курьеру.
Дело шло к скандалу, но телефонный звонок прервал их диалог. Галине Викторовне позвонил бригадир, Иван Кузнецов, и прояснил ситуацию.
Это я, всё же, дозвонился до жены, она связалась с Кузнецовым по местному телефону, а он по сотовому передал информацию обо мне Галине Викторовне.
А в Ростове получалось так, что мы по очереди с Сорокиным выходили в зал прилёта: я ухожу, он приходит, и наоборот. Встретились мы только спустя час, когда я, дозвонившись, из зала уже никуда не выходил, и, наконец, увидел запыхавшегося мужчину, спешившего мне навстречу. А кроме нас двоих там никого и не было.
- Вы не из Москвы?
- Из Москвы.
Я перекомпостировал билет на самолёт на следующее утро.
Вот тебе и пятница – короткий день.
Рисунок автора