14
В один из дней Лида вновь пошла к Артёму советоваться и задержалась у него, так как беседа у них на этот раз оказалась наиболее интересной. А Рябчиков, Влад и Гена были в это время дома. Рябчиков позвал Гену к себе, плотно закрыл дверь, взял газету и свернул трубочкой, заставил Гену снять штаны и стал хлестать его газетой. Гена закричал от боли и обиды.
– Не смей кричать! Мужик не должен кричать от боли! Больно – терпи! Будешь знать, как дружить с этой девчонкой, с Олеськой!
Влад услышал крики за стенкой, резко сорвался с места, подошёл к двери и толкнул её. Перед его глазами предстало жуткое зрелище.
– Что происходит? – воскликнул Влад. – Рябчиков, ты что?
Рябчиков опустил газету, а Гена стыдливо натянул штаны.
– Что ты ко мне лезешь, гадёныш? – прошипел Рябчиков.
– Гадёныш? Ты ответишь за свои слова! Но это потом. Сейчас я хочу знать, за что ты бил Гену?
– Убирайся!
– Никуда я не уберусь. Гена, за что он тебя бил?
– За то, что я с Олесей дружу. Он проткнул воздушный шарик, который она мне подарила... – глухо ответил Гена, делая над собой усилие, чтобы не заплакать.
– Рябчиков, что это значит? – воскликнул Влад.
– А с какой стати я должен отвечать на твои вопросы, молокосос? Убирайся-ка ты лучше и не показывайся мне на глаза. Я и так терплю твоё присутствие, так что лучше не выводи меня из себя. Давай так: я не буду обращать на тебя внимания, а ты – на меня.
– Рябчиков, ты скоро добьёшься, что на тебя вообще никто не будет обращать внимания. Я бы и рад тебя не замечать, но сейчас речь идёт не обо мне и не о тебе, а о Гене. А Гена мне не чужой, он мой брат.
– Он тебе не брат! – зарычал Рябчиков.
– Рябчиков, ты можешь кричать сколько хочешь, что он мне не брат, но он от этого не перестанет быть моим братом, – ответил Влад, и глаза у него сверкнули.
– Он тебе не брат!!! – ещё яростнее завопил Рябчиков.
– Отвечай мне, почему ты не хочешь, чтобы Гена дружил с моей сестрой? И какое ты имеешь право решать за него, с кем ему дружить, а с кем нет?
– Потому что это девчонка гадкого поэтика! Как же хорошо, что он сдох!
Кровь отлила от щёк Влада, он задрожал с головы до ног, сделал шаг и с размаху дал пощёчину Рябчикову.
– Этот мерзавец бьёт меня?!! – закричал Рябчиков, вновь свернул газету и стал хлестать по щекам Влада.
Влад пытался отнять у Рябчикова газету, но безуспешно. Рябчиков оказался сильнее. И тогда Влад неожиданно для Рябчикова ударил его ногой в пах. Рябчиков завыл и упал на пол, а Влад сел на него верхом, схватил газету и стал хлестать Рябчикова по щекам, как минуту назад Рябчиков хлестал его. Гена стоял не шевелясь, находясь как будто в полуобморочном состоянии, и наблюдал за происходящим. И вдруг в комнату вошла Лида. Никто не услышал, как она вернулась и хлопнула входной дверью.
– Что случилось? Влад, что ты делаешь? – спросила она.
Влад вздрогнул, обернулся, слез с Рябчикова и отбросил газету.
– Я товарища любовника оскорбил, видите ли! – задыхаясь, проговорил Рябчиков. – А я всё равно говорю: я рад, что он сдох!
И тут Орехова последовала примеру сына, так же оседлала Рябчикова и стала неистово ударять его газетой по щекам. Рябчиков оттолкнул её и встал на ноги, сильно шатаясь.
– Гена, уйди в комнату! – скомандовала Лида, и мальчик ушёл. – Что, твоя подстилка Людка смылась, ты и бесишься? – с невероятной злостью в голосе спросила внучка партизанки.
– От подстилки слышу! – крикнул Рябчиков.
– Что ты сказал?
И тут Лида и Влад вдвоём накинулись на Рябчикова и стали бить его как попало и куда попало. Рябчиков схватил за волосы Влада и ударил головой о стену. Влад пошатнулся и упал. Орехова бросилась к сыну, привела его в чувства и увела в комнату. Лида и Гена вдвоём перевязали голову Владу, который взял телефон и позвонил Артёму.
– Артём, привет, это я. Я не смогу сегодня прийти на спектакль. Пожалуйста, поставь мне замену. Поставь вместо меня Юрцева. Нет, совсем не смогу. Прости, Артём.
А Рябчиков, оставшись один в комнате, закрыл глаза, всё ещё изнемогая от боли, и стал вспоминать.
Вечер на озере. Рябчиков поехал на рыбалку и взял с собой Шуберта. Они поставили палатку и поплыли на лодке на середину озера. Удил Рябчиков, а Шуберт вдохновенно смотрел на синее небо. Свечерело. Они развели костёр. Рябчиков принялся варить уху, а Шуберт сел на камень у самой воды, зачерпывая воду в ладони и пропуская сквозь пальцы, любуясь переливами струй. Рядом на камне чуть поменьше стоял картонный пакет с недопитым вином. Шуберт специально взял картонный пакет, потому что в прошлый раз случайно разбил бутылку, когда пытался открыть её, прижав к камню, и поранился осколком. Но поэта расстроила не столько рана, сколько пропавшее вино.
– Эй, Шуб, иди, уха готова!
– Сейчас, сейчас, Рябчиков!
– Ну что ты там делаешь?
– Я, кажется, сочинил новый стих.
– А ну-ка почитай!
И Шуберт прочёл:
– Я у озера на камне,
Свет звёзды сияет мне,
Оставляет он на память
Сердце месяцу во тьме.
Ну а месяц улыбнётся,
Скажет: «Звёздочка моя!
Мне не нужно даже солнце,
Я люблю одну тебя!»
И звезда его обнимет,
Поцелует и пойдёт
С ним гулять на небе синем,
Освещая небосвод.
Я и сам хотел бы с милой
Так в обнимочку гулять.
Где же та, что я любимой
Захочу скорей назвать?
Где же та, которой звёзды
Подарю я и луну?
Ей – фиалки, сны и грёзы.
Я люблю её одну!
– Ну ты и мечтатель! – рассмеялся Рябчиков. – Я тут уху сварил, а ты стишки сочиняешь. Садись есть давай, стишками сыт не будешь.
– Но я так хочу найти ту, которой подарю всё своё сердце! Спасибо, Рябчиков, вкусная уха!
– То-то же! А то совсем исхудаешь, как же на свидание со своей пойдёшь? Полетишь, что ли?
– Полечу... – ответил Шуберт, машинально зачерпывая уху в ложку и с бесконечной нежностью глядя, как лёгкие ночные облака проносились мимо яркого месяца.
Рябчиков открыл глаза и прислушался. За стенкой Лида, Влад и Гена уже над чем-то смеялись, будто неприятного эпизода с дракой в этот день вовсе и не было. Рябчиков стукнул кулаком по стене и пробормотал:
– Как же я тебя ненавижу за то, что ты умер!