Оруженосец

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БРОНЗОВЫЙ ЩИТ

Глава 1

   …Удар!.. Еще  один, и кривая вражеская сабля с треском переломилась о железный панцирь пожилого седовласого воина великанского росту.
    Бой закипал и понемногу достигал апогея. Ротный командир Гильермо Лопес и старший капрал Мигуэль Саласар Беллино, чуть оторвавшись от своей когорты, бились спина к спине в самой гуще врагов. Бобоголовые так и напирали со всех сторон. Кровь лилась рекой на опушке Вырлского леса.  Нельзя было разобрать, кто кого побеждает.
    – Франсуа  ранило! – раздался сзади громовой голос одного из бойцов.
    Мигуэль быстро обернулся и, нанеся еще три удара, оказался рядом с крикнувшим. Это был Хосе Мария Басседас, молодой офицер, маркиз, пришедший служить на заставу без году неделю тому назад.
     – Где  Франсуа? – спросил его Мигуэль.
    Басседас, не переставая размахивать мечом, молча мотнул головой влево, и Мигуэль увидел своего приятеля. Франсуа бился, стоя на одном колене и зажимая левой рукой рваную рану в боку.
    – Держись!   – крикнул Мигуэль. – Хосе, хватай его и выходи из боя. Шевелись, остолоп, я вас прикрою!
    И с остервенелым взглядом он бросился вперед, прямо на врагов.
    Он успел нанести всего четыре тяжелых удара и вдруг почувствовал, как кто-то огромный навалился ему на спину. У левого уха Мигуэля зловеще скрипнули зубы врага.
    Меча или сабли у этого бобоголового не имелось, но объятия его были медвежьими. С огромным трудом Мигуэль вывернулся, оставил бесполезный в таком близком бою меч и схватился за кинжал.
    Нет, не успел схватиться, противник опередил его. Холодная сталь трехгранного гугистанского клинка рассекла его доспехи, рубаху и тело где-то в нижней части живота.
    Изо рта старшего капрала вырвался короткий крик от сумасшедшей боли, и в следующую секунду розовая пелена застлала его глаза.

*  *  *

    Итак, дверь открыта. За ней – долгий путь по континенту, который называется Саламандрия. Он представляет собою большой материк,  лежащий на волнах теплого океана. На большей части его территории очень жаркий тропический климат, удивительно богатая и разнообразная природа, чистый воздух, насквозь пропитанный романтикой, вода сладкая, как мед. Большую часть Саламандрии занимают равнинные пейзажи, которые постепенно с юга на север переходят от сухих жарких пустынь и привольных пыльных степей до цветущих садов, заливных лугов и роскошных девственных лесов. В лесах этих растут самые разнообразные деревья. Кокосовые пальмы, эвкалипты,  персики, абрикосы…  И это только известные нам, а есть и такие, каких больше нигде на Земле не встречается.
    Среди зверей помимо обычных тигров, львов, носорогов, слонов, антилоп попадаются крайне необычные виды. Например, доисторические ящеры, или некролошади. Но вряд ли стоит расписывать их раньше времени. Со всеми здешними чудесами встреча еще впереди.
    Казалось бы, нормальные люди должны здесь отдыхать душой и радоваться жизни. Но разумным обитателям материка нет ни радости, ни воли, ни покою вот уже два с лишним столетия.
    Здесь царит и процветает феодальная раздробленность. Материк расчленен на полтора десятка маленьких, но гордых и агрессивных королевств, герцогств, княжеств и прочих мизерных человеконенавистнических политических образований. Они практически беспрерывно ведут между собой кровопролитные  войны большего или меньшего масштаба. Происходит это потому, что правят означенными осколками когда-то единой, свободной и мирной страны преимущественно недалекие люди, помешанные на богатстве, власти и только лишь мечтающие разорить соседа. Только древние старики помнят от предков своих, что когда-то очень давно здесь был мир, спокойствие, благоденствие.
    Конечно, монархия – во многом несправедливый, но зато удобный, долговечный и, скажем так, расслабляющий строй, при котором подданные той или иной короны могут вовсе не думать о политике, о жизни высших слоев, а просто жить своей жизнью без особых волнений и потрясений сверху.
    Хорошо, когда власть сосредоточена в одном добром, умном, сильном, уверенном в себе человеке, любящем людей и Родину. Но такое бывает далеко не всегда. Поскольку власть при монархическом строе переходит по наследству, она зачастую достается людям недостойным этой чести. Более того, в случае внезапной смерти законного короля к трону стаей ворон слетаются люди, большинство из которых – ничтожные, по сути, карьеристы, полные эгоистических амбиций. И тогда начинается хаос, часто влекущий за собой войну, войнушку, войнищу…
   Именно добрый, умный, сильный и могущественный король правит одной из самых больших и пока еще довольно благополучной страной на Саламандрии. Эта страна расположена на юго-восточной оконечности материка и называется Харимбда.  Она ни с кем не ведет завоевательной войны и заботится по существу лишь о том, как уцелеть в окружающем Харимбду бедламе и хаосе.
    В пределах Харимбды пока всё тихо. Люди работают, мыслят, творят, рождают и растят детей. Земля дает по четыре урожая в год, и никто из тех, кто трудолюбив, особенно не бедствует.
    Но предпосылки втягивания и этого тихого уголка в смертоносное жерло войны уже имеются. С Харимбдой граничит с запада обширное, могущественное и злобное королевство Лемания – страна бобоголовых. Местный властитель не оставляет надежд прорваться через западную харимбдскую границу внутрь страны. А где-то в глубине Саламандрии лежит страшная, огромная, агрессивная до омерзения Бломская Империя. Верховодит всем здесь король Фердинанд I, которого весь остальной континент с заметным трепетом называет просто Черным Королем. Он человек жестокий и деспотичный. Ходят легенды, что перед численностью, выучкой, отвагой и фанатизмом его воинства не способна устоять ни одна страна.
    Правда, на юге с Харимбдой граничит еще Брискония. С этой страной у Франго Первого – так зовут короля Харибды – налажены теплые, дружеские отношения, и в случае внезапного начала войны великий герцог должен помочь Харимбде. Великое Герцогство Брискония на самом деле очень мало и не так уж сильно. Харимбда закрывает Брисконию с севера. Зачастую брискские воины служат в харимбдской армии.
    То, что происходит на западных рубежах Харимбды, войной пока еще вслух никто не называет. И всё-таки, видимо, это война. Там бьются и умирают люди, горят леса и деревни, выжигают и вытаптывают боевыми конями хлебные поля. И во многом благодаря силе и мужеству тех, кто служит на харимбдских заставах, пока сохраняется хрупкая надежда на то, что когда-нибудь, пусть и очень нескоро, все станет, наконец, хорошо.

*  *  *
    Необъятный простор. Широко на многие-многие мили вокруг раскинулась серая, пыльная степь, заросшая диким овсом. Каждый камушек, каждая былинка здесь дышит волей, и даже небо над ней источает дивный, едва уловимый человеческим ухом звон. То там, то здесь попадается разлапистая агава, одинокие секвойи и грейпфрутовые деревья.
    Далеко видно, как маленькой темной точкой скачет галопом по степи всадник на карей лошади. Лошадь не осёдлана. Верховой одет в простую дырявую рубаху, темную от пота, прилипшую к его спине, разлохмаченные кожаные штаны и легкие ботфорты. В руке его – веревочная плеть. Пригнувшись к шее лошади, он продолжает мчаться вперед. Лицо его измождено и покрыто потом. Он очень спешит.
    Отрывистый, тревожный стук копыт его лошади становится все громче. Вот впереди ему становится видно большое и грохочущее облако пыли. Грохот уже заглушил все остальные звуки.
    Табун мустангов  более сорока голов несется в пыли прямо на всадника. Каряя лошадь под ним поднялась на дыбы и приветственно взоржала. Всадник взмахнул веревочной плетью, и табун, явно нехотя, прекратил движение.
   Пастух. Мирный труженик бескрайних и диких степей харимбдского запада.
   Как же все-таки трудно представить, что где-то, сотнях в полутора миль отсюда идут бои. Тем не менее, это так. И всадник, во весь опор примчавшийся к табуну, едва не загнав свою лошадь, обеспокоен отнюдь не мирными заботами.
    Среди черных, рыжих, буланых и пегих лошадиных голов в табуне мелькает также голова молодого смуглого парня в зеленой узконосой охотничьей шляпе. Парень сидит на рыжем скакуне, время от времени взмахивает длинным бичом и покрикивает на лошадей.
    - Зачем ты здесь, Риккардо? – спросил он, увидев вновь прибывшего. – Что-то случилось?
    - Плохие вести принес я вам, сеньор Алоиз. –  с ходу бросил усталый Риккардо. – Полчаса назад с западной заставы привезли дона Мигуэля вашего отца.
    Кровь бросилась в лицо Алоиза, и глаза его обеспокоено вспыхнули.
    - Что с ним? Ранен? Убит?!
    - Он умирает, сеньор. Поезжайте немедленно на ранчо, если хотите застать его в живых. Я побуду с табуном.
    Ничего более не спрашивая, Алоиз дал коню шпоры в бока и бешеным галопом полетел на ранчо.
    Вокруг этого старого деревянного дома, стоявшего посреди степи, рос большой, но порядком запущенный виноградник. Ни Алоиз, ни Риккардо к винограднику особенно не тяготели; Мигуэль же был завзятым виноделом, и только он во время своих обычно коротких наездов домой хоть как-то подправлял любимую лозу. Сам дом был двухэтажный. Нижний этаж занимала конюшня,  однако, здесь было гораздо чище, чем наверху, в обиталище людей. Там, на втором этаже, стоял ужасный беспорядок. Разбросано было все, что только можно разбросать. Там и сям лежала пыль и мусор. Ящики комода и створки посудного шкафа отворены и скособочены. Короче говоря, по всему было видно, что ни ранчо, ни сада, ни людей, живущих здесь, давно уже не касалась прилежная рука женщины.
    В полутора милях от этой фермы виднелись еще две похожие усадьбы. Та, что севернее, принадлежала дону Симеоне – старому пьянице, считавшему себя закадычным другом дона Мигуэля Беллино. Он постоянно покупал у Беллино вино, а нередко старики распивали бутылочку-другую вместе.
    Другую ферму содержало семейство Минамбресов, тоже изрядных лошадников, находившихся в дружеских отношениях с семьей Беллино. В то время, когда Алоиз торопливо приближался к родному дому, все эти люди так или иначе околачивались вокруг его ранчо с печальным и озабоченным выражением лиц, и уже заранее оплакивали «старину Мигуэля».
    Алоиз ворвался в дом стремглав, ни с кем из присных не здороваясь, и сразу же увидел отца, полулежащего на безобразно застеленной кровати, опиравшегося локтями на измятую подушку. Одеяло его было перепачкано кровью, лоб обложен компрессами. Силы покидали старого солдата, но глаза его излучали спокойствие, рассудительность, готовность к неизбежному.
   - Сынок, – произнес дон Мигуэль слабеющим голосом. – Я позвал тебя, чтобы попрощаться, благословить и наставить на путь истинный. Сядь.
   Алоиз, не говоря ни слова от растерянности, присел на край кровати. В глазах его была печаль.
    - Я умираю, сынок. – продолжал Мигуэль, - А ты остаешься последним мужчиной в нашем роду. И прадед твой, и дед, и я тоже – мы все были воинами. Та же участь уготована и тебе.
   - Но я пастух, - мягко  возразил Алоиз, - Я по природе мирный человек. Вот мне уже за двадцать, а я меча в руках не держал. Отец, я не создан для войны.
    – Для войны никто не создан, кроме красноглазого Марса. Но сейчас над Харимбдой, нашей Родиной, сгущаются черные тучи. Никто не говорит об этом, но все понимают, что скоро здесь разразится война, какой еще не видывали. Бобоголовые жмут с каждым днем все сильнее. Вряд ли наши западные границы продержатся долго. Ты должен стать воином, парень, хотя бы для того, чтобы не сгинуть в огне надвигающейся катастрофы. Трусы перед лицом опасности бегут в Брисконию, но и это гибельный путь. Если смерть неизбежна, то лучше погибнуть в бою, чем быть сброшенным в море или раздавленным в собственной берлоге. Продай к чертовой матери это ранчо вместе с табуном. Не гонись особо за деньгами, в ближайшее время они тебе не понадобятся. Когда управишься с делами, поезжай на западную заставу. Доспехи возьми мои,  они, в общем, целы, кроме панциря. Панцирь тебе дадут другой. Всё, прощай. Да хранит тебя Бог.
    Старый солдат поднял трясущейся уже рукой лежащий тут же на полу меч и передал его сыну. После этого облегченно вздохнул и отлетел в вечность.
    Алоиз горько заплакал, склонившись на грудь отца. Это была первая потеря в его только начинавшейся жизни.


Глава 2

   Похороны отца и все дела, связанные с продажей ранчо, отняли у Алоиза не более недели. Он спешил, поскольку сердце его мучила боль утраты и смутный небеспричинный страх за будущее. По ночам Алоизу казалось, что не нашедшая небесного приюта душа старого Беллино бродит вокруг дома, стонет и охает, проклиная судьбу. Он засыпал тяжелым сном и снова видел отца, истекающего кровью и настрого ему проповедующего:
    «Береги честь рода, сынок! Помни – ты последний из Беллино».
     Наконец, все было окончено, и Алоиз отправился в путь. С собой он взял, как и надлежало, старые отцовские доспехи, заветный меч, молодого коня – белого с рыжими подпалинами на боках, коня звали Паладин, - и поехал, выполнять, как говорится, сыновний долг.
    Итак, Алоизу Беллино только недавно исполнилось двадцать шесть лет. Он был высоким, широкоплечим, смуглым брюнетом. Черные глаза его были необыкновенно остры, и взгляд его был проникновенным и мужественным. Черты лица его были чуть широковатые, как у большинства людей португальского происхождения, но вместе с тем четко очерченный волевой подбородок и крепкая широкая шея говорили о том, что перед нами самый настоящий коральенто с немалым стажем работы. Он имел почти три фута в плечах и очень внушительные бицепсы, кроме того, заметно косолапил из-за постоянного сидения в седле и без седла на спине лошади. На лошади Алоиз держался не прямо, а чуть пригибаясь вперед оттого, что крайне редко ездил шагом и очень часто – галопом и карьером.
   Первые несколько миль своего пути к заставе он проскакал именно галопом, а затем стал понемногу придерживать коня, не оттого, что сам устал, или выдохся Паладин, а главным образом оттого, что доспехи сильно натерли ему все тело. Эти железки он нацепил на себя не то второй, не то третий раз в жизни. Так или иначе, ему пришлось остановиться и слегка ослабить застежки.
    Солнце лениво выползло из-за тучи, потянулось, зевнуло, и туча, испугавшись его живительных лучей, немедленно убралась восвояси. 
    Сразу сумрачная равнина стала выглядеть веселее. Пыльная трава вокруг потянулась кверху, откуда ни возьмись, явились многочисленные мухи, осы, жуки, бабочки и весело и деловито занялись своей повседневной работой.
    Алоиз поправил наплечники и хотел уже двинуться дальше, и тут заметил, что навстречу ему из ближнего леса выехали двое верховых. Он привстал на стременах, чтобы рассмотреть всадников получше, и явственно увидел, как один из встречных потянулся к колчану. Через миг свистнула стрела, но многолетняя выучка наездника не подвела Алоиза. В мгновение ока он перевернулся под брюхо Паладина, дернул с седла лук и бросил на тетиву две стрелы.
     Когда он распрямился и снова поглядел вперед, там, где только что были всадники, блестело что-то неподвижное. Подъехав ближе, он увидел распростертого на земле человека в светлых  железных доспехах. Стрела угодила этому человеку в шею. Второго рядом не было – ни живым, ни мертвым.
    Алоиз внимательно разглядел свою первую жертву. Всадник был высок ростом, необыкновенно худощав. Голова его, сильно удлиненная, сужалась кверху. Шлема на нем не было, и только узкое забрало из неведомого темного металла, неизвестно к чему крепившееся, закрывало его плоский нос и переносицу. Оно как бы делило лицо напополам, и из-за этого голова становилась очень похожей на боб.
    «Вот почему их называют бобоголовыми» – понял  Алоиз.
     Однако присутствие здесь сразу двух врагов не предвещало ничего хорошего. Создавалось даже впечатление, что война Харимбды с Леманией давно уже шла полным ходом.
    Бобоголовый лежал, беспомощно раскинув руки и оскалив зубы в смертельной улыбке. Глаза его были широко распахнуты и глядели в ясное небо, как бы отдельно от зверской улыбки, жалостно и скорбно.
    Алоиз спрыгнул с коня и медленно закрыл пальцами вражьи мертвые глаза. Пальцы бывшего конюха при этом покрылись красным, и в нос ему резанул острый и дурманящий запах свежепролитой крови.
    Этот дурман легко, словно хмель, проник ему в голову, и Алоиза вдруг замутило. Перед глазами его поплыли красные круги, в висках застучало, сердце заколотилось.  Неудивительно – только что он в первый раз в жизни убил человека.
    В таком не совсем нормальном состоянии он проехал еще две мили; лес остался справа. Перед ним возникла одинокая харчевня «Толстый Лопес», и она была как нельзя более кстати. Алоиз вошел туда нетвердым шагом, его слегка покачивало, опустился за стол на тесовую скамью и глухо, как в бочке сидел, заказал стакан мадеры. Когда же толстый, точно, как на вывеске, харчевник налил ему стакан густого, красного, остро пахнущего вина, Алоиза замутило так, что едва не вывернуло наизнанку.
     – К черту мадеру! – рявкнул он, аж стол подпрыгнул на месте – Пива налей.
     –  Как угодно. – Пожал плечами харчевник.
    Пиво помогло. В голове прояснилось, шум в ушах прекратился.
    Посидев немного, Алоиз поднялся на ноги и хотел  покинуть помещение, но тут столкнулся на выходе с неким кабальеро весьма сурового вида. В момент столкновения, указанного кабальеро так здорово стукнуло входной дверью по лбу, что он аж присел на пороге.
    – Каналья! – ругнулся кабальеро. – Я тебе рога обломаю!
    – О, сеньор, примите мои извинения! – Алоиз истово приложил руку к сердцу.
    – «Сеньор»! – хмуро передразнил офицер, бывший заметно «под мухой», - Ах, салага, и ты туда же! Вот я тебе покажу «сеньора»!
   Офицер сердился неспроста. Если бы Алоиз разбирался в регалиях и знаках отличия военных, он понял бы, что перед ним генерал, разжалованный в полковники. По этикету тех времен, с момента разжалования военного некоторое время не называли сеньором, по крайней мере, до официального вступления в новый чин. – Я вас не понимаю, сеньор. – Всё так же спокойно произнес Алоиз, не обращая внимания на двух адъютантов, появившихся в этот момент за спиной полковника.
    – Сейчас поймешь! – прорычал полковник, и хотел с размаху заехать Алоизу железной перчаткой по физиономии. Однако Алоиз ловко перехватил руку и так двинул горе-вояке, что тот вторично сел на пол.
    После этого, решив, видимо, что разборка окончена, Алоиз невозмутимо вынул из кармана золотую монету и бросил ее хозяину харчевни. Но один из адъютантов не менее демонстративно перехватил монету на лету и попробовал её на зуб.
     Назревала потасовка, которой Алоиз вовсе не хотел. Поэтому он слегка растерялся.
     Тем временем второй  адъютант размахнулся и чувствительно огрел Алоиза перчаткой по макушке. В голове нашего героя опять зазвенело, Алоиз вновь упал и потерял сознание.
    Очнулся он часом позже, всё в той же харчевне. Теперь он лежал на лавке, а хозяин заведения, тихо мурлыкая что-то себе под нос, вытирал тряпкой стол.
    – А, сударь! – обрадовался харчевник. – Очнулись? Как вы себя чувствуете?
    – Ничего, – пробормотал Алоиз, хотя ему было еще плохо. – Жить буду. М-м-м… не знаете ли вы, что это за человек, с которым я повздорил?
    – Сударь, я не могу ни знать, ни, тем более, запомнить всех людей, бывающих здесь. Сейчас все предсказывают войну с Леманией, и сюда стекается уйма народу. Я нарочно открыл здесь харчевню – сейчас это прибыльное дело.
    – Вы  неосторожны, господин харчевник, – саркастически улыбнулся Алоиз. – да и кому будут нужны презренные деньги, когда разразится война? А уже в нескольких милях к востоку отсюда я видел двоих бобоголовых.
    – Глупости, сударь, глупости! – махнул рукой харчевник. – Как говорится, курочка по зернышку клюет. Будет день, будет и дело.  А вот, не согласитесь ли вы подменить меня здесь на недолгое время? Мне нужно кое-куда съездить, и я не хотел бы оставлять тут все без присмотра.
    Алоиз охотно согласился. В душе он вовсе не горел желанием скорее оказаться на заставе.
     Сговорившись об этом, каждый из них занялся своим делом. Харчевник уехал, а Алоиз плотно поужинал, запер дверь заведения и лег спать.
     Ночь прошла спокойно, а утром Алоиза разбудил громкий, сердитый стук в дверь. Едва наш герой открыл глаза, к стуку прибавился еще густой командирский бас.
    – Открывай,  Маноло, черт бы тебя подрал! Сдох ты там, что ли?
    Алоиз соскочил с кровати и, на ходу обувая сапоги, поспешно отпер дверь.
    У порога опять стоял офицер здоровенный и бородатый. Откормленная рожа его так и лоснилась.
     – А где Маноло? – спросил офицер, подняв бровь. – Убили?
     – Не знаю. Уехал вчера куда-то по делам. Я за него.
    Офицер вошел в дом и сел завтракать.
    – Бросал бы ты, парень, тут все и ехал дальше, на заставу.- Ворчал он, поглощая тушеного кролика. - Все равно, не сегодня-завтра харчевню твою сметут, камня на камне не оставят.
    – Завтра меня тут не будет. А вы едете на заставу?
    – Угу. Мы тут неподалеку стоим и сейчас двинемся дальше. Айда с нами.
   Он ушел. День потянулся медленно; с каждым часом  на душе Алоиза делалось отчего-то все тревожнее. Тишина, жара и неподвижность давили на нервы. Время от времени досюда долетали отдаленные звуки, похожие на лязг сабель.
   Ввечеру уже послышались чьи-то тяжелые шаги. Раздался один удар по двери, потом второй удар, и все смолкло.
   Алоиз осторожно открыл дверь и сразу отскочил, потому что в харчевню ввалился воин в доспехах. Он был весь в крови; лицо его было мертвенно-бледно.



Глава 3
   
   Алоиз подхватил парня на руки, уложил его на лавку и расстегнул на нем панцирь. Парень был моложе Алоиза, рыжеволосый. У него было повреждено плечо. Рана неглубокая, но, видимо, очень болезненная.
    Алоиз вынул из своей дорожной сумки склянку целебной мази и обильно смазал плечо пришельца. Боль, вызванная быстрым действием мази, мгновенно привела молодца в чувство, и мутный взор его вяло забродил по харчевне.
     – Как тебя зовут, парень? Сколько тебе лет? Откуда ты взялся? – стал расспрашивать его Алоиз.
    – Меня зовут Джулиано Маниконе. – Медленно, но отчетливо заговорил молодой солдат. – Жил я неподалеку отсюда, в деревеньке Нинья. Сегодня утром к нам забрела побитая королевская когорта, набирать новых рекрутов. Меня в числе других тоже забрали.
    – Это понятно, – молвил Алоиз, - а как же ты вляпался?
    – В полдень мы остановились на привал, начальство пошло перекусить в харчевню, а мы, рядовые, расположились с едой на поляне, у лесочка. Сидим, закусываем, и  вдруг мне захотелось… ну, словом, живот у меня прихватило…
    - Бывает.
     – Отошел я в кусты, а там – бобоголовый с саблей наперевес. Я с ходу рубанул его по голове. Он свалился замертво, но тут откуда-то взялся второй бобоголовый. И еще один, и еще… Окружили меня, как зайца. Я вижу – дело плохо, закричал «На помощь». Друзья подоспели, и завязалась драка. Бобоголовых там тоже с хорошую когорту оказалось.
    Дрался я старательно. В схватке порешил десятерых, или больше. Но тут что-то случилось с моим дружком Бенито, что спину мне прикрывал. Он вдруг охнул и на меня повалился. Я смотрю, а у него голова чуть не пополам разрублена саблей.  Кровь рекой, глаза навыкат, мозги наружу… ох!..
    – Ужасно! Продолжай.
    – Пока я поворачивался, кто-то из врагов саблей по плечу меня достал. Сразу меня сверху донизу холодом прошибло. Застыл я на месте и рухнул. Еще чем-то тяжелым сверху по башке дало…
    Под вечер очнулся – спину ломит, в голове трещит, из раны в плече уже что-то зеленое лезет. Вся просека завалена трупами. Когорта черт ее знает где, видимо, наши думали, что я мертвый. С другой стороны, и враги, похоже, так решили. Вот и думай: повезло мне, не повезло? Встал и побрел. Еле-еле досюда добрался.
     Джулиано умолк, потому что дверь снова распахнулась, и в харчевню ворвался Маноло, целый и невредимый, но злой, как собака.
     – Матерь Божья и все демоны ада! – кричал он. – До чего мы дожили!
     – Что случилось? – спросил Алоиз.
     И Маноло рассказал, что в полутора милях к западу отсюда стоит целый вражеский разъезд.
    – Я уже знаю. – Проворчал Алоиз. – И это значит, что мы застряли здесь надолго.   
    Еще через три часа Джулиано почувствовал себя значительно лучше. Боль как рукой сняло.
    – Ну, вот что! – решительно заявил он, – Сидеть здесь и ждать, когда придут враги, я не намерен! Надо прорываться на заставу.
     – Ты прав. – Ответил Алоиз. – Я с тобой. Прощай, Маноло.
     – Ну, нет, - промолвил харчевник, - Я поеду с вами. Или вы думаете, что Маноло старик и не способен постоять за Родину? 
    Лошадей у Маноло было две – хватило как раз на всех.
   
*  *  *
   
   Они знали, что враги рыщут прямо под боком, что врагов много. И было решено поджечь харчевню и пустить коней галопом. Пока харчевня разгорится, пройдет некоторое время; потом огонь и дым заметят бобоголовые, сколько бы их здесь ни было, съедутся сюда, потолкутся немного и начнут обнюхивать окрестности. А пока все это длится, у Алоиза и его компании будет время проскочить разъезд.   
    Сначала все было тихо. Потом вдруг захрустели ветки. Одна, вторая, третья…   Кто-то крался вокруг них, ничуть не уступая харимбдцам в осторожности и знании местности.
     – Не успеем! Неужто, не успеем? – громко зашептал неопытный Джулиано.
    – Молчи, остолоп! – цыкнул на него Маноло, но было поздно.
    –  Кто идет? – сказал-пролаял почти собачий голос из тьмы.
    Алоиз резко повернулся и пустил стрелу на голос. Раздался вопль, и кто-то громко выругался.
     - Проглоти меня гиена! Живьем брать этих раздолбаев!
     Зазвенела сталь.
     Алоиз увидел перед собой две оскаленные рожи бобоголовых. Взмах старого отцовского меча – и две головы, отделившись от тел, покатились на траву. Попутно махнув направо, выпустил кишки еще из одного.
     Джулиано крепко бился справа от него. Очевидно, предыдущая стычка прибавила молодому бойцу прыти.
     - Сзади, сзади! – заорал Алоизу Маноло где-то во мраке. – Оглянись!
   – Держись   старик! – Алоиз повернулся к Маноло и пару раз рубанул из-под его плеча. Самому Алоизу при этом так здорово попало по шлему, что забрало сплющилось. Пришлось скидывать шлем.
   Тут Маноло издал  зловещий гортанный звук «А!..» и свалился с лошади прямо на Алоиза. Короткое одноручное копье одного из бобоголовых впилось старику в шею.
   Одной рукой размахивая мечом, а другой придерживая раненого приятеля, Алоиз начал выходить из боя.
   – За  мной, Джу! Прикрой меня!
   Они помчались дальше, напролом, при этом Джулиано приходилось еще отстреливаться.
   Постепенно топот копыт и воинственные крики позади них затихли.
   - Оторвались, - облегченно вздохнул Джулиано.
   -  Слазь, приехали. - Молвил Алоиз, - Поглядим, что с Маноло.
    Приятели спешились, и Алоиз уложил мужественного харчевника на траву.
    - Что с тобой, дед?
    - Сам не видишь? – захрипел Маноло. – Табак дело. Умираю…
    - Чем же помочь тебе?
    - Ничем ты мне не поможешь. Пообещай только не рассказывать никому, что на старости лет Маноло струсил.   
   - Как это – струсил? Ты бредишь? Ведь ты спас мне жизнь!
   - Эх…  Не понимаешь…   За всю свою службу, за всю жизнь, до этого дня я ни разу не испугался. И вот, впервые мне стало страшно сегодня, когда вы покидали харчевню. Я почувствовал, что могу остаться один в толпе врагов. И напросился ехать с вами…  Это всё возраст, парень.  Очень-очень плохо быть старой, немощной развалиной. Я даже рад сейчас, что меня не постигнет эта участь. А теперь прощай.
    Маноло тяжко вздохнул и закрыл глаза. Через минуту он побледнел и стал остывать.
    «Боже мой, до чего же он похож на отца! – подумал Алоиз, - Неужели и меня когда-нибудь ждет такая же ужасная кончина?!» 
    - Пора ехать. – Тронул его за плечо Джулиано, - Если нас настигнут, у нас будет мало шансов.
    Они вновь углубились во тьму.
     Еще через некоторое время Паладин и лошадь, на которой ехал Джулиано, попеременно стали останавливаться, подниматься на дыбы, всхрапывать и стричь ушами.
    -Чуют что-то – шепнул Алоиз.
    - Жутко подумать, что. – Отозвался Джулиано.
    Деревья расступились. Земля под копытами коней стала необычайно мягкой и вязкой. Кругом стали попадаться какие-то столбики.
    Вдруг – опять.
    - Сто-о-ой, стр-реляю!
    Они еще никогда не слышали такого голоса. Такой голос можно услышать только в одном месте, где они еще не были, но куда стремились.
   - Еще один разъезд, что ли? – предположил Алоиз. – Джу, ты здесь?
   А Джулиано в седле уже не было, лошадь его стояла с порожним седлом рядом с Алоизом. Из темноты донеслись глухие джулиановы оханья.
   -Твари! – выругался Алоиз. – Держись, Джу!
   Он хотел броситься на врагов и любой ценой отстоять товарища, но тут Паладин, никогда не слыхавший раньше грубых армейских окриков, вдруг заржал, лягнул задними ногами, как осёл, и вихрем рванул вперед, так, что засвистело в ушах.
    - Стой, стой, падла бобоголовая! – крикнул голос еще разок, но Алоиз уже не слышал его.

*  *  *
      
     Толстая ременная петля охватила плечи Джулиано, резко рванула назад, и он вылетел из седла, с размаху грохнувшись оземь. К нему уже сбегались четверо в таких же точно доспехах, как и он сам.               
     - Держи, братва, иуду длиннорожую! – слышалась вновь солдатская брань.
    - От такого слышу! – огрызнулся Джулиано в ответ.
    - Дайте его сюда, я его разукрашу! – пробасил офицер, и Джулиано ухватили его мощные руки.
    И вдруг офицер осекся.
    - Мужики! Да ведь это же свой!..

*  *  *

    Алоизу очень хотелось наконец-то остановиться и передохнуть. Но разгоряченный мустанг лихим галопом нес его все дальше, неизвестно, куда.
    Алоиз кричал «Стой!», натягивал удила, сжимал бока Паладина сапогами. Ничего не помогало. Наконец, тяжелые, неудобные, непривычные доспехи сыграли с ним злую шутку. Паладин в очередной раз взлягнул крупом, Алоиз подпрыгнул на седле, точнее, его подбросило, подпруги порвались от тяжести, Алоиз перелетел через голову коня и впечатался головой без шлема прямо в пень. Хорошо еще, что пень  был старый, трухлявый.
     В голове молодого Беллино зашумело. Вдруг ему показалось, что весь мир переворачивается вверх тормашками.
     Сколько продолжалось это состояние, он не понял. Но, когда всё более или менее отошло, было по-прежнему очень темно, не очень успокоившийся Паладин пыхтел и всхрапывал где-то поблизости.
    - Паладин. – Позвал Алоиз тихо. – Паладин, иди сюда.
    Умное животное неторопливо подошло к хозяину и стало рядом, переминаясь с ноги на ногу.
    Алоиз с трудом взобрался в седло и, с все еще тяжелой головой, поехал во тьму, сам не зная, куда, подсознательно полагаясь на чутье своего коня.
    Муторный путь продолжался до утра. А с первыми лучами заспанного солнца Паладин выбрел на мягкую зеленую полянку. Стоило усталому коню нагнуться, чтобы пожевать травки, как изможденный хозяин вторично выпал из седла и распластался во весь рост на чем-то теплом и жестком. Сознание вновь покинуло Алоиза.


Глава 4

   Пробуждение показалось ему чем-то, вроде еще одного забытья, на сей раз сладкого и благостного. Прежде всего, он ощутил на губах приторно-расслабляющий вкус настоящего кастильского хереса. Бодрящий напиток медленно, по капле, стал проникать внутрь Алоиза. Мягкое тепло и блаженство волной растекались по телу. Затем розовый туман перед глазами стал бледнеть и развеялся совсем. Алоиз увидел тонкие, бледные, ласковые женские руки. Они держали совсем не подходившую подобным рукам, грубо сработанную деревянную кружку с крышкой – из таких кружек обычно пьют ром или пиво. Оттуда-то и вливался херес в рот Алоиза.
    Сделав еще один небольшой глоток, Алоиз перевел взгляд чуть выше. Теперь он увидел красивое женское лицо, обрамленное каштановыми локонами. Карие глаза ее слегка улыбались.
    Алоиз шевельнул головой, раскрыл, было, рот, желая сказать что-то, но сейчас же закашлялся. Вино попало ему не в то горло.
    --Ты пей, да не как конь! – тихо, лукаво усмехнувшись, предупредила женщина. – Ну, что, ожил, горе луковое?
   -- Где это я? – Алоиз отвел кружку рукой.
   -- У меня дома, разумеется – ответила женщина.
   -- Как я попал к тебе домой?
   -- Откуда мне знать? Взял и появился на моем крыльце, еле дыша. Побил тебя кто-нибудь, что ли? Ну-ка, рассказывай.
   Алоиз зажмурился. В голове его еще немного звенело.
   -- А черт его знает… Помню, ехали с Джулиано через вражеский разъезд на западную заставу, да нарвались на бобоголовых…
   -- Бобоголовые… значит, ты из Харимбды. Так я и знала…
   -- Подожди – насторожился Алоиз, - А разве я сейчас не в Харимбде?
   -- Разумеется, нет – белозубо усмехнулась женщина. – Видимо, с разгона ты проскочил и чужих, и своих. Нечего сказать, славный вояка!
   Алоиз заметил, что она говорит по-испански с сильным иностранным акцентом.
   -- Не смейся, хозяйка! – посуровел он. – Терпеть не могу женских насмешек.
  -- Не заслуживай. – Она тронула его пальцем по носу, как маленького.
  Алоиз приподнялся на локтях и встряхнул головой. Он лежал на кровати в широкой, просторной, видимо, недавно построенной избе. Обстановка была небогатой: кровать застелена черно-бурой лисой, медвежья шкура на полу, в углу небольшой деревянный сундук, стол у окошка, а вокруг стола три лавки и стул. На стенах висели: боевой лук, два колчана со стрелами и две звериных головы – кабанья и медвежья. У входа – оленьи рога вместо вешалки. Топор прислонен к ободверине. Типичная берлога лесничего.
   - Ты в Фалкирии. – пояснила женщина. – Это на северо-западе от Харимбды. Но тебе очень повезло, парень!
   - В чем же?
    - Чтобы добраться из Харимбды до Фалкирии, необходимо пересечь Вырлский лес. Слыхал про такой?
   - Ну и что?
   - Ты проехал сквозь него ночью, один, и при этом никто тебя не загрыз, и даже не напал на тебя! Знаешь, какие злые эти вырлы?! Ведь легко могли принять тебя за врага и сожрать живьем!
   Алоиз несколько деланно-надменно хмыкнул, хотя ему и стало немножко не по себе.
   Минуты две они помолчали.
   - Что ж, давай знакомиться. – Сказала хозяйка. – Меня зовут Элизабет Гамильтон. Я лесничиха.
   - А я – Алоиз Беллино, харимбдский коральенто. Сейчас еду на военную службу.
   Сказав так, он поспешно спрыгнул с кровати.
    - Загостился я, хозяйка. Пора назад, в Харимбду.  Тебе, может быть, неизвестно, но там скоро начнется война. Где мой конь?
   Но тут Алоиз охнул, потерял равновесие и бревном рухнул на пол.
   Элизабет с трудом подняла его на руки и втащила обратно на кровать.
   - Какой тебе сейчас конь? Какая война?! Лежи уж пока тут, горе-вояка, вино пей, что ли…
   Алоиз отпил еще три-четыре глотка из кружки и расслабился. Спустя минуту он уже спал глубоким и здоровым сном.
   В следующий раз он проснулся, когда за окном темнело. На столе горела свеча, камин уютно потрескивал, и пахло жареным мясом. Элизабет готовила скромный ужин.      
    Алоиз потянулся. Боль нигде не отозвалась, и он почувствовал, что ему хорошо.
    - Слышь, хозяйка! Хозяин-то у тебя где? – спросил он.
    - Нет хозяина.- Сказала женщина, разом помрачнев. – Убили его.
    Она села на кровать, обхватила голову руками и замолчала надолго.
    - Ты… это… - Алоиз тронул её за локоть – Не сердись. Прости меня, что ли…
   - Ничего. Это было четыре месяца назад. Он, как ты понял, был лесник, часто уходил далеко в джунгли. Тут как-то в лесу столкнулся он с Черными – всё.… Даже подраться с ними ему не случилось. Так я его и нашла – со стрелой в спине.
   Элизабет тяжело вздохнула.
  - Сочувствую я тебе, хозяйка. – Пробурчал Алоиз неловко.
  - Молчи уж, храбрый воин. Ужинать будешь?
    И с этого момента время полетело для Алоиза быстро и незаметно. Элизабет пестовала его как ребенка, или почти как ребенка. Сам он только и делал, что ел да спал, да набирался сил, да вел с Элизабет задушевные разговоры. Такую женщину, как она, Алоиз встретил первый раз в жизни. Чтобы уложила незнакомого мужчину в свою кровать, отпаивала его вином и говорила с ним, как с давно знакомым, как со старинным другом!
    - Ты всегда такая, или только по праздникам? – однажды спросил он.
    - Да ну тебя! – просто ответила она.
    И в эту самую минуту снаружи раздался лязг металла, дверь с грохотом распахнулась, и в избу ворвались три пьяных солдата. На них были черные доспехи, орден на щитах – тоже черный: корона с острыми медвежьими когтями на концах.
    - Давай жратву, старая ведьма! – ругались солдаты – Или разделаем тебя, как Бог черепаху!
    Они вели себя развязно и нагло, точно не в первый раз посещали это место, и явно не ожидали встретить у хозяйки мужчину. Увидев, однако, Алоиза, возившегося с камином, они резко осеклись и замерли на месте.
    «Кто они?» - одними глазами спросил Алоиз, обернувшись к Элизабет, и получил такой же безмолвный ответ:
    «Враги. Защити!»
     Она могла бы и вовсе не просить его об этом.
      В следующий момент Алоиз сдернул со стены лук и колчан.
      - Сеньоры! – обратился он к солдатам – Покиньте дом, прошу вас!
    - Что, стерва, хахаля завела?! – злобно прогнусавил один из солдат. – А ты, недомерок, луком-то не машись. Тут много не настреляешь – изба.
    Он был прав. Стрела - оружие дальнего, ну, в крайнем случае, средней дальности боя.
     Алоиз бросил лук, схватил отцовский меч.      
     - Ха-ха! Заметался, бабий панталон! Хоть знаешь, за какой конец меч держат?
    Последняя капля. Через секунду старинный клинок со звоном обрушился на плечи ближайшего солдата.
    - Клянусь соплями носорога! – весело крикнул тот, отбивая удар. – Тяжела твоя рука, парень! Бей, сожри тебя москит!
    С каждой новой подколкой Алоиз злился всё больше и атаковал все яростнее. Однако и черный солдат дрался нисколько не хуже. Наконец, Алоиз исхитрился достать его куда-то в область печени. Доспехи затрещали, и следующим ударом Алоиз выкинул черного солдата за дверь. Тут же второй блом бросился на него справа, но Алоиз ожидал этого. Подхватив второго противника под микитки, он перышком вышвырнул его во двор вслед за первым.
    Только и всего! Чепуха, а не работа для мускул бывалого коральенто.
    А вот к атаке третьего Алоиз оказался не готов. Меч он положил на пол, когда расправлялся со вторым, и нагибаться за оружием было уже поздно. Солдат навалился на Алоиза, как медведь, и живо подмял его под себя. Алоиз схватил врага за плечи, и несколько мгновений оба не двигались. Наконец черный высвободил одну руку, и в руке этой сверкнул острый кинжал.   
    Но тут раздался пронзительный визг, и тяжелый обух топора, стоявшего до поры у косяка, брякнув, глухо опустился на затылок черного. Враг взвыл, завращал налившимися кровью глазами и упал ничком, как мешок с отрубями.
   За его спиной Алоиз увидел ошалелые от страха глаза Элизабет. Она уже не визжала, а тихо подвывала по-бабьи в истерике.
   Алоиз быстро встал на ноги и обнял женщину, нежно прижав её к себе.
   - Ну-ну. Не плачь. Держись, родная, я с тобой…

*  *  *
   
  - Ли-за… Ну Ли-и-за…
  - Что тебе, милый? Я устала, дай поспать. Ночь на дворе.
  -  Что это за наглецы приходили вечером? Кому они служат? Какому богу молятся?
   - Это бломы, солдаты Черного Короля. Бломскую империю знаешь? Они вторглись к нам в Фалкирию больше года назад, и теперь рыщут повсюду целыми отрядами. Их очень много, они никого не уважают и, похоже, чувствуют себя везде  полными хозяевами.
   - Еще немного, и они окажутся у нас в тылу… Хорошо, нечего сказать.… Понимаешь, Лиза, мне завтра поутру надо ехать в Харимбду, на заставу.
   - Так скоро? А мы ведь с тобой только-только…
   - Вот именно. Потому и надо сделать так, чтобы эта ночь запомнилась нам надолго…
   Ветки деревьев тихо шептались за окном, и верный Паладин, по временам всхрапывая, вдруг начинал стучать копытом у порога.

Глава 5
               
   На следующее утро погода опять была хорошая. Весь Вырлский лес сверху донизу был прошит щекочущими лучами ласкового солнышка. Еле живой ветерок лениво сдувал с переплетенных лиан длинные капли ночного дождя. В благоуханном воздухе что-то тихо звенело, жужжало, посвистывало, навевало теплое лирическое чувство, переполнявшее грудь Алоиза. От этого Вырлский лес вовсе не казался таким уж страшным, непроходимым препятствием. Изредка за деревьями проскакивала одинокая антилопа-канна, останавливалась, изучала путника своими глубокими, необыкновенно умными глазами и бежала дальше.
    Когда, судя по солнцу, было где-то около полудня, Паладин самовольно сбавил ход, начал прихрамывать и многозначительно оглядываться на хозяина.
    Алоиз уже хотел спешиться и позволить коню немного отдохнуть, и вдруг увидел два круглых зеленых кошачьих глаза, напряженно следившие за ним из ближайших зарослей.
    Это был леопард.
    Алоиз рывком выхватил лук из-за спины, но тут сзади него послышался мягкий и низкий, слегка рычащий, но вполне внятный человеческий голос:
    - Спокойно! Не делай резких движений, парень, и останешься жив.
    Алоиз замер с луком в одной и стрелой в другой руке и стал медленно оборачиваться назад.
    И сзади, и справа, и слева, и кругом глядели на него круглые, хищные глаза больших лесных кошек.
    - Не бойся. – Тихо и доверительно сказал тот же голос. – Нас много. Если вздумаешь драться, у тебя нет шансов. Не дергайся.
   - Я понял. – Сказал Алоиз тем же тоном. – Но не думайте, что я сдался и стану вам во всем подчиняться.
  - Этого и не нужно, успокойся. Нам важно знать, кто ты, откуда и куда едешь.
   - Кто я? – усмехнулся Алоиз. – скажите  сначала, кто вы. Враги, или друзья?
  - Мы – вырлы – голос изрядно погрустнел. – Вырлы, народ-мученик, превращенный повелителем Гуронии из людей в животных. Отвечай, кто ты, или мы бросимся на тебя!
   Алоиз объяснил, что он харимбдец, ехал на военную службу, но случайно проскочил заставу.
   - Щит твой бел. – Промолвил Голос. – Ни эмблемы, ни девиза на нем нет. Как нам понять, что ты не обманываешь нас, что ты не служишь ни черным, ни гурам, нашим врагам?
    - Вчера вечером я побил троих черных воинов. – Ответил Алоиз весомо. – Про гуров же я вообще пока ничего не знаю.   
   - Не знаю, почему, но я верю тебе. – Сказал Голос. - Проезжай.   
   Конь и всадник помчались вперед.
   Вырлский лес внешне ничем не отличался от других лесов Саламандрии. Те же пальмы, эвкалипты с разлапистыми корнями, широкими кронами, а по стволам, как огромные удавы, вьются гибкие лианы.
   Вырлским он назывался потому, что принадлежал главным образом вырлам – немногочисленному, но грозному звериному народу, наделенному свыше человеческим разумом. Все вырлы были в образе диких кошек – львов, тигров, леопардов, пантер, пум. Характер вырлов был очень суров. Редкий путник мог пробраться через их владения безнаказанно. Если же такое кому-нибудь удавалось, счастливчик потом долго трясся в лихорадке, навеянной страхом, и рассказывал всем вокруг жуткие ужасы.
    По этой причине прямых дорог здесь не было. Весь лес был испещрен носорожьими и оленьими бродами, тигриными тропами, не заблудиться в нем было почти невозможно.
   Тем не менее, Алоизу это удалось.
    Часам к пяти вечера вокруг опять начали встречаться столбики в красно-черную полоску. Алоиз еще не успел толком осмотреться, как прямо напротив него, словно из-под земли вырос всадник на светло-карей лошади.
    - Стоять! Не двигаться! – раскатисто прогремел всадник командирским тоном и неторопливо приблизился.
    Алоиз натянул поводья.
    - Кто такой? – спросил всадник.
    Пришлось Алоизу снова вкратце пересказывать свою историю.
    Всадник выслушал, внимательно оглядев его, и деловито заворчал себе под нос:
     -Так, так…   Доспехи, вроде, наши. А нет ли у тебя каких-нибудь рекомендаций?
    - Есть письмо от отца, предназначенное вашему полковнику.
    - Покажи.
    Алоиз достал мятый конверт. Часовой хмуро повертел бумагу, но потом посмотрел на Алоиза несколько иначе.
    - О, так твой отец – Мигуэль Беллино! То-то, я смотрю, лицо твое кажется знакомым. Значит, ты его сын Алоиз?
    - Да.
   - Как поживает твой отец? Его рана…
   - Он умер. – Тихо молвил Алоиз, понурив голову.
   Часовой притих, и несколько мгновений оба сидели в седлах молча.
   - А ведь он спас мне жизнь…  - прервал молчание часовой.
   - Не сомневаюсь. – Ответил Алоиз.
   Часовой протянул его свою бледную, небольшую, но очень крепкую, мускулистую ладонь.
    -  Меня зовут Франсуа Лезьон.  Едем к полковнику.
    Алоиз ответил ему рукопожатием и тихо тронул повод.
    Они двинулись вдоль длинного ряда парусиновых палаток. На большей части  Саламандрии никогда не бывает холодно, поэтому громоздких казарм тут не нужно. Солдаты по ночам, если есть возможность, спят в палатках, а днем на западных заставах не до отдыха. Несколько позже Алоиз убедился в этом.
    Доехали до полигона. Это была обширная площадка – около четырехсот ярдов в периметре. Там находились: полоса препятствий, мишени для стрельбы из лука и арбалета, тренажеры для физических упражнений и много свободного пространства. Несколько солдат как раз в это время отрабатывали приемы боя с превосходящим по численности противником. Вдруг один из них оставил занятия и бросился прямо к Алоизу, крича знакомым голосом:
    - Алоизио! Черт тебя подери! Ты ли это?!
    Алоиз легко узнал своего юного попутчика.
    - Джулиано! Неужто?! Сколько зим, сколько лет!
    Они обнялись за шею, будто и впрямь не виделись много лет.
    После этого все трое нырнули в офицерскую палатку.
    Странно! Офицер, что сидел, ссутулившись, за походным столом, показался знакомым Алоизу. Где-то он  уже видел эту черную «прилизанную» шевелюру. А может, ему показалось?
    - Полковник Лопес? – осторожно обратился Алоиз к офицеру. – Позвольте пред…
    В этот момент полковник поднял голову.
    Тысяча чертей!
     Все так и было. Это оказался тот самый разжалованный генерал, с которым Алоиз намедни повстречался в харчевне.
     - Ну? – сурово молвил вновь назначенный полковник, насупившись, - Что замолк?
    - Лопеса убили девять дней назад. – Украдкой шепнул Алоизу Франсуа.
    - Лезьон! Молчать! – гаркнул полковник во всю мочь.
    - Виноват, господин полковник!
    - Лезьон! Маниконе! Кругом! Шагом марш вон отсюда!
    Франсуа и Джулиано разом повернулись и, чеканя шаг, удалились.
     Полковник как-то туманно,  усталым шагом подошел к Алоизу и представился.
     - Лионель Корвальо.
     - Алоиз Беллино.
     Полковник быстро оглядел его и покачал головой.
     - Снимайте доспехи.
     Алоиз стянул с себя кирасу, явив полковнику свой мощный рельефный торс и внушительные бицепсы.
    Последовало несколько секунд молчания. Затем, без всякого предупреждения, с небольшого замаха полковник ударил Алоиза кулаком в пресс, да так, что широкая спина нашего храбреца отпечаталась на двери.
    Алоиз молча, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги. В ранней юности он бывал бит гораздо больнее.
   Взгляд Корвальо словно испытывал его. А он смотрел на командира все так же храбро и независимо.
    - Ладно. – Изрек, наконец, Корвальо, - Одевай железки. Годен к службе.
    Алоиз вдруг неловко замялся.
    - Господин полковник…
    - Что?
    - Вы не забыли тот случай?
    Полковник склонил голову чуть влево.
    - Нет. Не помню. Отставить глупости! Лезьон, ко мне!
    За спиной Алоиза щелкнули железные сапоги Франсуа.
   - Солдат Беллино поступает в вашу роту. Забирайте его и вперед!
Франсуа молча кивнул головой и повел Алоиза в свою палатку.



Глава 6
    
   В третьей по счету палатке от полигона, куда Франсуа и привел Алоиза, сидели и пили пиво из небольшого котла еще трое солдат. Все трое были высокорослые, широкоплечие, словно шитые по одной мерке. Один из них был Джулиано Маниконе, второй – смуглый, густобровый, с усами, а третий – тихий и задумчивый, с широко посаженными зеленоватыми глазами и короткой, окладистой черной бородой.
    Увидев, Алоиза, первые двое дружелюбно улыбнулись, а третий, не меняя отсутствующего выражения лица, не то фыркнул, не то просто с силой выдохнул носом воздух.
    - Добро пожаловать! – весело сказал Джулиано, хлопнув Алоиза по плечу.
    - Привет, новичок. – Молвил усатый, протягивая Алоизу свою руку, - Меня зовут Роланду Оливейра.
    Алоиз тоже представился.
    Третий воин продолжал хранить молчание, мирно и обстоятельно потягивая пиво из кружки. Его глаза глядели внутрь себя.
    - А как зовут тебя, солдат? – осторожно спросил Алоиз этого третьего.
    - Гомес. – изрек тот хрипловатым, прокуренным голосом и вновь замолк.
    - Садись вон туда – широким жестом показал Алоизу Джулиано. – Наливай себе пива.
    Алоиз сел на войлочную подстилку и присоединился к трапезе.
    - Долго ехал? – поинтересовался Роланду.
    - Изрядно. – Молвил Алоиз и  покосился на Гомеса, которого будто бы и не было.
   - И без приключений? – снова спросил Роланду.
   Алоиз хотел, было ответить, но тут у входа в палатку появился адъютант  полковника с каким-то свитком в руках.
   - Дежурные по третьей роте – Оливейра и Беллино. – Сухо объявил он и тут же исчез.
   Роланду одним гигантским глотком допил пиво, вытер руки об траву и вскочил на ноги.
   - Идем, новичок.

*  *  *

   - Ты, парень, наверное, недоумеваешь. – Ворчал Роланду, когда они подъезжали к разграничительной полосе. – Только приехал, усталый, разгоряченный, помятый в переделках…
  - Откуда ты знаешь, что я был в переделках?
  - У тебя по глазам видно. Взгляд изможденный, но счастливый. Будто был на волосок от смерти, а теперь рад без меры, что жив остался.…    Но скоро в твоих глазах одно измождение останется. Порядки у нас строгие. Для чего тебя в первую же ночь сюда пихнули, знаешь? Для того чтобы сразу окончательно понять – пригоден ты к службе, или нет. Это как новорожденных щенков в реку бросают. Утонет щенок – его и не жалко, выплывет – охотником будет. Так и тут. И полковник у нас злой.
    Спешились, разожгли костер. В полумиле справа и слева от них горели такие же высокие костры.  Роланду велел Алоизу зарядить арбалеты.
    - А дальше что делать? – спросил тот.
    - Ничего. Садись и отдыхай – устал ведь, умаялся. А я буду ездить взад-вперед, и поглядывать вокруг. Потом растолкаю тебя – ты станешь ездить. И так далее, всю ночь.
    Алоиз зарядил арбалеты, сел и уставился на огонь. Лучше, конечно, не спать.
    - Разговаривать-то хоть можно?
    - Можно, но осторожно – донеслось из темноты. – Спал бы лучше.
    - Не хочется. Поговорим. Ты сам-то откуда будешь?
    - На юго-западе Харимбды есть такой город Тавареш, - сказал Роланду, - Так вот, я оттуда, вернее сказать, жил в деревне, рядом с ним.
    - А я в степи жил…- начал было Алоиз, но тут Роланду издал протяжный крик, похожий на вой:
    - Слушай! Слушай!
    - Что – слушай? – насторожился Алоиз.
    - Пока все в порядке. – Успокоил его Роланду. – Это положено так кричать. Часовые время от времени должны перекликаться друг с другом, между постами, чтобы обозначить, что они тут и ничего не случилось.
   И сейчас же с левой стороны, где тоже виднелся костер, донеслось заунывно: «Слушай! Слушай!».
    Огонь уютно трещал в костре, его красно-желтые блики отражались в черных глазах Алоиза, и сквозь огонь виделась ему степь, родной дом, небо, лошади. Накатила на парня колючая, горькая ностальгия. А протяжный вой «Слушай! Слушай!» над приграничной полосой постепенно смешивал его мысли в один большой и тяжелый ком, упорно клонивший голову вниз.
    И только он заснул, как массивная дружеская рука Роланду сосредоточенно потрясла его за плечо.
    - Проснись, новичок! Проснись!
    - Что? – Алоиз открыл тяжелые веки.
    - Пока не знаю, но что-то случилось. На втором посту не отвечают. Садись живо на коня и гляди в оба. Я съезжу, проверю, что там.
   Алоиз не очень быстро поднялся, залез в село Паладина и начал протирать свои заспанные глаза.
    Справа костер был виден. Слева – потух. Чем-то жутким веяло из этой черной, мертвенной пустоты.
    Роланду скрылся во тьме. Четверть часа прошло, а он не возвращался.
    - Слушай! Слушай! – провыл Алоиз на всякий случай. И тут Роланду отозвался.
   - Езжай сюда – сказал Роланду шепотом. - Магальяеса убили. 
   Паладин двинулся вперед безо всякого понукания, и скоро Алоиз увидел Роланду. Тот стоял у развилки двух дорог. В руках его горел факел, а у ног его валялись два мертвеца. Один харимбдец, другой – бобоголовый.
   - Какая-то каналья пролезла. – Объяснил Роланду. – Магальяеса убили. Я услышал, что сзади кто-то крадется – выстрелил. Убил одного. Скачи, разбуди заставу. Всё равно, сколько-нибудь да просочилось.
   - Едем вместе.
   - Нельзя. Кто-то должен быть тут. Ну, ладно, стой и смотри вокруг. А я погнал.
   И опять Алоиз остался один в ночи.
   Впрочем, нет, это ему только показалось. В следующие несколько мгновений вокруг залязгало, и откуда-то сверху обрушилось на него сразу несколько врагов в зеленых доспехах.
   - Роланду! Ребята! На помощь! – только и успел прокричать Алоиз и, взмахнув несколько раз мечом, был замят в железную, гремящую кучу.
   Последнее, что он услышал – трубный звук серебряного рога, стремительно приближавшийся от заставы к месту драки.


Глава 7
 
      
   Лионель Корвальо огромными шагами бродил из конца в конец по офицерской палатке. Густые черные брови его сердились. Длинный, уточкой, нос его блестел от пота. Зубы нервно скрежетали.
    Еще с вечера его не покидало ощущение, что ночка будет «веселой». И негромкий стук копыт, раздавшийся за палаткой в начале второго часа ночи, прозвучал для Корвальо, как барабанная дробь на его собственной казни. Сурового служаку даже прошибло потом. Через несколько мгновений к нему ворвался взмыленный  от быстрой скачки Оливейра.
    - Поднимай заставу! Враги!
    Прошло еще около минуты, и весь гарнизон, растревоженный звонкой трелью серебряного рога, был уже в седлах и громыхал железом в направлении приграничной полосы.
    Гарнизон налетел на неведомого врага ураганом и смял его моментально. Сам полковник на полном ходу сорвал арканом с седла нескольких врагов. Рядом, ярдах в пяти от Корвальо почти летал на своем огненно-рыжем Дикаре как всегда мрачный Гомес.
    Вот справа от него блеснули четыре зеленых панциря, послышался громкий лязг и приглушенный стон. Гомес обернулся направо, и увидел, что бьют Алоиза. Из груди молодого Беллино вырывался уже не крик о помощи, а полубессознательный стон.
    Миг, и Гомес уже на траве. Его огромная, внушительная фигура черной тучей надвинулась на обладателей зеленых панцирей.
    - Что, ребята, поиграем? – спросил он своим обычным, крайне невозмутимым тоном, слегка усмехаясь.
    - Паоло, продырявь его! – крикнул один из врагов, и в грудь Гомеса полетел дротик. Но вместо груди короткое копье ударилось в закругленную часть наплечника и проскользило мимо. Меч Гомеса, даже не проскрежетав, в мгновение ока выпустил из Паоло кишки. Тот пронзительно и длинно завопил тонким голосом.
    - Бедный мальчик! – вздохнул Гомес, явно в адрес неприятеля,  и тут же вполне хладнокровно снес голову второму зеленому. Третий враг был зарублен ударом в спину. Четвертого тем временем простыл и след.
    Гомес переключил свое внимание на Алоиза,  распростертого по земле.
    - Ты жив, парень?
    Тот не отвечал. Гомес торопливо поднял ему забрало. Алоиз дышал. Значит, жив. Теперь Гомес узнал его.
    - А, новенький-сопливенький! Да, попало тебе на орехи! Ну, больше тебя пока не тронут.
    Алоиз пришел в себя.

*  *  *
   

     - Что, полковник, вроде бы, отбились? – подъехал к Корвальо усталый Франсуа. – Но вот что это за сброд в зеленых доспехах?
    - А хрен их знает! – проворчал полковник, разжигая трубку. – Сам впервые вижу.…  А где твои молодцы? Особенно Беллино?
   - Не знаю. Что-то давно его не видно. Оливейра, где Беллино?
   - Не могу знать, командир, - тяжело дыша, ответил усталый от драки Роланду. – Я оставил его здесь, когда поехал поднимать заставу, и больше не видел.
    Если бы не темнота, Роланду увидел бы, как Корвальо буквально побагровел от злости.
    - Оливейра! – рявкнул полковник. –   Который год вы здесь служите?!
    - Пятый, господин полковник.
    - «Пятый, господин полковник»! – передразнил Корвальо тонким, ужасно противным голосом. – А соображалка варит хуже, чем у сопливого! Вам ли не знать, что оставлять менее опытного напарника одного перед лицом опасности – преступление?!
    Роланду, потупившись, молчал.
    - Да я вас землю копать заставлю! В обоз спишу! В тюрьме сгною! – кипел Корвальо. – Лезьон! Снимите с него регалии взводного! И пусть на глаза мне больше не попадается!
    Франсуа увел Роланду, а полковник огляделся.
    Из темноты к нему тяжело ковылял Гомес, поминутно оглядываясь и ворча что-то себе под нос.
    - Гомес, вы ранены? – спросил полковник.
   - Не я. – Как всегда ничего не выражающим тоном ответил Гомес. – Не я, а вот этот паренек, что у меня на плечах. Как, сопливый, твоя фамилия?
   - Беллино. – Еле слышно произнес Алоиз.

*  *  *
         
    Заставу вновь окутала тишина. Не спали только дозорные и Корвальо. Полковник допрашивал пленного. Воин в зеленых доспехах молча сидел перед полковником на стуле, хмуро понурив голову.
    - Как ваше имя? Из какого народа происходите? Кто ваш король? Что вы имеете против нас? – спрашивал Корвальо.
    Зеленый молчал.
   - Где находится ваша страна? Насколько велика ее территория? Кто ваши союзники и кто ваши враги? 
   - Засуньте ваши вопросы себе пониже спины! – глухо и зло пробурчал зеленый.
   Как полковник ни бился, допрос не дал никаких результатов. Охрана увела зеленого в карцер.
   Алоиз довольно быстро выкарабкался с лазаретного ложа. Уже наутро третьего дня он стоял вместе со всеми на обычной утренней поверке.
    Слева от Алоиза, вытянувшись в струнку, стоял Роланду. Серебряная чеканка с его доспехов куда-то пропала.
    - Что произошло? – очень тихо, чтобы не слышал полковник, спросил его Алоиз.
    - Ерунда. Меня разжаловали в рядовые. За то, что друга бросил в беде.
    - Какого друга? Меня? Но я же сам отказался ехать!
    - Поди, втолкуй ему! – махнул рукой Роланду.
    - Самому прежние регалии покою не дают, вот и пыжится! - наморщил нос Алоиз.
    - Беллино! Оливейра! Что за болтовня в строю?! – послышался грубый окрик.
   - Вам послышалось, сударь! – отчеканил Алоиз и тут же получил от Корвальо по физиономии. 
   - Еще одно слово – и в карцер! – Корвальо обвел подчиненных мрачным взглядом. Все в сборе? Хорошо, можете приступить к тактическим занятиям. А вы, - полковник еще раз пронзил взглядом Роланду и Алоиза, - Следуйте за мной. Бегом! Я из вас вытряхну кислую шерсть!
   И Корвальо крупной рысью, слегка отклонив голову назад и выпятив грудь, побежал, бряцая доспехами, прямо к полигону. Провинившиеся приятели тем же аллюром устремились за ним. Бегать в воинском одеянии было очень трудно, особенно для непривычного Алоиза. Полковник был значительно старше обоих, однако обладал куда большей выносливостью.
   - Быстрее! Быстрее! – подначивал Корвальо. – Что вы тащитесь, как сонные мухи?
   - Зачем это нам? – остановившись уже у полигона, спросил Алоиз, тяжело дыша.
   - Убегать с поля боя. – Пояснил ему Франсуа, фехтовавший на полигоне на деревянных мечах с молодыми бойцами.
   - Молчать, Лезьон! – прикрикнул Корвальо, - Скажите, Беллино, в ту глупую ночь долго ли вы скакали через Вырлский лес?
   - Вплоть до утра.
   - И выдохлись, как тряпка от простой верховой езды! Куда это годится? Вы конюх, я полагаю?
   - Я там еще головой об пень ударился. – Напомнил Алоиз.
  - Оно и видно! – съязвил Корвальо. – Восемь кругов вокруг полигона! Оба! Выполнять!
    Первый круг дался Роланду и Алоизу не так уж тяжело. Даже нашлись силы поговорить.
    - Каков полковник, а? – ухмылялся Роланду.
    - Тот еще крокодил! – согласился Алоиз.
    - Этого еще мало. Он еще заставит тебя отжиматься, или подтягиваться.
    - Ни дна ему, ни покрышки!
    - Не сбивайся с ноги. Дыши носом. На два шага – вдох, на два – выдох. Не гони – упадешь.
    И Алоиз действительно упал. В начале четвертого круга.
    - Что с тобой? – остановился Роланду.
    - Ломайте меня хоть через колено, - пробормотал Алоиз, - Но я больше не могу.
   Корвальо подбежал к нему все той же рысью и задумчиво присел над ним на корточки.      
    - Молодец, новичок. Я думал, вы на втором круге свалитесь. Ладно, пятнадцать минут отдыхайте, и продолжим.
   Алоиз застонал в ответ.
   Через пятнадцать минут пытка продолжилась. Теперь его заставили отжиматься от «бревна». Алоиз свалился на девяносто восьмом разе.
    - Плохо, – мрачно оценил Корвальо. – Ничего, натаскаем. Мечом владеете?
   - Теперь уже сомневаюсь – владею, или нет. – Простонал Алоиз.
   - Сейчас увидим. Вставай и иди за мной.
    Он подвел еле плетущегося Алоиза к небольшой стенке, сложенной, вроде бы, из бревен красного дерева.
    - Доставайте меч, Беллино, и рубите эту стенку.
    - Вы шутите, дон Корвальо? Я же разобью её в щепки!
    - Не волнуйтесь, не разобьете. Смотрите, не сломайте меч.
    Чуть оживший Алоиз пренебрежительно хмыкнул, выхватил меч, взял его двойным хватом и обрушил на стенку первый удар – прямой сверху.
     Странное дело! Стенка пружинила, словно резиновая, меч отскочил от нее и  чуть не ударил самого Алоиза.
    - Что это такое? – поразился Алоиз.
    - Обыкновенный полимер. Дерево, не поддающееся металлу.
    - Как же тогда его рубят?
    - Рубят как-то. Оно растет больше в Гугистане.… Да не знаю я, в конце концов! Что я вам, чернокнижник?!
    Постепенно Алоиз размахался на славу. Стенка гудела, звенела и выгибалась дугой от его могучих ударов. Он отделывал её увлеченно и самозабвенно, пока не почувствовал сильнейшую, непреодолимую тяжесть в мышцах.
    - Хорошо. – Вроде бы смиловался  Корвальо. – Хватит.
    Алоиз обрадовался, да рано. На этом его истязания не закончились. Его еще заставили подтягиваться на турнике, ходить на руках по брусьям. К полудню на Алоиза уже жалко было смотреть – так он вымотался. И лишь тогда полковник, наконец, прекратил этот беспредел.
    Впрочем, спокойно полежать, либо посидеть ему опять не дали. Явился Франсуа.
    - Вставай, и пойдем в казарму.
    Алоиз встал и тяжело, нехотя захромал следом за ним.
    - Не обижайся ты на полковника, – говорил Франсуа, - Он старый служака, из кожи вон лезет, лишь бы сделать из нас героев. Грубоват – ничего; мы ведь тоже тут не кисейные барышни. А иначе сейчас нельзя.
    - Да ну его. Расскажи-ка, лучше, что стало с тем зеленым ублюдком, который Магальяеса убил?
   - Ничего особенного. Бились с ним, бились, и всё попусту. Посадили его в карцер, а он там на штанах удавился. Так-то…

* * *

   Дни потянулись один за другим, в бесконечных смотрах, муштре, экзерцициях.… Вопреки всем мрачным предсказаниям, война пока не разгоралась. Более того, к всеобщему облегчению, бобоголовые, похоже, совсем перестали нарушать покой заставы. С их стороны не наблюдалось никакого значительного шевеления. По ночам было так тихо, что, казалось, воздух звенит в черном небе.
   А в один прекрасный день через заставу проследовала делегация из Лемании. Возглавлял её сам Морис Алдана, воинственный предводитель сурового народца. Делегация была настроена благодушно, свита улыбалась, адъютанты сорили деньгами, чиновники говорили, что войны не предвидится. И лишь король был сдержан, невесел, и за все время общения с харимбдским гарнизоном не сказал ни слова по существу.
   Как делегация прибыла, так она через два дня и убыла восвояси.
   Солдаты тем временем спокойно сидели на поляне и обедали. Корвальо, Франсуа и еще три ротных командира, беседовавшие в сторонке, лишь молча отдали приезжему монарху «честь». После этого Франсуа подошел к солдатам и присел на корточки рядом с ними.
    - Что, мужики, отвоевались, кажется? Похоже, на днях всех вас отпустят по домам.
    - Мир – это хорошо. – Сказал Техада, рядовой из восьмой роты, - Выпьем за мир.
    - За мир! Барра! -  грянул гарнизон, и застучали кружки с пивом.
    В этот момент к ним подошел Корвальо. Он был, как всегда, мрачнее тучи.
    - О чем речь? Какой, к черту, мир? Кто сказал «мир»?
    - У полковника мигрень. – Подмигнул бойцам Франсуа. – Надо его подлечить. Парни, налейте дону Корвальо пива.
    - Лезьон, вы дурак! – огрызнулся полковник, - Лупоглазый, большеротый, самонадеянный дурак! Что вы умеете кроме, как гоготать, выражаться и пить пиво?
    - Может быть, я и дурак. – Франсуа со вкусом хлебнул из кружки, - Зато не сухарь и не солдафон. Не злитесь, полковник, говорите по делу.
    - Дело состоит в следующем. - Корвальо упер руки в бока, - Видели вы, какая кислая рожа у бобоголового короля? Знаете, что это значит?
    - Может, боится он чего? – предположил Франсуа.
    - Вот именно – боится. Я недавно узнал, что Черный Король захватил Фалкирию и грозит теперь Лемании. Знаете, какая огромная армия у этого чудовищного человека?
    Весь гарнизон тяжело вздохнул. Из сказанного полковником следовало, что дома им еще долго не видать. Запах мира, паривший в знойном воздухе, оказался лишь обманчивым миражом.

Глава 8


   Очередной день начался с того, что Корвальо назначил Гомеса командиром второй роты, вместо погибшего Магальяеса. Гомес принял это назначение, как обычно, спокойно. Гомес не радовался, не улыбался, не угощал никого пивом, а ходил сумрачный и молча курил сигару.
    - У тебя такой вид, будто новый чин каждый день дают. – Сказал ему Джулиано.
    Ответа не последовало. А уже на другой день Гомес со своей ротой был отослан в деревни за провизией. Он ушел, а застава погрузилась в свое обычное тревожно-полусонное состояние. Отбегав весь день на полигоне, Алоиз и Роланду под вечер опять побрели к разграничительной полосе дежурить.
    Еще не совсем стемнело, и костры только разгорались, когда со стороны Вырлского леса послышался тяжелый, дробный стук копыт, и появился всадник на взмыленном сером в яблоках коне. Латы у этого парня напоминали по цвету утреннюю зарю, на шлеме были петушиные перья, а на щите был изображен стоящий на дыбах лев с розовой гривой и в короне.
    - Кто это? – спросил Алоиз шепотом, - Чей это герб?
    - Это солдат из Брисконии. – ответил Роланду. – Они наши союзники. Некоторые бриски даже служат в нашей армии. Франсуа знаешь?
   - Ну, разумеется.
   - Вот он, как раз, бриск. Легионер. Уже и до офицера у нас дослужился. Отчаянный рубака!.. Но появление вот этого парнишки ничего хорошего не предвещает. Лицо его бледно, глаза горят, конь загнан. Что-то случилось.
   Тем временем звук серебряного рога уже будил заставу. Бойцы повыскакивали из палаток с мечами  наперевес. Роланду схватил взмыленную лошадь бриска под уздцы, и она, почуяв мощную, холодную и опытную руку, перестала ржать и метаться. Бриск соскочил с седла и стоял несколько минут неподвижно, сам-то дыша, как загнанный конь.
   - Доброй ночи, месье. – Приветствовал его Роланду.
   - Вам того же. Позовите полковника. – Прохрипел бриск.
   Корвальо тут как тут, вынырнул из тьмы.
   - Я здесь. Говорите, что вам нужно?
   - Мы ехали к вам небольшим кортежем… Принцесса со свитой.… На нас напали…
   - Кто напал? Говорите!
   Гонец все еще задыхался, говорил торопливо, не очень-то членораздельно. Корвальо схватил его за плечи и встряхнул, как злейшего врага.
   - Дьявол их разберет!.. – продолжал хрипеть гонец. – Твари какие-то. Их много, больше, чем нас. Принцесса в опасности. Времени нет.
   В общих чертах ясно было, что дело идет о жизни и смерти, замешана высокая персона, и действовать нужно молниеносно. Полковник так и поступил.
  -  Лезьон! Берите вашу роту и езжайте за этим увальнем.
  На прощание он снова как следует, встряхнул бриска.
   - Как вы себя чувствуете? Ехать можете?
   - Я в порядке. – Ответил тот. – Только попить дайте.
   Ему поднесли ковш кваса, бриск выпил его единым духом, снова вскочил в седло, повернул свою лошадь к лесу, издал воинственный клич, и вся рота Франсуа устремилась следом за ним.
   С гиканьем, лязгом и грохотом ворвались они в ночные джунгли и помчались по ним, подобно горной лавине. Вскоре они услышали треск, крики и звон оружия. На небольшой круглой поляне посреди джунглей кипел бой. Двадцать или тридцать брискских воинов дрались с целой оравой каких-то, прямо скажем, выродков. Твари эти были огромнейшего роста, зеленые, с круглыми, заостренными сверху головами, пастями, полными длиннейших зубов, вместо рук – громадные крокодильи лапы, а глаза этих творений природы светились тупой кровожадностью и не выражали ничего человеческого.
    Несколько мгновений харимбдцы неподвижно наблюдали за боем; наконец Франсуа крикнул:
    - Что уставились, молодцы? Зеленых выродков не видели? А ну, вперед и разорвите их в клочья!
   Рота дружно грянула «Барра!», вылетела из зарослей и сцепилась с чудовищами.  Бой принял новый оборот.
   К этому моменту бриски были уже на грани поражения. Воины они были, конечно, храбрые, но враг оказался в этот раз чересчур силен. Чудовища почти смяли их. Много брисков корчилось на траве в предсмертной  агонии. Один молодой парень сидел, прислонившись спиной  к толстому палисандру. Рот парня был открыт и окровавлен, в глазах отражались небесные звезды. В его стальном нагруднике зияла страшная дыра. Судорожными, скорее инстинктивными движениями он подбирал кровавые кишки, вываливавшиеся из его нутра, и складывал их обратно, в распоротый живот.
    - Больно! Больно! Мама!.. – еле слышно стонал несчастный.
    Подмоги своим жертвам чудовища явно не ждали. Об этом свидетельствовал их пронзительный визг, когда рота Франсуа врубилась в драку. Издавна славившиеся своим бесстрашием харимбдцы на полном ходу врезались во врагов, секли их мечами, осыпали стрелами, топтали конями. Алоиз оказался в гуще событий и прекрасно видел, как изменились лица его друзей, едва они успели вмешаться в бой. Лица сделались неподвижными, словно окаменевшими. В действиях бойцов не было ни малейшего сомнения, страха или жалости – только жёсткость, вплоть до жестокости, и всесокрушающая сила. Война сделала их такими, и в ближайшее время должна была сделать таким же и Алоиза.
    Опрокинув нескольких врагов, и сам получив три-четыре увесистых удара по кирасе, Алоиз сумел пробиться к большой карете розового цвета с брискским королевским вензелем. Сзади её прикрывали два молоденьких пажа. Оба уже обессилели и истекали кровью. Алоиз встал между ними и по очереди отбивал удары врагов то от одного, то от другого. В конце концов, он прозевал  удар, и откуда-то прилетевшая стрела вонзилась одному мальчишке в горло. Паж беззвучно скончался на месте.
    - Дядя, я умираю! – простонал и второй паж. Чей-то меч рассек ему бок.
    Неизвестно, чем бы закончился бой, но тут из самой чащи леса раздался душераздирающий звук – не то стон, не то вой. Выл или стонал явно не человек, а какое-то новое, невиданное еще чудовище.
    Бриски и харимбдцы, все, сколько их осталось в живых, неподвижно замерли на местах, враги же их бросились врассыпную. 
   Четверка лошадей мышастой масти, запряженная в карету, вконец перепуганная ужасным звуком, вдруг сорвалась с места и понесла карету прямо вперед, без дороги.
   - Принцесса! – ахнули хором бравые наши кабальерос.
   Первым бросился вслед за каретой командир Франсуа. Миг спустя к нему присоединился и Алоиз.
    Карета мчалась полным ходом прямо на тот самый могучий, толстый, старый палисандр. Еще секунда – и всё будет кончено.
    Но резвый Паладин, разгоряченный шпорами в бока, в одно мгновение оставил позади лошадь, на которой скакал Франсуа, и поравнялся с четверкой серых коней. Твердая рука опытного мустангера уверенно перехватила передних лошадей. Они замерли, громко храпя, брызгая пеной, роя копытами дерн. Карета остановилась. Первым к её дверце успел Франсуа.
    - Пожалуйте, Ваше Высочество! Вы целы? Не очень испугались?
    Из кареты неспешно вышла девушка потрясающей суровой северной красоты. Рост ее был около шести футов, у нее были длинные, пушистые русые волосы до пояса и огромные серые, пронзительные глаза, так и притягивавшие взоры окружающих мужчин. У нее была безупречная королевская осанка, она ступала величаво и так тихо, что слышно было, как еле-еле шуршит на легком ветру её роскошное длинное платье. Наряд удивительно шел ей, нисколько не скрывая тонкости её талии и удивительной прелести изгибов тела.
    - Смотри, какое чудо! – шепнул слегка обалдевший Роланду, пихнув незаметно для прочих Алоиза локтем в бок. – Черт меня подери! Настоящая принцесса!
   Все вокруг так и пожирали её  глазами. Было, пожалуй, лишь два исключения – галантный Франсуа, весь извертевшийся в поклонах перед принцессой, и Алоиз Беллино, не обративший на высокую гостью как на женщину никакого внимания, поскольку сердце его давно было занято другою.
    - Не укачало ли Вас, Ваше Высочество? – никак не отставал от принцессы Франсуа, - Как вы себя чувствуете?
   - Замечательно, - ответила принцесса, - Я люблю большую скорость. Впрочем, я действительно была в большой опасности, и благодарна вам и вашим солдатам за моё спасение.
   - Ваше Высочество, как Вас звать по имени? – спросил Франсуа.
   - Меня зовут Лючия, господин офицер. Но скажите мне, где же тот молодой солдат, что остановил понесших коней? Покажите мне его, я должна наградить этого храбреца.
   Франсуа указал на Алоиза. Тот подошел ближе.       
   - Здравствуй, солдат. – Улыбнулась Алоизу принцесса, - Как твое имя?
   Алоиз скромно представился, поклонившись принцессе в пояс.
   -  Ты храбрый солдат, Алоиз. Хоть ты и простой убийца бобоголовых и прочей  нечисти, а ведешь себя получше некоторых офицеров и прирожденных дворян. Изо всех этих людей только у тебя я не заметила двусмысленного, заискивающего взгляда.
    - Рад стараться. – Пробурчал Алоиз устало.
    - Сержант Каберне! – Лючия обернулась, и к ней подскочил командир эскорта, - Дайте мне, пожалуйста, наградную шпагу.
    Сержант слазил в карету и с поклоном подал принцессе сверкающий клинок с позолоченной рукоятью. Лючия взяла шпагу двумя руками, поцеловала её и протянула нашему герою.
    Алоиз прижал руку к сердцу.
    - Благодарю Вас, Ваше Высочество, но отдайте, лучше, эту шпагу ротному командиру Франсуа Лезьону - моему другу. Он проявил  большую храбрость в бою, чем я, он более достоин награды. Кроме того, замечу, что Вы нашли не самое удачное место и время для раздачи регалий. Половина вашего эскорта и часть нашей роты погибли, а Вы столь хладнокровно смотрите на это. Не слишком ли Вы жестокосердны, сеньорита  Лючия?
    Она так и застыла, чуть не выронила шпагу. Лишь губы ее задрожали. И все-таки она была настоящей принцессой, поэтому быстро пришла в себя. Выражение ее лица отвердело совершенно.
    - Вы хам, сударь! Нельзя не оценить ваше благородство, но подобное обращение с сановной персоной недопустимо! Вы будете наказаны!..

*  *  *

    Рассвет  Алоиз встретил, полулежа на полу  гарнизонного карцера. Он весьма    невозмутимо доспал остаток ночи, а потом Роланду принес ему завтрак.
    - Привет, сеньор Ал – Благородный Убийца. – Произнес Роланду при этом.
    - Уже и кличку мне пришлепнули! – усмехнулся Алоиз, - Ну, давай, рассказывай, какие новости?


Глава 9

   - Три покойника в нашей роте, - мрачно молвил Роланду, - Суаро, Ибрахимо и Техада.
    - Жаль ребят.… Однако я полагал, погибло больше. – Сказал Алоиз. - Техада, конечно, бедный. Только недавно начал служить. И ведь тихоня был – мухи не обидит…    Что еще случилось? Выяснилось, что за твари напали на брискский эскорт?
   - Точно неизвестно. Похоже, они пришли из Вырлского леса. Есть предположение, что это сами вырлы и были.
   - Вряд ли. Вырлы не станут нападать ни с того, ни с сего. Принцесса должна была очень сильно насолить им, чтобы они пошли на такое.
   - Кстати, как тебе принцесса? Ничего девочка, а? – подмигнул другу Роланду.
   - Дура спесивая, - выдал Алоиз добродушным и ленивым тоном, - Я таких не выношу. Только это - между нами. 
   - А я считаю, главное в женщине – внешность. – Сказал Роланду, поблескивая глазами, - Что там у них в голове – снаружи не видно. По-моему, умным должен быть мужчина.
   - Ой-ой, а ты умный! Знаешь, не надумай только волочиться за нею.…  Не дурак же ты, в самом деле!
   - А тебе что? – снова хитро подмигнул Роланду, и оба расхохотались.
   Тут послышался  скрежет  доспехов, и возле карцера появился полковник Корвальо. Он был угрюм, как всегда.
   - Сидим? – молвил он, взглянув на приятелей исподлобья. – Хохочем, переливаем из пустого в порожнее. Хорошо! Орлы!
   - Что случилось, господин полковник? – спросил Роланду.
   - Вокруг творится черт-те что, – продолжал ворчать Корвальо, - С запада Черный Король грозит, с северо-запада – бобоголовые. Зеленые опять же. Вон, Гомес пришел усталый и злой. Говорит, что в деревнях на нас уже косо смотрят. Мол, стоим, стоим на заставе, а толку от нас почти никакого нет. Жратву давать не хотят. А в это время некоторые господа офицеры, видите ли, изволят отдыхать в холодке, кашу лопать, пивом запивать, от безделья маяться…  Взводный Беллино, может быть, вы в ближайшее время еще баб сюда наведете?!
    - Кто это – взводный Беллино? – не понял Алоиз.
    - Вы, вы. Вас повысили за спасение принцессы. Вы теперь командуете взводом. А будете только сидеть да прохлаждаться – возьму и понижу обратно! На кухню спишу, к чертовой матери! А ну, встать, когда разговариваете со старшим по чину!
   - Слушаюсь, господин полковник! – Алоиз вскочил на ноги.
   - Шагом марш на полигон, и чтобы я вас больше в карцере не видел! Выполняйте свои новые обязанности! После обеда получите важное задание.
  - Рад стараться, господин полковник! Барра!
  - Свободен! – устало махнул рукой Корвальо и зашагал своей дорогой.
   Алоиз и Роланду мелкой рысью побежали в сторону полигона. Среди прочих бойцов, отрабатывавших там тактические приемы, был и Гомес. Увидев Алоиза, даже он сдержанно улыбнулся.
   - Поздравляю, взводный! Только вот не пойму, радоваться за тебя или нет. Ты сегодня свой взвод в бой поведешь, слышал?
   - Ну и что?
   - Да ничего. Зашибут тебя – только и всего!
   Алоизу это показалось обидно.  «Ставить на место» человека, не объяснив даже причин, вообще-то некультурно.
   - Что ты хочешь сказать? – насупился Алоиз.
   Вместо ответа Гомес произвел некий неуловимый  взмах шпагой, и Алоиз отлетел назад, отброшенный мощным ударом.
   - Теперь понял?
   - Не совсем. – Прокряхтел Алоиз, вставая.
   - Каждый офицер, идущий во главе отряда, должен обладать хотя бы одним неотразимым, неведомым врагу ударом. Короче говоря, убить тебя должно быть трудно. А это пока не так.
   - Где я возьму такой удар?
   - Ладно уж, научу. – Изрек Гомес и принялся за дело. Особенности этого  секретного удара заключались в том, что шпага колола противника, куда он не ожидал. Например, удар справа – укол слева, удар сверху – укол снизу. При этом противник чаще всего даже не видел шпажного жала, потому, что удар следовал то из-за спины, то из-под ноги. Гомес нанес Алоизу несколько царапин, впрочем, не слишком болезненных, а затем у Алоиза начало получаться и отражать подобные удары, и наносить их.
   
   - Делаешь успехи! – похвалил его Гомес. – Но до совершенства еще далеко. Когда Корвальо велит тебе выбрать напарника в сегодняшнее дело – выбирай меня. Вдвоем мы, возможно, навоюем.
   - А что за дело-то?
   - Я не знаю. Корвальо сам тебе скажет.
   - Он всегда такой мрачный, угрюмый. Да и ты, Гомес, тоже. Что происходит с вами? Или все офицеры должны быть такими?
   - Поживи с моё, - тихо сказал Гомес, - Узнаешь.
   И ушел.
   Война портит характер людей, но и формирует, тоже. Характер Гомеса война сформировала.
   По заставе пронеслась команда «Обедать!» Во время обеда Алоиз отвел Франсуа в сторонку.
   - Скажи мне хоть ты, Фран, что такое будет нынче ночью, в чём я, похоже, буду главным действующим лицом?
   - Помнишь, ты рассказывал, что дважды проехал через Вырлский лес ночью, без малейших последствий? Вот Корвальо и решил: вырлов ты знаешь, у тебя с ними договор, значит, можно послать тебя в их владения искать следы Зеленых. Я тебе только одно посоветую: если Корвальо разрешит тебе взять помощника – бери меня. Неизвестно, справишься ли ты с командованием взводом поперву. А я помогу, у меня много опыта.
  - Беллино к полковнику! – провозгласил тут вестовой.
   Гомес несколько ошибался в своих предположениях. На разведку-то Алоиза полковник послал, но с собой дал совсем не взвод, а именно двух напарников. Всего двух на первый раз. И, несмотря на все убеждения и наставления, Алоиз попросил себе в помощь Роланду и Джулиано.
   - Это мои друзья, а, кроме того, мы с ними уже попадали в переделки. – Объяснил он.
   Через четверть часа три приятеля отправились в путь при полном разочаровании Франсуа и Гомеса.
   - Молодые, непутевые… - ворчал Франсуа, - Попадут вырлам под горячую лапу, и поминай их, как звали!..
    Гомес молча курил свою сигару.

*  *  *

    А между тем Вырлский лес внешне был такой же светлый, теплый и уютный, как обычно бывает днем. Дождя накануне не случилось, поэтому была надежда, что все следы, хоть и остыли, зато не смыты.
   Алоиз вообще неплохо разбирался в разнообразных следах – он был не только пастух, но и любил поохотиться. Вот и теперь, перегнувшись через луку седла, почти уткнув нос в землю, он уверенно гнал Паладина впереди маленькой кавалькады. Нужные следы он углядел еще на опушке, да их и трудно было спутать с чьими бы то ни было. Огромные, глубокие, похожие на человечьи, но только с четырьмя когтистыми пальцами.
    Все остальное вокруг было вполне нормально и привычно: хитросплетения лиан, лирические глаза антилоп, внимательно наблюдавших из дебрей за разведчиками, еле слышный хруст веток под мягкими кошачьими лапами и тишина. Великая, звенящая, умиротворяющая тишина.
    Говорят, что на войне тишина – блаженство из ряда вон выходящее и желанное. Не на всякой войне это так. Война, о которой здесь повествуется, из разряда  тех, в каких тишина служит постоянным фоном. И в жестоком железном лязге, смертельном грохоте боя солдат этой войны чувствует себя гораздо комфортней, чем в этой великой, но жуткой, зловещей тишине. Именно в тишине его сердце колотится сильнее, душа же замирает, и только воля, стальная воля его всегда и в любых условиях остается незыблемой.
    Они въехали на небольшой, поросший травой пригорок, с которого был хорошо виден замок принцессы.
   – Лючия, Лючия!.. – мечтательно вздохнул Роланду.
   Его небольшой, очень прыгучий молодой жеребчик Вашку словно понимал всё душевное состояние хозяина – так и рвался вправо, к замку. А слева, напротив открывалась мрачная чаща. Та самая, возле которой ночью кипел бой.
   - Проснись, мечтатель! – одернул друга Алоиз, и все трое  подъехали к этой чаще.
   Вот и старый палисандр; земля вокруг него облита кровью. Следы отсюда разбегались веером, но больше на северо-восток.
   - Нужно понять, мыслят эти твари, или нет. – Подумал вслух Алоиз, - Если мыслят, то следы, вероятнее всего, скоро сойдутся.
   Он выбрал след посередине, обогнул палисандр и повел кавалькаду дальше. Действительно, следы вскоре сошлись. Лес становился все гуще и сумрачнее. Животных за деревьями друзья видели все реже.
    Вдруг коротко свистнула стрела. Вашку испуганно всхрапнул и отпрыгнул назад. Затем что-то негромко хлопнуло, и совсем рядом жалобно замычала поверженная лань.
   Молчаливые разведчики огляделись. Вот откуда-то появился молодой, но бородатый всадник в ядовито-зеленых доспехах. Он неспешно подъехал к подстреленной лани, вынул охотничий нож и твердой рукой перерезал ей горло. Брызнул фонтан алой горячей крови. 
   - Эй, любезный! – окликнул его в этот момент Алоиз, - Здравствуй. Какого ты роду-племени?
   - А вам-то что за дело? – сурово отмахнулся убийца лани.
   - Просто нам странно. Охотиться в лесу, где всякое животное может оказаться разумным существом… ведь всем вокруг известно, что вырлы разумны. Получается, что убивать их – дикость и варварство.
   Убийца лани недовольно наморщил нос.
    - Во-первых, кто тебе сказал, что я убил сейчас вырла? Вырлы, к твоему сведению, незнакомец, представляют собою больших диких кошек – тигров, леопардов, пантер и прочую мерзость. Во-вторых, у моего народа о разуме вырлов особое мнение. На самом деле любой вырл не умнее лягушки. Наконец, эпоха-то сейчас какая? Не дикая? не варварская? Вот мы с вами встретились. Я – из Гуронии. Вы – судя по латам, харимбдцы. То есть, мы разные. Что же получается, теперь я должен немедленно убить вас? Или вы – меня? Кстати, будем знакомы. Гонкальво. – убийца лани протянул ладонь Алоизу.
   - Значит, вы из Гуронии. А где это? – спросил Алоиз вместо рукопожатия.
   - Там. – Зеленый охотник помахал рукой в неопределенном направлении. – За лесом. А вы что тут делаете? – Алоиз заметил, что на лице Гонкальво  появилось некоторое разочарование.
   - Ищем. – Коротко сказал Роланду. – Видишь следы? – он указал на тропинку.
   Гур присвистнул и привстал на стременах.
  - Madonna mia! А я-то, дурень, еду, ничего не замечаю! И такие твари бродят здесь, где-то поблизости?!
   - Дьявол  их разберет. – Сказал Роланду. – Этой ночью мы сражались с такими существами вот прямо здесь. Может, слышал?
   - Меня здесь не было. А Гурония находится не так близко отсюда. Там. – На этот раз он махнул рукой более определенно – на северо-запад.
   - А следы-то, - вставил вдруг Джулиано, - Следы-то  именно туда и ведут. Уж не в Гуронию ли? Не в ваше ли  королевство?
    Глаза Гонкальво разом округлились.
    - Святая Магдалина! А ведь правда! Если они… то…
    Через секунду гур уже принял решение.
    - К черту лань! К черту вообще охоту! Я еду с вами. Нам надо остановить их, иначе моей Гуронии наступит конец!
    Он дал коню шпоры в бока и понесся вперед по следу. Троица помчалась за ним.
    След опять запетлял, заскакал, запутался. Количество огромных лап неуклонно уменьшалось. Похоже, было, что этих чудовищ кто-то уже преследовал, догонял, хватал и… съедал, что ли? Кончилось тем, что след исчез вовсе, а молчаливые разведчики забрались и вовсе в непролазную глушь.
   - Ничего себе! – прошептал Джулиано – Как же мы теперь назад попадем?       
   Тут раздался знакомый хруст, и через миг все четверо оказались прижаты к земле мощными кошачьими лапами. Прекрасных зверей оказалось тоже четверо: три леопарда и один тигр; именно тигр напал на Роланду.
    Животные угрожающе рычали, скалили блестящие белые, острейшие зубы, с которых капала горячая слюна. Злее всех был тигр.
   - Попались, проклятые воры! – яростно прорычал он в лицо Роланду, - Презренные убийцы! Недаром говорят, что «гур» и «вор» - почти всегда одно и то же!
   Тяжелая лапа зверя крепко придавила шею Роланду, но он кое-как ухитрился просипеть:
   - Мы… не… гуры…
   Тигр немного ослабил хватку.
    - Может быть, и не все вы – гуры, - согласился тигр, - но вы должны быть ничуть не лучше гуров,  раз снюхались с одним из них! Вообще-то неудивительно, но как я в тебе разочарован, парень! – тигр с укором посмотрел  в сторону Алоиза. Тот отвернулся, и в этот миг раздался предсмертный хрип Гонкальво, голова которого посредством безжалостной леопардовой лапы отделилась от туловища.
   Харимбдцы молчали. Смерть глядела им в глаза, и хоть была она глупая, некрасивая, негероическая, они все равно готовились принять её достойно, гордо, как подобает харимбдцам.
    Только перед мысленным взором Роланду по-прежнему стоял неземной красоты лик брискской принцессы. И перед смертью он не мог мысленно с ней не попрощаться.
    - Прощай, Лючия!.. – вздохнул он тяжко и печально,  - Прощай, прощай, навсегда!..
    Вдруг он ощутил, что тигр убрал лапу с его шеи.
    - Лючия? – переспросил тигр удивленно, - Какая это Лючия?
    - Тебе какое дело?! – огрызнулся было Роланду, но принужденный отвечать ужасным нажимом на грудь, поспешно пояснил, - Лючия, принцесса Брисконии. 
    - Черт возьми! Ты знаешь мою дочь? – прорычал тигр, убирая лапы с Роланду, - Откуда? Что у тебя с ней происходит? Лежать, поганец!
   - Я люблю её! – мечтательно ответил Роланду, - Но позвольте, разве она не дочь короля Брисконии?
  - Она моя дочь, чтоб ты провалился! – нервно, но уже менее зло проворчал тигр, - Я – Фред – Предводитель вырлов, и раньше мой народ имел человеческий облик. Мы жили неподалеку от этих мест, в своем королевстве…
   - Там, где сейчас живут гуры,  - догадался Джулиано.
   - Вот именно, будь они все трижды прокляты! В один ужасный день они нагрянули к нам, завоевали нашу страну и превратили всех вырлов в диких зверей. Эти сволочи сами оборотни и  колдуны.
   - А Лючия? – спросил Роланду.
   - Она моя дочь – повторил тигр – И была принцессой Вырлии. Но в час жестоких испытаний я отправил её к королю Брисконии Александру Фужеру, моему шурину. Он принял племянницу не хуже, чем родную дочь, и тем спас её от превращения в какую-нибудь пантеру.
   - Может, отпустишь нас живыми, король Фредерик? – обратился к главному вырлу Алоиз, - Ты пойми, у нас с гурами ничего общего нет. Просто мы ехали по лесу, наткнулись на этого гура. Мы их вообще до этого не знали, как мы могли понять, враги это или друзья? Ты знаешь, что на кортеж твоей дочери прошлой ночью напали какие-то зеленые чудовища? Мы сражались с ними, но они пропали, и теперь мы идем по их следам.
   - Что же вы сразу не сказали?! – взревел Фред – Ведь это они, проклятые гуры, и были! Я же говорил вам, что они оборотни!
   - Видишь, а мы не знали. – Развел руками Роланду - Вот и выходит, что мы невиновны.
   - Ладно, черт с вами, езжайте своей дорогой. Не могу же я, в конце концов, убить своего будущего зятя.
   - Ты позволяешь мне жениться на Лючии? – восторженно воскликнул Роланду.
   - Видишь ли, - неторопливо промолвил Фред, - Лючия давно уже нуждается в любви. Отцовского чувства ей досталось мало, и постепенно душа её все больше грубела. Мать её умерла уже давно. Кто-то должен повлиять на мою дочь смягчающе, иначе она совсем испортится, как человек. Лет пять назад ко мне уже обращались по поводу нее разные короли и прочие вельможи. Но они приезжали издалека, знали её понаслышке, и любви к ней, похоже, не испытывали. Я им отказывал, а местных она отшивала. А в твоих глазах я вижу истинное чувство. Кстати, как тебя звать, будущий зять?
   - Роланду Оливейра.
   - Так вот, Роланду Оливейра, чтобы завоевать мою дочь, кроме любви нужна еще воля, удаль и нахальство. Если у тебя этого не достанет, если ты отступишь после первой попытки – значит, ты её недостоин. Да я и сам не потерпел бы бесхарактерного зятя.
   - Я понял. – Сказал Роланду.
   - Желаю удачи. – Промолвил Фред.

*  *  *

    Таким образом, проблема разрешилась сама собой, и можно было возвращаться на заставу.
     Теперь они ехали неторопливо, поскольку времени у них было сколько угодно, а такое на воинской службе бывает нечасто.
    - А здорово ты этому Фреду нос натянул! – довольно ухмылялся Джулиано. – Просто замечательно! Глаза закатил, состроил трагическую мину… «Прощай, Лючия, прощай!..» Лицедей!..
    - Что ты сказал? – нахмурился Роланду.
    - Лицедей, говорю. – Продолжал Джулиано. – Прирожденный талант! Но только как ты мог знать, что Лючия – его дочь?
   - Сеньор Маниконе желает получить по роже? – спросил Роланду мрачно.
   - Да брось ты! – махнул рукой Джулиано, - Что ты, дурак, в самом деле? Что ты мог найти в этой фифочке белобрысой, в этой лахудре глазастой, в этой…
    Договорить он не успел. Глаза Роланду сверкнули, он схватил Джулиано за горло.
    - Та-ак!.. – проговорил Роланду, задыхаясь от злобы, - Ну-ка, повтори, что ты сказал, сволочь?! Повтори, и я убью тебя!
   Быть бы беде, но ссору накрыл громкий, холодный и разумный голос Алоиза.
   - Замолчите оба, раздолбаи! Нам только этого сейчас не хватало! Послушайте, лучше, что там за лязг такой?
   Приятели мигом осеклись. Где-то вблизи и впрямь раздавался звон, лязг и предсмертные крики.
   - Неужто наши?!
   Это было вполне вероятно. До заставы оставалось меньше мили.
   Остаток пути они пронеслись быстрее ветра. И что же? Худшие ожидания оправдались. На заставе шел бой. Видимо, на этот раз бобоголовые предприняли особенно циничный маневр и напали днем. Наблюдатели как-то умудрились их прозевать, и гарнизон оказался плохо готов к этому.
   Бой был довольно масштабный. Алоизу и его приятелям было хорошо видно, как Лионель Корвальо, уже раненый в правый бок, из последних сил, один, позабытый на фланге, отбивает атаку сразу троих леманцев.
   - Что случилось? – из густой, высокой травы вынырнула квадратная голова Фреда, - Или не видите, что ваших бьют?
   - Дай с мыслями собраться, - развел руками Джулиано, -Эх, было бы нас побольше раз этак в десять.
   - Может, помощь нужна? – промурлыкал Фред, но вся троица во главе с Алоизом  уже ринулась в бой.
   Они вломились в бобоголовых, отчаянно крича, сверкая глазами и рубя с плеча направо и налево, принимая на себя и нанося в ответ страшные удары. И дело у них пошло. В несколько взмахов меча Джулиано пробился к полковнику и могучим ударом поверг на землю врага, занесшего меч над Корвальо. Роланду и Алоиз бились рядом, плечом к плечу, отбивая удары один за другого. Увидев их, и другие харимбдцы приободрились, бой закипел с новой силой.
   И тут среди боя, как из-под земли выросли пятьдесят огромных, страшных, полных ярости вырлов-тигров во главе с Фредом. Они взялись за дело очень рьяно, и первые же удары их мощных лап нагнали на бобоголовых священный ужас. В панике бежали враги, побросав оружие и своих убитых. Что и говорить, перед вырлами в открытом бою устоять никто не мог.
   Едва бой окончился победно для защитников заставы, как вырлы исчезли с поляны, все, как один, ни с кем не попрощавшись.

*  *  *
          
   Вечером того же дня поредевший и обтрепанный гарнизон был выстроен вдоль полигона. Сильно припадая на раненую левую ногу, Лионель Корвальо прошелся вдоль строя, угрюмо и пристально глядя в глаза каждому бойцу.
   - Ну, - прорычал он, дойдя до стоявших рядом Алоиза, Роланду и Джулиано, - Отвечайте, стервецы, кто из вас  был первый в бою? Кто возглавил эту атаку?
   - Алоиз. – сказал Роланду.
   - Алоиз. – сказал Джулиано.
   - Фред – Предводитель вырлов. – сказал Алоиз.
   - Иди ты! – фыркнул Корвальо, - какой  Фред? Еще прибедняется, чертова душа! Вот, принимай награду. Заслужил!
   И Корвальо повесил на шею Алоизу маленький бронзовый щит с королевским вензелем, на шелковой ленточке.
   Это был орден Бронзового Щита – первая боевая награда в жизни нашего героя.

Глава 10
   

   Среди прочих на этот раз недосчитались Агуадо. Точнее сказать, он был мертв и лежал в траве, раскинув руки;  в груди его торчала кривая сабля бобоголового. Агуадо похоронили с почестями. Его рота временно осталась без командира.
   Полковник Корвальо проболел недолго. Обычно на нем всё заживало быстрее, чем на кошке.
   Нанеся очередной удар по заставе, бобоголовые снова как будто успокоились. Ночные и дневные вылазки прекратились.
   Как-то Алоиз и Роланду, всегда дежурившие вместе, разговорились, лежа на приграничной полосе, по разные стороны от уютно потрескивавшего костра.
  - Слушай, Роланду, ты хоть моложе меня, а на заставе служишь дольше. Напомни мне, глупому, что это за война такая, когда она кончится, а самое главное, из-за чего мы тут умираем?
   - Ну, видишь ли, - развел руками Роланду, - С чего всё началось, я знаю не очень твердо, да это  не столь и важно. Главное, что Харимбду надо защищать, иначе её завоюют и разграбят.
  - Но что толку в этом топтании на месте? – привстал на локте Алоиз, - Стоим мы тут, как дураки, приходят бобоголовые и убивают нас. Гуры приходят – тоже убивают. Черный Король вон, где-то зашевелился. Скоро жди здесь бломов. Что это получается?
   - Получается тупик. – Пожал плечами Роланду, - Чем  дольше мы стоим, тем хуже становится. Выхода два: либо выторговывать у бобоголовых и черных твердый мир, либо объединиться с вырлами и брисками, и начать настоящую открытую войну, и тогда уж биться до конца, до последнего человека, черт меня подери!
   - Вот этим, вторым, видимо, и закончится. – Тяжко вздохнул Алоиз.  -  Э-эх!.. Безысходность… Ты, что там пишешь?
   Роланду действительно что-то писал, придвинувшись к самому костру, писал в маленькой книжечке в переплете из свиной кожи.
   - Письмо, - пояснил он, - Принцессе. Надо уже как-то  к ней подступаться.
   - Пиши. – Снисходительно улыбнулся Алоиз, - Доставлять, как думаешь? Сам повезешь?
  - Не знаю, как лучше поступить. Как у них там принято, у королей?  Может, найти гонца? Подожди, не мешай пока, тут рифма не сходится…
   - В стихах, что ли? – восхитился Алоиз, - Видать, здорово тебя охмурило! Дашь  почитать?
  - Бери, читай, что с тобой делать? Всё равно, видимо, ты его и повезешь.
  Алоиз взял книжку и начал, было, декламировать:

Ах, оставьте бед…

   Роланду поспешно вскочил, перепрыгнул через костер и зажал другу рот ладонью.
   - Сдурел, что ли?! Не вслух, конечно!
   Алоиз кивнул. Роланду убрал руку.
   Стихи были такие:

Ах, оставьте бедного солдата,
Милая принцесса-госпожа!
Недостоин Вашего он взгляда,
Взгляд Ваш – хуже острого ножа.

Вашими холодными глазами
Надо б резать камень в руднике…
Как хотел бы я расстаться с Вами
И уйти, и скрыться вдалеке!

Только не сумею я забыться,
И опять у бездны на краю
Продолжаю верить и молиться,
Больше жизни Вас, мадам, люблю!

Ни огонь войны, ни жар, ни холод
Не разрушат чувства никогда.
Ах, найти б для встречи с Вами повод!..
Остаюсь, Роланду, Ваш слуга.

    - Видишь, последняя рифма плохая, неточная. – Пожаловался Роланду, - Боюсь, она не оценит.
   - Дело даже не в этом. – Искоса посмотрел на влюбленного Алоиз, - Чего ты перед нею стелешься травой?! Ты же роняешь собственное достоинство. Плохо твоё дело, парень, заранее проигрываешь.
   - Тебя я об этом никак не спросил! – слегка надулся Роланду. – Ты скажи главное: согласен отвезти ей письмо завтра утром, или мне искать кого-нибудь другого?
  - Ладно, отвезу. Не беспокойся.
  Вдруг послышался цокот копыт, и с восточной, охраняемой стороны показались два всадника с факелами в руках. Лошади их плелись усталым шагом – видимо, проделали изрядный путь. Один из этих всадников был большого роста, очень толстый и страдал одышкой. Второй был роста среднего, худощав и даже щупл до нездоровья. Железные доспехи старой ковки буквально висели на нем.
   - Кто идет? – бросил Алоиз привычным басом.
   - Свои. – Громко ответил толстый. – Пополнение на заставу.
   Они спрыгнули с седел и приблизились к костру.
   - Что ж вас ночью-то принесло? – заворчал Алоиз.
   - Понимаете, мы прилегли отдохнуть после обеда и проспали до вечера, - объяснил толстый, - Не сердитесь, господа часовые.
   - Ладно, всё в порядке. Располагайтесь, закусите с дороги. Начальство еще спит.
   Суровые часовые быстро поджарили на костре пару бараньих ног, и все четверо принялись с аппетитом завтракать. Но худощавый отчего-то заметно грустил.
   - Вот, привез вам парня, - сказал толстый, жуя мясо.
   - И то ладно. – Кивнул Алоиз, - Как тебя звать, парень?
   Тот молчал. Ответил снова толстый.
   -  Его зовут Рамон Альберто Торрес Дельвеккьо. Наследный маркиз.
   - Сколько тебе лет?
   - Ему семнадцать сравнялось. – Снова ответил мужик (парень молчал, как рыба). – Вы не смотрите, что он этакий тощий и заморенный. Хулиган из хулиганов. Все яблоки у батюшки своего в саду пообрывал, всем окрестным охламонам синяков наставил. А когда он в степи овец  пас безоружный и одним лишь кнутом разогнал стадо гиен, батюшка сказал: «Хватит тебе тут без дела околачиваться. Поезжай-ка Родине служить!» И пришлось нам поехать.
  - А ты кем ему приходишься? Гувернер?
  - Да… вроде того. С пяти лет ращу, не отхожу.
  - Плохо, что не отходишь. Теперь отойти придется. Ох, и трудно ему тут без тебя будет!
  Уже заря занялась на востоке. Они еще посидели, задумчиво глядя на тлеющие угли. А потом толстый встал на ноги и поправил охотничью шапку на голове, всем своим видом показывая, что ему пора уезжать.
   - Что, Рамонито,  мальчик мой, станем прощаться?
   - Поезжай с Богом, дядька Хорхе. Передай батюшке от меня привет.
   Хорхе обнял его за плечи совсем по-отечески и перекрестил.
   - Дом родной не забывай.
   Рамон вспрыгнул в седло и последовал за Алоизом.
   
   Вот и офицерская палатка.  Нырнули в нее и застали Корвальо сладко спящим за походным столом.
   - Погоди, сейчас мы его напугаем. – Шепнул молодому человеку Алоиз, - Полковник, если его хорошенько встряхнуть, становится на какое-то время добрее. – Алоиз откашлялся – Р-р-разрешите обр-ратиться, господин полковник!
    Алоиз гаркнул последнюю фразу так, что палатка едва не слетела с креплений.
    - А? Что? – Корвальо вздрогнул, резко поднял голову и уставился на вошедших, - Кто разрешил орать на командир-р-ра?!
   - Извините, сеньор полковник, вы спали.
   - Я?! Спал?! – Корвальо на миг состроил зверское лицо, но сейчас же успокоился. – Ладно. Зачем пришли, Беллино? Что это с вами за чучело?
   - Пополнение. Только что прибыл.   
   - Как зовут? Сколько лет? В какой мышиной норе родился?
   - Рамон Альберто Торрес Дельвеккьо. – ответил юноша довольно вяло. – Семнадцать лет. Родился в Грансаралеги. 
   Полковник записал всё это в толстую книгу и еще раз тоскливо взглянул на новичка.
   - Служить-то хочешь?
   - Хочу. – Ответил Рамон упавшим голосом.
   - «Хочу»! – передразнил полковник. – А что так кисло? Снимай-ка свои дурацкие железки.
   Рамон начал вылезать из доспехов. Делал он это весьма неловко, но, наконец, справился. Корвальо подошел, оглядел его не слишком  внушительный торс, пощупал ребра, пресс, и вдруг так крепко ударил кулаком ему в грудь, что Рамон отлетел назад на три фута.
   Полковник схватил руками свою голову.
   - Бог мой! Mama mia!  Тысяча чертей! На что вы мне нужны такие дохлые! Или не осталось уже в Харимбде крепких, здоровых ребят? Проклятая война забирает последние крохи! Ну, черт с тобой, служи. Беллино, распорядитесь там, чтобы ему выдали нормальные доспехи.
   Спустя некоторое время, Алоиз и Рамон направились на полигон.
   - Не бойся больших нагрузок. – Учил его Алоиз. – Здесь все первое время тоскуют по дому. А как промнешься на полигоне от всей души, чтобы кости гудели, сразу все лишние мысли уходят. К вечеру до койки доползешь, растянешься – жизнь,  кажется,  легче.
   И Рамон послушался. Он налетел на полосу препятствий, как голодный гриф на свежую падаль. Трудился до полного упадка сил, которого, впрочем, долго ждать не пришлось. Через час с небольшим Рамон свалился на землю и задышал тяжело.
  - Устал? – спросил Алоиз, играя наивность.
  - Ой, дядя Ал! Сил моих больше нет! А нужны…
  - Ты сразу-то слишком не надрывайся. «Мясом» тоже надо постепенно обрастать.
  - Как посмотреть, - на полигон размашистым шагом ворвался Гомес. – Времени мало. Война не будет ждать тебя, мальчишка. Война придет и … - тут он сказал такое слово, которое считал максимально точным, но которого я приводить не буду.
   - Слушай, Гомес, не надо его сразу в бой пихать. – Попросил за новенького Алоиз. – Пускай попривыкнет к обстановке.
   - Яйца курицу не учат, - мрачно буркнул Гомес, - Разберусь сам.
   - Ладно. Франсуа не видел?
   - Ходил тут где-то. Сейчас начнется экзерциция, и он придет.
   - Понимаешь, он мне нужен по личному делу. Наедине, и чтобы полковник ничего не знал.
   - Тогда пойди, поищи у палаток. – Посоветовал Алоизу Гомес.
   Алоиз торопливой побежкой отправился на поиски, и вскоре нашел Франсуа – тот поил лошадь у колодца.   
    - С  чем пожаловал? – спросил Франсуа достаточно безразлично.
    Алоиз решил начать издалека.
   - Как думаешь, Фран, сколько теперь времени?
   - Часов девять. – Молвил Франсуа, глядя на солнце.
   - Значит, до основных занятий еще три с половиной часа, примерно, - прикинул Алоиз.
   - Сейчас тоже будет экзерциция. – Напомнил Франсуа.
   - Ну, надеюсь, её можно пропустить, если есть важное дело? – сузил глаза Алоиз.
  - К чему ты клонишь?
  Алоиз перешел к главному:
  - Понимаешь, мне нужно отлучиться часика на два-три по одному  личному делу.
  - Что за дело?
  - Оно касается не меня лично. Я – посредник. Но дело идет о высоких чувствах.
  - Не темни. Выкладывай.
  - Не могу выкладывать. – Мялся Алоиз – Чего доброго, скомпрометирую одну даму.
  - Даму? Интересно! Я её знаю?
  - Слушай, Фран, если ты дворянин, то сам должен понимать, что не годиться выспрашивать такие вещи!
  Франсуа постоял ещё, как бы размышляя.
  - Очень надо съездить?
  - Очень. Иначе друг обидится.
  - Ладно, поезжай. Но успей вернуться к часу  дня, если не хочешь, чтобы Корвальо мне башку оторвал.
  И Алоиз бегом бросился добывать из стойла Паладина.
  У самой конюшни сидел на бочке с пивом хмурый Рамон, обхватив голову руками.
  - Привет, дядя Ал. – Промямлил он сквозь зубы.
  - Виделись. Извини, я спешу.
  - Спеши, спеши. Тебе хорошо, ты свободная птица, а меня этот дурень Гомес вконец замотал со своей перекладиной.
  - «Этот дурень Гомес» тебе в отцы годится. – Напомнил Алоиз, - Так что потише с ним.
    Рамон спрыгнул с бочки, вскочил на своего коня Лебедя и в три прыжка догнал Алоиза.
    - Ты в лес?
    - Хм… ну да, можно и так сказать. А ты что, со мной поедешь?
    - Да просто надоело всё! В печенках у меня уже эта застава, эти Гомесы, Лопесы, Борхесы и… Рамиресы…
    - Ну, ты человек! Дня не служил, а уже…
    - Дядя Ал, возьми меня с собой.
    - Нельзя. Еду по секретному делу, - важно молвил Алоиз, - Потом, Корвальо еще не знает, что я поехал, а узнает – начнет рвать и метать. А тут еще ты…
   - Да полно, меня тут еще и не знает никто, я и в списки, наверное, пока не внесен. А в дороге я тебе ничем не помешаю, даже наоборот – буду помогать.
   В конце концов, Алоиз уступил.
   - Ладно. Только помни три вещи. Первое: Вырлский лес наполнен опасностями, мы можем угодить в передрягу. Второе: что бы ты ни увидел, ни услышал в этой поездке – молчи об этом, как рыба, понял?  Третье: время очень дорого, мы должны действовать как можно быстрее. Никаких задержек, одна нога здесь, другая там. За мной!
   И они помчались в лес крупной рысью.
               

Глава 11
   
   Они продолжали скакать все тем же аллюром, мягко покачиваясь в седлах. Прохладный утренний ветерок щекотал лица, теребил волосы и создавал легкий дискомфорт, пробирая холодком по спинам воинов. На лице Алоиза застыло сосредоточенное, рабочее выражение. Внутренне он ощущал себя будто перед боем – твердый, уравновешенный, без каких-либо эмоций, хотя и с некоторым чуть заметным трепетом души. Предстоящее приключение по своей нервно-эмоциональной окраске ничем не отличалось от обычной ночной разведки. Полная неизвестность впереди, скрытая опасность вокруг, трудно предсказуемые последствия.
    Рамон тоже не особенно веселился. Взор его был устремлен то ли вдаль, то ли внутрь себя, он жадно вдыхал свежий воздух, наполненный лесным ароматом. Он не знал предмета поездки и тем более не волновался. Рамон думал о чем-то своем. Время от времени в глазах его мелькала веселая искорка, и тогда лицо его озарялось еле заметным подобием улыбки. 
   Скоро доехали до цели. Широкая поляна посреди леса была вся залита ярким солнечным светом. Огромный замок весь сиял от искрившихся на его лощеной облицовке лучей дневного светила.
   Принцесса Лючия сидела на небольшом балкончике, на втором этаже замка и вела светскую беседу с одной из своих фрейлин. Ласковый ветерок тихо шевелил пушистые русые волосы принцессы, взгляд её был задумчив. Фрейлина рассказывала ей длинную, задушевную историю из своей жизни, но Лючия слушала рассеянно, она скучала. Она слыхала все эти истории уже десятки раз. Между тем, её дядя, брискский король почему-то никак не присылал гонца с известием, что ей можно вернуться в Брисконию, и Лючия сейчас беспокоилась только об этом. Отец приходил навещать ее каждый день, но и он никакими новостями от дяди не располагал. Впрочем, если бы бломы завоевали Брисконию, принцесса об этом наверняка бы знала.
   Но вот барышни заметили, что из лесу появились два всадника. Разобрать, кто это, было пока еще невозможно из-за большой дистанции. А доспехи у обоих верховых были темного цвета. Неудивительно, что в первую минуту девушки несколько встревожились.
   - Сержант Каберне! – окликнула принцесса офицера охраны, стоявшего с брискскими солдатами у ворот замка и мирно курившего трубку, - Там  едут какие-то незнакомые люди. Посмотрите-ка, кто это, уж не бломы ли?
   - Ваше Высочество, это едут два бойца с небезызвестной вам заставы, - спокойно ответил  Каберне, обязанный всё видеть и знать.
   Скоро Лючия и сама смогла разглядеть своего недавнего знакомого.
   - О, какие люди! Сам месье Беллино, мой герой!
   На миг лицо её просияло, но  тут же приняло строгое выражение.
   Увидев, что принцесса заметила их, Алоиз привстал на стременах и приветственно поднял руку. Затем обернулся к Рамону.
Тот как завороженный  смотрел на принцессу. Лучистые серые глаза Лючии мгновенно затмили ему остальной мир.
   - Приведи себя в порядок, парень. – Сказал Алоиз строго, - Поправь доспехи, не горбись, сейчас тебе  придется предстать перед монаршей особой. Да, и старайся поменьше болтать.
   Вряд ли Рамон его слышал. Рамон смотрел на принцессу и не чуял под собой ни седла, ни колышущейся спины Лебедя, и даже рот Рамона был приоткрыт.
   Навстречу им ехал, щеголевато гарцуя, сержант Каберне.
   - Рад приветствовать вас, господа, у стен этого прекрасного уединенного замка. Их Высочество госпожа принцесса Брисконии Лючия также обрадованы вашим визитом и просят месье Беллино незамедлительно явиться пред их светлые очи.
   Пока он произносил столь церемонную фразу, Лючия и фрейлина ушли с балкона, скрылись в покоях замка. Это вывело Рамона из оцепенения, и он проследовал в замок вслед за Алоизом.
   Вскоре они оказались в недлинном коридоре перед входом в кабинет принцессы. Там располагалась её библиотека, там же она принимала официальных гостей.
   - Подожди меня здесь, - велел Алоиз Рамону, - У меня будет деликатный разговор с принцессой. – И скрылся за дверью.
  - Доброе утро, храбрейший,  месье Беллино, - приветствовала его принцесса, ослепительно улыбаясь. – Вы не представляете себе, как вы кстати пожаловали. Именно сейчас у меня появилась к вам одна просьба.
  - Буду рад выслушать и, по возможности, выполнить вашу просьбу, милейшая госпожа принцесса. – Ответил Алоиз, церемонно расшаркиваясь, но благоволите вначале выслушать меня. Клянусь, это не займет много времени.
  - Будьте так любезны, месье, я слушаю вас.
  - У меня к вам письмо от одного из моих друзей. Он очень просил вас прочесть его и написать ему ответ.
  Алоиз протянул Лючии письмо от Роланду, та благосклонно приняла бумагу и углубилась в чтение. Алоиз видел, как её брови сначала вскинулись, затем нахмурились, затем прекрасное лицо принцессы озарила улыбка с налетом гордой нежности, и, наконец, она перевела взгляд обратно на Алоиза.
  - Месье, вы читали это письмо?
  - Я знаю, что там написано, друг посвятил меня в свои мысли.
  - Как вы думаете, стоит ли мне писать ответ?
  - Он очень просил написать. Впрочем, это целиком на ваше усмотрение.
  Принцесса еще минутку подумала, затем взяла перо и бумагу и набросала несколько строчек.
  Алоиз почтительно принял ответ.
  - Я к вашим услугам, Ваше Высочество. – Сказал он смиренно и с достоинством.
  - Не торопитесь, месье, для начала располагайтесь. А что же ваш молодой друг стоит у дверей? Пусть войдет.
  Она подошла к дверям и пригласила Рамона. Тот вошел, смущаясь, красный, как рак.
  - Не стесняйтесь, юноша, присаживайтесь. Месье Беллино, да сядьте же вы, сколько же можно расшаркиваться?! Вот так, господа, а теперь не угодно ли выпить? Жанетта!
  В дверях появилась шустрая фрейлина.
  - Жанетта, принеси господам выпить. Месье Беллино, что вы предпочитаете?
  - Право, вы слишком гостеприимны… хересу, пожалуйста. – Скромно попросил Алоиз, и в душе его потеплело – он вспомнил Лизу.
  - А вы, мой юный друг, что будете пить? – обратилась принцесса к Рамону, пожиравшему её глазами.
  - Я? М-м-молоко… - выдавил тот, заикаясь, и замолк.      
  - Хи-хи! Хи… - отозвалась Жанетта, прикрывая рот ладонью.
  - Над чем вы смеетесь? – нахмурилась принцесса.
  - Месье такой взрослый, а все еще пьет молоко! – Жанетта продолжала хихикать, явно не боясь строгости принцессы
  - Веди себя прилично! – одернула её Лючия, - И будь добра, выполняй.
  Жанетта упорхнула и вскоре вернулась с заказанными напитками.
  - Так вот, господа, - начала принцесса, когда они удобно уселись с бокалами в руках, а Жанетта опять исчезла, - Которую уже ночь я провожу в этом замке и дрожу от страха. Вы, может статься, не знаете, но тут ходит ужасный великан, ростом выше замковых башен, заросший с головы до ног черной шерстью, как дикий зверь, глаза как у кошки, только громадные, пасть – как пещера. Дорогие мои рыцари, прошу вас – особенно вас, месье Беллино, – посторожите этой ночью мой покой, избавьте меня, пожалуйста, от этого чудовища!
  - Мы готовы, госпожа! – вскочил Рамон, но Алоиз дернул его за руку и усадил обратно.
  - Видите ли, Ваше Высочество, - сказал Алоиз серьезно, - Мы ехали к вам с данной депешей, не спросив разрешения у нашего начальства, рассчитывая как можно скорее прибыть обратно. Таким образом, мы сейчас не располагаем собою и вынуждены просить у вас позволения отбыть к месту службы, принимая во внимание…
  - Хороший же вы рыцарь, нечего сказать! – произнесла Лючия мрачно. – А ведь я наградила вас Бронзовым Щитом! Видно, недаром говорят: сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит. Поздравляю вас, месье Беллино, вы обычный заурядный солдафон, ничуть не лучше вашего полковника!..
  - Обождите сердиться, Ваше Высочество. Я ведь только имел в виду, что мы не сможем остаться сегодня здесь, с вами. Быть на месте службы – наш долг, Ваше Высочество, но и защищать вашу персону от всевозможных напастей и врагов – мой личный долг человека и рыцаря. Понимаете ли, сударыня, когда мне приходится плохо, вы оказываете мне покровительство, но когда мне выпадает честь оборонять вас – тут уж я выступаю вашим покровителем, разве не так? И вот, я говорю вам: конечно, вы можете приказать мне задержаться здесь, около вашего замка, и тогда я не дерзну ослушаться. Но я прошу вас, будьте так любезны, предоставьте мне возможность действовать по моему усмотрению. Это необходимо мне для большего стратегического простора. Запомните раз и навсегда: где бы я ни был, чем бы ни занимался, сердце моё с вами, и я никогда не брошу вас в беде! Итак, положитесь на меня и отпустите на заставу, а я уж сделаю всё, что смогу, чтобы избавить вас от вашего страха.
  - Эти слова мне уже больше нравятся. – Улыбнулась Лючия, облегченно вздохнув. – Сударь мой, я и не думала распоряжаться вами. Езжайте, куда вам надо, но я рада, что вы защитите меня!
  Алоиз поклонился резким кивком головы и вышел. Рамон остался в кабинете принцессы.
  - Эй, amigo, - позвал его Алоиз, приоткрывая дверь, - Труба зовет! Следуй за мной на заставу.
  - Я не двинусь с места без приказа госпожи! – ответил Рамон твердо. – Ты поступай, как знаешь, а я остаюсь здесь.
  - Так, ну-ка, иди сюда! – Алоиз схватил Рамона за плечо и вытащил в коридор, сразу же плотно прикрыв дверь. – Ты понимаешь, что мы уехали без разрешения? Понимаешь, нет?!
  - Ты знаешь, дядя Ал, - пробормотал Рамон каким-то отсутствующим голосом. – Похоже, я… это… люблю её…
    - Господи, еще один чокнутый! – воскликнул Алоиз, - А ты знаешь, что мне за твое отсутствие полковник наваляет по шее, а то и вообще отправит к черту на рога?!.
   И тут Рамон упал перед ним на колени.
   - Дядя Ал, будь другом! Оставь меня здесь. Черт с ним, скажи Корвальо всю правду, пускай он меня завтра карает, как хочет.
  Мысли ураганом понеслись в голове Алоиза. Как отнесется к этому полковник – еще ерунда. Как отнесется к такому повороту Роланду? Зашумит, забранится – и дружба врозь.… Но что ему светит, Роланду, с принцессой? Похоже, что ничего. Тогда какая разница Роланду до Рамоновых дел? Может, он поймет?
  - Твердо решил остаться? – спросил, Алоиз, все еще распираемый сомнениями.
  - Твердо. – Ответил Рамон.
  - Ну, смотри сам. Учти, я тебя перед полковником выгораживать не буду, выкручивайся, как знаешь.
  Алоиз подошел еще к сержанту Каберне, посоветовал ему присматривать за Рамоном, выпросил еще бутылочку хересу с собой и, мысленно помолясь, отправился обратно, на заставу.
   На этот раз он ехал медленно, шагом, задумавшись. Положение сложилось, действительно, довольно неоднозначное.
   «Куда я еду? – думал он, - На заставе мне в любом случае попадет, за то, хотя бы, что я оставил Рамона здесь в такой опасности. Заберу его завтра, приедем на заставу вместе – понятно, что нам так же наваляют. Зато дело будет сделано, защитим принцессу. В конце концов, орден Бронзового Щита не может не обязывать.… Считай себя при исполнении, рыцарь!»
   И бесстрашный наш солдат, ничтоже сумняшеся, расположился на сон прямо посреди такого опасного Вырлского леса.


Глава 12

   Сам не свой от счастья, Рамон ездил взад-вперед у восточной стены замка, время от времени поглядывая на балкон, где опять сидели Лючия с Жанеттой, поглядывал тайком, потому что неподалеку от него постоянно отирался, как привязанный, сержант Каберне, и, видимо, неотступно держал его в поле зрения.
    На балконе же тем временем происходил следующий разговор:
    - Что я вам скажу, госпожа! – чирикала Жанетта, - Не знаю, заметили вы или нет, но этот  мальчик, приехавший с месье Беллино.… Тот, который еще молоко пьет… хи-хи!.. этот мальчик явно к вам неравнодушен.
   - Ах, оставь, Жанетта! Это всего лишь  юноша, обуянный жаждой романтики и приключений. Ему не терпится скрестить меч с великаном, вот он и остался. – С немного деланным равнодушием отвечала принцесса.
  - Ну, неужели он вам совсем не интересен? Такой симпатичный парень!
  - А тебе он нравится? Хочешь, познакомлю? Эй, месье Торрес! – Лючия поднялась на ноги и помахала Рамону рукой, - Пожалуйте к нам!
   Рамон почувствовал на мгновение, что земля уходит у него из-под ног. Лебедь развернулся сам, ибо дрожащие руки хозяина не очень хорошо справились с уздечкой, и в три прыжка оказался Рамон под балконом.
   - Вы звали меня, Ваше Высочество?
   - Понимаете, месье, - молвила Лючия, - Тут с вами хочет познакомиться одна барышня…
   - Я счастлив, госпожа! И где же эта девушка? – в голове Рамона уже звенели райские арфы. – Скажите мне, где она, как её зовут?
  - Вот она! – торжествующе произнесла Лючия, указывая на смущенно опустившую взор Жанетту. На лице принцессы в этот момент зажглась самая восхитительная, ослепительная и  лукавая улыбка, какую только можно себе представить.
  Рамон вспыхнул еще ярче этой улыбки, потом резко побледнел и помрачнел. Отвернулся в сторону.
   - Госпожа изволит шутить, - изрек он таким глухим голосом, словно сидел в глубокой бочке, или в колодце, - Вряд ли это сейчас уместно.
  И нервным движением повернув Лебедя, тяжелым скоком уехал обратно к охране. Сержант Каберне встретил его, естественно, первым.
   - Что вы носитесь, как угорелый?! – сказал Каберне раздраженно, - Ох, чует мое сердце, молодой человек, не доведут вас las fammes до добра!
  - Я не считаю нужным это обсуждать. – Ответил Рамон мрачно.
  - Ладно, не пыжьтесь. – Каберне дружески подмигнул Рамону, - Лучше скажите, вы пиво пьете?
  - Маменька запрещает мне что-либо хмельное, кроме красного вина из Гугистана, да и то только по праздникам.… А вообще-то пью.
  - Вот и хорошо. И, поскольку вашей маменьки сейчас поблизости нет, мы с господами гвардейцами намерены угостить вас изумительным фалкирским светлым пивом. Вы враз позабудете ваши глупости!
   Пиво, в самом деле, оказалось весьма недурным, а брискские гвардейцы в свою очередь оказались превосходными сотрапезниками. Они были отменно вежливы, чрезвычайно обходительны, но вместе с тем постоянно рассказывали утонченные и скабрезные одновременно амурные анекдоты. Все это быстро успокаивало и отвлекало. По телу Рамона разливалась приятная теплота от благородного напитка северных разбойничьих лесов. Солнце уже перевалило далеко за полдень и теперь не припекало, а будто бы гладило всех мягкой желтой лапой. Рамону было хорошо. Мысли его постепенно становились какими-то длинными, тягучими, сливались одна с другой, рисуя причудливые, замысловатые образы. Вот Алоиз Беллино сначала добродушно ворчит и подтрунивает над ним, а потом слова переходят в рык, и сам рыцарь Бронзового Щита превращается в черного леопарда. Вот принцесса Лючия, пронзительно глядя на Рамона, машет белыми, тонкими руками… да и не руки у нее, а журавлиные крылья… Что же, она собирается улетать?.. Вот, наконец, чудовищных размеров человек, весь в черной шерсти; в руках его – огромная дубина. Рамон хочет сразиться с ним и уже тянет из ножен меч. Но великан прячет дубину, наклоняется к нему и говорит бархатистым тихим голосом:
   «Ты боишься меня? Да-да, тянешь меч, но боишься. Агрессивность – это лишь форма сокрытия страха. Не бойся. Я не стану драться с тобой».
   Великан касается его правого плеча рукой. Рука очень жесткая, будто на нее надета латная перчатка.
   - Проснитесь, молодой человек. – Сказал кто-то прямо Рамону в ухо.
   Он проснулся. Это говорил сержант Каберне, шевеля Рамона за плечо железной перчаткой.
   - Да проснитесь вы, юноша! Уже вечер, пора на боевой пост.
   - Что? А? – несколько секунд Рамон просыпался, - какой пост? Где?
   - У западной стены замка. Великан обычно приходит с той стороны. Ночью мы будем бодрствовать. Так уж и быть, я составлю вам компанию.
   Они расположились у западной стены, под окном опочивальни принцессы. 
   Спустилась ночь, прозрачная, светло-фиолетовая. Живописная местность вокруг замка приняла загадочные, фантастические, порой устрашающие формы. Кустарники и деревья стали похожи на вооруженных людей и диких животных. Одинокий дуб спросонья вполне можно было принять за того самого великана
   Каберне сидел неподвижно, погруженный в свои мысли, и только подкручивая время от времени свои тонкие усики. Рамон вертелся, отбиваясь от комаров, и все так же украдкой поглядывал вверх, на окно. В окне был виден свет.
   - Принцесса не спит. – Сказал Рамон, - Почему? У нее бессонница?
   - Наверное, читает, - ответил сержант равнодушно, - Или болтает с кем-то из фрейлин. Или замечталась.
   - А любит ли Ее Высочество музыку? – спросил Рамон.
   - Любит, очень любит. – Задумчиво ответил Каберне. – Сама поет замечательно. Заслушаешься.
   - Где бы взять гитару? – спроси Рамон.
   - Зачем? – осекся сержант.
   - Спою Ее Высочеству колыбельную. Пусть сладко уснет.
   - Не положено! – отчеканил сержант. – Что это с вами, молодой человек? Э!.. одно из двух, - заключил он, заметив горящие Рамоновы глаза, - или вы пьяны, или влюблены, как последний дурак!
  - Принеси гитару, сержант, - протяжно канючил Рамон, - Не бойся, ничего тебе за это не будет.
   И Каберне действительно принес ему гитару.
   - Камердинер одолжил ненадолго, - объяснил он заговорщическим тоном. – Тоже, знаете ли, меломан.
   Рамон взял баре; гитара вздохнула, как разомлевшая в руках нежного любовника девушка. Из нее понеслись отрывистые, переливчато-задумчивые аккорды, от которых хотелось не то плакать, не то пить текилу.
   И вот он запел:

Тихо спи – пусть тает всё, как дым,
Даже звездам прикажи молчать.
Под твоим окошком золотым
Я покой твой буду охранять.

Я жестоко жизнью удручен,
Разлучен со сладостью любви,
Но своим бестрепетным мечом
Разобью невзгоды я твои,

Разобью их, по ветру пущу,
В изумрудной утоплю волне…
Я люблю тебя и так грущу,
Что не хочешь выйти ты ко мне.

Как прекрасна сладостная ночь!
Как поет волшебник-соловей!
Но пойми: мне без тебя невмочь,
И гитаре горестно моей.

Знаю: ветер не устанет выть,
И не стихнуть яростной войне.
Буду сон твой зорко я хранить.
Не вели молчать моей струне.

Этот мир,  по сути – волчья сыть.
Сгинет он, увянут все цветы.
Всё равно, мне в мире этом жить,
Потому – покоя хочешь ты…

   В спальне послышался шорох легких шагов. Лючия подошла к окну.
   - Какая хорошая песня! – тихо молвила она…





*  *  *

   Ночь укачивала Алоиза Беллино в своей бархатистой фиолетовой простыне. Ему снилось, что он снова в избушке у Элизабет, что его милая жена покрывает его страстными поцелуями, а в глазах Лизы блещут яркие далекие звезды.
   К черту войну! К черту всех королей и волшебников на свете! Как может существовать всё это рядом с единственной истиной, с великим чувством, чистым и блаженным?! Почему Королева-Любовь, пусть и временно, отдала свою власть в грязные руки Войны? Зачем?
   «Бух! Бух! Бух!..» - послышалось вдруг поблизости. Задрожала земля, сотрясаемая кошмарной силы ударами. Алоиз проснулся.
   Прямо на него, с западной стороны, из чащи лесной двигался огромнейший человек, с ног до головы заросший черной шерстью. Ростом он был выше самого высокого дерева. На лице великана видны были только горящие, налитые кровью глаза и разинутая пасть. В руках великана – огромная, расширяющаяся к концу дубина.
   Вот она, война; вот оно, темное волшебство. Никуда от этого не денешься, и нет здесь места Любви!
   Первой мыслью Алоиза было схватить лук, бросить на тетиву две стрелы и метким выстрелом для начала ослепить чудовище. Но он тут же передумал.
   «Что я смогу с ним сделать, если он ослепнет? Он слишком велик, мечом его не достать. Он всё равно будет двигаться вперед, на звуки, в прежнем направлении, – а идет он как раз к замку, – но озвереет еще больше, и разнесет замок в мелкую пыль. Погибнет и Рамон, и принцесса, и много людей еще.
   Нет, так нельзя. Наоборот, нужно увести его за собой в обратном направлении, как можно дальше, а там… будет видно».
   Но как привлечь внимание великана?
   Среди вооружения Алоиза была пастушеская бола – раздвоенный аркан с двумя увесистыми круглыми камнями в кожаных чехлах на концах. Долгие годы практики научили Алоиза виртуозно владеть этим орудием. Именно болу и выбрал Алоиз для воплощения своего плана.
   Снаряд взмыл вверх и нанес великану удар – изрядный, способный повалить с ног и быка, и все-таки этот удар не мог нанести существенного урона чудовищу, и вовсе остался бы незамеченным, если бы не пришелся по самому чувствительному месту, какое бывает у любого мужчины. Алоиз точно рассчитал удар; великан скорчил в гримасу свое и без того уродливое лицо, и вот тогда обратил внимание на прилипчивую «саранчу», снующую возле его ног. Размахнувшись дубиной, он ударил в ответ, но Алоиз уже сидел в седле и искусно сманеврировал, увернувшись от дубины. Затем круто развернул Паладина и во всю прыть помчался в сторону страны вырлов, подальше от замка Лючии.
   Алоиз знал, что там над дремучими лесами часто проносятся ураганы и оставляют после себя много бурелома. Паладин легко лавировал по лесным тропинкам среди деревьев. Великан колотил дубиной прямо в упор, что было мочи, но попасть по рыцарю никак не мог. И вот, наконец,  нарвавшись на огромную корягу, он упал между двух других поваленных непогодой деревьев. Нога его застряла под одним из стволов. Несмотря на всю свою гигантскую силу, великан не мог сдвинуться с места.
   Алоиз остановил разгоряченного коня и посмотрел на великана, беспомощно скрючившегося перед ним и воющего от боли.
   Вытащил меч. Замахнулся.
   Но глаза великана были так печальны и жалостливы. Алоиз вспомнил, как в ранней юности забивал с отцом и работником Риккардо быка, и тогда животное, почуяв неминучую смерть, бросало на него такие же взгляды, полные отчаянного страдания. Только теперь этот взгляд был осмысленным, человечьим.
   - Ладно, - Алоиз вложил меч обратно в ножны. – Живи пока. Пусть уж сам Бог решит, что с тобой будет дальше.
   И поехал обратно.
   Теперь ему пришлось долго петлять по исковерканному лесу в поисках нужной тропинки. Луна и звезды скрылись.
    Постепенно он понял, что заблудился.
    Мрак густел. Холодало.
    Вдруг за деревьями мелькнул огонек. Еще через пару минут Алоиз выехал на полянку к маленькому, до боли знакомому деревянному дому. В окошке было видно, что на столе горит восковая свеча, а у стола сидит женщина с длинными волосами и что-то пишет.
   Словно маленький колокольчик прозвенел в сердце Алоиза.
   Бог мой, Бог мой! Элизабет!    
Алоиз быстро спешился, подошел к окошку, прижался лбом к холодному стеклу и так замер.
   Элизабет подняла глаза, вскрикнула радостно. Потом выскочила на крыльцо и заключила Алоиза в объятия.
   - Милый! Милый!.. Здравствуй, вот и ты!..

   Затем Алоиз ужинал – так, что за ушами трещало. Элизабет гладила его могучие плечи, терлась щекой о его щеку и была абсолютно счастлива.
   - А я ведь писала тебе письмо на заставу. Я так люблю тебя, мой милый… Так люблю!..
  - Я люблю тебя тоже. – Ответил Алоиз, - Но в этот раз могу остаться с тобою только до утра. Утром мне нужно быть на заставе.
  - Ничего. Я и так успею сообщить тебе важную новость. Ал, я беременна. У тебя скоро будет сын… или дочь…
  В первый момент у Алоиза перехватило дыхание от восторга. Но несколько минут спустя, он глубоко задумался.
  - Если так, тебе нельзя оставаться здесь более. Беременной тебе понадобится уход и внимание. А тут близко война, черные шарят…
  - Я уже об этом подумала, милый, - улыбнулась Элизабет, - Я уеду в столицу Фалкирии. Там  живет мой брат Майкл. Он поможет, и я рожу тебе ребенка в тишине и покое.

   Счастливее их в эту ночь не было никого в мире. А наутро Алоиз поехал обратно на заставу. Элизабет стояла на крылечке и махала ему вслед рукой. Маленькая, хрупкая, родная…
   Такою и останется она навсегда в памяти Алоиза.
 




Глава 13

   Прямые солнечные лучи просвечивали Вырлский лес насквозь, и запутанные его дорожки казались парковыми аллеями.
   Паладин летел стрелой. Вообще-то Алоизу и впрямь стоило поспешить, дабы попытаться не угодить в карцер прямо по прибытии.
   Подъезжая к замку принцессы, Алоиз едва мог скрыть собственное нетерпеливое любопытство: чего добился молодой романтик, ночуя под окном спальни принцессы?
   И он увидел Рамона, сидящего на коне и глядящего в глаза принцессы, которая в это время стояла на балконе. И Рамон, и принцесса – оба молчали.
   Алоиз коротко свистнул.
   - Эй, молодежь! Расставайтесь, нам пора ехать на службу!
   - Месье Беллино. – Лючия оторвала свой взор от Рамона и перевела на Алоиза. В глазах её была и веселость, и легкое сожаление. – Рада вас видеть. Выпьете вина?
   - Я на службе, - отрезал Алоиз, - Извините. Прощайтесь, прощайтесь, ей-богу, пора ехать. Ну, за мной, Торрес!
   Рамон коротко кивнул Лючии и тронул Лебедя. Тот устремился вслед за Паладином привычным плавным аллюром. Лесную тишину наполнил дробный перестук копыт.
   Рамон ерзал в седле. Может быть, ему и хотелось поделиться своими мыслями по поводу ночных приключений с Алоизом – тем более что тот надежней, чем скала, ни за что не растрепал бы никому секрета. Но Алоиз поначалу вообще отмалчивался, а когда раскрыл рот, спросил совсем о другом:
   - Как поживает великан?
   - Великан? Хм… не знаю, он почему-то не приходил сегодня.
   - Подумать только! – усмехнулся Алоиз, - Повезло же тебе!
   Они достигли весьма странного участка леса. Путь нашим героям пересекла широкая и глубокая борозда, будто кто-то либо пахал землю исполинским плугом, либо тащил что-то невероятно тяжелое.
   - Ничего себе! – прошептал Рамон, - Что же это такое?
   - А это поросеночка тащили, - объяснил Алоиз, сопя носом, - Хорошенького такого маленького поросеночка, пудов на пятьдесят. Есть такие кабанчики в здешних лесах. Я этой ночью мельком видал одного.
  Рамон поглядел на него изумленно. Алоиз улыбался.
  - Дядя Ал… дядя Ал, ты встречался нынче ночью с великаном?
  Алоиз отвернулся в сторону и засопел громче.
  - Дядя Ал, ты жизнь мне спас, понимаешь?! И Лючии, тоже. Спасибо тебе!
  - Да ладно, чего там… - проворчал Алоиз.
  Вдруг навстречу им послышался жуткий грохот копыт, будто по лесу во весь опор скакал целый табун лошадей, или стадо оленей. Грохот нарастал с каждой секундой. Алоиз вынул подзорную трубу и посмотрел вперед.
  - Волки… - пробормотал он, - Это волки, приятель. А шумят, что твои  кони.… К оружию, Рамон, они бегут прямо на нас!
  Только они оба успели обнажить мечи, страшная живая серая лавина обрушилась на них.
  Они встретили опасность плечом к плечу. Стая странных волков обтекла их, как бурная река, окружила со всех сторон. Кровожадные багровые глотки разинулись в великом множестве.
   - Бог мой, да у них и впрямь копыта! – воскликнул Алоиз, разрубая пополам сразу двоих зубастых тварей. Держись крепче в седле, солдатик! Не ровен час, упадешь – растопчут к дьяволу!
  Удары посыпались один за другим. Острые грязно-желтые клыки лязгали, как сабли.
   Зловещее чудо Саламандрии – копытные волки значительно крупнее обыкновенных. Цвет шкуры у них мягко-дымчатый. На их широких и мощных лапах вместо когтей расположены тяжелые непарные копыта, как у лошадей, но больше и увесистее. Когда волков собирается много, редко, кто способен устоять под их напором. Они необыкновенно прожорливы и всеядны, как саранча. На саранчу они похожи и своей разрушительной силой. Главной же загадкой этого звериного племени является то, что никто никогда и нигде не находил их логова. Они приходят словно из ниоткуда и уходят в никуда, обычно сметая на своем пути все.
   Это было известно Алоизу по рассказам бывалых охотников. Столкнулся же нос к носу с копытными волками он первый раз в жизни.
   Он крикнул Рамону «держись крепче в седле», а сам между тем очень скоро упал наземь, и две серые лапы с копытами ткнулись ему в грудь, крепко прижав к земле.  Голодные  глаза волка уставились на него. К большому удивлению Алоиза это были вполне разумные человечьи глаза, только сплошь заполненные красными жилками и источающие кошмарную, испепеляющую злобу и ненависть.
   Пасть отверзлась, но в это мгновение клинок Рамона рассек сзади волчий череп, прошел насквозь и высунулся из пасти, весь покрытый черно-красной кровью и зеленоватыми мозгами. Глаза волка вспыхнули в последний раз и погасли. Голова отвалилась набок. Мгновенно высвободив меч из мерзкой плоти, Рамон ударом плашмя отшвырнул еще одного волка, попытавшегося было атаковать лежащего Алоиза сбоку.
   Рамон протянул другу свою руку в железной перчатке.
   - Вставай, дядя Ал. Быстрее!
   Алоиз вскочил и стремглав бросился отбивать от наседавших волков своего Паладина. Но умный, могучий жеребец и сам неплохо выдерживал их натиск. Он бил их, что было сил ногами, а одному даже перегрыз глотку и стоял теперь, сам перемазанный в отвратительной, вонючей крови, похожий на какую-то Чертову Лошадь.
   Зарубив попутно еще двоих-троих хищников, Алоиз вновь очутился в седле. Рамон ураганом носился на своем Лебеде. Он восхитительно уверенно, прямо держался в седле, раздавая такие «поставленные» удары, что залюбуешься. Алоизу даже стало неловко, что он уступает молодому воину в доблести.
   Может быть, так вышло впервые в истории, но копытные волки отступили перед человеческой силой. Почти все они остались лежать на траве, лишь двое, утратив былой пыл и задор, поджав хвосты, позорно засеменили в чащу.
   Алоиз и Рамон перевели дух, глотнули воды из седельных фляжек.
   - Раз, два, три, четыре… - считал Алоиз, указывая мечом на трупы волков. - … тридцать один, тридцать два, тридцать три. Да еще два уцелели. Неплохо мы с тобой повоевали, парень! Тысяча чертей!
   - Да, неплохо. – Сказал  Рамон, отплевываясь и вытирая клинок папоротником. Прежняя веселость его куда-то вдруг улетучилась.
   - С крещением тебя, великий воин! – ободрил его Алоиз, - Дай лапу. Теперь тебе нечего благодарить меня за великана. Мы с тобой квиты.
   Дав отдохнуть коням, они последовали дальше, храня молчание. Но теперь они чувствовали, что их связывают какие-то новые узы. Только теперь они стали друзьями, а не просто однополчанами: ведь они бились друг за друга.
   - Слушай, дядя Ал, - промолвил вдруг Рамон, - Как-то неладно получается. Допустим, наше ночное отсутствие мы объясним просьбой Лючии о защите. Но как объяснить наш теперешний вид? Ведь мы с тобой оба хороши, не так ли? – Рамон мрачновато усмехнулся.
  - Необыкновенно «хороши»! Сказочно! – подтвердил Алоиз. – Но что из того? Кровь и грязь отмоем в ближайшем пруду, доспехи отчистим, а на заставе расскажем все, как было.
   - Ты думаешь, нам поверят?
   - А как же иначе?
   - То есть, старичок Корвальо поверит, что мы вдвоем одолели целых тридцать пять копытных волков, тогда как до сих пор не было случая, чтобы кто-то выстоял против более  одной подобной твари?
   - Но мы ведь с тобой – орлы!
   - Может, и орлы, только не в глазах полковника. Знаешь, дядя Ал, нужно просто предъявить доказательства. Я предлагаю вернуться к месту боя и отрезать у каждого убитого волка по одной лапе. Тогда полковник поверит.
  Алоиз нашел мысль вполне здравой, и они повернули коней.
  А на поляне тем временем произошли значительные изменения. Трупы волков лежали на прежних местах, но уже нашлись желающие покуситься на них. Среди трупов бродили, усиленно работая над ними челюстями, три рыжих полосатых зверя. Тигры?
   Но нет, это были не простые тигры. Во всяком случае, один из них, расположившийся мордой прямо к Алоизу. Эти могучие скулы, делавшие его морду совершенно квадратной, эти глубокие, мудрые человечьи глаза… Все это могло принадлежать лишь Фреду Предводителю вырлов, и сейчас всё это рылось в презренных останках убитого волка.
   - Фред?! – воскликнул Алоиз и сам себе не поверил.
   - Фред, Фред. – прорычал вырл холодно и сердито – Чтоб тебя разорвало!
   - Здравствуй, Предводитель, сказал Алоиз, но голос его слегка дрожал от мрачного изумления. – Фу! Как ты можешь лопать эту гадость?!
   - Тебя не спросили! – прорычал Фред еще холоднее, - Ой, вали отсюда, харимбдская харя, а то загрызу и тебя ненароком!
   - Странный ты какой-то, - нахмурился Алоиз, - Чего такой злой?
   - Отвали, десять тысяч чертей! – продолжал ругаться Фред, - Развелось умников! Каждая сволочь шастает по Вырлии и считает себя хозяином! Я главный! А вы убирайтесь ко всем чертям!
   - Никто не спорит с тем, что ты главный. – Пытался утихомирить его Алоиз, - Почему ты в таком кошмарном настроении? Может, что-то с Лючиий? 
   - Нужна она мне больно, потаскуха! Сегодня с одним, завтра с другим… Дрянь, дерьмо, девка уличная!.. Не дочь она мне!..
   - Сударь, - вмешался Рамон, вытягивая на два вершка меч из ножен, - Не слишком ли это? Конечно, вы отец, вам многое позволяется. Но как можно говорить так о Лючии?! Изо всех принцесс, с коими я был знаком, ваша дочь – девушка, более всех достойная называться принцессой…
   - Шлюха шлюхой! – рыкнул Фред с явной злобой. – Шваль развратная! У…
   - Еще одно слово, - Рамон вытащил меч более чем наполовину, - и я не посмотрю ни на ваш королевский сан, ни на солидный ваш возраст, ни на то, что вы – отец моей любимой!..
   - Напугал, сопляк недоделанный! Утри свои сопли, лягушка, а потом угрожай королю!
   Это стало последней каплей. Рамон обнажил меч и с криком: «Имею честь напасть на вас, сударь!» сделал первый выпад.
   Фред, похоже, только и ждал этого.
    - Губерт! Тревор! Возьмите этих ублюдков!
    Один из его подданных бросился на Рамона, второй занялся Алоизом. Закипел новый бой.
    Первый же наскок полосатого хищника на Алоиза был отбит могучими ногами Паладина. Затем Алоиз, нагнувшись, выставил вперед боевой меч, подобно тому, как на турнирах выставляют вперед копьё. Убивать недавних, вроде бы, друзей совсем не хотелось. Все еще сохранялась надежда, что, либо у Фреда помутился рассудок, либо на вырлов начали действовать определенные законы дикой природы – известно, что в некоторые времена года большие кошки из джунглей ведут себя очень агрессивно.
    Тигр продолжал, грозно рыча, лезть в драку и начал обходить Паладина справа. Но Паладин успел повернуться, Алоиз сделал резкий выпад. Тигр отпрянул.
    Рамон, прежде всего, опасался за Лебедя: как бы предатель-вырл не повалил его или не искалечил бы ему ноги; и ввиду этого сразу же спрыгнул с седла, оттеснил коня назад и принялся пырять мечом тигра. Тот, прижавшись к земле, выискивал момент для атаки. Вот он бросился, но оказался задет лезвием. Кровавая полоса пересекла правое плечо тигра. Он заскулил по-звериному, потом забранился по-человечьи, отступил на два шага и снова перешел в наступление.
   Фред недвижно созерцал всё это со стороны.
   И вот тигр, атаковавший Алоиза, получил прямой удар клинком в грудь. Смертельная сталь рассекла его аж до брюшины. Забулькав, заплевав кровавой пеной, тигр упал на бок и вскоре забился в агонии. Алоиз смотрел на него, опустив руки, ссутулив плечи; жалость и ненависть сплелись в рыцаре Бронзового Щита воедино.
   Тогда Фред сделал два маленьких шага вперед, раскачавшись по кошачьему обычаю, бросился вперед, и острый меч Алоиза мгновенно «слизнул» Предводителю Вырлов левое ухо. Фред взвизгнул и попятился. Алоиз качнулся вперед. Фред продолжал пятиться. Наконец он развернулся и с диким рычанием скрылся в чаще.
   - Ничтожный трус! – глухо проворчал Алоиз, - Подумать только! И этот оказался предателем!
   Рамон тем временем ранил своего противника и в другое плечо, но тот, воспользовавшись секундной заминкой, навалился на него. Отбросив неуместно громоздкий в данной ситуации меч, Рамон одной рукой, что было сил, старался отворотить от себя зловонную клыкастую пасть, а другою искал засапожный нож.
   Тут Алоиз набросился на этого тигра сзади и сразу перерубил ему мечом основание позвоночника. Не позволив зверю мучиться, Алоиз добил его следующим ударом.
   Порядком обессилевший Рамон, тяжело дыша, выполз из-под обмякшей, массивной туши.
   - Уф!.. Спаси… бо… дядя Ал. Я впрямь уж думал – конец мне приходит.
   Алоиз устало опустился на ствол поваленного дерева. Рамон сел рядом.
   - Получается, - развел Рамон руками, - Едва мы с тобой поквитались, как опять я у тебя в долгу.
   - Ерунда это.… Но подумать только, какая потеря: вырлы изменили нам!
   Некоторое время оба сидели молча, обдумывая мрачные последние события. Всё еще разгоряченные ужасной схваткой лошади яростно сверкали глазами и не подпускали к себе хозяев.
   Постепенно всё успокоилось.
   - Надо сделать то, за чем мы сюда вернулись, - сказал Рамон, - Срежем лапы у волков, а у тигров откромсаем уши.

   На заставу прибыли в первом часу пополудни и сразу нарвались на полковника. Корвальо был злее чёрта.
   -А! – заорал он с ходу, - Явились, сукины сыны! В карцер захотели, голубчики?!
  - Тише, тише, командир, - прохрипел примирительно усталый Алоиз, - Если бы ты знал, с какими мы едем вестями, тебе было бы не до криков.
  - Как посмели вы покинуть расположение гарнизона без разрешения?! – гремел Корвальо, - И где вас черти носили всю ночь?!
  - Я возил письмо прин… - забывшись, начал Алоиз, но осекся.
  - Какое еще письмо?! – рявкнул Корвальо.
  - Так… одно письмо… Торрес увязался за мной. Мы отпросились у Лезьона. На обратной дороге задержались у принцессы Лючии Брискской, замок которой и охраняли по её просьбе всю ночь.
   Алоиз рассказал всё по порядку, скрыв лишь амурные дела. Про волков, а особенно про измену вырлов, Корвальо, конечно, не поверил.
   - Чтоб я лопнул! Этого быть не может!
   - Мы это предусмотрели, и вот наши доказательства.
   Алоиз вытряхнул из сумки на траву отрубленные уши и лапы.
   Корвальо удивленно вскрикнул. За ним вскрикнули и несколько собравшихся вокруг офицеров. Наконец и сами Алоиз и Рамон вскрикнули от неожиданности, увидев, что привезли, и, не поверив собственным глазам.
   Отрубленные лапы были волчьи – как им и полагалось. Но с тигриными ушами произошла страшная метаморфоза.
   Уши превратились в человечьи.
   
Глава 14

   Ранним утром того же самого дня угрюмый Предводитель вырлов мягкой кошачьей побежкой, понурив голову в землю, продвигался через заросли агавы к замку Лючии. Ему хотелось встретиться с дочерью, поговорить о житье-бытье, но все последние полтора месяца разные посторонние дела мешали ему. Теперь, наконец, он был свободен и очень торопился. И всё же замедлил бег, заметив, что справа от него среди лиан мелькнули три угловатые человеческие фигуры в черных доспехах. Шлемы их – почти сферической формы с плоскими решетчатыми забралами – зловеще поблескивали на утреннем солнце.
   Фред настороженно проводил их глазами, а потом задрал голову вверх и издал тихое мурлыканье. На языке всех кошек в мире примерно так окликают друг друга.
   Сейчас же с ближайшего дерева к нему свесилась квадратная морда ягуара.
   - Что случилось, король? – спросил ягуар.
   - Не видел ли ты только что чего-нибудь подозрительного, брат Губерт? – осведомился Фред.
  - Видел троих людей в бломских доспехах. Они мелькнули и сразу исчезли.
  - Надо бы проследить за ними и узнать, что они тут делают. – Проворчал Фред.
  - Будь спокоен, король, ступай к своей дочери. Эти трое никуда от меня не денутся.
  В мгновение ока Губерт опять пропал где-то в кроне дерева.
  Но едва Предводитель вырлов сделал еще несколько шагов, как заметил: впереди мелькнула массивная тигриная спина, а по её следам шли еще три человека в зеленых панцирях.
   Гуры? И вырл с ними? Это уже интересно! Может, зеленые преследуют собрата? нет, они бы шумели. Что-то тут нечисто…
   И тут позади него раздался жуткий звериный рев. Это ревел Губерт.
   В три прыжка Фред вернулся назад, легкой бабочкой взлетел на дерево и увидел уже действительно страшную картину. Три черных воина повалили Губерта на землю и рубили его мечами. Тот отбивался, но вряд ли, истекая кровью, мог противопоставить им что-либо существенное.
   Невесомой тенью Фред сорвался вниз и обрушился на врагов, подобный горной лавине. Через мгновение  все перемешалось, превратилось в один рычащий, визжащий, звенящий, лязгающий, кровавый ком.
   И так же внезапно всё остановилось. Неожиданно маленькая полянка огласилась мощным и раскатистым басом, прооравшим во всю мочь имя Фреда. Кровавый комок распался, и головы всех дравшихся повернулись в сторону крика.
   Избитый, исколотый, весь в крови, Предводитель вырлов вдруг увидел самого себя. Это было не отражение в воде, не сон и не гипноз. Перед Фредом на самом деле стоял еще один Фред, похожий на него, как одно семечко подсолнуха походит на другое. И при этом, второго Фреда окружали трое гуров. Загадочный тигр-двойник грозно скалился и злобно щурил желтые глаза.
   - Что, Фр-р-ред, не ожидал? – прорычал двойник ехидно, -  Ну вот, теперь мы с тобой и посчитаемся.
  Голос у этого зверя был довольно скрипучий – заметно, что стариковский. И откуда только взялся этот мощный рёв?
   - Кто ты, брат? – тихо спросил Фред, - Зачем ты водишь с собой этих ублюдков?
  - Х-хе-хе-хе! – не то засмеялся, не то закашлял двойник, - Бр-р-рат! Слышали? Сам король Фредерик назвал Горацио братом. И сразу же – ублюдком! Как это понять, синьоры?
  - Горацио… - смятенно прорычал израненный Губерт за спиной Фреда, - Слышишь, король? Эта мерзкая, подлая сволочь, выдающая себя за тебя, на самом деле – Горацио Жестокий!
  - Ну конечно! – Фред оскалил свои огромные, безупречно белые зубы. Глаза его покраснели. – Приготовься к драке, Губерт.
  Несмотря ни на какие раны, они готовы были снова вступить в бой. Но видимо, подлости Главного Гура не было предела. Бою он предпочел хитрость. Как раз в этот момент сверху на разъяренных вырлов упала веревочная сеть, и Фред с Губертом запутались в ней, как мухи в паутине.
   Связанный, спутанный Фред злобно взирал на врага сквозь ячеи сети.
   - Ты убьешь нас, Горацио?
   - Хо-хо-хо! – снова зашелся натужным, нездоровым смехом Главный Гур. – Нет, Фред, я пока сохраню тебе жизнь. Пусть её у тебя отнимут чуть позже твои же лучшие друзья. Эта сеть – волшебная. Она выпустит тебя и твоего прихвостня только после того, как я и мои молодцы в вашем обличии нападем на двух ничего не подозревающих харимбдских мразей посреди леса. Мы помучим их, как кошки мучают мышей, и отпустим. И вся округа узнает, какие вы, вырлы, добрые друзья! Хо-хо!.. а теперь прощай, Фред. Надеюсь, что, если при следующей нашей встрече верх случайно возьмешь ты – то вспомнишь, как я сегодня был великодушен к тебе. Ну, прощай же!
   Горацио удалился, нервно помахивая хвостом.
*  *  *
       
   - Все свободны. – Изрек Лионель Корвальо, оправившись от удивления, - Через четверть часа офицеров и вас, Беллино, жду в штабной палатке.
   Трофеи он забрал с собой.
    Роланду положил Алоизу руку на плечо.
    - Отойдем в сторонку. Расскажешь, как мои дела.
    Оба неспешно зашагали к приграничной полосе. Сейчас там никто не околачивался, и можно было поговорить по душам.
    - Она написала тебе ответ, - сказал Алоиз без предисловий, - Но, судя по её лицу, в этом ответе нет ничего обнадеживающего.  Вот, держи.
   Роланду схватил письмо, перевернул его и принялся с жадностью читать.
   Ответ Лючии был тоже стихотворным:

Огнь души твоей я оценяю,
Будь доволен, верный мой солдат;
Но тебе я сердце не вручаю –
Ты тому и сам бы не был рад.

Рассуди – тоскливо будет житься
Соколу свободному в клети;
Днем и ночью станешь в кровь ты биться,
Сам еще завоешь: «Отпусти!»

И моя родня тебя не примет,
И твоей меня не полюбить.
Здесь, на севере, для нас не климат.
Нет, солдат, с тобою мне не быть.

Мы совсем с тобою не похожи,
Как морская пена и гранит.
Но за чувства благодарна, всё же.
Ну, прощай. Господь тебя хранит.

   Голова Роланду поникла, как крона старого дуба. Он тяжко вздохнул и выронил листок из рук.
   - Держись, amigo. – сразу же понял его состояние Алоиз, - Не всё в жизни происходит, как нам хочется. И вспомни, что сказал тебе её отец. Одной любви здесь мало; нужна настойчивость,  нахальство, удаль. А ты, между нами, и начал-то не впечатляюще…
  - А как следовало начинать?! – вскинулся Роланду – Ты вот тут корчишь из себя донжуана, а сам, поди…
  - Что ты имеешь в виду? – насупился Алоиз.
  - Да ничего. Ты материалист. Во всем видишь только земное, низменное…
  - Перестань. Не говори того, чего не понимаешь, романтик хренов. Пора бы знать, что женщины любят либо героев, либо несчастных. Ни тем, ни другим ты Лючии не показался. И поэт ты – так себе. Вот и результат.
   - Что же мне, погибнуть за неё, что ли?
   - А ты бы не хотел?
   Роланду посмотрел в небо, еще раз вздохнул, махнул рукой, плюнул и зашагал обратно, к полигону.
    Прежде всего, он там услышал следующий разговор  Рамона с Джулиано, которые фехтовали друг против друга на учебных мечах:
   - Что, видел принцессу? – спрашивал Джулиано.
   - Ну, видел. – Отвечал Рамон.
   - И как впечатления?
   - Посидели, поговорили. Песни ей пел под гитару.
   - И теперь ты как? Ничего? – подмигнул Джулиано, - А то тут все обычно…
   Ответить Рамон не успел – ощутил на своем плече тяжелую руку Роланду.
   - Повтори, что ты сказал! – молвил Роланду стальным голосом
   - Я не понимаю вас, сеньор…
   - Повтори, что ты сказал!!
   - Еще раз не понимаю. Сеньор, я не хотел ничего плохого…
   - Всё ты понимаешь, маленький змееныш! Ну-ка, пошли со мной!
   Мощный Роланду легко оттащил Рамона за палатки и принялся трясти его за плечи.
   - Значит, это из-за тебя, змееныш, она ответила мне «нет»?! Говори прямо!
   - Да кто она-то?
   - Будто не знаешь! Принцесса Лючия.
   - Ах, сеньор! Значит, вы тоже влюблены в неё. Какое совпаде…
   - Что значит «тоже», клоп ты вонючий? – продолжал бушевать Роланду.
   - Подождите, сеньор, но ведь вы не станете бить меня прямо здесь и сейчас? Это нечестно, некрасиво. Мы с вами не в равных условиях…
  - Ч-черт, ты прав! – у Роланду опустились руки, он подошел к бочке с водой, зачерпнул ковшом, долго пил, храпя и булькая, как добрый конь, а потом предложил, отдышавшись:
  - Поступим так: определись до завтра с секундантом, и поутру будем драться с тобой на дуэли по всем правилам. 
  - Благодарю вас за отсрочку, сеньор. Я всегда к вашим услугам.
  - Пошел вон, змееныш, очень мне нужны твои услуги! – огрызнулся Роланду, однако ушел сам.
  Рамон шмыгнул носом и угрюмо побрел искать Алоиза.
  А тот в это время находился в офицерской палатке. Шел военный совет. Помимо Корвальо и Алоиза присутствовали Франсуа, Гомес, Баседдас и еще два офицера, доселе незнакомые нам, а один из них пока еще не был знаком и Алоизу.
   Корвальо сверлил Алоиза своим пытливым и нервным взглядом.
   - Рассказывайте, Беллино, что вы видели в Вырлском лесу этой ночью.
   - А у вас тут разве ничего не происходило? – задал встречный вопрос Алоиз.
   - Поосторожнее, Беллино. Имейте привычку отвечать на поставленный вопрос, не нарушайте устав!.. Лезьон, доложите обстановку. 
  - Да, господин полковник. – Поднялся со своего места Франсуа, - Докладываю: ночью в основном  было тихо. Замечено, однако, значительное перемещение вырлов вдоль границы; в первой половине ночи из леса доносился долгий приглушенный вой.
  - Волчий?
  - Возможно и волчий. Визгливый какой-то.
  - Спасибо. Беллино, дополняйте.
  -  Мы встретили на обратном пути тридцать пять копытных волков и почти всех их перебили. Потом нам встретился Фред Предводитель вырлов, он с двумя своими приближенными отчего-то напал на нас. Результат боя – у вас, господин полковник, на столе.
   - Так. И вы считаете, что копытные волки – это поменявшие облик вырлы?
   - Я ничего не считаю. – Покачал головой Алоиз, - Просто стою перед фактом: тигриные уши превратились в уши человечьи. Это странно.
  - Волчьи лапы при этом не изменились. – Вставил Гомес, - Значит, волки – не оборотни.
  - Простите, - поднял руку новый офицер,  - Объясните мне: если вы предполагаете, что вырлы – оборотни, то почему они не могут по своему желанию превратиться в людей, чтобы изгнать гуров, завладевших их страной? Мне кажется, если бы вырлы могли превращаться, они бы давно это сделали.
   - Вы в чем-то правы, капрал… как ваше имя?..
   - Диего Рохас к вашим услугам.
   - Вы правы, сеньор Рохас, в том, что вырлы при желании, вероятно, могли бы выбить гуров из страны. Но кто знает – может быть, они с гурами состоят в тайном союзе?
   - Ходят слухи, что вырлы – наши  союзники. Конечно, я здесь недавно, потому мало что знаю, и еще менее могу с уверенностью утверждать. – Сказал Рохас, - Но только сдается мне, что нас хотят стравить с вырлами враги. Те, кто напали на Беллино и Торреса в лесу под видом тигров – это гуры. Копытные же волки здесь вообще ни при чем. Это просто звери, охотящиеся стаей.
   - Сударь, вы не видели их вблизи. – Проворчал Алоиз. – Вы не глядели им в глаза. У них человеческий взгляд, проникнутый злобным разумом.
   Рохас принялся доказывать свою версию, потом вмешались другие, и разгорелся жаркий спор. Остановил его Корвальо, и сделал он это, как всегда, суровым окриком:
   - Баста, сеньоры! Тихо, я сказал!
   Все угомонились.
   - Итак, - молвил Корвальо, словно брякнул железом, - Сегодня нам нужно провести рекогносцировку. То есть, найти короля Фреда и поговорить с ним за жизнь.
   - Как в прошлый раз? – усмехнулся Алоиз, - есть ли в этом смысл? Если он обманул нас в прошлый раз, почему бы ему еще разок не притвориться?
   - На этот раз не пройдет. У нас есть улика – его отрубленное ухо.
   - Так ведь ухо-то человечье. Почему вы думаете, что у этого оборотня за несколько часов не отрастет новое ухо? И тогда он скажет, что вообще ничего не знает, не видел и не слышал.
   Корвальо посидел еще, подумал, порычал раздраженно и звучно стукнул кулаком по столу.
   - Вот моё последнее слово. Сегодня в ночь проведем разведку боем. Пойдем целой когортой, разыщем Фреда и, если он не предъявит никаких оправданий, разорвем этих вырлов в клочки, а вместе с ними и гуров. Пора положить конец этому безобразию!
  - Позвольте… - опять попытался поправить его Алоиз.
  - Не позволю! Когорту поведу лично я. Вы, Беллино, и молокососы из пополнения останетесь обеспечивать тылы. Военный совет на этом объявляю закрытым.
  И все поняли, что можно расходиться.
  Делая огромные шаги одеревенелыми ногами, мрачный, как туча, Алоиз пошел к своей палатке, нырнул в неё и нашел там мирно дремавшего Рамона. Алоиз тоже прилег, сунул себе в рот сухую соломинку и, жуя её, тоскливо пробурчал:
   - Загораешь? Давай-давай.… Сегодня будет славная драка в Вырлском лесу, но нас с  тобой оставляют на время её здесь.
   - Почему? – пробормотал Рамон, все еще в полудреме.
   - Потому, что я слишком много говорю, а ты – молокосос из пополнения. Так сказал наш сеньор Всех Напугаю.
   - А что за драка?
   - Разведка боем. Драка предполагается и, наверное, она будет. Я посмел спорить с сеньором Всех Напугаю, поэтому не иду. А ты и прочие новички нужны для обеспечения тылов. Так что спи себе спокойно. Дергаться пока некуда.
   Тут Рамон окончательно пробудился и приподнялся на локтях.
    - Дядя Ал, а дядя Ал…
    - Чего еще?
    - Значит, завтра ты ничем не занят?    
    - Ну, ночью я стану дрыхнуть тут, сторожить желторотиков, а утром… черт еще знает, что тут будет поутру!..
   - Дядя Ал, ты мне друг?
   - Так, знакомый… ты говори по делу.
   - А раз не друг, значит, не будешь мне помогать?
   - В чем помогать-то? Ну тебя к дьяволу, что ты гундишь, как муха?!
   - Понимаешь, дядя Ал, мне нужен секундант…
   - Кто?!.
   - Секундант. Завтра рано утром я дерусь на дуэли.
   Алоиз подскочил, как ошпаренный, и долго глядел на него, часто моргая глазами.
   - Что?! На дуэли? С кем? Почему?
   - С Роланду Оливейрой.
   Стоило Рамону назвать это имя, как Алоизу всё стало понятно. И сейчас же Алоиз налетел на юношу, как ястреб на мышь.
   - С Роланду? Ты же, сволочь, сам клялся, что никому ни слова не скажешь!
   - Ну, дядя Ал… конечно, я клялся… Так вышло, что же теперь кричать?..
   Алоиз загудел, завращал глазами, выругался, потом велел Рамону ждать его здесь и куда-то умчался. Вернулся через несколько минут грустный и какой-то помятый.
   - Я говорил с Роланду. Эх, всё без толку… ладно, буду твоим секундантом.
   Сказав это, Алоиз повернулся на правый бок и прохрапел вплоть до вечера. Уже в потемках его разбудил Франсуа.
   - Мы уходим в бой. Ты и Роланду остаетесь здесь за старших. Смотрите, чтобы никто из молокососов не нарушал порядка, и чтобы все было готово для отражения возможного удара.
   - А почему Роланду остается? – спросил Алоиз, изображая наивность.
   - Он что-то вдруг заболел. Спину заклинило. В его-то годы… ну, бывай.
   Когорта построилась в боевой порядок и растворилась в сумерках. Алоиз лишь грустно посмотрел вслед.
   Как раз в это время из дальней палатки появилась долговязая нескладная фигура, в которой он сразу узнал Роланду. С ним шел Рамон и кто-то еще.
   Трое подошли к Алоизу, и Роланду сказал:
    - Мы узнали о рекогносцировке и решили изменить время дуэли. Она состоится сейчас же – пока нам никто не мешает. Знакомьтесь, сеньоры, вот мой секундант Диего Рохас. Он из пополнения, поэтому остался и согласился помочь нам.
   Этот Рохас был небольшого роста, коренастый, расположенный к полноте. Хотя он был еще молод, его рыжая шевелюра успела заметно поредеть – видимо, от большого ума. Похоже, он был вечно простужен, так как поминутно шмыгал носом.
   - Мы знакомы. – Сказал Алоиз, и всё же пожал Рохасу руку.
   - Итак, господа, - деловито сдвинул брови Роланду, - Не начнем ли мы?
   - Можно начинать. – Отозвался Рохас, - Драться будем прямо здесь, пока еще не совсем стемнело. Кто из вас пострадавшая сторона?
   - Я. – сказал Роланду.
   - Как вы, Роланду Оливейра, намерены драться: до первой крови или до смерти?
   - До смерти. – Сверкнул глазами Роланду.
   Алоиз тем временем стоял, мучительно размышляя, как же все-таки предотвратить дуэль. В тот момент, когда прозвучали последние два слова, его вдруг осенило.
   - Стойте! Подождите! – воскликнул он, - Я отлучусь кое-куда всего на несколько минут. Не начинайте пока.
   - Через час тут будет так темно, что придется костер разводить. А на него сбредется вся камарилья. – Проворчал Роланду.
  - Дайте мне четверть часа. Но пообещайте, что без меня ни в коем случае не начнете.
  Алоиз вскочил в седло. Конь полетел стрелой по темному лесу, по наезженной уже дороге. Алоизовы шпоры впивались в его бока, и потому прыть Паладина росла с каждым шагом. Путь к замку Лючии Паладин уже заучил наизусть.
   Ветки хлестали Алоиза по щекам, но деревья расступались перед ним, словно зная о важности его миссии. Вот слева послышался лязг грандиозного боя, но Алоиз даже не глянул в ту сторону. Он спешил.
   Впереди показался замок. Он был тёмен – принцесса уже спала, а охрана не зажгла костров, чтобы не привлечь светом еще кого-нибудь страшного. Алоиз ворвался во двор ураганом. Паладин с ходу перемахнул стену и храпел, водил боками, не в силах сразу остановиться.
   Кто-то из свиты ухватил горячего коня под уздцы.
   - Стой! Да стой ты, каналья! А ну, слазь с седла! Кто такой?!
   - Это я, Беллино. – Крикнул Алоиз прямо в лицо охраннику. – Буди принцессу! Живо!
   - Ах ты, варвар! – ничего не понимающий страж хотел сдернуть Алоиза на землю, но тот спрыгнул сам, отшвырнул бриска прочь и опрометью бросился в замок прямо через парадный вход.
   - Ваше Высочество! Сударыня! А ну, вставайте, десять тысяч чертей!
   Крича так, он влетел прямо в спальню.
   Лючия уже не спала. Она сидела на кровати, возмущенно моргая прекрасными жгучими глазами.
   - Как вы посмели ворваться сюда, месье?! - от ужаса он потеряла голос, и получился хрип.- Немедленно убирайтесь! Сержант Каберне, выставьте его вон!
   - Вы должны немедленно ехать со мной на заставу! – Алоиз не обращал внимания на её слова. – Дорога каждая секунда. Если не успеем, случится беда!
  - Жанетта! Дорожное платье! – приказала Лючия.
  Алоиз уже начал закипать. Сколько она будет одеваться? Чего доброго, эти два дурака тем временем наделают дел!
   И он схватил принцессу на руки прямо в исподнем белье, растолкал набежавшую охрану и, выскочив во двор, снова взлетел в седло.
   Лючия пронзительно визжала, отбивалась, кусалась – ничего не помогало. Объятия Алоиза были железными. Поняв, что всё напрасно, она утихла, и здравый смысл начал возвращаться к ней.
  - Что случилось? – спросила она уже более или менее спокойно, - что вам от меня нужно?
  Алоиз вкратце рассказал ей о  готовящейся дуэли.
   - Позвольте! – воскликнула принцесса, - Роланду? Это тот чокнутый солдат, что писал мне стихи? А Рамон – это тот милый юноша, который так прекрасно пел под гитару?            
   - Да, именно они. И только вы можете остановить этих двоих сумасшедших.
  - Знаете, что, месье… пустите-ка, я сама быстрее доеду!
  И тут Алоиз почувствовал изрядный удар маленьким кулачком в грудь. Не успел он и глазом моргнуть, как кубарем полетел на землю. Лючия схватила уздечку, прижалась к шее Паладина, и тот, ощутив, что спина изрядно полегчала, еще прибавил ходу.
   Алоиз, скрипя доспехами, поднялся и лишь улыбнулся вслед принцессе.
   «Ураган, а не девчонка! – подумал он, - Повезет же кому-то из этих придурков!»
   Поблизости снова послышался лязг и крики. Когорта под командованием полковника Корвальо всё-таки нарвалась на бой. Подбежав, Алоиз увидел, что сражаются они снова с зелеными.
   Пару минут он стоял и растерянно глазел, пока прямо на него не свалился сам сеньор Корвальо, живой и здоровый, но порядком побитый.
   - Лопни мои глаза! Беллино! Кто вам позволил покинуть опять заставу?!
   - Я… я, сеньор… должен был…
   - Должен ты был, чертова рожа! А ну, в бой, проклятый увалень, или я задушу тебя сейчас же своими руками.
   И Алоиз бросился в бой.   
   А схватка и впрямь была нешуточная. Врагов было очень много. То тут, то там среди зеленых шлемов мелькали и черные.
    «Откуда они здесь, черт меня подери?! – думал Алоиз, - Неужто, и впрямь Черный Король добрался до нас? Кто бы знал? Кого бы спросить?»
     Думая так, он уверенно продирался сквозь бой, нанося яростные удары направо и налево. И вскоре увидел Франсуа, доблестно протыкавшего одним выпадом сразу троих зеленых.
    - Фран, друг! Не знаешь, что там, у вырлов?
    - Черт их разберет! Мы обшарили пол-леса и ни одного вырла не встретили. Волки их сожрали, что ли?
   - Прячутся, сволочи! У-у, твари! – Алоиз яростным движением разрубил бломского солдата пополам. – А черные-то, падлы, что здесь делают? И где Джулиано?
   - А я почём знаю? С начала боя был, а вот теперь куда-то исчез. Может быть, он…
   В этот миг толстая ременная петля захлестнула шею Франсуа. Он беспомощно взмахнул руками, сверзился с седла, и петля потащила его по земле.
   Алоиз скрипнул зубами, выругался и продолжал рубиться. Франсуа сгинул в сумятице живых и мертвых.


*  *  *

    Рамон, Роланду и Рохас долго стояли без дела у палатки. С каждой минутой становилось всё темнее. Полчаса истекали.
    - Что же, господа, - процедил сквозь зубы Рохас. – Как видно, сеньор Беллино запаздывает. Дальше ждать нельзя: вот-вот совсем стемнеет. Я спрашиваю вас в последний раз: не намерены ли вы позабыть обиды и пожать друг другу руки?
   - Ни за что! – ответил Роланду.
   - Ни в коем случае! – сказал Рамон в тон ему.
   - Тогда берите мечи и начнем.
   Оба противника вынули мечи из ножен, поцеловали Распятие на рукоятях и заняли боевые позиции.
   Всё это время Рамон хоть и превозмогал, но явственно ощущал в себе жгучий, сковывающий движения страх. Но когда Рохас скомандовал «К бою!», в это самое мгновение страх исчез, и накатила холодная сосредоточенность.
    Рамон начал дуэль решительным натиском. Роланду фехтовал в классической стойке. Первые два удара Роланду отразил легко, затем сымитировал контратаку. Рамон не понял, что это уловка, и нападал с прежним жаром. Впрочем, Роланду заставлял его раз за разом промахиваться. Постепенно выпады Рамона становились всё глубже, но клинок не доходил до цели.
   - Беллино скачет! – воскликнул вдруг Рохас, в очередной раз шмыгнув носом, - Несется, как угорелый. Остановитесь на минутку, сеньоры.
  Однако теперь их мог остановить разве что Господь Бог. Рамону показалось, что он нащупал слабину в защите противника. Как будто Роланду  хуже реагировал на удары в упор, чем на боковые. И Рамон радостно бросился вперед.
   А в это время из леса действительно появился несущийся во весь опор Паладин. Седок на его спине показался Рохасу странно маленьким сравнительно с Алоизом, кроме того, он был белый, как привидение, сжавшийся в комок и приник к шее коня, будто от страха.
   Странный всадник подлетел поближе, и стало ясно, что это девушка. Причем, не простая.
   - Стойте, чёрт вас возьми! – крикнула Лючия, как заправский полковник, осадив коня на полном ходу, - Прекратите немедленно! Я вам приказываю!
   Никто не повел и ухом. Рамон как раз опять промахнулся мимо груди Роланду, а тот, поймав его на противоходе, нанес коварнейший удар в стиле Гомеса, из-под колена.
   Пронзительно вскричав, дикой кошкой бросилась Лючия на плечи Роланду, схватила его за бицепсы и, хотя повалить не смогла, но удар смазался. Меч скользнул, скакнул и вонзился Рамону вместо груди в ногу.
   Мальчик охнул и упал на спину, судорожно согнув раненую ногу. Кровь брызнула во все стороны.


Глава 15

    Толстая ременная петля опустилась на плечи Франсуа Лезьона, сорвала его с седла и жестоко поволокла по земле. Сначала он дергался, пытаясь высвободиться, но быстро понял, что всё бесполезно. Петля давила его шею ниже кадыка, выбивала из сознания, не лишая при этом жизни. Держался Франсуа недолго. Мрачное забытье явилось даже облегчением тяжких мук первых нескольких часов плена.
    В забытьи он ничего особенного не увидел. Только красные петухи с огромными огненными хвостами беспорядочно сновали взад-вперед в темноте, и ужасный жар обуревал всё тело Франсуа.
    О пробуждении свидетельствовало лишь то, что красные петухи, в конце концов, исчезли, жар ушел, стало холодно и сыро. Кромешная тьма осталась.
    Он лежал на спине, по-прежнему в латах. Пол под нм был, видимо, каменным. Франсуа попробовал пошевелиться, но тело будто разламывалось от боли, и любое движение давалось с огромным трудом. Он пощупал свое лицо – всё в царапинах, ссадинах, кровоподтеках. Но, вроде бы, ничего не сломано. И то, слава Богу!
   Франсуа освежил в памяти последний бой и догадался, где, примерно, находится. Вероятнее всего в плену у гуров. Но один ли он тут?
   - Эй. – Тихо позвал Франсуа, привстав на руке и глядя в темноту, - Есть тут кто-нибудь?
   В ответ раздался чей-то ничего не выражавший стон.
   - Кто здесь? Кто ты? – спросил Франсуа ещё тише.
   - Я… я Джу… - промычал голос.
   - Как ты себя чувствуешь, Джу?
   - Худо мне.… У-у, дьявольщина! Всего ломает, как с недельного запоя. Руку, кажется, сломал. – Натужно хрипел Джулиано.
  - Тебе трудно говорить. – Заметил Франсуа, - Ну, лежи спокойно. Может, боль утихнет, может, за нами придут. Нужно надеяться.
  - Ты связан, Фран?
  - Нет, но эти сволочи отняли моё оружие. Туго нам придется.
   Время потянулось, как ленивый осел в гору. В этой промозглой тьме нельзя было определить его течение: два ли часа прошло, или два дня. Тупая боль от ушибов постепенно утихала, зато нарастало чувство дискомфорта, усиливался холод, и плюс ко всему что-то сверлящее и сосущее изнутри.
   - Есть хочу! – простонал Джулиано.
   - Терпи. – Простонал Франсуа, - Как твоя рука?
   - Лучше. Болит уже меньше. Может быть, и не сломал.
   - Видишь, уже хорошо. Наберись, наберись терпения.
   Но и самому Франсуа нестерпимо хотелось есть. А время шло, и ничего не менялось. Только мрак становился гуще, а голод острее.
   Джулиано продолжал ныть, что «голоден зверски и скоро загнется». Франсуа устал уже его успокаивать. В голову командира тоже полезли тёмные мысли. Он вдруг подумал: почему это гуры не связали их? Может быть, потому, что сюда, в этот каменный мешок, больше никто не придет? Их решили уморить голодом, холодом и сыростью? Почему же тогда сразу не убили, тварюги?!
   Вдруг что-то загудело, задребезжало, и всё помещение мелко затряслось. От той стены, к которой Франсуа и Джулиано лежали головами, стал исходить тусклый, багровый зловещий свет.
   - Что это?! – в ужасе вытаращил глаза Джулиано, - Не первый ли круг ада?
  - Даже если и так, всё самое страшное уже позади, - снова попытался успокоить его Франсуа, - В конце концов, ад – тоже пристанище для души.
  И вдруг раздался дикий хриплый хохот, будто из очень большой бочки:
  - Хо-хо-хо-о! Ну, что, почтенные сеньоры, поняли, почём фунт лиха? Хо-хо-хо!
  Голос был ужасно мерзкий, гнусавый и хриплый одновременно, аж мороз продирал по спинам.
  - Кто это говорит? – спросил Франсуа, изо всех сил стараясь скрыть волнение.
  - Это я-а-а-а! – продолжал надрываться голос, - Король Гуронии Горацио. А в Харимбде, Вырлии и Брисконии меня величают Жестоким.
  - Твои воины притащили нас сюда? – спросил Франсуа.
  - Конечно, не сам же я это сделал! Мне не пристало махать мечом и пачкать руки в крови. Я волшебник, а не бык для корриды! Не то, что некоторые…
  - Например?
  - Да есть тут два так называемых короля, - Горацио хмыкнул, - Один – вырл, другой – блом. На что первый – сволочь и скотина, но второго я ненавижу еще больше! Он называет себя великим Черным Королем, а сам только и знает, что скакать верхом да тыкать копьем в разную падаль! Он не лучше последнего ландскнехта из вашей вонючей братии!..
   На  этом месте Горацио. видимо, почувствовал, что говорит опасные вещи, и оборвал себя на полуслове.   
   - Ну, хватит! Вы готовы к пытке?
   Утихшее, было, помещение, опять затряслось и загрохотало. Джулиано взвыл от боли.
   - Перестань измываться над мальчиком, грязный, старый слизняк! – окончательно рассвирепел Франсуа. – Ты не видишь, как ему плохо? Что ты хочешь от нас, мерзавец?
  - Хо-хо-хо! – ржал Горацио, - Небось, вы думаете, что я хочу выведать у вас какую-то тайну? Как бы не так!  Нужны мне ваши вшивые тайны! Я мучаю вас сам, лично, и только потому, что мне нравится смотреть и слушать, как вы стонете, кричите и корчитесь.
  - И мы… умрем здесь? – пробормотал Джулиано.
  - Непременно умрете. А потом я высосу из вас всю кровь, как из дохлых мух. Ах, как я люблю пить свежую, дымящуюся человечью кровь! Я даже думаю – не высосать ли вас заживо? Отбиваться вы, всё равно, уже не сможете…
   - Ты чудовище! – злобно процедил Франсуа сквозь зубы, - Не человек, а мерзкое, кровожадное существо с хвостом крысы, задом орангутанга и мозгом моли! Тебя следовало колесовать сразу, как только родился!
   - Ой-ой, как страшно! – заходился смехом враг.   
   Джулиано медленно поднялся на ноги, хромая подошел к каменной стене и изо всех сил заколотил в нее железными перчатками.
   - Где ты, Горацио? Верни нам оружие и дерись с нами, как подобает мужчине! Я перегрызу тебе глотку, мерзкий ублюдок!..

*  *  *

   Бесстрашный полковник Лионель Корвальо был сам не свой от негодования. Он багровел, бледнел, становился зеленым в крапинку и вновь багровел. Перед ним стоял Роланду, смущенный, растерянный, опустивший очи долу.
   - Что за безобразие?! – кричал Корвальо, бурно жестикулируя, - До чего мы дожили! Вместо того чтобы храбро защищать свою Родину, мы уже направляем оружие против своих. Проклятье! Сначала вы нарушили один пункт устава, потом другой, а теперь уже третий! Что будет дальше?! Вы переметнетесь на сторону врага?!. Подумать только – дуэль!.. и с кем? С мальчишкой, у которого еще молоко на губах не обсохло! Кто дал вам право на это?! Кто?!
   - Любовь. – Мрачно проронил Роланду.
   - Что?! Кто?!
   - Неразделенная любовь двигала и движет мною, - собрался с духом Роланду, - Я ничуть не раскаиваюсь. Больше того, когда этот парень поправится, я буду требовать продолжения дуэли.
   - Что?! Вы сами-то поняли, что сказали? Да я вас!.. Да я…
   Корвальо походил ещё с минуту туда-сюда, потом сел за столик, обхватил голову руками и зарычал внутри себя, как чревовещатель. Потом он поднялся тяжело, как больной дряхлый старик, подошел совсем близко к Роланду и пронзил его своими красными, злыми глазами.
   - Вот что я решил. – Проговорил он медленно, словно подчеркивая каждое слово, - Я дам вам одно, последнее задание. Исполнив его, получите бессрочную увольнительную с военной службы. Положение около нашей границы с каждым днем становится всё напряженнее. Похоже, скоро разразится страшная буря и, если мы будем продолжать стоять неподвижно, мы, чего доброго, будем сметены к чертовой матери в самый Эреб. Я бы хоть сейчас поднял гарнизон в бой, но последние позиционные сражения и рекогносцировки повлекли большие потери, в том числе среди офицеров. Без подкрепления никакое наше развертывание ни черта лысого стоить не будет. И вот, я посылаю вас, Оливейра, в Брисконию…
  - В Брисконию?! – Роланду вытаращил глаза и раззявил рот, - В Бриско…
  - Да. И не орите! Я не знаю, что у вас связано с Брисконией, но ваше задание заключается в том, чтобы расшевелить короля Александра Фужера, чтобы он прислал нам в подкрепление когорту-другую. Вам ясно задание?
  - Ясно, дон Корвальо, еще как ясно! Я готов. Разрешите идти?
  - Идите. После выполнения задания можете считать себя свободным.
  Роланду повернулся налево, кругом и торопливо покинул палатку, улыбаясь и что-то еле слышно бормоча себе под нос.

*  *  *

   Алоиз Беллино сидел в лазарете, беседуя с Рамоном Альберто Торресом, который лежал на жестком матраце с перевязанной ногой. Лицо Рамона было бледно, однако светилось блаженством.
   - Сильно болит твоя рана? – спросил Алоиз.
   - А, ерунда, царапина… пройдет. Зато принцесса обратила на меня внимание!
  - Ты счастлив от этого?
  - Еще бы! Сама Лючия Брискская поцеловала меня в шею! Как она бросилась ко мне, расставив руки, закрывая меня от клинка Роланду! А тот стоял потерянный, сам не свой, и только мрачно посверкивал глазами. Кажется, дядя Ал, я хоть и пострадал в этой дуэли, всё-таки победил!
  - Ну, хоть ты чем-то доволен. Выздоравливай.
  Алоиз хотел идти.
  - Подожди. – Рамон вспомнил ещё что-то, - Ты знаешь, мне дали новое имя.
  - Как это?
  - Обыкновенно. Тебя, например, как парни называют?
  - Ал, или Благородный Убийца.
  - Вот, и у меня – вроде этого. Парни тут смеялись, что будто бы я совсем не такой, каким меня дядька Хорхе отрекомендовал. А раз так, значит, и звать меня следует иначе. Так и стал я Рамбертом…
  - Повтори.
  - Рамберт Неустрашимый Клинок. Так теперь меня зовут.
  - Хорошее имя, звучное… ну, бывай здоров.
  Едва Алоиз успел вынырнуть из лазаретной палатки, как напоролся на Роланду. Тот почему-то был снова печален.
  - Здравствуй. Что не в духе? – спросил его Алоиз.
  - Да глупости! – махнул рукой Роланду, - Там тебя Корвальо к себе зовет.
  - Сейчас иду… здорово он ругался-то?
  - А ты как думаешь? Было немножко. Зато он велел мне съездить за подкреплением в Брисконию.
  - Так чего ж ты печален? Вон, соперник твой раненый чуть не летает лежа – от счастья, что его принцесса поцеловала, а ты ведь к ней на родину едешь!
  - А я тоже веселюсь. Что, не заметно? Прыгаю, смеюсь, танцую от счастья. Не видно?
  - Не видно. Ну, я пошел.
  - Прощай, друг. – Пробормотал Роланду ему вслед, но Алоиз уже этого не услышал.
  Корвальо вызвал Алоиза для того, чтобы направить его в Гуронию на розыски плененных Франсуа и Джулиано, а заодно разузнать, что там еще замышляет Горацио. В помощь Алоизу Корвальо отрядил Гомеса.
  - Но вы обязаны вернуться, во что бы то ни стало!- строго предупредил их Корвальо, - Вы мои лучшие офицеры, как же я смогу воевать без вас?
  План вылазки проработали втроем. Решено было объехать Вырлский лес стороной, поскольку вырлы теперь враги. Нужно было постараться подкрасться к гурам исподтишка, да и вообще производить как можно меньше шума. Пусть, в случае удачного исхода, гуры думают, что пленники сбежали сами.
   Выехали, как обычно, сразу после обеда. Крюк предстояло сделать немалый, причем ехать приходилось по пустынным верхним землям Гоблиндии. Как известно, гоблины живут под землей, потому, что от солнечных лучей они, как и тролли, превращаются в камень. Гоблиндия достаточно обширна, и раньше они то и дело по ночам выходили разбойничать наверх. Постепенно все люди ушли с тех территорий. Бороться с гоблинами совсем нелегко, потому что они берут во-первых, несметным числом своих полчищ, а во-вторых, разными прибамбасами, которые стреляют огнем и взрываются. В техническом плане гоблины ушли несколько вперед от прочего мира, и если бы не их боязнь солнечных лучей, они представляли бы из себя кошмарную опасность для всей Саламандрии. Они ужасно грубы и злы, и живут только войной. Но с другой стороны, они неустрашимые бойцы, каких еще поискать, и неутомимые труженики.
   Но дневное путешествие по тем землям особых приключений не обещало. Степь была просторна; небо нависало над ней грязными серыми лохмотьями. Вот опустился туман, густой, зернистый, и даль скрылась в нем, словно закутавшись в простыню.
   Гомес мужественно морщил нос, щурил и без того узкие глаза и сосредоточенно молчал. Алоиз пытался ломать лёд, о чем-нибудь поговорить с ним, но тот не отзывался, сохраняя вид старого, прожженного профессионала.
  - Почему ты, Гомес, всегда такой молчаливый? – наконец спросил Алоиз, Что с тобой происходит?
  - Есть люди слова, - вдруг ответил Гомес, - Есть люди дела. А меня когда-то прозвали человеком боя. Поживи с мое, и ты поймешь, что это значит.
  Теперь замолчали оба.
   И тут к дробному перестуку копыт их коней прибавился такой же перестук сзади.
  - Погоня? – насторожился Алоиз.
  - Похоже. – Отозвался  Гомес, быстро обернулся, пристально всмотрелся в туман и вдруг стал придерживать Дикаря. Алоиз, ничего не спрашивая, тоже натянул поводья Паладина. Оба, не сговариваясь, положили правые руки на эфесы мечей.
   Преследователи тотчас нагнали их. Это были два рослых бломских воина. Забрала их шлемов были надвинуты, мечи наполовину вытащены из ножен.
   - Сдайте оружие, харимбдцы, - молвил один из бломов глухо и сурово, - И следуйте за нами.
   - С какой это стати? – возмутился Алоиз негромко, в тон им, - Или бломы уже хозяева здесь?
   - Да, хозяева. – Холодно  молвил солдат, - Отныне верхние земли Гоблиндии принадлежат бломской короне. Вы нарушили пределы наших владений. Повторяю, сдайте оружие и следуйте за нами.
  - Да будет вам известно, сударь, что, если бы защитники Харимбды сдавали оружие всякий раз, когда им это приказывают, все мы давно бы уже стали рабами и вассалами разных зеленых,  черных, желтых и коричневых королей и тому подобных недоумков! – нагловато и со знанием дела бросил Алоиз.
  - Мне послышалось, или вы и, правда, оскорбили достоинство Черного Короля – нашего великого владыки?! – насупился блом.
  - А мы думали ему польстить. – Усмехнулся Гомес.
  Без дальнейших словопрений, бломы выхватили клинки и бросились вперед, один на Гомеса, другой на Алоиза. Первому блому можно было только посочувствовать. Всего два удара нанес ему Гомес, и черный воин пал на землю бездыханным.
  Разобравшись со своим непосредственным противником, Гомес паче чаяния и не подумал сразу же прийти на выручку Алоизу. Напротив, Гомес просто сидел в седле, уперев руки в бока, наблюдал и давал напарнику разнообразные советы:
   - Не зажимайся, атакуй смелее… так, так… справа внимательней,… а теперь вспомни, чему я тебя учил.
   В конце концов, именно это и помогло. Алоиз сделал два выпада, отразил контратаку, закрылся, выманил противника на себя и неожиданным ударом из-под левого локтя – как учили – поразил его в печень. Блом свалился мешком с коня и через миг был мертв.
   - Молодец! – похвалил Гомес, - Значит, и я не зря служу сверх срока.
   Алоиз тем временем рассматривал регалии убитых врагов.
   - Похоже, нам попались вельможные персоны, - сделал вывод он, - Вот этот, судя по эмблеме – маркиз. А этот – даже герцог.
   - Возьмем-ка мы их доспехи, - предложил Гомес, - Клянусь селезенкой Корвальо, это будет веселый маскарад! Ведь если этих ребяток боится вся округа, то и дедуля Горацио, возможно, испытает некоторый пиетет перед этими щитами.
   - Стоит попробовать, - согласился Алоиз, - Но тут многое зависит от везения. Если нас вдруг раскусят – мы будем бедные!
  - Да не мы, а селезенка дона Корвальо. – снова усмехнулся Гомес.
  Они быстро переодели доспехи и пустили коней неспешным, важным аллюром, каким обычно передвигались подданные Черного Короля.
   К вечеру перед ними предстала гурская столица, обнесенная высокой каменной стеной. У врат города стояли два охранника с алебардами в руках.
   - Кто такие? – спросили они хором, скрестив оружие.
   - Воины Великой Бломии! – изрек Гомес, на котором красовались герцогские доспехи; он старался говорить как можно глуше, сильно гнусавя.
   - Вы по поводу военного союза? – задал старший охраны следующий вопрос.
  - Какого союза? – на миг словно сковырнулся Гомес.
  - Как же?! Только третьего дня наш и ваш короли заключили военный союз против Харимбды. – поднял брови гур.
  - Это мы знаем, - вмешался Алоиз, - Но мы к вам по другому делу.
  На самом деле он был сильно потрясен и растерян. Военный союз гуров и бломов был для харимбдцев новостью, ничего хорошего не предвещавшей.
  - По какому делу? Назовите ваши имена и титулы! – напирала стража.
  - Я – герцог Хаманн, главный адъютант Его Величества. – Не сморгнув и глазом, надменно бросил Гомес, - А это – маркиз Шварцфельд, он тоже адъютант. И мы намерены разговаривать только с самим Горацио! Прочь с дороги, плебеи!
   Подавленные такой лихостью гурские охранки не посмели оказывать нашим героям противодействие. Гомеса и Алоиза беспрепятственно пропустили в город.
   Столица страны гуров была явно на военном положении. Здесь было очень мрачно. По нешироким улицам рыскали во всех направлениях отряды солдат, чуть ли не у каждого дома стояла охрана, и нигде не было видно ни одной женщины, ни одного ребенка.
   Алоиза и Гомеса все гуры принимали за бломских посланников, что и требовалось. От них сторонились, их явно боялись.
    «Если у них и заключен военный союз, то вряд ли он основан на дружбе и доверии, - подумал Алоиз, - Скорее всего, его основание – взаимный  страх. Так-так…»
   В королевские покои лже-посланники, опять же согласно позаимствованным образам, ворвались почти без церемоний. Горацио Жестокий сидел на своем троне зеленого цвета, и худощавое лицо его, обрамленное короткой рыжей бородой, со страшными, налитыми кровью, вечно прищуренными глазами, выглядело настороженным.
  - Здравствуйте, господа, - сказал он сурово, и слышалось в этом приветствии: «принесла вас нелегкая, чтоб вам провалиться!» - С чем пожаловали?
  - Я герцог Хаманн, главный адъютант Его Величества, уполномочен подписать с вами, могучим королем Гуронии, договор о нашей новой границе. – Изрек Гомес.
  - Я маркиз Шварцфельд, адъютант Его Величества, имею честь засвидетельствовать это. – Добавил Алоиз, удивляясь про себя, как это Гомес всё так быстро придумывает и так гладко говорит.
  Горацио пришел в недоумение.
  - Что-то я не очень хорошо вас понимаю. Какая такая новая граница?
  - Дело в том, - продолжал Гомес, - что совсем недавно Великая Бломия ввела в свои пределы  Верхние земли Гоблиндии.
  - Этого не может быть! Почему я ничего не знал?! – удивился Горацио.
  - Всё когда-нибудь узнают в первый раз. Это ваши проблемы. Но Владыка совсем не в восторге от того, что вы разъезжаете в гоблинских степях, как у себя дома. Договор вас ограничит.
  Горацио сильно помрачнел, но спорить не решился.
  - Ладно, черт с вами! Эй, там! Тащите гербовую бумагу!
  Один из двоих лакеев, стоявших по бокам от трона, быстро сбегал куда-то и принес длинный свиток гербовой бумаги и перо из павлиньего хвоста.
   - А где печать? – угрюмо спросил лакея Горацио, когда документ был составлен и подписан.
   - Она у канцлера, - объяснил лакей, - а канцлер сегодня выходной и, наверное, спит дома пьяный.
   Король мгновенно перешел от тихой, мрачной злобы к буйному гневу.
   - Печать! – заорал он, - Живо доставь мне печать, сволочь! Канцлера мне, немедленно! Всех повешу на заборе! твари!..
   «Ну, конечно! – мелькнуло в голове у Алоиза, - Конечно, страх! А как же иначе? Злодеи всегда исподволь боятся друг друга, хоть иногда и действуют заодно».
  - Чем пока займетесь? – спросил визитеров Горацио.
  Тут Гомес решил, что пора переходить к основным действиям.
  - Я не просто так сказал, что Владыке не нравятся ваши переезды по Гоблиндии, - важно молвил он, - Недавно был весьма неприятный случай. Скажи-ка, король, кто тебе позволил брать в плен подданных бломской короны?
  - Что?! – снова удивился Горацио. Брови его взлетели на лоб. – Когда это я брал в плен Черных?!
  - Не далее, чем вчера, - ехидно молвил «герцог Хаманн».
  - Врешь, тварь!.. – рявкнул, было, не сдержавшись, Горацио. Но, видя, что «герцог» схватился за меч, он тут же понизил тон, -  Вы неправы, господин герцог. Вчера у нас была небольшая стычка с харимбдцами, и мы захватили в плен двух тамошних  парней. Оба они сейчас находятся в подвале моего дворца. Никаких других пленников – ей-богу, герцог! – у меня нет.
   - У нас другие сведения. – Возразил Гомес, - Вчера трое наших воинов, переодетых в харимбдские латы, были направлены в расположение врагов, на разведку. К вечеру того же дня один из этих троих вернулся и сказал, что проникнуть в Харимбду не удалось, поскольку в Вырлском лесу наши парни попали в большую драку, и двоих из них ваши гуры утащили на аркане. Что вы на это скажете?
  - Как они выглядели? – пришибленно пробормотал Горацио.
  - Оба молодые, крепкие ребята. Один рыжий. Второй черноволосый, небритый, старательно изображает из себя бриска.
  - Да, это они, - не то вздохнул, не то простонал Горацио, - Что ж, я виноват, ничего не поделаешь, исправлюсь. Только… видите ли, господа, в таком случае еще один конфуз получается.
  - Какой конфуз? – навострил уши Гомес.
  - Понимаете… так получилось… одного из них… из ваших… мы уже… того…
  «Ах ты, мерзкая старая крыса!» – смятенно подумал Гомес, но полной воли чувству не дал.
   - Как вы посмели?! – гаркнул он изо всей мочи, - Да я вас… да мы вас в порошок сотрем!
  - Передайте Черному Королю мои искренние извинения, - пролепетал Горацио, разводя дрожащими руками, - Поймите, мы ничего не знали. Ваши солдаты ничего нам не сказали. Конечно, мы с радостью вернем вам оставшегося в живых. Пожалуйста.
  - Владыка будет взбешен! – процедил сквозь зубы Гомес, глядя в пол, - Приведите немедленно пленника, чтоб вам сгореть!
  - Умберто! – крикнул Горацио, обернувшись, - Слышишь, что сказано? Выполняй!

*  *  *
 
 
   - Я перегрызу тебе глотку, мерзкий ублюдок! – кричал Джулиано.
   Вновь раздался дикий хохот, подвал опять встряхнуло, и Джулиано повалился на пол. В следующее мгновение он почувствовал, как огромная железная ступня легла ему на ребра, с силой вдавив его в камни. Джулиано громко застонал.
   - Ощутил? – садистски изводился Горацио, - Это моя нога! Что, тяжело?
   Теперь Джулиано почувствовал, как увесистые невидимые кулаки стали выбивать на его боках барабанную дробь. С каждой секундой боль становилась всё невыносимей.
   - Фран, помоги! – взмолился Джулиано, тяжело дыша.
   Франсуа тоже довольно-таки тяжело поднялся, подошел к лежащему Джулиано, мысленно представил избивающего его Горацио и размахнулся, чтобы попасть старику по печени. Но сильный удар из пустоты легко отбросил Франсуа назад. Взводный упал и выругался сквозь зубы.
   - Сдаешься? – по-змеиному шипел между тем Горацио над полумертвым Джулиано.
   - Сдаюсь! – выдохнул тот, наконец, - Только не убивай!
   Едва Джулиано это произнес, раздался тихий щелчок… и Джулиано исчез. Вместе с ним исчез и Горацио. Подвал опять померк и перестал трястись. Франсуа остался один.
   Он продолжал лежать, ожидая, что колдун вот-вот вернется и устроит ему самую невыносимую муку, какую только можно себе представить. Но время шло, а никто не приходил. Багровые отсветы вдоль стен не загорались.
   «Похоже, он решил просто уморить меня голодом, мерзавец!» - думал  Франсуа, и такая смерть казалась солдату самой отвратительной из всех возможных. Хороша и пристойна для бойца смерть в бою, в борьбе. Противостоять же такой смерти не было ни возможности, ни особенного смысла.
   Франсуа закрыл глаза, и ему показалось, что он проваливается куда-то в бездонную пропасть, спиной назад, не то – вниз, не то – вверх…
    И вдруг сквозь кромешную тьму, как будто бы издалека послышался низкий мужской, усталый голос:
    - Вставайте сударь, и идите за мною.
    Ощущение падения в пропасть исчезло. Франсуа вновь почувствовал твердую опору и влажный, промозглый холод. Открыл глаза. Над ним стоял высокий, нескладный человек в зеленой ливрее, с костистым лицом, узким, как крысиная морда, и дымным взглядом.
    - Там по вашу душу пришли. – Добавил этот человек, и в голосе его явственно читалась мысль: ни дна вам, ни покрышки!
   Франсуа, тяжело дыша, поднялся и, волоча ноги, двинулся вслед за лакеем. Тот привел его в тронный зал. Горацио по-прежнему сидел на троне, а рядом стояли два бломских рыцаря.
    «Продаст в рабство» - обреченно подумал Франсуа; а впрочем, ему уже было всё равно.
    - Этот? – спросил у бломов Горацио.
    - Он. – Голос «маркиза Шварцфельда» заметно дрогнул. – Отдайте его нам, и мы имеем честь отбыть. С убийством второго нашего воина еще будут разбираться. Владыка на днях пришлет ноту… - и, обращаясь к Франсуа, произнес: - Приветствую вас, граф Тасфаут.
    Прежде, чем Франсуа успел как-нибудь выразить своё отношение к происходящему, дружеская рука легла ему на плечо, а в левом ухе раздался знакомый голос Алоиза Беллино.
    - Молчи, парень, это мы. Иди спокойно, не дергайся.
   Все трое двинулись к выходу.
   И вдруг…
   - Стоять, харимбдские сволочи, я распознал вас! – завопил Горацио.
   Те быстро повернулись обратно. Алоиз и Гомес схватились за мечи; у Франсуа меча не было. Все гурские солдаты, находившиеся в зале – а их там было не меньше двадцати – без команды обрушились на харимбдцев. Алоиз и Гомес, прикрывая спинами безоружного друга, успели нанести несколько разящих ударов, но вряд ли их хватило бы надолго. Но тут с грохотом отворилась парадная дверь, и на пороге тронного зала возник разъяренный Предводитель вырлов. Глаза его горели, шерсть дыбом, когти выпущены, а за его плечами стоял Губерт и еще четыре тигра. Громко рыча и хлеща себя хвостами, могучие звери ринулись в драку.



Глава 16
      
   К шести часам утра следующего дня усталая кавалькада в составе троих солдат и троих тигров примчалась на заставу. На двоих солдатах были черные латы, и дозорные схватились, было, за арбалеты, но Алоиз и Гомес, отрицательно взмахнув руками, подняли забрала, и охрана убрала оружие. Кавалькада одним скачком перемахнула пограничную полосу; бойцы соскочили с седел, а вырлы сели на задние лапы и, по выработавшейся за годы кошачьей привычке, принялись облизывать себе лапы и бока.
   Гарнизон обступил вновь прибывших со всех сторон. На вырлов глядели недоуменно.
   - Кто это? Что происходит? Где Джулиано? – доносилось отовсюду.
   - Тихо, ребята, тихо, - отдышавшись, заговорил Алоиз. – Могло быть и хуже. Как видите, Франсуа спасти удалось. В этом нам помогли вырлы – наши друзья. Пришлось слегка подраться с Горацио и его парнями. Если бы не Фред, Губерт и другие – некоторых мы отпустили по дороге – вряд ли что-нибудь удалось бы. Джулиано, похоже, погиб…
   - Какие вырлы, тысяча чертей! – зашумел, бурно жестикулируя, прибежавший в этот раз последним Корвальо, - Как вы додумались привести на заставу врагов! Всем башки посворачиваю!..   
   - Полегче, полковник! – оскалился Фред, на минутку прекратив умываться, - Мы вовсе не враги вам; откуда ты это взял?
  - Вот от него. – Корвальо указал на Алоиза, - Этот парень уже успел испытать на себе остроту ваших поганых клыков и когтей.
  - Да? – Фред задумчиво наклонил голову вправо, - Ну, так пусть этот парень сам теперь и расскажет тебе, как мы с ним только что вместе, плечом к плечу дрались с ненавистным Горацио, и теперь сановный гур лежит израненый в своем дворце. Жаль, что не удалось убить его совсем – это была бы неплохая месть за то, что он несколько дней назад пытался опоганить мое доброе имя! Чертов оборотень!
   - Кажется, начинаю понимать. – Пробормотал Корвальо. – Горацио… оборотень… черт возьми, так эти ублюдки, напавшие на Алоиза и Рамберта, были гуры! Проклятье! Я бы ни за что не догадался, пока бы мы друг друга не перебили!
   - Потому, что ты туп, как сточившийся коготь! – проворчал Фред, - А если бы был умным, знал бы, что в наше время быть каждому за себя – смерти подобно. На что уж гуры – падлы, а ведь тоже дружат с бломами. Да еще эти бобоголовые, будь они неладны! Поодиночке нас бы всех уже давно переловили и поубивали.… Но это еще не все, сеньоры. Мы принесли вам вести из стана врагов. Гуры, леманцы и бломы заключили между собой военный союз. Сам Черный Король давно уже здесь. Бломы бродят везде отрядами, как у себя дома, и именно на ваш участок границы стягиваются наибольшие силы для прорыва. Когда вся эта орда обрушится на вас, тут будет весело. Возможно, это случится со дня на день.
  - Да, - поник головой Корвальо, - Тревожные вести. Если они будут прорывать границу здесь, нам нужны ещё силы. Я послал Оливейру в Брисконию, но успеет ли подмога? И хватит ли нам сил с этой подмогой?
  - Ты можешь рассчитывать и на нас, полковник. – Промолвил Фред, - В конце концов, похоже, всем нам суждено сложить головы здесь, так зачем размежевываться?
  - Спасибо на добром слове. – Буркнул Корвальо.
  - Дочке моей тоже пора, судя по всему, уезжать к дядюшке, - продолжал Фред, - Надо бы сбегать к ней. Слушай-ка, полковник, у тебя тут есть один солдат Оливейра, он от нее без ума. Пусть бы съездил к ней, известил, что пора уезжать в Брисконию. Заодно бы и повидались перед долгой разлукой.
  - Слишком он был без ума. – Сказал Корвальо грустно. – Настолько без ума, что я его выгнал. Он тут подрался из-за нее с одним желторотиком.
  Фред недовольно покрутил головой.
  - Эх, полковник, полковник!.. Вечно ты рубишь с плеча, недолго думая! Ну, ладно, сбегаю сам. Я скоро вернусь. Когда будут прибывать наши, разъясни им диспозицию.
   Фред со своей свитой исчез в лесу, Корвальо, Франсуа и Гомес отправились в офицерскую палатку, а Алоиз побежал будить Рамберта. 
    Тот спал, как обычно, сном младенца. Веки его слегка вздрагивали, губы шевелились, как будто Рамберт  разговаривал с кем-то во сне.
    - Вставай, храбрый воин! – потряс его Алоиз за плечо, - Не то проспишь свою любимую.
   Рамберт подскочил, как ошпаренный.
   - А?! Что?! Как это?! Про…
   И Алоиз быстро рассказал ему о встрече с Предводителем вырлов, о новой ситуации в стане врагов и о том, что, вероятнее всего, скоро случится.
   Слушая его, Рамберт сидел, не шевелясь, точно оцепенел, а потом решительно вскочил на ноги:
   - Где Корвальо? – спросил он тихо.
   - Чего надо? – послышался грозный бас за его спиной.
   Рамберт обернулся к полковнику.
   - Сеньор Корвальо! Умоляю вас, разрешите мне съездить к принцессе! Поймите, что это последняя возможность нам встретиться.
   Полковник глубоко вздохнул, пожевал губами и, похоже, собирался выкрикнуть какую-то очередную команду, или прочитать нотацию нерадивому бойцу, но вдруг передумал, махнул рукой.
   - А, бог с тобой! Езжай, Торрес, и оставайся там, доколе тебя будут терпеть и не прогонят. Может, дольше проживешь на свете…
   Рамберт изрек короткий торжествующий возглас и стремглав помчался туда, куда рвалась его душа.
   И опять ветер свистел в ушах, ветки хлестали по лицу, и дорога так и летела под резвыми ногами белоснежного иноходца Лебедя.
   На балконе замка Лючии не было. Нигде не было видно ни сержанта Каберне, ни свиты, ни фрейлин – никого.
   Некоторое время Рамберт стоял на месте, растерянно озирая усадьбу. Неужели он не успел? Неужели все закончилось, даже толком  не начавшись?
   - Господин маркиз. – Послышался позади него тонкий, нежный девичий голос.
   Он обернулся. Лючия была здесь. Она сидела верхом на белом арабском жеребце, одетая в дорожное платье. Рядом с ней гарцевали пятеро солдат во главе с сержантом Каберне.    
   - Слава тебе, Господи! – выдохнул Рамберт, - Думал, уж и не увижу вас! Плохие новости, Ваше Высочество. Со дня на день грянет большая война.
  - Я знаю, Рамон. Здесь был отец и всё мне рассказал. Что ж, я собираюсь ехать в Брисконию.
  - Да, - молвил Рамберт печально, - Война разлучает нас. Но я люблю вас, Ваше Высочество.
  - И я тоже люблю тебя, мальчик…
  Принцесса склонила голову набок. Они теперь стояли на лесной тропке одни-одинешеньки. Каберне и солдаты оставили их на время наедине.
  - Может, ну её к черту, эту войну? Поедем со мной в Брисконию, там поженимся, со временем дядька усадит тебя на трон. Будешь королем…

*  *  *

    Фред вернулся на заставу скоро и привел с собою не менее двухсот огромных, могучих вырлов-тигров. Корвальо поставил вырлов вместе с их Предводителем во вторую линию обороны, за спины рот Франсуа Лезьона и Гомеса. Роты Алоиза и Рохаса составили третью линию. Были еще и четвертая, и пятая линия.
    Они еще едва начали  построение, как вдруг с приграничной полосы донеслось:
    - К бою! Враги идут!
   Корвальо поднес трубу к глазам.
   Необъятная глазом черная масса колыхалась впереди. Были в этой массе отливающие золотом леманские доспехи, зеленые гурские и страшные черные бломские латы. Можно было рассмотреть и нагнутые копейные острия, натянутые луки и арбалеты. В первом ряду, рядом с копьеносцами, ехал под развевающимся черным знаменем бесстрашный Черный Король. Двух других монархов видно не было, но их знамена тоже реяли над войском. И не было тому войску числа.
   - Лопни мои глаза! Началось! К бою, ребята! Вперед!
   И Корвальо ринулся в бой во главе первой линии обороны. 
   Зазвенело, заскрежетало, захрустело. Взводы Лезьона и Гомеса ничтоже сумняшеся врезались, вгрызлись в стройные ряды врагов. На каждого харимбдского бойца приходилось не меньше шести противников, но Корвальо, Гомес и Франсуа стоили каждый целого взвода, да и рядовые солдаты старались не отстать от своих командиров. Лихой кавалерийский наскок защитников заставы возымел некоторое действие: в рядах союзного войска удалось пробить брешь. Харимбдцы перестроились клином и углублялись всё дальше. Если бы не разноцветные стрелы, кровожадными москитами летавшие над схваткой, может быть, удалось бы отбросить врагов. А так, изрядно поредев, первая линия обороны начала отступать. В бой пошли вырлы, ведомые Фредом. В свою очередь лучники из задних линий вовсю осыпали врагов стрелами.
   - Интересно, сколько их всего? – спросил Алоиз у Рохаса, взволнованно глядя на битву.
   - Тысяч шесть. – Промолвил Рохас с деланным равнодушием, и добавил – А мы числом и до тысячи не дотягиваем, даже с учетом вырлов. Вот и думай.
   Затрубили в рога, Рохас взмахнул мечом и устремился в бой. Алоиз – за ним.

*  *  *

   - Нет, - сказал Рамберт грустно, - Я не могу бросить ребят. Если они полягут все, то и я должен быть вместе с ними. Но… если мы отстоим заставу, или, хотя бы, останемся в живых, дождетесь ли вы меня, Ваше Высочество?
   - Я буду ждать тебя годы и годы. Я согласна ждать тебя даже с того света. – Ответила принцесса грустно.
   Тем временем подъехал Каберне с солдатами.
   - Ну что же, Ваше Высочество, пора. Прощайтесь скорее
   Принцесса поцеловала своего юного рыцаря в лоб.
   - Прощай, мальчик. Желаю тебе выжить и приехать ко мне.
   Некоторое время Рамберт с тоской в глазах смотрел, как принцесса и её свита отъезжают всё дальше. И вот уже они пропали за деревьями.
  Рамберт развернул Лебедя и тяжелым галопом поскакал обратно на заставу. В битву он врубился с ходу, не задумываясь, вошел в гущу черных, зеленых, золотистых и серебристых доспехов, как нож в масло.

*  *  *
   Алоиз медленно продирался вперед, раздавая удары разной силы направо и налево. Схватка засасывала его.
   - Настоящая баня! – поделился он с очутившимся рядом с ним Гомесом, - Дышать нечем, разрази меня громом!
  Тот был невозмутим, ровно дышал и только усиленно работал мечом.
  Только сейчас Алоиз заметил, что кроме Гомеса вокруг него нет ни одного харимбдца. Повсюду были враги. И, однако, стрелы, копья и мечи врагов не могли добраться до Гомеса,  а тот крушил гуров, леманцев, бломов одного за другим, и сам уже был весь перемазан их кровью. Кровью был измазан и Дикарь по самое брюхо.
   Алоиз пристроился сзади за Гомесом. Неустрашимому рыцарю Бронзового Щита казалось: Гомес рожден был для боя, и не выкован еще меч, могущий поразить сурового Гомеса. Во всяком случае, рядом с ним Алоиз чувствовал себя неуязвимым.
   Впереди в нескольких метрах замелькал бломский королевский штандарт. Гомес еще усилил натиск. Происходили какие-то чудеса: толпа врагов раздавалась в стороны. Вот уже наши герои увидели самого Черного Короля с залитым потом лицом, верхом на огромнейшем, взмыленном черном коне.
   - Слышь, Ал, - прохрипел Гомес, - Хочешь сразиться с королем?
   - Было бы недурно! – Весело отозвался Алоиз.
   - Тогда не отставай. Как только подойдем вплотную, бросайся на него. Я тебя прикрою.
   И вдруг Гомес резко выдохнул и повалился вперед. Чей-то клинок ударил его в грудь.
   Внутри у Алоиза всё сжалось, но уже в следующий миг ему некогда было думать ни о Гомесе, ни о чем другом, потому, что перед ним предстал Черный Король во всей своей грозной силе.
   Еще мгновение – и их мечи скрестились, высекая белые искры. Несколько отрывистых лязгов – и, если бы у Алоиза было время оглядеться  по сторонам, он увидел бы, что бой, по крайней мере, тот, что кипел в непосредственной близости от них, остановился и замер. Все воины, кто мог видеть Черного Короля, сосредоточенно следили за его поединком. Никто не бросался ему на помощь, да, похоже, он и сам не думал об этом.
   Черный Король был заметно сильнее Алоиза физически. Его удары были сравнительно бесхитростны, но так тяжелы, что Алоиз быстро почувствовал: долго ему против короля не продержаться. Тогда он попробовал применить тайный удар слева – уловку Гомеса, но – надо же! – король, похоже, знал этот удар, потому как без труда ушел от него, и нанес Алоизу мгновенно встречный удар – прямой в грудь, точно такой, каким он только что сразил Гомеса.
   В глазах кавалера Бронзового Щита потемнело, седло закачалось под ним; он подался назад, соскользнул со  спины Паладина и рухнул в траву. Король даже не поглядел, что с ним будет дальше. Бой пошел своим чередом.

*  *  *
   Первое, что увидел Рамберт, с ходу врубившись в схватку, были многочисленные спины вырлов: Фред со своими подданными всей массой напирал на врагов с правого фланга. Пробившись вперед, он увидел и самого Фреда, всего в кровавых разводах на морде и остальном теле.
   - Как там наши? – быстро спросил его Рамберт.
   - Плохо. Похоже, отступают. Корвальо, и тот погиб…
   Фред ушел дальше в сторону, а перед слегка растерянным Рамбертом возникла уже спина Франсуа. Тот сражался неутомимо, лицо его горело, глаза светились яростным азартом. Он сохранял веселость и присутствие духа, несмотря ни на что.
   - Ну, что, юноша, повидал свою любимую? – пропыхтел Франсуа, и даже подмигнул Рамберту.
  - Повидал. - Ответил Рамберт, помогая изо всех сил  ему отбить наскок бобоголового справа, - Уехала она восвояси, в Брисконию.
   - Счастливый ты, парень! – сказал Франсуа. – У тебя есть… а-ах-хо-о-о….
   Франсуа  не успел закончить фразы, как издал этот подозрительный, очень нехороший звук, и голова его, смахнутая коротким гурским мечом, упала под копыта лошадей. Конь Франсуа упал на колени, и тут Рамберт совершенно неожиданно увидел еще одно знакомое лицо. Среди боя, откуда ни возьмись, появился Джулиано. Только облачен он был в зеленые доспехи гурского солдата. В глазах недавнего всеобщего приятеля-весельчака сейчас горела лишь ненависть. Он напал на Рамберта голодным стервятником.
   Первый удар Рамберт отбил и, нанося ответный, воскликнул возмущенно:
   - Джу, ты что это, а?! Как у тебя совести хватило?!.
   - Я – воин! – изрек Джулиано, - Я воюю сам за себя. У меня нет друзей, есть лишь сеньоры и враги. Я служу тем, кто мне платит деньги!
   Говоря такие ужасные слова, Джулиано продолжал напирать, размахивая мечом.
   Они схватились, но дрались недолго. Как ни крути, а Джулиано превосходил Рамберта в искусстве  боя. Очень скоро юный наш влюбленный получил увесистый удар по шлему, зашатался, упал, и мир для него погрузился во тьму.
   Где-то сзади вновь трубили серебряные рога, слышался топот сотен лошадиных копыт – это Роланду Оливейра вел брисконские когорты на выручку харимбдцам. Но Рамберт этого уже не слышал.
   Очнулся он от того, что кто-то хрипло и тяжело задышал ему прямо в ухо. Тело Рамберта сейчас же отозвалось жуткой болью во всех без исключения конечностях и в каждой кости.
   Рамберт приоткрыл глаза. На него глядело перемазанное в грязи, окровавленное лицо Алоиза.
   - Не тужи, amigo! – говорил Алоиз. – Похоже, мы вышли из боя живыми. Теперь долго прокоптим с тобою небо!
   Рыцарь Бронзового Щита, сам порядком избитый и истерзанный, собрался с последними силами и потащил Рамберта дальше, прочь от схватки. Но еще ярдов через пятнадцать силы окончательно оставили Алоиза, и он уронил голову на кирасу Рамберта.
*  *  *
               
   Расхлябанная, шаткая, скрипучая телега скакала по камням и колдобинам узкой, поросшей мхом дороги. На телеге, растянувшись во весь рост, лежал избитый и искореженный Алоиз Беллино. Он очнулся и глядел усталыми, красными глазами на то, что творилось вокруг.
   Это был обоз той самой брискской когорты, которую привел Роланду. Телег всего было около сорока, и на каждой по двое, по трое лежали раненые. Рядом шли брискские и уцелевшие харимбдские солдаты. Алоиз увидел целых и невредимых Роланду и Диего Рохаса.
   - Ре-бята! – слабо улыбнулся он, - Ска-жите мне, чем за-кончился бой? Много ли наших уцелело?
  - Нас разбили вдребезги, - печально сказал Рохас, - Погиб полковник Корвальо, погиб Франсуа Лезьон. Гомеса нет в числе живых, но его не нашли и среди мертвых. Вырлов много побили, но они отошли в лес, сохраняя боевой порядок. Бриски помогли, но устоять на наших позициях не сумели. Теперь фронт отходит в глубь страны. Война началась, amigo, большая и долгая война. Граница прорвана.
  - Дядя Ал, ты здесь? – раздался с соседней телеги слабый голос Рамберта, - Все, дядя, кажись, отвоевались мы с тобой. У, чертовы ребра, как болят!
  «Лиза! – подумал Алоиз смутно, - Как-то там Лиза моя?»
  И её теплые карие глаза вновь встали перед его мысленным взором. Лиза была где-то далеко, в тылу, и в то же время здесь, рядом с ним, в его сердце. Она всегда будет с ним до самой его старости. До смерти…
  Алоиз опустил голову на мокрую прелую солому. Он ехал домой.   

*  *  *

   Франго I великий король Харимбды сурово сдвинул свои сизые брови.
   - Зачем вы явились ко мне, отставной капрал Беллино? – спросил он.
   Алоиз преклонил голову и встал пред повелителем на правое колено.
   - Ваше Величество, я был тяжело ранен в бою и более четырех лет лечил свои раны. Может быть, я и не гожусь теперь для жаркой битвы. Но я довольно крепок телом и духом и горю желанием служить Родине. Я приехал к вам, чтобы узнать, не нужен ли Вашему Величеству при дворе человек, способный пойти хоть на край света за вас, горы свернуть, море осушить…. да всё, что угодно! Хоть подать вам на шпаге самого Черного Короля!..
   - Так, так, - промолвил Франго, - Это слова настоящего воина! Я слышал, что вы, капрал, награждены Бронзовым Щитом.
   - Я ничего особенного не сделал для этого, Ваше Величество. Просто выпал такой случай.
   - И, однако, дорогой мой рыцарь, случайно эту награду не дают.
   - Смею ли я надеяться, что Ваше Величество примет меня на какую-нибудь службу, подобающую воину, нужную стране и королю?
   - Да, - изрек Франго, - Я назначу вас фельдъегерем по особым поручениям. Здесь понадобятся и ваши стальные мускулы, и верное сердце, и острый меч. Сверх того, теперь вы вступаете в орден рыцарей Меча Воздающего, служащих лично мне.
  - Рад стараться, Ваше Величество!
  - Готовы ли вы заступить на службу немедленно?
  - Готов.
  - Тогда сразу же после обряда посвящения садитесь на коня и поезжайте в Фалкирию. Вы повезете тамошнему королю секретное письмо. Придется проехать через оккупированную Бломией территорию. Будьте осторожны.
  Спустя полчаса Алоиз отправился в путь в полном фельдъегерском облачении. На зеленом «поле» его щита был изображен огненный меч с золотым нимбом и девиз: «Король и Родина».
   До Фалкирии он добрался за два дня. Прибыл в столицу, передал депешу и повернул обратно.
   Перед ним лежал город, в котором живет Элизабет Гамильтон. И сейчас ему надо повидать Лизу. У него есть её адрес.
   Алоиз легко нашел ту улицу; нашел дом – мрачноватый особняк в готическом стиле, похожий на древний замок. Пи виде такого дома и на душе Алоиза потемнело.
   Он спрыгнул с седла и постучал массивным железным кольцом в дверь.
   Ему открыл пожилой лысый дворецкий с седой бородой.
   - Здравствуйте, сударь, - сказал старик, - Что вам угодно?
   - Живет ли здесь госпожа Элизабет Гамильтон? – с трепетом в голосе спросил Алоиз.
   -  Госпожа умерла три года тому назад, - угрюмо ответил дворецкий, - Она родила мальчика и скончалась от тяжелых родов.
   Алоиз опустил голову. Помолчал.
   - А где же мальчик? – спросил он в последней надежде.
   - Ребенка увез брат госпожи, Майкл Гамильтон. Он сказал, что и эту страну вскоре разорит Черный Король, и он, Майкл, хочет уберечь того, кто сможет в будущем отомстить этому варвару. А кто вы, как ваше имя?
   - Теперь это уже неважно. Прощайте.
   Алоиз снова залез в седло, и лишь отъехав от Фалкирии довольно много миль, без воды, еды и отдыха, уже на родной земле спешился, лег на траву, и прошибла храброго воина скупая мужская слеза.
    Над Саламандрией вставало солнце.
 
 
ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧЕЛОВЕК БОЯ

Глава 1

   …Океан. Тихое побережье. Сине-зеленые языки прилива ласково лижут прибрежный песок, искрясь на солнце и  перешептываясь друг с другом о чем-то далеком и волшебном. Мирная, благостная картина. Солнце садится за горизонт, окрашивая воду в ярко-рубиновый цвет. Цвет крови…
   Крови? Но ведь всё вокруг так тихо и безмятежно. Орел сидит в гнезде, на дереве, растущем на прибрежной скале, и горделиво оглядывает окрестности. Его маленькие птенцы спокойно спят под защитой могучего родителя. Бояться им нечего.
   Постой, путник, погляди теперь на скалу чуть ниже, и ты увидишь – там, на еще не остывших от дневного зноя валунах, висит человек. Он прикован к скале цепями так, что свободна только его правая рука. И кружатся над ним черные птицы с медными клювами, и клюют они его обнаженный торс. Боль прожигает тело молниями, и кровь течет по нему длинными струями. Человек уже немолод. В бороде его черные пряди волос переплетаются с седыми, а лицо его испещрено глубокими морщинами – знаками мудрости. Наверно ему в его возрасте нестерпимы такие муки. Но ни одного звука – ни стона, ни крика не доносится из его уст. Черные же птицы клёкочут надрывно, так, словно мясо, разрываемое ими ядовито, и будто человечья кровь прожигает их насквозь.
   Можно ли долго и неподвижно наблюдать эту картину? Я чувствую: тебе хочется, путник, броситься на помощь старому мученику, а если это невозможно, так хоть уйти отсюда подальше, чтобы не видеть такого кошмара.
   Стой, подожди, страдания не вечны. Вот из темного горного ущелья позади этой мрачной картины  поднимается, как на крыльях, фигура, закутанная в длинный фиолетовый плащ. Похоже, это тоже человек. Он довольно высокого роста, однако парит над землей довольно-таки непринужденно, словно влекомый воздушными потоками
   Вот он подлетает к израненному узнику. Лица парящего человека не видно, а голос, доносящийся из-под плаща, так глух, что неясно, кому он принадлежит – мужчине, или женщине.
   - О, король, - говорит узнику этот глухой голос, - Не печалься. Я вручу тебе то, что избавит тебя от страданий.
   Фиолетовый плащ приподнимается, и рука незнакомца, затянутая в черную перчатку, протягивает королю длинный двуручный меч, клинок которого искрится таинственной зеленой аурой.
   - Кто ты? – спрашивает незнакомца король-узник, снова превозмогая боль.
  Но тот молчит. Фиолетовый плащ не позволяет рассмотреть его черты.
  Тогда король хватает принесенный незнакомцем меч  и начинает рубить им черных медноклювых птиц. Округу оглашает множество ужасных дребезжащих предсмертных криков, похожих на человечьи. Фонтаном брызжет  серо-зеленая кровь. Морские волны от нее темнеют и начинают испускать зловоние.
   Последний взмах меча – и последний черный вампир с воплем падает в воду. Одновременно с этим падают тяжелые цепи, приковывавшие узника к скале. Облегченно вздохнув, король становится на колени и целует остывшие камни.
   Тем временем волшебный клинок вспыхивает ярким пламенем и исчезает. А потом исчезает и весь этот пейзаж, словно кто-то выключил короткое и страшное кино. Нас снова окружает непроглядная мгла.

*  *  *

   Тихая деревня на западной окраине Харимбды. Вокруг – густой темный лес, прозрачные реки, луга. Тепло и уютно. А в нескольких десятках миль отсюда гремит война.
   Маленький, чуть покосившийся деревянный домик. Крестьянин сидит на крыльце, курит трубку и чинит рыболовную сеть. В самом домике, в комнате, на столе горит свеча. Мальчик лет тринадцати лежит на кровати, под одеялом. Молодая женщина – его мать – шьет что-то у стола. За окном поют цикады, наполняя знойный воздух еле слышной музыкой природы.
   - Мама, расскажи сказку. – Потихоньку просит мальчик.
   - А какую?
   - Про Найденыша.
   - Знаешь, Хасиндо, уже поздно. Да и велик ты уже для сказок. Не находишь?
   - Ну, пожалуйста, мама, расскажи! Я люблю сказки, я люблю слушать тебя. Я так быстрее засну.
  - Ладно, слушай. – Согласилась мать. – Значит, жил в одной деревне, похожей на нашу, пожилой крестьянин. Было у него пятеро сыновей. Все ещё маленькие; старший ещё только-только первый десяток годков разменял.
   А рядом с деревней был лес. Странный, загадочный, недобрый.
   - Вроде нашего, мама?
   - Что ты, мальчик! Наш лес гораздо хуже. От нашего знаешь, чего ожидать, и все равно, ходить туда очень опасно. А тот с виду был самый обыкновенный. И люди там пропадали нечасто. Главным образом дети. Пойдет какой-нибудь мальчик за дикими финиками, или за медом в лес – и не вернется. И почему – никто не знал. Взрослые люди тоже часто ходили туда, но с ними почему-то ничего не случалось.
   Вот однажды и к нашему крестьянину пришла беда: все его пятеро детей пропали в лесу. Ушли под вечер – и всё. Как ни метался мужичок – не мог найти детей, вернуть их назад. Совсем загоревал.
   Да ничего не поделаешь, надо жить дальше. И стал он жить, как придется.
   А у того мужичка в огороде рос горох. Высокий, развесистый, вьющийся.  Как-то стал крестьянин по осени урожай собирать…
   - А собирал он его как я?
   - Точно, Хасиндо, как ты. Два стручка в кузовок – один в рот. Вот раскрыл он очередной стручок, а там вместо горошин мальчик лежит. Маленький-маленький.
   Обрадовался крестьянин и жена его, тоже. Стал этот мальчик ему вместо сына. Назвали его Найденышем. Был он парнишкой умным и шустрым. Всё пытался самостоятельно делать, даже пахать выучился. Заберется лошади в ухо и командует, а она сама плуг таскает. Он и с животными умел разговаривать. Потом там же, в огороде, выкопал корчагу с золотом. В общем, не парень, а клад. Только совсем не рос.
   В лес ходить ему приемные родители настрого запретили – не хватало еще, чтобы и он пропал!
   Но всегда бывает так: что запрещают, того больше всего и хочется. Вот и наш Найденыш однажды взял да и сбежал.
   Идет он по лесной тропинке и удивляется. Солнышко светит, легкий ветерок обдувает, птицы поют… чего же тут  опасного?
   Вдруг – грох, грох, грох!..
   - Это великан, да, мама?
   - Да, сынок. Видишь, ты уже лучше меня знаешь.
   Тут раздался грохот, и вышел на тропинку страшный-престрашный великан: до самых глаз заросший черной шерстью, а глаза красные, огнем горят, пасть зубастая. Едва на Найденыша не наступил, уже и ногу занес. Но тут Найденыш подобрал с земли иглу дикобраза и вонзил с размаху великану её в пятку.
   Великан вскрикнул от боли, отдернул ногу и склонился над ним.
   - Это что за козявка кусачая? – спросил он сам себя.
   - Я не козявка! – гордо молвил Найденыш, - Я человек!
   - Ты?! Человек?! – расхохотался великан, - Да я таких, как ты даже не ловлю. Такими можно только в зубах ковыряться.
   - А каких ты ловишь? – спрашивает Найденыш.
   - Ну, скажем, раз в пятнадцать побольше тебя. Я их очень люблю – на завтрак, обед, полдник и ужин.
   Тут Найденыш вмиг понял, кто его братьев. Разозлился малыш и решил отомстить ужасному чудовищу.
   - И как он только не испугался, мама? – блеснул глазами Хасиндо, - Ведь такой маленький…
   - Можно, сынок, быть и маленьким, это не страшно. – Мягко ответила мать, - Можно быть слабым телом – это тоже еще не беда. Плохо быть слабым умом и духом. Тут уж, даже если ты великан, за твою жизнь никто не даст и дохлой мухи.
   Так вот, Найденыш и говорит великану:
   - А может, и я тебе на что-нибудь сгожусь?
   - На что ты можешь сгодиться? Не ковыряться же тобою, и правда, в зубах!
  - Я работать могу. – Говорит Найденыш, - Я и пошел-то сюда для того, чтобы где-нибудь денег родителям заработать.
  Великан засмеялся еще громче.
  - Деньги?! Да у меня их навалом! На какую же  работу ты хочешь наняться, громила?
  - Зря смеешься. Я действительно всё умею.
  Великан почесал в затылке. Он вдруг вспомнил, зачем ему нужен работник именно такого роста.
  - Ты мышей ловить умеешь? – спросил великан.
  -У-у! – воскликнул Найденыш, - Я их злейший враг! Они подыхают при одном моем взгляде! Я во всей деревне ни одной завалящей мыши не оставил!
  - Вот и хорошо. А то эти серые бестии совсем меня замучили. Ночами спать не дают, пятки кусают. Всю крупу сожрали, мясо не с чем варить. И ловить их я сам не могу – слишком велик. Значит, ты мне в этом поможешь?
  - А деньги мне будешь платить?
  - Какой разговор! Конечно! Ну, по рукам?
  - По рукам! Отнеси меня в свой дом, и я сейчас же возьмусь за дело.
  Великан жил в большой бревенчатой избе посреди леса. Днями он бродил по округе, а ночами спал дома. Спалось ему, по правде говоря, плохо: мыши вылезали из своих норок и принимались шуршать и кусаться. Великан бросался топтать их, но они тут же скрывались в норки; стоило же великану снова улечься, как все начиналось сначала.
   Найденыш сразу же обнаружил в избе множество мышиных нор. Найдя толстую, прочную и острую иглу на полу, чтобы применить её, если понадобиться, в качестве оружия, он углубился в одну из нор, а великан отправился по своим темным делам. Конечно, великан и в мыслях не держал бояться такого малютки.
   А Найденыш вовсе и не собирался убивать мышей. Больше того, он моментально нашел с ними общий язык…
   - И мыши рассказали ему про подвал. – Нетерпеливо дополнил Хасиндо.
   - Да, мальчик, мыши рассказали Найденышу про темный, сырой подвал, где взаперти томились много-много мальчиков и девочек, а среди них и все пять его братьев, живые и почти здоровые, только очень истощенные. Уже от них Найденыш узнал, что великан не ест человечины и лишь старается казаться страшным. Между тем он сам до смерти боится одного жуткого, зловредного призрака, для которого и ловит детей. А призрак питается детской кровью.
   Найденыш вылез из подвала, дождался возвращения великана, напоил его вином допьяна и разузнал у него всё об этом призраке.
   - И ты боишься его? – насмешливо спросил великана Найденыш.
   - А как его не бояться?! – воскликнул великан, заранее потея от страха – Вот увидишь его – сам перепугаешься.
   - Так он же бесплотный! – продолжал смеяться Найденыш, - Строго говоря, он – ничто. А ты такой большой и сильный…
   Великан продолжал мелко трястись и покрываться потом.
   - Ну, попробуй. – Настаивал Найденыш, - Когда он опять придет, сделай страшную рожу и зычным голосом прогони его прочь. Он сам испугается, вот увидишь.
   Чем больше великан пил вина, тем смелее становился. В конце концов, Найденышу удалось уговорить его.
   Ночью пришел призрак и потребовал свежей крови. Но расхрабрившийся великан зарычал, затопал и велел ему убираться вон. Призрак рассвирепел и сказал, что сейчас он сотворит нечто ужасное.
   - Попробуй! – поддразнил его великан.
   Но, как призрак ни пыжился, ни дулся, ничего ужасного сотворить так и не смог. Пришлось ему уходить, а великан стал свободным. Что об этом можно сказать, малыш?
   - Иногда Зло только кажется сильным и непобедимым, но если не проявлять трусости, оно ничего не сможет сделать. – Заключил Хасиндо.
   - Правильно, но это не всё. Даже если Зло действительно сильно и беспощадно, настоящая храбрость способна преодолеть его.
   - Я знаю это, мама.
   - Ты у меня умница, малыш! Ну, что же, дальше великан сам открыл свой подвал и выпустил всех детей на волю. Они вернулись к родителям. Великан превратился в человека обыкновенного роста, а Найденыш сделался в своей деревне настоящим героем. На том сказка и кончается. А теперь спи, Хасиндо. Уже очень поздно.
   А Хасиндо и так уже спал, еле слышно посапывая носом.
   И, глядя на него, молодая женщина вспомнила, как тринадцать лет назад они с мужем нашли у порога своего дома корзинку с маленьким мальчиком в фиолетовых пеленках. Неизвестно, принес ли его аист, или просто оставила какая-нибудь бродяжка. Так или иначе, а Хасиндо был подкидышем.

*  *  *
   
   Проснулся Хасиндо от ужасного шума, доносившегося с улицы. Слышался топот копыт, свист плетей и сабель, страшный треск и грохот. Матери и отца рядом не было. Дверь дома была распахнута, и за ней носились черные тени.
   Быстро натянув штаны, Хасиндо выскочил на двор и сразу же увидел бездыханного отца. Отец сидел на пороге, прислоненный спиной к косяку, одетый в ту же робу и сапоги, что и вечером, но головы на его плечах не было. Мать лежала рядом с ним, пронзенная в грудь тремя черными стрелами.
   Деревня горела. По ней носились всадники в черных латах, с факелами в руках, на огромных вороных конях. Перепуганные насмерть женщины и дети тщетно метались от дома к дому, а некоторые из них бежали к лесу в надежде там спастись. Мужчины пробовали защищаться. Хасиндо увидел, что отец все еще сжимает в мертвой своей руке топор.
   В мгновение ока мальчик выхватил это оружие из руки отца и бросился наперерез раскрашенному рыцарю с павлиньими перьями на шлеме и с маленькой короной над гербом на щите; этот герб изображал тоже корону, но с кровавыми звериными когтями на остриях.
    Хасиндо ухватил лошадь рыцаря за сбрую и замахнулся топором, намереваясь снести врагу голову. Но ни силы, ни сноровки у него, конечно, не хватило. Могучим ударом железной перчатки он был отброшен  в сторону. В следующее мгновение грубая пеньковая веревка захлестнула его  запястья и поволокла мальчика по земле вслед за взмыленной лошадью.
   С этого момента и далее Хасиндо потерял счет дней и ночей.  Мерзостная боль от ссадин, царапин и ушибов, полученных в то время, пока его тащили по земле, несколько помутила его сознание. Он видел, слышал и ощущал всё вокруг, как через густой, маслянистый туман. Он понял, что через некоторое время кто-то сильный и безжалостный поставил его на ноги, связал руки позади и ткнул в спину холодным, колючим наконечником копья. И Хасиндо пошел вперед, хотя ноги его очень ослабели и едва не подкашивались. Он упорно не позволял себе упасть, даже не видя того, как других пленников, которые, обессилев, падали, черные рыцари тут же на месте добивали. Может быть, он чувствовал это и шел с единственным желанием и целью – остаться в живых.
   Однажды на рассвете к Хасиндо подошел тот самый высокий блом в расписных доспехах и на очень скверном харимбдском сказал:
   - Мальчик, ты поедешь со мной в Бломию. Ты будешь работать на меня. Ты будешь мой холоп.
  - С чего это? – пробурчал Хасиндо.
  - Не рассуждать! Я выиграл тебя в карты. Да, кроме того, я же сам и захватил тебя в бою.
  Хасиндо сделалось противно. Он вдруг почувствовал себя вещью.
  - Как же мне, сударь, называть вас? – спросил он, впрочем, довольно покорно.
  - Хельмут Фогель, маркиз Вайсхелль. Но называй меня просто: господин маркиз. Понял?
  - Да, господин маркиз.
  - Zer gut! Как тебя звать?
  - Хасиндо, господин маркиз.
  - Хасиндо? Эт-то слишком длинно и сложно. Я буду звать тебя по-нашему, ну, скажем, Ханс. Понял?
  Он не спросил «согласен?», так как не потерпел бы возражений.
   - Понял. – Хасиндо обреченно махнул рукой.
   - Zer gut! Хороший ты парень, Ханс. Ну, иди за мной.

Глава 2

   Хасиндо спрыгнул с подножки черной кареты с короной маркиза на дверце. Он изрядно устал. Трехсуточный путь  по тряской дороге, да еще с глазу на глаз с неприветливой, ехидной бестией – маркизом Фогелем – вымотал ему всю душу.
   Впрочем, на то, чтобы осмотреться вокруг, сил вполне хватило. Хасиндо увидел, что находится на обширном  подворье старого рыцарского замка. Маркиз тоже вышел из кареты. Сейчас же к нему подбежал слуга в серебристой ливрее, тонкий, гибкий, как змея, и что-то спросил на чужом для Хасиндо языке. Фогель ответил и, указав рукой на Хасиндо, снова обозвал его Хансом.
   - O, mein liebe junge! – расплылся в улыбке слуга и, схватив Хасиндо цепкой, словно лапа стервятника, рукой за плечо, потащил его, как котенка, за собой.
   Вскоре они оказались на кухне. Две женщины в засаленных передниках и белых поварских колпаках поглядели на Хасиндо очень жалостливо. Лакей велел им накормить мальчика. Хасиндо налили большую миску красного супа, однако же, жидкого и пустого, и пока он ел, поварихи беспрестанно охали, ахали и всплескивали руками. Вероятно, как и все женщины в подобных случаях, они переживали, до чего этот ребенок хилый и заморенный.
   Несмотря ни на какие невзгоды, ел Хасиндо так, что за ушами трещало. Опустошив тарелку, он жестом попросил добавки. Поварихи, наверное, с радостью бы выполнили его просьбу, но тут слуга снова сцапал его за плечо и поволок прочь из кухни.
   - Потише! – отмахивался Хасиндо, - Ни поесть, ни вздохнуть толком не дают человеку!
   Лакей притащил его на конюшню и частично словами, частично знаками объяснил Хасиндо, что теперь ему надлежит работать тут. Мальчик кивнул головой, отослал лакея, но делать ничего не стал, а забрался на теплый ворох прелой соломы у яслей и заснул, полный скверных мыслей.
   Вообще-то ему повезло, особенно относительно многих других пленников. Работу, которую Хасиндо получил, никак не назовешь каторжной или чем-нибудь в этом роде. В имении маркиза Фогеля было всего семь лошадей; их необходимо было дважды в день накормить ячменем, сводить на водопой и один раз в день вычистить до блеска. Особого труда для Хасиндо это не составляло. Раньше, в родной деревне он зачастую помогал знакомому конюху. Сделать же маркизу какую-либо лошадиную пакость, например, перетравить всю конюшню, он не мог, поскольку любил этих благородных животных и не считал возможным и порядочным отыгрываться на них. Главная же неприятность заключалась в том, что почти все вокруг относились к Хасиндо как к ничтожеству, кормили редко – всего один раз в день, а серебристый лакей с дрянной улыбочкой то и дело порол его розгами за любую реальную или надуманную провинность. К счастью, силы у лакея было с воробьиный нос, но порол он Хасиндо, все равно, больно и с каким-то неестественным наслаждением. Подчас у паренька не хватало духу сдержаться и не закричать от боли; всё тело его было в рубцах.
   - Ничего. – Утешали его другие рабы. – Не падай духом, мальчишка. Кожа, загрубевшая от розог, со временем сможет выдержать удары и чего-то посущественнее.
   И Хасиндо верил в это, и старался ничем не выдавать мучителям свои страдания.
   Один раз любимый конь Фогеля вернулся из ночного без правой передней подковы. А как раз вечером того же дня маркиз собирался ехать на охоту. Понимая, что хозяин рассердится, если оплошность не будет исправлена ко времени, Хасиндо взял жеребца под уздцы и потащил упрямое, своенравное животное к кузнецу.
   Кузнец был ему знаком – такой же, как и Хасиндо, пленник из Харимбды по имени Гаудино. Этот высокорослый, широкоплечий, бородатый мужик с самого начала жалел мальчика, делился с ним своим скудным обедом, толковал с ним про жизнь, когда мог – не давал в обиду серебристому лакею.
   - Слушай, землячок, что ты все время на этой шорне околачиваешься? – спросил вдруг Гаудино, куя подкову. – Как я посмотрю, никакого толка тебе от этого нет. Шел бы ко мне в помощники. Мы с тобой оба – харимбдцы, и лучше бы нам держаться вместе.
   - Мы и так стараемся держаться вместе, дядька, - заметил Хасиндо.
   - Но этого мало. Я бы тебя выучил кузнечному делу. Это тебе совсем не повредит. А кроме того, - Гаудино помял руками готовую, остывшую подкову, проверяя её на прочность, затем подошел и сел на лавку рядом с Хасиндо, - Если ты станешь малость посильнее и поумнее, нам с тобой будет легче в скором времени сбежать отсюда.
   Мальчик просиял.
   - Правда, дядька Гаудино?! Ты решил сбежать?
   - Тихо, тихо, парень! Если какая-нибудь бломская скотина, вроде этого «майнлибэна», тебя услышит, нас попросту казнят… ну, ты согласен с моим замыслом?
  - Конечно! И надеюсь уже завтра стать твоим учеником.
  - Сразу видно, что ты смелый парень! Ну-ка, попробуй сам подковать коня. Я, конечно, помогу,  да это не такое уж трудное дело.
   Хоть и с превеликим трудом, но коня Хасиндо подковал. А вечером, когда Фогель заметил обновку, кузнец сказал ему, что у молодого шорника обнаружился талант к кузнечному делу. Ничего не подозревающий маркиз охотно разрешил ему взять мальчика в подмастерья.
   Жизнь Хасиндо опять изменилась. Поначалу Гаудино ничему его не учил, лишь кормил сытно, насколько мог, и заставлял поднимать и перетаскивать с места на место разные тяжелые железки.
   - Сначала ты должен нарастить настоящие мускулы. – Пояснял Гаудино.
   Хасиндо слушался каждого его слова, но изо всех сил тянулся к наковальне. Вскоре он уже достаточно легко поднимал огромную кувалду. Вот тут-то Гаудино и принялся его обучать по-настоящему.
   Прежде всего, Хасиндо учился ковать  самые обыкновенные тележные оси. Долгое время у него выходило то криво, то непрочно, то вообще ничего не получалось. Несколько раз он даже в отчаянии бросал всё и, хлюпая носом, уходил в дальний угол, но уже через час-другой брался за дело снова.
   - Молодец! – хвалил его Гаудино, - Харимбдцу не пристало ни в чем, никогда отступать от цели.
   И ни разу Гаудино не повысил на него голос. Вместо этого Хасиндо ругал и корил себя сам, когда было нужно. И по ночам ему мешал спать голос его погибшей матери: «Грош цена тому, кто слаб духом и волей! Помни об этом, сынок!»
   Постепенно оси у него стали получаться крепкими и ровными. Тогда он перешел на гвозди, потом стал делать наконечники для стрел и копейные острия. Потом принялся за топоры.
   - Всё это хорошо, - одобрял его труд Гаудино, - однако, то, что ты должен выковать в итоге, потребует от тебя гораздо большего знания и филигранного мастерства.
   Как-то Гаудино застал Хасиндо за ковкой небольшого кусочка серебра. Работа была довольно тонкой, и мальчик был совершенно ею поглощен.
   - А где ты взял серебро? – спросил Гаудино.
   - Я раскопал его в груде металлического мусора на заднем дворе. – Объяснил Хасиндо, - У меня есть подружка – повариха Клотильда – и я решил сделать ей подарочек на день рождения.
   - Неразумно дарить ей серебро, - проворчал старый кузнец, - что скажет на это маркиз?
   - Уж не боишься ли ты, дядька? – подозрительно посмотрел на него юноша.
   - А чего мне бояться? Я свое отжил. За тебя, разве, боюсь… ну, да продолжай. Посмотрим, что у тебя выйдет.
   На следующий день серебряное ожерелье было готово. Оно получилось просто изумительным: светилось изнутри; казалось, что в него вмонтировано не меньше десяти крупных жемчужин. Меж тем и серебро-то, что пошло на него, было самого низкого качества.
   Гаудино, увидев ожерелье, даже вскрикнул от восторга. А вот повариха наотрез отказалась от подарка.
   - Я не могу его принять, - сказала она, - возьми это ожерелье с собою в побег. Когда-нибудь у тебя будет любимая девушка, ей ты и подаришь эту вещицу.
   Короче говоря, ожерелье осталось у Хасиндо. А вскоре сильно оживившийся после этого случая Гаудино сказал мальчику:
  - Похоже, парень, пора тебе браться и за главное. Теперь ты должен сковать меч по твоей руке. Меч, который поможет тебе добраться до Родины.
   Хасиндо взялся за эту работу с еще большим жаром. На дворе валялась целая прорва разного хлама, и там нашелся подходящий кусок стали. Конечно, она была очень плоха, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Работать над мечом пришлось по ночам, чтобы никто не заметил. Гаудино помогал, чем мог, но основное Хасиндо делал сам. Дело подвигалось не очень быстро, но настала такая ночь, когда меч был готов. Он тоже светился изнутри магическим зеленым светом, а от его рукояти исходило живое человеческое тепло. Понятно было, что вместе с Хасиндо этот клинок ковали еще какие-то высшие силы.
   Но в тот миг, когда меч покинул наковальню и зашипел в кадке с ледяной водой, когда оба мятежника вытерли пот со лбов и счастливо перевели дух, откуда ни возьмись, как черт из табакерки, выскочил серебристый лакей и предательским фальцетом завопил во всё горло:
 - O, mein liebe Hanshen, mein liebe Gau! Наконец-то я вас поймал!
  Он жутко кривлялся, мешал харимбдский язык с бломским и прыгал от радости.
   Хасиндо схватил еще не остывший меч и бросился на лакея, желая размазать его по камням. Но было уже поздно. Мощная рука прибежавшего на шум Фогеля привычно сжала Хасиндо правую ключицу, и чудесный меч, печально звякнув, выпал из ладони мальчика.
   Побег сорвался

*  *  *

    У конюшни стояли два столба – коновязи. Но время от времени маркиз Фогель использовал их не по назначению. Вот и в этот раз к одному из столбов был привязан кузнец Гаудино, а ко второму – подмастерье Хасиндо. Обоим надлежало отсчитать по сорок ударов плетью. Сечь мальчика маркиз взялся лично.
   Они стояли рядом, подставив солнцу голые спины.
   - Крепись, парень, крепись! – тихо и сурово говорил Гаудино, - Только не вздумай кричать. Не доставь им такого удовольствия.
   - А ты уже смирился, дядька? – сморщил нос Хасиндо, - Это не дело! Я так до сих пор думаю, как бы вывернуться из этой переделки.
   Тем временем первый удар полоснул по спине мальчика, и тот скрипнул зубами от боли. Тут же плеть впилась и в спину кузнеца. Но ни одна скула Гаудино не дернулась.
   Второй удар – и вот уже две тонких струйки крови текут по лопаткам Хасиндо. Гаудино молчит, не меняясь в лице.
   Избиение продолжалось. Не дождавшись ни криков, ни мольбы о пощаде, маркиз Фогель с каждой минутой всё больше разъярялся. Удары его были тяжелы и злобны. Он постепенно входил в раж.
   Гаудино скалил зубы, сверкал налившимися кровью глазами и молчал, но терпение его подходило к концу. С Хасиндо же происходило нечто странное: с каждым новым ударом он все явственнее ощущал, что сила его прибывает, будто вливается в него эта сила из плети. Спиной он чувствовал мягкое, бодрящее тепло, исходившее, как он понял, от меча, висевшего на поясе маркиза. Хасиндо скосил глаза и увидел, что это тот самый меч, который он, маленький харимбдец, только что выковал своими руками.
   Это обстоятельство придало ему еще больше сил. Он решился.
   - Держись, дядька! Я иду в атаку!
   Веревка на запястьях Хасиндо лопнула. Он резко повернулся, и горящий взгляд его прожег насквозь маркиза.
   - Так, герр Фогель! – изрек Хасиндо презрительно. – Настало нам время разобраться в наших отношениях!
   И сделал два твердых шага к маркизу. Тот в это же мгновение сделал два таких же широких шага назад и схватился за меч.
   Конечно, маркизу стало не по себе – больше от неожиданности. Хасиндо понял это.
   - Что, герр Фогель, страшно?
   Вместо ответа маркиз выдернул меч из ножен и замахнулся. Кузнец даже зажмурил глаза, чтобы не видеть ужасной сцены. Меч свистнул в воздухе. А в следующую секунду раздался истошный вопль.
   Гаудино открыл глаза и сейчас же открыл еще и рот от изумления. Происходило следующее: по лицу Хасиндо текла кровь – этого, пожалуй, стоило ожидать, но вопреки всякой логике кричал вовсе не Хасиндо. Кричал, вопил, заходился от ужаса  сам маркиз Фогель,  потому, что сияющий клинок уже перекочевал в руки своего изготовителя и законного хозяина. Хасиндо крепко сжимал рукоять и продолжал надвигаться на врага. Выражение окровавленного, страшного лица мальчика не сулило Фогелю ничего хорошего.
   - Боишься, маркиз? – шипел Хасиндо злорадно, похоже, он  наслаждался силой и властью, - Бойся-бойся, мразь! Сейчас заплатишь за смерть моих родителей!
   - Генрих! Хайко! Дитер! – попытался Фогель позвать своих слуг. Те были поблизости, но и не подумали прийти на помощь своему господину. Вид разъяренного четырнадцатилетнего подростка с огненным мечом в руках нагнал на них такой ужас, что они не могли пошевелиться. И бессильный что-либо предпринять, Фогель упал на колени.
   - Пощади меня, молю тебя! Не убивай, я искуплю свою вину!
   - Ты искупишь её своей кровью, мерзкий бломский лизоблюд!
   Больше Фогель уже ничего не говорил. Его окровавленная голова, отделившись от плеч, покатилась по замусоренному полу к стойлам.
   Все сторонние зрители, кроме Гаудино, охнули в один голос и разом замолкли. Кровь не испачкала сияющего огненного клинка – свалялась в сгусток и упала на землю.
   Пока Хасиндо отстегивал ножны от маркиза и нацеплял на себя, пока он развязывал Гаудино и выводил  из стойла двух лошадей, никто из дворни не пошевелился. И только когда пленники скрылись вдали, бломы понемногу начали приходить в движение.

*  *  *

   Снова темный, тихий осенний вечер в Харимбде.
   Восточная часть страны. Небольшая деревня. Из окон домиков льется живой чуть колеблющийся свет. Цикады не стрекочут, ветер не дует, трава не колышется. Тихо.
   В доме на краю деревни мельник Луис Дельграно и его маленький сын Альваро сидели у стола при свете свечи. Мельник делал себе новые деревянные башмаки, а Альваро вырезал кораблик из деревяшки.
   - Стар я становлюсь, сынок, и слаб, - кряхтел мельник, - мешки таскать уже трудно. Мельница часто ломается, сеньор подать дерет – три шкуры, да и ты еще мал и без матери растешь. Эх, грехи наши тяжкие!.. помощника бы мне молодого, сильного, расторопного.
   - Папа, я скоро вырасту, помощником тебе стану. – Обещал Альваро.
   - Когда это еще будет, сынок… а до тех пор как бы нам с голоду не помереть.
   И тут послышался стук в дверь.
   Всё еще кряхтя, старый  Дельграно подошел к двери и открыл её. У порога стоял черноволосый юноша высокого роста и крепкого телосложения, в изодранной, грязной одежде. Выражение лица его было изможденное, а нос пересекал вдоль длинный бурый шрам. На поясе его висел меч в очень ржавых ножнах.
   - Доброй ночи добрым хозяевам. – Поздоровался юноша. – Не пустите ли меня переночевать?
  - А кто ты, как тебя зовут? – спросил мельник, тоже поздоровавшись.
  - Я Хасиндо – раб из Бломии. Я сбежал из плена. Когда-то я жил на западе Харимбды, но деревню мою сожгли. Друг, с которым мы бежали вместе, пропал.
  - Что ж, проходи и садись. Еды у нас мало, но ужин и ночлег ты получишь.
  Стоило Хасиндо только сесть на скамью и прислониться к стене, как веки его потяжелели и смежились, и сон обволок всё его существо.    

Глава 3

   Король Франго I проснулся в холодном поту.
   Он лежал один в своих королевских покоях, на мягкой перине. За окном чуть брезжил рассвет.
   Сон! И скалы, и океан, и жестокие путы, и медные клювы черных птиц – всё это оказалось лишь страшным сном могущественного монарха.
   Но отчего так содрогнулось его бесстрашное сердце? Что означало это мрачное видение?
   Франго вскочил с постели, раздернул гардины на окне и бросился к своим волшебным книгам. Брал их с полки одну за другой, листал и вглядывался в древние, горящие синим огнем буквы, руны, иероглифы. Но волшебные книги в то утро были туманны и так ничего королю и не сказали.
   Франго сел на свой трон и закрыл лицо руками. Он был сильно озадачен. Мысли его скакали. В глазах все еще рябило черными тенями. Щемящее чувство в груди его говорило, что всё это неспроста, и что-то должно случиться.
   Спустя еще четверть часа, король взял перо и бумагу и принялся писать указ:

Мы, Франго I могущественный король Харимбды, повелеваем:
Всем гадателям, прорицателям, провидцам и толкователям снов собраться завтра же, к полудню, к стенам королевского дворца. Того, кто сумеет разгадать королевский сон, ждет щедрая награда.

    Но не успел король толком оформить указ, как дверь в покои тихо отворилась, и к нему вошла та самая фигура из его сна, в длинном черном плаще. По её голосу он понял, что это женщина.
   - Не спеши, король, с указами, - сказала она, - ибо никто из мудрецов этой страны, а равно и сопредельных стран, не сможет тебе помочь. Что уж говорить, если ты и сам не справился с этим!
   Любой другой король в подобной ситуации  немедленно закричал бы что-нибудь, вроде: «Как ты смеешь указывать мне, несчастная?!» и выгнал бы неизвестную женщину вон. Любой, но не Франго. Он просто спросил:
   - Что же мне делать? Кто поможет мне?
   - Я помогу. – Ответила женщина, по-прежнему не открывая своего лица. – Я прилетела издалека специально для этого. Мне нечего бояться гнева твоих врагов. Терять мне тоже нечего.
   Всякая деталь в твоем сне что-нибудь значит. Например, скалы, к которым ты был прикован цепями – это твоя Харимбда. Конечно, ты здесь властитель, но не всякий высокий сан бывает в радость. Ты нужен Харимбде, и ты будешь защищать её до последнего вздоха, как бы тебе ни хотелось отрешиться и отдохнуть. Быть здесь королем – это не честь и не почет. Это – проклятие.
   Черные птицы, клевавшие тебя – это враги, окружающие Харимбду с трех сторон. Твоя свободная правая рука – это люди, верные твоему гербу, люди, на плечах которых пока еще держится, хоть уже и слабо, целостность и независимость твоей страны.
   - Но в начале сна у меня не было никакого оружия. – Напомнил Франго.
   - Это тоже важно. Это означает, что, каковы бы ни были усилия харимбдского воинства, все они могут кануть втуне. Ибо не обломать медных клювов голыми руками.
   Но потом у тебя появился меч. Волшебный клинок, сияющий зеленой аурой. Он означает человека в твоей стране. Между этим человеком и Злом с Запада существует мистическая связь. Этого человека необходимо найти и доставить сюда, потому что только он, хотя он еще ничего не знает, способен разрушить проклятие, тяготеющее над Харимбдой и всей Саламандрией. И этот клинок будет в руках этого человека в миг, когда он переступит порог твоего дворца.
   Ну, вот и всё, что я хотела сказать. Прощай, мне пора лететь.
   - Подожди! – воскликнул Франго, - Как зовут этого человека?
   - Его имя и всё, что связано с ним, ты узнаешь из волшебных книг. Помни лишь, что не стоит посвящать его сразу же во все подробности дела. Иначе вся затея будет обречена на провал. Ну, прощай же!
   Женщина превратилась в белую птицу и выпорхнула в раскрытое окно.
   Франго посидел в тишине еще некоторое время, обдумывая услышанное, почитал волшебные книги, и, наконец, густым монаршим басом повелел:
   - Алоиза Беллино ко мне!

*  *  *
   Со дня ужасного поражения и разгрома гарнизона четвертой западной харимбдской заставы прошло целых семь лет.
   Военное время тянется медленно, почти не движется совсем. Семь лет назад объединенные войска Бломии Гуронии и Лемании, прорвав границу, захватили приличный кусок харимбдской земли, но всю страну оккупировать им не удалось. Совместными усилиями харимбдцев и брисков враги были остановлены и даже немного отброшены назад. И все так же лилась кровь на харимбдской границе, изрядно отошедшей вглубь, так же гибли люди, горели деревни и заставы. Больше того, война, провоцируемая Черным Королем и его приспешниками, полыхала теперь и по всему материку. И с каждым годом народ Саламандрии все больше привыкал к войне, всё меньше задумывался об её причинах и способах её прекращения. Постепенно практически всем стало казаться, что война была и будет всегда, и это не что иное, как обычная, пусть и не лучшая из возможных, форма человеческого существования.    
    Страшно, когда так считают молодые. Но что тут поделать, при таких условиях им и негде видеть иное. Но старые солдаты и офицеры, тертые войной и судьбой, видели прежний мир и знали, за что сражаются теперь.
   Именно таким человеком и был, а точнее, сделался с течением времени королевский фельдъегерь Алоиз Беллино. Семь лет он прослужил своему королю верой и правдой, и, надо отметить, состоял при дворе на хорошем счету. До сих пор за все эти долгие годы не было случая, чтобы он не справился с каким-либо поручением.
   В ту ночь, когда королю Франго приснился вышеописанный кошмар, Алоиз Беллино не спал. Как раз накануне ему исполнилось ровно  тридцать три года, и всю ночь Алоиз сидел с двумя приятелями у себя дома за столом, и пил текилу из объемистой бутыли. Между тостами собутыльники вели невеселый разговор.
   - Всё-то вам неймется, достопочтенный сеньор Беллино. – Вальяжно рассевшись на стуле, мурлыкал толстый начальник королевской охраны дон Оттавио Гуидолин, - Живете, как сыр в масле катаетесь, а с каждым днем становитесь всё мрачнее. Что с вами?
   - Я просто не понимаю, как можно веселиться, подобно вам, - отвечал Алоиз, - ведь идет война, люди гибнут на границах, а мы тут существуем в каком-то самодостаточном, напыщенном, оторванном от всего истинно важного мирке, где правят четыре стихии – деньги, зависть, жадность и…
   - Любовь, черт вас возьми, сеньор Беллино! Миром правит любовь. Плюньте вы на всё и женитесь – сразу смените свое мировоззрение. Покоя у вас в избытке, воли – тоже. Что еще нужно для счастья?  Разве не о такой – тихой, размеренной жизни мечтали вы, проливая свою и вражескую кровь на заставе? – вопрошал главный королевский ловчий Агилера.
   - Я и мои друзья мечтали о мире. А где он, этот мир? Оглянитесь, сеньоры, и вы поймете – вся жизнь сошла с ума… Ваше здоровье! – Алоиз опрокинул себе в рот очередной стакан, закусил целым киви и перевел дух.
   - Полно вам, сеньор Беллино! – махнул рукой Оттавио. – Все ваши друзья, которые остались в живых, сидят сейчас на своих задрипанных фамильных ранчо, пьют дрянное, кислое вино и ни о чем великом не помышляют. Только мы с вами добрались до высших сфер общества. Нет, что ни говорите, а мы – счастливые люди!
   - Вы не смеете оскорблять моих друзей, дон Гуидолин. – сурово изрек Алоиз, кладя ладонь на эфес меча.
   - Ну, готово! – развел руками Оттавио. – Вот вы уже напились, и теперь будете драться. Бросьте это, сударь. В конце концов, что вы видели в жизни, кроме этого меча, сапог полковника, кишок бобоголовых, да еще, может быть, женской…
   Прежде, чем он успел бы договорить, вдребезги пьяный Алоиз вскочил со своего стула и бросился на дона Оттавио с обнаженным клинком. Нанести удар он не смог – слишком был пьян. Оттавио отскочил в сторону, и Алоиз упал носом в дверь, растянувшись во весь свой немаленький рост.
   - Пойдем-ка мы, пожалуй, отсюда, дон Агилера. – осторожно предложил приятелю Оттавио. – Благородный сеньор изволил хватить лишнего; как бы не наделать глупостей…
   Незадачливые любители выпить на дармовщинку тихо ретировались. Алоиз остался один. Провалялся он всего несколько минут, а после этого встал, подобрал меч и подошел к зеркалу.
   Из чистого стекла на него глядел еще молодой, но довольно потрепанный человек с мятым лицом, заросшим красивой, но давно не причесываемой бородой, усталыми и строгими глазами, сломанным в какой-то давнишней схватке носом и двумя тонкими шрамами на смуглых щеках.
   Кого-то ему напомнило это угрюмое, изможденное житейской тягомотиной лицо? Кого же?
   Гомеса!
   «Есть люди слова, - вспомнил Алоиз слова своего старого друга, - есть люди дела. А меня когда-то прозвали человеком боя. Поживи с мое, и ты поймешь, что это значит».
   И вот теперь Алоиз и сам стал таким – человеком боя. Он отчетливо почувствовал это.
  - «Что вы видели в жизни…» - пробормотал он себе под нос гадливо, - Ах, чертовы философы!.. Сволочи!..
   Меч скрежетнул в стремительном выпаде. Зеркало разлетелось в мелкие осколки.



*  *  *

   Уже было совсем светло, когда в дверь к Алоизу тихо, но настойчиво постучали. Фельдъегерь ничего не ответил на этот стук,  тем не менее, в комнату вошел пожилой, сгорбленный слуга в черном сюртуке и, подойдя к лежащему Алоизу, слегка потряс его за плечо.
   - Сеньор! Просыпайтесь!
   Алоиз приоткрыл глаза, взглянул на него туманно и невнятно промычал:
   - Чего надо?
   - Сеньор Алоиз, за вами тут пришли…
   - Пошли их, Мачаду, к чертям собачьим. Я сегодня болен.
   - Вы слишком много вчера выпили, барин, потому и больны. Но тут дело, видимо, серьезное. Вас требует к себе король.
   При этом слове с Алоизом мгновенно произошла чудесная перемена. Быстрее молнии вскочил он с пола, подхватил меч и попросил принести другое зеркало. Приводил себя в порядок в большой спешке.
   - Мачаду! Подавай Корво!
   - Корво стоит оседланный у крыльца. – Отчеканил слуга.
   Алоиз бросился на выход, по пути надевая шляпу. У крыльца его уже ждал нервничавший посланник и молодой карий жеребец, взнузданный и в полной сбруе. Коня звали Корво. Он был сыном Паладина, безвременно почившего от тяжких трудов. Имя своё Корво получил в честь незабвенного героического полковника с четвертой западной заставы. Когда Алоиз подошел и вспрыгнул в седло, умное животное чуть скосило на хозяина свой фиолетовый глаз и с недовольным видом отвернулось. Запах, исходивший изо рта хозяина сегодня, ему не нравился.
   До дворца ехали молча. Алоиз был угрюм и то и дело смачно отплевывался. У парадного входа он, впрочем, несколько приободрился и вошел во дворец уже привычным чуть торопливым шагом. Посланник остался снаружи.
   В королевские покои Алоиз вошел тихо, по-кошачьи, даже без доклада. Никаких расшаркиваний и витиеватых приветствий от него не требовалось. Алоиз просто снял шляпу и акцентировано кивнул головой.
   - Вызывали, Ваше Величество?      
   Король придирчиво смерил его глазами, вмиг определив, в каком он нынче состоянии, но нотаций читать не стал; заговорил сразу о деле:
   - Да, сеньор фельдъегерь, я намерен вам поручить нечто очень важное. Когда вы справитесь с этим, я по вашему желанию, отпущу вас на все четыре стороны.
  - Буду рад исполнить любое ваше поручение, сир! – Отчеканил Алоиз и подумал: «Откуда он знает, что я хочу уволиться? Ах, ну да, он же волшебник…»
   - Действовать придется в строжайшей секретности. – Промолвил король. – Необходимо найти и привести сюда, в этот зал, живым и невредимым одного молодого человека. Ему двадцать лет от роду, он высокого роста, у него черные волосы и черные же глаза. Кроме того, вы узнаете его по двум приметам. Первая – это длинный резаный шрам вдоль носа. Вторая – в его руках будет меч. Вот этот.
   Король взмахнул рукой, и в воздухе появился колеблющийся фантом меча с клинком, отливающим ярко-зеленой аурой. Фантом повисел, помигал и пропал.
   - Запомнили?
   - Запомнил.
   - Это всё. Приступайте, прошу вас.
   Алоиз еще раз поклонился королю и покинул тронный зал.
   Только оказавшись в седле, он понял, что забыл спросить, как зовут этого человека. Но королевский дворец был уже далеко.

*  *  *

   Хасиндо поселился у мельника. Идти ему всё равно было некуда, впереди ему ничего определенного не светило, а Дельграно-старшему, как мы знаем, давно уже нужен был толковый помощник. Хасиндо сразу же рьяно принялся за мельничную работу. Мельницу они починили меньше, чем за неделю, и она завертелась лучше новой. Дань сеньору уплатилась как-то сама собой. У Дельграно даже появилось время сходить на охоту.
   Относительно чудесного оружия Хасиндо у юноши с хозяином вышел небольшой спор. Мельник говорил, что здесь, на востоке Харимбды, меч вообще ни к чему, и лучше его продать – выручатся большие деньги, и будет гарантия от похищения меча какой-нибудь шушерой, каковых тут околачивается много. Хасиндо на это ответил, что чёрта с два, что в меч вложена его, Хасиндо, душа, и что пока Дельграно не убьет его этим мечом тут же на месте, он ни за что с оружием не расстанется. Пришлось мельнику замолчать. Хасиндо соорудил для меча страшно неприглядный чехол из шкуры облезлой собаки и просто сунул клинок под свою кровать – там он вряд ли может попасться кому-то на глаза.
   Дальше, чтобы не забывать любимого дела, Хасиндо поставил во дворе маленькую кузницу и принялся ковать разные вещи на заказ. Мастером он за время пребывания в плену стал отменным, и очень скоро кузница стала приносить значительный доход.
   Так прошло семь лет. Хасиндо вырос и возмужал и в свои двадцать сделался настоящим богатырем. Но никогда не забывал он ни своих погибших родителей, ни бломского плена, ни кузнеца Гаудино – ничего, что случилось с ним в жизни. В последние годы его стала охватывать грусть по всему, что он потерял в детстве. Работа доставляла ему все меньше удовольствия, жизнь казалась серой и никчёмной, и душа его постоянно так и рвалась куда-то вдаль. Тем не менее, у него появилась новая подружка – маленькая цыганочка Кончита. Она была доброй и милой девушкой, но немного капризной и озорной. Отец Кончиты был садовником, мать – прачкой. Хасиндо любил Кончиту всей душой, но иногда у них случались ссоры из-за сущих пустяков, и тогда по нескольку дней они ходили врозь, дулись друг на друга. Подобные явления совершенно обыденны у молодых людей, они быстро возникают и быстро проходят, ничего не портя. Дружба и любовь после таких мелких ссор становятся только крепче.
    Как-то раз Кончите приснилось, что она разбила хрустальную вазу, подаренную ей же на день рождения. Ваза упала со стола и разлетелась на мельчайшие осколки с завораживающим малиновым звоном. У Кончиты от испуга похолодели уши,  она проснулась и сразу поняла, что сегодня должно что-то произойти. Тем более что на дворе была пятница, а сны с четверга на пятницу всегда сбываются.
   Она решила, что должна срочно увидеть своего Хасиндо. Поспешно одевшись и перемахнув, как мальчишка, через забор, отделявший сад от дороги, Кончита со всех ног понеслась на мельницу.
   Тем временем Хасиндо давно уже проснулся и направлялся в соседнюю лавку, чтобы купить коробку гвоздей и табаку для приемного отца. Он шел, не спеша, сунув руки в карманы, и вдруг увидел незнакомую девушку, шедшую ему навстречу с полной корзиной яиц в руке. Вдруг из-за поворота на полном ходу вылетела большая черная карета, влекомая парой вороных лошадей, пронеслась мимо девушки и скрылась, только-только не сбив её с ног. Девушка перепугалась, выронила корзину, и все яйца растеклись по земле.
   - Что я натворила! – всплеснула руками девушка. И тут же разрыдалась в три ручья.
   Разумеется, Хасиндо никак не мог остаться безучастным.
   - Что плачешь, красавица? – добродушно улыбнулся он, подходя.
   - Ах, сударь, неужели вы не видите? Я разбила полную корзину яиц, что несла домой к празднику. Денег у меня больше нет, и дома мне зададут трепку.
   - Растяпа ты, растяпа!.. Ну, не плачь же. У меня завалялась пара денежек; возьми их и купи еще яиц. Да не роняй больше.
   Слезы на щеках девушки просохли в мгновение ока.
   - Сударь, вы так добры! Что бы я без вас делала?
   - Да ну, пустяки. – Махнул рукой Хасиндо.
   - Разрешите, я вас поцелую. – Прочирикала девушка. И прежде, чем он успел бы что-либо возразить, она повисла у него на шее и крепко поцеловала в обе щеки.
   И подумать только! В этот самый момент из-за того же поворота, откуда недавно вылетела карета, появилась Кончита и, конечно же, стала свидетельницей последнего эпизода.
   Кровь бросилась ей в лицо, руки затряслись от обиды. Такою ее и увидел Хасиндо, когда оторвал от себя незнакомку.
   - Ой! – взвизгнула незнакомка растерянно. – И-извините пожалуйста.
   И убежала, подобрав полы платья. Хасиндо с Кончитой остались наедине.
   - Здравствуй. – Просто сказал Хасиндо. – Ты чего здесь в такую рань?
   - Чего я?! – сердито вспыхнула Кончита. – А ты?! Изменник несчастный!..
   И Кончита тоже убежала, вся в слезах.
   - Постой. – Негромко позвал её Хасиндо. – Вернись ты, глупая!
   Но она не вернулась. До Хасиндо лишь донеслись её сердитые слова:
   - Видеть тебя больше не могу! ПРЕДАТЕЛЬ!
   Хасиндо опустил голову.
   - Ну и не надо… - пробормотал он кисло. – Ну и иди… дуреха пучеглазая…
   Настроение у него испортилось, за гвоздями идти расхотелось; он грустно пробрел обратно.
   Подойдя к своей кузнице, он сел на обрубок дерева, обхватил голову руками и совсем загрустил.
   Спустя еще четверть часа к ним на двор ворвался пыльный, звенящий, лязгающий столб, повертелся, дошел до кузницы и превратился во всадника, сидящего на могучем карем коне.
   - Эй, парень! – грубовато окликнул Хасиндо приезжий. – Дай-ка напиться королевскому фельдъегерю.



Глава 4

   - Не маменькин сынок, сам, поди, напьешься! – Проворчал Хасиндо, отвернувшись. – Бочка с водой стоит у стены.
   - Что?! – пробасил всадник, раздраженно. – Как ты разговариваешь с Алоизом Беллино, деревенщина?!
   - Так же, как ты разговариваешь с Хасиндо, принцем Бломии, чиновничья морда! – парировал Хасиндо.
   - Что ж, сударь, это становится уже интересно! – Алоиз спрыгнул с коня. – Клянусь прахом Лионеля Корвальо – мир с ним! -  со времен падения западной заставы ни одна сволочь не рискнула как-либо обругать Алоиза Беллино!
   - Меня тоже до сих пор ни одна тварь так, как ты, не величала. – Заметил Хасиндо, строгая ножом палочку.
   - Еще немного, и мне придется проучить тебя. – Предупредил Алоиз, кладя руку на эфес.
   - Попробуй! – воскликнул Хасиндо. Недолго думая, он подобрал с земли длинную, толстую жердь, поставил её поперек и двинулся с этим, прямо скажем, убогим оружием на Алоиза.
   Тот вытащил меч и несильно ударил. Левый конец жерди молниеносно взметнулся вверх и, встретившись с клинком, проскрежетал в воздухе. Правым же концом палки, оказавшимся таким образом внизу, Хасиндо изловчился нанести противнику увесистый удар в бок.
   Ничего себе! Ледащий лапотник обшарпанной оглоблей избивает рыцаря Бронзового Щита!
   Алоиз покачался, слегка согнув ноги, ища верную позицию, и нанес новый рубящий удар, целясь попасть посередине палки.
   Удар прошел; жердина переломилась пополам, а следующим выпадом, ударив плашмя в грудь, Алоиз опрокинул Хасиндо на землю.
   В этот момент на крыльце избушки появился мельник Дельграно.
   - Хасиндо! – крикнул он, ужаснувшись увиденному. – Что ты творишь, несчастная твоя душа?! Не видишь, что ли, с кем дерешься?!
   - Вижу. – Проворчал Хасиндо. – С большим проходимцем! Ловко он, конечно, навострился – с мечом против палки! А ну, отец, подай мне мой меч.
   - Да что же это, в конце концов?! – в отчаянии всплеснул руками мельник.
   - Неси меч, говорят тебе! – настаивал Хасиндо, - Я сам за всё отвечу.
   Пришлось мельнику повиноваться. Вскоре меч был в руках Хасиндо, и юноша решительно выдернул его из ножен.
   - Что, дядя, теперь поиграем? – спросил Хасиндо насмешливо-сурово.
   Вид этого меча совершенно ошарашил Алоиза. Путь, что проделал фельдъегерь, был уже немаленьким, за это время он видел много парней, похожих по некоторым приметам на искомого, но этот меч… Алоиз внимательно вгляделся в Хасиндо: высокий  рост, длинные черные волосы, шрам вдоль носа, а самое главное – горящий зеленым огнем меч в его руках…
   - Парень! – Сдавленно молвил восторженный Алоиз. – Да ведь ты… да ведь тебя ищет наш добрый король!
   - Ну конечно. – Зло фыркнул Хасиндо. – Ты забыл, что я – принц Бломии? Брось вилять, дядя. Дерись, черт тебя возьми! Или струсил?
   Ситуация получилась щекотливая. Необходимо было драться, иначе посрамишь честь Бронзового Щита, ордена Меча Воздающего, да, пожалуй, и самого короля Франго. Но ни убивать этого парня, ни травмировать его, даже легко, Алоиз уже не имел права.
   И тогда Алоиз принял решение. Он положил свой клинок на землю и, расставив руки, медленно, как медведь, двинулся вперед, на Хасиндо.
   Тот ожидал чего угодно, кроме этого.
   - Что это ты, дядя? – спросил он тихо. – Эй-эй, не шали…
   Алоиз сделал еще два маленьких шага вперед.
   - Положи меч, парень, и слушай меня внимательно.
   Ничего другого, похоже, и не оставалось. Хасиндо довольно нехотя сунул меч обратно в ножны.
   - Говори, что там у тебя, дядя? – произнес он, взглянув исподлобья.
   - Я должен сначала задать тебе несколько вопросов. Спокойно, спокойно, юноша! Не дергайся, слушай меня!
   Хасиндо убрал руку с эфеса, и Алоиз начал спрашивать:
   - Как тебя зовут, парень?
   - Хасиндо Дельграно. Сын мельника.
   - Где ты взял этот меч?
   - Я выковал его сам семь лет тому назад, когда был пленником в Бломии. Этот меч отчасти и помог мне сбежать оттуда.
   - Не верю! Как ты мог собственноручно выковать меч, являющийся эмблемой придворного рыцарского ордена?
   - Это уже твое дело, дядя, веришь ты, или нет; только это правда, и меч мой, и я не отдам его ни тебе, ни королю, ни самому дьяволу!
   - Я его у тебя и не забираю. Король сказал, что тот, в чьих руках я увижу этот меч, станет спасителем Харимбды. Стало быть, это ты.
  - Подожди-ка, рыцарь, - несколько сменил тон Хасиндо, - откуда мне знать, что ты не врешь? А ну, предъяви доказательства, что ты королевский слуга!
  - Пожалуйста, сколько угодно. Первое доказательство – мой щит.
   Хасиндо внимательно рассмотрел щит Алоиза и решил, что этому можно верить. У бандита с большой дороги девиза «Король и Родина» быть не должно.
   - А еще? – не унимался, однако, юноша.
   Алоиз протянул ему бумагу из королевской канцелярии. В документе значилось:
Сим повелеваю: всякий, кому будет предъявлен оный документ, должен без промедления следовать за его предъявителем.
Выдано Алоизу Беллино, придворному фельдъегерю.
Франго I Король Харимбды.

   Далее в бумаге стояло число, печать и личный росчерк короля, знакомый всем его подданным.
   - Так. – Хасиндо вернул документ. – Но с чего ты взял, что я – именно тот человек, который нужен королю?
   Алоиз объяснил, что король в точности описал приметы Хасиндо, а уж такого второго меча больше нигде быть не может.
   Больше сомнений не было.
   - Ладно. – Смиренно молвил Хасиндо. – Когда ехать?
   - Немедленно. И я обязан быть с тобой неотступно, до самого тронного зала.
   - Как, сеньор рыцарь? – Раздался с крыльца дребезжащий голос мельника, - вы забираете у меня сына, даже не позволив мне попрощаться с ним?
   - Прощайтесь сколько угодно. Но поскорее – время дорого.
   - Позвольте! – развел руками бедный мельник. – Что же это получается? Ко мне приехал гонец от самого короля, и я отпущу его, не угостив стаканчиком нашего знаменитого вина? Да я последней свиньей буду после этого!
   - Не положено нам. – Сухо ответил Алоиз.
   - Заходи, фельдъегерь, заходи. – Оживился вдруг Хасиндо. – Пропусти стаканчик, а я пока должен отлучиться совсем ненадолго. Я вспомнил об одном деле.
   - Не положено! – нудил Алоиз. – И вообще, куда бы тебе ни было нужно – хоть в отхожее место – я обязан следовать за тобой.
   - А если мне нужно попрощаться с девушкой?
   - Никаких девушек! Откуда я могу знать, что ты не сбежишь? Соображай, парень, сам король тебя вызывает!
   Тем временем расторопный Дельграно принес из погреба бутылку вина. Быстро сели, быстро выпили за здоровье хозяина и за счастливый путь – и пора уже было ехать.
   - Прощай, мой сын! – печально сказал мельник, - ибо за эти годы ты стал мне вторым сыном. Чует моё сердце, что вернешься ты не скоро. Прощай.
   - Прощай, отец. – Ответил Хасиндо. – Помни, что я тебя очень люблю, и тебя, и Альваро. Не знаю, увижу ли я еще Кончиту; если не увижу – передай ей, что я никогда, даже и в мыслях ей не изменял, и буду любить ее до самой моей смерти!
   Хасиндо обнял приемного отца и брата, положил в заплечный мешок два больших куска хлеба и вяленого мяса, привесил к поясу с одной стороны фляжку с водой, с другой – свой волшебный меч в старом чехле, взгромоздился на круп Корво позади Алоиза, и они отправились в столицу.
   Всю дорогу Хасиндо молчал, опустив нос, словно о чем-то грустил. Алоиз понимал его и не задавал никаких вопросов. Мощный Корво бежал под двойною ношей крупной рысью, не подавая и вида, что ему тяжело. Они нигде не останавливались и уже поздним вечером добрались до столицы.
   Ворота в город закрыли сразу же за ними. Повезло – еще бы минуту-другую – и пришлось бы им ночевать у городской стены. Во всем темном, спящем городе светилось только одно окно на втором этаже дворца. Король не спал, он ждал Алоиза и Хасиндо.
   Вот молчаливые путники подъехали к парадному входу дворца, спешились и направились в королевские покои. Впереди шел Алоиз. Охрана у дверей коротко поздоровалась;  в ответ Хасиндо нерешительно пробормотал что-то, Алоиз же просто кивнул молча.
   Они поднялись на второй этаж по лестнице, освещенной факелами.
   - Оружие оставьте тут. – Приказал им страж, охранявший тронный зал.
   Алоиз послушно отстегнул ножны. Хасиндо, зачарованно озираясь по сторонам, рассеянно вынул меч сначала из чехла, затем почему-то и из ножен и так протянул его стражнику. В этот момент от меча по коридору разлился такой яркий зеленый свет, что страж тихо вскрикнул «чур, меня!»  и истово перекрестился.
   Хасиндо так и вошел в зал с обнаженным мечом в руках, и Алоиз шел рядом с ним.
   Король Франго I сидел на своем троне. На стене над ним горели четыре факела, делая тронный зал очень похожим на драконью пасть.
   - Доброй ночи, Ваше Величество. – Тихо сказал Алоиз. – Я привел Вам того, кого Вы искали.
  - Благодарю тебя, верный оруженосец, - ответил король, - ты не ошибся и выполнил свой долг. Доброй ночи и тебе, рыцарь. – Франго перевел взгляд на Хасиндо.
  - Рыцарь? Но разве я рыцарь? – подумал вслух Хасиндо. – Доброй ночи, Ваше Величество, но, простите меня – вы ведь ошибаетесь. Я всего лишь Хасиндо, деревенский парень, приемный сын мельника Луиса Дельграно, бывший пленник бломского маркиза… я никакой не рыцарь…
    - Ты не прав, - мягко возразил король, - ибо ты ничего о себе не знаешь. Ты рыцарь, мальчик, рыцарь Ордена Меча Воздающего, и в твоих руках – главный символ нашего ордена.
   - Но я сковал этот меч сам для того, чтобы сбежать из постылого бломского плена…
   - Для этого, прежде всего. А еще ты разрушишь с его помощью Проклятие Харимбды. Тебе суждено уничтожить Зло с Запада. Так написано в моей волшебной книге, и это не может быть ложью.
   - Как я могу убедиться в этом?
   - Подойди сюда.
   Хасиндо подошел к самому трону. Франго открыл книгу, лежавшую на подлокотнике, но вместо слов и фраз Хасиндо увидел на развороте движущуюся картинку: воин в серебристых латах, верхом на рыжем в белых яблоках коне ехал по какой-то кошмарно темной стране, а на поясе у него висел меч – тот самый.
   - Узнаешь? – спросил Франго. – Это ты.
   - Но у меня нет таких доспехов. И такого коня.
   - Все это будет. Только скажи, согласен ли ты вступить в наш орден и отправиться на Запад?
   - А могу ли я не согласиться, сир? Ведь, кажется, Высшие Силы решили все за меня.
  - Ты волен согласиться или отказаться, и я не властен заставлять тебя. Помни лишь, что если ты откажешься, Зло будет тяготеть над всей Саламандрией века и века.
   Хасиндо опустил голову и зажмурился. В несколько мгновений перед его мысленным взором промелькнула вся его жизнь, пока еще недлинная. Последняя сказка матери. Горящая деревня. Черные тени врагов. Мертвые, распахнутые глаза отца… Надменная рожа Фогеля. Плюгавенькая улыбочка «Майнлибэна». Розги. Плети. Кровь. Мертвые глаза кузнеца Гаудино…
   «Зачем мы все живем? – задал себе вопрос Хасиндо. – И зачем живу я сам? Кому я нужен в этой Богом забытой деревне? Для чего?»
   Он открыл глаза.
   - Я согласен, Ваше Величество. Я вступлю в орден.
   - Я знал это. – Сказал король. – Теперь дай мне твой меч и стань на правое колено.
   Хасиндо повиновался.
   - Склони голову, - велел король и, коснувшись кончиком меча макушки Хасиндо, приказал:
  - Повторяй за мной: «Я клянусь хранить верность своей стране и своему ордену. Клянусь стойко переносить все трудности и лишения, преодолевать все преграды. Клянусь всегда приходить на помощь как единоверцу и собрату по ордену, так и любому другому человеку, страдающему и утесняемому. Клянусь, что никогда не подниму клинка против того, кто слабее меня, или того, кто просит о пощаде. Клянусь, что не сложу оружие и не отступлю до тех пор, пока Зло не будет уничтожено и на Саламандрии восторжествует мир. Я Хасиндо, рыцарь ордена Меча Воздающего. Да здравствует Харимбда! Да здравствуют Добро, Мир и справедливость!»
   Едва Хасиндо договорил последнее слово клятвы, обстановка вокруг резко изменилась. Факелы над троном погасли. С потолка, который не то пропал, не то сделался совершенно прозрачным, лился яркий голубоватый свет. Холодный толстый луч падал на пол, и Хасиндо находился в самой середине светового пятна. И вдруг в этом потоке света одна за другой стали возникать фигуры людей в темных латах, без шлемов. На щите каждого из них сиял меч воздающий. Алоиз, стоявший рядом с Хасиндо и тоже все это видевший, от удивления едва не вскрикнул. Среди этих туманных призрачных фигур он неожиданно узнал полковника Корвальо и Франсуа Лезьона. У обоих, равно, как и у всех прочих, на лицах застыла глубокая скорбь.
   «Кто эти люди?» - хотел спросить Хасиндо, но не успел, потому что Франго уже начал отвечать:
   - Это твои братья по Ордену, воины прежних лет. Никого из них уже нет в живых, но души их взывают к тебе, моля об отмщении. Везде, где ты увидишь этот символ, тебя будет ждать искренняя дружба. А если тебе станет совсем уж невмочь – произнеси только эти две строчки:


О, братья! Придите ко мне!
Не дайте погибнуть во тьме!

И тогда Невидимый Легион явится к тебе на помощь. Но явиться на зов они смогут только один раз, помни об этом!
   Свет погас. Видения исчезли вместе с ним. Между Хасиндо и троном короля вспыхнул костер чуть не до потолка. Лезвие меча, который все еще держал король, оказалось прямо в огне.
   - Что… вы делаете?! – испуганно вскрикнул Хасиндо.
   Но ничего плохого с мечом не произошло. Костер очень скоро погас, а меч засиял новыми красками.
   - Встань с колен. – Молвил Франго. – Возьми своё оружие.
   Хасиндо сжал рукоять и ощутил, что теперь внутри меча что-то пульсирует, будто бьется сердце.
   - Ты принят в Орден. – Возвышенным голосом изрек Франго. – Поздравляю тебя!
   - Благодарю вас, сир. – Низко поклонился  ему Хасиндо. – Куда мне теперь идти?      
   - Мои слуги покажут тебе дорогу. У тебя есть два дня, чтобы освоиться в новой роли и подготовиться к путешествию.
   Хасиндо вышел. Стоявший по ту сторону дверей герольд поклонился ему, как принцу, взял его за руку и молча повел за собой. Алоиз остался в зале.
   - А мне теперь что прикажете? – спросил он.
   - А вы свободны от придворной службы, оруженосец. – Молвил Франго. – Вас теперь ничего не должно связывать и удерживать на месте.
   - Сир, я не ослышался? Вы точно сказали «оруженосец»?
   - Да, я сказал так, а что вам не нравится?
   - Но, сир, я не…
   - Вы ведь обещали, что не станете перечить мне. – Посуровел Франго. – Если я назвал вас оруженосцем, значит это так, а не иначе. Сейчас вы свободны. Можете идти или ехать, куда вам будет угодно. Благодарю вас за службу. Прощайте.
   Алоиз коротко поклонился и вышел.
   А новопосвященный рыцарь в это время сидел в королевской библиотеке, находившейся во дворце. Молчаливый герольд развернул перед Хасиндо старую потрепанную книгу, и он принялся читать:

Придворный рыцарский Орден Меча Воздающего является главным на территории Харимбды. Ему принадлежат почти все земли в стране и превалирующая власть. Он был основан более двухсот лет тому назад и объединяет преимущественно молодых людей, самоотверженно преданных королю. Их сила – в патриотизме и дружбе, а идея, на которой держится орден – это легенда о волшебном огненном мече, который однажды появится, чтобы уничтожить источник Зла с Запада. Вера в этих людях вечна и безгранична, ничто не способно ее поколебать. Они убеждены, что светлый час когда-нибудь непременно настанет, и тогда в королевский дворец войдет юноша, несущий в руке Меч Воздающий.

   Книга закрылась.
   - Это всё, что тебе необходимо знать. – Произнес молчаливый герольд. – Теперь ты поверил?
   - Да. – Ответил Хасиндо. – Пожалуй. Что мне делать дальше?
   - Все, что угодно. На этот день ты свободен. Фельдъегерь тут говорил, что у тебя есть какое-то незавершенное дело дома. Только помни, что завтра поутру ты обязан быть здесь.
    Прежде всего, Хасиндо отправился снова к королю. Ему никто не препятствовал. А король – тот и вовсе, будто бы ждал.
   - Ваше Величество, я не понял самого главного. – Сказал  ему Хасиндо. – Кого  мне нужно найти и уничтожить? Кто он такой? Как его зовут? Скажите мне, ведь вы это знаете…
  - Я знаю, я все знаю, рыцарь, но тебе это знать пока не нужно. Всему свое время. Настанет день, и ты тоже будешь все знать. Ну, что еще?
   - Не могли бы вы распорядиться, чтобы все тут перестали кланяться мне в ноги. Это меня смущает. Я не аристократ.
   -Тут ничем не могу помочь. Они видят в тебе Спасителя Харимбды. Всё, иди.
   Дальше путь Хасиндо лежал на конюшню. По дороге он остановился у одного из зеркал и замер на минуту, пораженный увиденным. Из зеркала  на него смотрел рыцарь в серебряных доспехах, а на левом боку у него висел огромный щит с эмблемой Ордена. И откуда всё это взялось?               
    Так или иначе, а королевский дворец был полон всяких чудес, и множество чудес ждало Хасиндо впереди, поэтому он решил больше ничему не удивляться.
    Королевский конюх, едва завидев приближающегося Хасиндо, расплылся в улыбке.
   - О, молодой сеньор! Здравствуйте, добро пожаловать! Вам угодно посмотреть лошадей?
   И он тут же подвел Хасиндо к самому последнему в конюшне стойлу. Там стоял громадный, рыжий, в белых яблоках жеребец, точно такой, какого Хасиндо недавно видел в волшебной книге.
   - Возможно, это – самый лучший конь во всем королевстве. – Порекомендовал конюх, не без гордости. – И теперь он ваш, сеньор Хасиндо.
   Юноша погладил жеребца по шее. Тот отнесся к нему вполне благосклонно, смиренно склонил голову и через минуту уже шарил мордой по доспехам – нельзя ли здесь откуда-нибудь извлечь сахару? Заметив это, Хасиндо действительно достал кусочек искомой сладости из-под кольчуги и скормил коню.
   В это время на конюшне появился Алоиз Беллино.
   - Добрый конь! – похвалил он, увидев новое приобретение Хасиндо. – Твой?
   - Говорят, будет мой. – Улыбнулся Хасиндо. – И впрямь, хорош!
   - Как зовут? – спросил Алоиз.
   - Его зовут Вулкан, - ответил на это конюх, - и неспроста. В этом тихом омуте черти водятся. Если разбуянится – способен тигра заломать! Будьте с ним осторожны, сеньор Хасиндо.
   - Я съезжу на нем домой, попрощаюсь с родными. – Сказал Хасиндо. – Будьте любезны, взнуздайте мне его.

*  *  *

    Пока Хасиндо ехал по городу,  хитрюга-Вулкан изо всех сил старался изображать покладистость. Но стоило им выехать за ворота, на большую дорогу, Вулкан деловито ржанул и стал на дыбы. Но Хасиндо и не шелохнулся, крепко сидя в седле, и только ноги его мгновенно и накрепко сжали Вулкану ребра. Жеребец рвался, вихлялся из стороны в сторону, всячески стремился сбросить всадника, но из этого так ничего и не вышло.
   - Да, ты парень лихой! – одобрил его Хасиндо, потрепав по шее. – Но и я, как видишь, не из хлюпиков. Кончай дурить, поехали дальше.
   Остальной путь до деревни преодолели без приключений. Вулкан притих и только время от времени свирепо стриг ушами. Под вечер прибыли на место.
   Мимо дома мельника Хасиндо пролетел стрелой. Душа его рвалась, прежде всего, в виноградник, туда, где должна была ждать его Кончита.                               
   Кончита там и была. Окучивала саженцы и грустила, налегая на лопату.
   -Ай! Сударь, кто вы?! – вскрикнула она, отшатнувшись, потому что Вулкан взвился на дыбы перед самым ее носом. Хасиндо поднял забрало и улыбнулся.
   - Глупенькая моя! Что? Не узнала меня?
   - Хасиндо! Господи, какой же ты красивый! До чего ты изменился!.. – и Кончита бросилась ему на шею.
  - Я уж думала, что ты насовсем уехал. – Говорила Кончита, шумно всхлипывая. – А ты…
   - Мне сейчас надо ехать, солнышко ты мое. – Объяснял Хасиндо. – Меня только ненадолго отпустили со всеми попрощаться.
   Несколько минут они стояли молча, глядя друг другу в глаза. Потом Хасиндо спросил:
   - Помнишь ту глупую историю с поцелуями?
   - Помню. И впрямь, ерунда!
   - Значит, ты меня простила?   
   - Конечно, о чем ты говоришь! Ведь я тебя люблю!
   И они снова обнялись.
   Так они обнимались бы, наверное, и до скончания веков, если бы в эту минуту из двух противоположных калиток в сад не проникли садовник и мельник.
   - Погляди, Луис, что они вытворяют! – добродушно улыбнулся отец Кончиты. – Что ж, думаю, пора их поженить и баста!
   Дельграно дипломатично прокашлялся, видя, что молодые не обращают на них внимания. Хасиндо оторвался от Канчиты и посмотрел на старших исподлобья.
   - Что вам?
   - Сядь-ка, сынок. – Сказал Дельграно серьезно.
   Хасиндо сел на стоявшую рядом скамеечку.
   - Рассказывай, мальчик, как дела в столице?
   И Хасиндо неторопливо рассказал старикам, как его принимали в Орден.
   Дельграно слушал, и скулы его все больше дрожали. Когда же Хасиндо закончил рассказ, на щеках старого мельника появились слезы.
   - Что же это получается? – спросил мельник. – Значит, ты уедешь от нас навсегда?
   - Все дети когда-нибудь уезжают. – Развел руками Хасиндо. – Такова жизнь. На меня возложили важнейшую миссию. Я мог отказаться… но было нельзя… от этого зависит будущее всей Саламандрии.
   - Ну, Бог с тобой. – Собрался с духом Дельграно. – Поезжай, и пусть будет путь твой светел, а дела добры!
   - Меня не забывай. – Добавила Кончита. – Наклонись, я подарю тебе оберег на дорогу.
   Хасиндо склонил голову, и Кончита повесила ему на шею маленькую иконку Божьей Матери.
   - Пусть она хранит тебя от смерти, ран и всяческих соблазнов. Прощай.
   - Подожди. – Вдруг вспомнил Хасиндо. – ведь и у меня есть для тебя подарочек.
   Сломя голову помчался он домой, нырнул под кровать и вытащил из тряпок свою вторую драгоценность – серебряное ожерелье. Затем так же поспешно вернулся в сад.
   - Вот. Пусть оно тоже оберегает тебя от Зла. Ну, все. Мне пора.



*  *  *

   Алоиз Беллино расправился со всеми делами, удерживавшими его в столице так быстро, как только это было возможно. Всего-то их и было – передать кому-то другому свою придворную должность и найти кого-нибудь, кто присмотрел бы за домом в его отсутствие. К утру следующего дня верный Корво вновь повлек его на Запад, в дальнюю дорогу, навстречу старым друзьям, новым приключениям и вольному ветру.

Глава 5

   Черная карета несколько грубоватых линий, украшенная с боков золотым орнаментом из многочисленных фигурок древних бломских воинов и драконов, а также с когтистыми коронами на дверцах, запряженная четверкой восхитительных белоснежных, тонконогих арабских скакунов, неспешно двигалась, почти плыла среди зеленых полей и холмов. Кучер в черных латах, при оружии, с длинными цветными перьями на закрытом шлеме, казалось, дремал на облучке. Лошади, отменно вышколенные, шли ровной рысью, слегка подрагивая от утренней свежести и не обращая на спящего кучера внимания.
   Седоков в карете было двое – мужчина и женщина. Он был среднего роста, широкоплечий, очень крепкий и статный. Ему было около сорока лет. Лицо его, обрамленное курчавой окладистой черной бородой, могло бы показаться симпатичным, если бы не нехорошая, злобная искорка, часто проскакивавшая в его никогда не улыбающихся глазах. Доспехов на мужчине не было, только легкий охотничий костюм, но массивнейший меч, казалось, никогда не покидал его пояса, и правая рука этого человека постоянно лежала на эфесе. Женщина же была самой настоящей красавицей – светловолосая,  круглолицая, с сияющими, как звезды, серыми глазами, сейчас, впрочем, опечаленными какой-то тяжкой думой, и с очень тонким, стройным станом, тоже одетая в темного цвета охотничий костюм. Женщине было около тридцати лет. Она задумчиво глядела в окошко и молчала. Попутчик, судя по его лицу, тоже не был большим любителем поговорить, но сейчас заметно нервничал, так и порываясь к разговору.
   - Сударыня, зачем вы мучаете меня? – спросил он, наконец, тихо, очень сдержанно, с чуть заметной сердитостью. – Вам давно известно, как я хочу, чтобы вы стали моей женой. И вы отлично знаете, что на всей Саламандрии не найдется ни одного человека, способного победить меня в честном рыцарском поединке.
   - Ой, не зарывайтесь, Ваше Величество! – сдунула челку набок прекрасная собеседница. – Вы пока еще человек, а не Господь Бог.
   - Но в рыцарских-то делах равного мне нет! – Продолжал спорить король. – И всё-таки вы хотите устроить этот проклятый турнир, победитель которого якобы получит в награду вашу руку и сердце. Сударыня, я же знаю, что это только декламация. Вне сомнения, победителем окажусь я. Ну и что? Разве вы после этого меня полюбите?
   - Я выйду за вас замуж, Ваше Величество. Официально и бесповоротно. А кроме меня вы получите еще власть над Брисконией, королевою которой я числюсь. Вам мало?
   - Вас, фрейлейн  Лючия, мне таким способом не завоевать. Чтобы свершилось подобное чудо, вы должны переменить свое отношение ко мне. Вы всегда так холодны со мною, а между тем, вспомните, как благодарны мне вы были в первый день нашего знакомства.
   - Помню, Ваше Величество, помню. Я тогда возвращалась со свитой домой из Харимбды в Брисконию через Вырлский лес. Внезапно лошади почуяли медведя, и мы с охранниками решили изловить его. Но вопреки нашим ожиданиям, медведь, вместо того, чтобы убегать, пошел прямо на меня. Пришлось убегать мне – вряд ли я смогла бы одна одолеть такого зверя…
   - При этом, напомню вам, сударыня, вся ваша храбрая свита неподвижно застыла на местах, открыв в ужасе рты. Медведь не отставал от вас, и более того, расстояние между ним и вами быстро сокращалось. И тут на поляне появился…
   - Появились вы, Ваше Величество, – королева привстала с подушек и сделала насмешливый реверанс, - точнее, вы влетели, как вихрь на своем вороном Люцифере. Поравнявшись с медведем, вы спрыгнули с коня и стремительно бросились на зверя. Миг, и его длиннющие когти заскрипели по вашим доспехам. Каково же было наше удивление и восторг, когда ваш кинжал полоснул  его по горлу, и зверь упал, истекая кровью!
   - Да, славная была схватка! Следы от тех когтей и за семь лет не полностью стерлись с моих рук и ног. – Проворчал король. – А затем я впервые увидел вас. Вы были изумлены и полны благодарности.
   - Я и сейчас благодарна вам. Я уважаю вас, как надежного друга, смелого, сильного, умного человека…
   - Так какого же черта… простите, сударыня! – почему же вы не хотите выйти за меня замуж и стать самой могущественной владычицей на всей Саламандрии?!
   Лючия немного смутилась.
   - Вот вы, Ваше Величество, сейчас упомянули о когтях того медведя. – Промолвила она задумчиво. – Готова спорить, что вам в его объятиях было не слишком хорошо. Ведь так?
   - О чем это вы?
   - А о том, - Лючия улыбнулась лукаво, - что когти бывают не только у диких зверей.
   - Потрудитесь объяснить свой ответ!
   - Всё просто. Вы тиран, Ваше Величество, вы – деспот и поработитель. Это проявляется даже в мелочах. Вы спасли мне жизнь, не зная меня – очень благородно, однако затем вы тут же решили, что я теперь обязана вам на веки вечные. Вы думаете, что всё на свете, рано или поздно должно принадлежать вам. А это отнюдь не так. Люди – не игрушки.
   Собеседник нахмурился еще больше, чем прежде, отвернулся и за всю дорогу больше не произнес ни слова.

*  *  *
    
   Хасиндо выехал из ворот дворца гостеприимного Франго ранним утром. Ехал он медленно, во-первых, потому, что не выспался. Суровый герольд всю ночь читал ему рыцарские правила и заставлял их зубрить. Во-вторых, ему не хотелось дразнить хулиганистого Вулкана: почувствовав, что наездник не в лучшей форме, эта зверюга может и сбросить. В-третьих, на тихом ходу лучше думать.
    Думал он в основном о доме. Наставления царедворцев большей частью как вошли в одно его ухо, так в другое и вышли. А перед мысленным его взором попеременно возникали то отец, то мельник Дельграно, то кузнец Гаудино, то Кончита. Пока еще Хасиндо не ощущал заметной разницы между тем, кем он был раньше и кем стал теперь. Всё было впереди – и страхи, и тревоги, и отчуждение, и ностальгия. А сейчас он походил больше на подростка, которого старшие приняли в свою игру, захватывающую, но не очень понятную.
   Впереди появилась темная фигура всадника, двигавшегося в том же направлении, тем же аллюром. В Хасиндо шевельнулась веселая струнка, и он воскликнул задиристым голосом:
   - Эй, amigo! Посторонись-ка, иначе, боюсь, ты можешь быть сметен моим конем! Я спешу!
   - Какой я тебе amigo, паренек? – проворчал всадник, оборачиваясь, и вдруг узнав его. – А, это ты, Хасиндо! Здравствуй, приятель. А я-то думал: что тут еще за ухарь выискался?
   Встреча оказалась приятной. Это был не кто иной, как Алоиз Беллино собственной персоной. Он ехал, также не спеша, наслаждаясь свободой и погожим утром.    
  - Извините, сударь, я не узнал вас. – Смутился Хасиндо.
  - Какие глупости, парень! Мы же с тобой свои люди! Будь любезен, обращайся ко мне и впредь на «ты» и никогда не извиняйся по мелочам. С души уже воротит от этих откормленных морд при дворе. Пускай они там соблюдают свой долбаный этикет, а здесь – свобода.
  - А как же меня учили?.. не посрамить рыцарскую честь… быть всегда достойным…
  - Рыцарская честь – это совсем другое дело. Посрамишь её, если с поля боя сбежишь или друга в беде бросишь. А этикет… конечно, каждый вправе относиться к нему, как сочтет нужным; но я вот уже много лет служу, а о нем и не думаю. Мой мир состоит из друзей, врагов и посторонних людей. С друзьями я пью, врагов – бью, а на посторонних людей не обращаю особо внимания. И ни первые, ни вторые, ни третьи никакого этикета от меня не требуют.
  - А король вам… тебе кто: друг, враг, ил посторонний человек?
   - Короли, - Алоиз посерьезнел, - это совсем особая статья. Это великие люди, в мире их – единицы. К ним необходимо относиться с уважением даже в том случае, если воюешь с ними. А на всех остальных «сильных мира сего» - плевать я хотел и чихать!
  - Мне бы твое мировоззрение! – Вздохнул Хасиндо. – Но я пока ничего не знаю. Я как будто только что родился для новой жизни, и она еще полна для меня неведомого. Я ищу врага и не знаю, кто он, как выглядит и где находится. Быть может, он едет сейчас по этой вот дороге навстречу нам.
   Только он договорил, впереди заколыхалось небольшое облачко пыли. Еще через пару минут они увидели четверых приближающихся к ним всадников в черных доспехах.
   - Кто бы это? – Словно сам себя задумчиво спросил Алоиз.
   - Враги, понятно. – Сказал Хасиндо. – Разве ты не видишь когтистых корон на их щитах?
   Короны действительно присутствовали. Особенно хороша была баронская – украшенная золотом и самоцветами.
   - По цвету доспехов и герба врага определяют в бою. – Снова назидательно промолвил Алоиз. – А сейчас не помешает поздороваться.
   Он выдвинулся вперед, поднял забрало и повернул правую руку ладонью вверх.
   - Приветствую вас, господа бломы, в нашей стране. (При этом Хасиндо гадливо поморщился, будто увидел какую-то мерзость).
   - Мы тоже приветствуем вас, незнакомцы. – Ответил блом с баронскими регалиями. – Я – барон Петер Трюйден, глава специальной миссии. Назовите ваши имена и титулы.
   - Алоиз Беллино, рыцарь Меча Воздающего. – Представился Алоиз. – Раньше я был известен под именем рыцаря Бронзового Щита.
   Хасиндо тоже хотел назваться, только не успел. Рука толстого барона нервно отодвинула забрало, и рябое несимпатичное лицо бломского вельможи исказилось гримасой.
   - Повторите, сударь, как вас зовут? – переспросил  он изумленно.
   Алоиз повторил.
   - Я вспомнил ваше лицо сударь! – воскликнул барон. – Несколько лет тому назад в  лесах Фалкирии вы изувечили меня так, что я только недавно поправился!..
  - Не шумите, барон. Мне тоже кажется знакомой ваша личность. Напомните-ка, как это было?
  - Как же! Маленькая избушка посреди леса. Я с двумя ландскнехтами зашел туда отдохнуть у хозяйки, а там оказались вы…
   - Если не считать женщины, барон, я был там один. – Уточнил  Алоиз, - Напомнить вам, что было дальше?
   Трюйден занервничал еще больше. Стал оглядываться на Хасиндо и на своих спутников.
   - А вас было трое, - продолжал Алоиз безжалостно, - и я…
   - Замолчите немедленно! – Прошипел барон. – Или я укорочу ваш длинный язык!
   - Вы сами затеяли этот разговор, - Алоиз усмехнулся, - а теперь идете на попятную? Лучше бы вы отказались от драки тогда. Сейчас были бы целее…
   - Всё, хватит! – рявкнул барон, дойдя до кипения. – Защищайтесь, сударь, я имею честь напасть на вас!
   - Я готов. – Алоиз спрыгнул с коня.
   Трюйден тоже расторопно спешился. Остальные почтительно расступились.
   Противники стали медленно двигаться по кругу, пристально и с ненавистью глядя в глаза один другому. Первым решился на атаку барон. Тяжеленный клинок его длинного двуручного меча обрушился на плечи Алоиза, но тут же он получил достойный отпор. Ответный удар был не менее тяжел. Трюйден даже скривился, и Алоиз, видя, как врагу это не нравится, не давая опомниться, сделал быстрый выпад. Барон сгруппировался и отбил колющий удар, и следующий, тоже, и еще два… Алоиз нанес противнику целую серию ударов, и ни один из них не прошел. Трюйден отбивался, медленно пятясь назад, достаточно надежно и искушенно. Сила в руках его была поистине медвежья. В конце концов, Алоиз применил удар Гомеса, но просчитался жестоко. Мало того, что и эта хитрость не прошла – барон еще ухитрился поймать Алоиза на противоходе и поразил его в плечо. Стальной панцирь треснул, из плеча брызнула кровь.
   - Алоиз, я здесь! – Хасиндо мгновенно рванулся вперед.
   - Стоять! – последовал окрик из-за спины барона. – Стоять, юноша, или нам придется скрестить с тобой мечи!
   Это кричали спутники Трюйдена. Но молодого рыцаря нельзя было остановить словами, и им пришлось осуществить свою угрозу. Рядом с приостановившейся первой дракой завязалась и вторая, но складывалась она разительно иначе. Несмотря на значительное численное превосходство врагов, Хасиндо и не думал защищаться. Напротив, он атаковал, бил их, не задумываясь, и в его ударах отсутствовала элементарная техника. Он просто гвоздил во все стороны, как делают это простой палкой в банальной деревенской пьяной драке. А между тем, вряд ли кто-нибудь из этих напыщенных господ когда-либо схватывался с простым мужиком.  Их опыт и премудрость раз за разом раскалывались о хасиндовскую… нет, не глупость, а скорее простоту. С криком и проклятиями бломы падали на землю один за другим.
   Тем временем Трюйдену удалось повалить Алоиза. Они сцепились, барон оказался сверху и начало отчаянно молотить харимбдца пудовыми кулаками по лицу, шее, ребрам.
   Когда Хасиндо окончательно утихомирил свиту Трюйдена, помогать Алоизу было уже поздно. Харимбдец лежал без движения, а Трюйден с мрачным видом стоял над ним, любуясь делом своих рук.
   - Что вы… натворили?.. – только и смог выдавить Хасиндо растерянно.
   - Ничего. Утер нос одному придурку. – Проворчал Трюйден таким тоном, будто убил таракана. – А ты что тут еще за рожа?
   - Я странствующий рыцарь Хасиндо Дельграно. И немедленно извинитесь за  «рожу», сударь, иначе я вас…
   - Опомнись, мальчишка! Петер Трюйден никогда не дерется с «белыми». Лишними соплями пачкаться не хочется. Ладно, господа, едем дальше. Все-таки перемирие; мы и так уже вышли за рамки.
   Бломы вскочили на коней и в мгновение ока были таковы.
   Хасиндо склонился над продолжавшим лежать товарищем.
   - Ты как? Цел? Ничего не поломано?
   - Что мне сделается? – Прокряхтел тот. – Заживет, как на собаке.
   Алоиз встал на ноги. Внешне потери и впрямь показались минимальными: один синяк над глазом, второй – у рта, и два кровоподтека под носом. Словом, глупости.
   - Ну вот, - сказал Хасиндо ворчливо, - а ты еще сомневался: враги – не враги…
   - Это был мой личный враг. – Объяснил Алоиз. – Тебя это коснуться не могло.
   Никаких встреч до самой границы больше не было. Кони мчались галопом с короткими передышками, и к вечеру впереди уже можно было видеть пограничные столбики и армейские палатки. Граница за последние годы заметно «просела» вглубь харимбдской территории, поэтому Вырлского леса еще не было видно.
   - Подъезжаем. – Предупредил Алоиз. – Сейчас посмотрим, не осталось ли тут кого знакомого?

Глава 6

   Застава приближалась. Вот от полосатых столбиков отделился всадник и раскачивающейся иноходью направился к вновь приехавшим.
  - Стоять! Кто такие?
  Солдат был очень молод и, разумеется, не знал Алоиза.
  - Свои.- Ответил Алоиз. Отчего-то странно было обнаружить, что застава, с которой он фактически сроднился, встречает его так неприветливо. – Я офицер Беллино, приехал для возобновления службы. Этому парню – он указал на Хасиндо, - сейчас ехать дальше. Где ваш полковник?
   - Где-то у полигона. Следуйте за мною.
   Караульный повернул коня и молча, тихим ходом двинулся вдоль заставы. Приехавшие последовали за ним.
   - Давно служишь? – спросил Алоиз молодого бойца.
   - Четвертый месяц.
   - И как идут дела?
   - Всё тихо. – Боец пожал плечами. – Перемирие, вы, что ли не знаете?.. Всё, приехали. Вот полигон, а вон и полковник  ходит.
   Около полигона, опустив нос в землю, медленно ходил совершенно квадратный человек в полковничьих латах. Длинная сигара дымилась в его зубах.
   «Чем-то он похож на…» - мелькнула мысль у Алоиза. Додумать он не успел, потому, что в этот момент полковник обернулся к ним, и Алоиз понял, что он, этот полковник, не просто похож. Это и есть не кто иной, как сам…
   - Гомес! – воскликнул Алоиз радостно, - старый черт! Ты ли это?!
   Алоиз резво соскочил с коня, подбежал к полковнику и принялся хлопать его по плечам, бокам, колотить кулаком в грудь и вопить при этом разную дружескую бессмыслицу.
   Гомес стоял, как обычно, сумрачный, погруженный в собственные мысли. Дав Алоизу накричаться вволю, он спокойно отстранил бывшего сослуживца рукой и промолвил фразу в своем репертуаре:
  - Как был ты, Беллино, слегка того, так и остался.
  И пошел от полигона, будто ничего и не видел.    
  - Ты куда, amigo? – крикнул ему вслед немного растерянный Алоиз. – А кто меня в штат записывать будет?
   Гомес остановился и взглянул на него уже веселее, по-дружески.
   - А чего тебя записывать-то? Приехал, так служи, живая легенда! Служи, сынок, как дед служил. А дед на службу меч сложил…   Ириарте, разберись там со вторым.
   И Гомес нырнул в офицерскую палатку.
   Молодой боец, приведший их к полигону, протянул руку сначала Алоизу, а потом Хасиндо.
   - Меня зовут Исмаэль Ириарте. – представился он. – Прошу вас, пожалуйте на запись.
   - А меня записывать в штат не надо. – Возразил Хасиндо. – Я не новобранец; я странствующий рыцарь. Еду на Запад, за границу.
   - Все равно, вас надо зарегистрировать. Прошу, за мной.
   Ириарте с Хасиндо скрылись в палатке, и в ту же минуту оттуда появился смуглый усач с веселыми глазами.
   - Ну-ка, ну-ка, кто это к нам пожаловал? – радостно зашумел он знакомым до боли голосом, - что за чудная персона? Ба!.. чтоб мне лопнуть!.. Алоиз!
   Надо же! Знакомые на каждом шагу! Да какие знакомые!
   - Роланду! Я глазам не верю! – заорал Алоиз.
   Старинные друзья бросились навстречу друг другу и обнялись от всей души. А потом Роланду предложил отойти куда-нибудь в сторонку, сесть и потолковать спокойно. Они присели на ворох досок, лежащих чуть поодаль от полигона, и тут Алоиз смог рассмотреть друга, как следует. За прошедшие семь лет Роланду Оливейра сделался только крепче и здоровее. Щегольские усы его, черные, как смоль, сделались длиннее. Глубокие черные глаза так и светились природным оптимизмом. И только на шее его был заметен длинный диагональный шрам от горячей вражеской сабли.
   - Рассказывай, - потребовал Роланду, - как жизнь в верхних слоях общества? Небось, сплошная патока: балы, парады, ордена, деньги, вино, женщины…
   - Все это есть, - ответил Алоиз скучновато, - или почти все. Только радости от этого никакой нет. Каждый день одно и то же. Мозги скрипят. Ни движения, ни простора мысли. Тупеем. Спиваемся потихоньку.
   - Ты зря! – Нахмурил брови Роланду. – Это мы тут пашем хуже меринов. Дрессура сплошная, муштра. Вы там хоть с женщинами общаетесь. Все-таки польза. Для души, для тела…
   - Какие женщины? Продажные, что ли?
   - Чего ты сразу так?! Я имею в виду – любовь, отношения…
   Алоиз махнул рукой и опустил голову.
   - Была у меня любовь… сына мне родила…
   - Так чего же ты киснешь, ненормальный!.. или случилось что?
   - Чего-чего!.. – Алоиз сверкнул глазами. – Умерла она, понял? И куда девался сын – неизвестно…
   Повисла неловкая унылая пауза. Молчание продолжалось несколько минут.
   - Давно? – спросил, наконец, Роланду.
   Последовала новая отмашка.
   - Давай не будем об этом, ладно? – пробубнил Алоиз. – Лучше ты рассказывай: как служится? Как ты жив остался? Как Гомес выжил? Его же тогда на моих глазах так рубанули, что я его все семь лет считал покойником.
   - Да, порядком ему попало! – Кивнул Роланду. – Он действительно, чуть не помер. Но это же Гомес! Отлежался, отбрыкался, стал как новый. Лишь глаза угрюмее, да характер вреднее. За эту-то вредность и строгость его и повысили до полковника.
   - Может, он знает, какого ляда на нашей земле делают бломы? – Спросил Алоиз понуро. – Мы только сегодня с Хасиндо видели четверых. Говорят, с какой-то миссией едут… твари! – Алоиз состроил недовольную рожу.
   - Подрались вы с ними, что ли? – Понимающе спросил Роланду.
   - Немножко так помахались. Барон этот моим старым знакомым оказался. Поднамял мне бока… в  общем, пустяки. Знать бы только, чего им у нас надо?
   - А ты еще ничего не знаешь? – Роланду удивленно поднял брови. – В высшей степени странно! Вроде, из столицы едешь…
   - Не смейся, приятель! Знаешь – просвети.
   И Роланду «просветил»:
   - Понимаешь, друг, королева Лючия Брискская собралась замуж.
   - За кого? – Спросил Алоиз, сгорая от любопытства.
   - Расскажу по порядку. Видишь ли, несколько лет тому назад почил её дядюшка, король Алехандро Фужер, и она оказалась на троне. С тех пор за ней ухлестывает бломский самодержец. Этот брак был бы ей крайне выгоден, однако до сей поры она воротила от Черного Короля нос. Сейчас болтают, что она близка к согласию выйти за него замуж, но со странным условием. Прежде он должен победить на рыцарском турнире, который проведут в ближайшие дни в Бломии.
   - Интересно. А если в турнире победит не он?
   - Стало быть, не за него и пойдет… пес их разберет, этих королев!
   - Что так грубо? – Лукаво улыбнулся Алоиз, - забыл, как ты сам по ней с ума сходил? Как на дуэли из-за нее дрался?
   - Всё помню. Только теперь мне плевать на нее. Взрослым стал, охладел. Здесь мое место,  дружище.
   «А Рамберт? – подумал вдруг Алоиз. – Интересно, знает ли он? И если знает – как он к этому относится?»
   Тут послышались шаги. Это Хасиндо вышел из палатки, медленно подбрел к приятелям и присел рядом на корточки.
   - Что, сеньор Беллино, прощаться будем. – Сказал он с некоторым сожалением в голосе.
  - Уже едешь? - тем же тоном спросил Алоиз.
  - Да. Как ни крути, а пора исполнять мою службу.
  И Хасиндо направился к коновязи, где уже рыл копытом землю нетерпеливый Вулкан. Алоиз с грустью посмотрел, как он скрывается в сумерках.
   Тем временем из палатки опять появился Гомес. Выражение лица его было прежним – понурым.
   - Что расселись? – зарычал он своим обычным басом. – Делать вам нечего? Встать!
   Роланду поспешно вскочил. Алоиз поднялся тихо и нехотя.
   - Оливейра, отставить скакать! – командовал Гомес. – Шагом марш к своему взводу! Вели строиться на вечернюю поверку.
   - Это еще зачем? – Спросил Алоиз. Раньше такого пункта в распорядке не было.
   - Это чтобы никто не сбежал, пока перемирие. – Объяснил ему Гомес. – а ты, Беллино, шагай сейчас за мной. Будешь командиром четвертого взвода, вместо Рамиреса.
   - А что с этим Рамиресом?
   - Его убили позавчера. – Коротко бросил Гомес и сунул в рот очередную сигару.

*  *  *
   
    Отъехав от заставы миль двадцать, Хасиндо достиг Вырлского леса. Теперь, когда наш юный рыцарь остался совсем один, по коже его то и дело пробегал мерзостный холодок. Не то, чтобы ему было очень страшно, однако в создавшейся атмосфере он чувствовал себя как-то неуютно. Сгущающиеся сумерки и тревожное всхрапывание Вулкана еще усугубляли это ощущение
   Фиолетовая ночь заволакивала лес, и под ее волшебным пологом очертания деревьев и кустов вокруг все больше напоминали фигуры вооруженных людей, изготовившихся к прыжку зверей, совсем уж неведомых сказочных чудовищ. Тишина, мерно, как море плескавшаяся вокруг, успокаивала и умиротворяла.
    Опытному воину известно, что чем тишина на войне безмолвней, тем в большем напряжении следует держать глаза и уши. Хасиндо же был неопытен, и если даже знал об этом, то больше понаслышке. Он чувствовал обычный в таких случаях дискомфорт, но никакой шорох, или хруст веток его особенно не настораживал.
   И вдруг впереди на некотором отдалении послышался жуткий грохочущий звук. Такой, будто навстречу нашему рыцарю несся табун диких мустангов, а то и что похуже: когорта разъяренных гуров.
   Хасиндо придержал Вулкана, прислушался. Зловещий звук нарастал и множился. Он походил уже на гром при сильной грозе.
   Несколько мгновений Хасиндо думал, что делать дальше, потом прикинул, откуда именно идет этот грохот и средним ходом направил нервничавшего Вулкана прямо навстречу невидимой пока опасности.
   Среди деревьев замелькали желтые огоньки горящих глаз. Очень скоро Хасиндо увидел, что принадлежат эти глаза странным существам, у которых человеческий торс был насажен на конское туловище. То есть, это были наполовину люди, наполовину лошади.
   - Кентавры… - Прошептал  Хасиндо.
   Их было много – никак не меньше сотни. Они были вооружены луками; стрелы – на тетивах, а тетивы натянуты. Желтые глаза дикарского племени горели первобытной злобой.
   Хасиндо вскинул правую руку открытой перчаткой к вожаку табуна.
   - Если вы имеете что-то общее с людьми, вы поймете меня. Остановитесь, либо пробегайте своей дорогой. Я не хочу причинять вам вред.
   Вместо ответа стрела свистнула у самого его уха. Затем длинноволосый, взъерошенный вожак кентавров  коротко проржал что-то, и весь табун ринулся на Хасиндо.
    
*  *  *
 
   - Агинага!
   - Я!
   - Алонсо!
   - Я!
   - Алькорта!
   - Здесь!
   Алоиз Беллино держал в руках длинный список личного состава вверенного ему взвода и громко выкрикивал фамилии солдат в алфавитном порядке. После каждого его выкрика из строя доносилось бодрое «Я!», «Есть!» или «Здесь!». Так продолжалось бесперебойно, пока он не дошел до буквы «М».
   - Малагос! – выкрикнул Алоиз.
   - Я!
   - Мозер!
   Ответа не последовало.
   - Мозер! – повторил он громче.
   Молчание.
  - Почему не отвечаете? – спросил Алоиз.
  - Сеньор командир, - выступил из строя расторопный Исмаэль Ириарте, - Мозера нашли сегодня мертвым недалеко, по ту сторону границы. Труп жутко изуродован, будто его терзали дикие звери.
   - Понятно… пойдем дальше. Моралес!
   Опять молчание.
   - Что, и этого нет?
   - Моралес исчез в неизвестном направлении, - снова заговорил Ириарте. – следов не найдено. Знаем только, что они вчера с Мозером вместе дежурили.
   - Хорошенькое перемирие! – Покачал головой Алоиз.
   Наскоро закончив поверку, он чуть не бегом поспешил к Гомесу, который тоже уже освободился.
   - Слышь, полковник… - начал он, не слишком церемонясь.
   - Для начала «сеньор полковник»! – холодно осадил его Гомес. – И прекратить пустую беготню! Тебе не пять лет отроду!
   - Пошел к черту с нравоучениями! – В тон ему парировал Алоиз. – Ты слушай, что происходит. Один из моих подчиненных погиб, другой сгинул, неизвестно куда.
   Гомес преспокойно лежал, растянувшись, на траве и кусал сухую соломинку. Услышав новость, он не переменил позы и даже не сильно пошевелился – только прихлопнул муху, севшую ему на щеку.
   - Ты слышал, что я сказал? – начал сердиться Алоиз.
   - И что же? – Гомес зевнул, - сам не знаешь, что делать – ко мне прибежал?
   - Я знаю, что делать, но я думал…
   - Ох уж эти мне столичные… - Гомес мощно выдохнул и встал,  расправляя мускулы. – Ну, пойдем вместе. Отберем трех-четырех отважных ребят и проедемся до Вырлского леса. Не исключено, что эти бломские падлы только разглагольствуют на каждом углу о перемирии, а сами нас исподтишка отстреливают… за мной!
    Отважных ребят на заставе нашлось – хоть отбавляй, но самыми ретивыми из них оказались: пресловутый Исмаэль Ириарте, затем долговязый белобрысый парень по прозвищу «Пако» и, конечно же, Роланду Оливейра. Быстро оседлав коней, вся компания галопом помчалась на разведку.
    Было очень темно и тихо. Но в отличие от нашего предыдущего персонажа, отряд Гомеса крутил головами во все стороны, все вокруг слыша и замечая. Едва заслышав известный нам грохочущий звук, Гомес поднял вверх указательный палец правой руки:
    - Приготовьтесь, amigos.
    Раздвигая руками ветви, пригибаясь к седлам, они выехали на широкую, освещенную луной лесную поляну.
   Вид сотни кентавров, на минуту застывших на месте, совсем не удивил их – в Вырлском лесу запросто можно напороться на любое диво. Но напротив кентавров стоял с обнаженным мечом Хасиндо с округлившимися от ужаса глазами. Впрочем, ужас прошел, как только он понял, что сзади его настигли друзья, а не еще один табун кентавров.
   Еще миг – и закипел бой.
   Кентавров было больше, они были сильны и яростны, но в настоящем бою против настоящих профессионалов войны им пришлось туговато. К тому же, их мечи были коротки по сравнению с харимбдскими.
    Для Хасиндо этот бой выглядел как-то странно. Он впервые видел настоящих кентавров, а они к тому же оказались сущими дикарями. Глаза их, на первый взгляд вполне человеческие, при ближайшем рассмотрении оказались совершенно бессмысленными, как у животных. Они ничего не говорили, а меж собой общались ржанием, как лошади. И все же Хасиндо не оставляла надежда достучаться до их сознания.
   - Ал! – Крикнул он, увидев сражавшегося рядом Алоиза. – Ты раньше встречал в этих местах кентавров?
  - Нет, - прохрипел в ответ Алоиз, - никогда. И ничего про них не слышал, только в детстве сказки про них читал.
  - Ты не знаешь, разумные они, или нет?
  - А черт их разберет! – Алоиз злился, потому, что в эту минуту на него налетел вожак кентавров и сильно теснил его.
  - Сейчас поймем! – Молвил Хасиндо, в два удара повалил вожака и прижал его шею мечом к земле. – А ну-ка, лошадушка, отвечай, кто тебя прислал?
  Тот в ответ издавал только звуки, вроде коровьего мычания, и глупо вращал круглыми глазами. 
   Нельзя поручиться, что эта неравная схватка закончилась бы хорошо для харимбдских бойцов, но тут из лесной глуши послышался новый, еще более устрашающий звук, нежели грохот кентавровых копыт. Это был завывающий вопль. Он исходил будто бы с изрядной высоты и напоминал еще один боевой дикарский клич. Спустя мгновение, послышались звонкие удары о землю чего-то невероятно тяжелого.
   Кентавры все разом остановились и тут же бросились врассыпную. Потрепанный отряд Гомеса остался на поляне, испытывая одновременно и облегчение, и недоумение.
   А между тем приближалась новая угроза. На поляну вышел человек ростом с хорошую лиственницу. С ног до головы он весь зарос густой черной шерстью; на лице его были видны только глаза, горящие красным огнем, и огромная пасть, наполненная длинными и острыми, но большей частью гнилыми зубами. В правой руке великан держал дубину в половину собственного роста, снабженную железными шипами.
   Великан горделиво оглядел поляну, по-обезьяньи постучал себя кулаками в грудь и, задрав рыло к небу, проорал:
   - Вар-р-р-а-ксс-а-а-а!
   Завершив такой ритуал, он еще раз надменно глянул на обретавшихся у его ног людей, самый высокий из которых – Хасиндо едва доходил ему до лодыжек; а потом великан поднял дубину  и набросился на них все с тем же воплем ополоумевшего орангутанга.
   Может быть, он и расколошматил бы их в мелкую пыль, такую мелкую, что и самому потом было бы нечем поживиться, но Алоиз скомандовал: «В стороны!» и, спрыгнув с Корво, опрометью  бросился великану под ноги. Мгновение, и сбитый гигантской ступней Алоиз со стоном повалился на землю, но великан, запнувшись за него, тоже упал, растянувшись во весь рост. Первым к великану успел Хасиндо с мечом наголо.
   - Руби его, черт бы тебя подрал! – провыл Алоиз загробным голосом.
   И Хасиндо рубанул без промедления. Одного богатырского удара волшебным мечом вполне хватило, чтобы голова великана отвалилась от толстой шеи.
   Зрелище было то еще. Из огромного, смердящего обрубка ручьем хлынула коричневая кровь. Вместе с ней оттуда змеями полезли склизкие жилы и желто-зеленые внутренности. А в открывшемся горле колыхалась туда-сюда наполовину обглоданная, наполовину разложившаяся человечья нога.
   Хасиндо почувствовал рвотные позывы, отвернулся и приложил к лицу носовой платок.
   - Уф-ф, чтоб мне лопнуть!.. – выругался он, переводя дух. – Кажется, управились. Убрать бы отсюда эту гадость. Я слышал, вырлы не едят того мяса, которое добудут не сами.
   - А кентавры? – спросил Алоиз угрюмо. – Убей меня бог, если раньше они тут водились. Кем же может быть твой враг, парень, если он посылает тебе навстречу подобных тварей?
   И Хасиндо рассказал в общих чертах то, о чем ему говорили в королевском дворце. Когда он кончил рассказывать, Алоиз понимающе кивнул головой. 
   - Что и говорить, можно посочувствовать. Послали тебя туда – не знаю куда, к черту на кулички.
   - Тебе в этой поездке совсем не помешал бы оруженосец – взрослый, умный, хладнокровный, с большим опытом участия в разных сражениях. Мы можем помочь тебе. А ну, орлы! Кто из вас готов поехать с ним оруженосцем, поднять руки!
   Роланду, «Пако» и даже легко раненый Ириарте дружно вскинули руки. Лишь Алоиз никак не отреагировал.
   - Я же говорю – орлы! – воскликнул Гомес не без гордости. – А ты, Беллино, чего повесил нос?
   - Не хочу в стадо играть. – Ответил Алоиз сурово. – Пойми, полковник, что как бы твои молодцы ни рвались в бой, с Хасиндо поеду я.
   - Это почему?! – Возмущенно перебил его Роланду. – Всегда ты, везде ты! Что, кроме тебя и солдат на заставе нет?!
   - Я не об этом. – Охладил его негодование Алоиз. – Просто, видно, так суждено свыше. Теперь я вспомнил, что сам Франго недавно, как будто ни с того, ни с сего, назвал меня оруженосцем. Тогда я думал, что он оговорился – он стар, и у него получилась бессонная ночь. Но наш король, похоже, никогда ничего не говорит случайно.
   - Прощай, приятель, - протянул ему руку приунывший Роланду, - не поминай лихом… эх, ну и везет же тебе.
   - Радуйся, дружище, что тебе так не везет. – Ответил Алоиз глухим голосом. – Ибо ты дольше меня проживешь на этом свете.
   Отряд долго смотрел, как отъезжали Хасиндо и Алоиз, пока они совсем не скрылись во тьме.
   После этого Гомес приказал оставшимся солдатам возвращаться на заставу.
   - А вы? – спросил Роланду.
   - Мне нужно встретиться с одной важной особой. Думаю скоро вернуться, если только меня не убьют ненароком.
    Сказав это, Гомес вспрыгнул в седло и потянул уздечку.

Глава 7

   Гомес пробирался сквозь чащу без дороги, потому что знал: найти предводителя вырлов можно только здесь.
   Фред жил со своим народом вдали от проезжих дорог, но при этом умудрялся знать и контролировать многое, что происходило во внешнем мире. Он мог подолгу выступать перед своими подданными со страстными речами, как подобает настоящему королю. В обычной жизни, вне своих сановных обязанностей, он был легко доступен к общению, прост, рассудителен и мало эмоционален. Он прекрасно разбирался в людях и политике, никогда, ни по какому поводу не впадал в панику. Гомес рассчитывал, что Фред объяснит ему природу загадочных смертей вблизи  заставы и появление таких существ, как кентавры.
   Чаща сомкнулась за спиною Гомеса, мрак сделался густым и непроглядным.
   Гомес приложил руки ко рту и три раза звонко ухнул совой. На миг замер, ожидая ответа.
   Все было тихо. И вдруг мягкая и тяжелая лапа коснулась сзади его плеча. Это пришел Фред – подкрался  неслышно, по кошачьему обычаю.
   - Здравствуй, Гомес. Что, приятель, ты там увидал?
   - Здравствуй, король, - в тон ему ответил Гомес, оборачиваясь, - как твои дела?
   - Идут понемногу. Дочка вот замуж собирается.
   - Слышал об этом. Давненько ее не видал, последний раз она еще совсем девчонкой была… За кого она выходит?
   - Похоже, что за Черного Короля.
   - За этого пакостника? – Презрительно фыркнул Гомес. – И ты согласен?
   - Не такой уж он пакостник. Нормальный человек, вроде нас с тобой. Только пока не в ладах мы с его государством, да и с ним лично. А вот, поженятся они – глядишь, и мы с Черными помиримся, вместе за гуров возьмемся.
   - Это вряд ли… она как к нему относится?
   - Плохо, приятель, плохо. Он для нее безразличен. Но мужская любовь важнее женской. А он за моей дочкой на край света готов.
   - Странно видеть тебя таким. – Хмурился Гомес. – Каким-то ты становишься мягкотелым, что ли… но, если будет по-твоему и все так сложится, стало быть, и войне скоро конец? В кои-то веки в Черном Короле проснулось хоть какое-то доброе чувство…
   - Посмотрим. – Промурлыкал Фред задумчиво. – Она тут еще хорохорится: выдумала какой-то турнир непонятного значения… ладно, говори, зачем пришел?
   - Дело есть, дружище. Мы только что дрались с целым табуном кентавров.
   - Ну и что?
   - Как – что? Раньше никто их тут никогда не видел. Откуда они взялись? Ты не знаешь?
   - В последние годы в наших лесах то и дело появляются разные твари, одни страшней других, - неспешно рассуждал Фред, - и вот, что я тебе скажу: и копытные волки, и драконы, и прочие зеленые чудища, и твои сегодняшние кентавры, тоже – все это гуры. Старому проходимцу Горацио не сидится спокойно там, откуда он выгнал наш народ. Как я жалею, что до сих пор не выпустил из него кишки!.. Но когда-нибудь такое случится, будь спокоен.
   - Будешь тут спокоен, когда в мирное время гарнизон мрет по одному-два человека через день!
   - Вас отстреливают исподтишка. На твоем месте я ответил бы гурам тем же. – Сказал Фред просто. – А теперь прощай; у меня сегодня еще много дел.
   И Фред пропал в чаще, а Гомес развернул коня и поехал назад, на заставу.  Но проехал он крайне мало, потому что почти тут же, едва он остался в одиночестве, на него откуда-то сверху обрушились шестнадцать воинов в зеленых доспехах и с мечами наголо.
   При всей своей несокрушимости, тут Гомес не успел ничего предпринять и даже позвать на помощь кого-нибудь. Он нанес, конечно, два-три удара, но вот уже серо-розовая пелена застлала ему глаза, Гомес упал с седла и безжизненно распластался по земле.

*  *  *

   Кони бежали крупной рысью. Было темно, хоть глаза выколи, и только необъяснимое сияние огненного меча, изображенного на щитах и Хасиндо, и Алоиза, слегка рассеивало тьму.
   - Слушай-ка, храбрый воин, - промолвил вдруг Алоиз, - ты хоть какой-нибудь примерный маршрут себе выработал?
   - Думаю, для начала надо ехать в Бломию. – Был ответ.
   - Ты что-то имеешь лично против Черного Короля?
   - Я? имею?! Хо-хо, это слабо сказано! Я его ненавижу, и он непременно будет убит мною. Таким образом, главный вдохновитель этой чертовой войны исчезнет – и ей придет конец.
  - Почему ты так решил? Черный Король – обычный человек, хоть и из когорты великих. Но в наших бедах замешано чье-то колоссального масштаба колдовство.
   - Ерунда. – Хасиндо слегка сморщил нос. – Никакого колдовства не бывает. Во всем существующем заслуга и провинность обычных людей – их разума и силы. Нас тянет романтика, и оттого мы придумываем всех этих волшебников, духов и чудовищ. А Франго очень мудр, вот и слывет волшебником.
   - Я пожил на свете определенное время, - сказал Алоиз раздумчиво, - и сделал вывод, что колдовство все-таки существует. Причем, те маги, которых мы называем злыми, далеко не всегда и взаправду злы. Этих людей часто обозляют несчастья, которые на них сваливаются. А знанием черные маги часто превосходят белых. Сражаться с ними очень трудно, а нам, похоже, предстоит в конце пути именно такое сражение.
   Пока они так разговаривали, мелкий дождик, начавшийся еще пару часов назад, постепенно разошелся и захлестал вовсю. Он уже не капал, не струился, а лил с небес сплошной стеной.
   - Неплохо бы поискать убежище на ночь. – Сказал Алоиз, придерживая Корво.
   - Да где ж его взять? – пожал плечами Хасиндо, - на сто верст вокруг дикая чаща. И чего мы не переночевали на заставе?
   - Где-то здесь, помнится мне, должен быть старинный замок. – Снова заговорил Алоиз. – В нем еще отдыхала принцесса Лючия Брискская.
   И едва он это договорил, прямо перед ними из густых дебрей возник замок. Громадный, черный, неприветливый. Два окна наверху его светились каким-то багровым зловещим светом и были похожи на два кровожадных звериных глаза.
   - Он? – спросил Хасиндо. 
   - Вроде, он. А какая нам разница? Главное – крыша над головой. – Проворчал Алоиз.
   - Там кто-то живет? – осторожно осведомился Хасиндо.
   - А черт его знает! За семь лет мог кто-нибудь и поселиться. Ну, попросимся на ночлег.
   Вокруг этого древнего строения был вырыт защитный ров, впрочем, давно пересохший. Странно, однако, мост через него был опущен. Массивная дверь отворилась легче, чем они предполагали, но с невероятно громким скрипом, и из помещения повеяло сыростью и затхлостью.
   Они привязали коней во дворе и направились внутрь замка. Мост поднимать тоже не стали – вдруг придется поспешно уходить!
   Алоиз зажег факел, и в его неверном, пляшущем свете стала видна длинная каменная лестница, ведущая наверх, откуда тонкой полоской лился тот самый, багровый зловещий свет.
   Приятели стали подниматься по лестнице. Справа и слева от них на штырях ее перил были надеты белые и желтые, блестящие и тусклые человеческие черепа. Каждый шаг звонко отражался от ступеней и, поднимаясь к потолку, обретал дополнительную гулкость и источал угрозу. Дойдя до верха лестницы, наши герои уткнулись в новую железную дверь с выдавленным на ней незнакомым вензелем.
   - Разве среди людоедов встречаются аристократы? – спросил Хасиндо.
   - Среди аристократов встречаются людоеды. – Поправил его Алоиз. – И, похоже, здесь живет людоедский король. В вензеле присутствуют королевские регалии: корона, скипетр и держава.
   Сам же вензель представлял собою витиеватую литеру «G», сверху донизу увитую хмелем, с прислоненной к ней боевой секирой.
   Дверь была тоже немного приоткрыта. За нею оказалась просторная, а вместе с тем уютная комната. На стене багрово горел факел, вставленный в специальное отверстие, под ним стоял огромный топчан, устланный сильно вытертыми восточными коврами. Такие же ковры висели и по стенам, но чад от факелов давно уже прокоптил их насквозь, так, что рисунок на них был почти не виден.
   - Факел горит, а хозяина нигде не видно. – Пробормотал Хасиндо. – Может быть, пойти его поискать?
   - На кой нам сдался хозяин? – сморщил нос Алоиз. – Особенно такой хозяин, который весит на перила черепа. Уверяю тебя, друг мой, мы прекрасно переночуем и без него.
  - Но он может сам захотеть составить нам компанию. – Поднял указательный палец Хасиндо.
  - Вот тогда и разберемся, - зевнул Алоиз, - А сейчас отдыхаем.
  Он решительно забрался на топчан, лег на спину, положил руки под голову и прикрыл веки. Места на топчане хватило бы и десятерым таким, как они.
   Хасиндо тоже лег и расслабил напряженные мышцы. Тело его обволокла блаженная истома, и он погрузился в сон. Ему вдруг привиделась  прекрасная женщина с длинными, пышными волосами цвета воронова крыла, с глубокими черными глазами, настолько глубокими, что в них без труда можно было утонуть.
   - Здравствуй, мой мальчик, - сказала она нежным бархатистым голосом, - ну, что же, вот ты и сделал первый шаг по самому главному пути в твоей жизни. Ты видел Зло вблизи и скрещивал  свой верный меч с мечами Зла. Но это всего лишь начало, и оно еще очень легко. Запомни: отныне ты не должен больше рубить вслепую, невзирая на лица. Не суди о враге сугубо по его внешним признакам. Помни, что Зло очень хитро и коварно, и может прикинуться сказочной красоты миражом, чтобы заманить тебя в ловушку, или перетянуть на свою сторону. И вместе с тем, Добро иногда бывает на вид страшно и неприглядно. Учись отличать одно от другого. И да не поднимется твоя рука против молящих о пощаде.
   - Кто ты такая, что знаешь все обо мне? – спросил юный рыцарь. Внутри его все заколыхалось.
   - Я – твоя небесная покровительница. – Ответило чудное видение. – Я буду сопровождать тебя до самого конца твоего пути, лечить твои раны, добавлять ума-разума, предостерегать от ошибок. Можешь звать меня Матушкой. Пока это всё.
   - Когда ты придешь снова? – спросил Хасиндо.
   - Когда в этом будет необходимость. – Ответила она. – А сейчас мне пора.
   Женщина исчезла, и сейчас же что-то твердое и мертвенно-холодное уткнулось в грудь Хасиндо. Сон кончился, наступило ужасное пробуждение.
   Над Хасиндо нависал массивный человеческий череп, похожий на те, которые были на лестнице. Череп принадлежал иссохшему долговязому скелету. Одной костлявой рукой скелет сильно тряс юношу за плечо, а другой рукой придерживал длинную серебряную шпагу у своего бедра.
   - Вставай, щенок! – заскрипел скелет, но не загробным, призрачным, а каким-то визгливым, скрежещущим голосом. – Давай сразимся, если не хочешь умереть сразу, не слезая с топчана.
   Неуловимым движением Хасиндо упер свое правое запястье в его подбородок и так резко пихнул врага назад, что скелет упал навзничь, череп отлетел у него от шеи и раскололся о каменный пол. Однако, несмотря на легкую победу, наш герой сразу же вскочил, обнажил меч и стал озираться.
   Он не ошибся в своих предположениях. Помимо обезвреженного скелета в комнате находились еще два оживших покойника. У одного из них на бедре была такая же серебряная шпага, у другого в  начисто обглоданных кем-то руках – короткая дубинка.
   Не спуская с них глаз, Хасиндо легонько, но чувствительно ткнул спящего Алоиза рукой в бок. Алоиз сейчас же проснулся и сразу ввязался в драку. Пока Хасиндо загонял костлявого обладателя шпаги в угол, Алоиз бросил владельца дубинки через бедро и тут же увидел, что за спиной Хасиндо появились еще два скелета. Первого Хасиндо немедленно срезал, развернувшись, ударом плашмя, но второй скелет нанес юноше славный удар ниже пояса, и Хасиндо не удержался на ногах. Четыре ноги без мышц и кожи, тем не менее сильные, стали яростно пинать его.
   А вообще, скелетов в комнату будто бы кто-то подбрасывал горстями. Если бы у Хасиндо чуть подольше не прошел шок, его бы попросту раздавили. Но наш рыцарь поднялся и начал размашистыми движениями крушить движущихся мертвецов.
   В конце концов, чудовищная толпа скелетов, невесть откуда набившаяся в комнату, выдавила их обоих за дверь. Несколько секунд они еще стояли на месте, штампуя напиравших скелетов дверью, разбивая им черепа и круша сочленения, а затем бросились вниз по каменной лестнице. Подбежав к воротам, они попытались проникнуть за них и покинуть проклятый замок, но…
   - Черт меня подери! – воскликнул Алоиз, - какая-то сволочь заперла ворота снаружи!
   К счастью, они вовремя заметили слева еще одну лестницу, ведущую вниз, может быть, в черный ход. Скелеты уже заполонили весь портал, когда рыцарь с оруженосцем помчались еще дальше вниз. Вскоре они уперлись в третью дверь с точно таким же вензелем и, поднажав на нее, распахнули наружу.
   Как они ошиблись! Дверь привела их не на волю, а в темный, сырой подвал, насквозь протухший мерзостным смрадом.
   Алоиз зажег второй факел и издал тихий стон ужаса. Весь подвал был завален человеческими трупами. Мертвецы в самых причудливых позах лежали на полу и висели на стенах. К тому же повсюду лужами стояла, не сворачиваясь, бурая кровь и со стен стекала гадкая слизь. Но здесь хоть было тихо.
   Тихо, да недолго. Не успели они и глазом моргнуть, как висящие мертвецы сошли со стен и, колышась в воздухе, расставив руки в стороны, двинулись на Хасиндо и Алоиза. Острые желтые зубы так и клацали, угрожая добраться до чьего-нибудь горла. Пришлось опять поработать мечами. Разбрызгивая вокруг кровь и гной, они долго рубили озверелых зомби.
   Вдруг Хасиндо увидел перед собой стеклянную банку в человеческий рост, доверху наполненную бесцветной жидкостью. В ней под плотно закупоренной пробкой находился тощий, высокий, совершенно голый мертвец, на лице которого застыла такая гримаса, что при одном взгляде на нее любого одолела бы тошнота.
   Хасиндо занес, было, меч, чтобы ко всем чертям разнести эту гадость, но тут человек в банке открыл свои мертвые глаза – они все равно, и открытые были мертвы, однако источали некоторый смысл – и глухим, нутряным голосом завыл:
   - Не троньте нас, умоляю! Мы не причиним вам зла!
   «Да не поднимется твоя рука против молящих о пощаде…» - вспомнил Хасиндо и опустил меч.
   - Что… ты… хочешь от меня? – не слыша сам себя, спросил он покойника.
   - Разбей банку и выпусти меня, - был ответ, - но только тихонько, не повреди.
   Резкий удар – и осколки сосуда, звеня, посыпались на пол. Мертвец, оказавшийся на свободе, выпрямился и сделал три робких шага вперед. Все замерло и стихло.
   Спустя несколько мгновений, сверху послышался страшный грохот. У рыцаря и оруженосца зазвенело в ушах и поплыло перед глазами. Когда они пришли в себя, подвал превратился в большой и красивый зал, хорошо освещенный множеством потолочных люстр. Трупы и зомби приняли нормальный человеческий вид. Они были теперь одеты по старинной придворной моде в костюмы министров, стражей, лакеев, поваров и других сословий. Тот же, кто был до этого засунут в банку, теперь выглядел очень солидным, крепким бородатым мужчиной с орлиным профилем и пронзительным, волевым взглядом. На нем был серый, расшитый золотом камзол, красная мантия, а на голове – золотая королевская корона.
   - Здравствуйте, мои таинственные освободители! – возвышенным голосом сказал он. – Меня называют Гальярдо – Воин. Я – король Саламандрии.

Глава 8
   
   - Что пригорюнились, дитя мое? – спросила женщина средних лет у молодого человека, долговязого, скуластого, худощавого, с грустными серыми глазами. Шевелюра у него была какая-то пегая – светлые молодые пряди перемешивались с проседями пятидесятилетнего ветерана. Молодой человек сидел на лавочке в саду, скрестив ноги в блестящих сапогах и подперев кулаком свою странную голову, о чем-то грустил.
   - Я скучаю, донья Тереза. – Ответил он, взглянув на собеседницу несколько исподлобья. – Вот уже пять лет, как я совершенно излечился от ран и – представьте! – не нахожу себе ни применения, ни развлечения. На войну отец не отпускает, друзья воюют, сам отец женился на вас, и ему не до меня… да и вы, дона Тереза, не слишком любите пасынка.
   - Дитя моё, вы сами во многом виноваты. - Улыбнулась дона Тереза. – Вы уже не ребенок и должны заботиться о себе сами. Для чего вам материнская любовь? Женитесь и слезьте с родительской шеи.
   - Не могу я жениться, донья Тереза.
   - Ну вот, опять прежняя песня! Почему же, дитя мое?
   В ответ молодой человек встал с лавки, печально махнул рукой и угрюмым, медленным шагом направился к отцовскому замку.
   В это время из другой калитки в сад вошел пожилой мужчина, высокий, крепкий, с короткой окладистой седою бородой. Он подошел к донье Терезе, обнял ее, положив голову женщины себе на плечо.
   - Вы снова поссорились с Рамоном, дорогая? – спросил он довольно ласково.
   - Ничуть, Альберто, ничуть. Я всего-навсего сказала, что ему пора бы жениться. А он начал спорить и плакаться.
   - Но ты же знаешь моего сына, дорогая. Он до сих пор изрядный сорванец, и голова его забита всякими романтическими бреднями. Вопреки моим предположениям, армия, вместо того, чтобы остепенить его, только окончательно сбила его с пути. Если бы я только чуть ослабил сейчас к нему внимание, он давно был бы уже снова там, а то бы и погиб  где-нибудь в болотах Фалкирии или в глухих лесах Славии. Но давить на него по поводу женитьбы не надо. Придет время, и он решится на это сам.
   - Отец! – раздался тут неподалеку звонкий голос Рамона. – Я съезжу поохотиться с дядькой Хорхе. Можно?
   Он спрашивал «Можно?», а сам уже был в полном охотничьем  облачении, при оружии, и белый конь гарцевал под ним.
   Дон Альберто глянул в его сторону, улыбнулся добрыми глазами и махнул рукой в знак того, что разрешает Рамону ехать, куда ему будет угодно, тем более – в компании Хорхе.
   Взяв двух отличных гончих, Рамон и его верный слуга Хорхе ровной рысью направились к лесу.
   Все это происходило, как вы, наверное, уже поняли, в небезызвестном нам Грансаралеги. Молодой человек этот был не кто иной, как Рамон Альберто Торрес Дельвеккьо маркиз де Грансаралеги, прославившийся на Западной заставе под именем Рамберт. В конце первой  части мы оставили его едущего домой на обозной телеге, избитого, израненного и обессиленного. За прошедшие с того момента семь лет он значительно изменился внешне: поздоровел, прибавил в росте, раздался в плечах, оброс мускулатурой и легкой щетиной на подбородке. Не изменились его глаза – серые, прозрачные, сверкающие и по-детски искренние; не претерпела изменений и его душа – парящая в облаках и все так же нежно любящая. Седыми же волосы на голове его сделались, как он сам объяснял: «от печали, тоски и безысходности».
   - Что ж ты не женишься-то, мальчик? – завел разговор Хорхе, едва они остались наедине. – Твоя мачеха права: всю жизнь в отчем доме не проживешь, пора становиться взрослым.
   - Сколько можно повторять, дядька?! – устало проныл Рамберт. – Жениться надо по любви, а я своей судьбы пока еще не встретил.
   - Где же она – твоя судьба? Вон сколько девушек вокруг, и все такие красивые, веселые. А ты не обращаешь на них никакого внимания. В чем причина?
   - Моя судьба далеко отсюда. – Сказал Рамберт туманно. – Она живет в другой стране, а иногда мне кажется, что она живет даже совсем в ином мире. Этот мир так далек, и в нем тепло и свет, и он сияет над нашей тьмой, как звезда в ночных небесах. И смотреть на эту звезду – участь моя, Хорхе…

А быть может, лишь в этом и суть?
Может, так все и было всегда?
Человечье житье – это путь,
Над которым сияет звезда.

И веков испокон
Мы стремимся за ней,
Презирая закон,
Загоняя коней.

В голове – ураган,
По пятам – воронье,
Но все это – обман.
Отыскать бы её!

   - Да, - сказал Хорхе, - красиво…
   Тут раздался громкий лай, и оба оживились. Собаки почуяли зайца.
   - Ату его! – весело завопил толстый гувернер, дав лошади шпоры. – Куси!
   Заяц рванул наутек, словно стрела, выпущенная из самого тугого на свете гугистанского лука. Собаки – за ним; охотники – за собаками.
    Погоня была жаркой и увлекательной. Этот длинноухий оказался на редкость быстрой бестией. Он мчался, петлял, закладывал виражи, один круче другого. Но кони у охотников были добрые, и они не отставали.
   И тут случилось ужасное. На крутом повороте лошадь Хорхе споткнулась, зацепившись копытом за острый камень, качнулась в сторону. Хорхе вылетел из седла и с размаху ударился тучным животом о землю. Он даже не покатился, а, издав короткий вскрик, остался неподвижно лежать на месте.
   - Что с тобой? – тревожно спросил Рамберт, моментально спешившись и подбегая к нему.
   - Ничего, мальчик, ерунда. – Тяжко прохрипел тот в ответ. – Просто состарился немножко твой слуга, вот и все.
   - У тебя кровь! – крикнул Рамберт испуганно.
   Действительно, из рта Хорхе текла горячая струя крови.
   - Ребро, что ли ты сломал, дядька?
   - И, похоже, - Хорхе продолжал хрипеть и плеваться кровью, - это ребро пробило мне легкое, мальчик.
   - Чем я могу тебе помочь?
   - Теперь уже ничем. Что случилось, то и случилось. Настал мой последний час… надо же, какая глупая смерть…
   - Не говори так! – плакал Рамберт. – Ты останешься жить!
   Он попытался поднять Хорхе, но в ответ послышались мучительные стоны и приглушенные ругательства.
   - Не старайся, парень. Я умру. Еще хорошо, что в эту минуту именно ты оказался рядом. Успокойся. Послушай меня, потому, что мне остается мало времени.
   - Прощай, дядька Хорхе! – разрыдался Рамберт. – Знай, что я любил тебя, как отца!
   Эта мысль, вместе с подкатившим к горлу Рамберта комком, явилась вдруг, неожиданно, а потому прозвучала вслух.
   - А я и есть твой отец, Рамон. -  Прошептал Хорхе.
   - Что?! Что?! Повтори!
   - Я и есть твой настоящий отец… - Губы Хорхе уже едва шевелились. Промолвив эту фразу, он тут же испустил дух.
   Первые несколько минут Рамберт просто  не соображал, что делать дальше. Происшедшее был слишком значительно, чтобы осознать это сразу.
   Немного придя в себя, он осторожно погрузил тело Хорхе на своего коня и медленно побрел домой, ведя коня в поводу.
   Дома его ждал долгий разговор с доном Альберто. Вот, что узнал Рамберт, когда все слезы были пролиты, и все слова сострадания высказаны.
   Двадцать с небольшим лет тому назад холодным осенним вечером к замку маркиза Торреса Дельвеккьо пришел нищий бродяга – усталый, больной, оборванный человек. Кожа висела складками на его теле, прежде расположенном к полноте. За его плечами в небольшой плетеной торбе плакал маленький ребенок.
   Нищий сказал, что жена его умерла, и теперь он остался один с маленьким сыном на руках.
    - Возьмите меня в услужение, барин, – умолял бродяга, - иначе нам с мальчиком грозит голодная смерть.
    Маркиз сам был женат вот уже несколько лет, но детей у него в семье не было и не намечалось. И он предложил нищему:
    - Пусть твой сын живет в моем доме и станет моим наследником. Я буду любить его, и заботиться о нем, как о родном. И ты будешь всегда находиться около него, растить его и воспитывать. На возрасте он унаследует все мое состояние и сделается богатым и знатным человеком. Но ты до поры не говори ему, кто его настоящий отец. Пусть он привыкнет быть маркизом, а уж потом узнает всю правду, когда станет совсем взрослым.

   - Нечестно! – воскликнул Рамон. – Это же настоящее свинство! Я всю жизнь прожил рядом с отцом – и вот только сейчас узнал, что он мой отец! Ты не должен был так поступать!..
   - И, однако, в тот вечер Хорхе согласился на это. Он хотел, чтобы ты был богат и счастлив, пойми. А теперь ты все знаешь, и можешь относиться к этому, как тебе будет угодно. Вспомни, обижал ли я тебя когда-нибудь? Подумай о том, что и я полюбил тебя, как собственного сына. Теперь у тебя есть титул, деньги, положение в обществе. Ты свободный человек и сам себе хозяин. Если ты все же сердишься на меня, то я прошу у тебя прощения. – Так говорил дон Альберто.
   Рамберт понурил очи долу. Тысячи разных чувств одновременно вспыхнули в его груди, тысячи разных мыслей мгновенно ударили в голову.
   - Я не могу ничего решить сразу, - глухо вымолвил он, - я должен подумать.
   Он взял бутылку пива и спустился в сад, чтобы побыть одному и освежиться на вольном воздухе.
   Рамберт сидел долго в полной прострации, тянул янтарный напиток и не знал, что делать дальше. Время шло
   Когда уже перевалило за полдень, на дороге за оградой сада появились трое всадников в черных доспехах. На шлеме того блома, что скакал первым – угрюмого толстяка на грузной рыжей лошади – была выгравирована баронская корона.
   - Эй, рыцарь! – хрипло пролаял толстый барон, на всем скаку  останавливая лошадь у ограды. – Что сидишь печальный? Или нет у тебя дела по душе?
   - Уйди, черный! – Отмахнулся Рамберт, - Мне сейчас не до разговоров, и ссориться я, тоже, не настроен. Уйди с миром, прошу тебя.
   Надо заметить, что, несмотря на оккупацию бломами некоторых харимбдских территорий, ни унижаться, ни даже в малом заискивать перед врагами харимбдцы не собирались. Часто бывая избиваемы, и даже угоняемы в плен, они относились к врагам в большей степени надменно, гордо, а иногда и вот так – как к назойливым кусачим слепням.
   Барон, не моргнув и глазом на столь неприветливый прием, поправил забрало на своем шлеме, вытащил из дорожной сумки пергаментный свиток и начал читать зычно, с подвыванием:
   - Его Величество Черный Король, могущественный монарх Бломии, повелел в недельный срок оповестить владельцев всех известных рыцарских вотчин Саламандрии о том, что такого-то числа следующего месяца в Великой Бломии состоится грандиозный рыцарский турнир, главными трофеями в коем будут: трон Брисконии, а также рука и сердце королевы Лючии Брискской, по личному благоволению оной!
   При имени Лючии Рамберт вздрогнул, поперхнулся пивом, прокашлялся и замер, вытаращив глаза на барона. Будто столбняк напал на молодого человека, и так они с бароном пораженно смотрели друг на друга целую минуту, а то и больше.
   - Ненормальный! – сказал, наконец, бломский вельможа и, приказав своей свите следовать за собою, дал коню шпоры в бока.
   А Рамберт встал со скамьи и заскорузлыми, деревянными шагами двинулся в замок дона Альберто.
   - Отец! – изрек Рамберт, становясь на колени перед не ожидавшим ничего хорошего маркизом. – Ты хотел, чтобы я принял решение, так вот, слушай. Судьба повелевает мне сделаться странствующим рыцарем и ездить по свету в поисках счастья. С Богом не спорят, и я подчиняюсь ему. Я пришел лишь спросить твоего благословения.
   Дон Альберто не смог сдержать слёз. Да, он уже, вроде бы, приучил себя к мысли о скором расставании с приемным сыном, но вот  теперь, когда дошло до дела…
   - Встань, парень. – Проговорил маркиз подрагивающим голосом. – Я растил тебя, как собственного сына, предполагая, что ты станешь настоящим мужчиной. Я рад, что этот день наступил. Не собираюсь тебя удерживать и благословляю тебя в дорогу. Помни только, что в моем замке тебя всегда ждут с распростертыми объятиями, и где бы ты ни оказался, мысленно я буду всегда рядом с тобой. А теперь прощай.

   И вот уже пыльная дорога уносит нового «белого» рыцаря дальше и дальше на Запад – навстречу любви и мечте.

*  *  *
   
   - Я вижу, вы растеряны, дорогие мои спасители, - продолжал Гальярдо, дружелюбно улыбаясь. Вы боитесь меня? Ах, не обижайтесь; когда было действительно страшно, вы держались молодцами, а теперь бояться уже нечего. Сядьте вот на диван, и я поведаю вам свою историю.
   И вот, что он рассказал:
   Двести лет назад Саламандрия была единой страной. И правил этой благополучной и даже счастливой страной он – король Гальярдо. Так продолжалось до тех пор, пока в его загородной резиденции не появился дикарь-великан, которого за издаваемые им странные гортанные звуки прозвали люди Вараксой.
   Никто, вплоть до короля сначала не знал об этом, но начали пропадать люди – один за другим. Тогда все стало известно, и первым, кто отважился сразиться с великаном, был Гальярдо. Впрочем, из этого не вышло ничего хорошего. Великан поймал короля и посадил в большую стеклянную банку, залив его отвратительным маринадом, а банку поставил в погреб, видимо, заготовив ее впрок. Весь погреб был наполнен засоленными и засушенными человеческими трупами, а маринованный Гальярдо мог ощущать, видеть и слышать все, что происходило вокруг него. Нетрудно представить, какие душевные муки испытывал он при этом.
   Прошло, как я уже сказал, около двухсот лет. И вот, несколько часов назад великан куда-то отлучился, а вскоре в замке появились Хасиндо и Алоиз.
   - И я безмерно благодарен вам, друзья мои, за наше чудесное спасение! – торжественно заключил Гальярдо. – Думаю, что, когда великан вернется, мы встретим его во всеоружии.
   - Он не вернется. – Сказал Алоиз уверенно, - В нескольких милях отсюда мы видели, как дикие звери гложут чьи-то громадные кости.
   Про себя он подумал, что это, наверное, тот самый великан, которого он, Алоиз, семь лет назад уводил от замка принцессы, а потом не стал добивать в буреломе.
   Король Гальярдо отвесил своим спасителям земной поклон и пригласил их переночевать в обезвреженном ныне замке, на что они охотно согласились.
   Ночь пошла спокойно. А наутро Гальярдо накормил их сытным завтраком и, когда к столу подали легкого гугистанского вина, попросил:
   - Ну, рассказывайте же, дорогие мои друзья! Что тут происходило на Саламандрии, пока я сидел в банке. Какой сейчас год? Кто нынче король? И все такое прочее…
   - О, Ваше Величество, чувствую, придется мне вас огорчить. – Печально начал Алоиз. – Ведь и в вашу-то эпоху жизнь медом казалась не многим. А теперь все заметно, многократно ухудшилось. Как таковой единой Саламандрии больше не существует; вместо этого имеется десятка полтора ничтожных по сути, но чрезвычайно амбициозных королевствиц, ведущих беспрестанные войны друг с другом…
   Алоиз рассказал все, что знал, и чем дольше он рассказывал, тем крепче сжимались кулаки Гальярдо.
   В конце концов, король в сердцах схватил со стола серебряную братыню, полную черного вина, и с размаху шарахнул ее об пол. Затем сел обратно на свое место, обхватил голову руками и на некоторое время замер.
   - Ваше Величество, нам надо ехать. – Осторожно напомнил Хасиндо.
   - Подождите, - изрек бывший король каким-то упавшим, утробным голосом, - я вас немного провожу.
   Он вышел с новыми друзьями на двор, подозвал распорядителя, дал ему некоторые указания, приказал оседлать коня, и, когда это было исполнено, все трое неспешно двинулись дальше.
   Погода с утра разгулялась. Солнце ярко светило, пока еще не очень высоко, и красиво подсвечивало длинные дождевые капли, оставшиеся с ночи на ветках деревьев. Чистое синее высокое небо так и звало, так и манило подняться и улететь далеко-далеко, где еще никто не бывал.
   Лес расступился, и пошла торная дорога. Лошади пошли ровнее и быстрее. Алоиз тут же вспомнил своего прежнего коня Паладина и принялся рассказывать бывшему королю, какой Паладин был верный и послушный и как замечательно бегал. Гальярдо поинтересовался, не мог ли этот конь еще и летать, и, узнав, что не мог, заявил:
   - А вот мой отец разводил породу лошадей, которые умели парить над землей, планировать, пикировать, и вообще…
   Алоиз усомнился в возможности существования такой породы, они заспорили, но вдруг окружающая их тишина нарушилась неожиданно и страшно.
    Посреди дороги возник распластанный тигр. а над ним хлопал крыльями здоровенный гриф-стервятник, размером гораздо больше обычной подобной птицы, сразу видно – оборотень. Его кривые железные когти рвали в клочки тигриную грудь, тяжелый и острый медный клюв старался продолбить тигриную голову. Красивый полосатый зверь отчаянно отбивался мощными лапами. И тот, и другой громко кричали по-животному и длинно, заковыристо ругались по-человечьи. Короче, драка была не на жизнь, а на смерть.
    Похоже, что гриф начал одолевать тигра. Квадратная голова полосатого повернулась к молчаливо наблюдавшим за схваткой воинам.
    - Д…друзья! Помогите!
    Вдруг Алоиза осенило. Он узнал этого тигра.
    - Клянусь кишками бобоголовых! – воскликнул Алоиз. – Фред!
    Однако нельзя было терять ни секунды. Алоиз выхватил меч из ножен и набросился на грифа.
    Вмешательства остальных не потребовалось. Через минуту гриф, захлебываясь собственной кровью, метался в предсмертной судороге.
    Фред поднялся на лапы, отряхнулся и уставился на всю компанию.
    - Черт меня подери! Кого я вижу! Алоиз Беллино! – зарычал он радостно.
    Хотя ему только что угрожала верная смерть, Предводитель вырлов, казалось, забыл об этом, едва вылез из-под врага. На его морде была видна только радость от встречи с давним другом.
   - Здорово, старина! – радовался Фред. – Откуда ты взялся здесь, так вовремя?
   - Я теперь оруженосец вот этого великого вояки. – Алоиз указал на Хасиндо. – С кем ты тут сражался?
   - Да, хватает у меня врагов. А у тебя, я вижу, новые друзья?
   Они познакомились. Хасиндо и Гальярдо с некоторым удивлением пожали лапу говорящему, разумному хищнику.
   - Простите, не знаю как к вам и обращаться, - молвил Фреду Гальярдо растерянно, - вы кто?
   - Я король. – Был ответ. – В общем, меня величают Предводителем вырлов. Девятнадцать лет тому назад на наше маленькое мирное Вырлское королевство обрушилась черная туча в виде ужасных людей-оборотней, именуемых гурами. Они победили нас в бою, а затем наложили на нас Великое Заклятие Оборотней. Благодаря этому они навечно (по крайней мере – пока колдовство не развеется) стали людьми; зато мы превратились в животных, сохранив лишь человеческий разум. Потом они выгнали нас  в дремучие леса и заняли нашу землю и наши жилища, но и после этого не прекратили убивать нас. Впрочем, и мы продолжаем по мере сил и возможностей воевать с ними. Единственная, кто по счастливой случайности избежала Заклятия – моя дочь, теперь королева Лючия Брискская. 
   Гальярдо слушал и яростно сверкал глазами. Видно было, что любое упоминание о феодальной раздробленности на Саламандрии причиняло ему острую душевную боль.
   - Так вот, - провозгласил он, когда Фред завершил свой рассказ, - знайте, что я тоже король, причем король всей Саламандрии, теперь разорванной на части. Я провел двести лет в ужасном заточении, а выйдя на свободу, лишь недавно узнал, какие здесь теперь порядки. То, что рассказали вы, поистине ужасно и несправедливо. Правильно ли я понял, что вы боретесь с гурами уже почти двадцать лет и никаких заметных результатов пока не добились?
   - Увы, это так, - понурился Фред, - но мы не опускаем рук.
   - Теперь и я приму в вашей войне участие! – решительно молвил Гальярдо. – Я отыщу предводителя гуров – как там его зовут? – и воздам ему за все его злодеяния, не будь я Гальярдо Первый!
   - Рад познакомиться; меня зовут Фредерик. Только сомневаюсь, что у вас что-то получится с первого раза. Одолеть Горацио Жестокого очень трудно.
   - Едем в его нынешние владения, и я вам докажу обратное! – воскликнул Гальярдо. – Вся эта лжевельможная мразь еще не ведает, что такое настоящий король!
   - Это слова мужчины! – одобрил Фред.
   - Господа, разрешите и нам поехать с  вами. – Вставил свое слово Хасиндо. – Я рыцарь Меча Воздающего Хасиндо Дельграно, а это – мой  оруженосец Алоиз Беллино, и думаю, что в бою мы тоже кое-чего стоим.
   - Кому ты это говоришь? – несколько обиженно взглянул на него Гальярдо. – разве я могу сомневаться в тебе, парень? Едем!
   И вся компания углубилась в лес, растянувшись гуськом по узкой тропинке.
   «Короли, короли! – размышлял Алоиз, ехавший позади всех. – Гальярдо –Первый, Франго – Первый, Черный Король – Фердинанд, кажется, тоже, Первый.   Каждый из вас кичится собственной властью, каждый рвется быть только первым, исключительно первым! Все наши беды от этого…»
   - Послушай, - шепотом спросил он бежавшего рядом Фреда, - а ты случайно не Фредерик  Первый?
   - Так и есть, - ответил тот тихо, - а как ты догадался?


*  *  *
 
   Гомес очнулся рано утром где-то на опушке Вырлского леса. Тело полковника, жестоко избитое накануне, ныло так, будто в нем не осталось ни единой целой косточки. Брезжил оранжевый рассвет.
   Прежде всего, Гомес не мог не заметить, что место другое. Кто-то перетащил его сюда. Друг или враг? Если враг – почему не убил? А если друг – почему не донес до заставы?
   Он попытался подвигать руками и ногами. Все цело, поскольку слушается, вот только ноет ужасно.
   Что ж, не все так плохо. Надо пробираться к своим. Только отдохнуть сначала немного, отдышаться.
   Гомес сел под дерево, закурил сигару. От нее сразу полегчало. Теплое солнце согрело лицо, и полковнику сделалось хорошо и приятно.
   Он вдруг представил себя мирным крестьянином, сидящим на крыльце собственной избенки, глядящим, как по усадьбе взад и вперед бегают двое маленьких сорванцов – его дети, а поодаль стирает белье в большом корыте его молодая красивая жена.
   Как бы все это было замечательно! Гомес улыбнулся в бороду. Но ничего этого нет и быть не может. Он – солдат, и жизнь его – воинская служба.
   Вдруг невдалеке послышались странные звуки. Будто кто-то  всхлипывал маленьким детским носиком, глотая слезы и шепча глупые, жалостливые причитания.
   Гомес поднялся с пенька, на котором сидел, и, неслышно ступая, пошел на эти звуки.
   За ближайшей  лианой он обнаружил мертвую лошадь, убитую стрелой в шею, а над ней плакала навзрыд, уткнувшись лицом в ее остывший бок, маленькая девушка, худенькая и хрупкая, как полуторамесячный котенок.
   В первое мгновение Гомес растерялся. Девушка плакала, ее нужно было успокоить, а он не знал, как подойти к ней и как заговорить, чтобы не напугать ее еще больше.
   В конце концов, собравшись с мыслями, он подкрался к ней кошачьей походкой и насколько мог нежно коснулся рукой ее плеча.
   - Что плачешь, деточка? – спросил Гомес тихо.
   Удивительно, но голос его, дотоле приученный лишь к двум разновидностям общения: ворчанию и командирскому крику, на сей раз прозвучал мягко, располагающе, совсем по-отечески.
   И все-таки, она вздрогнула и вскрикнула, и посмотрела на него испуганными, черными, как два уголька, глазами.
   - Кто вы, сеньор? Не троньте меня, или я буду кусаться!
   - Не бойся, маленькая. Я – друг и ничем не обижу тебя.
   - Это еще неизвестно. – Надула губы она. – Но имейте в виду – я могу за себя постоять!
   - Да уж! – улыбнулся Гомес. – Пожалуй, ты можешь… расскажи-ка, глупышка, как тебя зовут, откуда ты и почему плачешь здесь?
   Она смерила его с ног до головы своими любопытными, проникновенными глазами, так и сиявшими на смуглом личике, обрамленном темными, курчавыми волосами, и, видимо, решив, что этому человеку можно доверять, заговорила:
   - Плачу я оттого, что пал мой конь, приехала я из деревни с востока Харимбды, а зовут меня Кончита.

Глава 9
          
   - И что же за причина позвала тебя, Кончита, в этот путь? – спросил Гомес, садясь рядом с нею и снова разжигая  сигару.
   - У меня есть жених по имени Хасиндо. – Затараторила Кончита, будто бы только и ждала этого вопроса. – До сих пор я думала, что он самый обыкновенный деревенский парень. Но вот недавно приехал какой-то человек и сказал, что Хасиндо разыскивает сам король. Потом Хасиндо уехал с этим человеком, а вернувшись, сказал, что теперь он – рыцарь, мячи раздающий…
   - Меча Воздающего. – Поправил ее Гомес. – Есть такой Орден при дворе.
   - Да, наверное, вы правы. Все бы хорошо, но из-за этого Ордена ему пришлось отправиться на запад, чтобы вступить в борьбу с… этим… как его?.. забыла…
   - Не столь важно. Ну, а ты-то что здесь делаешь?
   - Вам непонятно, сеньор? Я еду вслед за ним. Мне стало страшно сидеть на месте, не ведая, что происходит. Я свела с соседнего ранчо старого мерина-водовоза. Я ведь цыганка, сеньор, у нас это просто. И вот, я ехала за ним уже второй день. Но тут откуда-то прилетела стрела и убила моего коня…
   - А могла бы убить и тебя, глупое ты существо! – заворчал Гомес. – Тебя может сожрать первый же малярийный комар, что попадется на пути! Стрела убила коня, говоришь ты? А долго ли протащился бы твой водовоз, не убей его стрела? Вон, у него все ребра наружу торчат. День-два, и он сдох бы сам, от старости…
   Мгновенно хлюпанье носом переросло у Канчиты  в новый приступ рыданий.      
   Гомес думал, что, поплакав и успокоившись, она изменит свои намерения. Но Кончита не унималась. Слезы текли из нее непрерывным потоком. Наконец, даже Гомес со всей своей извечной невозмутимостью почувствовал себя в чем-то виноватым.
   - Ну, хватит, хватит, дочка. – Не выдержал он. – Вытри слезы, и давай подумаем вместе. Отчасти ты, конечно,  права.
   Раз! – и она опять спокойна и улыбается, и смотрит на сердитого дядьку абсолютно сухими, блестящими глазами, размазывая по лицу набежавшую сырость.
   - В чем же я права, сеньор?
   - Ну, ты правильно понимаешь, что пути назад уже нет; слишком далеко ты забралась. Обратный путь не менее опасен. Твой поступок сделал бы честь любому мужчине и повиднее твоего Хасиндо. Не каждая девушка отважится на такое.
   Но одной тебе придется, думаю, слишком трудно. Было бы чертовски обидно, если бы ты, такая молоденькая, погиба бы в этих дебрях. Я – Гомес, полковник с пограничной заставы. Я предлагаю тебе свою помощь и компанию впредь, до самого конца твоего путешествия.
   «Подожди-ка, Гомес, - щелкнуло что-то у него в голове, - ты ведь, и правда, полковник. Как же ты оставишь вверенный тебе гарнизон без командующего?»
    Пару минут он сидел неподвижно, глубоко задумавшись. С одной стороны – Устав, служба; с другой стороны – маленькая девчонка, которая едет, черт ее знает, куда, через дикие леса и степи, прямо в пасть Великому Злу…
   «А что бы стали делать на заставе, если бы я погиб? – мелькнула у него следующая мысль. – А ничего особенного. Офицеров там достаточно, и вполне опытных офицеров. Назначили бы полковником другого. Ладно. Так тому и быть».
   - Сеньор, я была бы рада принять вашу помощь, - прервала его размышления Кончита, - но при одном условии.
   - Говори, какое условие?
   - Вы сеньор, не станете больше ворчать, воспитывать меня, называть меня «дочкой», «крошкой», «лапушкой» и всякими такими словами. Это меня смущает.
   - Клянусь киш…- он хотел сказать «кишками бобоголовых», но осекся – не в кабаке! – Клянусь   сигарой, что не буду! – и, все еще улыбаясь, поднял вверх правую руку, согнутую в локте. – А как же тебя тогда называть?
   - Просто Кончитой, и всё.
   - Ладно, просто Кончита. Но тогда и ты не называй меня ни дяденькой, ни дедушкой, ни, не дай Бог, сеньором. Зови меня тоже по-простому – Гомес.
   - А что, Гомес, разве у тебя нет имени?
   - Есть у меня имя, но за долгие годы службы я так свыкся, что меня зовут только по фамилии, что ни на что иное уже не откликаюсь. Значит, запомнила?
   - Хорошо, ладно. Буду тебя так звать.
   - А теперь вставай на ноги, - молвил Гомес серьезно, - и пойдем искать твоего дружка. Кстати, я тут недавно повстречал одного Хасиндо. Не твоего ли?
   - Какой он из себя? – оживилась Кончита.
   - Смуглый, высокий, очень крепкий, черноглазый.
   - Похоже, это он! – Кончита аж подпрыгнула. – Где он, где?! Куда он поехал?!
   Она так обрадовалась, что даже два раза попыталась обнять Гомеса за шею. Но он сдержанно отстранил ее.
   - Тихо-тихо! Ночью мы с ним и еще с небольшим отрядом были в роще, видимо, неподалеку отсюда, и сражались с табуном кентавров. Затем он поехал дальше, а я почти на том же самом месте напоролся на засаду. В драке я получил по голове, потерял сознание, а очнулся совсем не на том месте. Так что не знаю, как скоро мы отыщем Хасиндо.

   Они двинулись вперед, придерживаясь направления на запад. Несколько долгих часов пришлось брести им бок о бок, пока вдали за деревьями перед ними предстал еще один роскошный рыцарский замок.

*  *  *

    День уже перевалил за середину, когда Хасиндо, Алоиз, Гальярдо и Фред очутились у северо-восточных ворот столицы Гуронии. Здесь их остановили два суровых стража в броне, вооруженные алебардами.
   - Стоять! Кто такие? – раздалась стандартная фраза. Алебарды грозно сдвинулись и скрестились.
   - Король Саламандрии Гальярдо-воин! – важно подбоченился воскресший монарх.
   - Фред – Предводитель вырлов! – прорычал Фред.
   - Хасиндо Дельграно, рыцарь Ордена Меча Воздающего! – не менее гордо представился наш молодой герой.
   -…И его оруженосец, - как бы дополнил Алоиз, которому на минутку показалось, что он несколько чужероден в окружении столь важных персон.
   - И что из этого следует? – Звякнул алебардой старший страж. – Никто вас к нам не звал. А вот этих, косомордых, - он указал на Фреда, - не велено подпускать к городу и на расстояние перелета стрелы.
   Фред глухо прорычал тяжкое ругательство. Гальярдо покачал головой.
    - Будьте покойны, сеньоры стражи, в город мы попадем немедленно и независимо от того, что вам приказано.
   - Сударь, вы сказали, что носите монарший сан? – ехидно усмехнулся один из гуров, - Так неужели вы снизойдете до поединка с простым вонючим привратником?
  - В раннем детстве я собственноручно давил крыс в подвале нашего дворца, - молвил Гальярдо с презрительным видом, - поэтому, милостивый государь, не думайте, что для меня существует большая разница, какую мразь умертвить: вас или вашего королька…
   - Олаво, зови остальных! – разъяренно рявкнул старший страж и кинулся на Гальярдо.
   Несчастный привратник! Через какое-то мгновение он уже валялся бездыханный, с распоротым животом…    
   Второй страж, вместо того, чтобы звать остальных, попросту перетрусил и шустро юркнул за городские ворота. Дальнейший путь четверых мстителей был пока свободен.
   Гурский город на поверку оказался самым типичным для городов того времени, очень похожим на большую свалку. Тени от нависающих вторых этажей домов большей частью перекрывали свет внизу, на брусчатой, узкой улице. Время от времени в этих вторых этажах открывались окна, и прямо на головы прохожих и проезжих выплескивались целые потоки смердящих помоев. По улице взад и вперед таскались грязные нищие, верховые попадались крайне редко, карет и даже простых экипажей не встречалось вовсе. Хасиндо заметил, как один несчастный больной доходяга упал и умер прямо на мостовой.
   - Скажет мне кто-нибудь, куда именно мы едем? – спросил Хасиндо, неуютно поеживаясь.
   - К самому старине Горацио! – изрек Гальярдо – Сейчас он нам ответит за все!
   - Значит, ехать еще порядочно, - отметил Хасиндо, - не в этой же трущобе он живет.
   Проехав еще два сумрачных квартала, они услышали впереди резкий шум нескольких сотен человеческих голосов. Еще два-три поворота, и глазам их предстала большая прямоугольная площадь; по бокам ее толпился народ, а в середине был разложен гигантский костер. Чуть поодаль, над головами людей парил прямо в воздухе золотой трон, а на нем сидел пожилой человек с осунувшимся лицом, рыжей бородкой клинышком и невероятно злыми, узко посаженными глазами зеленого цвета, как у кота. Корона на его голове ясно показывала, что это и есть Горацио Жестокий.
   Тут вдруг поблизости раздался отрывисто брякающий колокольчик, и чья-то иссохшая рука, похожая на костлявую длань самой Смерти, ухватилась за стремя Вулкана. Тонкий, надтреснутый старческий голос простонал:
   - Сыночек! Милый! Подай на пропитание несчастному прокаженному!
   Гальярдо, остановившийся вплотную с Хасиндо сделал большие глаза и резко попятил своего коня влево. Хасиндо же, не задумываясь, вытащил из кошелька золотую монету и осторожно вложил ее в дрожащую руку больного.
   - Благодарю тебя, сыночек. – Проскрипел прокаженный. – Я стану молиться за тебя.
   - Молись за себя дед, – сказал Хасиндо дружелюбно, - а мне скажи, лучше, что это там устраивают, на площади?
   - Там жгут одну ведьму. – Ответил старик. – Говорят, ее мать была колдуньей, а теперь она сама взялась за этот промысел.
   - Ну, спасибо, дед. Бог тебя сохрани.
   Рыцари въехали на небольшое возвышение и сумели заглянуть через головы толпы. Точно. Перед самым костром стояла высокая, худенькая, или, точнее сказать, стройная темноволосая девушка лет двадцати пяти, в ветхом, изодранном платье. Два воина тыкали ее древками копий, подгоняя на костер, а прочие гуры кругом дико выли и гоготали, предвкушая кровавое зрелище.
   - Аделаида! – хрипло провозгласил Горацио. – Ты имеешь право на последнее слово перед смертью.
   Тогда девушка быстро повернулась лицом к толпе и закричала:
   - Братья мои! Защитите меня, молю вас! Ведь вы знаете, что Горацио Жестокий может обозвать колдуном и сжечь любого, кто ему неугоден!
   Взгляд ее прекрасных черных глаз по очереди упал на каждого из наших героев, кроме Фреда, изо всех сил старавшегося быть незаметным в толпе. Гальярдо приподнялся на стременах, и глаза его сверкнули в ответ взгляду Аделаиды.
   - Мы должны ее спасти! – громко прошептал воскресший монарх.
   Друзья ответили ему молчаливым согласием. И, закусив нижнюю губу и изо всех сил огрев своего коня плетью, Гальярдо ураганом полетел сквозь толпу. В фарватере следом за ним помчался Алоиз Беллино с совершенно каменным выражением лица, готовый к большой драке. Меч оруженосца засверкал в воздухе, и его зычный вопль мгновенно прорезал людской гомон.
   - Р-расступись! Зарублю твар-рей!
   Третьим, потрясая мечом, скакал Хасиндо. Страшнее всех для толпы гуров был Фред, который, похоже, дорвался до вожделенной мести и теперь раздавал удары, способные свалить с ног быка. Толпа разом смолкла, и через миг бросилась врассыпную. Три огромных скачка, и Гальярдо очутился перед костром, двумя поставленными ударами снес головы палачам, легко вскинул на седло растерянную Аделаиду и ринулся дальше. Вскоре его нагнал Хасиндо, ведя на поводе только что отобранную у кого-то из гуров буланую лошадь. На полном скаку, Гальярдо бережно пересадил девушку в свободное седло, и она судорожно вцепилась в уздечку
   Справа и слева от них, совсем близко свистели стрелы. Горацио сначала громко бранился, тряся кулаками со своего парящего трона, а потом произнес заклинание и исчез вместе с троном. 
   И вдруг жгучая боль пронзила торс Хасиндо от правой ключицы до самой печени. Одна из стрел все-таки настигла его и поразила в плечо. Рука, державшая меч, ослабела, в глазах рыцаря померк белый свет, и Хасиндо свалился с седла.
   - Что с тобой? – спросил Алоиз, на всем скаку останавливаясь возле него.
   Но уже накатывали со всех сторон беспощадными волнами гурские рыцари в ядовито-зеленых латах. Меч храброго солдата, как в былые времена, скрестился не менее, чем с полутора десятками вражеских клинков. Но скоро и Алоиз тяжело сверзился на каменную брусчатку, и руки его захлестнула пеньковая петля. Рядом с ним точно так же поволокли за лошадиным хвостом раненого Хасиндо.

*  *  *
   Горацио Жестокий восседал на своем троне во дворце, грозно сдвинув брови.  В это время два охранника втащили  в тронный зал двоих совершенно бесчувственных харимбдских воинов. Лица харимбдцев, молодые и прекрасные, были разбиты в кровь и усажены жуткими синяками.
   - Вот. – Сказали стражи. – Это демоны, освободившие ведьму. Прости, король, но саму ее, как и третьего демона, задержать не удалось; и вырл, тоже, куда-то пропал.
   - Плохо, очень плохо! – проворчал Горацио. – Но хотя бы этих схватили, потому шкуры я с вас сдеру в другой раз.
   Он подошел к неподвижному Хасиндо, отстегнул у него от пояса волшебный меч и нацепил заветный клинок на себя.
   - А где их кони? – спросил он кисло.
   - Привязаны у парадного входа твоего дворца.
   Горацио посмотрел во двор.
   - Хорошие кони. Добрые кони. Дарю их вам. А этих, - он пнул носком сапога по голове Хасиндо, отчего тот издал короткий, мучительный стон, как в полусне, - этих заприте в самое глубокое подземелье, какое только есть в моем дворце. Завтра я их казню.
   - Да, господин! – ответили стражи и поспешили выполнять приказ.


Глава 10


   Ворота прекрасного замка были широко распахнуты, из чего можно было предположить, что настроение там праздничное.
   - Странно. – Молвил Гомес. – На моей памяти, все подобные сооружения в окрестности заставы всегда были по большому счету необитаемы. В них могли водиться духи, призраки, живые мертвецы… изредка туда заезжали и люди – но многие из таких постояльцев, в свою очередь, часто становились призраками. Странно подумать, что кто-то действительно живой может обитать там постоянно… впрочем, посмотрим. В конце концов, здесь, наверное, можно попросить для нас лошадей.
   Прежде всего, им пришлось отрекомендоваться охране у ворот. К удивлению Гомеса, из каждого угла здесь на них смотрели щиты и доспехи с вензелем, могущим принадлежать не менее чем королю. Но какому? Фред, например, в своем нынешнем облике никак не смог бы позволить себе подобную роскошь, а гуры живут еще дальше на западе.
   - Не удивляйся, путник. – Добродушно улыбнулся солдат у ворот. – Здесь живет наш добрый король Гальярдо – Воин. Ничего странного, что ты его не знаешь: ведь только недавно над ним тяготело ужасное заклятие, так же, как и над всеми нами. Мы были ни живы, ни мертвы и заточены в темный погреб страшным великаном. Но молодой рыцарь и его оруженосец, проявив чудеса храбрости и силы, разрушили колдовство, и – хвала  всевышнему! – освободили нас.
   - Молодой рыцарь? – радостно оживилась Кончита. – О, скажите скорее, господин страж, как зовут этого рыцаря?
   - Хасиндо Дельграно, рыцарь Ордена Меча Воздающего. Мы все запомнили его и будем отныне за него молиться.
   - Это он! – подпрыгнула счастливая Кончита. – Мы нашли его, Гомес! Подумать только, как скоро!
   - Не спеши. – Сдержанно молвил Гомес. – В нашем мире многое обманчиво. Верить можно лишь собственным глазам и ощущениям, да и то не всегда. Ты еще совсем юна и вполне понятно, что не знаешь этого.
   Тем временем к ним подошел церемониймейстер. Походило на то, что, в отсутствие хозяина, он был тут главным распорядителем.
   - Что вам угодно? – спросил он учтиво.
   - Где сейчас ваш король? – поинтересовался Гомес.
   - Он уехал, сказав, что проводит немного наших спасителей. – Тут церемониймейстер заметно понизил голос, будто сообщал какой-то секрет. – Но мне кажется, что он решил сам сражаться со Злом, и вряд ли скоро вернется.
   - Значит, теперь их трое. – Отметил Гомес. – А какой дорогой они поехали?
   - Прямо на запад. А зачем вам? На врагов вы не похожи, а то бы я вам ничего не сказал… 
   - Видите ли, - важно молвил Гомес, - вот эта юная сеньорита (Кончита покраснела от смущения: впервые кто-то назвал ее «сеньоритой») так любит нашего молодого рыцаря, что готова идти за ним хоть на край света.
   - Вас, барышня, можно только поздравить с таким кавалером! – расплылся в улыбке церемониймейстер. -  И, наверное, вы знатного происхождения, ведь наш рыцарь достоин любви королевы!
   Кончита смутилась еще больше. Знатным происхождением она похвастать не могла.
   Гомес попросил двух лошадей, и его просьба была мгновенно выполнена. Церемониймейстер поинтересовался даже, не нужен ли им с Канчитой проводник через Вырлский лес.
   - Не извольте беспокоиться. – Ответил Гомес. – Лучше меня Вырлский лес знает только один человек, и в этом замке его нет.
   Конечно же, он имел в виду Фреда.
   Вырлский лес встретил их тишиной, навевающей спокойствие. В кронах деревьев стучали дятлы и шуршали длиннохвостые белки; листья и лианы шептались от слабого ветра; где-то журчала вода. Но все эти звуки были настолько мягки и органичны, что буквально сливались, и казалось, что как раз совокупность их и называется этим теплым, умиротворяющим словом – тишина. Впечатлительная Кончита растворилась в ней. Старому солдату было не до того. Какими-то таинственными сигналами Гомес вызвал к себе нескольких подданных Фреда и долго расспрашивал их о приключениях Хасиндо и компании. Выяснив, что теперь к ним присоединился сам царственный вырл, и они направились в Гуронию, Гомес принялся вычислять, как бы и им с Кончитой проникнуть в гурскую столицу, без потерь миновав ворота. Будь Гомес один, либо с друзьями-мужчинами,  он бы не задумываясь, взял стену штурмом, но с ним была хрупкая девушка, и рисковать ее жизнью, прорываясь с боем, было, по мнению дезертировавшего полковника, никак нельзя.
   - Может быть, там где-нибудь есть потайной ход? – спросил он вырлов, - подземный, например?
  - Никакого хода нет. – Единодушно ответили вырлы. – Мы давно излазили всю стену вдоль и поперек, но ничего не нашли.
  - Жаль,… а может быть… стойте, подождите, ребята! Кажется, я придумал!
   И, сгребя  руками головы всей компании, Гомес принялся объяснять им некий план.

*  *  *

   Около полудня уже следующего дня к воротам гурской столицы тихо и медленно подошли две понурые лошади в изодранных попонах и шорах. Лица двоих путников, сидящих в селах на спинах этих лошадей, скрывали черные накидки.
   - Стоять! Кто такие? – привычно гаркнула охрана.
   - Мы – бродячие актеры, – раздался скрипучий старческий голос из-под первой накидки, - едем из Харимбды в Бломию, хотим заработать денег на празднике. Я и моя дочка.
  - Не могли проехать через Вырлию? Так короче.
  - Там опасно. Полно диких зверей и разбойников. Дочка моя еще слишком юна, а я уже далеко не молод.
  - А зачем ты, старик, скрываешь свое лицо под накидкой? – спросил страж ехидно.
   - Я уже сказал тебе, что немолод и не хочу пугать вас своим видом. – Ответил путник.
   - Ну, так покажи нам, хотя бы, твою дочку, - молвил страж, срывая с девушки накидку, - о, да она у тебя красавица! И что ты умеешь, малютка? петь, плясать, играть на гитаре? Может быть, развлечешь нас от скуки?
   - Я умею ходить на руках, - дернула носиком девушка, - но вам это вряд ли понравится.
   - Ты права, голубушка. В таких, как ты, нам нравится нечто совсем другое. – И страж недвусмысленно и нагло потянулся к ней.
   Но тут смуглая, курчавая девчушка, до того момента сидевшая тише мыши, размахнулась и так врезала своей миниатюрной лапкой стражнику по харе, что у того глаза едва не вылезли из орбит.
   - Ну, монашка! – злобно прорычал он, хватаясь за меч. – Теперь держись!
   В тот же миг и со стариком произошла сказочная перемена. Сбросив с себя накидку, «дед» стремительно соскочил с коня и всем своим очень существенным весом навалился на врага сзади. Откуда ни возьмись, в руке «старика» появился длинный разбойничий нож; и вот уже из волосатой шеи гура фонтаном хлещет горячая кровь. Второй стражник, навидавшийся за свою жизнь сцен и пострашнее, диким барсом кинулся, было, на «старика», но тот уже повернулся к нему и ощетинился коротким полевым мечом. Непродолжительная схватка – и второй гур тоже рухнул наземь, истекая кровью.
   «Старик» быстро огляделся вокруг. Больше врагов поблизости не было. Он торопливо обыскал обоих мертвецов и, конечно, снял с пояса одного из них ключ от ворот. Путь в город был теперь свободен.
   И только проскакав по вражеской земле около двух миль, странная парочка позволила себе остановиться и перевести дух.
   - Ну, Кончита, дочка, как ты себя чувствуешь? – спросил «старик», - Как оно – видеть смерть вблизи первый раз? Может быть, тебе плохо?
   - Противно мне, Гомес. – Отвечала Кончита, сморщив нос. – Будто грязью накормили досыта. Ох…
   - Придется привыкать. – Развел руками Гомес. – Жизнь, которую ты выбрала, погнавшись за Хасиндо, вся состоит из этого. Ничего не поделаешь – бой. Или мы – их, или они – нас, понимаешь? Я первые полгода такой жизни ежедневно блевал и покрывался холодным потом, а ты еще неплохо держишься.
    Но нужно было искать тех, за кем они гнались.  Прежде всего, стоило заглянуть на главную городскую площадь, где по всем приметам, опять затевалось что-то неладное.

*  *  *
      
   Фред незаметно выскользнул из толпы и устремился вслед за всадниками, утаскивавшими его друзей на арканах. Он двигался так называемой шакальей побежкой, далеко выбрасывая передние лапы и низко пригибая голову к земле. Он незаметно вел всадников до тех пор, пока они не спешились у парадного входа королевского дворца. Они скрылись за дверями, и теперь Фред мог только предполагать, что будет дальше.
   Он не дождался их возвращения, поскольку оставаться здесь было очень опасно. Вокруг дворца постоянно бродила взад-вперед вооруженная стража.
   Фред обежал дворец и нырнул в прохладную темноту подвала на заднем дворе. Это был небольшой винный погребок, он мог быть охраняем нерегулярно, или слабо, и через него, вероятно, можно был проникнуть непосредственно во дворец.
   Дверь, ведущую из погреба внутрь дворца, Фред нашел сразу и приналег на нее всем телом. Ничего не получилось, она была заперта снаружи на замок.
   Фред метнулся к той двери, через которую вошел, но и ее уже кто-то запер!
    Это уже походило на ловушку, в которую он сам себя и посадил, ведомый долгом дружбы.
    Время шло, а выхода не было. Вскоре Фред почувствовал легкий холод наступившей ночи. Будь он в человеческом образе, он вряд ли определил бы это в стенах погреба. Но тигр-Фред всегда и в любых условиях чувствовал время суток по инстинктивному зуду в лапах, желанию кататься и выть и по животному голоду. Ночь – охотничье время для любого хищника.
    Фред почувствовал нечто похожее на прилив бешенства. Всем известно, что дикие звери боятся узких замкнутых помещений, а он уже достаточно времени провел в образе тигра, чтобы перенять большинство звериных привычек. Фреду захотелось завыть, как можно громче, чтобы те, которые ходят за стенами, услышали вой и пришли сюда. Пусть они даже убьют его, пусть! В райских кущах намного светлее и привольнее, чем здесь. Кроме того, и друзей, наверное, уже убили!
   К счастью, он не успел поддаться трусливому инстинкту, как изнутри дворца в погребок проникли два человека в латах. Он едва успел юркнуть  в проем между винными бочками, чтобы они не могли случайно  заметить Фреда, и приготовился слушать.
   - Э-эх, amico! – произнес низкий, рокочущий голос. – Поганая это работенка – охранять двух висельников. Ни тебе занятия, ни развлечения какого-нибудь. Тоска! Добро еще, что выпивка есть.
   - Тем более, - подхватил второй охранник, судя по голосу, гораздо моложе первого, - что один из них – сопляк на последнем издыхании, а второй матерится так, что у меня волосы дыбом встают… ну, ладно, наливай!
   «Ага! – смекнул Фред. – Значит, парни живы, находятся где-то близко, томятся в тюрьме, им приходится очень плохо. Вот мой шанс прийти к ним на помощь!»
   Кошачьи лапы ступают бесшумно; молодой охранник не успел даже понять, что происходит, как на шее у него повис огромный зверь. Оплетенные железными мускулами лапы плотно стиснули тонкую, хиловатую шею гура, длинные когти глубоко вонзились в кожу. Парнишка вытаращил глаза в ужасе, схватился руками за лапы Фреда в тщетной попытке разжать его хватку. Миг – и Фред покончил с ним: оторванная голова повисла на одной жиле, глаза окончательно вылезли из орбит, тело обмякло и прислонилось к бочке. Фред отбросил убитого гура и тут же напал на второго. Тот успел выставить вперед острие алебарды; тигр распорол об нее грудь, но, не выдержав напора восьмидесятикилограммовой туши, алебарда сломалась, как щепка, а острые белые клыки Фреда в мгновение ока перегрызли горло стража.
   В этот момент в животе у Фреда снова заурчало, и Предводитель вырлов, вспомнив про голод, начал жадно поглощать кровавую, дымящуюся человечину. Ни тени сомнения не шевельнулось в его душе: сейчас он мстил проклятым гурам за свой порабощенный народ, за друзей, томящихся в плену. Сейчас он оказался сильнее, и правда, в сущности, была на его стороне.
   Когда от старшего стража остались лишь окровавленные кости, Фред насытился и неспешной, раскачивающейся побежкой направился в подземный ход, открывшийся за дверью погреба.
   Ход был прямой и узкий. Ни одной живой души в нем не было. Как и следовало ожидать, вскоре Фред оказался перед железной решеткой, из-за которой доносились стоны мученика Хасиндо и безбожный мат Алоиза.
   Фред напружинился, сосредоточился и всем телом обрушился на решетку. Жесткие стальные прутья больно врезались в его грудь и в морду, и Фред с ревом упал на прежнее место. Не смутившись, он отошел чуть дальше и прыгнул снова. Боль стала невыносимой, по усам заструилась кровь.
    После четвертой отчаянной попытки прутья затрещали…

*  *  *

    Хасиндо было плохо. Все тело его словно разламывалось на отдельные фрагменты. 
   - О-о-о! – завывал он – Матушка! Матушка моя! Помоги мне!
   Алоиз Беллино, всегда такой спокойный и уравновешенный, на этот раз готов был рвать на себе волосы от бессилия.
   - Потерпи, потерпи, мальчик. – Уговаривал он Хасиндо в коротких паузах между направленными  никуда ругательствами.  – Увы, пока я ничем не могу тебе помочь… ну, зачем ты лез на рожон там, на площади, когда мы с Гальярдо уже все сделали?! Биться в одиночку среди толпы – совсем не твоя стихия.
   Хасиндо не слышал его. Хасиндо бредил. Перед его мысленным взором вновь стояла черноволосая, кареглазая женщина и говорила с ней тихим и ласковым голосом:
   - Потерпи, потерпи, мой милый! Я здесь, я с тобой. Не нужно кричать и плакать.
   Она стала водить по его разбитому телу своими мягкими, нежными руками, и раны его заживали, синяки рассасывались, боль проходила.
   Ему вдруг стало хорошо, как в раю. Хасиндо утратил ощущения собственного нахождения в этой камере, ему показалось, что он висит в воздухе, плавно покачиваясь, где-то совсем в другом месте, а вверху раздается все тот же голос. Ее, Матушки.
   - Ты стал настоящим рыцарем, мальчик. Но у тебя пока еще детские романтические представления о жизни. А жизнь-то, сынок, подчас бывает зла и грязна. Иногда бывает, что человек, которому ты спас жизнь, которому ты веришь, как себе, в самый трудный твой час вдруг забывает о тебе, а другой человек, которого ты почти не знаешь, и который имеет возможность незаметно исчезнуть с поля боя – он лезет за тобой в самое пекло… но об этом потом, а сейчас тебе опять пора сражаться.
   
   Грозный рык повелителя джунглей потряс ночную тьму.
   Хасиндо резко вскочил, разом позабыв о боли. Алоиз отпрянул назад. И в этот момент  от торцевой стены отделился и пошел на них огромный призрак африканского льва. Внешне казавшееся бесплотным, чудовище рычало, выло, привставало на задние лапы, ощеривало длинные, острые клыки и медленно надвигалось на несчастных.
   Подавив в себе нежданный шок, Алоиз отодвинул Хасиндо за свою широкую спину, поднял с пола длинную железную палку, кем-то забытую или выброшенную, оскалил зубы, подобно самому льву, и точно так же, как он, медленно и грозно стал подступать ко льву.
   Прыжок – и вот уже лев повалил Алоиза и раздирает его всеми своими четырьмя лапами. Оруженосец высвободил правую руку и с остервенением принялся охаживать льва железной палкой по бокам. На желтой шкуре хищника засверкали кровавые полосы. Однако льву это не причиняло заметного вреда. Свирепо рыча, он продолжал придавливать шею Алоиза к полу. Оруженосец натужно хрипел, с каждой минутой все яснее слыша приближающийся шорох крыльев смерти. Хасиндо в панике сновал вокруг дерущихся. В руках у него были всего лишь ножны от волшебного меча – не слишком хорошее оружие, для какого бы то ни было боя. В конце концов, Хасиндо бросился растяжным прыжком на спину зверя и вцепился всем, вплоть до зубов, в его мощные плечи.
   Лев замотал головой, тряся Хасиндо из стороны в сторону, и одновременно так прижал Алоиза, что последнего стошнило.
   - Всё! – простонал оруженосец сквозь рвоту, давясь и булькая, - подыхаю!
   В этот момент железная решетка  на окошке затрещала и вылетела вон, и сквозь узкое отверстие в камеру тяжело ввалился Фред. Глаза его горели, по усам стекала кровь, четырехдюймовые когти сверкали в отблесках луны. Камнем обрушился он на спину льва, и тот разом стряхнул с себя и Хасиндо, и Алоиза, и вцепился во Фреда.
  Эта новая схватка длилась добрую четверть часа. Верх на сей раз взял Фред. Сумел сильно покалечить врагу одну лапу – практически совсем обездвижил ее.
   - Проклятье! – завопил тогда лев на чистейшем  гурском диалекте и мгновенно пропал из виду.
   - Вы свободны! – Прорычал запыхавшийся Фред. – Бежим, тысяча чертей!
   Его всего трясло, как в лихорадке. Однако он проник через разломанное окошко наружу, подождал, пока вылезут друзья, и все трое поспешили, насколько хватало оставшихся сил, назад, в погреб.
   Добравшись до него, Алоиз решил подкрепиться добрым глотком вина – успокоить расходившиеся нервы, и вдруг увидел свежеобглоданные кости пожилого гура.
   - Vaya mandanga! – вырвалось у Алоиза.  – Кто его так уходил?
   - Я! – мяукнул Фред.
   Здесь у Алоиза кончились не только нормальные слова, но и матерщина. Он лишь потерянно смотрел на Фреда полными ужаса глазами.
   - Чего глядишь? Не время сейчас читать мораль! – угрюмо сказал Фред. – как бы все не пошло прахом!
   Пока он так рычал, снаружи погреба в дверь кто-то сильно ударил, она распахнулась, и на пороге возник сам Горацио Жестокий
   - Ага! – воскликнул он злорадно. – Попались, чертовы души! Схватить их! Связать! Не спускать с них глаз!
  Целая рота охраны набросилась на троих друзей и принялась безжалостно пинать их тяжелыми сапогами.
  Побег провалился.




Глава 11
   
   
   Буланый конь уносил Аделаиду прочь от всех этих ужасных людей и нелюдей. Коня даже не нужно было подгонять; он сам, казалось, был рад, что сбросил с себя огромную тушу воина-гура и несет теперь на спине легкую девушку.
   Ворота гурской столицы остались позади. Но буквально по пятам Аделаиды мчался король Гальярдо; это не давало ей вздохнуть свободно, заставляло улепетывать все дальше и дальше. Не то, чтобы Аделаида так уж боялась, а просто она не знала чего ждать от этого человека.
   Вдруг в небе появилось нечто громадное, крылатое, огнедышащее, страшное.
   Нечто описало в воздухе широкую мертвую петлю, стремительно спикировало и, прежде чем Аделаида смогла что-нибудь понять, ее сцапала чья-то когтистая лапа, и девушка оказалась на обширной драконьей спине.
   Впрочем, ящер только еще заходил на вираж перед поворотом, а Гальярдо, скакавший следом за Аделаидой, уже рассчитал, что нужно сделать. К седлу у него был приторочен крепкий аркан с петлей на конце. Двести лет тому назад такие арканы использовали для охоты на крупного рогатого зверя, например, лося. После долгой и бешеной скачки, когда удавалось приблизиться к лосю достаточно, самый главный из охотников, например, король, захлестывал шею зверя петлей и брал его живым. Именно королю принадлежало право перерезать лосю горло и напиться первым его горячей, дымящейся крови. Считалось, что тот, кто отведает лосиной крови, со временем приобретет силу, красоту и выносливость этого благородного исполина. Сейчас это выглядит, пожалуй, дико, но таковы уж были обычаи того времени.
   Как бы то ни было, а сейчас Гальярдо сорвал с пояса аркан и привычным жестом накинул его на дракона.
   Дракон рванулся ввысь, унося на себе Аделаиду, и Гальярдо повис  у него под брюхом. Лошадь его осталась внизу. Некоторое время он качался на веревке, затем, несколько привыкнув к отсутствию твердой опоры, начал осторожно взбираться по веревке на спину дракона. Хорошо еще, что гигантский ящер не обращал на него более никакого внимания.
   Через пару минут Гальярдо взобрался на спину дракона и без труда разыскал там распластавшуюся, дрожащую от страха девушку. Завидев незнакомца, Аделаида сделала большие глаза и хотела закричать.
   - Тихо! – Гальярдо  быстро зажал ей рот ладонью. – Не то эта тварь услышит, что я здесь.
   - Кто вы такой? – спросила тогда Аделаида, переходя на шепот. – Что вам от меня нужно?
   - Прекрасная дама! – воскликнул он, не удержавшись, довольно громко. – Я, король Саламандрии Гальярдо Первый, просидевший двести лет в ужасном колдовском заточении и вырвавшийся на свободу. Увидев вас, я воспылал любовью и гнался за вами лишь для того, чтобы поцеловать вашу прекрасную руку и предложить вам свою любовь и королевский трон.
   Аделаида смутилась.
   - Но… как же?.. я не могу ответить вам согласием… Я не принцесса, не герцогиня и даже не графиня. Я простая крестьянка, а если вы узнаете некоторые подробности моей жизни и особенности моего характера, вы, конечно же, сразу откажетесь от вашего поспешного решения.
   - Вздор! – махнул рукой Гальярдо. – Меня не слишком интересует ваше происхождение – по крайней мере, не до такой степени, чтобы из-за этого не жениться на вас. Но если вы хотите подумать, я дам вам времени, сколько вам угодно. Правда, пока вам придется терпеть мое общество. Ведь вы не прогоните меня прочь с такой высоты?!
   Аделаида лишь развела руками. Возразить ей было нечего.
   Гигантский дракон продолжал свой неспешный полет. Под его крыльями проплывали один за другим узкие горные хребты и каньоны северо-западной оконечности Саламандрии. Гальярдо с грустью поглядывал вниз, явственно вспоминая те времена, когда все эти земли, ныне разрозненные, были одной большой, счастливой страной под началом одного властителя – не тирана, не мага, а обычного человека. Трудно сказать, что именно тяготило сейчас его больше: жалость ли к стране, страдавшей от войн, или сожаление о собственной утраченной власти.
   Вот свечерелось, и в черном бездонном небе одна за другой стали загораться звезды. Дракон не проявлял более никаких признаков враждебности. Спина его была достаточно широкой, совсем не скользкой, и  мягко покачивалась в воздухе. Крыльями ящер шевелил еле-еле; его полет напоминал парение орла, и, однако же, дракон достаточно быстро подвигался вперед.
   Аделаида пожаловалась на холод, и Гальярдо укрыл ее своим плащом, после чего она преспокойно уснула.
   Да, страх постепенно ушел от них. По крайней мере, сейчас и здесь их ничто не беспокоило, а когда и куда они прилетят – это еще было неизвестно.
   И вдруг впереди мелькнула черная точка. Она быстро разрасталась, приближаясь к ним, и вскоре стало ясно видно, что это еще одно чудище, примерно того же роду-племени, что и «их» дракон. Такие же желтые глазища навыкате, те же кривые, грязные клыки, торчащие из огромной малиновой пасти, те же черные чешуйчатые крылья. А на спине этого второго страшилища сидел маленький, коренастый человечек вполовину обычного среднего человеческого роста, одетый в зелено-коричневую куртку без воротника, в железном рогатом шлеме с твердокаменным выражением лица, заросшего черной, лохматой бородой до самых ушей. Когда драконы приблизились один к другому достаточно, бородач дернул на себя серебряную уздечку, каковою был оснащен его дракон; тогда ящер сделал резкий, глубокий нырок вниз, прочертил в воздухе широкую параболу и нанес сильнейший таранящий удар в брюхо зазевавшегося  собрата. Тот взвыл кошмарным, ни на что не похожим драконовым рыком, плюнул огнем, кувырнулся и вцепился когтями в морду нападавшего. Конечно, от такого маневра, король и девушка не смогли удержаться на его спине – сорвались и полетели вниз, прямо на голые камни.

*  *  *

   Гальярдо очнулся, почувствовав, что замерзает. Встав и оглядевшись, он увидел, что они с Аделаидой упали на плоскую, ровную, как стол, поверхность скалы, и не разбились, лишь благодаря тому, что по какому-то уж слишком счастливому для них стечению обстоятельств, прямо под ними оказалась лошадь Аделаиды. Благородное животное лежало пластом, а из-под него натекла уже изрядная лужа крови.
   - Аделаида. – Тихонько позвал Гальярдо свою возлюбленную.
   Она с трудом поднялась и уставилась на товарища дымным, рассеянным взглядом. Похоже, она сильно ударилась головой.
    - Что такое? Где мы? Мы еще живы? – спросила она, запинаясь на каждом слове.
   Гальярдо указал ей на умирающую лошадь.
   - Мы спаслись, только благодаря какому-то чуду. Мы находимся, похоже, в горах. Еды у нас нет, и оружия – тоже…
   Они еще немного постояли на месте, вдыхая прозрачный, разреженный горный воздух, пытаясь хотя бы этим воздухом немного восстановить силы. Больше было нечем. Потом путники стали спускаться по отлогой, узкой тропинке между скал, рискуя снова сорваться в пропасть и теперь уж точно погибнуть. Наутро они все же достигли большой черной дыры в скале. Дыра эта была обрамлена рукотворным сводом из цветного камня – значит, где-то там, в пещерах наличествовала разумная жизнь. Им ничего не оставалось другого, как только войти в эту пещеру, углубиться в самые её недра в надежде встретить там кого-нибудь, кто бы помог им не погибнуть от голода или лап дикого зверя.
   Долго ли продержатся они здесь без малейших средств существования? Да ведь и идут-то они в направлении, прямо противоположном изначальному…

*  *  *

   Толпа на центральной площади гурской столицы и впрямь была невообразимая. Народ шумел, свистел, улюлюкал, махал руками, выкрикивал злобные слова, вроде: «Бей лазутчиков!», «Наддай харимбдским выродкам!», «Вынь нутро полосатому!» и всё прочее в этом роде.
   От таких криков даже у бывалого Гомеса мороз пошел по спине. Но, тем не менее, общая неразбериха помогла им с Канчитой сразу затеряться в гуще людей.
   Гуры смотрели вверх. Там, прямо в воздухе, в странной кубической емкости с едва видимыми очертаниями, бились не на жизнь, а на смерть шесть живых существ. Двое из них были людьми.
   - Смотри, смотри! – вскричала Кончита, бледнея и холодея от смятения. – Это ведь Хасиндо!..
   Да, это действительно был Хасиндо. А рядом с ним, бок о бок, сражались Алоиз и Фред.

Глава 12

   Тем же серым, пасмурным утром отряд суровых гурских стражей вывел Хасиндо и его друзей из подземной камеры, грубо подталкивая их кончиками копий под ребра, и усталые, избитые, с многочисленными кровоподтеками, едва передвигая ногами, пленники проследовали на центральную площадь города.
   Там уже гудела толпа, и Горацио Жестокий сидел на своем обычном месте – парящем в воздухе троне, и вид у повелителя гуров был мрачный.
   Костра на этот раз на площади сложено не было. Толпа недоумевала,  какую казнь Горацио выдумал сегодня?
   Пленников привели чуть ли не под самый трон, заставили вытянуть руки по швам и замереть. Горацио привстал на своем сиденье.
   - Братья и сестры! – его голос заглушил все прочие разговоры. – Перед вами стоят трое, желающие нам зла. Эти два рыцаря – воины враждебной нам Харимбды, с которой мы воюем уже много лет. Третий, как вы видите – проклятый вырл, обманом проникший в нашу страну. Сегодня он вероломным образом выбрался из подземелья, залез в королевские апартаменты и напал на вашего любимого короля! Хорошо еще, что я в тот момент страдал от бессонницы. В страшной схватке я потерял руку – Горацио продемонстрировал своим подданным покалеченную свою правую руку, замотанную в пропитанную кровью шелковую ткань.
   - Hijo de puta! – глухо зарычал Фред, и глаза Предводителя вырлов покраснели. – Эх, не успел я тебя отправить к чертовой бабушке!
   - Так вот. – Продолжал Горацио, разумеется, не слыша его. – После означенного случая я пришел к выводу, что сжечь этих тварей было бы ошибкой. Слишком мало мучений причиняет огненная смерть. Я хочу, чтобы они умирали долго, мучительно и особенно зрелищно для всех нас.
   Толпа слегка шевельнулась.
   -  Что же именно ты предлагаешь? – спросил самый смелый гур.
   Горацио улыбнулся не по-доброму.
   - Я думаю, надо вернуть им оружие, посадить их в Висячую Башню, и пусть они пытаются выбраться оттуда. А мы посмотрим.
  Толпа взорвалась криками:
  - О-о-о! Так им и надо! Правильно! Да здравствует наш монарх Горацио Мудрый!
  Пленников опять повели к замку, грубо толкая сзади. Но теперь за ними следовала с жутким гомоном вся толпа, а над ними необъяснимым образом двигался прямо по воздуху Горацио на своем троне.
   У самого замка им завязали глаза и еще долго вели вверх и вверх по бесконечным железным лестницам.
   Когда же подъем, наконец, прекратился, и пленникам развязали глаза, Хасиндо и его друзья увидели, что они находятся в узком замкнутом помещении. Алоизу и Хасиндо вернули их оружие, но прежде, чем они успели бы наброситься с мечами на конвой, пол закачался под их ногами, и они повалились навзничь. Стража тем временем беспрепятственно и спешно покинула странную каморку.
   Тогда внимание отважной троицы переключилось на противоположную стену, вдоль которой растянулись во весь рот на полу три ужасных чудовища. Напротив Фреда лежал змей огромных размеров, ярко-зеленой окраски, в золотой короне, с маленькими, злыми, колючими глазками. Напротив Алоиза расположился гигантский зверь с туловищем медведя-гризли и с головой носорога на плечах. На долю Хасиндо выпал рослый человеческий скелет красноватого цвета, словно вареный. В общем-то, особенно страшным скелет не выглядел на первый взгляд.
   Тем не менее, ясно было, что драка предстоит отчаянная. Три чудовища медленно поднялись и стали грозно надвигаться.
   Алоиз занял оборонительную позицию, сделал первый прямой выпад. Пол снова качнулся. Меч скользнул по шкуре носорога-медведя, не причинив ему наперво никакого вреда. Одновременно снизу донеся радостный вой толпы – вой одобрения. Штука заключалась в том, что башня, в которую заперли пленников, для наблюдавших снизу была совершенно прозрачной; каждое движение дерущихся было отчетливо видно. Кроме того, башня не касалась фундаментом земли – оттого и раскачивалась из стороны в сторону.
   Поняв, что меч ему сейчас, пожалуй, будет бесполезен, Алоиз отбросил оружие и схватил носорога-медведя в свои богатырские объятия. Зверь, однако, тут же подмял его под себя и принялся нещадно ломать и рвать старого солдата. Похоже, что силы тут были не очень-то равны.
   Фред тем временем позволил змею обвить всего себя кольцами, добрался до его головы и что было сил вцепился в нее, готовый скорее разорваться начетверо, чем отпустить. Кто-то кого-то здесь должен был удавить, и только не было ясно, кто окажется скорее.
   Хасиндо сразу же нанес Вареному несколько тяжелых ударов, чем изрядно помял его и пригвоздил к стене. Победа? Не тут-то было! Вареный вырвал одно из своих собственных ребер, взял его, как саблю, и принялся атаковать сам. Его удары оказались не менее весомыми, а ребро не уступало в твердости булату. Кроме этого, каждый второй удар Хасиндо непременно попадал в пустоты между сочленениями странного противника. Вареный же постоянно попадал Хасиндо, казалось, в самые больные места.
    И вот Вареный в свою очередь загнал паренька в угол и занес ребро, чтобы перерубить его отнюдь не толстую шею. Но в этот самый миг хрустнула голова змея на острых зубах Фреда, и освободившийся Предводитель вырлов сразу же поспешил на помощь другу. Испустив зычный рев, он обрушился на спину Вареного и стал ломать живого покойника.
   Вареный присел, напрягся, толкнулся, чтобы разжаться, как пружина… и Фред отлетел в сторону, кувыркаясь и мяукая, как полуторамесячный котенок. Кровь брызнула из его головы, едва он коснулся стены.
   И сейчас же раздался мученический стон полузадушенного Алоиза.
   «Матушка! – мысленно возопил тут Хасиндо. – Спаси нас ради всего святого! Нам не выбраться отсюда иначе, чем мертвыми!»
    Те, кто наблюдал за схваткой снизу, увидели в этот момент, как два самых главных пленника (из-за которых, в общем-то, и устраивался весь этот аттракцион) вдруг исчезли, словно растаяли в воздухе. В башне остался лишь истекающий кровью вырл.
   Зрители ждали четверть часа, полчаса – но положение вещей не менялось. Хасиндо и Алоиз сгинули, видимо, совсем, а  Фред не подавал никаких признаков жизни. Носорогу-медведю надоело ждать, и он принялся глодать мослы тщетно отбивавшегося Вареного.
   Тогда два солдата из оцепления башни поднялись наверх по невидимым простому глазу лестницам, один из них весьма хладнокровно вставил кинжал под лопатку носорогу-медведю, а потом они вместе несколько раз ткнули пиками недвижно валяющегося Фреда и, удостоверившись, что он нежив, схватили его за задние лапы и с безразличным  видом потащили на выход.

*  *  *

   Никто не скажет точно, сколько прошло времени до того, как Алоиз и Хасиндо пришли в себя. Они лежали на мягкой, влажной рыжей соломе, воздух вокруг был застоявшийся и душный, приторно пахло полевыми травами и конским навозом.
   Алоиз приподнял голову.
   - Ну, парень, - молвил он, отплевываясь, - как тебе в аду?
   - Если все его рвы так же теплы и уютны, как этот – жить здесь вполне можно. – Невозмутимо отозвался Хасиндо. – А если серьезно, это больше похоже на конюшню.
   Так все и обстояло в действительности: это была королевская конюшня. И какова же была радость наших героев, когда они увидели в ближайших к ним стойлах своих Вулкана и  Корво!
   - Свобода! – радостно воскликнул Алоиз, обычно бывший предельно хладнокровным. – Ну, приятель, видно, и впрямь, твой небесный хранитель заботится о тебе!
   Но едва они поднялись на ноги и хотели уже вывести коней, дверь отворилась, и в помещение вошли два  конюха с длинными бичами в руках и первым делом заметили харимбдцев.
   - Слышь,  amigo, - шепотом сказал один из конюхов – рыжий высокорослый детина, четыре фута в плечах, - а не этих ли синьоров разыскивают в городе?
  - А дьявол их разберет. – Ответил второй, поменьше и пощуплее. – Может, и их. А ну, поднимем тревогу…
   - Стоять, не двигаться! – рявкнул тут Алоиз и добавил потише – Кто дернется, того,  maldito, на месте прирежу.
  Тот, что был помельче, явно испугался, вытаращил глаза и замер. Но второй тем временем приоткрыл дверь и хотел проникнуть наружу.
   Не тут-то было! Алоиз быстрее молнии подскочил к нему, левой рукой ухватил конюха за плечо, а правой вытащил меч.
   - Прощайся с жизнью, предатель!
   Хасиндо в это время так же ухватил второго конюха. Миг – и две отрубленные головы гуров покатились бесшумно по прелой соломе.
   Вскоре кони были отвязаны и готовы к дороге. Тихо, словно две черные тени, наши герои прокрались по ночному городу, и вскоре западные городские ворота остались далеко позади них.
   Корво и Вулкан круто взяли в галоп по пыльной дороге. Рыцари мчались во весь дух до тех пор, пока хмурый и неприветливый лес обступил их со всех сторон. Тогда они остановились, забрались в охотничью избушку и, завалившись на лавки, крепко заснули.

Глава 13
    

   Рамберт мчался вперед верхом, а как будто бы летел на крыльях. Полуденный жар постепенно сменился первой вечерней прохладой. Из долин потянуло встречным ветром и запахом клевера. Белый конь Лебедь широко раздувал ноздри и приобщался к вечности, вдыхая аромат свободы. Влажная трава шелестела и шепталась под его серебристыми копытами. Этот легкий, летящий скок, которым он двигался, когда две ноги с одной стороны движутся одновременно, иначе, как танцем, не назовешь, хотя на самом деле это иноходь.
   Даль, открывавшаяся впереди, звенела колокольчиками; но юному романтику было некогда их слушать. Даже белое облако, медленно пролетавшее в вышине, подсвеченное солнцем, напоминало Рамберту прекрасные золотистые локоны его любимой. Да, что и говорить, ни о чем другом парень сейчас не мог думать.
   Из размышлений его вывел послышавшийся, откуда ни возьмись, мерный стук дорожного посоха. Глазам Рамберта предстала мешковатая приземистая фигура в черном монашеском клобуке и запыленной рясе. Походка его была довольно быстра и энергична. Судя по всему, святой отец был молод.
   - Эй, padre! – окликнул его Рамберт, обрадованный появлением хоть одной живой души. – Куда путь держите?
   - Не «эй», а «храни вас Господь». – Ворчливо, но беззлобно отозвался монах. – Так, а не иначе принято обращаться к духовному наставнику, сын мой.
   - Я так и хотел сказать. – Смутился Рамберт. – Извините, padre. Доброго вам здоровья.
   - То-то, сын мой! И тебя да не оставит Бог. – Монах отогнул клобук и улыбнулся душевно. – Ну, ладно, теперь говори, что ты хотел спросить?
   Тут Рамберт вспомнил, что ему действительно кое-что нужно, возможно, и от монаха.
   - Видите ли, padre,  я – странствующий рыцарь… вернее, хочу вступить в ряды странствующего рыцарства, и мне нужен кто-нибудь, кто мог бы меня посвятить. Вы соблаговолите оказать мне эту милость? Мое дело не терпит, святой отец!
   Монах молча вперил в Рамберта свои узкие, раскосые глаза, будто бы только в этот миг увидел его.
   - Твоё дело? Какое? А! Вот теперь я вижу! – Монах вскинул руки в странном пассе. – Ты направляешься в Бломию, чтобы сражаться на турнире за руку и сердце королевы Лючии. Ведь так? – И вдруг монах сделал страшные глаза и вцепился в сбрую Лебедя. – Слушай, что я скажу тебе, парень! Не езди в Бломию, слышишь?! Женщина, которую ты так любишь, послана тебе Всевышним не в качестве жены или любовницы, а только как муза – вдохновительница на подвиги. Это придумано не сейчас и не мною, и ты не вправе нарушать этот порядок! Заклинаю тебя всеми святыми! Верная смерть ждет тебя в Бломии!
   Рамберт взирал на эти действия и слушал речь монаха крайне растерянно. Туманный его взгляд как-то вдруг охладил благородный порыв монаху.
   - Э! – махнул рукой священнослужитель и отпустил сбрую. – С тобой все ясно. Ты фанатик, таких, как ты, много ходит по свету. Переубедить вас в вашем сумасбродстве никак невозможно. Если б я не пытался…
  - Примите же меня в рыцари, умоляю вас! – снова взвыл Рамберт.
  - Ну, вот еще! – шмыгнул носом чернец, мрачный, как туча. – А потом все будут говорить, будто брат Мачо загубил живую душу! Благодарствую, увольте!
   С этими словами он задернул клобук, сделал несколько шагов прочь… и вдруг исчез с глаз.
   - Ладно-ладно! – процедил Рамберт обиженно, совсем по-мальчишески. –  Пожалуйста! найду кого-нибудь другого!
   И все-таки, произошедшее повергло его в задумчивость.
   Ехать ли вперед, в Бломию, или возвращаться домой, в Грансаралеги?
   Рамберт достал из дорожной сумки фляжку с красным вином и приложился к ней. Душа его согрелась, мысли пришли в порядок, он стал решительнее.
   «Что главное в жизни человека? – подумал Рамберт, и тут же сам себе ответил: - Любовь – вот что! Даже когда кажется – всё потеряно, а жизнь не стоит ломаного гроша, любовь приходит на помощь. Она – начало и конец, альфа  и  омега, она – Бог. Любовь – главный смысл земного присутствия всех – от червя до человека. Так чего же я, глупец, ломаюсь?»
   Он отбросил неожиданно опустевшую фляжку и, легким движением повернув Лебедя направо, на Бломию, пустил его ровной рысью. Вскоре наш храбрый воин оказался посреди леса.
   Тут под ногами Лебедя послышался зловещий шорох. Осторожное животное прыснуло широкими ноздрями и, отскочив на пару ярдов назад, поднялось на дыбы с испуганным ржанием. 
   Перед ним, словно из-под земли  выросла и заняла боевую стойку огромная черная кобра с блестящим золотым кольцом, нанизанным на нее, чуть ниже головы..
   Рамберт выхватил меч и хотел  разрубить гадину напополам, но кобра сверкнула изумрудными глазами и зашипела-заговорила полузмеиным-получеловеческим языком:
   - Шшшш! Ты сам едва не наехал на меня, парень, ногами этого уродливого зверя, на котором ты сидишь, и теперь, за то, что я всего лишь убереглась, хочешь убить меня? Хороши же у вас, людей, нравы! 
   - Извините, пожалуйста. – Смутился Рамберт. – Видите ли, это инстинктивное. Мы, люди, испокон веков опасаемся змей.
   - Ты уч-ч-чтив, мальчик! – прошипела кобра. – Уч-ч-чтив и вежлив, хотя и не знаешь, что разговариваешь ты не с простой гадиной подколодной, а с королевой змеиного племени. Ты похож на настоящего рыцаря, а между тем щит твой бел…
   Он еще только смутно подумал, осторожно предположил, а змея уже читала его мысли:
    - Благородс-с-ство заслуживает вознаграждения. Я посвящу тебя в Змеиный Орден, ты с-с-станеш-ш-шь моим паладином, и вс-се гады ползучие с-с-сделаются твоими единомыш-ш-шленниками.
   Рамберт не успел даже сообразить, хорошо или плохо состоять рыцарем Змеиного Ордена, как посвящение, видимо, уже началось. Яркий блеск, исходивший от золотого кольца на теле царственной змеи, начал слепить юноше глаза. Сознание его тоже стало вдруг мутиться, и тон речи змеиной королевы вдруг как-то сам собой переменился на прямо противоположный:
   - Щ-щ-щенок! – зашипела она злобно. – С-с-сопливое дитя, беззубое и бессмысленное! Ты решил, что Великая Шина – предводительница змеиного племени всерьез будет принимать в наш-ш Орден разных людиш-шек, вроде тебя? Ха-ха-ха! Мне просто надо было зас-с-ставить тебя рас-спустить слюни, а потом с-съесть тебя заживо и накормить с-свой народ.
   Что бы она ни говорила, состояние Рамберта было уже близко к полному параличу. И в этот момент снова, возможно, в последний раз в жизни, вспомнились ему прекрасные глаза королевы Брисконии.
   «Очнись, парень! – говорили эти глаза. – Будь сильным человеком! Начатого дела не бросают; нельзя останавливаться на полпути к цели. Неужели ты бросишь меня в беде?!»
   Любовь победила зло; он собрался с последними силами и открыл глаза. И обнаружил себя лежащим на земле, а вокруг уже подбирались к нему со всех сторон в огромном количестве ужасные ядовитые змеи.
   Меч Рамберта покинул ножны и засверкал в воздухе, поражая одну мерзкую тварь за другой. Гады шипели, извивались, некоторые из них даже просили пощады, но Рамберт теперь был научен горьким опытом, и ни один мускул на лице его не шевельнулся до конца этой жуткой бойни.
   Скоро последний ползучий враг, омерзительно свистя продырявленной плоской головой с вытекающими мозгами, испустил дух. Рамберт облегченно вздохнул и оглянулся. За его спиной стоял брат Мачо и укоризненно качал головой.
   - Ай-яй-яй, сын мой, куда же тебя занесло! Вот до какой мерзости ты можешь опуститься, лишь бы воплотить в жизнь свое неразумное решение! А в следующий раз ты, чего доброго, перейдешь ради этого на сторону врага!
   Рамберт молчал. Ему надоело вечно оправдываться.
   - Что же, - вздохнул брат Мачо горестно и обреченно, - видно, придется посвятить тебя в паладины Храма Света. Путь, по которому ты движешься, ведет тебя прямо в лапы Смерти, но может статься, всемогущий Бог защитит тебя в решающий момент, если ты будешь под его знамением. Впрочем, он сам и определяет судьбы, а твоя судьба давно предначертана. Мужайся, парень!
   Вряд ли стоит описывать обычную процедуру посвящения, каковой тут же и подвергся Рамберт. Когда же по окончании обряда он поднял свою понуренную голову, взгляд его упал на его собственный щит, который только что был просто белым. А  теперь на нем сама собою возникла вертикальная полоса желтого цвета, пересекавшая все его поле посередине. В верхней части полосы был отчетливо виден серебряный католический крест.
   - Откуда это? – тихо спросил Рамберт.
   - Рыцарские ордена и монашеские – не совсем одно и то же. – Сказал брат Мачо. – Жизнь паладина светского рыцарского ордена зиждется почти исключительно на крепкой дружбе, взаимопомощи, круговой поруке. Это все, конечно, присутствует и у нас, но главная наша сила – вера и Божье покровительство. А этот знак – наша эмблема, ее дали тебе Свыше, и это подтверждение того, что помыслы твои чисты, а душа твоя благородна. Итак, отныне ты – рыцарь Храма Света. Только тебе осталось выбрать себе боевой девиз и начертать его на щите. Девиз подскажет тебе сама жизнь.
   Рамберт согласно склонил голову, а когда поднял ее, брата Мачо опять нигде не было.
   Тогда порядком уставший новопосвященный рыцарь обратил свое внимание на спрятавшуюся в густом сплетении терновника охотничью избушку. Рассудив, что отдыхать лучше всего будет там, наш герой слез с коня и открыл скрипучую дверь маленького домика.
   Он увидел там еще одного рыцаря, лежавшего на лавке прямо в сверкающих латах и мирно похрапывавшего, уткнув свой нос в медвежью шкуру. А над рыцарем, мерно покачиваясь, склонялась все ниже знакомая Рамберту змея с золотым кольцом вокруг шеи.




Глава 14


   Гальярдо и его возлюбленная стояли в начале колоссального подземного лабиринта. Где-то высоко под мрачными сводами носились неведомые им черные тени. Под ногами хлюпало, воздух был сырой и тухлый. У Гальярдо в руках был обломок меча и помятый осколок щита. У Аделаиды не было даже такого оружия.
   Они стали медленно продвигаться вглубь пещеры. Багровый полумрак по-прежнему метался по стенам; тени становились всё резче и страшнее. Некоторые из них были похожи на лапы и хвосты ужасных чудищ, и, казалось, у них были огромные, жутко мерцавшие в полумраке глаза. Мало того: постоянно то справа, то слева, то сверху слышался чей-то рык, и затем следовали приглушенные стоны и вопли. Кто-то кого-то здесь душил, рвал на куски и, вероятно, ел…
   - Ай! – взвизгнула вдруг Аделаида. – Кто-то схватил меня за плечо!
   Гальярдо в этот момент  вздрогнул, потому что тоже почувствовал чью-то жесткую ладонь на своем левом плече.
   Еще через секунду он различил четыре высокие, худощавые человеческие фигуры с конусовидными головами. В руках у них были длинные рапиры. Двое подошли спереди, еще двое – с боков.
   Прежде, чем грозные незнакомцы успели еще что-либо сделать, бывший король развернулся и нанес левому увесистый тычок железной перчаткой в зубы. Тот, не издав ни единого звука, рухнул, выпустив из руки рапиру, и её сейчас же схватил Гальярдо. Раздался новый визг Аделаиды, очень некультурно отброшенной кем-то к стене, клинок правого подземного жителя свистнул в затхлом воздухе, но Гальярдо успел перегруппироваться, парировал удар и сразу же нанес ответный – неотразимый, в сердце. Двое оставшихся врагов продолжали мерно надвигаться. Некоторое время Гальярдо достойно выдерживал неравную схватку, уверенно размахивал рапирой, делал маневры и выпады, пока меткий удар не поразил его в бок. Бывший король, охнув, опустился на одно колено, и два беспощадных острия уперлись ему в грудь.
   По спине его побежали мурашки отчаянного азарта, он готов уже был, очертя голову, ринуться вперед и неминуемо был бы нанизан на клинки, но тут произошло чудо. Прямо из воздуха на его врагов обрушился невероятной силы удар невидимой длани. Лица их перекосились, зубы лязгнули, и, побросав оружие, они стремительно унеслись в холодную черноту.
   Гальярдо прислонился спиной к стене и с улыбкой взглянул на Аделаиду.
   - Как я их, а?! Ну, теперь у нас хоть будет настоящее оружие.
   Едва он договорил, опять случилось нечто. Каменная стена расступилась, сделала «ам!» и поглотила бывшего короля в свою мрачную толщу.
   Аделаида вздрогнула, вскочила на ноги и, истерически крича, принялась колотить в стену руками, ногами, подобранной рапирой…
   Пещера гудела, звенела, издавала неописуемые потусторонние звуки, но больше ничего не происходило и не менялось в зловещей тьме. Гальярдо исчез, пропал необъяснимо и, похоже, безвозвратно.
   Тщетно побившись некоторое время, Аделаида окончательно расстроилась, опустила голову и тихо побрела в темноте прямо вперед.
   На душе её вовсю звонили траурные колокола. Неудивительно: за последние полгода она утратила всех, то был ей хоть немножко дорог.
   С самого детства Аделаида была сиротой, росла без отца. Отец ушел от её матери, едва узнав, что та беременна. Мать потом говорила ей, что отец оказался очень плохим человеком. Еще был младший брат от другого отца, но этого брата куда-то забрали – не то в армию, не то в тюрьму. Мать Аделаиды немного умела колдовать. Она могла заговорить человека от порчи, сглаза, боли зубной, телесной и душевной, залечить в считанные минуты любую рану, вправить вывих, и все прочее в этом роде. Но, поскольку она знала многие вещи, недоступные сознанию простых обывателей, среди односельчан у нее было много врагов, обвинявших её в ведьмачестве. Постепенно слухи об этом доползли до Горацио Жестокого, а тот был очень скор на расправу. Сначала он взял обеих женщин под стражу, а затем приказал сжечь их живьем, прямо в избе. Аделаида спаслась чудом: уже во время пожара ей открылся какой-то  ход, неведомый ей раньше. Мать в это время уже задохнулась в дыму и погибла. Но Аделаиду все равно отыскали в лесу и поймали стражники Горацио, и от костра девушку спасло только вмешательство того человека, который вытащил ее из огня, который вот совсем недавно стоял перед ней на коленях. А теперь и он, этот уже очень симпатичный ей человек исчез куда-то не по своей воле.
   Неудивительно, что она кинулась на первую, вставшую на ее пути тень с твердым намерением убить, растерзать, кто бы это ни был. Через секунду она и смутный призрак покатились по подземелью, сцепившись, и беспощадно молотя друг друга.
   Призрак на самом деле оказался большим и злобным зверем семейства кошачьих. Каждое пятно на его пушистой шкуре мерцало желтым светом, глаза горели, лапы скользили по одежде Аделаиды, раздирая ее платье в клочья. В конце концов Аделаида сумела поймать злобный взгляд кошки и, сосредоточившись, нанесла сильный телепатический удар, мгновенно парализовав животное. Потом Аделаида поднялась на ноги, стерла кровь с лица и, рубанув рапирой, раскроила голову кошки надвое.
   И двинулась дальше. Пещера вдруг стала петлять, количество открывавшихся впереди разных ходов-переходов с каждым шагом росло, и Аделаида шла наобум, не думая, куда поворачивает,  не запоминая свой путь.
   Наконец она уткнулась в новую стену из гранита. Тупик!
   Аделаида тщательно ощупала стену: нет ли какой-нибудь щели, или поворачивающегося камня, с помощью чего открылся бы дальнейший путь. Ничего такого не было.
   И вдруг стена осветилась, будто изнутри, и на ней появилось изображение человека в черном балахоне. Длинные, неухоженные черные волосы его разметались по плечам, а глубокие черные глаза под мохнатыми бровями источали очень недобрый блеск.
   - Здравствуй, девочка. – Сказал-прорычал он. – Вот ты уже почти и дошла ко мне. Настало время нам познакомиться. Меня зовут Скарпендер.
   Каждый звук «р» у него получался растянутым, рокочущим и угрожающим.
   - Ах! – Воскликнула сильно испуганная девушка. – Кто вы? Хозяин этого подземелья?
   - Ха-ха-ха, моя крошка! Хозяин подземелья! Да, можно сказать и так. Но дело в том, что я, пожалуй, хозяин не только этих пещер, но и всех стран на Саламандрии, и самой Саламандрии, тоже! Гоблинам кажется, что они господствуют в пещерах, драконам мнится, будто они властелины гор и неба, земные же короли считают себя хозяевами своих сопливых империй. Но все это не так! Каждым их жестом, каждой их мыслью незримо управляю я. Я Скарпендер, Великий Черный Маг, и никто не в силах воспротивиться моей воле!
   Аделаида почувствовала, что в ней закипает сильнейшая злость. Такая злость, что она нисколечко не страшится этого грозного человека, отраженного в стене. Просто, она его ненавидит, и готова броситься в драку.
   - Что тебе нужно от меня?! – Вскричала она. – Куда ты дел моего товарища?! Отдай мне его сейчас же, ты, чертова харя, а не то я…
   - Успокойся, - промолвил Скарпендер тихо и  примирительно, - ты ничего мне не сможешь сделать, как бы ни лезла на рожон. Да, ты – деревенская ведьма, но там, где ты училась, дитя мое, там я преподавал! Успокойся же, дьявол тебя возьми, и выслушай меня!
  Я призвал тебя в это страшное место, Аделаида, чтобы раскрыть тебе одну тайну. Ты – моя дочь!
   Новость эта для Аделаиды была подобна удару обухом топора по затылку. Ничего себе!.. И, похоже, что этот князь тьмы не шутит. Мать всегда держала имя отца Аделаиды под большим секретом, словно за этим именем таится нечто, поистине страшное. Мать не могла передать ей по наследству способностей к телепатии и гипнозу, поскольку не владела этим искусством сама. Раньше Аделаида объясняла себе свои таланты просто как следующий уровень развития потайного знания. Теперь же вывод напрашивался сам собой. Она – волшебница, урожденная черная ведьма, и отец её – само средоточие, воплощение Зла на этой обреченной земле…
   И тем не менее…
   - Я не признаю тебя своим отцом! – завопила она злобно. – Ты – черный маг, все мысли и поступки твои бесчеловечны. Ты – главная причина всех этих войн, смертей и людского горя на Саламандрии! Провались ты в тартарары, но сначала верни мне Гальярдо!
   - Тебе нужен этот ничтожный человечишка, мнящий себя, дьявол знает кем? – Скарпендер   все еще смеялся, но уже не так громко. – А ты вспомни, что сделали люди с твоей матерью! Вспомни – и  ты сразу перейдешь на мою сторону.
   Теперь, кроме передней, осветились и две боковые каменные стены, и Аделаида увидела на них знакомую до адской боли в сердце сцену.
   Горящий дом посреди поселка. Пламя взметается до небес, а вокруг вопят радостно кровожадные гуры, хохочут и тычут пальцами в зрелище. А из пожара, объятая пламенем, идет прямо на нее, на Аделаиду, оборванная, босая, костлявая старуха – ее мать и, воздевая к небу свои сухие, бессильные руки, молит ее об одном:
   «Доченька, не оставь это так! Отомсти этим мразям, да как следует, чтобы пух и перья от них летели!»
   Словно в ответ, в старуху летят камни, и наконец, выпущенная кем-то стрела разрывает ей глотку…
   Кровь. Кровь. Кровь…
   - О Господи! – закричала Аделаида, не выдержав, и без чувств повалилась на пол.

Глава 15
      

   Гурские охранники подцепили Предводителя вылов кончиками копий, отволокли его на задний двор и бросили на королевской свалке.
   Светило теплое солнце, пели разноцветные птицы, листва шепталась с ветром, но Фред ничего этого не видел и не слышал. Зеленые мухи уже начали обсиживать его голову, всю в бурых пятнах запекшейся крови.
   Он лежал без малейших признаков жизни до вечера, когда на его правое ухо уселся желтый мохнатый шмель. Укус его оказался настолько болезненным, что Фред аж подскочил и мгновенно проснулся.
   - Ага! – не то сердито, не то зло прогнусавил шмель. – Ж-жив, притворщик! Леж-жишь тут – мертвец мертвецом, и дела тебе нет до Горацио!
   - Тебе, малявке, хорошо жужжать! – обиделся Фред. – А если на мне живого места нет?
   - Ну, лежи, лежи, – подкалывал шмель, - долежишься, что кто-нибудь и шкуру с тебя сдерет. И все твои вырлы пойдут на корм воронам…
   - Молчать! – Фред вскочил на лапы, уязвленный до глубины души. – Подумай, с кем говоришь!
   Однако, Фред явственно почувствовал, что, хотя ушибы еще побаливают, раны уже зарубцевались.
   - Не спеши, не спеши, друг, все дело загубишь! – испугался шмель. – Лучше, вспомни, в чем обвинял тебя Горацио, сажая в Висячую Башню.
   - Что ты имеешь в виду? Что мне нельзя покушаться на жизнь моего злейшего врага, дабы снова не попасть впросак?!
   - Я имею в виду как раз обратное. – Сказал шмель. – Горацио сам же, не желая того, подсказал тебе путь к успеху, а сидением в Башне ты уже как бы получил индульгенцию за свой поступок. Убей Горацио!
   Фред снова поднялся, прогнул спину и растянул одеревеневшие лапы. Через минуту-другую он был сравнительно здоров и медленно крался в темноте вдоль стен замка.
   Вот и  черный ход. А возле него стоит недремлющее око в виде высокорослого, закованного в железо воина.
   Фред выскочил перед ним из темноты, как призрак. Блеск его злых глаз и огромная оскаленная пасть привели гура в ужас. Еще бы, ведь этот стражник только недавно видел гурского короля бездыханным, тряпкой валяющимся на свалке!
   Один шлепок могучей лапы – и препятствие повергнуто на землю.
   - Я его четвертую! – прорычал Фред. бесившийся не столько даже от злости, сколько от боли израненного тела.
   - Не смей! – предостерег его шмель. – Не уподобляйся своему врагу. Кем ты, в конце концов, станешь, если примешься убивать без разбора направо и налево?!
   - Ч-черт, ты прав!.. Пусть эта мразь живет. – Фред решительно отбросил зеленого латника в сторону.
   Стальной замок бесшумно слетел с двери, сбитый мощной тигриной лапой, и привычным уже путем через черный ход Фред побежал в апартаменты Горацио.
   Первые несколько минут ему никто не препятствовал. Но едва Фред достиг широкой мраморной лестницы, ведущей наверх, в главный покой, как возникли проблемы. Лестница насчитывала двадцать четыре ступени, и на каждой шестой ступеньке стояло по воину-гуру в виде барса, леопарда и тому подобных зверей. Всего врагов было четверо. Первой на пути к цели стояла желтая пантера. Фред обхватил ее лапами, вцепился зубами в загривок и резким движением швырнул вниз, на каменный пол. Животное с визгом покатилось по ступеням и затихло внизу с проломленным черепом. Тем временем Фред схватился с леопардом. Вскоре и второй враг безжизненно валялся у подножья лестницы.  Следующим был  барс; он не выдержал – сделал короткий прыжок со своей ступени, рассчитывая повиснуть на шее Фреда. тот просто пригнулся, подставив врагу спину; тот с завыванием скатился кубарем по лестнице, однако встал, отряхнулся и попробовал атаковать снизу. Это ни к чему не привело, Фред легко перервал ему глотку.
   Последним, на вершине лестницы стоял тигр. Все пропорции его тела в точности совпадали с фредовыми, что не предвещало ничего хорошего.
   Фред не решился сразу напасть. Напружинив задние лапы для прыжка, он стал плавно смещаться то вправо, то влево, всем своим видом демонстрируя готовность прыгнуть в любой момент. В конце концов, он попытался обмануть противника и совершил отчаянный прыжок через его голову. Но не тут-то было.  Враг успел просчитать его прыжок и прыгнул сам, встретив Фреда широкой грудью. Несколько мгновений жестокой грызни – и все-таки Фред оказался сильнее. Теперь от Горацио его отделяло ничтожное расстояние в полтора десятка метров.
   И вот Фред уже перед дверями с изображением оскаленной львиной пасти. Здесь ждал его враг. Самый главный.
   - Гор-рацио! – грозно рявкнул вождь вырлов. – Выходи, презренный! Я убью тебя!
   За дверями было тихо.
   Фред повторил свой призыв. С той стороны громко клацнула железная щеколда.
   Фред понял, что его ждут, и что это будет решающая схватка. Он прыгнул, обрушился всем своим немалым весом на двери. В этот момент двери как раз открылись внутрь, и он рассек грудью пустоту. Два раза перекувырнувшись, он снова занял боевую позицию. Сейчас перед ним стояло одно из не самых грозных перевоплощений Горацио – огромный лысый гриф. Впрочем, это было только начало.
   Фред еще ничего не успел предпринять, и гриф напал на него первым. Этот гриф весил не меньше полутора центнеров, а его блестящий кривой клюв доходил в длину до пятнадцати сантиметров.    
   Предводитель вырлов перевернулся на спину, правой лапой отвернул голову грифа в сторону, а левой принялся драть его грудь. Через недолгое время гриф выдохся и тогда рванулся вверх, распластал крылья и рухнул обратно, только теперь это был уже не гриф, а лев еще крупнее, чем недавняя птица. Сжав друг друга в беспощадных объятиях, они катались по залу долгое время. Наконец, лев осилил Фреда, очутился сверху, поднял его квадратный подбородок и потянулся острыми клыками  к жилам на его шее.
   Тогда Фред вытянул левую лапу, погрузил ее до плеча в кроваво-красную глотку Горацио. Когти вошли в корень языка, и Фред еще успел сделать рывок на себя, прежде, чем его плечевой сустав захрустел на зубах Горацио. Левая лапа Фреда, отделившись от тела, так и осталась в пасти врага.
   Страшно было посмотреть, как кошмарный враг испускал дух. Кровь фонтаном хлестала из чрева, порванная глотка еще издавала загробные хрипы, глаза Горацио выкатились из орбит и потекли по львиным щекам огромными бело-желтыми каплями. Наконец он затих, произведя последнее скребущее движение мертвыми лапами по полу.
   Чудовищная, неописуемая боль в первый момент прожгла весь организм Фреда, начиная от левого плеча. Кровь из раны захлестала ненамного слабее, чем из горла Горацио. Фред издал долгий вопль, уже совсем непохожий на тигриный рык. От боли у него все плыло перед глазами и мутилось в голове.
   Пересилив эту ужасную боль, он все-таки приподнялся и сомнамбулически пополз к высокому платяному шкафу, стоявшему у противоположной стены. Открыв его, Фред вытащил оттуда какую-то красную тряпку, разорвал ее на пять широких полос, действуя здоровой передней конечностью и зубами, и накрепко замотал ими искореженное плечо.
   В процессе работы ему показалось, что с ним произошла некая существенная перемена, дело не в утрате одной лапы, тут что-то другое. В самом деле: как это он смог бы тигриной лапой так аккуратно разделить на полосы кусок материи?
   В душе его зашевелилось какое-то новое чувство. А может, старое, только уже порядком забытое. Он ощутил себя так, как не ощущал уже очень давно. Не веря самому себе, он медленно, превозмогая боль, поднялся на задние лапы и только тогда понял, что это уже не лапы, а ноги…
   Огромная радость пробудилась в нем, но он не мог даже и радоваться в полную силу – слишком мешала адская боль, да и не то здесь было место, чтобы радоваться.
   Да, со смертью ненавистного Горацио гурское проклятие, девятнадцать лет тяготевшее над вырлами, утратило силу. Фред обрел человеческий облик, а вместе с ним так же преобразился и весь его народ.
   Но теперь Фред почувствовал и давно уже неведомый ему холод. Предводитель вырлов стоял посреди обширного,  пустого зала совершенно голый.
   Впрочем, раздобыть одежду было легко. Фред распахнул платяной шкаф  с трудом, действуя одной уцелевшей рукой, облачился в шелковый придворный костюм, состоявший из камзола и рейтуз, обулся в сафьянные сапоги и двинулся к выходу. В коридорах ему постоянно встречались гуры, быстро менявшие свой облик с человечьего на звериный. Они превращались и в хищников, и в травоядных, и в человекоподобных приматов. Теперь им надлежало ходить в таком виде, наверное, до скончания веков. Многие из них из них были велики и страшны, и, конечно, могли бы представлять угрозу для искалеченного Фреда, но все они, как один, в ужасе шарахались от сурового вырла и, прижимаясь к стенам, провожали его ошалелыми и почти уже бессмысленными животными взглядами.
   - Коня мне! – строго потребовал Фред, дойдя до парадных ворот.
   Какой-то орангутанг, с трудом державшийся на задних лапах, но пока еще с человечьей головой на плечах, подвел ему пегую лошадь под седлом и в сбруе и подержал стремя, пока Фред взбирался в седло.
   Дорога влекла Предводителя вырлов дальше на запад.

*  *  *
   
   Кончита и Гомес прослонялись без толку по городу до самого вечера. Темные накидки на их плечах позволяли им укрыться от глаз любопытных горожан. А в сумерках, когда городские стражи уже закрыли все входы и  выходы и стали гасить огни, девушка и  солдат забрели в одну из многочисленных подворотен, чтобы заночевать там, на правах обыкновенных нищих.
   - Бедные мы, бедные! Нам никогда в жизни не выбраться из этого поганого городишка! – запричитала усталая Кончита.
   - Не расстраивайся, дочка. Завтра-послезавтра наверняка будет базарный день, ворота широко распахнут, и народ повалит валом. Тут мы и выберемся. – Утешал ее Гомес.
   - Хасиндо пропал! – продолжала страдать Кончита. – А бой в башне был настолько кошмарен! И он пропал бесследно! А от этих ужасных людей в зеленых одеждах, которые других людей жгут на кострах и превращают в диких зверей, можно дать самого плохого!
   - Не убивайся так, Кончита! – умолял Гомес. – Этот парень просто не мог исчезнуть бесследно, или, не дай Бог,  погибнуть.Он исчез, и мы не видели его мертвым – значит, надо надеяться, что он где-то есть, живой, а может быть, и здоровый. Он – такой же человек боя, как и мы, старые королевские солдаты. Поверь мне, он еще всем задаст жару!
   Но если честно признаться, Гомес и сам почти не верил в эти успокоительные слова.
   Наконец девушка уснула, а Гомес и не думал спать. Он считал себя обязанным охранять покой этого маленького озорного создания, в котором ему виделась собственная дочь.
   Час катился за часом, становилось все темнее и холоднее. Ночь приближалась к середине.
   Бодрствующему Гомесу вдруг невероятно сильно захотелось курить. Подворотня же и без того изобиловала самыми разнообразными зловониями; чистого воздуха в ней было слишком мало, чтобы еще осквернять его табачным дымом. Заботясь о здоровье своей хрупкой спутницы, Гомес тихо вылез на улицу, присел на плоский камень и задымил сигарой.
   Он курил и думал, и при этом пристально вглядывался в темноту: не идет ли кто, не грозит ли Кончите какая-нибудь опасность?
   Тут послышался довольно громкий шорох и шлепанье, и у ног Гомеса зашевелилась приземистая скользкая тварь с плоским хвостом и длинной зубастой пастью. Крокодил!
   - И откуда ты только тут взялся? – тихо проворчал Гомес, быстро вскакивая и вытаскивая меч. В следующий момент он наверняка рассек бы рептилию пополам, но тут крокодил весь как-то затрясся и, выпучив на Гомеса жуткие шаровидные глаза, взмолился-заскулил на чистом гурском языке.
   - Добрый господин! Заклинаю вас всеми святыми, не трогайте меня! Я не крокодил, я такой же человек, как и вы, только в зверином обличии. Кто-то из вырлов убил нашего владыку Горацио Мудрого, и теперь нам, гурам, придется навеки покинуть эти места. Умоляю вас, не троньте же меня!
   Открыв рот от удивления, Гомес опустил меч и уселся обратно, на камень.
   Вот как оно получилось! Значит, и после смерти Фреда (в ней Гомес не сомневался) среди вырлов нашелся смельчак, оказавшийся способным перегрызть горло старине Горацио!
   Новость была потрясающей – еще и потому, что теперь выход из города был для них свободен, и можно было продолжать разыскивать Хасиндо.
   В полном восторге Гомес поспешно нырнул обратно в подворотню и принялся трясти спящую Кончиту за плечо.
   - Вставай, вставай, дочка! Чтоб мне лопнуть, мне кажется, что я  и сам сплю, но, когда это так, дай Бог мне подольше не просыпаться!
   Привязанные рядом лошади уже били копытами в нетерпении.


Глава 16

   Мерзко скрежеща по рассохшимся, скрипящим половицам, железная змея была уже готова броситься на свою жертву. Но в этот миг клинок Рамберта коротко свистнул в воздухе. Венценосная голова Великой Шины, разрубленная сталью тройной закалки, гремя, упала на пол; тут же свалилось и тело змеи. Рыцарь, разбуженный этим шумом, сейчас же проснулся и удивленно уставился на Рамберта.
   - Кто вы, сударь? – спросил этот рыцарь. – Что тут произошло?
   Впрочем, он сразу увидел убитую змею и в благодарность склонил перед Рамбертом голову.
   - Рамон Альберто Торрес Дельвеккьо, рыцарь Храма Света – к вашим услугам. – Отрекомендовался наш пылко влюбленный. – Друзья зовут меня просто – Рамберт.
   - Хасиндо Дельграно, рыцарь Меча Воздающего – к вашим услугам. – Вежливо ответил Хасиндо, обменявшись с ним рукопожатием.
   - Вы были столь неосторожны, сеньор Дельграно, что не заперли дверь и заснули под самым носом у змей. – Заметил Рамберт.
   - Да, благодарю вас, вы спасли меня. – Ответил Хасиндо. – Но откуда вы и куда следуете?
   - Я странствующий рыцарь. Родом я из Харимбды, а теперь еду в Бломию, где, как вам, наверное, известно, скоро начнется крупный рыцарский турнир.
   - Я слышал о нем. – Сказал Хасиндо. – Сейчас везде только и разговоров, что об этом турнире.
   - Так вы тоже, наверное, собираетесь принять в нем участие? 
   - Нет, у меня есть в Бломии дела помимо турнира.
   - Но вы составите мне компанию на этом пути?
   - Охотно. Вместе ехать веселее.
   - А вы едете один? – Осведомился Рамберт.
   - Мое дело слишком масштабно, чтобы справиться с ним в одиночку. – Веско ответил Хасиндо. – У меня замечательный оруженосец – Алоиз Беллино, кавалер Ордена Бронзового Щита.
   Глаза Рамберта радостно сверкнули.
   - Неужели?! Где он, где? Сударь, если бы вы знали, как я рад! Этот человек – один из лучших моих друзей! Мы с ним не виделись вот уже семь лет. Где же он?
   Впрочем, Рамберт сам тут же увидел Алоиза, безмятежно спавшего на лисьей шкуре в дальнем углу.
   Хитро взглянув на Хасиндо, Рамберт приставил палец ко рту.
   - Не шумите пока. Сейчас мы ему сделаем дружеский сюрприз.
   Он подкрался к спящему другу, нагнулся к нему, сложил ладони рупором и прорычал прямо в ухо Алоизу самым низким басом, на какой только был способен:
   - Рядовой Беллино! Кто позволил вам спать на дежурстве?!
   Алоиз подскочил, как на пружине, встал «смирно» и громко отчеканил:
   - Никак нет, сеньор полковник! Я лишь слегка задумался!
   - Отставить. – Рассмеялся Рамберт. – Что, дядя Ал, в детство впал?
   Алоиз протер глаза и удивленно уставился на Рамберта.
   - Рамон Торрес? Mama mia! Приятель! Чтоб я лопнул!
   - Corrai del corason! Чтоб мне сдохнуть в первой же драке! – Подхватил Рамберт.
   И они заключили друг друга в крепкие объятия.
   - Откуда ты взялся, vjeho el cabron? -   Рамберт,  и счастливые слезы текли по его щекам.
   - Сам-то ты как, maiditesto?!  - спрашивал Алоиз – Хоть бы прислал какую весточку в королевский дворец на мое имя!
   - В королевский дворец! Hoder! откуда же мне знать, что ты, сволочь такая, столь высоко забрался?!
   Так они болтали, осыпая один другого страшными дружескими проклятиями, и, казалось, этому конца не будет.
   - Господа. – Вмешался Хасиндо. – Я, право же, рад такой неожиданной и приятной встрече!
   - Извини, парень. – Тут же осекся Алоиз. – Про тебя-то мы забыли! Вы успели познакомиться?
   - Только в общих чертах. – Ответил Хасиндо.
   - Да что с мной-то знакомиться! – Засмеялся Рамберт. – Ты хоть знаешь  толком, что за человек служит у тебя оруженосцем?
   - Кавалер Бронзового Щита, офицер придворной гвардии, фельдъегерь… - перечислил Хасиндо.
   - Темнота! – махнул рукой Рамберт. – Знал бы ты все об этом человеке! Это великий боец, просто великий и страшный!
   - Что же в нем страшного-то? – улыбнулся теперь Хасиндо.
   - О! – Рамберт поднял вверх указательный палец. – Это гроза гуров, ночной кошмар бобоголовых, сокрушитель великанов, покоритель дамских сердец! Мало кто во всей Харимбде сыщется, владеющий мечом лучше его! А как он вел себя в том ужасном бою, повлекшем разгром нашей Четвертой западной заставы! Хотя мы и были разбиты, но Алоиз проявил такую доблесть, что Франго Первый приблизил его ко двору и сделал фельдъегерем…
   - Вздор! – возразил Алоиз мрачно. – Никакой особенной доблести я там не проявил. Возможно, король отметил мою храбрость и преданность Родине и присяге, но, честное слово, любой другой боец из нашего гарнизона в то утро заслужил  больших регалий, если говорить о храбрости. Но все пошло ослу под хвост!
   - И во многом, это вышло из-за Джулиано. – Нахмурившись, вспомнил Рамберт. – Проклятый предатель! Чтоб он горел в аду веки вечные! Из-за таких, как он cabronos мы и потерпели тогда поражение!
   - Господа, кончайте ваши споры, - вмешался Хасиндо, извлекая из дорожной сумки фляжку с вином, - такую встречу нужно отметить.
   Пили прямо из фляжки, каждый за свое.
   - Пью за встречу! – сказал Алоиз, пригубил, утер губы и передал вино Хасиндо.
   - Пью за победу! – воскликнул Хасиндо, приложился и протянул фляжку Рамберту.
   - Пью за любовь, Родину и королеву Брисконии! – торжественно провозгласил тот, делая свой глоток.
   - Королеву Брисконии! – Алоиз пришел в восторг. – Я так и думал! Ты до сих пор любишь её, приятель! И даю голову на отсечение, что ты едешь в Бломию для того, чтобы сражаться за руку и сердце Лючии с самим Черным Королем!
   - Об этом нетрудно было догадаться, зная мой характер. – Молвил Рамберт скромно.
   Алоиз пихнул Хасиндо локтем в бок:
   - Соображаешь, парень, какие люди водятся среди моих знакомых! Воистину, я недаром прожил свою жизнь, раз общался с такими людьми!
   - Дружище, достань-ка из моей сумки этих долбаных кур. – Добавил он, спустя мгновение. – Долбаное кастильское дьявольски возбуждает аппетит.
   Хасиндо тоскливо взглянул на скудные запасы  съестного, остававшиеся у них, и вытащил из своей сумки двух жареных кур.
   - Ешьте на здоровье, сеньоры.
   - А у тебя нынче пост? – спросил Алоиз.
   - Просто, еды больше нет. – Объяснил ему Хасиндо. – У тебя в сумке давно пусто. Но по моим представлениям, никогда не поздно сходить в лес и подстрелить двух-трех жирных перепелов, и вот тогда мы все будем сыты.
   - Что до охоты, то я пас, сеньоры. – Сказал Рамберт. – Вот уже двое суток я непрерывно в пути. Единственное мое желание сейчас – поваляться несколько часов, растянувшись во весь рост.
   - Если не возражаешь, иди один, дружище. – Подытожил  Алоиз. – А мы с Рамбертом посидим, поговорим тут еще немного.
   - Ладно. – Согласился Хасиндо. – Если вернусь не сразу – не теряйте меня.
   Он взял свой лук, еще одну фляжку кастильского и углубился в ночь.
   - Рассказывай, amigo, - сказал тем временем Алоиз Рамберту. – Как ты жил все эти годы? Где ты жил?
   - Жизнь – это путь. – Рассудил Рамберт. – Точнее  говоря, движение вперед. Если человек не движется, не стремится к чему-то – он все равно, что не живет. Вот и я угодил в такую ситуацию: сначала застрял на месте физически – лежал дома без движения, лечил увечья; родителям приходилось поначалу даже еду мне в постель подавать. И как-то ни о чем не думалось тогда отчетливо – только боль и кошмарные сновидения. Потом все постепенно отошло, начал читать книги. Потом, когда встал на ноги, начал ездить на охоты, встречаться с дру… с приятелями, беседовал с новой матерью – доньей Терезой. Дон Альберто женился на ней, пока я отсутствовал… и вот, понимаешь, Алоиз, постепенно я пришел к выводу, что утрачиваю жизненные ориентиры, иначе говоря – я не знал, зачем живу. Делать мне было нечего, ехать некуда, так и существовал – с утра, до вечера околачиваясь по имению. Мне казалось, что более одинокого человека, чем я, нет на белом свете.
   - Друзей вспоминал?
   - Нечасто и нечетко, как в тумане. Снилось по ночам что-то расплывчатое, от чего комок к горлу подступал. Но едва наступал рассвет, как всё пропадало, и тоска забирала вновь. Душа моя остыла и обленилась, руки и ноги обмякли, мозг погрузился в бездеятельность. Я словно завяз на дне болота, в трясине, и дороги наверх не было мне, грешнику.
   - А потом ты вспомнил ЕЁ. Так?
   - Да, вспомнил. И случилось это после страшной трагедии, которая враз перевернула мое сознание вверх тормашками…
   Продолжая прихлебывать кастильское, волнуясь и сбиваясь на каждом третьем слове, Рамберт рассказал Алоизу, каким образом он узнал своего настоящего отца и как тут же потерял его.
   Алоиз понурил голову.
   - Да, дружище, представляю, каково тебе пришлось в тот момент… я ведь и сам потерял отца… что тут сказать? сочувствую. Давай выпьем, и пусть земля ему будет пухом.
   Они печально выпили и несколько минут сидели в полной тишине.
   - И что же дальше? – спросил, наконец, Алоиз почти шепотом.
   - Я совершенно растерялся и не знал, что делать. – Продолжил Рамберт. - Весь этот день до вечера я просидел в саду с бутылкой пива. Потом приехал гонец из Бломии, со свитой. Он окликнул меня и начал задавать всякие вопросы, в которых я все равно не видел смысла. Я уже послал его подальше, но  вдруг этот толстяк произнес ЕЁ имя…
   - Воображаю, что тут с тобой случилось!.
   - Вряд ли непосвященный может это вообразить. Сердце мое вскинулось и заколотилось в десять, в двадцать раз быстрее, чем обычно, потом оборвалось. Земля как будто ушла из-под ног. На какой-то момент я подумал, что уже умираю. Еще пребывая в этом состоянии, я, сам не ведаю, как добрался до комнаты дона Альберто. Я готов был лизать по-собачьи ему сапоги – только б он отпустил меня в путь. Но этого не понадобилось. Он отпустил меня, скрепя свое сердце.
   Но прежде, чем попасть на турнир, необходимо было, чтобы меня посвятили в рыцари. Об этом я и взмолился первому же попавшемуся мне на пути бродячему монаху. Он же окинул меня жалостливым взглядом и сказал…
   Рамберт вздохнул.
   - Что же он сказал? – спросил Алоиз тихо.
   - Он сказал, что в Бломии меня ждет смерть. – Ответил Рамберт медленно и глухо.
   Снова повисла недолгая пауза.
 - Все мы тленны, и всех нас ожидает могила. – Нарушил молчание Рамберт. – Если счастье мое подобно костру, то я предпочитаю мгновенно сгореть в его жарком и прекрасном пламени, чем целый век тлеть бессмысленно.
   - Этого не будет! – изрек Алоиз твердо и уверенно. – Тот монах – или глупец, или желает тебе зла. Я не допущу твоей гибели!
  - И ты тоже скажешь мне «подумай о себе»? – начал кипятиться Рамберт. – Но тогда я отвечу тебе то же, что ответил Христос апостолу Петру, когда тот умолял его спастись от Голгофы. Христос сказал ему – своему лучшему другу! - «Отойди от меня, сатана»!..
   Глаза Рамберта горели огнем любви и отчаянной решимости.
   - Ты, похоже, перебрал вина. – Молвил Алоиз примирительно. – Успокойся, я не настолько глуп, чтобы отговаривать тебя от твоего предприятия. На твоем месте я действовал бы точно так же. Но как ты управишься с этим один?
   - Тут есть небольшая проблема. – Ответил Рамберт. – понимаешь, там, на турнире у всех прочих участников будут оруженосцы, а у меня пока такового нет. Возможно, из-за этого меня не допустят до поединков.
   - Хоть бы что, - подтвердил Алоиз, нахмурившись, - могут не допустить.
   - Что же делать? – спросил Рамберт, бросив красноречивый взгляд на Алоиза.
   - Ничем не могу быть полезным. – Важно ответил тот, незаметно улыбнувшись в усы. – Я уже числюсь оруженосцем у Хасиндо Дельграно, и миссия, несомая им, важна исключительно, жизненно важна, соображаешь?
   - Жаль. – Опечалился Рамберт. – Но, может быть, я смогу нанять оруженосца из бломов, прямо там, на месте? У тебя там нет каких-нибудь знакомых?
   - А то, как же! – усмехнулся Алоиз. – Конечно, у меня есть там один давнишний добрый знакомый. Он чуть старше меня, широк в плечах, массивен телом – проще говоря, толст – и силен, как три быка разом. Можешь мне поверить, - подытожил он и едва слышно, про себя, добавил: - мои ребра помнят это.
   - Чудесно! – Возликовал Рамберт, не расслышав его последних слов. – Значит, ты дашь мне его адрес. Приехав в Бломию, я попрошу его помочь мне на турнире. Если он твой друг, и будет в это время здоров, - он мне не откажет.
   - Ни в коем случае не откажет. – Подтвердил Алоиз, жуя сухую травинку. – Но я бы не советовал тебе узнать этого человека, как знаю его я. Тебе как раз это может стоить жизни.
   - Почему? – Рамберт растерялся, а потом насупился. – Не слишком ли ты низкого мнения обо мне?
   - Я не о тебе, - Алоиз начал набивать трубку, - Я о нем. Эту жирную свинью зовут Петер Трюйден, и мы с ним готовы растерзать друг друга везде, где только встретимся!
   - Увы! – снова опечалился Рамберт. – Тогда мне придется рассчитывать только на то, что мне выделят оруженосца из местных крестьян, охочих подзаработать.
   - Безусловно. – Заверил его Алоиз. – Будь спокоен, уж на это-то ты вполне можешь рассчитывать.
   - Слава Всевышнему! – облегченно вздохнул Рамберт.
   - И может быть, - философски промолвил Алоиз, - этот оруженосец из бломского народа окажется столь великодушным, что даже позволит тебе дожить до конца турнира, и только после этого – не раньше, понимаешь, а после турнира! – как честный человек и благонадежный подданный Черного Короля, он весьма добропорядочно всадит тебе кинжал под лопатку.
   - Да что же это такое! – Рамберт был вне себя от досады. – Ты валяешь дурака, или что?!
  - Разумеется, валяю дурака! – Рассмеялся старый служака. - Где это ты видел, чтобы Алоиз Беллино бросал друзей на произвол судьбы? Теперь серьезно. Мы тоже едем в Бломию, потому, что Хасиндо намерен сойтись с Черным Королем в схватке насмерть. Турнир нас не интересует, но я охотно помогу тебе участвовать в нем и победить.
   - А позволит ли Хасиндо тебе сделаться на время моим оруженосцем? – уже несколько надуманно усомнился Рамберт.
   - Ты смотрел в его честные, мужественные, благородные глаза? – спросил Алоиз.    
   - Да, смотрел.
   - Так в чем же дело?

*  *  *
      
 
   Ночь колыхалась в воздухе, как легкий, прозрачный темно-синий шлейф от роскошного женского платья. Душный зной отшумевшего дня давно уже улетучился, и теперь вся природа вокруг дышала тем таинственным, дурманящим, живительным теплом, которое мы, люди из холодных стран, можем найти разве только в постели у любимой женщины. Воздух едва шевелился, смуглые деревья хранили настороженное молчание. И лишь изредка откуда-то доносилось то уханье одинокой совы, то звук озабоченной, преваливающейся поступи толстопузого барсука, то квохтание старой фазанихи, то растерянное карканье сбившейся с пути одинокой вороны.
   Живописный лесной пейзаж прикрывался сверху внушительным куполом сине-черного неба с остатками рваных перистых облаков. Вот выглянула луна, и старые эвкалипты вокруг разом оскалились гнилозубыми пастями потусторонних чудовищ. С запада потянул свежий ветер, и где-то в самой глуши раздался устрашающий скрип бурелома, похожий на зловещий скрежет адской машины  в черной пещере гоблинов.
   Хасиндо брел по лесу бесшумно, как кот, зорко глядя по сторонам. Вся эта величественная пугающая красота мало интересовала его. Перепелов пока не было видно, и ему приходилось забираться все глубже в дебри.
   Мысли его текли медленно и сладостно, как всегда бывает, когда они принимают особенно желанное направление.
   «Как там Кончита? – думал он, - как-то ей живется без меня? Не больна ли она? Вспоминает ли меня хоть иногда?»
   В этот момент из-под самых его ног с шумом вылетела целая стая перепелов.
   - Есть! – радостно воскликнул Хасиндо, как будто напал на след старинного клада на необитаемом острове.

   Костер долго не разгорался, но когда он, наконец, вспыхнул ярким пламенем, ощущение пребывания в сказочной гоблинской пещере только усилилось. Ветви деревьев сделались в точности похожими на ядовитых черных змей, спускающихся откуда-то сверху с явно зловещими намерениями. Все лесные звуки разом затихли, и только потрескивание маленьких искорок на лету слышалось в звенящей тишине.
   Шесть аккуратно ощипанных, жирных, аппетитных перепелов лежали подле Хасиндо, терпеливо ждущего, когда прогорит костер.
   Идиллию нарушил громкий скрип армейских сапог – кто-то подошел к Хасиндо сзади.
   - Будь здоров, солдат. – Хрипло пробасил один из двух подошедших.
   Хасиндо обернулся. Взору его предстали два долговязых бломских ландскнехта в легком обмундировании. Один из них в чине какого-то младшего офицера, черноволосый, небритый дня три подряд. Второй был ровесником Хасиндо – рыжий, веснушчатый, и поминутно не то фыркал, не то шмыгал носом, как от несильной простуды. Старший блом обратился к Хасиндо на довольно правильном харимбдском языке, почти без акцента.
   - Здравствуйте, господа. – Сказал Хасиндо сдержанно.
   - Закурить есть? – спросил небритый офицер, присаживаясь на корточки у костра, хотя, надо отметить, его не приглашали.
   - Не курю. – Ответил Хасиндо безразлично.
   - Скверно, – просипел небритый офицер, - я уже полтора года служу на заставе, и все это время не куривал спокойно. Да и не пивал ничего крепче пива.
   - Что так? – поинтересовался Хасиндо всё тем же тоном, задумчиво глядя на огонь.
   - Ты еще спрашиваешь! – горько усмехнулся рыжий солдат. – Знал бы ты наши порядки!
   - Вот именно! – подтвердил брюнет. – Знал бы ты нашего генерала Вильбаума! Это же самый настоящий дракон огнедышащий! Если он кого-нибудь за этим делом застанет!.. Знаешь, что будет…
   - Что? – туманно взглянул на него Хасиндо.
   - О! – выдохнул брюнет почти восторженно, - этому бедняге придется отжиматься сутки кряду, и Вильбаум не отойдет от него до тех пор, пока он не окажется выжатым, как тряпка, и даже ложки поднять не сможет. А видел бы ты, как он неделю назад отчитывал Макса! Земля тряслась, ни много, ни мало! Вот, солдат, какие у нас на заставе порядки!
   - М-да. – Равнодушно прокряхтел Хасиндо.
   И тут до небритого блома дошло, что Хасиндо его попросту не слушает.
   - Ты солдат, или нет? – спросил он осторожно.
   - Я рыцарь Ордена Меча Воздающего. – Деланно-гордо изрек Хасиндо.
   Повисла пауза. Небритый блом обдумывал, что сказать после того, как он так вопиюще обознался.
   Тем временем Хасиндо подложил в прогоревший костер трех перепелов.
   - Это у тебя вино? – спросил рыжий, заметив на поясе Хасиндо фляжку.
   - Кастильское. – Ответил Хасиндо. – Вообще-то, гадость. Кислятина, компот компотом. Пью и морщусь. Ничего не поделаешь, другого нет, приходится трескать это.
   - Негоже смеяться над обделенными. – Скривился рыжий солдат.
   - Сейчас, «обделенные», изжарится птица, и мы с вами махнем по маленькой. – Улыбнулся Хасиндо.
   Вино разлили по пробкам – во фляжках бломов была только вода. Но зато у них нашлась колбаса из конины. Она вкупе с жареными перепелами чудесно пошла под «кислятину».
   - Ты, наверно, аристократ. – Предположил небритый офицер, с уважением глядя на Хасиндо. – Зовут-то тебя как? Понимаешь, впервые в своей жизни пью вино с настоящим рыцарем.
   - Никакой я не аристократ. – Помотал головой тот, жуя птицу. – Мужик мужиком. Скажем так: я рыцарь по убеждениям.
   И он без малейшего пафоса назвал свое скромное имя.
   Бломы решили, что пора бы тоже представиться.
   - Йенс Штерн, - назвался небритый офицер.
   - Макс Маннингер, - назвался и рыжий, и оба обменялись с Хасиндо рукопожатиями.
   - Как вам служится на заставе? – чуть живее поинтересовался Хасиндо. _ Наверно, по дому скучаете?
   - У! – воскликнул Йенс. – Иногда такая тоска находит – хоть в петлю лезь. У меня, например, дома жена и дети малые. Полтора года их не видел, а сколько еще впереди!
   - А у меня мать пожилая. – Добавил Макс. – Служу вот, а душа болит. Как она там? Сыта ли, здорова ли? Я ведь единственный сын у нее. Кабы не война…
   - Мне тоже не сладко дается эта дорога. – Рассказал Хасиндо. – У меня девушка дома осталась. Сейчас сижу, её вспоминаю. Кончитой зовут. Красавица…
   - Любишь её? – сверкнул потеплевшими глазами Макс.
   - А ты как думаешь? – молвил Хасиндо и грустно вздохнул. – Эх, война – ни дна ей, ни покрышки, проклятой!
   Он ждал от собеседников поддержки, но оба солдата, так душевно болтавшие только что, вдруг сразу опять посуровели.
   - Это ты напрасно, рыцарь. – Молвил Йенс. – Войны бывают разные.
   - Всякая война – мерзость! – сказал Хасиндо твердо.
   - Не всякая, - возразил Макс, - и это легко доказать. Вот, например, та война, которую ведет твоя Харимбда, плоха, или нет?
   - Она справедлива. – Уверенно сказал Хасиндо. – Правда на нашей стороне, и в этом наша сила.
   - Вот! и так рассуждают подданные любого сражающегося королевства на Саламандрии. А межу тем, все эти мизерные корольки по сути своей – преступники! Они губят людей без счета ради сиюминутной выгоды, ради перманентного расширения своих границ.
   - А вы чем лучше? – спросил Хасиндо.
   - Мы – совсем другое дело! – гордо провозгласил Макс. – У нас большая страна, мощная армия, дальновидный правитель. Мы не стоим на месте, а движемся вперед, присоединяя к Бломии всё новые земли. Наша цель – единая, неделимая  процветающая Саламандрия под властью строгого и могучего бломского трона.
   - То есть, вы – самые лучшие на свете? – Насупился Хасиндо.
   Назревал конфликт, но Йенс погасил  его в зародыше.
   - Хватил вам, молодежь! – повысил он голос. – Что вы в этом смыслите?.. знаешь, рыцарь, нам пора идти. Подари нам твою фляжку. Путь не так близок, погода промозглая. Греться будем. А ты при деньгах – купишь  себе вина.
   - Ради бога. Берите.
   Бломы незатейливо, но сердечно попрощались с Хасиндо и отправились дальше своей дорогой.
   А Хасиндо просидел у костра до самого рассвета. В голове рыцаря роились разнообразные мысли: о себе, о друзьях, о врагах и о том, сколь много предстоит  еще совершить подвигов, чтобы разрушить  сверхпрочные оковы взаимной ненависти и высокомерия, так  неумолимо тяготевшие над этой несчастной землей.





Глава 17

   Сколько она пролежала на холодном каменном полу в беспамятстве – этого Аделаида не узнает никогда. Прийти в себя её заставили не столько сырость и мертвенный холод, сколько резкий возглас, прозвучавший будто бы изнутри её самой:
   - Что ж, деточка, дело твое. Встань и иди, куда хочешь, если ты так решила. Но ты еще пожалеешь!
   Она открыла глаза.
   Человек в черном исчез, но Гальярдо не появился – да и глупо, наверное, после всего произошедшего было бы рассчитывать, что его вернут. Хорошо, что хоть самой жизнь оставили!
   Она встала и пошла дальше вглубь лабиринта. Тьма по-прежнему обступала её; вокруг что-то постоянно ухало, шипело, звякало. Черные тени в багровых отблесках невидимого пламени продолжали метаться по стенам. Мысли Аделаиды постепенно смешивались, путались, скручивались в спираль и покидали голову. Вскоре она уже ничего не слышала и почти ничего не ощущала. Теперь Аделаида была как сомнамбула, и в мозгу её то и дело скрежетали только три слова: «Ты еще пожалеешь!»
   С каждой минутой она чувствовала себя все хуже. Перед её взором плыли огненные круги, изнутри её жег страшный огонь, какого раньше она не смогла бы даже вообразить. В утробе всё горело, щипало, саднило адской болью. Очень хотелось залиться водой по самое горло, чтобы булькать и отрыгивать – только бы не чувствовать этого жжения.
   Ей показалось, что в пещере сделалось невыносимо сухо, жарко, душно. Аделаида уже еле дышала.
   И тут перед ней возник маленький зеленый человечек. Все тело его было покрыто пупырышками и бородавками, а между пальцев на его руках и ногах имелись чисто лягушачьи перепонки. Да и шел-то он, подскакивая на каждом шагу, как прыгает лягушка. Из одежды на человечке были только штаны, сшитые из лохматой шкуры какого-то зверя, их поддерживал кожаный ремень, а на ремне болтался кинжал в ножнах из кожи крокодила, не то дракона, и еще парочка странных железок.
   Едва завидев Аделаиду, человек-лягушка схватил одну из этих металлических штуковин – продолговатую гадость, оснащенную длинной блестящей трубой со зловещей дыркой на конце. Из дырки многообещающе пахло гарью. Выхватив эту вещь, человечек стал явно угрожающе надвигаться на Аделаиду.
   Девушка усмехнулась сквозь слабость и подкатывающую к горлу тошноту. Возможность победить железной пустяковиной её – дочь могущественного Скарпендера, ей самой казалась смешной.
   Она протянула к странному противнику руки и вцепилась тонкими пальцами ему в горло. Прежде, чем лягушковидный успел что-нибудь сделать, сморщенная кожа на его шее лопнула, и мутная, темная, густая кровь хлынула липкой рекой.
   Лягушковидный рухнул, как сноп. Обессилевшая Аделаида свалилась прямо на него. Вязкая, прохладная кровь человечка заполнила ей рот и противно защекотала под языком, но Аделаида внезапно поняла, что это именно то, что необходимо ей для утоления дьявольской жажды. Пожиравший ее огонь начал постепенно угасать, и приятная мягкая прохлада растеклась по всему ее организму. Конечно, острый, тошнотворный запах крови обволакивал и дурманил сознание, но Аделаида не обращала на это внимания. Ей понемногу становилось лучше. Она приложилась к ране поудобнее и принялась хлебать кровь огромными, жадными глотками. Желудок её медленно, очень осязаемо наполнялся густой, острой, тепловатой жижей, а боль и жажда уходили.
   Вдруг чья-то босая, жесткая, почти как копыто, ступня сильно ткнула её в левое бедро, и тут же раздался фельдфебельский, расхлябанный, с трещиной бас:
    - Эй, пигалица! Ты что это вытворяешь?!
    Аделаида с трудом оторвалась от трупа и перевела взгляд на стоявшего над ней приземистого, заросшего бородой человечка в металлическом рогатом шлеме и матерчатой одежде землисто-серого цвета. Обувь на ногах этого человечка отсутствовала. Если не считать бороды и шлема, он был чрезвычайно похож на убитого.
   - Вста-ать! – гаркнул человечек, так хрипло и мерзко тяня «а», что у Аделаиды заложило уши. Она молча поднялась на ноги.
   - Кто? – спросил человечек, перейдя на мягкий баритон.
   Аделаида молчала: она не только не хотела отвечать, но и на какое-то время потеряла дар речи.
   - Отвечать будешь?
   Молчание.
   - Потрох! Сарделька! Расшевелите-ка ее!
   Еще два таких же человечка, только в безрогих шлемах, расторопно подскочили к Аделаиде, схватили ее под локти и вывернули ей руки назад. Оба они уступали в росте своему командиру. У одного из них тоже была густая черная борода и грозные, сросшиеся на переносице, мохнатые брови. Второй был совсем маленький, чуть более светлый лицом, хотя тоже зеленый и бородавчатый, но безбородый. Зато у него были длинные рыжие усы. Круглые, как у лошади глаза его смотрели с некоторым лукавством, можно было предположить по ним, что он часто улыбается
   Однако хватка, как у первого, так и у второго, оказалась сродни мертвой. Аделаиде сделалось больно.
   - Говорить будешь? – снова спросил ее командир.
   Аделаида почувствовала, что чернобородый человечек покалывает ее охотничьим ножом в бок.
   - Отвечай, стерва, кто ты и откуда, не то велю зарезать, как свинью, не будь я капитан Лимфоузел! – сердился обладатель рогатого шлема.
   Тут Аделаида догадалась, кто перед ней. Это были гоблины – разумные в целом обитатели подземных лабиринтов, донелья военизированные и почти непрерывно с кем-то воюющие. Имена у них несколько странные, но объективно отражающие их кровожадность. Обычно гоблина могут звать, например, - Кость, Череп, Жила, Надпочечник и так далее в этом роде.
   Ей стало грустно, мерзко и смешно одновременно. Ее отец – самый могущественный колдун Саламандрии, она сама – потомственная царственная ведьма – и вдруг вынуждена унижаться перед такой мелкой мразью, как гоблины!
   Да ведь стоит ей только захотеть – и она сотрет их в порошок, в мелкую, ничтожную пыль! вот сейчас, только напряжет волю…
   Но ее мутило очень сильно, и вскоре сделалось так дурно, что она опять лишилась чувств.
   - Черт бы подрал эту суку! – захрипел капитан Лимфоузел. – Убить ее, что ли, в самом  деле?.. Вот что: погрузим ее в лодку и сплавим до штаба – пусть там разбираются. Забирайте ее, и дохлого Прыща, тоже. Хреновый был солдатик, а все-таки негоже тебе, тварь, было его кокошить… вперед! Выполнять, так вашу бабушку!
   Последнюю фразу он выдал таким замечательным рыком, что усатый рыжий Сарделька подскочил на месте и несколько раз клацнул зубами. И оба рядовых бойца сейчас же пришли в движение.
   Вновь очнулась Аделаида в лодке, под мерный плеск черной воды за бортом. Над самым лицом девушки скучно покачивались рыжие усы Сардельки.
   Аделаиде почему-то захотелось заговорить с ним, но она тут же решила не удостаивать врагов каким бы то ни было вниманием, и снова притворилась обморочной.
   Лодка ткнулась в берег. Сарделька снова вскинул Аделаиду себе на плечи.
   Он притащил ее в довольно большой, хорошо освещенный изнутри грот. Там было тепло, и много гоблинов – все в разных шлемах – сновали туда-сюда. В специально отгороженном помещении сидел за широким столом очень большой – в сравнении с прочими – гоблин в сверкающем золотом шлеме с особенно длинными рогами. Этот гоблин пожал руку капитану Лимфоузлу и яростно завопил прямо в лицо Аделаиде:
   - Кто такая?! Откуда пришла?! С какой целью?! Говори, тварь!
   «Да провалитесь вы все!» – думала Аделаида и молчала.  Так ни слова из нее и не удалось выжать.
   - Утопить! – повелел, наконец, главный гоблин.
   Аделаиду вытащили из грота и опять куда-то поволокли – стало быть, топить.
   Она продолжала безжизненно висеть на плече Сардельки. Не то, чтобы она не могла ничего предпринять для своего спасения. Просто унылые мысли переполняли ей голову.
   «Я ведьма! – думала Аделаида, - вампирша, убийца, и черт его знает, кто еще. Я обречена на низменное существование записной злодейки. Что бы я ни пыталась сделать доброго, отцовская кровь во мне, все равно, возьмет верх… катись всё к дьяволу, пускай топят!»
   - Стойте, проклятые души! Оставьте пленницу! – раздался вдруг до боли знакомый Аделаиде мужской голос.
   Лимфоузел и Сарделька замерли на месте. Аделаида приоткрыла глаза и слегка приподняла голову.
   Перед ними возник Гальярдо.
   Он стоял, широко расставив мощные ноги, крепко сжимая эфес длинной рапиры. Его решительный вид заставил гоблинов несколько растеряться. Впрочем, численный перевес был на их стороне.
   - А ты кто такой? – злобно заревел капитан Лимфоузел, вытаращив глаза и скорчив зверскую рожу.
   - Бросьте пленницу, я сказал! повторил Гальярдо. – Шкуры спущу!
    Лимфоузел схватился за пистолет, но Гальярдо оказался проворнее. Мгновенным и точным выпадом он поразил гоблинского командира рапирой в бок. Хлынула черная кровь, и Лимфоузел упал ничком.
   - Сарделька, убей его! – успел скомандовать капитан, умирая.
   Маленький, рыжий гоблин бросил Аделаиду, выхватил кинжал и кинулся на Гальярдо, но встречный удар сразу огорошил Сардельку, а следующим движением бывший король легко отбросил его. В итоге Сардельке повезло ненамного больше, чем капитану: он отлетел далеко, туда, где журчали темные воды, и волна поглотила его. Другой боец ухитрился под шумок «сделать ноги».
   Гальярдо подошел к освобожденной пленнице.
   - Аделаида! Боже, я чувствовал, что это ты…
   - А я думала: люди способны на одни только гадости. – Слабо усмехнулась Аделаида.
   Гальярдо бережно перенес свою возлюбленную в лодку и отвязал причальный канат. Лодка качнулась и тихо поплыла по черным волнам прочь из мерзкой страны гоблинов.
   Полежав немного на дне суденышка, Аделаида приподнялась на руках, перегнулась через борт, и её начало сильно тошнить и рвать, причем, рвало её кровью. Чужой кровью, выпитой ею не так давно.
   - Господь Всемогущий! Да что же это с тобой происходит?! – закричал несчастный Гальярдо. Он не знал о вампирских наклонностях Аделаиды и, конечно, подумал, что настал её смертный час.
   Черная вода покраснела едва ли не на полмили вокруг, когда страшная лихорадка наконец отпустила Аделаиду, и она смогла перебраться опять на дно лодки.
   - Ничего, ничего! – сказала она, отдуваясь. – Это пустяки… это пройдет…
   Так они плыли несколько дней и ночей, и часы казались им днями, а сутки – годами, – впрочем, они не могли понять, где кончаются одни сутки и начинаются другие. В подземном мире ход времени вообще незаметен, проследить его худо-бедно можно, имея часы, а они часов не имели.
   Река становилась всё мельче, и, в конце концов, сошла на нет. Тогда бывший король взвалил боевую подругу к себе на плечи и потащился дальше из последних сил.
   Он прошел еще пару миль, и уже сам готов был повалиться на землю от изнеможения, когда заметил впереди приземистую черную фигурку двуногого прямоходящего существа, неторопливо двигавшегося в том же направлении, что и они.
   - Эй! – позвал Гальярдо громко, - путник! Остановись!
   В ушах бывшего короля свистело от усталости, он почти не слышал себя. Но тот, кому предназначались эти слова, услышал его.
   Существо обернулось к ним, и Гальярдо увидел круглую, необычайно носатую рожицу темно-коричневого цвета, красные угольки маленьких глаз, острые, длинные, похожие на ослиные уши… нет, это снова был не человек, а какая-то иная форма подземной жизни.
   Окинув их горящим взглядом, существо направилось к ним, поминутно подпрыгивая.
   - Что с вами? – участливо спросило оно высоким, скрипучим голосом, и сунуло руки в карманы своих потрепанных штанов неопределенного цвета. – У вас проблемы?
   - Здравствуйте. – Сипло ответил Гальярдо. – Видите ли, мы не ели ничего вот уже несколько дней. Моя девушка еле дышит, но еще держится. Не могли бы вы помочь нам?
   - Как я вас понимаю! – всплеснуло руками, больше похожими на лапы ящерицы, существо. – Вы, наверно, сбежали от распроклятых гоблинов? Ну, что ж, вашему горю помочь нетрудно. Вот, держите.
   Он протянул бывшему королю небольшую зеленую пилюлю. Гальярдо недоверчиво повертел её в пальцах, сунул пилюлю себе в рот и застыл на месте в ожидании, когда она подействует.
   - Дали бы ей сначала, - укоризненно молвило существо, покосившись на Аделаиду. – Ваша девушка измождена гораздо больше вас.
   Спустя какие-то минуты Гальярдо явственно ощутил, что чувство голода пропало, а мускулы налились силой. Лишь тогда он позволил дать такую же таблетку Аделаиде. Девушка тут же пришла в себя и даже смогла вполне уверенно идти самостоятельно. Дальше двинулись втроем.
   - Что это за чудесное средство? – с интересом расспрашивал незнакомца Гальярдо.
   - Орчья пилюля. – Пояснило существо. – Растворяясь, она мгновенно впрыскивает в кровь белок с адреналином. Вы чувствуете себя сытым и отдохнувшим. Здесь, под землей, этим средством пользуются все – и  гоблины, и птеродактили, и мы – горазубы, тоже.
   Походило на то, что он не врет.
   Они продолжали достаточно быстро подвигаться в темноте. Ход постепенно сужался, потолок становился всё ниже. Сначала нашим героям пришлось нагнуться, потом и вовсе встать на четвереньки. Маленький незнакомец всё так же, подпрыгивая, шел, выдвинувшись вперед. Он был дома, в своей стихии, и чувствовал себя предельно уверенно.
   Вот горазуб снова обернулся к ним лицом, глаза его сверкнули в темноте красными угольками, потом эти угольки резко метнулись вправо, вниз, и пропали, смешавшись с непролазной кашей черноты. Всё. Его уже не было.
   - Эй, парень! – осторожно позвал Гальярдо. – Ты где?
   Тишина была ему ответом.
   - Брось такие шутки! – пригрозил Гальярдо. – Завел нас черт-те куда, а теперь…
   Впереди послышался негромкий, но довольно сочный урчащий звук.
   -…оставить хочешь?! – закончил фразу бывший король и добавил угрожающе: - Я тебе покажу, чертова душа!
   -У-у-а-а-а! – взревел чей-то звериный рык совсем поблизости, и через мгновение в глаза Гальярдо и Аделаиды резанул свет.
   Не то, чтобы этот свет был уж очень яркий, дневной. Нет, это был обычный колеблющийся отблеск, как от костра или факела, но явился он так неожиданно, что резал глаза.
   Подземный грот, в котором очутились Гальярдо и Аделаида, был, или казался довольно узким. По бокам его в земляные стены было воткнуто несколько факелов, а впереди, прямо перед нашими героями расположилась гигантская рептилия ужасного вида. Два косых, желтых сильно выпуклых глаза на длинной, плоской голове, зеленый зубчатый гребень чешуи над спиной и алая, разинутая пасть, полная острых, как лезвия мечей, зубов – вот, что увидели они в первую минуту.
   - Боже мой, до чего страшно! – взвизгнула Аделаида.
   Гальярдо молча извлек меч из ножен и спокойно ожидал, что предпримет чудовище. Зверь порычал, ощерив пасть, еще некоторое время, а затем, неслышно ступая, двинулся навстречу нашим героям, готовый сожрать их целиком, не выплюнув даже косточки.
   Гальярдо размахнулся и нанес ему удар сплеча поперек пасти. Морду зверя изуродовала кровавая полоса. Чудовище взревело от боли, и в этот миг его передняя лапа ухватила бывшего короля за ногу. Прежде, чем Гальярдо  успел еще что-либо сделать, он оказался прямо в пасти под неистовый вопль ужаса Аделаиды. Еще миг – и он уже летел в кажущуюся бездонной глубину пищевода страшилища.
   «Вот это и есть гримасы судьбы» - мелькнула, кувыркаясь, мысль обреченности в его голове.
   Однако он сделал еще мах рукой, в которой была зажата рапира, и от этого падение прекратилось. Клинок до середины вошел в мягкую, покрытую слизью ткань кишки, и Гальярдо повис на эфесе, как камзол на вешалке.
   Теперь ни в коем случае нельзя было спешить. Одно неверное движение – и пиши, пропало.
   Гальярдо очень внимательно огляделся вокруг. Анатомическое строение кишечника чудовища в принципе ничем особым не отличалось от любого другого кишечника. Он состоял из кольчатых звеньев, а перемычки соединений этих звеньев у гигантского зверя были такие большие, что представляли собою выступы, на любом из которых могла вполне разместиться пара человеческих ступней. Гальярдо осторожно нащупал такой выступ ногами, а ощутив твердую опору, решительно вытащил клинок рапиры из мякоти кишки и нанес второй удар.
   В это время опомнившаяся от ступора Аделаида тоже вступила в бой с чудовищем. Она хлесталась от всей души, и удары немалой силы градом сыпались на его морду и грудной щиток. Попытку схватить её за ногу, Аделаида пресекла в зародыше, отрубив дракону правую лапу. В следующий миг он содрогнулся, пораженный изнутри, отступил на шаг назад, и из поврежденного чрева его фонтаном хлынули кровь и слизь, полезли внутренности. И вместе со всею этой гадостью вылетел из пасти перемазанный в крови, слюне и еще черт знает в чем, исцарапанный и помятый Гальярдо.
   Минут десять его тошнило; наконец, глаза его, усталые и мутные, прояснились.
   - Ох! – вздохнул он. – Вот я и на воле!
   А кровь, хлеставшая из тела дракона, всё прибывала. И вот уже огромная, зловонная волна подхватила Гальярдо и Аделаиду, оглушила, ослепила их на время и понесла в неведомом направлении.



Глава 18
 
   Путь от призрачной ныне Гуронии до величественной Бломии практически весь проходил через леса. Кончита и  Гомес ехали ровным аллюром весь день, и к вечеру находились от Черного королевства на расстоянии всего одного перегона.
   Они порядком устали; кроме того впечатлительной  Кончите неуютно было среди этой тьмы, наполненной зловещими шорохами.
   - Давай спешимся, разведем костер и передохнем, как следует. Я не спала почти двое суток. Я устала. – Заявила она.
  - Понимаю. – Кивнул Гомес.
  Они нашли небольшую полянку, плотно окруженную деревьями; Гомес развел костер, расстелил на траве мягкий войлок из-под седел, уложил на него Кончиту, сам сел рядом с нею, и девушка положила голову к нему на колени.
   - Спи на здоровье, - сказал Гомес, - а я покараулю лошадей.
   Кончита лежала, глядя на жаркое пламя, стрелявшее искрами в черное небо и отражавшееся багровыми бликами в её бездонных цыганских глазах.
   - Тени крадутся со всех сторон, - шептала она, - темные, страшные тени с бесформенными головами и во-от такими лапами… я боюсь, Гомес…
   - Чего ты боишься?
   - Того, что эти тени схватят меня, лишь только я усну, и утащат к черту на кулички.
   - Это всего лишь деревья отбрасывают тени в свет от костра. Не бойся, глупенькая. Спи.
   Кончита перевела свой пытливый, трепетный взор от костра на старого солдата.
   - Гомес, а почему люди боятся смерти?
   - А чего же им еще бояться, Кончита?
   - Иногда жизнь страшнее смерти. В жизни случается предательство. Насилие. Обман. Одиночество. Брошенность. Беспомощность. Болезнь…
   - Понимаешь, все это уже бывало многажды и будет снова. Один и тот же человек может пережить эти и многие другие муки. Они приходят и уходят, оставляя после себя жизненный опыт. А страх исчезает.
   - А смерть?
   - Она у каждого своя, люди не знают её истинной сущности. Ни у кого нет возможности поделиться с другими опытом её познания. Смерти боятся так же, как и всего неведомого и неотвратимого. Страшно потерять этот, окружающий нас мир навсегда. Но смерти боятся не все, Кончита. Я, например, не боюсь.
   - Почему?
   - Я устал от жизни, дочка. Бесконечные бои, скачки, погони, смертоубийства пресытили меня. Я устал от крови, реками льющейся вокруг. Но что будет со мной, когда все войны изойдут? Ни родных, ни близких у меня нет. Я одинок, и мне некуда идти, кроме заставы, на которой я служу. Я стану искать войну снова, хотя нет человека на Земле, который бы ненавидел её, войну, больше, чем я. Война отобрала у меня всё, что я имел когда-то, и поглотила меня самого. Инстинкт погонит меня сражаться, пока не погибну, потому, что я – человек боя.
   Пока он говорил, Кончита заснула сладким, глубоким сном ребенка. И глядя на то, как она спит, шевеля губами во сне и тихонько посапывая своим маленьким носиком, Гомес вдруг тоже почувствовал сильнейший приступ сонливости.
   Недолго поборовшись со сном, он отключился и спал без сновидений, как в сундуке.
   Вдруг…
   - Гоме-е-ес!.. – услышал он сквозь сон истошный визг своей протеже.
   Он мгновенно проснулся – не подвела десятилетиями выработанная армейская привычка «грамотно спать на часах», подскакивая от малейшего шороха, - и увидел, что на Кончиту напала огромная тень, вроде тех, которых только что так страшилась девушка. У тени имелись руки и ноги – вполне человечьи, только несусветно длинные, и оканчивались они длинными кривыми когтями. Голова у тени вообще не просматривалась.
   Тень явно пыталась задушить Кончиту, из этого факта следовало, что не все тени бестелесны. Девушка кричала, пищала, но дралась упорно,  изо всех сил пытаясь разжать вражескую хватку.
   - Madre Dios! Только бы не перестараться!
   Бормоча так и наскоро крестясь, Гомес выхватил меч и рубанул по спине загадочного врага, мгновенно отдернув оружие, чтобы случайно не задеть Кончиту. Спина тени тотчас разломилась  пополам, из-под темно серого туманного покрова полезла густая, вязкая, почти желеобразная, черная кровь. Голова странного существа, дотоле неопределимая, теперь судорожно загнулась назад, и Гомес увидел два ярких зеленых луча света, исходивших из глаз существа. Ярко сверкнув напоследок, эти глаза угасли.
   Гомес легко отшвырнул оказавшийся почти невесомым труп врага и принялся приводить в чувство Кончиту.
   - Как ты, дочка? Жива? С тобой всё в порядке?
   Она судорожно держалась за свою помятую шею, была напугана до полусмерти, но быстро приходила в себя.
   - Видишь, Гомес, - прохрипела Кончита, садясь и крутя головой, чтобы растянуть мышцы шеи, - не зря я боялась. А ты – хорош охранник, офицер чертов! Чуть не проспал меня!
   - Позор на мою седую бороду! – Гомес не знал, куда деваться от стыда и досады. – Ну, уж прости меня, моя милая, больше я такого не допущу, клянусь кишками бобоголовых! Эх, догнать бы скорей наших ребят и ехать дальше вместе…
   Уяснив, что с девушкой все в порядке, Гомес принялся разглядывать нежданного врага. Стало понятно, что существо больше похоже на гориллу, чем на человека. Морда у существа была совсем обезьянья – только с совсем уж неимоверно приплюснутым лбом. Шерсти на теле существа, правда, не было. Глаза его были широко распахнуты, тускло теперь посверкивали зеленым и не имели зрачков.
   - Какие глаза! – восхитилась Кончита, тоже подойдя к распростертому на траве существу. – Они похожи на драгоценные камни. Ей-богу, изумруды, хоть рукой потрогать.
   И, не тратя слов понапрасну, она действительно ковырнула пальчиком зеленый обезьяний глаз.
   - Ой!
   Глаз вывалился из черепа и свернулся в руке Кончиты действительно в небольшой изумруд.
   - Гомес, Гомес, смотри – вот так чудо!
   Гомес взял новоявленную драгоценность, повертел в руках, посмотрел на свет, проверил на зуб. Камень оказался самым натуральным изумрудом, хоть и не очень крупным. Отличался необычайной лучистостью и чистотой воды.
   - Черт меня подери, дочка! Вот так богатство тебе привалило! Клянусь памятью полковника Корвальо, за это можно получить изрядные деньги!
   Второй глаз загадочного ночного убийцы превратился в точно такой же камушек.
   Нарадовавшись вволю, Гомес задумался.
   - Ведь подобные вещи в этой местности, да еще и полученные таким образом, неминуемо должны заключать в себе волшебную силу. Но какая это сила – светлая, или темная? как ею пользоваться? Не повредят ли нам с тобой эти изумруды, детка?
   А может быть, лучше выбросить чертов соблазн, пока не поздно, от греха подальше?
   После некоторых размышлений осторожный Гомес принял решение: избавиться от изумрудов, продав их при первой же возможности. Деньги понадобятся им с Кончитой на покупку еды и пропуска через границу Бломии.
   Между тем, уже совсем рассвело. Пора было приводить себя в порядок и ехать дальше.

*  *  *
   
         
    Гроссбург – столица величайшего и могущественнейшего из королевств на Саламандрии – за последние годы переменился к лучшему. Король Фердинанд, более известный как Черный Король, изо всех сил ухаживая за королевой Брисконии Лючией, часто привозил её к себе в гости и старался обустроить все так, чтобы она чувствовала себя в его стране полной хозяйкой. А её доброе сердце и яркая, деятельная  натура требовали перемен. В Гроссбурге стало больше красок, улицы сделались шире, а люди вследствие этого – более улыбчивыми. Даже солнца над городом, казалось, прибавилось.
   В эти дни по всему городу, чуть не на каждом строении были расклеены яркие афиши, оповещавшие о предстоящем турнире. И на этих афишах, и отдельно, повсюду присутствовало изображение хозяина торжества и страны – Черного Короля. То монарх был изображен в полной амуниции, на коне, летящем в бой, то – стоящим, опершись на боевой меч, в короне и в мантии. Портреты и живописные панно дополняли помпезные лозунги, типа: «Мы с тобой, Король!», «Ты – самый лучший!», «Хвала Черному Королю – непревзойденному в рыцарском искусстве!», и даже такой: «Победителей не судят!». На полотне с этим лозунгом  была нарисована следующая сцена: Черный Король рядом с распростертым на земле телом соперника, окровавленным с головы до ног. Иногда встречались и портреты Лючии.
   Между тем, самой Лючии, виновнице торжества, очаровательнейшей королеве Брисконии, было совсем невесело. Который день подряд томилась она в постылых золотых покоях дворца своего ухажера. И все это время она тешила себя одной, последней надеждой на то, что вот-вот за нею явится сказочный избавитель. И только теперь, меньше, чем за сутки до начала турнира, она начала понимать всю бессмысленность своего замысла. Черный Король исправно информировал её о том, что в Гроссбург один за другим подъезжают всё новые рыцари, известные более или менее; но всё это были знакомые ему люди, верные вассалы, всегда готовые перегрызть за него глотку кому угодно, а потому сомневаться в своей победе ему казалось бы смешным. Иногда Лючия сама ездила с охраной по городу и видела единый патриотический порыв подданных бломского трона. Кроме рыцарей в Гроссбург съезжались знаменитые, известные и просто бродячие музыканты, поэты, актеры, циркачи, и искусством своим не уставали восхвалять на все лады будущий великий и священный брак Короля с королевой и новое объединение разрозненных доныне земель.
   В этот день, как уже говорилось, менее чем за сутки до турнира, королева Лючия, нехотя пообедав, сидела в своих апартаментах у распахнутого окна и мирно дышала свежим воздухом. Окно выходило в сад, и близко стоящие деревья едва не забирались ветвями в августейшие покои.
   Лючия ощущала трепет перед неотвратимостью того, что случится завтра. Черный Король отлучился в соседнее герцогство, навестить кого-то из своих подколенных князей, и обещал вернуться к вечеру. Вне всякого сомнения, в душе он уже праздновал свою завтрашнюю победу.
   Лючии хотелось бежать, бежать немедленно прочь отсюда, плюнув на все титулы, правила приличия и обязательства. Но она знала, что не в её власти сейчас сделать и шага без незримых, но вездесущих бломских шпионов, которые настигли бы её где угодно и весьма почтительно препроводили бы обратно, в эту золотую клетку.
   Дворецкий позвонил в колокольчик у входа в её покои, и она обернулась.
   - Войдите.
   Он вошел и, вытянувшись в струнку, глядя поверх королевы, куда-то между потолком и стеной, отчеканил металлическим голосом:
   - Имею честь доложить: у ворот дворца просит вашей аудиенции бродячий художник. Говори, что пришел из Брисконии и хочет написать ваш портрет. Что изволите приказать?
   - Из Брисконии, сказали вы?
   - Так точно, ваше величество.
   - Зовите его немедленно!
   Дворецкий, отличавшийся безупречной военной выправкой, повернулся налево, кругом и, чеканя шаг, удалился, чтобы, спустя несколько минут, вернуться с вновь прибывшим художником.
   Тот оказался крупного телосложения, сутулым человеком, с длиннейшей неухоженной черной бородой, которая напрочь закрывала нижнюю часть его лица, а лохматые брови так нависали над глазами, что и взгляд его был невнятен.
   - Добрый день, ваше величество. – «Проквакал» художник глухим, надтреснутным голосом по-брискски.
   Лючия сделала дворецкому знак оставить их наедине, и когда тот закрыл дверь за собою, художник добавил:
   - Вы, ваше величество, столь любезны, что позволите мне… есть… быть… написать ваш портрет?      
   - Я не возражаю. – Ответила Лючия. – Устраивайтесь, сударь, где вам будет удобно. С некоторых пор в этом дворце рады людям любого сословия.
   Художник поставил возле окна раскладной мольберт, стал вынимать из сумки краски и кисти.
   - Понимаете, ваше вьельичество… я увидейт ваш портрайт, но… как это?.. отшень ньеталантливой рапоты. Тот мастер… он… как это?.. просто исобрасиль фашу фнешност, нье пьерэдав фсей клупины фашей туши… души…
   - Работайте, работайте, сударь. – Дружелюбно кивнула Лючия. – Да не волнуйтесь так, пожалуйста. Я замечаю, что по-брискски вы говорите неважно. Точно ли вы с моей родины?
  - А фы нье ферите? – спросил художник, уже вовсю работая кистью.
   - У вас такой сильный акцент. – Поморщилась королева. – И мне кажется, он похож на западнохаримбдский.
   -  Вот-вот, - тихо молвил художник, почесав свою бороду, - иногда и мне самому кажется, что в прошлой жизни я жил где-то в тех местах.
   Эту фразу он произнес уже на чистейшем харимбдском языке. Более того, неуклюжая борода его вдруг соскользнула самым неестественным образом набок. Черты его лица вдруг сделались королеве невероятно знакомыми.
   - Сударь, что это? Кто вы?! – вскричала Лючия. – Ой! Месье Беллино!
   - Знаешь, королева, если ты сейчас завопишь, меня точно заметет охрана. – Прошептал художник ворчливо, однако же, улыбаясь во весь рот.
   - Месье Беллино! – восторженно прошептала Лючия. – Вы ли это? Не сплю ли я?! Откуда вы тут взялись?!
   - Попутным ветром занесло. – Усмехнулся Алоиз. – Сидел себе в столице, подвизался при дворе – служил фельдъегерем, ел сладко, пил, развлекался, решительно ни в чем не нуждался…
   - У вас есть жена, дети… - дополнила Лючия.
   - Была у меня любимая женщина, - радость Алоиза как рукой сняло, - Лизой звали. Умерла она…
   -  Извините, пожалуйста. – Осеклась королева. – Я не думала обижать вас, месье.
   - Ладно, не хрустальный… вот, значит, сидел я так, в тепле, в уюте, как вдруг Франго Первый послал меня разыскивать одного парня…
   И Алоиз рассказал королеве в общих чертах всю историю их похода. Королева слушала, не издавая ни звука, пока он не дошел до того места, когда они встретили Рамберта.
   Едва только кавалер Бронзового Щита произнес это имя, Лючия вздрогнула, прямо-таки подскочила на месте и затрепетала всем телом.
   - Как, и он здесь?! – воскликнула она, все еще не веря своему счастью. – Он не забыл обо мне за все эти годы?!
   - Более того, - поднял указательный палец Алоиз, - он сделался теперь странствующим рыцарем Храма Света и примчался сюда с непоколебимым намерением вырвать тебя из когтей вот этого зверя. – Алоиз ткнул пальцем в висящий на стене портрет Черного Короля, изображенного в полный рост, в кольчуге со знаменитым гербом на груди: корона с когтями.
   Тут Лючия соскочила со своего кресла и бросилась обнимать и целовать своего бесстрашного паладина.
   - Месье Беллино, милый вы мой, родной человек! Вы возвращаете меня к жизни! Я счастлива! Я счастлива! Завтра я увижу Рамона! И завтра я вырвусь на свободу!.. нет, как вам угодно, а за такое дело надо немедленно выпить! Вы что предпочитаете? Помню – херес. Эй, дворецкий!..
  - Тихо, королева! Ты с ума сошла! только этого еще не хватало – чтобы сюда пришел дворецкий, а с ним дюжина солдатиков!.. Я не боюсь смерти, но в этом случае пропадет всякая надежда на твое освобождение… Слушай, до чего мы докатились?! Мало того, что вопреки всей субординации и титулам, и голубой крови, и прочей чуши, я называю тебя на «ты», а ты меня на «вы», мало этого – ты еще лезешь со мной лизаться, да еще собираешься пить со мной. Уж не свихнулся ли я, ей-богу? Я пришел только для того, чтобы сказать тебе, что мы  рядом, и завтра постараемся вытащить тебя отсюда. Теперь ты это знаешь, а мне пора идти, посмотреть, чем заняты мои храбрые воители. Прощай, королева, жди нас завтра на турнире. – С этими словами он стал собирать пожитки.
   - Стойте! – взмолилась Лючия. – Подождите! Неужели, Рамберт ничего не передал мне? Какой-нибудь вещицы, мелочи, чего-нибудь осязаемого? Ведь вы сейчас сгинете, как сказочный сон, а я вынуждена буду целые сутки ходить из угла в угол и щипать себя – правда ли это была?!
   - Ах, да. На, вот, возьми. Только спрячь подальше.
   И Алоиз протянул ей перстень с печатью – фамильным гербом Дельвеккьо.
   Лючия впилась губами  в драгоценную вещицу, некоторое время не могла оторваться от перстня и только рукою показывала Алоизу, чтобы он не уходил еще.
   Наконец, нацеловавшись перстня, она вынула из шкатулки маленькую иконку Пресвятой Девы и подала её Алоизу.
   - Передайте Рамберту. Пусть она хранит его завтра на турнире, пусть она принесет ему победу. Скажите ему, что я люблю его… целую и обнимаю.
   - Всё передам. Будь здорова, королева. Я готов, зови дворецкого.
   Пришел дворецкий, и Алоиз удалился, низко кланяясь и усмехаясь в бороду, довольный удачной проделкой.
   Оставшись одна, Лючия продолжала целовать перстень. Из глаз её катились счастливые слезы.

   В гостиницу, где он оставил своих друзей, Алоиз вернулся после обеда.
   - Как Лючия? Ты видел её? – спросил его Рамберт дрожащим голосом.
   - Видел. Она вне себя от счастья. Глазам своим не верит. Передала тебе, что любит тебя, целует и обнимает.
   - О радость! А больше ничего не передала?
   Алоиз подал ему иконку. Он схватил её и прильнул губами к светлому лику.   
   - Еще один подвинутый! – прокомментировал Алоиз. – Э-эх, ты вот, лучше, скажи мне, приятель, как именно ты намерен побеждать завтра? Ведь здесь всё куплено, и чуть не каждый первый – верный слуга Черного Короля.
  - Одолею! – вздохнул Рамберт. – Отступать мне некуда. Иначе и жить ни к чему. Бог поможет.
  Он не знал, как это будет, но действительно верил в победу. Верил, что Честь и Любовь выше Силы, Хитрости и Власти Денег. И готов был ради этого лечь костьми.

*  *  *
 
   Лишь к утру следующего дня Кончита и Гомес оказались у первой заставы на границе Бломии. Оба придержали лошадей на почтительном расстоянии от караулки. Не дожидаясь, пока их окликнут, Гомес спрыгнул с седла и подошел к шлагбауму, возле которого стояли с мечами наперевес два устрашающего вида блома.
   - Здравствуйте, господа. – Сказал им Гомес. – Мы – бродячие актеры. Хотим проехать в вашу страну, чтобы попасть на предстоящий праздник. Мы заплатим за проезд.
   Ни один из охранников никак не прореагировал на его слова.
   Гомес вытащил изумруд – один из тех, что они с Кончитой заполучили недавно.
   Никакой реакции снова не последовало.
   - Повторяю, - начал Гомес снова, - мы – бродячие актеры. Хотим…
   Один блом закурил трубку. Больше – ничего. Если бы не трубка, можно было бы подумать, что охранники мертвы, либо совсем невменяемы.
   Гомес подошел к ним вплотную, помахал рукой у них перед глазами.
   Ничего.
   Он обернулся к Кончите.
   - Знаешь, детка, похоже, они не видят нас и не слышат.
   Кончита тоже подъехала к охранникам, ведя вторую лошадь в поводу.
   Никакой реакции снова не последовало. Ни малейшего намека, что они что-то заметили.
   Так или иначе, но этой вопиющей, необъяснимой странностью следовало воспользоваться. Гомес и Кончита быстро вскочили в седла и беспрепятственно пересекли Бломскую границу.

Глава 19
 
   
   Ворота столицы Гуронии остались далеко позади. Фред крепко сжимал уздечку единственной уцелевшей рукой, а глаза его практически неподвижно смотрели вперед. Он не замечал, или делал вид, будто ему безразлично, что за спиной у него, на крупе его коня сидит молодой смуглый человек в просторном белом халате из шелка и таких же штанах.
   Конь летел стрелой. В мутной голове Фреда не слишком четко намечалось направление пути, он не знал, куда именно нужно ехать, чтобы найти Алоиза и Хасиндо.
   - Кто ты, парень? – спросил, наконец, Фред своего молчаливого спутника, - Откуда ты здесь взялся?
   - Я оборотень. – Монотонно ответил молодой человек. – Впрочем, бывший оборотень, как и ты. Родом я из Гугистана, зовут меня Саид Джамшуд. Я принц. Надо мною тоже тяготело заклятие Горацио. Это я был шмелем, приведшим тебя в чувство.
   - Что тебе нужно от меня? – не слишком приветливо спросил Фред. – Я занят поисками своих друзей, от которых я отстал, и не желаю нигде задерживаться.
   - Поверни сейчас на юг и доставь меня домой, в Гугистан. – попросил Саид. – Враг твой мертв, народ твой отныне свободен, а друзья у тебя такие, что справятся с любой опасностью и без тебя. А мой отец – падишах отвалит тебе за мое спасение большую награду.
   - Награда меня не интересует. – Промолвил Фред все также сурово. – Согласен, друзья справятся без меня, тем более что в бою я теперь плохой помощник – у меня только одна рука. Но если и на этом пути нам придется сражаться – имей в виду, особенно на меня не рассчитывай.
   - Понимаю. – Сказал Саид.
   Ориентируясь по Солнцу, Фред направил коня южнее. Через два дня они добрались до унылой пустыни. Солнце здесь палило нещадно, ветер колыхал желтые барханы и швырял в лица путникам песок. Фреду поминутно приходилось бросать уздечку и протирать себе глаза. Саид никак не реагировал ни на жару, ни на суховей, ни на песчаную пыль. Он сидел на крупе неподвижно, молча, напоминая каменное изваяние. А жара нарастала. Во рту Предводителя вырлов пересохло и жгло, как огнем. Силы его истощались.
   Вдруг откуда-то издалека, с правой стороны послышалась заунывная, тягучая песня на неизвестном Фреду языке.
   - Караван. – Изрек Саид, просветлев лицом. – Так поют погонщики верблюдов в жаркий день, закликая дождь. Теперь все будет в порядке.
   Заунывная песня всё приближалась, и вскоре путники действительно увидели караван, насчитывавший около трех десятков верблюдов, неторопливо, гуськом бредущих по пескам. Человек в синем, украшенном драгоценными камнями тюрбане, в таком же халате, в таких же шароварах и в туфлях на босу ногу, сидевший на горбу переднего верблюда, оглянулся назад и что-то прокричал.
   - Нас заметили. – Сказал Саид.
   Он легко спрыгнул с крупа и пешком медленно двинулся прямо к верблюдам, широко разведя в стороны руки, обратив ладони к Солнцу. Видимо, это был ознаменование доброй воли. Приблизившись к караванщику, Саид перекинулся с ним парой слов на своем языке, после чего темнокожий раб, сидевший на другом верблюде, принес и поставил перед принцем большой узкогорлый кувшин с  шербетом. Саид сделал несколько глотков, подозвал Фреда. Тот тоже утолил жажду и почтительно поклонился караван-баши.
   - Большое спасибо. – Сказал Фред.
   - Акбар рахмат. – Перевел Саид.
   Он поинтересовался, что это за караван. Это были купцы из Гугистана; сейчас они возвращались домой из чужих земель после удачной торговли.
   - Не могли бы вы взять с собой и нас? – попросил их Саид. – Я – гугистанский принц Саид Джамшуд ибн Исмаил, я тоже спешу домой после тысячи ужасных приключений. Мой отец – падишах Исмаил Ассам ибн Байрам будет вам безмерно благодарен за меня.
   Караван-баши расплылся в улыбке и сказал, что сочтет за честь доставить на родину столь важную персону, а благодарность падишаха его интересует мало. Наших героев усадили на большой паланкин, укрытый сверху от солнца шелковой тканью, и таким образом они проследовали дальше.
   Время опять потянулось медленно. Караван шел еще не один и не два долгих дня, прежде чем достиг города Гуг-абада. За это время Фред и Саид успели познакомиться со всеми купцами, в том числе и с караван-баши, которого звали Хакан-бек. В молодости он был известным джигитом, а потому очень часто сам попадал в разные передряги, и любил слушать рассказы о всяких похождениях. С большим интересом и уважением Хакан-бек выслушал историю утраты Фредом левой руки, а потом поделился с друзьями некоторыми опасениями:
   - Возможно, в Гугистане наши приключения не кончатся. Пятнадцать лун назад, когда мы уезжали из дома, нашей родине сильно грозила Бломия. Боюсь, не началась бы там война!
   К вечеру четвертого дня караван подошел к стенам Гуг-абада. Опасения Хакан-бека сбылись в точности.
   - В город никому нельзя! – сурово объявила путешественникам охрана. – Идет кровопролитная война с Бломией, а никто не может поручиться, что вы не шпионы.
   - Вы должны нас пропустить. – Заявил Саид безапелляционно. – Потому что я – сын здешнего падишаха и, невзирая ни на какие обстоятельства, имею полное право быть дома. Тем более, если идет война, я обязан быть со свом отцом, со своим народом.
   Как только он произнес свое имя и назвал свой титул, ворота, конечно, сразу же открыли, и караван вошел в город.
   Падишах Исмаил Ассам ибн Байрам, несмотря на сгущавшиеся над его страной тучи, несказанно обрадовался возвращению сына, одарил всех приехавших дорогими подарками и отпустил по домам. Фреда же он разместил в самой большой городской гостинице.
   - Вы можете ехать, куда вам вздумается и когда угодно. – Сказал падишах. – Но оставаться в городе долго опасно. Эти бломы строят тысячи коварных замыслов. Обстановка каждый час может измениться к худшему.
   И правда, видно было, что город много дней уже выдерживает жестокую осаду. Частично разрушенные, частично обгоревшие дома, улицы, усыпанные пеплом и сажей, кое-где попадались даже неприбранные покойники. Гостиница тоже имела немудрящий вид. Фреду досталась маленькая, плохо освещенная комнатка с круглым столиком на одной ножке, тремя стульями с подушками на сиденьях, и с кроватью, покрытой тонким, жестким матрацем. На ужин подали поджаренную фазанью ногу, два горячих лаваша и вино, совсем некрепкое, как компот.
   Фред подкрепился, помолился Богу, чтобы  ночь прошла спокойно, и отправился, как говорится, в объятия Морфея.
   Ему снились густые леса, луга, полноводные реки и ласковое солнце освобожденной  им страны вырлов. Никогда, никогда не допустит он больше, чтобы чья-то злая воля посягнула на благополучие этого народа!
   Пробуждение оказалось внезапным и кошмарным. Дверь с шумом распахнулась, и вместе с её грохотом тишину  спящей гостиницы прорезал вопль:
   - Вставайте! Измена! Бломы в городе!
   Фред вскочил, протирая заспанные глаза, и увидел перепуганное лицо хозяина гостиницы. В следующий миг хозяин рухнул носом на порог. В спине его трепетала тонкая металлическая стрела.
   Фред схватил свой верный меч и выбежал на улицу. Там царил переполох. Многие из людей были уже при оружии, а кто его не имел – старался тут же найти, либо у кого-нибудь отнять. Повсюду шныряли высокорослые, могучие воины в черных доспехах и убивали, убивали…
   Он остановил, схватив за плечо, какого-то парня, лицо которого было всё в крови, и хромавшего на правую ногу.
   - Что случилось?! – вскричал Фред.
   - Шайтан его знает! Говорят, бломы пробрались в город с вашим караваном – вот и устроили тут погром.
   В этот миг, как из-под земли, перед ними возникли три блома. Один черный солдат разрубил единым махом пополам хромого парня, а двое других набросились на Фреда.
   Он храбро защищался. Отбил один удар, второй, затем мощным выпадом пронзил блома, нападавшего слева… и вдруг узнал во втором враге не кого иного, как Хакан-бека. Правда, теперь недавний караван-баши мало  походил на гуга: он оказался блондином, исчезла и характерная мусульманская борода. Судя по латам и знакам отличия, он теперь был бломским капралом.
   - Как, и вы, тоже?! – возмущенно и разочарованно воскликнул Фред. – А ведь мы так хорошо ладили с вами, проклятый лазутчик!
   - Что  правда, то правда, вырл. – Ответил  бывший Хакан-бек злобно. – И против тебя лично я ничего не имею, но раз уж и ты поднял на меня меч… на, получай!
   Выкрикнув последнее, бывший Хакан-бек, воспользовавшись заминкой Фреда, нанес ему такой удар плашмя по голове, что Предводитель вырлов зашатался, перед его глазами поплыли красные круги, а из носа хлынула кровь.




Глава 20
   
   - А нельзя ли, почтеннейший сеньор, записать меня оруженосцем обоих этих господ? – спрашивал на следующее утро Алоиз у герольда, записывавшего участвующих в турнире рыцарей и их секундантов.
   - Не слыхал, чтобы было такое правило, – сказал герольд, но если данные господа непременно оба желают участвовать… Погодите немного, сейчас я схожу, узнаю, возможны ли исключения в уставе.
   Он удалился на другую сторону площади, каковой  надлежало послужить ареной будущего ристалища, - посоветоваться с руководством.
   - Хотя я могу и не участвовать. – Стал рассуждать Хасиндо в его отсутствие. – Сам посуди, Рамберт, на кой тебе дьявол лишний конкурент?
   - Да ну! – махнул рукой Рамберт. – Это глупости. Ты имеешь право сражаться здесь на равных условиях со всеми. Думаешь, у Черного Короля здесь мало приятелей и всяких вассалов, каждый из которых готов «лечь под него» на этом турнире на халяву? Я же не требую, чтобы ты поддавался, если мы встретимся в поединке. Я одолею тебя честно, вот увидишь.
   - Ой, неужели ты думаешь, что я стану отнимать у тебя брискский престол и сердце королевы, сойдись мы в решающем бою? – скривил рот Хасиндо. – Конечно, я поддамся. А потом? Если кто поймет, что это подстроено?
   - Да не поддавайся ты, парень, кто ж тебя просит, в самом деле?! – вскипел Рамберт. – Бейся от всей правды, но – клянусь  королевой! – я  вышибу тебя из седла, сколько б ты не старался!
   - Не выбьешь,- покачал головой Хасиндо, - если я сам того не захочу – не выбьешь ни за что! Но что мне за дело до потешных поединков? Я вообще здесь нахожусь для совершенно другого поединка – настоящего, смертельного, с самим Черным Королем!
   - Да где же ты его тут поймаешь, чудак, кроме турнира! Дай Бог, чтобы вы с ним пересеклись в игре, а там уж никто не сможет тебе воспрепятствовать вломить ему копьем в рыло! Ты должен участвовать в турнире уже хотя бы для этого.
   Накануне Алоиз купил в оружейной лавке обоим парням по длиннейшему копью, и теперь  всюду таскался с этим громоздким скарбом.
   «Зато теперь я – настоящий оруженосец». – Говорил   он не без гордости.
   Пока они спорили, вернулся герольд.
   - Ваше счастье, господа. – Сказал он кисловато. – Один из бойцов не смог принять участие, ввиду неожиданного ранения. Таким образом, одно место в исходной «сетке» пустует, и в виде исключения можно заявить на турнир вас, герр…
   - Дельграно.
   - …вас, герр Дельграно, с тем же оруженосцем, что и вас, герр Торрес.
   Герольд аккуратно записал их фамилии и титулы в специальный лист и пропустил их на площадь.
   Там уже вовсю толпился народ – простые горожане. Людей не пускали только в специально отведенную зону в виде гигантской буквы «Т». Нижней частью этой «буквы» являлась, собственно, дорожка для поединков длиной 100 и шириной 7 метров, а верхней частью – перпендикулярный дорожке узкий участок для построения рыцарей.
   Бойцы уже стояли там, вытянувшись в ровную линию и глядя в сторону королевского дворца. Всего их, считая Рамберта и Хасиндо и не считая оруженосцев, было тридцать два человека. Черный Король стоял крайним слева и надменно поглядывал на всех свысока.
   Прежде всего, на фасадный портик дворца вышел надутый от важности герцог Шварцвальд. Он поприветствовал всех участников турнира, не выделив для начала Черного Короля, но тут же обратил внимание присутствующих на скромность хозяина торжества, что стоит вместе со всеми, как «простой маркиз».
   - Слава великому Черному Королю! – закончил Шварцвальд, пожелав всем удачи.
   Некоторые из рыцарей дружно, с криком вскинули сжатые в кулак правые руки – таким было официальное бломское приветствие. Толпа в ответ загудела вразнобой – не поймешь, одобрительно или нет. По прошествии нескольких минут тишина была восстановлена.
   Герцог скрылся; зато на портике  появилась Лючия.
   Для Рамберта в этот миг пространство и время как будто перестали существовать. Всё, что он видел, слышал и знал сейчас, были эти необыкновенные глаза: прозрачные, лучистые, навевающие возвышенные мысли. Казалось, в них можно было смотреть вечно.
   Королева стала зачитывать речь открытия. В ней говорилось множество помпезных глупостей, вроде той, что «рыцарские турниры – прекрасная вещь, в особенности тогда, когда они проводятся организованно, по установленным правилам, под строгим надзором судей и с применением относительно безопасного оружия. Здесь, в отличие от спонтанных схваток чести на больших дорогах, можно прилюдно продемонстрировать свою доблесть, силу и ловкость, в очередной раз прославить свою даму и при этом никого не убить и не покалечить.
   Она стояла на портике, облаченная в боевую кольчугу с нагрудником,  с золотым рогатым шлемом на голове, с распущенными волосами, которые трепал легкий ветер, а черты её лица – правильные, резкие, нордического типа – хранили каменное спокойствие. Она рассказывала, как тоскливо жилось ей в одиночестве, как страшно ей бывало порой от ядовитых взглядов придворных-завистников, как хочется ей обрести опору в жизни, чтобы стать, наконец, просто женщиной – доброй и верной женой, нежной и ласковой матерью.
   Всё это была типичная для подобных турниров тягомотина, предназначенная главным образом для того, чтобы как следует раззадорить бойцов, и так сгорающих от нетерпения, и внушить зрителям впечатление огромной важности происходящего. Меж тем, многие зрители уже начинали позевывать, и только рыцари продолжали преданно пялить глаза на королеву – объект своего обожания,  вожделения, но для подавляющего большинства, все же объект шкурных интересов. Все они знали, что Черный Король никому и ни за что не отдаст саму Лючию, но в случае какой-нибудь микроскопической, случайной удачи, он мог вдруг расщедриться и отписать в чей-нибудь феод Брисконию.
   Черный Король окидывал противников колким, но довольно безразличным взглядом, и лишь иногда отвлекался на брисконку. Если бы он задержал взгляд на Рамберте, то мог бы заметить, как фанатически сверкают глаза молодого человека в прорезях шлема.
   Хасиндо же немного коробило. Это был первый турнир в его жизни; никак нельзя было ударить в грязь лицом перед столь блистательной публикой, а при первоначальном рассеивании ему попался в соперники известный боец – дуэлянт  и забияка, феодал из Харимбды, которого звали дон Симон де Урсайс:   он был здоровенным квадратным детиной сорока лет, обладавшим исполинской силой. Он не состоял в Ордене Меча Воздающего; на щите его красовалась фамильная эмблема вотчины Урсайс – голова бурого медведя с широко раскрытой пастью. Этот человек был ярым противником Франго Первого и любил за стаканом вина громко разглагольствовать о том, сколько сам проехал земель и скольких победил чудовищ. Никаких эмоций, кроме  гнева, он вообще никогда не выказывал. Болтали, будто у дона Симона железное сердце. В малейшей симпатии к Хасиндо его, пусть и земляка нашего рыцаря, было очень трудно заподозрить.
   Это был первый поединок всего турнира.
   Оруженосцы развели коней под уздцы на разные края дорожки, и под громкий бой барабанов два рыцаря помчались навстречу друг другу.
   Сеньор де Урсайс был, конечно, несколько грузноват и медлителен, однако встреча с его копьем не сулила Хасиндо ровно ничего хорошего: ничуть не приятнее, чем в наше время угодить под танк. Но коню Хасиндо, Вулкану, по-видимому, не было никакого интереса до возможных последствий столкновения. Для начала жеребец решительно отказался слушаться хозяина и, несмотря на то, что Хасиндо изо всех сил старался придержать его и двигаться вперед с меньшей скоростью, дабы хоть немного смягчить первый удар, Вулкан несся, как бешеный, и лишь в последний миг его удалось отклонить немного вправо. Острие копья Урсайса прошло совсем рядом с плечом Хасиндо. Тут неожиданно к Вулкану вернулась маломальская рассудительность, и он остановился столь резко, что совершил по инерции крутой разворот вправо. Древко же копья Хасиндо соответственно махнулось в противоположную сторону и с силой ткнуло дона Симона в бок. А поскольку  здоровяк, промахнувшись на первый раз мимо цели, уже не был столь сосредоточен, результат последовал незамедлительно: дон Симон де Урсайс вылетел из седла и навзничь плюхнулся на землю, заставив даже осесть на задние ноги свою лошадь.
   Небольшая часть публики одобрительно зашумела, большинство зрителей равнодушно молчали. Наивно было ожидать, что за харимбдцев здесь станут бурно болеть.
   Несколько следующих боев прошли более предсказуемо.  Сильнейшие рыцари сбивали относительно слабых. Народ постепенно втягивался в яркое зрелище. Вот на дорожке появился Черный Король, и толпа разразилась гулом обожания. Король здесь был кумиром, идолом. Даже бой барабанов при разбеге коней сопровождался восходящим «А-а-а-а!» и, очевидно, это психологически подавляюще влияло на его противников.
   Дрался Черный Король превосходно. Четкий, мощный удар копья прямо посередине нагрудника заставил противника, вылетая из седла, даже кувырнуться в воздухе.
   Видевший всё это Рамберт понимающе кивнул; Хасиндо сосредоточенно почесал себе нос. Через один тур именно ему – Хасиндо  предстояло переведаться с бломским монархом.
   А пока настала очередь Рамберта вступить в действо. Первым против него вышел роскошный эрл из северных бухт, с золотым львом на щите. Наш пылкий влюбленный выезжал на арену, а сердце его так и прыгало вверх-вниз в грудной клетке, и немудрено: объект его обожания стоял тут, в десяти шагах от него, на портике, и награждал юного романтика такими взглядами огромных огненных очей, что у любого, даже более пожилого и сдержанного человека голова пошла бы кругом. Что уж говорить о Рамберте!
   - Разожмись ты, ей-богу, триумфатор сопливый! – сердито шептал Алоиз, подавая ему копье, - не то свалишься с седла еще до удара – и каюк твоему триумфу! Гляди в оба, не пропусти удар!
   Уже прозвучал гонг, и забили барабаны, а рыцарь Храма Света всё не мог оторвать взгляда от королевы. Конь его топтался на месте. Эрл, доехав до середины дорожки и видя, что противник не двигается, раздраженно натянул уздечку.
   - Что это такое? Как это называется?! – загнусавил он возмущенно. – Да строньте же его с места кто-нибудь!
   Алоиз Беллино сунул два пальца в рот и издал разбойничий свист. Конь Рамберта незамедлительно рванул вперед. Эрл не успел еще собраться и что-либо предпринять, а Рамберт врезался в него на полном ходу. Лошадь эрла завалилась набок, и викинг забарахтался, путаясь в подпругах, как громадная муха в паутине. Его секундант и двое мальчишек-служителей сейчас же утащили неудачника прочь.
   - За любовь! – воскликнул счастливый победитель, вскинув правую руку с зажатым в ней копьем.
   Публика рокотала, впрочем, все еще весьма сдержанно, постепенно разогреваясь пивом. Люди ждали «своих».
   Следующий тур начался незамысловато: окрыленный первым успехом Хасиндо без особого труда выбил какого-то малоопытного кастильца. Черный Король под громогласные овации публики нанес сокрушительное поражение толстому, разодетому в пух и прах, самоуверенному представителю Великой Двинии. Барон Трюйден непринужденно разобрался с худосочным графом из Лемании.
   - Вся великосветская шваль сюда собралась. – Злобно ворчал Алоиз, чистя щит Рамберта. – Выстроить бы этих кровопийц гуськом, как вначале, да взять меч покрепче и подлиннее, да всех – одним махом р-раз!..
   Очередным противником Рамберта был представитель местной аристократии маркиз Брайткройц, с особенным благоговением глядевший на Черного Короля, на всех же остальных – радикально сверху вниз. Он был выше Рамберта, шире в плечах и заметно опытнее. И, разумеется, пользовался большим успехом у публики.
   В первом разгоне Рамберт еле-еле увернулся от прямого попадания копьем  в лицо. Брайткройц, поняв, что промазал, резко остановился и замотал головой. Толпа недовольно присвистнула. При втором разгоне, достаточно приблизившись, Рамберт круто отвернул влево, сделав уму непостижимый крюк. Блом снова остался несолоно хлебавши.
   - А-а-а-а! - заревел недовольный народ. – Трус! Щенок! Сучье вымя! Тупорылый храмовник. Вытри им одно место, маркиз!
   В Бломии, если честно, при всей любви простолюдинов к рыцарским турнирам, самих этих рыцарей вне боя, или потешного поединка, не очень-то почитали. Но если представителей высшей, элитарной аристократии нельзя было ненавидеть открыто, ввиду неизбежной и незамедлительной кары, то церковников и в особенности рыцарей религиозных орденов смерды ненавидели, открыто, особенно ожесточенно, и  сам Черный Король как-то не особо возражал против этого.
   Третий разгон поверг в шок даже невозмутимого на вид Алоиза. Нет, ничего рокового не произошло. Более того, блом даже позволил Рамберту нанести себе  нехитрый удар в нагрудник. И, по мнению Рамберта, удар этот получился довольно сильным. Однако маркизу он показался не более, чем комариным укусом. Брайткройц даже не шелохнулся.
   - Наша берет! – завопил Трюйден у края дорожки. Толпа отозвалась торжествующим воем. Алоиз Беллино в сердцах плюнул. Хасиндо нервно покачал головой.
   В следующие два разгона маркиз уже откровенно издевался над Рамбертом, явно желая повеселить публику. Он отводил копье перед самым носом рыцаря Храма Света, и все взрывались хохотом, а Рамберт всё больше бледнел.
   Но вот бломский маркиз пришпорил своего взмыленного скакуна и устремился, видимо, в решающую атаку. Столкновение произошло. Копье с размаху ударило Рамберта в левый бок, в неприкрытую щитом зону. Маркиз уже приготовился наблюдать, как упадет поверженный противник, но, к огромному его удивлению, Рамберт не упал. Лишь немного накренившись, он еще умудрился ударить маркиза в ответ сбоку, кулаком в шею. И надо же! именно этот, совсем, казалось бы, несильный удар и оказался решающим: Брайткройц неожиданно вывалился из седла и повис на левой подпруге.
   Все примолкли, и несколько минут царила полная тишина. И вдруг раздался чей-то одинокий, робкий возглас:
   - Правильно парнишка долбит! Так им и надо! Не все этим жирным боровам унижать нас и грабить!
   Публика ошалело уставилась на того, кто произнес такую крамолу, словно на прокаженного. Снова все замолчали. Потом из задних рядов кто-то другой гнусаво засомневался:
   - А у нас в Бломии храмовники грабят народ почище вельмож.
   - Ну, ведь это не наш храмовник. – Отозвался некто третий. – Наверное, не все храмовники одинаковы.
   - Не все! Не все! – завысовывались там и тут из толпы всё новые смельчаки. – Даешь свободу! Долой тиранов! Да здравствует рыцарь Света!
   Сейчас же между зрителями замелькали черные доспехи королевской стражи, вооруженной длинными бичами. Хлесткие удары посыпались на плечи и спины смердов. Некоторых зачинщиков беспорядка немедленно связали и увели с площади. И всё же Алоиз, наблюдавший со стороны, почувствовал: еще немного, и люди возьмутся за булыжники.
   Рамберт покинул арену почти героем.
   Наконец, соискателей осталось четверо, и это были: Черный Король, барон
Трюйден, Хасиндо и Рамберт. Естественно, каждому из харимбдцев в соперники достался блом.
   Хасиндо прекрасно понимал, как трудно ему будет управиться с Черным Королем, но в глазах рыцаря Меча Воздающего это был тот самый шанс добиться, как ему казалось, главной цели всего похода.
   Вряд ли Хасиндо  мог выбить столь грозного противника в обычном лобовом столкновении. И он принял решение запутать Короля, затаскать его по площадке, а когда у того позеленеет в глазах – огрызнуться один-единственный раз, но так, чтобы уж наверняка…
   Три-четыре разгона все шло так, как он задумал. Лошадь Черного Короля постепенно устала, начала брызгать пеной – бой-то был уже отнюдь не первый. В пятом разгоне Хасиндо сосредоточился, поставил копье поперечно седлу и попытался нанизать противника на древко, но из этого не вышло ничего хорошего: Черный Король ухватился за его копье, покинув седло, завис на мгновение в воздухе и, обретя почву под ногами, злобно рванул копье на себя, поднял Хасиндо вверх и так прихлопнул его оземь, что панцирь нашего героя едва не треснул пополам, а лицо Хасиндо перекосила гримаса ужасной боли.
   Но эта победа могущественного монарха и тирана уже не вызвала столь бурных восторгов и рукоплесканий. Кто-то, конечно, кричал радостно, кто-то отмалчивался, но иные вполголоса бранились. Видно, что-то переменилось в людях за недолгое время турнира. Стража опять принялась покалывать зрителей копьями под бока и понукать их кнутами.
   - Болейте за короля! чтоб вам провалиться, окаянные холопы! Это же ваш идол, наставник, отец! Любите родину, мать вашу!
   Толпа нехотя, понемногу снова зарокотала. А на дорожке уже появились Трюйден с Рамбертом.
   Началось как обычно. С криком «за любовь!» Рамберт бросился вперед, желая, видимо, с ходу протаранить противника насквозь.
   Трюйден был левша, а значит, держал копье не с той стороны, с какой принято его  держать обычно, то есть, древко у него находилось не под правой, а под левой подмышкой, и, поскольку разъезжались они, как принято в поединках, по правую сторону, копье у Трюйдена располагалось по диагонали.    
   Впрочем, все эти тонкости, что называется, не сыграли. Бойцы столкнулись в лобовую на середине дорожки,  и оба разом вылетели  из седел. Довольно жестко приземлившись, оба соискателя тяжело поднялись на ноги и взялись за мечи.
   Всё это время Лючия, сидя на портике, то краснела, то бледнела, наблюдая за подвигами своего возлюбленного. В момент последнего столкновения из ее груди вырвался крик отчаяния, но, видя, что упал и Трюйден, она вспыхнула от радости. В первый раз за весь турнир ей показалось, что победа Рамберта сегодня действительно достижима.
   А тем временем на арене Трюйден шел в атаку. Он понимал, что харимбдцу нельзя дать опомниться, и удары посыпались на юношу градом. От первого выпада Рамберт мастерски ушел, второй удар – отбил, третий парировал с разворота на 90 градусов и тут снова поймал на себе пронзительный взгляд любимых глаз. У паренька, словно мгновенно прибыло сил от этого взгляда, и он перешел в контратаку. И сразу же ему удалось попасть Трюйдену в область левого уха, сбив с него железный шлем-«ведро». Тут же нанес еще удар, и барон издал истошный вопль и ошалело завращал глазами. Из уха толстого блома брызнула кровь. Третьим ударом Рамберт легко поверг Трюйдена наземь.
   Барон растерянно хватал воздух разинутым ртом, как рыба на суше, держался за свое окровавленное ухо и бешено взирал на судью, Короля, королеву, ища хоть у кого-то поддержки.
   - Кровь – это не по правилам. – Нерешительно провещал шепелявый судья в рупор. – Результат поединка аннулируется. Рыцарь Храма Света отстраняется от турнира. Ввиду  невозможности дальнейшего участия в поединках господина барона по причине ранения, досрочным победителем объявляется…
   - Стойте! – раздался свысока звонкий голос королевы. – Как это – досрочно?! А решающий поединок?
   В ответ раздался такой гвалт, что некоторые зрители оглохли.
   Лючия подняла руку, призывая к тишине.
   - Разве господа рыцари такие неженки, что боятся вида крови? – спросила она задумчиво и горько.
   - О-о-о! – поплыло по рядам разукрашенной знати. – Как ты можешь  обвинять нас в этом, женщина?!.
   - Ну, как же? – усмехнулась она. – Что же, я не вижу, как заулыбался его величество после слов судьи? Будто неясно, что он боится незнакомца и хочет получить трофеи без боя!
   - Вот еще! – нервно и брезгливо фыркнул Черный Король. – Стану  я бояться какого-то недомерка! Да у него еще сопли под носом не обсохли!
   - Так сразитесь с ним, ваше величество. – Промолвила Лючия вкрадчиво и ядовито. – А впрочем, да, конечно, вы не боитесь крови – той, которую льют ваши подданные на бескрайних полях бесконечных боев. Это кровь других людей, ее вам нечего бояться. Но когда рисковать приходится вам самим – тут вы становитесь чувствительными не в меру и даже, господа, вы становитесь неподдельно набожными!
   - Но это не по правилам! – заорал Трюйден, повизгивая от негодования, но таким образом делаясь лишь еще более похожим на породистого хряка. – Этот щенок изувечил меня!
   - Если бы он был щенком, барон, - заметила Лючия, - то скорее вы бы изувечили его. И потом, что вы называете увечьем? Кровь из уха?
   - Молчи, женщина! – сорвался на крик Черный Король. – Как ты можешь рассуждать о том, чего не знаешь сама?
   - А вы-то знаете? – улыбнулась Лючия. – Скажите, ваше величество, были ли вы покалечены хоть раз в жизни, хоть одним из ваших верноподданных?
   Это уже пахло публичным оскорблением. Надо было что-то отвечать, а лучше – делать, для спасения репутации Короля.
   - У-у, з-змея подколодная! Что ни слово твое – яд!
   Сказав так, Черный Король поднялся со своего места и вскинул руку с копьем – в знак того, что он принимает бой.
   Все вокруг примолкли. Алоиз и оруженосец Короля развели коней на разные концы дорожки и стали подтягивать подпруги и проверять, достаточно ли надежно закреплены латы на рыцарях.
   - Мотай его. – Советовал Хасиндо приятелю. – Таскай по дорожке, мучь, сколько выдюжишь сам – других шансов у тебя я не вижу.
   - Наоборот. – Возразил Алоиз. – Бей его сразу, внаглую, резко. Он не видит в тебе серьезного конкурента – в том его слабость. Я знаю, я встречался с ним в настоящем, не потешном бою. Правда, тоже потерпел поражение…
   - Сам разберусь. – Изрек Рамберт мрачно.
   Забили барабаны. Оба рыцаря решительно склонили копья к бою. Кони помчались навстречу друг другу.
   Зрители исподволь приготовились к продолжительному поединку со многими разгонами, промахами. Но уже в первом раунде рыцари врезались один в другого со страшной силой. Послышался звон и треск, как от лопающегося пополам гигантского медного колокола. Поднялось облако пыли, но и сквозь него было видно, как рыцарь Храма Света вылетел из седла и упал на землю, больно ударившись о камни обнаженной головой. Обнаженной, потому что кожаные застежки его шлема порвались от натяжения, вызванного ужасным ударом, и шлем отлетел в сторону. Стала видна вихрастая шевелюра рыцаря, подернутая инеем преждевременной седины.
   Но Черный Король вылетел из седла тоже. И так же лежал на земле, скрипя зубами от сильной боли.
   Все напряженно замерли. Оба витязя натужно пытались встать на ноги, но тяжеленные доспехи прижимали и того, и другого к земле. Рамберт поднялся на ноги, в то время как Черный Король смог пока встать только лишь на четвереньки. Но шаги вперед давались харимбдцу с необычайным трудом. В глазах его рябило, проплывали красно-фиолетовые круги, и вдруг в кругах этих возникло печальное лицо того монаха – брата Мачо.
   «Чего ты встал, дурашка? – снисходительно и добродушно промолвил ему инок. – Куда ты прешься, прямо в чертову пасть? ложись обратно и лежи, пока не объявят победу Короля. Глядишь, останешься в живых».
   Рамберт зло скрипнул зубами.
   «Врешь! Не сдамся!»
   Образ монаха перед его глазами растаял. Тем временем Рамберт успел дотащиться до своего противника, который, по-волчьи мотая головой, все еще стоял в той же неприглядной позе. Рамберт приставил клинок своего меча к его шее и обвел помутневшими глазами публику, в очередной раз остановивши взгляд на Лючии.
   В ответ, к недоумению одних зрителей и восторгу других, королева Брисконии легкой ланью сорвалась с портика, сбежала по лестнице вниз, выскочила на площадь и бросилась в объятия к смятенному Рамберту.
   Он обнял её, подрагивая от накатившей слабости, и прижался лицом к её горячей и мокрой от слёз щеке.
   - Лю… малышка Лю… любовь моя…
   - Браво, харимбдец! – грянула толпа.
   - Да здравствует Рыцарь Света!
   И, наконец, высокий и дребезжащий старческий голос произнес следующую фразу.
   - Вот парнишка потешил деда! сколько живу на свете, а впервые вижу проклятого Фердинанда в позе ра…
   Но свистнула стрела, и этот старец свалился мертвым.
   Повисла еще пауза. Все стояли, не двигаясь, на прежних местах.
   - Черта с два! – проревел Черный Король, наконец, поднимаясь на  ноги. – Ничего  вы еще не победили! Разве судья назвал победителя? А я могу еще драться!
   Все взгляды обратились к судье, но тот лишь растерянно лебезил и заикался, оторопев от всего происходящего. Рамберт и Лючия крепче прижались друг к другу.
   Черный Король поднял над головою меч и надвигался на влюбленных заскорузлыми, скрежещущими шагами.

 


Глава 21

   
    Отбурлила, откипела кровяная река и вновь выбросила Аделаиду и Гальярдо на сухую глину подземелья. И опять они долго лежали неподвижно, а сверху, с огромной высоты на их причудливо согнувшиеся тела падали холодны белые сталактитовые капли.
   Неизвестно, сколько времени прошло прежде, чем одна из этих капель, чувствительно щелкнув Гальярдо по носу, пробудила бывшего короля Саламандрии к жизни.
   Аделаида была уже в сознании, но в глазах ее пока еще всё разъезжалось, а в ушах слышался шум кровяной реки.
   - Как вы себя чувствуете? – спросил её Гальярдо.
   - Не ахти. – Призналась Аделаида. – Плохо вижу и слышу. Голову обносит.
   Бывший король поднялся на ноги и посмотрел сперва назад, затем вперед. Позади них зияла черная пасть пещеры – оттуда их принес поток крови. Впереди и с боков сплошной стеной высилась горная порода.
   «Черт бы подрал этих гоблинов! – подумал Гальярдо. – Понастроили тут всякого – поди, знай, где у них выход! Э-эх!»
   И выхватив верный свой клинок, он шарахнул по скале изо всей силы – без ясной цели, скорее – просто, чтобы отвести душу.
   Вдруг изнутри, из самого чрева пещеры послышался подвывающий старческий баритон, десятикратно усиленный зловещим подземным эхом:
   - Что за безобразие! – ворчал кто-то, и в тоне его слышалась изрядная усталость от жизни. – Разве подобает королевской персоне впадать в истерику и создавать подобный шум в столь уединенном месте?!
   Гальярдо мгновенно осекся, опустил меч и замер. Все еще лежащая на земле Аделаида приподнялась на локте и удивленно уставилась в темноту.
   - Кто это? – спросил Гальярдо громким шепотом.
   - Протяни руку вперед и пощупай скалу. – Приказывал между тем всё тот же голос. – Нащупал длинную щель? Теперь переведи руку чуть правее и сильно толкни камень.
   Гальярдо без всяких сомнений или возражений проделал приказанное. Тотчас что-то заскрипело, заскрежетало, затем стена подалась назад, и открылся широкий вход в просторный, слабо освещенный подземный зал.
   - Милости прошу. – Вышеозначенный голос доносился из этого зала.
   Гальярдо вошел медленно, как зачарованный. Аделаида, у которой опять – черт знает, откуда! – появились силы, прошмыгнула следом за ним.
   Вход за их спинами снова исчез, сровнялся с серым фоном каменной стены, но они не обратили на это внимания. Гальярдо и Аделаида смотрели сейчас на седовласого сгорбленного старика, восседавшего по-турецки прямо на полу посреди зала. Одет старик был в лохмотья без определенного цвета и формы, его длинные волосы, еще не все поседевшие, спутались, как мочало; его белые, слепые глазницы направлены были куда-то вверх. И этот старик казался Гальярдо странно знакомым.
   - Старец, кто ты? – спросил бывший король тихо. – Как твое имя? Где я мог видеть тебя раньше?
   - Старых людей, как обычно забывают. – Заворчал дед, впрочем, без обиды или раздражения, а довольно безразлично. – Что ж, нет ничего удивительного, поскольку это было давно. Я слеп теперь, дитя мое, но мой слух сохранил остроту и позволяет определить, что сейчас тебе около тридцати лет. А когда ты только появился на свет, я служил придворным мудрецом у твоего батюшки – славного короля Гровано. Звали меня тогда Кастор. Я умел предсказывать будущее. И вот, когда ты родился, я напророчил тебе долгую и счастливую жизнь и пожелал быть твоим крестным отцом. Шло время, ты подрастал, и мы с Гровано часто наблюдали, как ты играешь в саду с детьми придворных. Король радовался, что ты здоров, силен и резв, да и умом тебя Бог не обидел. А меня вдруг стали все чаще мучить страшные грезы. Виделся мне, будто во сне, людоедский замок, наполненный разлагающимися трупами, а посреди них -  ты в стеклянной банке с рассолом. Видел я и страшного великана с огромной дубиной в заросших черной шерстью руках… но рассказать об этом королю я боялся: предотвратить судьбу никак невозможно, а твой батюшка мог неправильно понять меня и, осерчав, прогнать прочь от себя. В конце концов, я решил, что и это моя судьба, с которой не поспоришь, и открыл Гровано твою истинную будущность. А Гровано был очень горячим, вспыльчивым человеком; он даже недослушал меня, решив, что я не то рехнулся и противоречу себе самому, не то еще чего похуже. Сначала он уговаривал меня перестать нести вздор, потом пробовал лечить меня всевозможными лекарствами. Но всякий раз, когда он спрашивал меня о моих страшных предсказаниях, и не одумался ли я, он получал ответ, что я в здравом уме, что всё предсказанное мною на самом деле совершится. Лекари тоже говорили, что я здоров, а это был весомый довод. Но тогда Гровано обозвал меня предателем, чернокнижником и злокозненным врагом, и выгнал вон из дворца. Впрочем, ты понимаешь, что я предвидел и это, и был готов.
   Мне пришлось долго скитаться по свету, пока я не очутился в необитаемых верхних землях Гоблиндии. Идти по ним пришлось очень долго, и как-то темной ночью меня поймали кровожадные местные жители. Боевой топор уже занесся над моей головой, но в последний момент я смог внушить им мысль о своей полезности для них. Меня спасла моя мудрость – и даже не столько она, сколько умение делать мощную взрывчатку, - а гоблины весьма неравнодушны ко всяким средствам, позволяющим убивать сразу много людей или иных существ. Меня поселили под этими сводами, и я вынужден был помогать гоблинам советами, хранить многие их тайны ждать, пока ты и твоя будущая жена спуститесь сюда и спросите у меня, кто ваш враг, где он обитает и как до него добраться…
   Гальярдо был потрясен.
   - Похоже, ты великий мудрец, Кастор! Да, я вспомнил: в детстве я часто сидел у тебя на руках, болтал с тобой о своих детских радостях и неприятностях, трепал тебя за бороду… но, Кастор, с тех пор, как великан заточил меня в банку, прошло ведь целых…
   - Двести лет, мальчик мой, и я знал это и предвидел, ждал тебя и дождался. – Кивнул мудрец.
   - Открой же мне скорее тайну Саламандрии! – попросил бывший король.
   - Бойся гоблинов! – прошептал Кастор и начал рассказывать. – Твоего врага зовут Скарпендер. Это величайший черный маг, и именно он является источником всех зол нашего материка. Сам он живет на огромном острове Сцилла, расположенном не так уж далеко от Саламандрии – за каких-нибудь двенадцать морских миль. Сцилла мрачна, населена духами и призраками. Скарпендер живет в середине острова, в старом рыцарском замке с мертвыми человеческими головами на шпилях. Его-то и ищешь ты и твои друзья.
   - А с какой стороны Саламандрии расположена эта Сцилла? – вмешалась Аделаида.
   - Со стороны западного побережья. Но не торопитесь, дети мои, вам придется пройти еще ряд стран, да и, прежде всего, надо выбраться отсюда, а это тоже непросто. Впрочем, постараюсь вам помочь. Когда я еще не был слепым, я изловчился нарисовать подробнейшую карту здешних лабиринтов. Я знал, Гальярдо, что она тебе пригодится. Вот, держи.
   Кастор вынул из складок одежды маленький свиток пергамента и склянку с некоей зеленой жидкостью.
   - Это противоядие, – сказал он по поводу склянки, - на тот случай, если подземные жители задумают вас отравить. Кстати, от тебя, сын мой, исходят какие-то темные флюиды. Не ел ли ты случайно чего-нибудь из рук гоблина?
   Гальярдо и впрямь с каждой минутой все явственней чувствовал, что в желудке у него нехорошо, да и все тело покалывает, как будто горячими железными иглами.
   - Вот дьявол! – вдруг вспомнил он. – Наверное, это от той таблетки!
   - Вы вовремя успели. – Изрек Кастор успокоительно. – Скорей выпей сам немного противоядия и дай его своей спутнице. Да более не вздумай брать, что бы то ни было, от гоблинов, гремлинов, горазубов и тому подобной шушеры.
   Бывший король и его девушка поспешно приняли противоядие, и дурнота почти мгновенно отступила.
   - Ну, прощай, мой крестный отец! – Гальярдо крепко обнял старца.
   - Будь счастлив, ма… - Кастор начал было фразу, но закончить ее не успел. Что-то звонко щелкнуло, и в подземелье раздался истошный гоблинский вопль:
   - У, проклятые людишки! – Это в зал ворвался очередной сторожевой наряд  из воинства зловредного народца.
   Хлопнула со звоном тугая тетива, и короткая черная стрела вонзилась в живот возмущенно обернувшегося на троих вбежавших гоблинов Кастора. Старец охнул и в тот же миг упал, как сноп, без малейших признаков жизни. Гоблинское оружие обычно разит наповал.
   - Ах… вы… твари!.. – отрывисто закричал Гальярдо, растерянно хватая ртом несвежий воздух пещеры. – Да как вы посмели?!
   - Это вы как посмели?! – орал ему в ответ гоблинский офицер. – Кто вас сюда звал? Старик дал вам карту лабиринтов? Это наши жилища, и карта – наше имущество. А ну, отдайте её нам!
   Гальярдо и Аделаида в ответ молча звякнули рапирами. В полутьме завязался бой. При полной неразберихе Гальярдо получил сильный удар мечом по шлему. В ушах бывшего короля зашумело, и уже теряя сознание, он смутно чувствовал, как кто-то роется в его одежде.
   Очнувшись, он обнаружил возле себя только участливо склонившуюся над ним Аделаиду, и почувствовал острую боль в боку.
   - Боже мой! – кудахтала Аделаида. – Ты весь в крови! Очень больно? Они потому, наверное, и бросили нас, что увидели столько крови и сочли тебя мертвым…
   - Карта!.. где карта?! – стонал Гальярдо.
   - Какая карта, madre Dios?! Тебе нужна сейчас перевязка и отдых. Ни о чем другом и не думай!
   У Гальярдо похолодело внутри: карты не было; вероятнее всего, её стащили пронырливые гоблины.



Глава 22

   Рамберт и Лючия стояли посреди площади, крепко прижавшись друг к другу. Черный Король надвигался на них, решительно подняв тяжеленный меч. Взор бломского владыки туманился от ненависти, глаза не выражали ясного смысла. В толпе зловеще завизжали.
   Королева Брисконии спокойно отстранила Рамберта рукой и выступила вперед, решительно заслонив его собою.
   - Что ж, бейте, ваше величество! – воскликнула она. – Бейте смело! Только сначала – меня!
   Черный Король качнулся еще на два шага, напружинился… но вот руки его дрогнули и бессильно выронили меч. Лицо монарха омрачилось. Яростно горевшие глаза его потухли.
   - Ладно, женщина, ты знаешь, что я не способен причинить тебе вред… эх, черт подери! Ну, будь ты проклята! наслаждайся победой, если сможешь. Я устраняюсь с твоего пути.
   Он медленно повернулся к толпе лицом, подобрал меч, вложил его в ножны, подошел к своему коню и с помощью двоих оруженосцев взобрался в седло. Оказавшись там, он снова обрел самообладание.
   - Только не думай, Лю, что я негостеприимен. – Изрек Король уже совершенно спокойно. – Все гостей приглашаю остаться на ночь в Гроссбурге, - места в гостиницах хватит на всех. Свадебный пир начнем завтра же, возле моего дворца.
   Первой мыслью Лючии было воспротивиться и увести всех в Брисконию, но она не решилась возражать. Всё и так складывалось пока даже чересчур удачно. К тому же, не всем гостям было удобно ехать в Брисконию – в частности, Хасиндо и Алоизу, а принять участие в пире горели желанием все. Она решила, что неделю они «погуляют» здесь, а затем те, кто все еще будут праздны, продолжат веселиться в Брисконии.
   Рамберт все еще стоял на прежнем месте, сжимая свою возлюбленную в объятиях. Он был растерян и огорошен своим счастьем. Чуть только он пытался раскрыть рот, чтобы что-то сказать, королева немедленно припадала губами к его губам, а в перерывах между поцелуями торопливо шептала:
   - Молчи, молчи, у тебя сотрясение мозга, тебе вредно говорить!
   Черный Король тем временем исчез с площади – наверное, отправился к своим министрам. Толпа, вполне довольная зрелищем, стала постепенно расходиться. И где-то там, среди других людей, уходили с площади Гомес и Кончита. Правда, девчонка не шла нормально, а всё порывалась куда-то бежать.
   - Пусти меня, Гомес! – ворчала она. – Я благодарна тебе за твою доброту, за помощь, но теперь я хочу к Хасиндо!
   - Ты с ума сошла, девочка! – сдерживал её старый солдат. – Сейчас никак не время для вашей встречи. Мы с тобой считаемся чернью, а рыцарей разместят в королевской гостинице. Как мы сунемся туда? Нас выгонят взашей; не забывай, в какой мы стране!
   - Хасиндо – мой жених! – надувала губки Кончита, - он распорядится, чтобы нас пропустили. А на худой конец у нас ведь есть те волшебные камушки. Я поняла, Гомес. что они не позволят увидеть нас никакому врагу.
  - И правда. – Гомес почесал себе затылок. – Похоже, эти изумруды наделены какой-то таинственной силой. Но тогда мы ничем не рискуем. Пойдем, попробуем прорваться к нему.
   Все прошло как по маслу. Они вошли в гостиницу, и их никто не заметил, но в гостиничном  коридоре Гомеса неожиданно заметил Алоиз.
   - Чтоб мне лопнуть! – воскликнул оруженосец, - Гомес! Ты откуда тут взялся? И кто эта сеньорита?
   Им пришлось спрятать камушки и сделаться снова видимыми. Разумеется, сейчас же к ним подскочили охранники, несколько ошеломленные появлением из ниоткуда незапротоколированных личностей.
   - Вы кто такие? – стальными голосами спросили два стража, бесцеремонно хватая Гомеса и Кончиту под локти.
   - Мои знакомые. – Железным голосом произнес Алоиз, и охранники отпустили их.
   - Эта сеньорита – невеста твоего рыцаря. – Объяснил Алоизу Гомес. – Она едет за ним по пятам, а я Кончиту сопровождаю. А ты куда разогнался?
   - К королеве и Рамберту, хочу посоветоваться. Неспокойное здесь место, нехорошее. – Алоиз приблизил губы к самому уху Гомеса и прошептал: - Думаю – не сбежать ли нам всей компанией нынче же в ночь? А не то, боюсь я завтрашнего дня, Гомес, ох, боюсь!
   - Только предупреди меня, если они согласятся. – Сказал Гомес. – А если завтра останемся живы – с меня вино.


   Хасиндо встретил свою любимую с распростертыми объятиями. Он уже снял доспехи, и Кончита с превеликим удовольствием прижалась лицом к его широкой, сильной груди.
   - Глупенькая моя! – говорил Хасиндо ласково и ворчливо одновременно. – Что ж ты сделала? Зачем отправилась за мною в эту страшную дорогу? Со мной-то ничего не сделается – волшебная книга Франго пророчит мне победу. А если бы ты погибла? Как бы я остался без тебя, один-одинешенек на всей Земле?!
   - Да-а, не сделается! – воскликнула Кончита плаксиво. – Встретил бы другую девушку и позабыл бы обо мне!
   - Я люблю тебя, только тебя и никого больше! – улыбнулся Хасиндо. – Дикаресса ты моя маленькая!
   - Dicaresa? – переспросила Кончита, исследуя его своими огромными черными, как угольки, глазами. – Как ты так скоро выучился говорить по-цыгански, милый?
   - А это не по-цыгански. – Ответил Хасиндо. – Это я такое новое слово выдумал – дикаресса. Правда, красивее звучит, чем, например, дикарка?
   - Правда, красивее. – Одобрила Кончита. – Солидно как-то, значительно. И одновременно выражает мою сущность и не обижает меня.
   Так они болтали всякий милый вздор и обнимались, целовались, с каждой минутой всё больше распаляясь. В конце концов, стоявший у дверей их комнаты Гомес ясно почувствовал, что им надо остаться одним и отправился искать Алоиза – узнать, о чем тот договорился с Рамбертом.
   Гомес встретил его в том же самом коридоре. Алоиз шел навстречу ему.
   - Ну, что твои? – спросил его Гомес.
   - А, ну их! И слышать меня не хотят. Безумствуют, надышаться не могут друг другом.  Ночь Любви сегодня будет. Если только не Ночь Смерти…
   - Но мы ведь будем охранять их до утра. – Сказал Гомес. – Пойдем со мной на улицу. Посидим, покурим…
   И двое суровых мужчин отправились нести ратную службу, предоставив обеим парам любовников наслаждаться жизнью.

   Опомнившись от первого порыва страсти, нацеловавшись, наобнимавшись вволю, Рамберт сел к окну у стола, подпер свою преждевременно поседевшую голову руками и стал тихо смотреть на Лючию.
   Вот оно, счастье его – сидит в сиянии золотых пушистых волос, разгоряченное, румяное, веселое. И лучистые глаза счастья – небывалые, мистические, неотразимые, зовущие глаза, - сияют, как звезды в небесах, вея, однако же, куда большим теплом и  лаской… да за одни эти её глаза он бы хоть четвертовать себя позволил и даже не ощутил бы при этом боли!
   - Что смотришь? – склонила голову набок Лючия. – Иди сюда.
   - Наша свадьба будет завтра. – Напомнил Рамберт.
   - Я устала ждать. Не могу больше. Я люблю тебя и хочу прямо сейчас, немедленно!
   Она решительно придвинулась к рыцарю Храма Света, обхватила его руками, стиснула крепко, почувствовав, что он затрепетал всем телом, а потом немного отпрянула и заглянула ему в глаза. Взор её пылал.
   - И что ты за человек, Рамон?! Неустрашим в бою, а как дошло до чего-то иного – отступаешь?
   И тогда он стиснул её в ответ. И поцеловал – в губы, в шею, в плечи, в ложбинку декольте. Затем начал судорожно, почти остервенело раздевать её…
   А тихая ночь, напоенная ароматами южного лета, всё качалась за окном, и, казалось, не будет той ночи ни конца, ни краю.

   Алоиз и Гомес сидели в саду под окном апартаментов Лючии и Рамберта и курили. У обоих солдат сильно щемило сердца. Разговаривать было нежелательно, чтобы предполагаемые злоумышленники не смогли подкрасться внезапно.
   Глубоко за полночь послышался зловещий шорох, и две мешковатые тени перелезли через решетку в сад.
   - Та ли стена, Дирк, не ошиблись ли мы? – спросила одна тень у другой шепотом.
   - Не должны. – Ответила другая тень. – В прочих местах везде охраны понаставлено – давно бы нас окликнули.
   - Ставь лестницу.
   К тому самому окну, которое охраняли Алоиз и Гомес, приставили высокую деревянную лестницу, и один из двоих неизвестных начал взбираться вверх. Наши молчаливые стражи выхватили клинки из ножен и дружно шагнули вперед.   
   - Извиняюсь, господа, вы не нас ищете? – громко и вежливо осведомился Алоиз.
   И, не дожидаясь ответа, он дернул лестницу, и она упала, увлекая вниз и двух темных личностей.
   Упав, эти личности сразу же вскочили на ноги, и сами схватились за оружие. В ночном саду закипел небольшой бой.
   Темные личности оказались достойными противниками. В их арсенале приемов нашлось порядком заковыристых штучек, недостаточно изученных нашими героями. Гомес сразу же предпринял яростную атаку, но скоро понял, что противостоящий ему блом не слабее его, и начал организованно отступать к стене, надеясь улучить момент для нанесения своего тайного удара. Но шанс никак не предоставлялся; блом же, в свою очередь, никак не мог пробить защиту Гомеса. Почти то же самое происходило и у Алоиза. Наконец, прошло по паре ударов у того и у другого. В результате оба блома (да и бломы ли это?  черт их знает!) утратили свои мечи и пустились наутек.
   - O, malditos! – воскликнул Гомес. -  Не уйдете!
   Но преследование дало отрицательный результат. Видимо, злоумышленники оказались существенно моложе обоих харимбдцев. Два бандита мгновенно перемахнули через решетку и растворились во мраке. Алоиз пустил им вслед стрелу, но, разумеется, промахнулся.
   Гомес был зол невероятно. Впрочем, и Алоиз злился не меньше.
   - Самое главное, что я точно знаю, кто прислал сюда этих молодцов! – ворчал оруженосец. – Но вот доказать это завтра будет нечем. Недаром они так помчались спасать свои подлые шкуры!
   Больше за эту ночь ничего не произошло.
   Утром во дворце началось праздничное оживление. Слуги так и носились во все стороны, перетаскивая мебель, посуду, одежду.  Королева Брисконии,  светясь от счастья, сама бегала бегом, стараясь успеть повсюду и всем помочь, будто позабыв о своем высоком сане и обязанности держаться чинно.
   Рамберт все больше отмалчивался, ходил с непроницаемым видом, словно о чем-то крепко задумавшись.
   Черный Король заперся в своем кабинете и притих там. Время от времени в дверь королевского кабинета мышами скреблись особо приближенные вельможи и подколенные рыцари; неслышно входили и так же неслышно выходили. Очевидно, Король занимался государственными делами.
   В саду у дворцовой стены накрыли огромнейший стол более чем на сто персон. Все радостно улыбались, только Алоиз да Гомес были мрачны, каждый из них глубоко ушел в себя. О ночной драке они никому ничего не сказали.
   Обходя в последний раз прилегающую к дворцу территорию и почти утратив надежду выявить что-либо подозрительное, Алоиз мимоходом взглянул на восточную угловую башню дворца и вдруг заметил мелькнувшую там, на самой вершине, за бойницами, фигуру человека, явно стремившегося спрятаться.
   «Ага! Вот оно!» - смекнул Алоиз.
    Обойдя башню сбоку, он подкрался  к охраннику у парадного входа. Легально Алоиза вряд ли пропустили бы, если полагать, что пакость задумал сам Король, а именно так, вероятнее всего, и было. Поэтому Алоиз, нимало не сомневаясь, напал на охранника, мгновенно – как учили – обездвижил его, затем проник внутрь башни и во весь дух побежал наверх по винтовой лестнице.
   - Стойте, сударь, не спешите! – окликнул его еще один страж, стоявший на ступеньках впереди него.
   Алоиз напал и на этого, всё с тем же непроницаемым видом, и в два  удара скинул его вниз. То же досталось и третьему стражнику.
   - Нет, ребята, вам меня не остановить! – бормотал на бегу Алоиз, потрясая мечом.
   А внизу свадьба уже началась. Во главе стола сидели счастливые жених с невестой. По правую руку от Рамберта сидел Черный Король с лицом мрачнее зимней ночи. Хасиндо вместе с Кончитой сидели неподалеку от них; тут же был и Гомес, исподлобья поглядывавший на Черного Короля. Барон Трюйден почему-то отсутствовал.
   - А где же уважаемый всеми нами его светлость барон Трюйден? – спросил  церемониймейстер, поднимаясь на ноги с бокалом в руках.
   - У него травма. Ухо болит, разве вы забыли? – напомнил кто-то из бломских рыцарей.
   - Ладно. А где же блистательный оруженосец господина Дельграно? – снова спросил церемониймейстер.
   - Думаю, он, как обычно, незримо охраняет наш покой и веселье, - пожал плечами Хасиндо, - будем надеяться, что он вот-вот появится.
  - Да не обидится храбрый наш дон Беллино, если мы начнем без него. – Подытожил церемониймейстер. – Господа! Я предлагаю первый тост – за жениха и невесту! Ура! Пьем стоя. Всем – здоровья! ура!
  - Ура! – подхватили все, вставая с мест.
   Наступила небольшая пауза – гости пили вино.
   - А вино-то не очень. – Заметил Гомес, пряча в бороде улыбку. – Горчит, по-моему.

   «Быстрей, быстрей! – торопил себя Алоиз. – Только бы успеть!»
   Вот он уже добежал до верху башни и вылез в слуховое окно на ее вершину. Возле бойницы и впрямь стоял толстяк с арбалетом в руках. Тетива арбалета была натянута.
   Еще пара секунд – и  Алоиз обрушился на спину проклятого барона.

   - Дрянь вино! – подхватил за Гомесом бломский герцог Шварцвальд. – Горькое, как чертова моча!
   - Фу! – пробормотала Кончита, прильнув к плечу Хасиндо. – Как ему не стыдно!
   - А что ты удивляешься? – молвил Хасиндо. – Ведь и правда, горько! Горько!
   - Горько! Горько! – заорала вся камарилья, только Черный Король зловеще молчал.
   Рамберт и Лючия поднялись со своих мест. Жених был явно несколько растерян.
   - Ну, что я могу сказать? – сказал он, смущенно поглядывая то на невесту, то на гостей, то в свой кубок с вином. – Всё прекрасно в этом мире – и солнце, и небо, и этот чудный праздник, и невеста моя прекрасна, и вы все, милые люди! Будьте же счастливы, как счастливы теперь мы!
   Он осушил кубок одним духом, заключил Лючию в объятия и поцеловал её.
   Лючия разомлела под его губами. Все, что виделось и слышалось вокруг, слилось для нее в однотонный смутный фон и гул. Душа её рвалась ввысь, в глубине сознания цвели алые розы.
   Она не придала сразу значения резкому внезапному толчку, от которого Рамберт подался на нее, издав короткий гортанный звук. Не испугалась горячей струйки, быстро потекшей вдруг из уголка его рта. Но вот руки его обмякли и опустились, он закатил газа и стал медленно оседать на землю.
   - Ра… Ра… Рамон! – взвизгнула Лючия в ужасе. – Рамон, ты куда?!.
   - Прощай. – Прохрипел рыцарь Храма Света и упал навзничь. Кровь ручьем потекла у него изо рта. Из груди его торчал черный наконечник стрелы.

   Алоиз обрушился на спину Трюйдена.
   Поздно. Стрела уже вылетела из арбалета. Через пару мгновений, как уже известно, она нашла свою жертву.
   Трюйден поднатужился, отбросил Алоиза, повернулся к нему лицом и обнажил меч. Клинки двух смертельных врагов скрестились и зазвенели.
   Но блом был слишком взбудоражен преступлением, совершенным им только что, поэтому движения его были сумбурны и неточны. Два мощных выпада Алоиза – и голова Трюйдена полетела, вращаясь в воздухе, вниз, ударилась о каменистую землю, растеклась кровавою лужей. Туда же последовало и массивное туловище барона.
   Алоиз бросил быстрый взгляд вниз и вихрем помчался обратно.

   Публика внизу застыла неподвижно, шокированная коварным убийством Рамберта. Черный Король злорадно поглядел на гостей. Но тут же с башни свалился еще один покойник с отрубленной головой, и Короля мгновенно охватила ярость.
   - Тысяча чертей! – взревел Черный Король. – Что я вижу! Барон Трюйден мертв!..
   И еще через мгновение:
   - Вы ответите за это!
   Его громадная свита как по команде загремела извлекаемыми из ножен мечами.
   Кончита шустро спряталась за спину Хасиндо, который тоже сразу ощерился мечом.
   - Кто ответит? – процедил Хасиндо сквозь зубы. – Сдается мне, главный преступник сегодня уже наказан!
   Но свора бломских лизоблюдов продолжала надвигаться на Хасиндо.
   - Это он виноват и его оруженосец, тоже! – сурово и зло изрек Черный Король, указывая пальцем на Хасиндо. – Убейте харимбдцев! Обоих, обоих убейте! Я приказываю!.. оруженосца найти и убить!
   - А оруженосец – вот он! – крикнул Алоиз, вырастая, словно из-под земли, готовый к бою.
   Семеро бломов сейчас же набросились на него. Остальные рыцари взялись за Хасиндо. Тот в мгновение ока раскроил череп одному врагу, другому, третьему… Он тщательно заслонял спиной Кончиту, но Гомес крикнул ей своим зычным, перекрывающим любой шум голосом: «Вспомни об изумрудах, дочка!» - и Кончита в мгновение ока пропала куда-то. Вслед за этим страшные удары из пустого воздуха стали поражать бломских рыцарей, одного за другим, наводя панику и религиозный ужас.
   - Привидения атакуют! Демоны из Ада восстали! – кричали рыцари, разбегаясь с поля боя.
   Королева Брисконии билась рядом с невидимой Кончитой, вооружившись мечом Рамберта.
   Теперь у свадебного стола слышался только лязг мечей и стоны умирающих. Бой закипел вовсю.
   - Держись, королева, я иду на помощь! – крикнул Алоиз Лючии, разбрасывая врагов в стороны.
   Но та, похоже, не слишком нуждалась в его помощи. Бломы, как ни старались, не могли обезоружить её – убивать же её владыка Черного королевства настрого запретил. В три прыжка она очутилась в седле огромного серого в яблоках жеребца Метиса; могучий конь моментально преодолел немалую территорию дворцового парка, - и вот уже Лючия на свободе, мчится опрометью, не разбирая дороги, прочь от этих проклятых Богом мест.
   - Держитесь, мальчики! Прорывайтесь за мной! – крикнула она, оборачиваясь.
   «Мальчики»  тем временем все еще остервенело рубились, прижимаясь спинами друг к другу. Но вот и они добрались до седел, и добрые кони понесли их в неведомую даль.



Глава 23
      
 
   И опять Фреда вызвала к жизни боль во всем теле, и особенно жгучая – в огрызке руки. Некоторое время в глазах его клубилась фиолетово-красная муть, но вот она рассеялась, и явственно стали видны толстые прутья железной клетки, ярко-синее небо и на этом небе – испепеляюще-жаркое  солнце, а впереди – уныло  покачивавшиеся хвосты верблюдов, цветные перья на тюрбанах погонщиков, и всё это – в клеточку.
   Фред лежал спиною вниз в углу клетки, ноги его были связаны, а единственная рука – завернута за спину. Напротив него в такой же позе и в похожем состоянии лежал гугистанский принц Саид Джамшуд. А в третьем углу той же клетки сидел, поджав ноги, худощавый человек в зеленом халате и такого же цвета чалме, с жиденькой черной бородкой. Он обводил пленников ленивым полусонным взглядом.
   - Саид. – Позвал Фред. – Саид, ты слышишь меня?
   - Я слышу. – Прохрипел Саид, словно булькая.
   - Как ты себя чувствуешь? – спросил Фред.
   - Не слишком хорошо, кунак. – Ответил Саид. – Где это мы?
   - А ну, без разговоров! – прорычал старик в зеленом халате. – Вы мне мешаете.
   - Кто ты такой, дед, чтобы запрещать что-то принцу Гугистана? – слабо улыбнулся Саид. – Не думаешь ли ты, что я боюсь тебя?
   Старик пробормотал себе под нос какую-то фразу, длинную и витиеватую, набожно глядя в небо, и опять перевел взгляд на Саида.
- Те, кто становятся пленниками Хакан-бека, завидуют мертвым, джигит. – Прорычал  он снова, монотонно, зато убедительно.
   Фред и Саид разом всё вспомнили. Да, теперь они – пленники оборотня, именующего себя Хакан-беком, и их, вероятнее всего, везут в Бломию. Поскольку в своих вотчинах они – носители высоких санов, то вряд ли их сразу убьют. Видимо, сначала за них будут требовать выкуп.
   - Эй, Ибрагим! – окликнул старика в зеленом какой-то человек, проехавший мимо их клетки верхом на ишаке. – Твои узники очнулись, - что же ты не оповестишь об этом нашего светлейшего?
   - Знаешь, Абдулла, я ведь уже стар, и ноги плохо носят меня. – Ответил Ибрагим. – А у тебя есть ишак, вот ты и оповести Хакан-бека.
   - Так и быть. – Абдулла хлопнул ишака ладонью по шее, чтобы тот прибавил ходу.
   Через некоторое время к клетке с узниками подъехал Хакан-бек на прекрасном белом иноходце. Бек оставил коня на попечение слуг, а сам важно, вразвалочку вошел в клетку.
   - Ну, что? Пришли в себя, презренные души? – процедил он сквозь зубы. – Подать вам, что ли, жратвы,  не то ведь подохнете ненароком?
   - Ты свинья, Хакан-бек. – Сказал Саид очень спокойно, вполголоса. – Грязная, вероломная свинья. Лучше отпусти нас, пока не поздно.
   - Ха-ха-ха! Свинья, говоришь? А не я ли подобрал вас, умирающих от жажды в пустыне, напоил водой и доставил тебя, принц, к твоему драгоценному отцу – да продлит Аллах его дни бесконечно?! Не я ли, вместо того, чтобы убить вас, приказал вас просто связать и поместить в этом просторном доме, укрытом сверху от солнца, да еще обязуюсь кормить бесплатно все время пути до Бломии? Вот и получается, что сами вы – свиньи неблагодарные!
   - Тебе за нас заплатят. – Сказал Саид с прежним выражением. – Не сомневайся.
   - О, конечно! – Хакан-бек улыбнулся во весь рот. – За тебя назначена приличная награда. А тебя, чертов вырл, видимо, просто вздернут на дереве. Вот где повеселимся! Но ты не переживай так – ты ведь теперь убогий калека, от тебя никакого толка…
   - Я тебя самого вздерну. – Ответил Фред тихо, но злобно.
   - Молчать! – сплюнул Хакан-бек. – Каждый из нас служит своему королю и народу. Мы с вами ведем войну, и тут все средства хороши.
  Он вышел из клетки, снова запер её, отдал ключ Ибрагиму, и тот поспешно спрятал ключ в карман халата.
   - Тебе не жить! – прошептал Саид вслед мучителю. – Клянусь в этом!

   Дни потянулись один тоскливее другого. Всё так же нещадно палило солнце, все так же протяжно-заунывно покрикивали на верблюдов погонщики; так же спал старый Ибрагим, изредка просыпаясь и поглядывая на пленников каким-то дымным взглядом. Трижды в день солдаты приносили в клетку две широкие миски с жирным бульоном, которым узников поили через соломинки, не развязывая им рук. Бульон утолял, хотя и плохо, и ненадолго, голод и жажду.
    Саид между тем замечал, что Ибрагим становится с каждым днем все угрюмее и раздражительнее. Поначалу он хоть позволял пленникам иногда перекинуться парой слов, а теперь сделался совсем злым, часто кричал на них безо всякой видимой причины, а иногда лишал их даже жалкой пищи.
   Однажды ночью Саид проснулся от странных звуков: старик кричал, стонал, молился и громко стучал лысиной о решетку. Глаза его светились шальным огнем, зубы скрежетали, а с заметно поврежденного уже черепа стекали крупные капли пота и крови.
   - Что с тобой, аксакал? – спросил Саид.
   - А-у-а-у-й! – еще жалобнее заскулил старик, привалившись к решетке спиной. – Умираю!.. спасите, хоть кто-нибудь!.. Алла-ху-ак-бар!..

   - Да что с тобой, я не понимаю?!
   - Ломает меня, ваше высочество. – Неожиданно  без всякой злобы прохрипел ему в ответ Ибрагим, слабея с каждой минутой. – Этот шайтан Хакан-бек уже вторую неделю не дает мне дури.
   - Чего-чего? – Саид сделал большие глаза.
   - Дури, я сказал. То есть, гашиша. Да низвергнет Аллах на него свой праведный гнев! Как же мне погано!..
   И он опять принялся стонать, причитать на все лады и биться головой о железо.
   - Ты не мог бы стонать потише, аксакал? – попросил Саид.
   - Никак нет, светлейший принц! О, знали бы вы, как я страдаю!
   Саид закрыл глаза и попытался снова заснуть, но сон не приходил. Мысли принца вдруг побежали, как хорошие скаковые лошади – галопом, одна за другой.
   Старик, видимо, законченный наркоман. И сейчас у него наступил лютый голод. Такие люди полностью зависят от своего порока. Когда им долго не дают вожделенного дурмана, они дичают и становятся способными на всё.
   И вдруг Саида осенило. Дело в том, что он и сам был не без греха, и иногда не прочь был выкурить трубочку гашиша. Не то. Чтобы это зашло у него слишком далеко; кроме того, Саид поклялся недавно себе покончить с этой привычкой. Так или иначе, но в кармане у него еще присутствовала щепотка проклятого зелья – больше случайно, чем нарочно. О радость, о счастье! Вот где зло может послужить добру!
   - Ибрагим. – Позвал он негромко. – Слышь, Ибрагим?
   Старик обернулся к нему. Бедняге Ибрагиму было совсем плохо. Он уже не мог говорить от ломки, а только рычал, мычал и фыркал. Глаза его закатились под лоб, белки их покраснели. Оба кулака он почти до запястий засунул себе в рот. Весь вид Ибрагима был абсолютно ненормален и дик.
   - Фы… фы… фы?.. – Промычал несчастный вопросительно.
   - Курнуть хочешь? – спросил Саид.
   Ибрагим простонал что-то еще жалостливее и снова возвел измученные глаза к небу.
   - Да вынь ты кулаки изо рта! – проворчал Саид. – Я совсем не смеюсь над тобою и не издеваюсь. Я вспомнил, что у меня есть немного этого зелья в потайном кармане. Оно мне более не нужно, можешь взять его себе.
   Глаза старика засветились желтым, изо рта его брызнула пена.
   - О! – благоговейно залепетал он. – Дайте же мне зелье, дайте скорее, ваше милосердное высочество!
   - Не могу. – Прищелкнул языком Саид. – Руки связаны, в карман нечем слазить.
   Старик поспешно, трясясь от лютого наркотического голода, стал развязывать принцу руки. Несчастного Ибрагима всего изводило и перекашивало, он хныкал и повизгивал,  то ли как младенец, то ли как побитый щенок. Саиду стало необычайно жаль его.
   «Зачем снабжать деда этой гадостью? – Подумал  он с полминуты. – И так законченный наркоман, вот-вот душу шайтану отдаст… э, да что я думаю! Все равно, ему обратного пути нет!»
   - Сколько тебе лет, Ибрагим-ага? – спросил Саид, протягивая ему кисет.
   - С-с-сорок в этом году будет. – Просипел тот, поспешно набивая трубку, затем сел в свой угол, ссутулился и блаженно задымил.
   «О Аллах! – подумал Саид, содрогнувшись. – Я ведь и сам мог стать таким же. Спасибо тебе, что отвел меня!»
   Ждать пришлось недолго. Уже через несколько минут несчастный наркоман, находясь в состоянии глубокой прострации, сам отдал Саиду ключ от клетки, отдал свой ятаган, позволил разбудить Фреда, а когда они убегали, мысли Ибрагима были уже очень далеко от них, от Хакан-бека, от всего на земле, в эмпирических высотах.
   Саиду и Фреду повезло: когда они вышли на волю, весь караван спал без задних ног. Роскошная наложница-ночь соблазнила сном даже караулы у кибиток. Свет был виден только в одной головной кибитке, в которой за круглым золотым столом сидел Хакан-бек и о чем-то думал, подперев голову кулаками и тоскливо глядя на свечу, коптившую на столе.
   Каково же было его удивление, когда перед ним, словно из-под земли, выросли его пленники, свободные от пут, вооруженные и горящие желанием мести! Хакан-бек побледнел, затем позеленел, и, наконец, стал красным в желтую крапинку, нижняя челюсть его затряслась, он чуть было не свалился со стула.
   - Что, милейший Хакан-бек, страшно?! – спросил Саид злорадно. – Не хотел ты отпускать нас по-доброму – ладно же! Как видишь, мы освободились сами, и теперь уже тебе впору умолять нас о пощаде! Но не старайся, отважный джигит, ибо напрасны будут твои мольбы!
   - С-с-стража! – завопил Хакан-бек истошно.
   - Стража мертва. – Изрек Саид еще более злорадно. – Защищайся сам, если за годы богатой жизни не забыл, как это делается!
   Караван-баши схватил саблю, и в кибитке завязался бой. Итог его был плачевен для Хакан-бека: безжалостно проткнутый двумя острыми клинками, он испустил дух, а Фред и Саид, позаимствовав в караване пару лошадей, благополучно растворились в беспросветной ночи.
   Саид хотел вернуться назад, в Гугистан. У Фреда не было никакого плана, он верил в одно: сколько веревочке ни виться – кончик где-то будет. И друзья найдутся, и враг покорится, и все будет хорошо.

Глава 24
 
   Аделаида шла по пещере в темноте, жаре и чуткой тишине уже несколько суток – так, по крайней мере, ей казалось. На плечах её вялым мешком лежал бесчувственный Гальярдо в рваном плаще. Плащ ему порвала сама же Аделаида, чтобы было чем перевязать кровоточащую рану в его боку. Время от времени бывший король приходил в сознание; в эти минуты он слабо стонал: «Карта! Где карта?.. без карты мы пропадем!..» и опять впадал в беспамятство.
   Аделаиде было страшно. В специфической, чуткой пещерной тишине разные тихие звуки – шорохи, всплески, скрежетания, чьи-то мягкие крадущиеся шаги позади – казались необычайно громкими. Да, на самом деле подземный мир густо населен, в большинстве своем мерзкими, недобрыми существами, и существа эти беспрестанно дерутся, убивают, пьют кровь и едят друг друга – словом, ведут обычную животную жизнь, суть которой – постоянная борьба за собственное существование. И если на Аделаиду еще не пал ничей хищный взгляд, то это только пока. Стоит лишь попасть под горячую лапу какому-нибудь голодному чудовищу – и останутся от Аделаиды и Гальярдо одни бедные белые косточки…
   Ох, Аделаида, детка, и худо же тебе! Самое ужасное на свете (и во тьме, и в полумраке) – быть одиноким в толпе.
   Внезапно где-то сзади, неблизко еще, послышалось навевающее зубную боль железное лязганье. Это не была немазаная телега – это было неведомое существо, похоже, что с руками и ногами, тяжелое и скрипучее, будто металлическое. Еще немного – и оно вынырнуло из мрака.
   Да, так все и было. Блестящее цилиндрическое туловище, к которому крепились на шарнирах тонкие, словно паучьи лапы, конечности, однако похожие, однако, и на человечьи руки и ноги. Голова у этого существа  была в форме куба, имела сильно выдвинутую вперед нижнюю челюсть, наполненную плоскими зубами, и огромные выпуклые глаза, будто насаженные на голову сверху.
   - Стоя-ать! – отчеканило существо. – Не двигаться! Вы убили Мал-коль-ма! Вы должны быть на-ка-за-ны!
   Аделаида тяжко вздохнула, поправила Гальярдо на плечах. Еще один кандидат в покойники – подумала она о неизвестном.
   - Кто вы такой? И кто такой Малкольм? – спросила она, и в голосе её не было страха, а, скорее, раздражение.
   - Меня зовут Скотт, я из племени горазубов, служил в охране Малкольма, а Малкольм – это дракон, пожиратель орков, надежда и опора горазубов и гоблинов. Но теперь эта опора рухнула, потому что вы его убили – право же, не представляю, как вам это удалось!.. но теперь вы погибнете сами.
   Аделаида молча выхватила рапиру и замахнулась на врага. В ответ горазуб снисходительно улыбнулся, протянул руку – и в мгновение ока клинок у Аделаиды был изъят.
   - Сударыня, все это напрасно. – Сказал Скотт спокойно и даже, кажется, добродушно. – Я настолько сильнее вас, что легко могу заблокировать любую вашу попытку атаки. Я мог бы убить вас и вашего друга тут же на месте, ударив молнией, но вы сейчас так жалки и смешны, что мне кажется недостойным подобное убийство. Я отведу вас в расположение нашей армии, а уж там решат, какой смертью вы умрете.
   Аделаида махнула на все рукой и равнодушно поплелась куда-то, подгоняемая Скоттом. А Гальярдо горазуб ей взять с собой не разрешил, «ибо здесь его смерть, поверьте, будет куда как легче, нежели там, куда мы идем». Бывший король остался  лежать в темноте и сырости, и мертвенная прохлада уже обволакивала его костеневшие члены.
  Сначала Аделаида и Скотт шли молча. Но поскольку конца-краю подземным ходам видно не было, все-таки они стали понемногу переговариваться.
   - Что за народ – горазубы? – осторожно спросила Аделаида.
   Скотт ответил беззлобно – впрочем, походило на то, что он вообще никогда не выражал никаких эмоций:
   - Мы, горазубы, живем в скалах под землей. Когда Бог создавал этот материк, то позаботился о том, чтобы все его сферы были равномерно заселены. На поверхности литосферы поселились в большом количестве люди, в воздухе мириадами  летали духи земли – эльфы, равнинное подземелье заполнили гоблины и орки – непревзойденные мастера в строительстве и войне, а в горах, где много золота и драгоценных руд, жили лучшие в мире ювелиры – гномы. Все эти народы изначально жили в мире и согласии, до тех пор, пока одному из гномьих корольков не вздумалось, что он – самый богатый в мире. Королек этот и без того был очень чванливый, а тут подумал, будто все вокруг завидуют ему и мечтают расхитить его богатство. Особенно опасался он гоблинов, чрезвычайно сведущих во всех прикладных и точных науках, умеющих создавать такие чудеса техники, какие и не снились гномам. У страха, а равно и у жадности, глаза велики. Отношения между гномами и гоблинами становились всё напряженнее. Дошло до того, что великий гоблинский вождь Хрям – Костяное  Крошево объявил гномам войну, назвав их врагами всего мыслящего и прогрессивного, скупердяями и клеветниками. Гномы не остались в долгу, и война разгорелась не на шутку. Жестокая смерть рекой разлилась по подземному миру, смерть, подгоняемая жадностью. Теперь за паршивенький брильянтик  в два карата перегрызали горло, отрывали голову, вырезали печень. Вот тогда-то и появились мы – горазубы. Бог создал нас из больших кусков железной руды, в изобилии водившейся в горах Двинии – чтобы мы были сильны и выносливы; он вложил в нас большие и горячие сердца – чтобы мы любили жизнь вокруг нас и всеми средствами защищали ее; он наделил нас оружием, гораздо лучшим, чем у всей этой мелкоты – чтобы они боялись нас и трепетали перед нами…
   - Лукавый вы человек. – Перебила его Аделаида. – Говорите, что горазубы – добрый народ, а сами оставили моего друга умирать от ран, и меня ведете на верную смерть, и что-то жалости у вас – ни в одном глазу, а?
   - Вы, сударыня, и ваш друг, тоже, очень виноваты перед нами. – Сурово ответил Скотт. – Скоро поймете, что именно вы натворили, и насколько логично то, что вас казнят. А ваш друг, ему…
   В этот момент впереди них метнулась смутная тень, откуда-то посыпались мелкие камушки, и раздался леденящий душу, глухой и глубокий звук: «Ш-ш-ш-с-с-с!»
   - Ложись! Ложись! –  скрежещущим голосом закричал Скотт.
   В следующую секунду из глубины пещеры мягкой, пушистой молнией вылетела огромная подземная кошка, почти такая же, с какой Аделаида сражалась недавно, только теперь кошка была бледно-песочной масти с черными подпалинами на боках. И теперь за ней бежал котенок, размером с хорошего хряка.
   Аделаида мгновенно грянулась на землю, Скотт закрыл её собой, и девушка видела, как горазуб наставил на зверя указательный палец своей правой руки, и из пальца этого полетели, противно жужжа, маленькие железные пчелы в огненном ореоле. Кошка завизжала, замяукала жалобно, затем поднялась на дыбы,  решительно схватила собравшегося удрать котенка зубами за шкирку и огромными прыжками помчалась в ту сторону, откуда Аделаида и Скотт пришли.
   Дав девушке прийти в себя и восстановить дыхание, горазуб повел ее дальше. Он совсем разговорился и теперь рассказывал ей, что это за подземные кошки и как с ними следует себя вести.
   - Этих кошек называют копушами, за то, что они выкапывают в земле туннели не хуже гоблинских. Копуши очень сильны и довольно опасны для существ из плоти и крови, но в обычное время неагрессивны. Лишь когда у них сезон спаривания и брачных игр и потом, когда появляются котята, копуши становятся очень раздражительны и злы, и могут напасть на первого же встречного без малейшего повода.
   Аделаида слушала его рассказ довольно рассеянно. Слова горазуба скакали и кувыркались у нее в голове, постепенно превращаясь в мысль о том, что неплохо было бы как-нибудь освободиться.
   Да и в самом деле, это же позор – могучая потомственная ведьма безропотно позволяет себя арестовать какому-то мракобесу!..
   И когда впереди возникли очертания армейской базы горазубов, мятежные мысли Аделаиды обрели какую-то окончательную форму. Она собрала воедино всю свою телепатическую энергию и, не поворачиваясь, нанесла мощный удар в мозг Скотта.
   Всё удалось. Горазуб издал глухой стон и колодой повалился на землю.
   Убедившись, что конвоир достаточно надолго лишился сознания, Аделаида завернулась с головой в коричневый плащ и короткими перебежками, прячась в подземных гротах и в тени нависающих сверху крупных валунов, решительно двинулась к базе горазубов.
   База представляла собою внушительных размеров грот, выбитый искусственно прямо в горной породе, имевший несколько входов и круглых окошек на фасаде, из которых струился зеленоватый свет. Внутрь базы сейчас ровным строем входил отряд из нескольких горазубов. Их мощные железные плечи зловеще поблескивали в полутьме.
   Вдруг перед мысленным взором Аделаиды возникло лицо ее матери, сожженной на костре злобным Горацио. Девушка вспомнила один из давних разговоров с нею:
   «И еще, дочка, - говорила когда-то мать, - в пещерах водятся горазубы. Это большие и страшные звери, прямые потомки динозавров. Они очень похожи на своих предков, но несколько мельче, злее. Все они до единого – людоеды. Пищей им также служат все без исключения подземные существа. Они едят и падаль, и друг друга. Словом, они едят все, что движется…»
   «Похожи на динозавров… но почему же они совсем не похожи? – подумала Аделаида. – Или мама ошибалась? Вряд ли. Скорее всего, те, кто сейчас передо мной – вовсе не горазубы…»
   Подталкиваемая этими сомнениями, Аделаида ловко влезла в круглое окошко базы. Удивительно, но, привыкшая к постоянным опасностям подземного мира, в этот раз она совершенно не восприняла очевидный факт: на базе её, разумеется, должны заметить и убить теперь уже безо всяких церемоний.
   Еще более удивительно, что никто из железных людей не обратил на Аделаиду ни малейшего внимания. Каждый из них занимался своим делом: один тщательно смазывал другому суставы у огромной бочки с маслом; двое других изучали карту – возможно, какой-то план боевых действий; еще двое стояли у высокого зеркала, вделанного в каменную стену и, казалось – машинально, кивали, глядя в него.
   Аделаида прокралась вдоль стены, ступая неслышно, как кошка-копуша, подошла к тому же зеркалу, приподнялась на цыпочках и заглянула в него через плечи железных.
   О, Боже!..
   Оттуда, из зеркала взирал на нее колючим взглядом из-под густых черных бровей не кто иной, как её отец Скарпендер!
   - Ага! – воскликнул он с мрачной радостью. – Вот и ты! – и легонько взмахнул рукой.
   Сейчас же все шестеро железных сгинули, растворившись в пустоте, и отец с дочерью остались наедине.
   - Caramba! – растерянно выпалила Аделаида. – Что ты здесь делаешь?!
   - Я здесь хозяин! – важно промолвил Скарпендер, - и ты, если тебе угодно, здесь тоже вроде хозяйки. Я знал, что ты сюда придешь, и ждал этого. Я рад, что ты предпочла родного отца всем этим ничтожным королишкам и тупоголовым воякам!
   - Что ты здесь делаешь?! – голос Аделаиды окреп и понизился. – Воюешь с подземным миром при помощи железных болванов, которых сам придумал и создал?
   - Надо же как-то управляться с этой наглой мелкотой! Этот мир зол и жесток, и понимает порой только грубую силу.
   -  А кто, кто сделал его таким?! Не ты ли, милейший папенька?! – закричала Аделаида.
   - Хватит! – отрезал Скарпендер. – Этот спор – пустая трата слов. Сейчас я втащу тебя прямо сюда, в мой замок, и забудем об этом.
   - Ну, да, как же…
   - Молчать! Я хозяин!
   Тогда Аделаида схватила бутылку со смазкой, какой пользовались железные монстры, стоявшую рядом с зеркалом, на столике, и одним махом выплеснула все, что оставалось в сосуде, прямо на зеркало. Машинное масло проникло сквозь магический прибор и окатило могущественного волшебника с головы до ног. Он забранился, замахал руками. Изображение исчезло. Стекло при этом осталось чистым.
   «Что делать дальше? – вихрем пронеслась мысль в голове девушки. – Похоже, зеркало может показывать все, что прикажешь и переносить разные вещи и людей с места на место… Гальярдо! Нужно найти его и доставить сюда».
   Она мысленно приказала зеркалу показать, где находится Гальярдо. В стекле отразился один из участков пещеры; Гальярдо шел по нему здоровой, ровной походкой, без каких-либо признаков ранения, а рядом с ним бежала, послушно склонив голову, огромная и грозная копуша.
   Аделаида ничего не поняла, однако приказала зеркалу немедленно доставить Гальярдо к ней. По стеклу пошли призрачные волнообразные круги, и через  мгновение бывший король был  втянут на базу.
   Похоже, он очень растерялся и даже испытал неподобающий его прежнему сану испуг. Он беспрестанно вертелся, как будто его поймали в сеть, размахивал руками и кричал:
   - Развяжите меня! Пустите, сволочи, всех на фарш изрублю!
   Не сразу Аделаиде удалось втолковать ему, что он вовсе не связан и не захвачен в плен, а просто подвергся воздействию магического инструмента. Но, поняв, что всё хорошо, Гальярдо очень обрадовался.
   На расспросы Аделаиды он рассказал следующее:
   - Я лежал один-одинешенек, раненый и обессиленный; рана моя гноилась. Было сыро и холодно, меня мучила адская боль. Но вдруг я почувствовал, что повязка соскользнула, и к ране прикоснулось что-то теплое, мокрое, липкое и шершавое. Вначале стало еще больнее, но я терпел, понимая безысходность. Нечто продолжало двигаться по ране вверх-вниз. Постепенно боль стала проходить, и вскоре совсем пропала; вдруг я почувствовал, что здоров, открыл глаза и удивился. Рядом со мною сидела огромная кошка и малиновым теплым языком вылизывала мой покалеченный бок. От такого странного лечения рана зажила просто на глазах. Я поднялся на ноги и двинулся вперед, сам не зная, куда. Кошка неотступно следовала за мной. И вдруг меня окружила какая-то тьма, я ощутил путы на руках и ногах, меня закрутило, завертело… и вот, я оказался здесь.
   - Пойдем, узнаем, - предложила Аделаида, - может быть, с этой базы есть какой-нибудь путь наверх? Должны же эти железки как-то выхо… Боже, что это?!.
   Зеркало в камне стало стремительно сжиматься, и вскоре совсем исчезло. Вместе с ним погас и свет. Пропали все двери и окна. Пол в мгновение ока покрылся сплошным тесаным камнем без единой трещинки.
   Аделаида и Гальярдо оказались пойманы, как мыши в мышеловку.



Глава 25

   Земли Бломии остались позади. Перед Хасиндо и его друзьями теперь расстилались степи Лемании. Погоня отстала, и изможденные, к тому же находившиеся после потери Рамберта далеко не в лучшем расположении духа, путешественники смогли немного отдохнуть.
   Всем им было нехорошо на душе, но больше всех страдала Лючия. Голова дезертировавшей королевы брисков была низко опущена, почти втянута в плечи, повод висел на шее Метиса забытый.
   - Как тебе удалась такая штука? – недоуменно спрашивал Хасиндо свою невесту, вновь сделавшуюся видимой. – Ты вдруг пропала куда-то, и тут в бой будто вмешались высшие силы…
   - Все благодаря вот этому изумруду. – Ответила Кончита, показывая ему камень. Время от времени он скрывает меня от врагов. Я не знаю, как именно им управлять; похоже, он действует по собственному произволу, но всякий раз он приходит на помощь в самый нужный момент. Еще один такой же камушек есть у Гомеса. Ах, Хасиндо, если бы такой изумруд был у Рамона – парень спасся бы от смерти!
   Остальные сочувственно молчали. Кончита уткнулась в широкое плечо Хасиндо и заплакала.
   - Старый я дурак! – бубнил себе под нос Алоиз сокрушенно. – Понес меня черт на башню! А ведь мог бы выстрелить с места!
   - Ты бы, чего доброго, промахнулся. А так ты хоть убил этого борова. – Проворчал Хасиндо. – Мы сразу же отомстили одному убийце Рамберта. Теперь нужно добраться и до Черного Коро…
   - Молчи, мальчишка! Много ты понимаешь! – огрызнулся Алоиз и, обернувшись к Лючии, молвил: - Я весь в твоей власти, королева. Я отобрал у тебя счастье; возьми меч и убей меня.
   - Глупо, месье Беллино. Вы сделали  все, что могли, но вы опоздали. Зачем мне теперь жить?
   - Ты молода, королева, очень молода. И у тебя есть еще отец. – Напомнил ей Гомес.
   - Правильно. К нему я и поеду. – Сказала Лючия, поводя плечами.   
   - Мы повстречали его в диких лесах страны вырлов. – Снова заговорил Алоиз тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Фред дрался с грифом-оборотнем. Одержав победу в этом бою, твой отец последовал за нами…
   Лючия сильно побледнела.
   - Где же он сейчас? Погиб в бою?!
   Алоиз закусил губу. Кончита отвернулась.
   - Мы расстались с ним после того, как выбрались из Висячей Башни, куда нас заточил Горацио Жестокий. Фред сильно пострадал в драке и остался там, в Башне.
   Взор королевы Брисконии померк.
   - Значит – тупик. Весь мир против меня!
   И, хлестнув коня плетью, она стрелой полетела вперед. Остальные последовали за ней.

   Вся наша жизнь – суть движение.
   Ветер летит, то медленно и тихо, чуть шурша невидимыми своими крыльями, то побыстрее, негромко посвистывая в кронах согласно кивающих ему деревьев, то несется галопом, злобно воя, ломая все вокруг и унося с собой. Ручей бежит, подпрыгивая на камушках, играя солнечными лучами, и впадает в реку. Река движется спокойно и неторопливо, но непрерывно, целеустремленно и безостановочно, и впадает в море. Жизнь диких зверей, птиц, рыб, насекомых в основном состоит из необходимости: одним – нагнать свою жертву, чтобы набить ее мясом свое голодное брюхо, другим – убежать, спастись, оторваться от погони, чтобы остаться в живых и продолжить свой род. Все живое на нашей планете практически непрерывно движется. Но даже и то, что выглядит или кажется неподвижным, тоже не стоит на месте. Огромные куски суши, называемые материками тоже движутся и не так уж, кстати, медленно. Мировой океан, неся на себе этих исполинов, сам постоянно движется, циркулирует. И вся наша планета безостановочно путешествует по эллипсу своей орбиты.
   И только поэтому жизнь не кончается и не замирает ни на миг. Человеческая мысль внутри нас самих тоже никогда не стоит на месте. Она бежит, скачет, кувыркается, как молодой жеребец, выпущенный из загона и спущенный с повода. И чтобы успеть вскочить ему на спину, чтобы не упасть с этого коня, не выпустить его из-под контроля, мы тоже должны двигаться. Только в движении мы чувствуем себя максимально хорошо, лишь в полете мы ощущаем полную, неограниченную свободу; дорога успокаивает наши взвинченные нервы, помогает разрешить неразрешимые проблемы, вдыхает жизнь в заснувшие, одеревеневшие души.
   Все это сполна ощутили и наши герои, когда свежий ветер с размаху ударил им в лица, а версты птицами полетели под копытами лошадей. Поначалу в душе каждого из них скребли черные кошки; но когда под вечер Хасиндо и его друзья выехали на Леманское плоскогорье, боль уже ушла куда-то вглубь души, затаилась, затихла временно.
   Вдруг впереди них в легком вечернем тумане послышался перестук копыт, и навстречу нашим рыцарям и дамам выехали трое верховых. Лошади у этих троих были весьма экстравагантного, если не сказать – устрашающего  вида. Это были даже не совсем лошади в привычном понимании, а скорее, начисто кем-то обглоданные лошадиные скелеты, даже не обтянутые кожей. У скелетов жили только ноги. Головы безжизненно висели на шейных позвонках, пустые глазницы зияли чернотой. Сами всадники, сидевшие на таких скакунах, были тоже удивительно худы: из-под их серебристых лат там и сям выпирали кости. Головы всадников были сильно вытянуты и расширялись кверху, как бобы. Челюсти их были почти совершенно обнажены, губы едва просматривались, глаза – чуть  ли не на висках, носы же приплюснуты и очень малы.
   - Бобоголовые. – Изрек Гомес, булькающее кашлянув от омерзения. – Здесь их земля.
   Все тело Гомеса было испещрено шрамами от бобоголовских сабель; в боях с этим народом он потерял столько друзей, что даже мысль о леманцах была ему противна.
   Те трое тоже заметили их, остановились и стали, видимо, советоваться между собой. Один из бобоголовых активно жестикулировал и непрестанно показывал на приезжих пальцем, второй постоянно мотал головой, и только третий  не делал никаких жестов. В конце концов, именно этот третий мелкой иноходью прогарцевал к приезжим.
   - Харимбдцы! Что вам здесь нужно? – спросил бобоголовый на чистом харимбдском языке. – Мы не хотели бы с вами ссориться, но вынуждены предупредить вас, чтобы вы миновали стороной эту местность. Здесь проводятся маневры нашей армии, и если вы попадетесь кому-нибудь под горячую руку, вас могут без лишних слов прирезать – тем более что это считается долгом любого добропорядочного леманца.
   - Почему же тогда вы, как  добропорядочный леманец, предупреждаете нас, а не режете на месте? – осведомился Алоиз насмешливо.
   Вместо ответа бобоголовый поднял забрало своего шлема –  страшная рожа оказалась всего-навсего рисунком на шлеме, - и оттуда выглянуло обыкновенное загорелое, рыжеусое лицо, очень знакомое Алоизу и Гомесу.
   Зато их собственные лица вмиг перекосило от неожиданности и озлобления.
   - Джулиано! – возопили они оба страшным шепотом, - Джулиано Маниконе, предатель, десять тысяч чертей!
   - Тсссс! – неведомо откуда взявшийся Джулиано приставил палец к губам. – Мы не знакомы! Стойте спокойно, я сейчас.
   Он развернул свою некролошадь подъехал к двум другим леманским солдатам, что-то сказал им, указав при этом пальцем куда-то вдаль, и они уехали. Гомес тем временем вытащил свой меч из ножен на два вершка.
   - За мной! – махнул им рукой Джулиано.
   Они приблизились к нему, но глаза Алоиза и Гомеса не предвещали Джулиано ничего хорошего.
   - Предатель! – прорычал, оскалившись, Алоиз.
   - Мерзавец! – в тон ему молвил Гомес. – Тебе не жить! Я из тебя прямо сейчас кишки выпущу!
   - Гуры пленили меня тогда и пытали. Я не выдержал пыток. – Уныло, но с некоторой долей достоинства произнес Джулиано. – Франсуа был тогда со мною рядом, он мог бы рассказать вам, как все происходило. А через некоторое время не менее злая судьба, поверьте, привела меня в стан бобоголовых.
   - Франсуа погиб! – прошептал Гомес свирепо. – И не твой ли меч пронзил его в том бою, а, продажная шкура?!
   - Полегче, парень! – мотнул головой обиженный Джулиано. – Положим, Франсуа убил вовсе не я…
   - Ну да, давай, оправдывайся! – проурчал Алоиз.
   - Вы скажите мне: сами-то  вы жить хотите? – прищурив глаз, спросил Джулиано с  видом усталого профессионального заговорщика.
   - А ты-то здесь при чем?! – не унимаясь, злился Гомес. – Из-за твоего собачьего языка погиб почти весь наш гарнизон, пала застава, а я еще должен разговаривать с тобою, морда!
   Гомес сжимал рукоять меча, вот-вот готового покинуть ножны и обрушиться на голову Джулиано.
   - Ты дурак. – Ровным тоном, продолжая сохранять спокойствие, отвечал Джулиано. -  Не можешь или не хочешь понять, что я желаю вам добра. Да, я виноват перед вами, убейте меня, если я не заслуживаю прощения, но прежде я проведу вас через леманские заслоны. Пойми, старичок, что, если ты убьешь меня прямо сейчас, риск того, что вас размажут по камням, будет гораздо больше.
   Гомес отпустил рукоять. Джулиано, пожалуй, был прав.
   - Так-то лучше. – Кивнул Джулиано. – Следуйте за мной, и я гарантирую, что вас тут не тронет ни одна сволочь.
   Путники повиновались ему, опустив головы и насупившись.
   - Куда едете-то? – спросил Джулиано.
   - Не твоего ума дело, puta! – прорычал Алоиз.
   - Ладно, злитесь, от меня не убудет. Ясно, что вам необходимо миновать Леманию, раз уж вы сунулись сюда, и, разумеется, желательно сделать это без потерь. И что я вижу! Среди вас присутствует королева брисков Лючия!
   - Так точно. – Просопела Лючия, у которой не было личных причин ненавидеть Джулиано.
   - Это хорошо, ваше величество. – Изрек Джулиано. – Ваш сан в этот раз поможет вам и вашим друзьям. Я проведу вас к правителю Лемании, а вы уж сами придумаете повод, по которому он должен будет препроводить вас в Верхние Земли Гоблиндии. Советую вам: соберите всю наглость, на какую вы только способны, и действуйте решительно.
   И пора уже было действовать. По сторонам дороги замелькали обычные для любой заставы полосатые столбики и солдатские палатки. Вскоре перед нашей небольшой кавалькадой возникли двое бобоголовых, фехтовавших на кривых саблях, отрабатывая приемы ближнего одиночного боя.
   - А ну, дор-рогу! – рявкнул на них Джулиано от всей души.
   Бойцы прекратили поединок и обернулись к Джулиано.
   - Эй, Джу, кто это с тобой? – спросил один из них – долговязый, с полумертвецкой внешностью, как все бобоголовые, но с весьма живыми зелеными глазами и с длинным шрамом поперек лба.
   - Не твое дело, Хуго. Это важные персоны, им срочно надо к королю. – Жестко ответил ему Джулиано.
   - У их величества сейчас обед, а потом они изволят почивать, и никого пускать не велено. – Процедил Хуго сквозь редкие, сильно гниющие зубы.
   - Этих следует пустить, Хуго. Это – миротворческая миссия из Брисконии во главе с самой королевой Лючиий.
   Хуго мгновенно вытянулся в струнку, отдал важным персонам честь, повернулся кругом и промаршировал к самой большой палатке, расшитой золотыми вензелями, нырнул туда, а спустя несколько минут вынырнул обратно и согнулся в  поклоне.
   - Его величество просят вас пожаловать.
   Лючия спешилась, поправила прическу, отряхнула от дорожной пыли свое нарядное платье и проследовала в палатку. Хасиндо, Алоиз, Гомес и Кончита вошли следом; Джулиано остался у входа. Хуго обошел палатку и нырнул в нее через запасной вход.
   Король бобоголовых внешне ничем не отличался от своих подданных: такой же тощий до скелетоподобия, длинный, широкомордый. Он сидел на скамье за обеденным походным столом, уставленным разными яствами, и сосредоточенно глодал массивную баранью ногу. Увидев гостей, он, что-то промычав набитым мясом ртом,  неопределенно махнул свободной рукой, будто приглашая их сесть. Когда они разместились, король, по-прежнему не говоря ни слова, указал им на графин с красным вином. Видимо, король был полностью поглощен своею трапезой и не особенно расположен разговаривать. Лючия взяла слово первой.
  - Здравствуйте, ваше величество. Мы приехали к вам с настоятельной просьбой…
   Тут  король снова понимающе мыкнул полным ртом и согласно кивнул: давай-давай, говори.
   - Мы ТРЕБУЕМ отвести ваши войска от границ Брисконии и прекратить бессмысленную резню!.. – твердо продолжила Лючия.
   Король поперхнулся, закашлялся. За его спиной тут же возник Хуго и плеснул своему повелителю вина в золотой кубок.
   - Откуда такие заявки? – нервно спросил король, отдышавшись. – Наглые вы что-то стали! Не иначе – владыка Бломии завоевал Брисконию. Так, что ли?
   - Именно так. – Веско молвила Лючия. – Но он завоевал нечто большее, чем мою страну, - он завоевал мое сердце!
   Бобоголовый монарх наморщил свой крайне бледный лоб.
   - Тогда почему я вижу здесь не его самого? Не вы, а он сам, собственной персоной должен был приехать ко мне по такому делу!
   - Э-э-э… - чуть не растерялась Лючия, но сразу сообразила, что сказать, - он немножко приболел. У него инфлюэнца.
   - Н-да… это хорошо… допустим; но вас-то зачем было посылать? Добро же он дорожит вами! Мог бы прислать фельдъегеря, или министра какого-нибудь. Нет, воля ваша, но что-то тут не так… Чем докажете, ваше величество, что Черный Король и вправду ваш муж?
   Вот теперь, похоже, запахло жареным. Убедительных доказательств у нее не было.
   В поисках какой-то спасительной мысли, Лючия обернулась на Алоиза.
   О чудо! Он держал в руке щит  с изображением черной когтистой короны! Вероятно, во время драки у стены дворца он выронил свой собственный щит и подхватил чужой, вражеский.
   - Вот. – Заявила она, стараясь не показать явное ликование в голосе. – Это воин из свиты Черного Короля. Вот вам доказательство, если уж моего королевского слова вам мало.
   - Ну, - задумчиво прогнусавил бобоголовый, - королевское слово – это ведь все фразеология, предназначенная для черни да для мелкого дворянства. А на практике… дал слово – ладно, а в случае чего – взял его обратно. Подумаешь, дело! Не вам учить меня, ваше величество! Вы вот, лучше, скажите мне, почему ваш второй охранник носит эмблему Меча Воздающего? – он метнул злобный взгляд на Хасиндо.
   - Этот парень из моей личной свиты, мой телохранитель. Он харимбдец, и ни в какую не хочет расставаться со своими прежними регалиями, а я на этом вовсе не настаиваю…
   Тем временем Хуго нагнулся к уху вождя бобоголовых и прошептал:
   - Не верьте ей, ваше величество! Только что поступили сведения, что брискская королева нарушила свое слово и вышла замуж за какого-то бродягу, обманным путем победившего на турнире. Черный Король разгневался и устроил драку в день свадьбы. Того парня – бродягу – убили, а королеве удалось спастись лишь потому, что блом питает к ней слабость. Но теперь её величество находится в бегах-с.
   - Откуда ты узнал это? – шепотом спросил бобоголовый вождь.
   - Сомневаетесь – тогда пошлите гонца в Бломию. А гостей пока задержите.
   - Ты прав. Так и поступим. – Монарх приподнял  бровь и очень милостиво изрек:
   - А знаете, ваше величество, я принимаю ваше предложение.
   Лючия даже покраснела от восторга. Как легко все получилось!
   - Но, - продолжал король, - я лишь почтительно прошу вас лично и вашу свиту остаться пока у нас и дождаться приезда вашего достославного супруга, за которым мы пошлем сейчас же гонца. Под рескриптом о мире всенепременно должна стоять его высочайшая монограмма.
   - У меня достаточно полномочий, он сам меня наделил ими. – Нахмурилась королева, заметно побледнев. – И ведь я говорила вам, что он болен, и довольно опасно.
   - Будьте покойны, придворные врачи быстро ставят на ноги. Или, - у бобоголового монарха мелькнула на устах злорадная улыбка, - вы хотите поскорее вернуться назад, в Бломию? Это – пожалуйста, сколько угодно, я не возражаю.
   - В том-то и дело, что нам надо в Гоблиндию. – Нервничала Лючия. – Есть крайняя надобность заключить и с ними мирный договор, и побыстрее.
   - Это как хотите, но без ведома вашего благоверного я вас дальше не пропущу. В ваших же интересах, сударыня! – внутренне бобоголовый едва не покатывался от смеха. – Надо же Фердинанду было додуматься послать вас к гоблинам! Более неотесанного и опасного народа не существует ни на земле, ни под землей – неужто он не знает?!. 
   Бобоголовый вождь болтал еще долго и не слушал никаких возражений. Лючия и ее друзья поняли, что ему, похоже, многое известно, и он просто издевается над ними, изобретая кару пострашнее. Да, всё рухнуло. Приедет Черный Король и всех их колесует, а с Лючиий у него будет отдельный разговор…
   И ничего другого им не оставалось, кроме как смириться.

   Потянулись дни один тоскливее другого. Нет, бобоголовые приняли гостей достаточно хорошо, старались не давать им скучать. В честь королевы брисков ежедневно устраивались пиры, танцы и тому подобное. Военный полигон на плоскогорье живо преобразился в подобие праздничного балагана. Бойцы позабросили свои мечи, сабли, копья и палицы и принялись кутить напропалую, тем более – начальство  в кои-то веки разрешило. Даже хмурый Алоиз и еще более хмурый Гомес поневоле просветлели лицами. И лишь Лючию ничего не радовало. Бывшая королева отчетливо понимала: она здесь не гостья, а без пяти минут пленница, и с ужасом ждала визита верховного блома.
   И вот, на третий день, когда к вечеру уже наверняка ожидали приезда августейшего «супруга» царственной гостьи, или на худой конец, каких-нибудь вестей от него, Хасиндо сидел, полулежа на обозной телеге, греясь в уходящих лучах закатного солнца и попивая из бутылки сладкий кастильский ром. Напиток так приятно влиял на его натруженный организм, что хотелось прихлебывать еще и еще. Когда же бутылка опустела, у порядком уже захмелевшего Хасиндо явилось типично пьяное желание запустить ее куда-нибудь далеко, да так, чтобы звон пошел!..
   - Э-эх! – и с одного широкого богатырского замаха бутылка полетела, крутясь, в густые заросли.
   - Тысяча чертей! – сочно выругался кто-то, и из кустов колбаской выкатился не кто иной, как Хуго. Видок у него был неважный: к шраму поперек лба прибавился еще один шрам – через весь череп, похоже, бутылка попала ему в саму макушку и разбилась.
   Не тратя больше слов, выхватив кривую саблю, Хуго налетел на Хасиндо, явно решив зарубить его одним махом.
   Смутные беспокойства, тревожившие наших героев все это время, начали оправдываться: перед Хасиндо стоял вконец обнаглевший шпион.
   Хасиндо, мгновенно протрезвев, отпрыгнул в сторону, выдернул из земли небольшое деревцо, взял её горизонтально и с устрашающим видом двинулся на Хуго.
   Тот, видимо, не ожидал этого. Первым же ударом Хасиндо поверг шпиона наземь, лишил сознания, и после этого двинулся к палатке, где отдыхали Лючия и Кончита.
   - Дамы, вставайте, нас собираются убивать! – прокричал он. – Алоиз, Гомес! Где вы, me cago...
   Двое последних возникли тут как тут, загородив собою вход в палатку. Хасиндо, вращая яростно не совсем еще трезвыми глазами, забыв о мече, потрясал дубиной, а бобоголовые уже сбегались к палатке. В первых рядах врагов был и Джулиано.
   - Джулиано! Hoder! Maldito corason! Что ты творишь, проклятая душа?!. – кричал Алоиз, трясясь от негодования. – Ты предал нас тогда, на заставе, ты предаешь нас и сейчас! Чтоб тебя черти съели с потрохами!
   Этим проклятьям суждено было, наверное, пропасть втуне, но вдруг Джулиано обернулся назад, к своим теперешним соратникам, и замахнулся саблей на них.
   - Стоять! – завопил он бобоголовым. – Ни с места, черти длиннорожие, клянусь кишками… вашими кишками!..
   Пока враги разбирались, что происходит в их рядах, Алоиз, Хасиндо, Гомес, Лючия и Кончита с оружием наперевес бросились в  прорыв, повалили нескольких солдат, в мгновение ока очутились у коновязи, еще через миг были в седлах – и вот уже пыль серым шлейфом завилась по их следам. Стрелы, пущенные им вслед, свистели мимо.
   Джулиано недолго простоял перед стражей, размахивая саблей. Опомнившиеся бобоголовые почти моментально растерзали его в клочки. Позже король бобоголовых приказал выколоть у отсеченной головы Джулиано глаза, вырезать язык и повесить эту голову перед королевской палаткой, на самом видном месте.
   Так закончил свою жизнь этот несчастный и странный человек – профессиональный воин, предавший  троих королей, но не предавший, в конечном счете, крепкой солдатской дружбы.
   Догнать сбежавших пленников не удалось. Тогда бобоголовый вождь, убоявшись предполагаемого гнева Черного Короля, приказал срочно свертывать маневры и немедленно убираться в свою столицу, дабы потом попытаться сделать вид, будто никаких беглых не было и в помине.



Глава 26

   Всю ночь пустыня не кончалась. Ветер сухо посвистывал в ушах и норовил запорошить глаза песком из-под копыт.
   Фред и Саид ехали не так уж быстро; они не ждали погони и не боялись её. Ночь была темна настолько, что увидеть что-либо было трудно даже на расстоянии вытянутой руки. Копыта коней ступали по песку мягче, чем кошачьи лапы. Пустыня в ночи казалась абсолютно безжизненной.
   Тем неожиданней был заунывный вой, раздавшийся вдруг метрах в десяти справа от путников.
   Фред поглядел в сторону печального звука, но, разумеется, ничего не увидел. Только злой пустынный ветер снова запустил ему в лицо пригоршню песка.
   - Звуки, звуки… - прошептал Фред. – Этот мир наполнен ими, как бочка сельдями…
   Походило на то, будто собака воет в ночи на луну. Но и луны никакой не было, и в вое этом слышались такие ноты, словно кто-то оплакивает покойника. Никаких слов нельзя было разобрать, но зловещие эти ноты были красноречивее любых слов.
   Вдруг белый иноходец Саида дико заржал и поднялся на дыбы.
   - Вай, шайтан! – ругнул его Саид. – Что ты делаешь, мешок с костями?!
   Конь взбрыкнул еще раз, и Саид кубарем полетел на песок.
   - Что с тобой? – обернулся к Саиду Фред.
   В тот же миг плечи Фреда обхватили чьи-то огромные, холодные, как могила, мохнатые руки. Затем седло также выскользнуло из-под него, и уже лежа, Фред увидел страшную желтую рожу. Эта рожа походила на человечью, но за ушами ее рола густая рыжая шерсть, именно шерсть, ничем не напоминавшая человеческие волосы и выпиравшая клоками. У рожи было целых три глаза; один из них располагался там, где обычно находится нос. Нижняя же часть рожи вообще не имела не то что волосяного, но даже и кожного покрытия. Желтые, гнилые, однако острые зубы из широченной пасти доставали почти до нижнего глаза рожи.
   Существо внимательно оглядело наших героев всеми своими тремя бледно светящимися глазами. Фред и Саид в свою очередь сумели разглядеть, что у него туловище собачье, а руки и ноги – человечьи, только покрытые той же грязной рыжей шерстью и с кривыми когтями.
   Существо задрало башку вверх и еще раз тоскливо провыло в черное небо.
   Они попытались подняться на ноги, но странный обитатель пустыни сейчас же отбросил их огромными, холодными, как у мертвеца, и дьявольски сильными руками.
  - Кто ты такой, пустынник, и почему мешаешь нам ехать? – спросил Саид в своей манере, не выражая ни испуга, ни возмущения, ни злобы – вообще никаких эмоций. – Мы не тронем тебя и не желаем тебе зла.
   Существо опять загнуло голову вверх, но вместо воя издало длинный, клокочущий, булькающий смех:
   - Х-хо-хо-хо-о! Откуда я знаю, кто вы такие и зачем забрались к нам в Вертопрахию без разрешения?
   - Не сердись. – Молвил Фред. – Мы не знали, что это земли Вертопрахии. Такая страна не обозначена на известной нам карте Саламандрии. Мы едем на запад по своим делам и не имеем до вас никакого касательства.
   - Х-хо-хо-хо-о! Если вы едете на запад, то, может быть, вы поможете нам?
   - Вам? – переспросил Фред.
   - Слышали вы о вертопрахах с запада? Мы – люди пустыни, мы – люди-смерчи, и наша страна называется с некоторых пор Вертопрахией.
   - Нет, не слыхали. – Сказал Саид. – Я знаю, например, что рядом с моим родным Гугистаном есть такой халифат – Карахстан, небольшой, распложенный на нескольких цветущих оазисах, и там живут счастливые люди – карахи…
   - Этими людьми были когда-то мы. – Печально произнес обитатель пустыни. – Но посмотри на меня, брат! Разве я могу быть счастливым?!
   В глазах пустынника была еще большая скорбь, чем в его голосе.
   - Я пока ничего не понимаю. – Признался Саид.
   - Всё это было, брат, - скулил пустынник, будто плача, - раньше здесь были цветущие оазисы, много воды, пищи, и сами мы выглядели как люди. Но потом все это кончилось. Внезапно.
   Он опустил голову.
   - И кто же виноват в этом? Кто разрушил ваш мир? – спросил Саид.
   - Орки. – Произнес пустынник глухо. – Бесчисленная орда орков нагрянула сюда несколько лет назад и разорила все дочиста. Они сровняли с песком наши сады и города, и на нас самих наложили заклятие. Во главе их стоял Хрям – Костяное  Крошево, великий гоблинский колдун. Заклятие придумал именно он. С тех пор мы покрыты рыжей шерстью и называемся вертопрахами – людьми-смерчами. Про нас ходят страшные слухи: будто мы съедаем каждого, без всякого разбора, кого поймаем в пустыне. Но это неправда. К тому же нас самих становится все меньше. Пустыня убивает нас.
   Фред вздрогнул.
   - Хрям – Костяное Крошево?.. Заклятие?..
   - Ты что? – спросил вертопрах.
   - Да нет, ничего. – Пробормотал Фред задумчиво, и тут в голове его озарилось. – Черт возьми! А не он ли и есть тот, кого мы ищем?! Не этот ли Хрям вот уже третий век держит в страхе всю Саламандрию?
   - Что-то больно долго. – Усомнился Саид. – Сколько живут эти гоблины?
   - Будь спокоен – очень, очень долго. – Ответил ему Фред. – Веков десять – впрочем, если повезет. Они активно воюют и гибнут тысячами, но размножаются, черти, не хуже кроликов!
   - Кажется, вы согласны отомстить за нас? – голос вертопраха радостно дрогнул, глаза его сверкнули.
   - И за вас, и за все остальные народы на нашем континенте! – воскликнул Фред. – Общий враг обнаружен! Где здесь путь в Гоблиндию?
   - Найдите в небе Око Вселенной и поезжайте прямо на него.
   Оком Вселенной жители Саламандрии называют Полярную звезду.
   - Хорошо. – Сказал Саид. – Прощай, брат, спасибо тебе, и передай остальным, чтобы не падали духом. Счастье еще вернется на эту землю.
   - Прощайте и вы. – Молвил пустынник. – Я верю в вашу удачу, но только знайте…
   Но Фреда и Саида уже не было рядом с ним. Они гнали коней по пути, который указывало им Око Вселенной.
   - Эх! – махнул когтистой рукой пустынник. – Так бывает всегда. Самого главного не дослушали!
   И опять кромешную тьму ночи огласил заунывный вой проклятого племени.




Глава 27

   Хасиндо и его компания внезапно оказались в полной темноте. Она наступила мгновенно, неестественно – будто кто-то огромный в небесах одним духом задул солнце, как свечу, - и так неожиданно, что несколько струхнул даже видавший виды Гомес. Кончита и вовсе пронзительно взвизгнула. Хасиндо тут же крепко обнял ее, и она притихла.
   - Ал, Гомес, - молвил Хасиндо тихо, и голос его прозвучал страшно, - где это мы?  Может, высшие силы снизошли до того, чтобы предоставить нам убежище в решающий момент?
   - Не похоже. – Отозвался Алоиз. – Тем более что решающий момент еще далековато. Думаю, это работа гоблинов. Вероятно, мы попали в подземный ход, и сами не заметили перемещения.
   - Так бывает. – Пояснил Гомес. – Я слышал о невидимых шлюзах на поверхности земли, через которые гоблины незамечено проникают в верхний мир и так же бесследно уходят обратно, в пещеры. Видимо, мы очутились в зоне действия такого шлюза.
   Когда их глаза привыкли к темноте, стало понятно, что это действительно пещера. Огромный, изрытый бесчисленными ходами-переходами черный, зловещий мир существ, не знающих  и боящихся солнечного света. Из беспредельного чревища этого мира веяло могильным хладом и сыростью.
   Но враг, которого знаешь, уже не настолько страшен. И бодрость духа стала возвращаться к нашим героям.
   - Едем! – молвил Алоиз деловито. – Кто-то, помнится,  рвался попасть в Гоблиндию? До нее отсюда недалеко.
   Они вновь двинулись вперед, медленно, осторожно, стараясь не шуметь и прислушиваясь к малейшему звуку.
   Ход тянулся и тянулся, и ничего действительно страшного не было ни видно, ни слышно, лишь где-то время от времени шлепались тяжелые сталактитовые капли; взлетали, шурша кожистыми крыльями, летучие мыши-гремлины, и журчала невидимая река. Ход почему-то нигде не сворачивал, и конца-краю ему, казалось, не будет.
   Он прервался внезапно, как начинается и заканчивается все в этом загадочном мире пещер. Журчание, постепенно становившееся все громче, теперь слышалось в паре шагов. Река преградила им путь. Она вытекала из бокового туннеля, была узкая – конь легко перескочит, но при этом шумела, как хороший водопад; а рядом с нею, на самом ее берегу лежал, уткнувшись длинным своим носом прямо в сырую глину, маленький человечек. Ноги его были до колен погружены в воду. Из-под спутанных рыжих волос на голове сочилась черная кровь.
   Кончита ойкнула, спрыгнула с коня, подхватила человечка за плечи и вытащила его из воды. Пощупала его левую руку, приложилась ухом к его груди. Сердце человечка слабо билось. Очень слабо.
   - Помогите кто-нибудь. – Попросила Кончита.
   Хасиндо немедленно склонился над человечком и принялся массировать ему грудную клетку. Голову человечка Кончита перевязала платком. Затем они с Хасиндо взяли раненого за руки и за ноги и принялись откачивать набравшуюся в него протухлую воду.
   - Это же гоблин. – Сказал Алоиз хмуро. – На что он нам? Бросили бы его ко всем чертям.
   Кончита и Лючия посмотрели на героического оруженосца с явной укоризной.
   - Стыдно, месье Беллино! – упрекнула его бывшая королева брисков. – Где же ваша рыцарская честь, где принципы?! Кем бы ни был этот человек, он – раненый и нуждается в помощи.
   - Это не человек. – Твердо заявил Гомес. Алоиз же пристыжено умолк. Две женщины, и Хасиндо вместе с ними, упорно продолжали приводить в чувство своего записного, природного врага.
   Когда вся мерзкая желто-красная жижа выхлестала изо рта гоблина, тот принялся активно, глубоко и часто дышать. Придя в себя, гоблин повернулся лицом вверх и уставился на Хасиндо мутным болезненным взором голубых и прекрасных, беззлобных глаз.
   - Лю-ди? – просипел он на вполне понятном им языке, сдавленно, еле-еле. – От-ткуда вы? С-сюда нельзя. Тут ст-треляют.
   - Сейчас везде стреляют. – Ответил ему Хасиндо и спросил: - Кто ты такой, и что здесь случилось?
   Гоблин наморщил лоб, подумал с минуту – и вдруг в глазах его отразился ужас.
   - Я солдат. – Затараторил он быстро, испуганно и натужно одновременно. – Простой солдат. Мы конвоировали женщину из верхнего мира. Она была почти без сознания, когда мы нашли ее на берегу реки. Она пила кровь убитого кем-то Прыща. Она не хотела отвечать на вопросы. Вернее всего, она сама его и убила.
   - Как она выглядела? – Спросил  Алоиз, по-прежнему сидя в седле.
   - Высокорослая, смуглая, черноволосая с темно-карими глазами. Очень молодая и красивая.
   - Как ее имя? – спросил Хасиндо.
   - Не знаю. Она не отвечала на вопросы.
   - Что было дальше?
   - Мы довезли её на лодке почти до самого штаба. Вдруг из темноты прямо на нас вышел высокий, бородатый мужчина из верхнего мира с длинным мечом в руке. Он налетел на нас, как ястреб и отнял нашу добычу. Я получил удар по голове и потерял сознание. Больше ничего не помню.
   - Тебя доставить к твоим? – спросил Хасиндо гоблина.
   - Вам туда нельзя. – Ответил тот. – Наш капитан Лимфоузел на дух не переносит обитателей верхнего мира.
   - Плевали мы на капитана Лимфоузла! – проворчал Гомес презрительно. – Кто вами правит?
   - О! Могущественный Хрям – Костяное Крошево, маг из магов!
   - Вот его-то нам и нужно повидать. – Заключил Гомес.
    Наивные, как у ребенка,  голубые глаза юного гоблина ошеломленно округлились.
    - Да вы что, очумели?! Мало того, что вы лезете в самое пекло драки, так еще хотите повидать правителя!
   - А тебе лично, лягушка, что за дело? – Гомес грозно сверкнул глазами.
   - Он испепелит вас в одну минуту! Мне жалко вас, верхние люди! На что он вам сдался, скажите на милость?!
   - Это не твоего ума дело, парень. – Сказал Алоиз уже без злобы в голосе. – Ну, что – ты поедешь с нами, или пойдешь пешком?
   Гоблин махнул рукой и ловко вскочил на круп Корво. Кавалькада двинулась дальше против течения  реки.
   - Имейте в виду. – Предупредил их гоблин еще раз. – Там, куда мы едем, вовсю кипят кровопролитные бои. Вы лезете в самое пекло!
   Молчание было ему ответом.
   Но и в самом деле, некоторое время спустя впереди резко и сильно грохнуло, стоячий воздух рванул, и послышались громкие крики, визг, брань и стоны умирающих. Еще минута, другая, и откуда ни возьмись, прямо под копыта лошадей наших героев посыпалось бессчетное количество бегущих гоблинов. Они, эти гоблины, мчались так, что только гром стоял, и выбрасывали на ходу свое оружие. Если бы Хасиндо и его друзья не свернули своевременно к левой стене туннеля, их бы неминуемо смыло этим шальным и практически неуправляемым потоком.
   Спасенный Кончитой гоблин торопливо спрыгнул с крупа Корво и принялся хватать своих бегущих собратьев за рукава, за плечи, пытаясь остановить их
   - Хрящ, Пульпа, Череп, что происходит?! – кричал он растерянно. – Куда вы бежите? Мы отступаем? Передислокация? Где командование? Где капитан Лимфоузел?
   - Железные устроили нам засаду у грота Драконий Камень. – Наконец ответил ему один из бойцов, задыхаясь от быстрого бега. – Они забросали нас динамитными шашками, затем бросились в прорыв. Мы не выдержали и побежали. У нас очень большие потери. Капитана Лимфоузла нашли зарубленным в гроте Ученого Старца. Плохи наши дела, друг Сарделька!
   Тут раздалось омерзительное тонкое жужжание, и гоблин, названный Черепом, рухнул замертво.
   Несколько секунд Сарделька стоял, потрясенный, над поверженным другом, а потом выхватил у убитого гоблина алебарду и бросился в бой, пронзительно, крича:
   - Вперед, гоблины, так вашу разэдак! Что вы за воины, к ядреной фене, ежели, не видя ничего, удираете?!
   Это был глас вопиющего в пустыне. Позорное бегство бесчисленных орд самого воинственного народа в мире продолжалось.
   Хасиндо смотрел на развивающуюся перед ним гоблинскую катастрофу, и глаза его разгорались. Наконец, он вытащил из ножен свой заветный меч и, коротко приказав Алоизу и Гомесу охранять женщин, рванулся вперед. Но его друзья, вплоть до Кончиты и Лючии, и не подумали отставать от него. Размахивая клинками, они добрались до авангарда напиравших Железных и принялись рубить без пощады.
   Видя такой поворот дела, убегавшие гоблины остановились, повернулись лицом к неприятелю и снова вступили в бой. Им удалось несколько оттеснить Железных,  а затем и снова загнать их в грот. Враги их гнулись и отступали; волшебный меч Хасиндо наводил ужас на любого.
   - Осторожно, верхний! – визгливо крикнул Сарделька, отчаянно бившийся рядом с Хасиндо. – Берегись Свинцовых Пчел!
   И именно в этот момент Хасиндо ощутил жгучую боль, с громадной силой ударившую его в грудь и в правую ногу. Две тяжелые пули, которыми, как вы знаете, стреляли Железные, поразили его. Хасиндо пластом свалился с коня. Глаза рыцаря застлал красный туман.
   Бой еще продолжался; гоблины теснили Железных все глубже в грот. Когда же крики затихли, пороховой дым рассеялся, стало ясно, что в плен гоблинам брать некого. Целая дивизия Железных полегла вся, как один. И тогда гоблины принялись закапывать убитых и выносить с поля боя раненых. Сарделька подошел к распростертому на земле Хасиндо и к склонившемуся над ним Алоизу. Тут же была и Кончита, она рыдала чуть поодаль, то и дело порываясь броситься к своему несчастному возлюбленному. Лючия безуспешно пыталась хоть как-то утешить ее. Кроме Хасиндо никто из путников существенно не пострадал.
   - Да! – проговорил Алоиз глухо. – Вот тебе и раз! Вот тебе и защита высших сил и предназначение Судьбы!..
   Сарделька приложился ухом к груди Хасиндо.
   - Дышит. – Сказал он, все еще хмурясь. – Он должен жить. Это великий воин, и мы спасем его. Эй, там, валяйте-ка сюда!
   Еще десять, а то и больше гоблинов подбежали к бесчувственному телу Хасиндо и принялись колдовать над ним.

*  *  *
 

   Оказавшись в полной, беспросветной, безнадежной, гробовой тьме, Гальярдо и Аделаида некоторое время растерянно молчали.
   - Спокойно, любимая моя. – Раздался, наконец, голос бывшего короля. – Мы еще не побеждены. Врагу еще придется попотеть над нами.
   - Мы в ловушке. – Возразила Аделаида. – Это подземный мешок. Отсюда нет выхода; я-то знаю.
   - Это военная база. – Не сдавался Гальярдо. – Она в наших руках, и здесь только что кипела жизнь. Если как следует осмотреться, можно ведь, наверное, найти у этих подземных жителей что-нибудь, могущее продлить нам жизнь; да и выход здесь должен быть.
   Аделаида лишь устало вздохнула и апатично опустилась на пол. Перед мысленным взором её вдруг снова всплыла самодовольная, ухмыляющаяся рожа Скарпендера.
   - Ну, что? – прошипел черный маг. – Я же говорил, что ты еще раскаешься!
   - Я не раскаюсь, потому что я права. – Беззвучно произнесла она. – Уйди отсюда.
   - Расс-скаешься, расс-сс-скаеш-ш-шься! – Скарпендер продолжал шипеть на все лады. Голова его постепенно сделалась плоской и узкой, в глазах засветились красные огоньки, туловище его вытянулось в длину и сплющилось с боков. Он превратился в огромную, чудовищного вида змею.
   - Ссс-сейчас я укушшш-шу тебя, и ты сразу сделаешш-шься ссс-спокойной и посс-слушшш-шной…
   Он не успел договорить, как Аделаида выхватила рапиру и изо всех сил саданула  наотмашь по змеиной шее. Проследовал громкий треск, затем глубокий, тяжкий вздох, и змея исчезла. Аделаида широко расставила руки, ничего не видя, и сделала несколько неуверенных шагов в сторону, противоположную направлению удара, ища надежную спину Гальярдо, но она не могла его найти. Позади нее была лишь пустота, наполненная мраком и затаившимся эфемерным ужасом. Спустя несколько мгновений Аделаида вновь уперлась ладонями в холодную каменную стену.
   Девушку охватил новый прилив ярости. Она снова принялась с воплями отчаяния молотить рапирой по стене.
   И вдруг раздался громкий взрыв…

*  *  *

   - Капрал! – послышался приглушенный, не очень внятно произносящий слова голос в глубине пещеры. – Подавиться мне головастиком, ежели это не их генеральный штаб!
    Гоблины, находившиеся снаружи грота, попытались по зычной команде капрала проникнуть внутрь – кроме тех, которые возились с поверженным Хасиндо. Кончите, Лючии и Гомесу с Алоизом тоже было не до изучения пещер. Их больше заботила судьба друга.
   А между тем разведчики обнаружили ту самую базу Железных. За окнами  базы было темно: выяснилось, что окна залиты свинцом. Но гулкий звук при ударах по стенам базы свидетельствовал о том, что внутри её имеется некая полость. Дверь базы не поддавалась ни взад, ни вперед. Сначала капрал приказал тащить таран, но когда рядовые бросились выполнять приказ, опытный гоблинский военачальник внезапно шестым чувством заподозрил недоброе.
   - Ложись, мать вашу за ногу!..
   Гарнизон дисциплинированно рухнул наземь. Алоиз и Гомес тоже упали, прикрывая собою Кончиту и Лючию. А через мгновение пещера озарилась ярким багровым светом, и грохнул взрыв.
   Когда рассеялся дым, выяснилось, что база разлетелась буквально в пыль, но при этом – удивительно! – никто, вроде бы, не пострадал.
   И как же удивились суровые гоблины, когда они увидели посреди этой пыли и каменных обломков еще двух людей из верхнего мира – мужчину и женщину. Она лежала ничком на земле, а он стоял над нею, опустив голову и бессильно свесив руки, как трагический актер.
   Первым к ним поспешил, конечно, Алоиз. Он похлопал Гальярдо по плечу, приветствуя его, а затем обратил свой взор к Аделаиде.
   - Что с ней? Мертва?
   - Похоже на то. – Ответил Гальярдо безжизненным голосом. – Она… она попала в самый центр взрыва. Я слишком поздно заметил, что она творит…
   Тут Аделаида слабо шевельнулась. Оба сразу же схватили её и перевернули на спину. Глаза девушки были открыты.
   - Приветствую вас, господа. – Прошептала она, улыбаясь, и чуть громче добавила: - Вы полагаете, родной отец способен убить меня? Сомнительно, господа…
*  *  *
   
   Хасиндо лежал, распластавшись на большом плоском камне, словно на операционном столе. Десяток или больше гоблинов сосредоточенно возились над ним. Ни о какой анестезии, понятно, не могло быть и речи, но рыцарь и без нее ничего не чувствовал. Более того, здесь, на камне находилось лишь его тело. Душа же Хасиндо пребывала сейчас совсем в другом месте.
   Душа его стояла, сама не ведая, где именно, посреди большого круглого здания с прозрачными стенами, полом и потолком. И вокруг этого помещения, и даже под его невидимым фундаментом синело  бирюзовое небо, чистоту которого не портили маленькие белые облачка, проплывавшие время от времени. В трех шагах напротив Хасиндо стоял человек с длинными черными волосами и небольшой бородой, одетый в белый хитон до самого пола, а с другой стороны стояла женщина – та самая, небесная покровительница Хасиндо.
   Человек в хитоне глядел на нашего героя строго.
   - Вот и всё, мальчик. - Промолвил этот человек печально, мягким, звучным баритоном. – Твой земной путь закончен. Ты не выдержал испытания и теперь призван в Царство Небесное на Страшный Суд.
   - Но… - растерянно промямлил Хасиндо. – Ваше… как мне вас называть?
   - Отче. Никаких «ваше» здесь не существует.
   - Отче, я еще не закончил того, что было мне предначертано. – Снова торопливо заговорил Хасиндо. – Не Вы ли Сами, наградив меня рыцарским титулом, отправили меня в этот путь, чтобы я нес защиту и покровительство исстрадавшимся людям?
   - Да, Я. Но справился ли ты с этой высокой миссией? Помнишь, что было Сказано: «Да не поднимется рука твоя против слабых и беззащитных, да услышаны будут тобою их мольбы о пощаде». Но что ты сделал? Пролил невинную кровь! Вспомни двух гурских конюхов – ведь они не сделали вам с Алоизом ничего плохого! Я же предупреждал тебя, что рано или поздно тебе придется ответить за это. И вот, время настало.
   Воцарилось молчание. Только ангельские трубы звенели нежными голосами еле слышно, где-то очень далеко. А может быть, это сама Тишина звенела…
   - Отче. – Раздался в этой священной Тишине голос Матушки. – Взываю к Вашему благоразумию! Простите рыцаря. Он ведь всего один раз, да и то вынужденно, нарушил Сказанное…
   -  Подобное – подобным. Смерть не решает никаких проблем, а только плодит самоё себя. Замаравший себя кровью, кровью же отмывается. – Был Ответ.
   Опять на некоторое время стало тихо. Затем снова заговорил Хасиндо:
   - Кровью, сказали Вы? А сколько я уже пролил собственной крови после того случая?! А вспомните, какая миссия лежит на моих плечах? И кто её выполнит без меня? Алоиз, что ли? А может, Гомес?
   Бог помрачнел и задумался. Вокруг все потемнело.
   - Рамберт бы, пожалуй, справился с этим. – Продолжал Хасиндо, не давая Ему паузы. – Но Вы забрали его к Себе до срока. Зачем Вы это сделали? Разве мало мерзавцев бродит по Земле, что Вам некого карать смертью за дело? А что будет с Харимбдой без меня? Кто вступится за неё? Может быть Вы Сами, Отче? Тогда возникает вопрос: где же Вы были раньше?
   - Замолчи! – Бог повысил Свой Голос, уже явно нервничая. – Ты  на Кого шумишь?! Я вижу, ты уже и Меня не боишься! Богоборец!
   Произнеся это страшное слово, Бог помрачнел еще больше: бирюзовое небо вокруг заволокло черными тучами.
   - Соблазненный Смертью на кровопролитие один раз, затем уже не может устоять. Тебе нельзя было преступать эту Грань, тем более что у тебя темная харизма. Ты думаешь, что способен одолеть Темную Силу потому, что сам уж очень светлый? Это не так, дитя. Повторяю тебе: подобное – подобным. Ты способен победить Зло, потому что в тебе кроется еще большее, вселенское Зло. Ты мог подавить это в себе, пока не замарался невинной кровью. Но теперь почти наверняка Зло затянет тебя!
   Черные тучи начали метать белые молнии. Хасиндо понял, что его песенка спета.
   И вдруг откуда-то снизу, громко, будто поблизости, донеслись до них девчоночьи всхлипы и причитания:
   - Милый, милый! – плакал тоненький голосок, дрожа и срываясь от рыданий. – На кого ты меня покинул? Как я без тебя буду жить? Встань, встань, пробудись, умоляю тебя!
   Это там, не на поверхности Земли, а даже под ней, в обширной пещере плакала над бездыханным рыцарем бедная маленькая Кончита. И даже Бог содрогнулся, видя и чувствуя её страдание.
   - О Боже! – причитала она. – Забери и меня к себе! Я не умею, не могу, не буду жить без моего Хасиндо!
   Так продолжалось довольно долго. Потом раздался голос Матушки:
   - Видишь, - промолвила она тихо, - чего Ты добился, Отче? Ну, подумай Сам: стоит ли судьба жизни пары злосчастных гурских конюхов, которые, к тому же, чуть не выдали Хасиндо и Алоиза врагам? Стоят ли эти жизни хоть одной слезинки этой милой маленькой девочки? Подумай, что Ты творишь, пока еще не поздно! Ведь сделанного не воротишь!
   И Бог смягчился.
   - Ладно. – Сказал Он нашему рыцарю. – На первый раз Я тебя прощаю. Иди на Землю да благодари Кончиту за свое спасение. И помни: если еще хоть раз рука твоя поднимется на беззащитного… Богоборец!..

*  *  *

   - Кажется, дело к лучшему. – Услышал Хасиндо противный дребезжащий голос у себя над правым ухом. – Пульс ровный, давление в норме. Выкарабкается парень!
   Еще несколько минут – и он окончательно очнулся.
   - А-а-а-а!.. – завопила Кончита, не помня себя от радости. – Он открыл глаза! Он с нами, он с нами, chicos!..
   Кончита бросилась на шею своему любимому и обняла его так крепко, что он скривился от боли – раны его были еще свежими.
   - Тише, тише, крошка… больно… - говорил Хасиндо, а в глазах его стояли слезы счастья и благодарности. – Где бы я был без тебя? Ты ведь меня с того света достала, Кончита! Спасибо тебе, спасибо!
   Остальные тоже были несказанно рады чудесному спасению Хасиндо. Пока происходило его воскрешение – а это длилось достаточно долго – Гальярдо успел рассказать друзьям все, что ему и Аделаиде посчастливилось узнать  от Кастора. Все поняли, по крайней мере, то, что Хрям – Костяное  Крошево – вовсе не самый главный злодей Саламандрии, а раз так, его можно пока оставить и двигаться дальше на Запад по поверхности земли. Гоблины, возможно в благодарность за отвагу Хасиндо, решившую битву в их пользу, не возражали, чтобы друзья покинули пределы их страны, а раны нашего рыцаря заживали прямо на глазах, и уже через три дня он был совершенно здоров.
   - Теперь вы не просто один из представителей ордена Меча Воздающего. Отныне к своему имени вы смело можете добавить индивидуальный титул – рыцарь Подземелья. – Сказал ему один из гоблинских генералов на прощание.
   - Ну, это уж слишком. – Махнул рукой Хасиндо. – Поскольку сам я содеянное мною подвигом отнюдь не считаю.
   - Как же! – горячился обычно хладнокровный Сарделька, провожая их до выхода наверх. – Вы ведь первый из людей, кто сначала пришел на помощь раненому гоблину, а потом вступил в бой на стороне гоблинского войска. Вы первый из верхнего мира, кто общался с нами, как с людьми!
   - Даже если и так, - пожал плечами Хасиндо, - то я оказался всего лишь третьим. Первой была Кончита; второй – Лючия.



Глава 28

   Око Вселенной вело за собою Фреда и Саида четыре ночи подряд. На день оно пряталось, и суеверные путники останавливались на отдых, опасаясь сбиться с верного направления. Пустыня не сильно тяготила их, а с каждым новым переходом все больше чувствовалась свежесть приближающихся каменистых прерий.
   К утру четвертого дня пустыня сменилась лесостепью. Они сделали последнюю остановку перед тем, как вторгнуться в чрезвычайно опасные Верхние Земли Гоблиндии. Нужно было подкрепиться, как следует, и пополнить запас воды.
   Мясо мастерски подстреленного Саидом сайгака уже начало зарумяниваться над веселыми языками пламени костра, а Фред и Саид направились к стоящему поодаль заброшенному колодцу в надежде наполнить водой бурдюк.  Саид спустил емкость вниз на веревке, зачерпнул, потащил обратно. Бурдюк дополз примерно до середины колодца и вдруг застрял намертво – ни туда, ни сюда.
   - Фред, помоги-ка мне. – Попросил Саид. – Что-то он уж слишком тяжел.
   Но и усилия единственной руки Фреда не дали никаких заметных результатов. Бурдюк не двигался с места.
   - Чтоб мне лопнуть! Похоже, его там кто-то держит! – предположил Предводитель Вырлов сердито.
   И в самом деле, внутри колодца ощущалось  дергание, будто кто-то хотел сорвать бурдюк с веревки и утащить с собой.
   Фред перегнулся через край колодца и заглянул внутрь.
   - Черт его знает! – сказал он так же сердито. – Ни рожна не видно. Но кто-то дергает.
   Он поднял здоровенный камень и с силой швырнул его в колодец. Что-то там гукнуло, зашебуршало, рыкнуло, и кто-то принялся звучно отплевываться.
   - Эй, ты, там! – крикнул Фред, теряя терпение. – Чтоб я лопнул! Если не отпустишь – мы будем стрелять!
   Ответа не последовало.
   Тогда Саид вытащил лук и пустил в колодец стрелу. Раздался громки визг, бурдюк еще раз дернуло со страшной силой, но сейчас же отпустило, и Саид с Фредом вытащили его наверх.
   Затем они вернулись к костру и с большим аппетитом принялись подкрепляться. Никакого обсуждения странного последнего приключения не было: за время путешествия оба они привыкли уже ничему не удивляться; что же касается возможной опасности того, кто сидел в колодце, то после пребывания в лапах Горацио Жестокого им мог бы быть страшен, пожалуй, только Хозяин Саламандрии, да и то не обязательно. Поэтому они ели молча. Постепенно крепкий сон сморил обоих, и они захрапели, подставив пятки к теплу костра.
   Саиду приснился Гугистан – как будто  бесстрашный принц вернулся туда живым и здоровым, и будто отец собрался женить Саида  на его давнишней возлюбленной – царевне Зульфие. Саид разомлел от счастья и заулыбался во сне.
   Фреду в его грезах опять явился Горацио и снова вцепился во Фреда мертвой хваткой. За какие-то четверть часа Предводитель Вырлов заново пережил все перипетии боя и проснулся оттого, что почувствовал сильную колющую боль в правом боку. Открыв глаза, он увидел, что возле него удобно пристроилась большая зеленая саламандра и мелкими острыми зубками методично вгрызалась ему в ребро.
   - Ах ты, малявка! И ты туда же! – Фред схватил ящерицу за горло и так сдавил, что у нее выпучились глаза, и она надтреснуто заверещала:
   - Челове-ек! Пусти меня, я не…
   Фред немного ослабил хватку.
   - Я не знал, что ты жив. – Продолжала саламандра (судя по «не знал», это был самец). -  Я думал, что вас обоих уже накрыло Черное Крыло.
   Фред милостиво выпустил существо из руки. Саламандр пополз по камням, таща за собою длинный, неуклюжий хвост.
   - Подожди-ка. – Остановил его Фред. – Расскажи нам, что это за новая страна? И что за народ здесь живет?
   - А вы не знаете? – истово удивился ящер. – Это Край Премудрых Саламандр. Мы возникли на этом материке еще до прихода людей, и когда-то весь материк принадлежал нам – отсюда и его название. Мы – самый древний и самый всезнающий Подкаменный народ. Нам известно всё и про всех… кроме одного… - ящер сделал паузу и переменил тему: - Я – главный наушник нашего короля. Меня зовут Бруст. Чем могу вам служить?
   - Я Фредерик – Предводитель  вырлов и мой друг Саид Джамшуд – принц Гугистана, мы едем сейчас в Верхние Земли Гоблиндии… - Начал Фред.
   - Я знаю. – Как-то сонно перебил его ящер. – Мы, Премудрые Саламандры давно уже ждем тебя здесь. Потому что ты не пройдешь мимо нашей беды. Буди своего друга, и следуйте оба за мною.
   - Обожди. – Сказал Фред, который вполне предполагал, что тут может быть подстроена ловушка. – Я еще не знаю, что у вас за беда.
   Если подумать, то действительно, не всё выглядело логичным: ящер, говоривший о своей якобы премудрости, вначале грыз Фреда, приняв его за падаль, потом хотел сбежать – и вот, говорит, что о появлении Фреда в этих краях знали заранее, и его давно ждут. Что-то тут не связывалось…
   - Много лет назад, - начал рассказывать ящер, - по соседству с нами поселились темные, злые духи. Это было уже при людях, но во времена единой и свободой Саламандрии никаких духов тут не было, а как только началась и теперь продолжающаяся муть, они и явились, неведомо откуда. Они живут под землей, а по ночам выходят охотиться на нас.
   - Обождите. – Вмешался Саид, вставая и протирая глаза. Он уже проснулся, слышал большую часть разговора и тоже был полон сомнений. – Нам нельзя задерживаться. Друзья ждут нас.
   - Может быть, тебе и нельзя задерживаться. – Согласился с Саидом Бруст. – Я тебя не знаю. Но Фред – Предводитель вырлов еще никому не отказывал в защите и покровительстве, насколько нам известно.
   - Рыцарский долг не всегда благоудобен. – Подтвердил Фред. – Рыцарский долг не позволяет мне пройти мимо взывающих о помощи, даже если это ловушка.
   - Обижаешь, друг! – возмутился Бруст. – Да чтоб меня грифы склевали, если я говорю неправду!  Кроме того, за наше спасение король обещал награду.
   - Нам её не нужно. – Фред бросил вопросительный взгляд на Саида, и тот коротко кивнул. – Благодарение Всевышнему, мы оба и так богатые люди. Ладно, веди нас.
   Бруст засеменил к колодцу, нырнул туда и исчез.
   - Как это он? – спросил Саид осторожно. – Там же вода!
   - А что – вода? – не понял Фред.
   - В колодце много воды. Я не знаю, что за шайтан этот ящер, но мыслится мне: мы можем утонуть, если без оглядки последуем за ним.
    Фред склонился над колодцем и опять швырнул туда камень. Раздался звонкий стук, как будто камень упал на железо.
   - Видишь, какая тут вода? Она то появляется, то исчезает. В этих местах все подлежит сомнению, ничто не заслуживает полного доверия.
   -  Тогда может быть, ну его к дьяволу, этого пучеглазого? Ведь точно, заманит нас  куда-нибудь, откуда не вылезти!
   - Наш путь все равно лежит под землю. – Веско сказал Фред. – Нам в любом случае придется где-то спускаться туда. Так почему не здесь? В другой раз нам может попасться вход, в котором горит огонь.
   - Ладно, рискнем. – Буркнул Саид мрачно.
   Оба вместе перекинули ноги через край колодца и, прочитав короткую молитву – каждый   свою – прыгнули в пустоту.
   Как ни странно, – а к странностям они давно уже привыкли, – полет получился медленный и плавный, без всякого ускорения. Становилось все темнее и жарче, а когда свет пропал совсем, раздалось зловещее шебуршание, постепенно переросшее в громкое шипение, будто вокруг копошились  тысячи гигантских змей, и со всех сторон к Фреду и Саиду потянулись черные, кривые человеческие руки с медными когтями. Рук было неисчислимо много, они высовывались отовсюду и норовили схватить наших героев. Пришлось Саиду и Фреду пустить в ход ятаган и меч. Едва их клинки коснулись этих ужасных когтистых рук, как из-за стен послышались истошные вопли. Отсеченные руки падали вниз, а на их месте оставались окровавленные обрубки костей. Снизу тем временем стал исходить густейший, омерзительный, зловонный туман багрового оттенка. Несло невообразимой гнилью, затхлостью и жаром. Скоро стало почти совсем невозможно дышать.
  - А мы отсюда водичку пили… - Пробормотал Фред, борясь с сильнейшими приступами тошноты.
  - Посмотри-ка вниз. – Ужаснулся Саид. – Что это там?!
  Фред посмотрел – и холодный пот прошиб неустрашимого вырла.
  Прямо под ними разевало огромную, зубастую пасть какое-то новое чудовище, и ширина той пасти была с хорошую лесную поляну.
   Еще несколько мгновений – и пасть, щелкнув, захлопнулась, поглотивши их.
   В первый момент Фред и Саид ничего не поняли и не почувствовали. У них заложило уши от жуткого свиста, с которым их несло по пищеводу чудовища. В глазах мелькали бесконечные выступы звеньев кишечника. Носы забивало усиливающееся зловоние разлагающегося мяса. Они  даже ничего не предпринимали для своего спасения, да и не могли бы успеть что-либо предпринять.
   Наконец всё стихло, и стало темно, сыро и жарко – все равно, что человеку, заснувшему летаргическим сном и пробудившемуся в гробу.

Глава 29
   
   
   Дорога неслась под копытами коней со скоростью мысли. Настроение у отряда новоиспеченного рыцаря  Подземелья – ибо прозвища, равно как и титулы, порой прилипают к  людям вопреки их желанию – было каким-то буднично нервным. Путешествия близилось к окончанию. Скорей бы добраться до моря, скорей бы попасть на Сциллу! Пускай там будет в сто раз страшнее, чем здесь, но там будет видна цель!
   Впереди, на обочине дороги возникла караульная будка, на которой был изображен щит с витиеватой надписью:

Великое и могучее королевство Двиния
   
   - Может, проскочим? – предложил Алоиз.
   - Нет. – Ответил Хасиндо. – лучше соблюсти формальности. В конце концов, эти двинцы нам не враги.
   Из будки как раз появился охранник и решительно преградил им путь.
   - Стойте, господа! – провозгласил он. – Вы вступили на землю могущественного короля Хуана Поработителя. Предъявите документы!
   - Вот мой главный документ. – Хасиндо не без гордости указал на свой щит.
   - Рыцарь Меча Воздающего? – пробормотал охранник. – Н-да… Ну-ну… А чего-нибудь посущественнее нет?
   - Вот, взгляните. – Алоиз протянул охраннику бумагу с монограммой Франго Первого. – Изволите видеть – разрешен проезд где угодно. У нас важнейшая миссия.
   Охранник  повертел бумажку в руках и как-то нехотя  вернул её Алоизу.
   - Ладно, доброго пути. – Сказал он мрачно, а Кончита заметила, что в сторону он потихоньку добавил: «Черт с вами».
   Они поехали дальше мелкой рысью, постепенно ускоряясь. Что-то гнало их прочь от этого кордона, что-то подсказывало им: неплохо бы поскорее скрыться из виду.
   И как только они скрылись, охранник подошел к будке и коротким свистом вызвал оттуда еще двоих двинских солдат.
   - Означенные в циркуляре харимбдцы только что проехали здесь. – Сказал он своим товарищам тихо. – Нужно догнать их и уничтожить. Был приказ: убить любой ценой.
   Мгновенно все трое оказались в седлах и размашистым карьером помчались в погоню.
   
   - Что-то не нравятся мне этот стражник. – Выразил общую мысль Гальярдо. – Как-то неохотно он нас пропустил. Чую я  недоброе.
   А  у дороги уже начали появляться первые городские постройки. Да, война была далеко отсюда. А здесь веяло спокойствием, и строиться можно было безбоязненно и за пределами городских стен. Прежде всего, они обратили внимание на небольшой кабачок «Усталый путник» с весьма заманчивым объявлением «Есть свежее пиво».
   - Зайдем? – предложил Гомес. – Не очень-то здорово рыцарствовать на пустое брюхо.
   Все согласились.
   Посетителей в кабачке было крайне мало. Хозяин дремал за стойкой, а за одним из двух столиков так же кивал носом молодой воин в серебристых, сверкающих доспехах. Перед ним стояла кружка пива, миска красной икры и хлеб.
   Хасиндо и его друзья устроились за вторым, свободным столиком.
   - Хозяин! – позвал Хасиндо. – Будьте  любезны – поесть и выпить всей компании.
   Кабатчик принес всем пиво, икру, вяленую рыбу, и они стали с аппетитом закусывать. За соседним столиком парень в кольчуге опустил голову и громко захрапел.
   - Пьяный он, что ли? – предположил Гальярдо, окинув незнакомца взглядом.
   В этот момент с грохотом распахнулась дверь, и  в кабак ворвались три двинских стражника с мечами наперевес.
   - Они? – спросили двое за спиной главного, которого наши друзья без труда узнали – это был тот страж, что недавно проверял у них документы.
   - Они! – прорычал главный, звякнув оружием. – Хватай!
   Никто из отряда еще не успел ничего предпринять, как вдруг пробудился сонный незнакомец. Он тут же поднялся на ноги, шагнул к стражникам, заслонив собою Хасиндо и его компанию и, не говоря ни слова, стал расшвыривать двинцев в стороны мощными ударами богатырских рук.
   Этот парнишка сражался великолепно. Атаковать он и не думал: все удары его были оборонительного характера, но двинцы раз за разом отлетали он него, как от стены. Он улыбался – казалось, драка доставляла ему удовольствие. Но двинцы не унимались, и дело все же дошло до мечей. В драку на стороне незнакомца ввязался Хасиндо. Вскоре после этого два двинских стража упали мертвыми, а третьего сверкающий незнакомец схватил за шкирку, вынес его во двор и огрел коленом под зад.
   - А ну, проваливай! Пешком, пешком, оставь лошадь добрым людям!
   Главный страж заковылял прочь, смешно скрючившись. Парень же вернулся к столику и одним глотком допил свое пиво.
   Все присутствующие глядели на него восторженно, как на чудо природы.
   - Парень, ты откуда? – тихо спросила его Лючия. – Как тебя зовут?
   - Патрик Лаурсен, викинг из Брейгонии. – Представился парень.
   Все по очереди назвались, обменявшись с Патриком рукопожатиями. Кончите и Лючии Патрик поцеловал руки. Затем он вскочил в седло одного из трех коней, оставленных двинской стражей.
   - Господа и дамы, я очень спешу. – Промолвил он, жизнерадостно улыбаясь. – Прощайте.
   И он быстро ускакал в западном направлении. Через несколько минут  наши друзья последовали его примеру.
   Первый населенный пункт они миновали быстро. Никто их не преследовал, и двинцы больше не проявляли никакой враждебности. Выглянуло солнце, сделалось невыносимо жарко и, чтобы не мучиться самим и не заставлять надрываться коней, было принято решение свернуть в ближайший лесочек.
   В тени было хорошо; широколиственные деревья тихо шелестели. И птицы нежно посвистывали в их кронах. Парило.
   - Так разморяет. – Зевнув, потянулась в седле крошка-Кончита. – Поспать бы, ребята, хоть часок.
   - Сию минуту, только найдем подходящую полянку. – Пообещал ей Хасиндо.
   И вдруг, шагах в десяти-пятнадцати от них послышались громкие вскрики, звон оружия и сочные звуки ударов железной перчатки. Хасиндо поспешно раздвинул заросли и увидел, что на искомой полянке происходит жестокая и неравная драка. Человек сорок огромных воинов в черных бломских латах осаждали со всех сторон того самого парня – Патрика Лаурсена. Он отбивался, как мог, и многие из врагов уже лежали мертвыми в пышной траве, но видно было, что и его фантастическая сила имеет предел. Несколько ран – к счастью, не очень опасных – ему уже нанесли, и Патрик продолжал бой, опустившись на одно колено.
   - Патрик, держись! – воскликнул Хасиндо, бросаясь к нему на помощь. За Хасиндо последовали Алоиз и Гомес.
   Уже одним лишь напором рыцарь Подземелья повалил на траву троих врагов. Повернулся, латным плечом выбил зубы еще двоим, нескольким выпустил кишки, и все это раньше, чем вы бы смогли досчитать до десяти. Алоиз и Гомес также приняли на себя по нескольку противников. Патрику стало легче. Он перевел дух, поднялся на ноги и с новой силой продолжал сражаться.
   Так общими усилиями они перебили около двадцати бломов, остальные вынуждены были отступить.
   - Уф! – вздохнул Алоиз. – Ну, работенка!.. Все целы?
   - Вроде, все. – Отозвался Гомес, оглядев публику, и обратился к Патрику: - Что, разбойники?
   - Люди Черного Короля. – Ответил, тяжело дыша, усталый, окровавленный викинг. – Давние счеты. Вам спасибо за помощь.
   - Больно? – спросила Патрика Лючия, сочувственно глядя на его поврежденное левое плечо.
   - Ерунда, не обращайте внимания. – Был ответ.
   - Я все-таки окажу тебе помощь.
   Лючия принялась заматывать плечо Патрика шелковой материей, пропитанной целебным бальзамом, позаимствованным у Хасиндо, а Патрик пока разговаривал с рыцарями.
   - На что ты нужен бломам? – спросил его Хасиндо.
   - Я был в плену, – ответил викинг, - и сбежал. Теперь меня преследуют, чтобы убить.
   - Но из-за чего?
   В ответ викинг поднял свой меч и сделал им короткий взмах. Блеск клинка резанул глаза всем окружающим. Хасиндо даже вскочил на ноги.
   - Но-но! Ты полегче! – вскрикнул при этом рыцарь Подземелья, сам хватаясь за эфес.
   - Нет, ничего. – Успокоил его Патрик. – Я просто показываю тебе этот меч. Это не простое оружие. Это – талисман. В нем заключена вся непобедимость Черного Короля. Этот меч сковали ему гномы – рабы с захваченных его армией просторов подземного мира. С тех пор он не проиграл ни одной битвы, ни одного поединка, и никогда же не расставался с этим мечом. Но недавно я его выкрал.
   Глаза Хасиндо сделались огромными.
   - Что ты говоришь?! Повтори!
   - Я выкрал меч-талисман непобедимости Черного Короля. – С готовностью повторил Патрик.
   - Нет, парень, похоже, ты не очень хорошо понимаешь, что говоришь! – волновался Хасиндо. – Ведь если это правда, то получается, что ты держишь в руках верное средство против самого Черного Короля, и ты до сих пор не воспользовался этим средством по прямому назначению! Это ты-то, перед лицом которого убегают, как зайцы, целые отряды бломов!..
   - Не спеши. – Поднял левую ладонь Патрик. – Видишь ли, всё это – миф.
   - Что – миф?
   - На самом деле Черный Король – обычный человек, примерно такой же, как мы с тобой. Никаких волшебных предметов – талисманов и прочего – у  него нет. Колоссальное его могущество зиждется на силе его государства и собственной его телесной силе. Он виртуозный боец, и потому выигрывает многие турниры, а в некоторых побеждает за счет денег, или военной хитрости. Мне же один «знающий» человек просто налгал про его якобы волшебную непобедимость, - может быть, желая толкнуть меня на отчаянный шаг. Я выкрал меч, и думал, что уничтожу самого бломского владыку, однако, добираясь до него, едва не лишился жизни. У него столько охраны, что просто оторопь берет, а меч мне ровно ничем особенным не помог. Я отступил, не желая гибнуть зазря. Теперь возвращаюсь домой, в Брейгонию.
   Хасиндо слушал его, тем временем пристально рассматривая краденый клинок.
   - Но меч-то славный! – сказал он задумчиво. – В общем, может показаться, будто что-то необыкновенное в нем есть. Но мой меч, всё равно, лучше.
   - Черный Король берег его пуще глаза. И теперь он поднял все силы, чтобы уничтожить меня. Был приказ: убить любой ценой!
   - Беды Саламандрии проистекают совсем не от Черного Короля. – Сказал Хасиндо и слово в слово поведал Патрику о цели их путешествия и о том, что совсем недавно узнал от Гальярдо.
   - Я знаю эту Сциллу. – Живо отреагировал Патрик. – Конечно, больше по рассказам, но и сам проплывал пару раз мимо нее на корабле с другими викингами. Она вся погружена в густой мрак; представь себе: над нею всегда ночь, даже когда везде кругом день. Со стороны очень странно и жутко смотреть на эту грань между светом и темнотой. Мы обычно проходим за полмили от нее. Говорят, что Сцилла населена чудовищами и призраками. Имя Скарпендера я слышу впервые. Были люди, что высаживались на нее, и даже не все из них гибли. Но те, кому посчастливилось вернуться оттуда, выглядят помешанными и рассказывают поистине страшные вещи.
   - Например?
   - Там бродят души умерших, облаченные в плоть, но эта плоть разлагающаяся, буро-зеленая, гнойная.  От этих ребят разит смрадом на милю вокруг.
   - Это мы видали. – Пренебрежительно хмыкнул Хасиндо. – А еще?
   - Они нападают и бьют насмерть, а их самих уничтожить трудно. Не всякий клинок способен нанести им урон. Еще там живут многоголовые чудовища, у которых на месте одной отрубленной головы вырастают две других.
   - И тоже не ново. – Спокойно рассуждал Хасиндо. – Как Геркулесова Лернейская гидра.
   - Там полно невидимого народа, что подкрадывается незаметно… - Продолжал Патрик, но Хасиндо уже перевел свои мысли на иное.
   - Послушай-ка, Патрик, - предложил наш рыцарь Подземелья, - Может быть, когда мы приедем на твою родину, ты со своими викингами поможешь нам добраться до Сциллы? До нее ведь нужно плыть, а вы там все мореходы.
   - Нет ничего проще. – Согласился Патрик. – Соберем команду, снарядим корабль и все вместе потянем Смерть за рога. Нас будет много, и Скарпендеру не уйти от нас!

   Еще через день они достигли двинской столицы. Уже в городе к ним чинно подошли двое из королевской гвардии и вежливо передали, что монарх Двинии хотел бы видеть Хасиндо и его друзей при дворе.
   - Охотно явимся! – ответил Хасиндо. – Тем более, что у нас есть к его величеству парочка вопросов.
   И вот они уже стоят перед королевскими покоями.
   - Его величество желает видеть сначала одного рыцаря Подземелья. – Провозгласил местный церемониймейстер.
   - Ведь приглашали всех! – Нахмурился Хасиндо.
   - Слово короля не принято подвергать сомнению. Пожалуйте пройти. Остальные подождите здесь, в коридоре.
   Пришлось подчиниться, и Хасиндо направился в тронный зал один.
   Хуан Поработитель сидел на своем троне в полном рыцарском  облачении. Железный шлем в форме сердца закрывал его лицо, а на щите его была изображена кабанья голова с окровавленными клыками и маленькими, необычайно злыми, красными глазками.
   - До меня дошли слухи, - произнес владыка Двинии очень глухим – шлем скрадывал звук – но странно знакомым голосом, - что вы, мой дорогой рыцарь, а равно и ваши друзья, имеете ко мне какие-то претензии. Я вас внимательно слушаю.
   «Хорошие дела! – подумал Хасиндо. – Ни «здравствуй», ни «пожалуйста», а сразу к претензиям!»
   - Ваше величество, я хотел бы сперва знать, почему вы вызвали на аудиенцию меня одного? Чем мои друзья недостойны вашей милости?
   - Молва о ваших подвигах вселила бы уважение в любое сердце. – Ответил король. – И я пригласил вас, чтобы выразить вам, именно вам, свое почтение и восхищение, а кроме того, в обстановке полной секретности узнать от вас о цели вашего путешествия, спросить, не могу ли я чем-то быть вам полезен. Так лучше сначала утрясти все возможные конфликты, чтобы они нас с вами не смущали.
   «Ну, ладно» - решил Хасиндо и начал:
   - Вот вы называете вашу Двинию  великой и могучей. Мы, например, свою Харимбду великой не считаем. Если бы вы пожаловали к нам просто так, безо всякого зла, в гости, или, тем более, проездом, мы бы вас и пальцем не тронули и громкого слова бы не сказали. А нас в Двинии зачем-то преследуют и даже пытаются убить, хотя у нас имеются все необходимые бумаги на проезд не только по вашей, но вообще по любой территории. За что вы нас так не любите? Это – первый вопрос. И второй: если уж вы столь велики и могущественны, а самое главное – независимы, то, как же вы позволяете людям Черного Короля запросто шастать по вашей стране и творить любые безобразия, какие им только прибредут в головы?!
   - Гм, гм! – пробормотал Хуан, и Хасиндо вдруг показалось, будто король ехидно скалится под забралом. – Черный Король, вы сказали? – Хуан упер руки в бока. – Позвольте, я незнаком с ним… Кто бы это? Может быть, вот этот человек?..
   Владыка Двинии медленно снял шлем, теперь уже совершенно отчетливо злорадно усмехаясь, и Хасиндо увидел гордое, самодовольное и светящееся этим самым злорадством лицо… Черного Короля.
   От неожиданности Хасиндо на секунду, или чуть более, словно прирос к полу.
   - Ха-ха-ха-а!.. – загоготал  Черный Король страшным басом. – Что, сюрприз?!. Ну-ка, взять его, избить, как следует – и в подвале за ноги к потолку подвесить!
   - Ну, нет! – Хасиндо в мгновение ока обнажил меч. – Я еще твоими кишками пол натру!
   Стража, стоявшая у трона, сразу же окружила Хасиндо и собиралась скрутить его по рукам и ногам. Но он присел, затем быстро разжался, как пружина, разведя руки, и расшвырял нападавших в стороны. Выпрямился, ударил мечом того, кто шел на него в упор, швырнул того, кто подходил сзади, через голову и снова выпрямился. Тут, откуда ни возьмись, перед Хасиндо выросли еще четверо, и на сей раз это были бломы. Прежде, чем он успел что-либо предпринять, его повалили двумя мощными ударами в грудь. Затем бломские латники набросились на него и принялись душить.
   Между тем, в коридоре друзья рыцаря Подземелья почувствовали, что в зале творится что-то неладное.
   - А ну-ка, вашество, пусти нас туда! – зарычал на церемониймейстера Алоиз.
   - Не имею права! – отвечал тот, дрожа от страха.
   - Ты что, не слышал? – Гомес подошел к церемониймейстеру, грохоча сапогами, приподнял его за шкирку и коротким ударом в область между носом и верхней губой мгновенно лишил его сознания. Царедворец мешком рухнул на пол.   
   Тогда трое могучих мужчин так саданули богатырскими плечами по дверям, ведущим в покои, что двери с треском вылетели вон. Оказавшись внутри тронного зала, Алоиз, Гомес и Патрик один за другим бросились в кучу дерущихся.
   - Побереги женщин! – приказал Гомес бывшему королю Гальярдо перед тем, как навалиться на врагов.
   - Ну, вот еще! – воскликнули Лючия с Кончитой в один голос.
   - Стойте, дамы! – решительно охладил их воинственный пыл Гальярдо, изящным выпадом отбрасывая двоих врагов от девушек. – Вам негоже лезть туда. Я побуду с вами.
   А драка получилась изрядная. Отряд рыцаря Подземелья проявлял чудеса силы и ловкости. Патрик Лаурсен крушил врагов всепобеждающей сталью и могучими кулаками. Хасиндо вертелся на месте, раздавая удары в стороны, неотразимый, как сам дьявол. После одного из выпадов волшебный меч покинул его руку и самостоятельно налетел на врагов, как молния, как карающий ангел. Хасиндо оставалось лишь смотреть на происходящее.
   Наконец и сам хозяин «торжества» не выдержал: схватил свою огромную палицу, подошел к толпе солдат, осаждавших Хасиндо, крикнул, чтобы они расступились – и оказался с Хасиндо лицом к лицу.
   Меч вернулся в руку рыцаря Подземелья. Хасиндо сделал глубокий выпад, но Черный Король легко отразил удар и обрушил палицу на плечи Хасиндо. А тем временем в коридоре метким дротиком в бок был ранен Гальярдо. Черные фигуры стали грозно надвигаться на Лючию и Кончиту, а Гальярдо без сил распластался на полу.
   Но помимо Лючии и Кончиты была еще Аделаида. И вот теперь настало ее время.
   Она вытянула вперед руки и сделала судорожный пасс. Из ее ладней вылетела зеленая молния, и в тот же миг Черный Король и все его злобные слуги замерли, застыли на местах, будто каменные изваяния.
   Никто, кроме самой Аделаиды, не ожидал такого, и все опустили клинки. Наши храбрые бойцы стояли неподвижно, глядя на всё непонимающими глазами.
  - Что глядите? – хмыкнула Аделаида. – Я заколдовала их. Я предоставляю Черного Короля в полное ваше распоряжение. Убей его, Патрик, ты ведь хотел именно этого.
   Патрик пожал плечами, но ничего не предпринял.
   - Убей его, Хасиндо. – предложила Аделаида. – Ты изначально ставил перед собой именно такую задачу.
   Но и рыцарь Подземелья был очень смущен.
   - Как-то я уже убил одного человека, который не мог защищаться. – Пробормотал он. – Больше не желаю этого делать… А знаешь, Аделаида? Расколдуй мне его, только его, Короля, и мы сразимся один на один. Это будет честно.
   Аделаида не успела ничего ответить, а желание Хасиндо исполнилось само, тоже довольно неожиданным образом. Из пустоты ударила еще одна зеленая молния и обрушилась уже на отряд Хасиндо. Алоиз, Гомес, раненый Гальярдо, Лючия и Кончита замерли на месте, зато Черный Король ожил и засверкал глазами, полными  ненависти.
   Не говоря ни слова, Король подошел к недвижному Патрику, взял у него похищенный меч и занял боевую позицию. Булат кровожадно зазвенел в полной тишине. Удары сыпались один за другим, и взглядом противники, казалось, пытались испепелить друг друга.
   Черный Король рвался в атаку. Маневры его были хитры, каждый удар исторгал из клинка белые искры. Ясно было, что этот человек еще никогда в открытом бою не испытывал ни страха, ни малейшего сомнения в собственном превосходстве  над любым противником.
   Над любым, но не над этим. Хасиндо пока не помышлял о наступлении, но защищался очень уверенно. Как не исхитрялся бломский властелин, Хасиндо не пропускал ни одного удара, и с каждой минутой Черный Король все явственнее понимал, что харимбдец безупречно выучен, что он моложе, движения его точнее и быстрее, и, когда он ударит в ответ… а он ведь ударит…
   Возможно, Хасиндо был первым человеком, кому суждено было увидеть страх в этих беспощадных глазах. И этот страх свидетельствовал о безнадежности. Несокрушимая мощь Черного Короля впервые в этот день получила пробоину.
   Зеленая молния озарила помещение и в третий раз – когда голова того, перед кем  трепетали целые народы, с противным скрежетом отделилась от плеч, и массивное тело в тяжелых латах, громко бухнув, как бочка с вином, повалилось на пол.
   Хасиндо закрыл глаза, постоял с минуту, опустив усталые руки, и снова открыл глаза. Оцепенение у всех окружающих прошло, и теперь враги взирали на него с ужасом, а друзья – с восторгом и тоже с некоторым трепетом, подобным священному страху.
   - Что смотрите? – спросил он бломов хрипло. – Ваш правитель убит. Выбирайте другого.

*  *  *

      
   Посреди широкой, пыльной степи наши герои снова спешились. Стали разводить костер, а Аделаида занялась раненым Гальярдо.
   Ему было очень плохо, он корчился в ужасных судорогах. Походило на то, что вражеский дротик задел ему печень.
   - Не старайся. – Ворчал он, и в голосе сквозило полное равнодушие к приближающемуся исходу. – Все равно умру. Оставь меня, Аделаида.
   Но она упорно продолжала совершать свои пассы, хотя с ужасом чувствовала, что все напрасно, и плакала от отчаяния.
   Тем временем Алоиз заметил позади фигурку всадника, стремительно приближавшегося к ним.
   - Что это? Погоня? – спросил сам себя оруженосец.
   Но одного всадника для погони с враждебными целями за целой компанией было бы, пожалуй, маловато.
   - Черт меня подери! – вдруг воскликнул, вглядевшись в скачущего Гомес. – Или я сплю, или это Фред – Предводитель вырлов собственной персоной!
   Из всей компании только Гомес да Лючия помнили, как выглядел Фред в те времена, когда заклятие еще не тяготело над ним и над всем его народом.
   Через некоторое время всадник подъехал к ним, остановил коня, осторожно спрыгнул с седла, как-то странно прижимая к груди левую руку, и оказался именно Фредом.
   Ты не ошибся, читатель, у Фреда опять была левая рука, целая и невредимая, но с ним по неизвестной нам причине не было Саида. Впрочем, компания не ведала ни про Саида, ни про утраченную когда-то Фредом руку.
   - Папа! – вскричала Лючия, бросаясь Фреду на шею.
   - Дочка? – растерянно бормотал Фред. – Откуда ты здесь взялась? И что у вас происходит? Кто-то умирает?
   - Гальярдо. – Ответила бывшая королева брисков. – Ему очень плохо.
   Фред склонился над раненым и рыдающей рядом Аделаидой.
   - Умрет. – Изрек он сурово. – Ничего тут не поделаешь – задета печень. Видите, кровь уже почернела.
   Вдруг что-то зловеще зашуршало под ногами. Змея?!
   Дамы испустили дружный визг, а все мужчины, кроме, разумеется, Гальярдо, схватились за оружие. Змея подняла голову.
   - Пшшшшш. – Прошипела она, впрочем, вполне беззлобно. – Наконец-то я нашла тебя, Фред! Это было, право же, нелегко. Почему ты сбежал от нас?
   - Я сделал все, что смог, и ничем вам больше не обязан. – Ответил змее Фред, явно нервничая. Я и так потерял в ваших катакомбах друга, а сейчас, здесь, на моих глазах, умирает еще один.
   - Пшшшшш! Дайте, я взгляну на него.
   Змея приблизилась к Гальярдо.
   - Он умрет, пшшшшш. – Провещала она мрачно. – Если только его не спасет какое-нибудь чудо.
   - Прощайте. – Сказал Гальярдо и закрыл глаза. Все горестно вздохнули.
   - А я к тебе, Фред, от Подкаменного короля. – Зашипела змея после паузы. – В знак благодарности за оказанную тобой всем нам услугу он приказал передать тебе вот это.
   На ладонь Фреда легла маленькая серебряная цепочка с совсем уж крошечным драгоценным камушком. Камушек ослепительно сверкал всеми своими гранями. Едва оказавшись у Фреда, цепочка вместе с камнем начала расти, увеличиваться в размерах, и в конце концов превратилась в небольшой браслет. Фред от неожиданности выпустил его из руки, и браслет упал прямо на Гальярдо. Тут камень сверкнул так ярко, что все отвернулись.
   Когда мгновенная вспышка света погасла, произошло невероятное: совсем уже было направивший свои стопы в мир иной Гальярдо внезапно стал проявлять несомненные признаки жизни. Скажем точнее: он лежал теперь на земле, совершенно живой и здоровый, только сильно уставший, и удивленно хлопал глазами. Страшная рана его пропала без следа. Некоторое время Гальярдо ничего не мог вымолвить от удивления и только глуповато улыбался.
   - Вот оно, это чудо, и произошло. – Зашипела змея. – А теперь, Фред, надень браслет на руку и береги его. В жизни и побрякушка может пригодиться.
   - Передай своему королю большое спасибо! – воскликнул Фред, надевая браслет.
   - Будьте с-счастливы. – Прошипела змея и исчезла в траве.





Глава 30

   Они сели к костру и принялись закусывать, тихо переговариваясь.
   - Ничего не понимаю. – Сказал Хасиндо. – Расскажи нам, Фред, о каком потерянном друге ты говорил? За что ты получил этот браслет? И вообще, где ты был всё это время?
   Фред только махнул рукой – он не любил хвастаться собственными военными подвигами, хотя гордость и похвальба зачастую свойственны королям. Но Хасиндо не отставал от него с расспросами, да и остальным было интересно, и Фреду пришлось рассказывать. Правда, говорил он нехотя и отрывисто, часто делая унылые паузы.
   - Да рассказывать-то нечего… Чего там?.. Застряли мы посреди пустыни с одним мусульманином по имени Саид Джамшуд. Пожалуй, погибли бы, кабы не повстречали караван…
   Хасиндо тут же перебил его и спросил, кто такой Саид Джамшуд и откуда он взялся. Пришлось Фреду рассказывать все с самого начала. Он вернулся к событиям в замке Горацио, рассказал подробно, как они с Саидом  освободили вырлов от проклятия, как спаслись в пустыне, при этом попав в плен к Хакан-беку, как, лишь благодаря находчивости Саида, им удалось сбежать, как они попали в страну сомнительно премудрых саламандр и как, наконец, опустились в кишащий нечистью колодец. С этого момента его рассказ обретает некоторый интерес и для нас. Послушаем.
   - …И понесло нас по чему-то длинному, склизкому и до ужаса вонючему. Прежде, чем мы опомнились, движение прекратилось, и мы очутились как будто в бочке. Зато стало тихо и перестало трясти.
   Мы перевели дух, и тут нас словно вывернуло наизнанку. Воздуха в этом помещении почти  не было, и от жуткого сжатия звенело в ушах и кололо сердце.
   - Надо вылезать. – Сказал Саид, подошел к стенке помещения и изо всех сил всадил в нее ятаган. Стенка вмялась, спружинила, и прямо в нас ударила струя дурно пахнущей, липкой, желтой жидкости. Вскоре емкость, на самом деле оказавшаяся драконьим желудком, переполнилась этой гадостью, и тогда нас подхватило и на такой же страшной скорости понесло обратно, пока е вышвырнуло вон из драконьей пасти. Когда мы смогли подняться на ноги, эта пасть явственно предстала перед нами.
   Дракона рвало смесью какой-то кошмарной жижи, кала и человеческих останков. Зверюга была на последнем издыхании, убить ее было совсем несложно и даже, пожалуй, гуманно. Я отрубил дракону голову, и мы еще какое-то время смотрели, как обезглавленное тело его скребет лапами в последних судорогах.
   С большим трудом, не помню даже, как именно, мы перелезли через труп дракона, и перед нами открылся широкий коридор, конца которому решительно не было видно. Может быть, он вел в самый Эреб, а может быть – наружу, если мы и так уже были в Эребе. Но здесь хоть не было осточертевшего нам зловония. И мы пошли по этому коридору.
   Вдруг послышался громкий треск, правая стена коридора разрушилась, и в проеме появился огромный светящийся призрак ярко-красного оттенка. Он был похож на человека, но ужасен на вид: змеиные, узко посаженные глаза светились желтым, челюсти вообще были лишены губ, и огромные клыки и резцы лязгали, словно железные.
   Призрак сделал шаг, всё подземелье содрогнулось, пол закачался, но мы удержались на ногах. Он сделал еще шаг и наклонился, чтобы схватить нас. И тут, Хасиндо, я вспомнил, как ты мне рассказывал о вашей схватке с ужасным Вараксой, и, подобно тебе, Алоиз, я стремительно кинулся под ноги этому новому монстру. Не подействовало. Неплотная эктоматерия, из которой, как известно, состоят призраки (я-то, умник, в тот миг позабыл эту истину!), пропустила меня сквозь себя; призрак спокойно сцапал нас. Мы крутнулись, вцепились в его пахнущие серой ладони всеми конечностями и даже зубами…
   - Подожди. – Снова перебил его Хасиндо – А как получается, что при нанесении призраку ударов, он, этот призрак, делается бесплотным, а если ему самому надо схватить или ударить кого-то – обретает некоторую, причем достаточную, степень плотности?
   - Непонятно. – Пожал плечами Фред. – Но так и есть. Не очень-то здорово иметь врагов в числе призраков: вред, который они могут нанести, трудно измерить. И уничтожить их очень, очень трудно, почти невозможно.
   Хасиндо помрачнел, а Фред продолжил рассказ.
   - Итак, никакие наши потуги ни к чему не привели. Нас втащили в          слабоосвещенное светом  редких факелов, очень просторное помещение, и привязали к двум каменным столбам так, чтобы мы могли сидеть.
   «Кто такие?» – спросил нас кто-то гулким басом.
   Мы видели, что врагов вокруг нас много, но лиц их в отблесках неровного и находящегося очень высоко огня факелов разглядеть не могли.
   «Я Саид – принц  Гугистана.» - Прохрипел мой друг. Веревка стягивала ему горло.
   Я же молчал. В гробу  видал я всех этих подземных жителей!
   «Какого хрена молчишь? – спросил меня тот же голос злобно, постепенно отчего-то утрачивая басовитость. – Отвечай, мерзкий человечишка!»
   Я продолжал молчать. Тогда кто-то двинул меня увесистым кулаком по физиономии. Ну да, горазд бить связанных!
    И в этот момент я с ужасом заметил, что лица у этого красного не было вовсе. Как не было лиц и у сотен других таких же, только сравнительно маленьких – человеческого роста – толпившихся вокруг него призраков.
   Голова моя сильно стукнулась о камень. Рассудок помутился.
   «Хозяин, - услышал я чей-то визгливый голос, как сквозь туман, - что мы сделаем с ними?»
   «Убейте их. – Произнес прежний рокочущий бас. – И начните с гуга.»
   Наверное, это говорил, тот красный громила… Боже!.. Саид!..
   От испуга я живо очнулся и посмотрел на Саида. Двое безлицых, ростом поменьше того, первого, вспарывали Саиду живот длинными, узкими ножами. Черная кровь сочилась из-под его шелкового таллифа. Но мой мужественный друг не шевельнул ни одним мускулом на лице. Он умер тихо и гордо, а я ничего не мог сделать для его спасения.
   «Стойте, сволочи! Стойте, падлы недобитые! Стойте, ублюдки, я вам приказываю!» - заорал я в отчаянии.
   Но было поздно. Голова Саида опустилась на грудь, и он испустил тихий вздох великого облегчения.
   «Хо-хо-хо! – гнусаво ухмыльнулся главный безлицый. – А кто ты такой, чтобы нам приказывать?»
   Я молчал. Я сам себя ощущал сволочью. Как мог я позволить им убить Саида?! Черт меня подери, ребята, он был настоящим другом! Сколько раз он поистине вытаскивал меня с того света! И вот, погиб так глупо!..
   И вдруг меня словно прорвало.
   «Кто я?! Кто я, спрашиваете вы?! Я – посланник небес, прибыл сюда, чтобы управлять вами, черные души, и отучать вас от козней и преступлений! Я вам всем покажу, где раки зимуют!»
   Выкрикнув так, я напрягся, порвал путы и встал во весь рост. Я жаждал отомстить за Саида.
   Духи разом притихли и откачнулись назад. Испугались, твари!
   «Братцы, смотрите-ка! Он ведь тоже однорукий!» - пропищал кто-то из них в благоговейном ужасе.
   Подумать только! Отсутствие левой руки сыграло сейчас в мою пользу. Потому что подавляющее большинство духов были однорукими. Тут я вспомнил наш полет, а точнее, падение во чрево колодца, и мохнатые руки, высовывавшиеся из стен. Славно же мы с Саидом поработали клинками!
   «Да! – продолжал вопить я, окрыленный счастливым совпадением. – Да! Я такой же, как и вы, и я отныне запрещаю вам унижать и мучить несчастных саламандр! Я приказываю вам убираться отсюда немедленно и переселиться либо в ад, либо в эмпирей – словом, туда, где положено обитать духам!»
   «Что вы его слушаете, этого малявку?! – пробасил главный безлицый. – Да я его сейчас испепелю, в порошок сотру!»
   «Давай! – рявкнул я в ответ. -  Только, чур – один на один! Никому не мешать!»
   А никто бы и не решился помешать нам. Позже я понял, что он держал их в страхе долгие годы, духи привыкли к воплям и окрикам, сами общались друг с другом и с прочими народами Подземной страны только посредством крика и брани, и тот, кто всего лишь не боялся их, в свою очередь внушал им страх.
   Призрак-великан бесцеремонно расшвырял своих подданных в стороны и стал надвигаться на меня. Подземелье вздрагивало от каждого его шага. Рядом с ним я выглядел козявкой. Он занес надо мною ступню, сейчас же опустил её и принялся скакать на месте, в надежде втоптать меня в глину. Но я вскочил сверху на его ступню и распластался на ней, крепко вцепившись в шерсть единственной рукою и зубами.
   «Ну, вот. – Молвил главный безлицый, видимо, устав топтаться. – Раздавил малявку!»
   «А я здесь! – раздался ему в ответ мой голос. – И, как видишь, жив и здоров! Кажется, теперь настала моя очередь наносить удар?»
   Тогда главный безлицый вновь принялся прыгать с еще большим остервенением и вдобавок хлопать себя ладонями по бедрам и ногам, стремясь прихлопнуть меня. Ничего у него из этого не получалось, и более того – его нелепые танцы вдруг стали вызывать смех у его верноподданных – духов. Смех был поначалу робким, но постепенно становился все смелее и громче.
   И тут – я сперва не поверил собственным глазам – мой враг начал уменьшаться в размерах. Он сжимался, съеживался, стремительно таял, как снежный ком в твоей, Патрик, Брейгонии. Я подумал сначала: может, это у него такая уловка, чтобы попасть наконец-то по мне? Но нет, потому что призрак стал впадать в панику.
   «Как?! – закричал он своим подданным, - вы смеетесь надо мной?! Это значит, что вы не боитесь меня?!»
   «Не боимся». - Холодно ответили духи.
   Он продолжал уменьшаться. Теперь он уже был заметно меньше меня, но не остановился на этом.
   «Ну, бойтесь же вы меня, бойтесь! – умолял уже бывший великан, а голос его становился все тоньше, и вот уже совсем перешел на писк. – Ну, хоть немножечко бойтесь! Пожалуйста!»
   Эти мольбы вызывали только новые взрывы смеха. Все, казалось, уже поняли, в чем дело.
   Я взял врага в ладонь – уже малюсенького-премалюсенького – и предложил ему:
   «Хочешь совсем исчезнуть? Или спасти тебя?»
   «Спаси, вырл, спаси! – запищал он, трясясь от страха. – Все, что попросишь, для тебя сделаю!»
   «Тогда прямо сейчас верни всем духам и мне тоже утраченные конечности».
   «Раз плюнуть!» - воскликнул главный безлицый, и только он это произнес, отрубленная моя рука возникла вновь на прежнем своем месте. Духи тоже волшебным образом исцелились и разразились дружными криками радости.
   «Молодец, призрак! – одобрил я. – Можешь, когда захочешь».
   Затем я вынул свою уже опустевшую фляжку и посадил моего врага внутрь. Пробку затыкать я не стал.
   «Что ты делаешь?!» - пищал  призрак в ужасе.
   «Боюсь тебя. – Ответил я, смеясь. – Ох, как боюсь! Очень боюсь!»
   И он начал расти, увеличиваться там внутри фляжки, и скоро уже никак не мог  выбраться наружу через горлышко.
   «Пока хватит. – Сказал я. – Что ж, духи, забираю его с собой. А вы убирайтесь отсюда, живите отныне там, где вам положено природой, и не смейте больше никого обижать! Ясно вам?»
   «Ясно!» - воскликнули духи радостно, будто только того и ждали, и тотчас пропали куда-то.
   «Теперь, призрак, - сказал я сурово, доставь меня на поверхность земли и раздобудь мне коня и провизию на неделю. А там ступай, куда хочешь».
   Он все выполнил и потом еще долго благодарил меня за то, что я так хорошо обошелся с ним. Где он теперь, я не знаю.
   Вот, друзья мои, и вся история.

*  *  *

   - Наше путешествие близится к окончанию. – Сказал Хасиндо торжественно. – Скоро предстоит сделать решающий шаг – перебраться на Сциллу. Мы уже добились многого. Прежде всего – уничтожили Черного Короля, а это ведь кое-что значит. По крайней мере, всеобщая война на Саламандрии теперь остановится надолго, если вообще не прекратится навсегда. А на Сцилле очень опасно. Там нас ждет столкновение с таким врагом, рядом с которым даже Черный Король выглядит невинным ребенком. Там действительно опасно и страшно, поймите. Мне думается, что женщинам там делать нечего.
   - Ты на что это намекаешь? – обиженно пискнула Кончита. – Ты не берешь нас с собой на Сциллу?
   - Я так думаю, - ответил Хасиндо спокойно, - что лучше бы вам, женщинам, отправиться по домам. Аделаида, ты можешь что-нибудь сделать в этом направлении?
   - Мне достаточно для этого просто щелкнуть пальцами – и каждый из нас, кто этого хочет, окажется дома. Что касается меня самой, то я отправляюсь на Сциллу. Мне там есть, чего делать. Скарпендер – мой отец.
   - И тебе не терпится с этим отцом увидеться. – Нахмурился Гомес. – И сделаться страшной черной ведьмой, и всех нас к ногтю прижать?
   - Я имею в виду совершенно обратное. Вам будет сподручней там, если я буду рядом. Все-таки, я  кое-что понимаю в черной магии, в отличие от вас, и если приведется, смогу это кое-что ему противопоставить.
   - Ты можешь не подвергать себя опасности.- Сказал Хасиндо. – Волшебная книга Франго пророчит нам неминуемую победу, и я в ней уверен.
   Аделаида снисходительно улыбнулась.
   - Думаю, волшебная книга Франго не расписала вам все путешествие в мельчайших подробностях, нет? Но, делая главный вывод, она, уверяю вас, учитывала все привходящие обстоятельства – и меня, тоже. Короче говоря, раз уж мы все здесь встретились, имеется основание в том же составе двигаться дальше, и мудрить тут нечего!
   - И незачем нас, девушек, обижать! – поддержала её Кончита. – Мы привыкли к опасностям и пока ни разу вас не подводили, разве не так? Не подведем и впредь, клянусь кишками бобоголовых!
   (При этих её словах Гомес восхищенно присвистнул).
   - Да, amigos. – Подытожил он. – Скарпендер, верно, рассчитывал сразиться с одним Хасиндо при участии Алоиза, но теперь ему предстоит сразиться с целым отрядом. Так что, похоже, он маленечко ошибся в предположениях.
   -  Если хотите, мы, брейгонские викинги, тоже составим вам компанию. – Предложил Патрик.
   - Спасибо. – Ответил ему Хасиндо. – Только помните, что, скорее всего, не многие из нас вернутся оттуда. А когда мы встретим самого Скарпендера – вряд ли кто из всего отряда вообще сможет мне чем-либо пособить. Мы останемся со Скарпендером один на один. Это будет последний бой. Схватка насмерть.
   Через два дня длинная черная ладья викингов отделилась от холодного берега Брейгонии и взяла курс на мрачную, зловещую Сциллу. На носу ладьи, рядом с вожаком викингов Патриком Лаурсеном стояли Хасиндо Дельграно и Алоиз Беллино. Одна их война подошла к концу, и за спинами их оставалась, пусть разделенная, разорванная на мелкие лоскутки, но мирная теперь Саламандрия. А впереди их ждала другая война.
 
   
 
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СХВАТКА НАСМЕРТЬ
            
Глава 1

   В
олны морские катятся медленно, сонно. И не потому, что они так уж ленивы, а, скорее, оттого, что твердо уверены: дальше берега, все равно, не уйти, а если какой-то шальной волне удается вырваться за береговой предел и прийти на материк – ей там никто не рад, и мечутся люди и звери, спасаясь от неё, и проклинают страдающую романтизмом волну самыми страшными проклятиями. Волны знают это, но порой забываются – и тогда происходят шторма, ураганы, цунами…
   Так большинство людей твердо уверены в том, что куда ни иди, ни беги, ни езди – дальше Смерти не убежишь, и она настигнет тебя непременно и обязательно, рано или поздно. Но время от времени кто-то из людей, обезумев, или проникнувшись этим самым романтизмом, решается убежать-таки от смерти, или наоборот – бросить ей вызов, победить Смерть в открытом бою. Ни в том, ни в другом случае никто пока еще не достигал успеха, и у тех, кто сражается со Смертью ничуть не больше шансов, чем у тех, кто от нее убегает. Просто, сражаться – всегда более почетно и достойно человека.
   Столкнуться нос к носу со Смертью иногда приходится рано, но никогда не бывает поздно. Абсолютное большинство здравомыслящих людей всеми средствами и способами обычно стремятся оттянуть эту встречу. И даже безумцам, или романтикам, сознательно ищущим Смерть, рациональная часть сознания не перестает нашептывать: «Не спеши! Подумай, что потеряешь ты здесь и что обретешь ты там, куда стремишься, и будут ли там тебе рады?»
   Тихие волны  мерно качали длинный черный корабль  викингов, и зубастая драконья морда на носу корабля, искусно вырезанная мастером, смотрела своим яростным, но, в сущности, равнодушным взглядом вдаль, туда, где ждал своих жертв таинственный и страшный остров Сцилла.
   Корабль был обширен, каждому участнику отряда рыцаря Подземелья брейгонцы отвели пусть маленькую, но отдельную каюту. И друзья пока бездельничали, восстанавливая силы перед грядущими трудными испытаниями. На всех их разом напала какая-то сонливость, каждый чувствовал себя невероятно усталым, и только Кончита поминутно бегала к своему Хасиндо.  Корабль тащился еле-еле: вторые сутки стоял мертвый штиль.
   …Алоиз проснулся от сильной качки и обнаружил, что ноги его находятся значительно выше головы, едва не упираясь в потолок каюты. Выглянув в иллюминатор, он не смог определить время суток. За окном проносились болезненно-черные тучи, почти касаясь  воды. Внезапно сорвавшийся с цепи ветер остервенело рвал снасти и кренил корабль на нос.
   Все это были явления, хоть и грозные, но обыденные и понятные. Странным было другое: ни топота ног, ни рабочих криков на палубе слышно не было – как будто викинги во главе  с Патриком и сами попрятались в каюты. Похоже, палуба была пуста.
   - Сеньоры пираты! – позвал Алоиз во весь голос. – А, сеньоры пираты!
   Никто не ответил ему; вместо этого корабль тряхнуло еще сильнее, через борт полетели брызги, и Алоиз упал, поскользнувшись. Голова у оруженосца пошла кругом. На него накатила морская болезнь.
   А прямо по носу корабля вставало что-то страшное, и это были не только острые черные скалы искомого острова – приближалась  прежде невиданная область черного воздуха, до определенной степени похожая и непохожая на чреватую большим ураганом тучу от небес до самой земли, и из этой бесформенной массы веяло обволакивающим, колючим, мертвенным холодом.
   «Скалы! – ужаснулся Алоиз. – Рифы, черт бы их подрал!»
   Превозмогая усиливающуюся дурноту, он дополз до кают друзей и принялся стучаться и шуметь, как только мог.
   - Ребята! Вставайте! Аврал!
   Первым из каюты выскочил Хасиндо. Вид у него был заспанный.
   - Что стряслось? – спросил он не слишком заинтересованно.
   - Сцилла по носу, приятель, - прохрипел Алоиз, - Море штормит, а храбрые наши викинги все пропали куда-то, будто нарочно. Корабль несет прямо на скалы, и, если объятия Кончиты тебе нравятся больше русалочьих ласк, нужно пробираться к рулю и попробовать обойти рифы вокр… А-а!..
   На последнем слове он вскрикнул и упал снова пораженный невидимым ударом сзади. В первый момент Хасиндо тоже ничего не увидел. Но пенные брызги летели футов на пять над кораблем, окатывая палубу, и лепился из брызг этих  странный эфемерный призрачный контур невидимого человека в латах и при оружии. Этот невидимый, похоже, и нанес удар.
    Думать было некогда. Хасиндо размахнулся и из всех сил  рубанул невидимого врага. Очерченный водой контур человека громко вскрикнул, разваливаясь пополам, обрызгав Хасиндо липкой, остро пахнущей жидкостью.  Но следующий невидимый, сейчас же возникший за спиной убитого, немедленно нанес Хасиндо сильнейший удар в упор. Этот невидимый каким-то образом избежал брызг, следовательно, на его удар у Хасиндо практически не было возможности среагировать, и наш рыцарь упал навзничь. Тем временем, на палубе появились Гомес, Фред и Гальярдо. Сейчас же и на них посыпались удары из пустоты.
   Невидимых врагов оказалось много; они напирали со всех сторон. Соотношение сил, особенно учитывая невидимость вражеской стороны, было таково, что делало бой абсолютно безнадежным для Хасиндо и его отряда. Но тут в дело вмешалась стихия: штормовые волны с силой швырнули никем не управляемый корабль на острые рифы. Раздался громкий треск и скрежет, и палуба ушла из-под ног. Все посыпалось куда-то вниз с большой высоты, разламываясь, дробясь в мельчайшие щепки. Хасиндо упал на деревянную поверхность с большой высоты, и возможно разбился бы насмерть, если бы не стальные доспехи. К тому же еще сверху на него обрушилось что-то большое и тяжелое. И сознание молодого рыцаря Подземелья на какое-то время погрузилось во мрак. Впрочем, темнота, кромешная, непроглядная, окружала его теперь и в действительности. И не было больше ничего, кроме этой густой, промозглой тьмы и холодных, мокрых камней.



*  *  *
 
 
   Аделаиде снилось, что она летит куда-то в сумерках цвета индиго, окруженная крупными ярко-желтыми звездами, влекомая сильным и до омерзения холодным ветром. Воздух вокруг нее был очень влажный и то густой, как кисель, то напротив – разреженный почти до полного вакуума. Время от времени мимо нее пролетали осколки камней и металлических предметов. Некоторые из них задевали ей руки, ноги, лицо, оставляя на девушке синяки и ссадины. Аделаиде было больно и страшно, скорость полета возрастала так, что уже захватывало дух, а впереди возвышалась все та же черная, непроглядная громада. Вот Аделаида стремительно влетела в эту  темноту, ударилась обо что-то очень твердое, скользкое и холодное, и… сразу очнулась.
   Небольшой зал, в котором она очутилась, был наполнен тусклым багровым светом, шедшим непонятно откуда. Ни факелов, ни свечей – ничего не было, казалось, будто сами стены светятся приглушенно. На стенах висели во множестве разнообразные зеркала и географические карты, видимо, изображавшие остров Сцилла. Мебели в зале было очень мало – лишь каменные скамейки вдоль стен и маленькие столики из горного хрусталя, на которых стояли склянки и графины с какими-то жидкостями.  В самом большом зеркале, высотой с пола до потолка, овальной формы и в золотой раме, на которой были отчеканены четыре драконьи морды, отражался Скарпендер. Он был, как обычно, одет в длинный черный балахон, брови сдвинуты, но при этом зловеще и самодовольно улыбался.
   - Здравствуй, дочь моя. – Пророкотал он не лишенным приятности сахаристым голосом «с трещиной». – Ну, вот ты и дома.
   - Где это – дома? – спросила Аделаида неприветливо и хмуро.
   - Там, куда ты так стремилась – на Сцилле, в моем Замке. Добро пожаловать на родину.
   Скарпендер понурился, пропал из большого зеркала и сейчас же возник в другом зеркале, поменьше, за спиной Аделаиды.
   - Обернись. – Молвил он, и она повиновалась. – Ты что-то хочешь спросить у меня, я вижу? – продолжал он. – Тебя, похоже, что-то беспокоит.
   - Где мои друзья? – спросила Аделаида с железной интонацией. – Где Гальярдо, Хасиндо и все остальные? Куда ты их дел?!
   - А я думал, тебе любопытно, почему я отражаюсь в зеркалах, причем, попеременно, то в одном, то в другом, а наяву меня нигде не видно… на это я могу тебе ответить…
   - Это ерунда, меня это не касается! – закричала Аделаида зло. – Подавай мне моих друзей, чертова харя!
   - ПОДАВАТЬ тебе я их не собираюсь. – Молвил Скарпендер холодно. – Посмотреть на них ты можешь, если уж тебе так хочется. Вот, пожалуйста.
   В большом овальном зеркале опять появилось какое-то изображение; на сей раз, это было побережье Сциллы и останки разбитого корабля викингов. Посреди этой печальной картины стояли Хасиндо, Алоиз и Гальярдо. Вид у всех троих был изможденный, они были побиты, обтрепанны и о чем-то угрюмо переговаривались между собой. Но через зеркало не было слышно ни слова. Скарпендер, все еще отражаясь в другом зеркале, не мигая, пялился на них.
   - А где остальные? – спросила Аделаида всё так же злобно.
   - Присмотрись, и ты увидишь. – Был ответ.
   Она присмотрелась. Перед нашими рыцарями, распластавшись на земле, лежала бывшая королева Лючия. Она была недвижна и  бледна, как полотно. Рядом с ней валялась огромная доска от разрушенного корабельного борта.
   - Умерла. – Прокомментировал Скарпендер. – Зашибло обломками.
   Аделаида в ужасе закрыла лицо руками.

*  *  *
 
   Большое кораблекрушение бывает похоже на маленький апокалипсис. В считанные минуты, иногда – часы, распадается на куски монолитная опора, островок человеческой надежды в хаосе открытого океана. Все, на чем, казалось, держится жизнь, рушится, унося с собою эти самые жизни, и остается только водное пространство, бездонная пучина, и больше ничего. И те, кто выживет посреди этой бурлящей пустоты, оставшись лицом к лицу с безнадежной неизвестностью, завидуют мертвым, у которых все муки уже позади, а впереди – лишь покой, безмятежность.   
   Что-то вроде этого испытывал Хасиндо, лежа на холодных, мокрых прибрежных камнях – ощущение давящей пустоты, неизвестности, необъятности  пустой тьмы вокруг.
   Впрочем, камни, пускай острые, холодные и мокрые, все-таки существовали в этой пустоте, и были опорой, и вокруг камней была вода, и был воздух, и камни являлись, по сути,  новой Землей – ну всё как в настоящем библейском «Апокалипсисе» - и это значило, что стоит попробовать начать жизнь сначала.
   Следующим несомненным свидетельством начала новой жизни во мраке был хриплый голос, принадлежавший, конечно, Алоизу, только звучал он страшновато и глухо, как голос пещерного человека доисторических времен:
   - Amigos! Где вы? Есть кто-нибудь живой? – вопрошал этот рокочущий, хриплый трубный бас, и богатырская фигура оруженосца черной тенью, как призрак, надвинулась на Хасиндо.
   - Я здесь, приятель. – Отозвался Хасиндо, улыбнувшись, но и его собственный голос прозвучал незнакомо и страшно, похоже на боевой рев раненого тролля.
   - Слава Богу. – Пророкотал Алоиз, нагибаясь к нему, но голос оруженосца не становился ничуть более привычным. – Хоть один уцелел. А так весь берег завален мертвыми викингами.
   - Все разбились? – спросил Хасиндо мрачно. – А кто-то, возможно, захлебнулся водой, или утонул…
   - Некоторые из них убиты. – Отвечал Алоиз сурово. -  Я нашел Патрика – он поражен в живот ударом меча. Моим ударом.
   - Что это значит, Ал?
   - Похоже, это они напали на нас, сделавшись невидимыми. Эти ребята предали нас и хотели утопить в море. Уж не сам ли Скарпендер подослал их к нам?
   - Ладно! – махнул рукой Хасиндо, вставая и отряхиваясь. – Черт с ними! А где остальные наши друзья? Где Кончита, Лючия, Гомес?..
   - Гомес мертв. – Послышался гулкий шепот в пятнадцати шагах левее Хасиндо.
   Продвинувшись на звук голоса, рыцарь и оруженосец обнаружили Гальярдо, живого и невредимого, склонившегося над лежащим Гомесом.
   - Погиб в бою с невидимками. – Объяснил бывший король. – Рядом  с ним валялся какой-то яркий камушек. Вот он. – Гальярдо протянул Алоизу небольшой изумруд, выпавший из кармана Гомеса. Возьми его, Алоиз, на память о Гомесе, ведь он был твоим другом. А где наши женщины?  Где Аделаида?..
   - Человек боя… Вот он и нашел смерть в родной стихии… - Алоиз снял шлем и некоторое время стоял над трупом старого друга молча, понурив голову. - Пойдемте,  поищем их. – Сказал Алоиз глухо, окончив траурный ритуал. – Если, конечно, удастся  кого-то найти. Живым найти. – Добавил он, содрогнувшись.
    Изумруд Алоиз просто сунул себе в карман и надолго забыл о нем.
    Для оруженосца и бывшего короля  сцилльский мрак оказался почти абсолютно непрогляден, и они тыкались бы в разные стороны, как новорожденные щенки, наталкиваясь на всё новые трупы викингов. Но Хасиндо, оказалось, видел в темноте лучше кошки; он уверенно двигался вперед и повел друзей за собой.
   Следующей их кошмарной находкой оказалась…
   - Королева! – крикнул горестно Алоиз, и наполненное густым мраком, словно киселем, небо, задрожав, казалось, ответило ему.
    Лючия лежала на спине, и прекрасное лицо ее было испещрено ссадинами. Глаза были распахнуты и спокойно глядели в черное небо. Она слегка улыбалась последней улыбкой.
    Алоиз упал на её труп и долго вглядывался в мертвые глаза, а по щекам его катились слезы.
    - Не уберег… - бормотал он тихо, - Не уберег… Ах, чертов Бронзовый Щит!..
    - Она ушла к своему любимому. – Сказал Хасиндо. – Недолго же Рамберту пришлось ждать её на небесах…
   Похоронить усопших было никак невозможно ввиду того, что остров представлял собою сплошную скальную породу.  Трое двинулись дальше, но ни Кончиты, ни Аделаиды, ни Фреда найти поблизости не сумели.
   - Их нет. – Подытожил Хасиндо. – Но, может быть, это не так и плохо. Мы не нашли их мертвыми: возможно они еще живы…
   - Их поглотил океан, не иначе. – Пробубнил отчаявшийся Гальярдо.
   - Итак, нас осталось трое. – Молвил Хасиндо, цедя слова сквозь плотно сжатые зубы. – Но мы живы и целы, и наши руки по-прежнему крепко держат эфесы мечей. Значит, миссия продолжается. Вперед, на скалы, и пусть Скарпендер трепещет!..   

*  *  *
   
   - Где же Кончита? – спросила Аделаида, оторвав взгляд от скорбного зрелища и снова глядя в то зеркало, где отражался ее ужасный отец.
   - Какая Кончита? А, эта маленькая цыганка?! – ощерился колдун. – Ты ее еще по имени зовешь? А для меня она – лишь сосуд с вожделенной жидкостью… Вот она, смотри сюда!
   Аделаида вскрикнула от ужаса. Рядом со Скарпендером появилась Кончита, оборванная и избитая, вся в кровоподтеках, а черный маг держал её пятерней за волосы, словно котенка за шкирку, сильно загибая ей голову назад. Видно было, что Кончита сильно страдает от боли, но девочка не издавала ни звука, ни стона.
   - Иди сюда, дочка! – блаженно зарычал он, плотоядно скаля быстро удлиняющиеся зубы. – Войди в зеркало, не бойся, это легко. Вкуси свежей, горячей крови из этого сосуда!

Глава 2

   Даже ветер на этом ужасном острове был совсем не такой, какой бывает на всей остальной нормальной Земле. Здесь ветер колол и резал лица и все другие, недостаточно защищенные участки тела. Ураган кончился, и дул этот странный  ветер едва-едва, но, во-первых, был ледяным, а во-вторых, не то, чтобы свистел, или даже гудел, а, скорее, пищал тонким, злым, воистину бандитским, буравящим писком, от которого болели уши и зубы.
    Этот ветер, этот воздух и каждый камень – всё  на этой земле было пропитано ненавистью и страхом.
    Узкая черная тропинка в скалах извивалась змеею, забираясь все выше. Идти было неудобно: тесно и скользко. Хасиндо шел первым, а с трудом поспевающим за ним Алоизу и Гальярдо приходилось дышать изо всех сил, широко раздувая ноздри. В сером, не слишком прозрачном воздухе Сциллы явно ощущался недостаток кислорода. Впрочем, Хасиндо продвигался вперед достаточно быстро, светя себе глазами, и его друзьям досаждала мысль, что они не могут угнаться за ним.
   - Тут дышать нечем, десять тысяч чертей! – ворчал Гальярдо, - Удавить он нас хочет, что ли?! Как ты-то здесь умудряешься дышать, дружище?   
   - Врет, не возьмет! – бормотал Хасиндо, хотя и ему самому было несладко; он переставлял ноги так тяжело, будто вколачивал сваи.
   Тропинка пошла круто вниз. Еще несколько шагов – и Гальярдо не выдержал, упал, ткнувшись носом в серые камни.
   Что это? Ему показалось, будто круглые камни смотрят на него, и у каждого из камней по два больших, словно нарисованных, немигающих глаза. Между тем, он почувствовал, что лежа дышать все-таки полегче.
   - Камень, ты живой? – спросил Гальярдо хрипло и получил ответ глухим, идущим из-под земли голосом, похожим на голос чревовещателя:
   - Я не камень. Глаза, которые ты видишь – это глаза мертвецов, в изобилии лежащих в этой земле. Мы – мертвые стражи Сциллы, именно мы тянем из вас, пришельцев силы, мешая вам продвигаться вперед.
   - Кто вы такие? – спросил Гальярдо, – И что плохого мы сделали вам, что вы преграждаете нам путь и перекрываете дыхание?
   - Не нам. – Промолвил подземный голос. – Вы несете ущерб и смерть для Ка.
   - Что это за Ка? А, очередное прозвище Скарпендера? – догадался бывший король Саламандрии.
   - Много будешь знать – скоро состаришься. – Ответил голос. – Впрочем, тебе старость уже не грозит. В ближайшие минуты ты превратишься в одного из нас.
   Гальярдо хотел схватиться за эфес меча, но вдруг ощутил нечто действительно страшное, способное напугать кого угодно. Он понял, что не чувствует не только тяжести оружия на своем правом бедре, но не чувствует ни собственно бедра, ни вообще ног. Как будто у него онемело или отнялось тело снизу до пояса.
   «Так умирают кошки – коченея с хвоста» - подумал он, а мертвенный холод продолжал обволакивать его. Он все хуже видел и слышал. Каждый звук стал множиться, дробиться в его ушах, а очертания предметов стали расплываться и стираться.
   «Позвать на помощь друзей» - мелькнула мысль, и рот раскрылся сам, и уже вымолвил было: - Ре…
   - Да, да! – обрадовался подземный голос. – Зови, зови ребят, и тогда они тоже   перейдут на службу к Ка!
   «Хрен тебе! – подумал Гальярдо злобно, напрягая уже меркнущее сознание, - А твоему Ка хрен в двойном объеме!»
   Через несколько мгновений после этого бывший король провалился в небытие.



*  *  *
    
   Аделаида видела в волшебном зеркале всё, что происходило с её возлюбленным, до мельчайших подробностей, и была взбешена и готова рвать и метать.
   - Что ты с ним сделал, мерзавец?! – яростно завопила она  на отца, растерянно вращая глазами.
   - Я его сюда не звал. – Щелкнул челюстью Скарпендер и снова перетащился в другое зеркало. – Твой хахаль отправился в гости к чертям, хотя мог бы сидеть тише мыши в своем замке, если уж ему удалось выбраться из рассола. Ты последуешь за ним, и весьма скоро, будь спокойна, если не станешь пить кровь. В любом случае, окончательное решение за тобой. Я могу лишь создать условия, чтобы тебе думалось спокойно.
   Черный маг взмахнул рукой – и Аделаида очутилась в каком-то другом, очень темном помещении. Впрочем, хотя сюда, судя по всему, солнечные или любые другие лучи проникать вообще не могли, Аделаида все-таки видела, что стены здесь имеют темно-багровый окрас, а прямо напротив нее стоит у стены Кончита и смотрит на Аделаиду со страхом.
   - Кончита. – Улыбнулась Аделаида. – Хорошо, что мы вместе. Значит, не пропадем.
   Но, улыбаясь, Аделаида почувствовала, что собственные зубы несколько мешают ей говорить, и по подбородку течет слюна.
   Она сделала два шага по направлению к  Кончите.
    - Кто это? – пискнула цыганочка, явно испуганно. – Чей это голос, такой страшный?!      
    - Я, Аделаида. Но мне кажется, почему-то, что ты боишься меня.
    При произношении этой фразы Аделаиде и самой сделалось не по себе. Её собственный голос звучал, как чужой, низкий, хриплый, угрожающий голос тролльчихи навеселе.
   - Я… и впрямь б-боюсь тебя, - трепеща, проговорила Кончита, - У тебя глаза светятся красным огнем. Мне кажется, что ты сейчас съешь меня!
   Съешь меня! Съешь меня! – отозвалось громким шепотом в голове Аделаиды.
   Она по-прежнему смотрела на Кончиту, но видела её иначе, чем раньше. Теперь Кончита казалась ей не человеком, а сгустком, сплетением разнообразных сосудов наполненных кровью. Этот сгусток, эта энергетическая точка манила её к себе, и Аделаиде потребовалось немалое усилие воли, чтобы не броситься с рыком вперед, а оставаться на месте.
   Ноги Аделаиды уже двигались сами мелкими шажками, и, чтобы обуздать эту тягу, она повалилась на пол животом вниз, впиваясь ногтями между камней. Да и не ногти уже были у нее, а волчьи когти.
   Съешь меня! Съешь меня!
   Аделаида крепко зажмурила глаза.
   «Я не буду этого делать! – мысленно закричала она. – Кончита – моя подруга. И я – не вампирша!
   Вампирша! Вампирша! – отозвался страшный шепот в её мозгу. – Ты должна пить кровь. Если ты откажешься – умрешь!
   «Лучше умру. Гальярдо умер, и я отправлюсь за ним. Зато Кончита будет жива и счастлива».
   А утоление кровавого голода даровало бы тебе вечную жизнь и неистощимую силу.
   «Лучше умереть, чем существовать в виде пустой породы, алчущей одного насыщения. Только ради крови я жить не стану! Гальярдо умер, и я последую за ним».
   А как же ты умрешь, глупая? Вампир не способен умереть естественной смертью, или сам себя убить. Ты станешь мыкаться во тьме неприкаянно, а голод будет жечь тебя изнутри, не переставая. Рано или поздно произойдет одно из двух:  либо ты напьешься крови, либо кто-нибудь убьет тебя.
   Аделаида продолжала сопротивляться, как могла, но неведомая, непреодолимая сила подняла её на ноги и повела прямо к  Кончите.  Клыки её оскалились до самых десен, глаза продолжали гореть. Побледневшая от страха Кончита, имея за своей спиною стену, не могла пятиться и стала отодвигаться от Аделаиды боком, цепляясь пальцами за камни.
   - Что т-т-ты  х-х-хочешь с-сделать? – бормотала Кончита, и зуб у нее не попадал на зуб.
   Она почти совершенно оцепенела от ужаса и не могла толком ничего предпринять. Однако в последний момент донельзя пострашневшая Аделаида повела себя несколько неожиданно:
   - Убей меня! – прорычала она, и в рыке этом не было ни злобы, ни угрозы, а только страшная мука. – Сопротивляйся мне, Кончита, не опускай рук, ибо не по своей воле я делаю то, что ты видишь. Борись же со мной, подружка! Убей меня!
   - Ты с-с- с ума сошла! – Кончита была уже почти в обмороке. – Я н-не м-м-могу…
   - Или ты хочешь, чтобы он укусил тебя моими зубами, и ты бы стала вампирш… а-а-а!..
   Споткнувшись на последнем слове, она разинула пасть уже и без того раздираемую изнутри не вмещающимися там клыками, и бросилась на Кончиту. Та ощутила её хватку, в мгновение ока усилившуюся многократно, и повалилась на пол, подставив ополоумевшей подружке свою шею.
   Но Аделаида продолжала сражаться сама с собой.
   - Борись, борись, девочка. – Уже шипела она, медленно теряя последнюю силу воли. – Я не должна кусать тебя. Я не хочу этого… Убей меня… задуши меня!..
   Волевые мускулы слабели, между её клыками и шеей Кончиты оставалось каких-то два миллиметра.
   И тут пальцы Кончиты словно сами собой вцепились в горло Аделаиды и что было сил сжали его.
    Горящий взор мятежной дочери Скарпендера затуманился, перед её глазами поплыли разлапистые фиолетовые цветы. Некоторое время она еще что-то хрипела, чувствуя, как быстро деревенеет её тело, потом стала словно куда-то проваливаться, проваливаться со все большей легкостью…
    Кончита вскрикнула, и её всю затрясло. Теперь она сжимала в руках уже мертвое тело подружки.


Глава 3

   
   - Врешь, не возьмешь! – рычал по-львиному Хасиндо, упорно продолжая двигаться вперед, всё дальше проникая вглубь страшного острова, хотя ноги его, как будто чугуном налились. Он вытащил заветный меч из ножен и опирался на него, как на посох, на десять дюймов всаживая в каменистую почву. К тому же, и света от волшебного клинка заметно прибавилось.
   - Слышь, парень, - раздался за его спиной голос Алоиза, - Гальярдо, похоже, отстал.
   Им пришлось остановиться, вернуться на десяток метров назад, и вскоре они без труда нашли лежащего меж камней бездыханного Гальярдо.
   Быстро высекли в твердом грунте мечами небольшую могилу, опустили туда тело бывшего короля, завалили камнями…
   - Вот мы и остались вдвоем. – Сказал Хасиндо. – Рыцарь и оруженосец. Как и предсказывала волшебная книга короля Франго. Чуяло мое сердце, и ведь говорил я и Гомесу, и Фреду, и тому же Гальярдо: не ходите вы с нами на Сциллу – погибнете! И вот, пожалуйста – из всего отряда живы только мы с тобой!
   - А ты точно уверен, что мы еще живы? – пробубнил Алоиз глухо.
   - В этом-то я пока уверен. – Ответил Хасиндо. – Потому, что я еще чувствую свое тело и боль. Вот Гальярдо лежит в могиле, ничего не чувствует – он действительно мертв. А мы пока еще живы, Ал.
   - Что-то я начинаю в этом сомневаться. – Пожал плечами Алоиз. – В последние часы мы потеряли столько друзей… Гомеса, Фреда, Гальярдо, Лючию, Аделаиду, Кончиту…
    - Нет! – воскликнул Хасиндо, злобно и уверенно. – Кончиту мы не потеряли. Я закрываю глаза – и передо мною её образ, и в ушах моих звучит её голос. Она где-то на Сцилле, она где-то у него, у Скарпендера. Она жива, и мы освободим её!
   Они двинулись дальше, и серый свинцовый воздух так же давил со всех сторон, но теперь Хасиндо видел, что в этом воздухе носятся какие-то черные вихри, и свистят эти вихри ему в уши странные слова:


Часть сердца там… я – лук без тетивы…
Земля не пустит к небесам – увы…
Оракулы правы…


   - Ничего не замечаешь, Ал? – спросил Хасиндо хрипло, - Вокруг летают какие-то слова. Поют мне что-то прямо в уши. Тяжелые, твари, как камни – того гляди, каким-нибудь в лоб шарахнет.
   - Что за слова?
   - А вот, послушай:

Земля – увы! – не пустит к небесам.
Оракулы правы: часть сердца там,
Где упыри скитаются впотьмах,
Ища свою живительную влагу,
Где мучатся святые на крестах,
Где самовольно не прибавишь шагу…

   - Я ничего такого не вижу. – Пробурчал Алоиз.
   - Странно. Что бы это могло быть? Может, привет от Кончиты?
   - В голове у тебя, похоже, привет, парень. – Проворчал Алоиз. – Отдохнуть бы тебе не помешало. Да и мне, тоже.
   Будто  в подтверждение слов оруженосца, перед ними, как из-под земли, явилась старая, гнилая избушка, недобро поскрипывающая на этом специфическом ветру.
   - Ты уверен, что нам стоит туда влезать. – Осторожно спросил Хасиндо. – И дома-то, на родной Саламандрии, подобные избушки из  ниоткуда зачастую таят в себе смертельную угрозу, а тут – Сцилла…
   - Храбрый воин! – усмехнулся Алоиз. – Оказавшись в желудке дракона, смешно бояться угодить ему же в кишечник!
   Они ввалились в избушку и расположились спать прямо на полу, возле тлеющей печки. Печка была как нельзя более, кстати, непонятно было только, кто ее затопил. Изнутри избушка выглядела не менее заброшенной, чем снаружи. Алоиз как лег, так сразу же и заснул богатырским сном, громко храпя. Хасиндо же проспал всего около часа и проснулся оттого, что явственно услышал доносящиеся откуда-то жалобные страдальческие стоны:
   - О-о-о, как больно! Как мерзко и противно! Боже, я знаю, за что ты караешь меня, но смилуйся же! Пусть придет кто-нибудь живой и положит предел моим мучениям!
   Сначала Хасиндо подумал, что это ему кажется, либо снится. Однако, причитания повторялись снова и снова. Ему показалось, будто они доносились из-за печки. Хасиндо подошел и заглянул туда. И точно – за печью лежал человек, но не целый человек, а лишь верхняя его половина. Нижняя часть его, аж до пояса, была, похоже, кем-то отъедена. И, тем не менее, этот странный огрызок был живой – именно он издавал вышеозначенные стоны.
   Хасиндо вернулся к Алоизу и сосредоточенно пошевелил его за плечо.
   - Проснись-ка, Ал, проснись! Посмотри, что тут такое!
   Тот открыл заспанные глаза и долго непонимающе смотрел сначала на рыцаря, потом на продолжающий завывать живой огрызок рыжеволосого, голубоглазого, веснушчатого, еще очень молодого человека. Ругательство вырвалось от удивления  из уст видавшего всякие виды оруженосца, потому что представшее его глазам сейчас было поистине невероятно.
   - Лопни мои глаза! Джулиано!
   - Да, это я. – Устало, страдальческим тоном проговорило полчеловека. – Здравствуй, храбрый и светлый однополчанин мой Алоиз Беллино. Видишь, как страшно завершается моя жизнь?! Бог отвернулся от меня в отместку за мои преступления, и я попал сюда, в лапы самых темных сил, каковые силы только можно себе представить. Вот уже довольно долго через установленное время – я не могу его определить – ко мне приходит кошмарное чудовище по имени Ка и грызет мое тело снизу. Видишь – уже половину отъел. Я заслужил это, Алоиз, я полностью осознаю, что несу заслуженную кару, но… как же больно, десять тысяч чертей!..
   - Но я помню, как ты стоял с саблей наголо против целого полка бобоголовых. И тебя растерзали, разрубили в клочки…      
   - Я помню только темноту и невозможный холод. – Ответил Джулиано.  – А когда все это рассеялось, я очутился в месте похуже всякого ада: вот в этой каморке, наедине с симпатичнейшим Ка…
   - Что это за чудовище – Ка? – спросил Хасиндо. – Как оно выглядит?
   - Вам скоро предстоит самим увидеться с ним. Это газообразное существо с вполне реальными зубами… Оно верховодит мертвыми стражами. Я не знаю, возьмет ли его какой-нибудь меч… Алоиз, умоляю тебя – хотя ты, конечно, вправе плюнуть на мои страдания – но если ты видел от меня хоть какой-то толк, хоть что-то доброе, - умоляю! – избавь меня от мук! Сожги жалкое тело моё в этой печи.
   Слезы выступили в глазах Алоиза, когда он последний раз встретился глазами с Джулиано.
   - Прощай, парень. – Произнес оруженосец тихо. – Кто знает, может быть, через это аутодафе тебя простят и на небесах. Я же отпускаю тебе грехи здесь, на Земле. До встречи в иных мирах!
    И он положил останки Джулиано в топящуюся печь. Пламя моментально охватило его, и спустя считанные секунды от Джулиано осталась лишь маленькая горсточка белого, теплого пепла.
   Алоиз еще долго взирал на этот пепел, и лицо оруженосца было пасмурно.
   - Это был твой друг? – спросил его Хасиндо.
   - Да. – Ответил Алоиз твердо. – Друг. Однажды он отдал за меня жизнь… Ну, что, парень, теперь нам придется спать по очереди, чтобы милейший Ка, нагрянув, не застал нас обоих сонными.
   - Спи пока что ты. – Предложил Хасиндо. – Я уже чувствую себя отдохнувшим.
   Алоиз снова лег на пол и вскоре спокойно захрапел, а Хасиндо сел к двери и застыл неподвижно, крепко задумавшись. Волшебный меч он положил на порог, освободив его от ножен. Мистическое его сияние согревало душу Хасиндо. И бежали по этому зеленому свечению огненные буквы рубинового цвета. Всмотревшись в них, Хасиндо понял, что они складываются в слова, а слова – всё в те же стихи:

Часть сердца – там, и, как я ни зову,
Не воскресить увядшую траву.
Земля – увы! – не пустит к небесам.
Я – лук без тетивы. Часть сердца – там,

Где упыри скитаются впотьмах,
Ища свою живительную влагу,
Где мучатся святые на крестах,
Где самовольно не прибавишь шагу.

И залегают тени по углам.
Оракулы правы: часть сердца – там.

Всё глубже когти проникают в плоть.
Чем пуще звать, тем громче будут стоны.
Спасти любовь способен лишь Господь,
Но он молчит и не сойдет с иконы.

Клинок – слуга моей шальной руки –
Лишь может расколоть любовь в куски.

Храм предо мной, железный адский храм.
В нем предстоит  продолжиться войне.
Живущий там – сильней меня втройне,
Он зрел, он мудр, заносчив и упрям.

Хозяин всем мистическим мирам,
Он хочет, чтоб я сгинул в тишине.
Уйти, сбежать? Нельзя! Часть сердца – там
И рвется к той, которая во мне.

   Хасиндо читал эти стихи на клинке, и представлялись ему глаза Кончиты – прекрасные, измученные, плачущие.
   «Я хочу к тебе! – говорили эти глаза. – Но я в плену, в каменном мешке. Вокруг меня – смерть, мне плохо и страшно!»
   А за спиной Кончиты маячил угрюмый человек в черной одежде, с искаженным злобой лицом – Скарпендер.
   «Тебе не добыть её, мальчишка! – рычал он пожилым, прокуренным голосом, - Она теперь навсегда моя, и я выпью её кровь!»
   «Только попробуй! – закричал Хасиндо. – Клянусь прахом отца, матери и кузнеца Гаудино – я скоро приду к тебе и сам вгрызусь в твою глотку! Ты не тронешь Кончиту, слышишь, гад?! Не тронешь! Я не дам её в обиду!»
   «Что ж, посмотрим. – Пожал плечами Скарпендер. – Приходи, померимся силами. Я давно уже жду тебя».
   Тут раздалось громкое шипение, и видение погасло. На какой-то миг сделалось темно, а потом Хасиндо проснулся и открыл глаза. Реальность вернулась, но теперь он увидел, что из щелей не очень плотно закрытой входной двери валит в избушку, шипя, густой светло-коричневый дым. И постепенно формируется из этого дыма огромнейших размеров голова, отвратительная чудовищная морда с мясистыми, кроваво-красными губами и острыми белыми клыками длиною в целый фут. Причем, если вся голова состояла, явно, из дыма, то клыки поблескивали и клацали, как настоящие.
   «Ну, вот он, Ка, пожаловал!» - смекнул Хасиндо, хватая меч.

Глава 4

   Аделаида снова падала в какую-то бездонную пропасть, ощущая мертвенный холод во всем теле и такой страх, что хотелось кричать. Сначала перед глазами ее была одна беспросветная тьма, потом она сменилась светящимися желто-красными пятнами, сделалось необычайно жарко, затем свет начал понемногу меркнуть, перемежаясь синими и фиолетовыми тенями. Скорость ее падения возрастала с каждой секундой. Наконец, все пропало, стало совсем темно, и Аделаида приземлилась, с размаху ударившись, видимо, о камни. Но боли она не почувствовала – как-то сразу наступило онемение.
   Лежать пришлось долго, пока возвращалась чувствительность в тело и мысли в голову. Постепенно она поняла, что опять способна думать, тело опять слушается ее – только оно сделалось невесомым, подобным тени, - и Аделаида могла встать и идти. Что она и сделала.
   Хоть глаза ее и светились в темноте, она все-таки не заметила широкой струи, брызнувшей, откуда ни возьмись, ей поперек пути. Она вновь поскользнулась и упала лицом в воду. И сразу поняла, что это не вода.  Ручеек струился теплой кровью, постепенно усиливаясь и разрастаясь.
   Не в силах сдержаться, в припадках душащей вампирской жажды, Аделаида сделала несколько огромных и жадных глотков, поперхнулась, закашлялась, почувствовала насыщение, снова встала и двинулась вправо, по течению ручейка. Еще через милю ручеек превратился в полноводную, правда довольно вяло текущую реку; теперь Аделаида шла по берегу, а на этом берегу сидел страшный, угрюмый старик с растрепанной длинной седой бородой, и все кости у него выпирали наружу, а глаза его тоже ярко светились зеленым. У ног его притулилась, зарывшись носом в берег, небольшая лодка.
   - Стой, грешница! – произнес он трубным и протяжным голосом. – Я доставлю тебя на ту сторону. Полезай в лодку!
   «А зачем это мне?» - подумала Аделаида, но вслух ничего не спросила. Сами ноги занесли ее в лодку, и угрюмый старик оттолкнулся веслом от берега.
   Прошло не так уж много времени, а они уже причалили. Некоторое время Аделаида осматривалась вокруг растерянно. Новый берег был пуст, но впереди, в некотором отдалении, возвышались громадные запертые ворота.
   - Слазь, приехали! – проворчал старик беззлобно и апатично. – Некогда нянчиться!
   - Спасибо, дед. – Сказала Аделаида, почему-то громким шепотом.
   - Хрен тебе в рыло, упыриха! – прогнусавил тот, но, несмотря на кажущуюся грубость, ни злобы, ни раздражения не было в его голосе, а только крайняя изнуренность.
   Может быть, инстинктивно она понимала, что идти нужно прямо, туда, к воротам, а может быть, это происходило потому, что больше никаких ориентиров вокруг не было. Путь до ворот тоже не занял много времени. Они были так высоки, что не было видно, где и кончаются, а чуть повыше своего роста Аделаида могла видеть надпись, выложенную черным камнем:

ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ!

   «Так это Ад! – поняла она вдруг. – Я нахожусь у Адских Врат. Значит, Кончита все же убила меня, дай ей Бог здоро…»
   Желтая светящаяся стрела прилетела откуда-то сверху и пронзила Аделаиду насквозь. Страшная боль прожгла покойницу от макушки до пяток, но, правда, мгновенно прекратилась.
   Да, упоминать Бога в этих местах было, пожалуй, нежелательно.
   Тут к Аделаиде подковылял, сильно прихрамывая на левую ногу, приземистый, косолапый, заросший черной, грязной шерстью, торчавшей клоками, как будто его трепали в какой-то неслабой драке, черт с короткими рогами на голове, и вперил острый взгляд своих маленьких и злобных глаз-угольков в Аделаиду.
   - Еще одна puta приперлась! – проворчал он так же устало, но куда как более зло, чем старый перевозчик. – Тебе куда надо, стерва?
   - Я понятия не имею, - пожала плечами Аделаида, - но, думаю, туда. – Она коротко кивнула в сторону Врат.
   Черт продолжал сверлить Аделаиду проницательным взглядом злобных глаз.
   - Признавайся, ведьма, - молвил он  металлическим голосом, - пьешь кровушку живую?
   - Было дело. – Ответила Аделаида; при этом ей до ужаса хотелось пропасть, провалиться куда-нибудь еще, где бы уже решительно никого не было. – Пила я кровь… пару раз.
   - А теперь будешь пить ядовитые воды Коцита. – Прорычал черт, и длинный, гибкий, как плеть, хвост его со свистом обернулся вокруг туловища девушки на пять витков. Хватка у этого хвоста была поистине удавья, и когда он отпустил, пять кровавых кругов обозначились на торсе девушки. Только тут она поняла, что полностью обнажена и босая. Стало очень больно, а пуще того отвратно.
   - Иди к Вратам впереди меня. – Приказал черт. – Пошевеливайся и учти, что я слежу за тобой. Сделаешь шаг в сторону – и я всажу железный крюк в твою аппетитную задницу.
   «Ладно-ладно! – подумала Аделаида злобно. – Смотри, как бы тебе самому что-нибудь куда-нибудь не всадили!»
   Она с покорным видом склонила голову и двинулась вперед. В голове ее созрел план атаки на черта путем телепатического проникновения, и сейчас она собиралась с силами.
   И вот, кажется, удобный момент настал. Она сосредоточилась и нанесла мысленный удар…
   Но тут же с душераздирающим криком Аделаида повалилась на мокрую глину Преисподней. Жестокое желтое пламя, на какие-то мгновения охватив девушку, прожгло всё её бесплотное уже существо. Вслед за этим черт-конвоир навалился на нее своей огромной тушей и донельзя приблизив свою зловонную, шерстистую морду с горящими угольями глаз к её лицу, прорычал с дикой ненавистью:
   - Славь Сатану, что я сегодня добрый, puta! Но если ты еще раз так сделаешь – клянусь Геенной огненной, я использую тебя по назначению! И так еле терплю! А ну, двигай!
   Аделаида пробовала сбросить его с себя, стукнуть его рукой, ногой, головой, оцарапать, или укусить, но ровным счетом ничего из этого не удавалось. Новая призрачная её натура почему-то именно здесь давала о себе знать. Конечности ее проходили сквозь тело дьявола, будто состояли из газа. Что же касалось побоев, наносимых ей самой, или похотливых чертовых тисканий – на это законы призрачности, как видно, не распространялись – она ясно чувствовала и боль, и все его гнусные прикосновения.
   «Это, видимо, меня так наказали! – подумала Аделаида. – Телесные ощущения усиливают страдание».
   - Как тебя зовут? – спросила она черта.
   - На какого тебе лешего знать мое имя? – огрызнулся тот. – Но если тебе нужно что-то спросить, называй меня Минос. Я – адский душеприказчик, распределяю всех грешников по департаментам. Тебе назначено из Джудекки – нырять в Коците, башкой вверх, солдатиком. Поганое это занятие, доложу я тебе. Но ты, ведьма, лучшего и не заслуживаешь… Откр-р-рыть Вр-р-рата, др-р-раные увальни!
   Так он рявкнул, когда они подошли к Вратам, и те с ужасным скрежетом сами по себе разъехались в стороны, створки скрылись в пазах стен. Не успела Аделаида войти, как на нее бросился с лаем огромнейший трехглавый пес, оскалив все свои зубастые пасти. Она отшатнулась, съежилась, закрылась руками. Но Минос щелкнул пальцами, и кошмарная зверюга зависла в воздухе, не допрыгнув с полметра до девушки.
   - Что, ведьма? – спросил Минос, прищурив левый глаз. – Дать тебя, что ли, маленько покусать нашему дорогому, милому, пушистому малышу Церберу? Как тебе нравится такая мысль?
   Аделаида молчала, но её всю корежило от ужаса. Дьявольский пес был величиной с целого быка.
   - Шучу, шучу! – усмехнулся адский душеприказчик. – С тебя, пожалуй, хватит и Коцита. А ну, вали отсюда, поганая псина!
   И он так хватил Цербера ногой в пузо, что тот со щенячьим визгом и тявканьем  отлетел в сторону, упал на спину и засучил лапами. Через минуту он привел себя в порядок, сел на задние лапы и жалобно заскулил.
   Аделаида видела гигантскую толпу людей… нет, не людей – теней, бредущих куда-то по чавкающей, крайне заболоченной местности, а над ними вилось, жужжа и звеня громадное облако всякой мошкары и мелкого гнуса. Тени шли, крича от бесконечной, изматывающей боли; по краям толпы двигались черти с деревянными кольями в руках, и время от времени чувствительными тычками не позволяли отдельным теням сбиваться с курса. Судя по возгласам, этих несчастных мучила еще и сильнейшая жажда. Когда кто-то из призраков жаловался на жажду чересчур громко, кто-нибудь из конвоиров опрокидывал арестанта лицом вниз, прямо в жижу, а потом, рванув за волосы, снова поднимал душу на ноги, приговаривая: «Напился, мразь?! Ну, шевели помидорами дальше!»
   «Caramba! – подумала вдруг Аделаида. – А что, если и мой Гальярдо находится где-нибудь здесь, в Аду? Я слышала, что обычно королей и разных прочих вельмож в небесные левады не пускают».
   - Эй, Минос, - пробормотала она едва слышно, - Можно тебя спросить?..
   - Спрашивай, ведьма.
   - Ты, наверное, сам встречаешь каждого, входящего в эти Врата?
   - Ну.
   - А не проходил ли через тебя Гальярдо – бывший  король Саламандрии?
   - Проходил.
   У Аделаиды все сжалось внутри, и сердце запрыгало, как затравленный заяц.
   - А где он теперь, ты не знаешь?
   - В Долине земных властителей, там же, где и все остальные цари и короли. Это твой …? (Тут Минос по дьявольскому обыкновению применил самый непристойный, какой только возможно представить, синоним слова «любовник»).
   Аделаида промолчала. Несмотря на то, что она находилась в Аду и должна была готовить себя ко всевозможным мерзостям и унижениям, отвечать на такие вопросы было ниже ее достоинства.
   Впрочем, кажется, Миносу и самому надоело издеваться над ней.
   - Путь к Коциту идет через Долину. – Сказал он спокойно. – Увидишь своего хахаля, не переживай. Скоро у тебя будет повод для переживаний посущественней.
   Дорога, которой они шли, спускалась все ниже, в более глубокие слои земной коры. Вокруг слышались все новые страшные вопли истязаемых чертями человеческих душ. Если бы не красный туман в глазах, из-за которого очертания всего окружающего представлялись ей весьма расплывчатыми, Аделаиде пришлось бы, пожалуй, еще хуже. Она не видела толком и Долину земных властителей, когда Минос привел её туда. И только оклик до боли знакомым и до предела изможденным, мученическим голосом вывел ее из дурмана.
   - Аделаида! Я здесь, посмотри на меня!
   И вот она увидела Гальярдо. Правда, его почти целиком скрывала массивная каменная плита, которую он пытался поднять на плечах. Но плита была неимоверно  тяжелая и с каждой минутой все сильнее пригнетала Гальярдо к земле.
   Аделаида бросилась к своему возлюбленному, даже не оглянувшись на Миноса. Впрочем, конвоир и не попытался ее удержать. Похоже, на самом деле Минос был добрее, чем казался сразу. Но и тут он неотступно следовал за Аделаидой, шаг в шаг.
   - Боже! – воскликнула она, на миг опять позабыв, где находится, и громко вскрикнула от боли, потому что зеленое пламя снова прожгло ее насквозь. – Что с тобой сделали! – продолжала восклицать она, глядя на Гальярдо, едва вспышка погасла. – Зачем на тебя взвалили этот камень?!
   - Нет ничего странного. – Прокряхтел Гальярдо. – В земной жизни я своевольно взял на себя неподъемную ношу – Саламандрию, и всё бы ничего, если бы это касалось лишь одного меня. Но ведь пострадали многие люди – да что там?! – целые поколения сгорели в пламени бесчисленных войн, разгоревшихся по вине моей слабой, недальновидной политики! И в Аду решили: если уж мне так нравится поднимать неподъемное – заниматься мне этим до последних дней мироздания! Проклятье! Как же тяжело!..
   - Я тоже иду на муки. – Поделилась с ним Аделаида. – Вернее всего, мы с тобой больше никогда не увидимся. Помни, король, что я любила тебя, и сейчас люблю, если можно назвать любовью чувство бестелесного призрака.
   - Любовь всегда остается любовью – кроме тех случаев, когда она превращается в ненависть. – Веско произнес Гальярдо. – И моя душа в этом адском рву будет вечно тянуться  к твоей, куда бы тебя не занесло.
   - А ну, расставайтесь! – проворчал на них Минос. – Мне недосуг тут с вами слезы размазывать – работа ждет.
   - Интересно, а где Фред? – спросила Аделаида. – Ты, Гальярдо, не видел его здесь?
   - Фред – Предводитель Вырлов, - сказал Минос за ее спиной, - находится сейчас – тьфу, прости меня,  pape Satan! – в Земном Раю, в Валгалле. Он погиб в бою, а сверх того, он был добродетелен. Ну, шагай же, ведьма, жрать дерьмо в Коците!
   Он с силой пнул Аделаиду пониже спины.
   - Я люблю тебя, Гальярдо! – еще раз воскликнула Аделаида.
   Она сейчас нечетко видела и с трудом соображала, а то бы заметила, что Миноса сильно закорежило, а рожа его покрылась грязно-зелеными прыщами.
   - О-о-ох! – издал он утробный звук, выражавший ужас, - Не произноси это страшное слово, иначе я…
   - Я люблю тебя, Аделаида! – сказал отчетливо видевший Миноса Гальярдо, заметно воодушевляясь.
   - Да что вы, putas muerdos, сговорились, что ли?! – страдальчески завыл Минос. – Мне аж худо делается от ваших кошмарных речей!
   «Эге! – подумала Аделаида. – Так вот чего ты боишься, козломордый!»
   - Люблю, люблю, люблю! – закричала она и, обернувшись, пошла прямо на Миноса, приговаривая с нажимом, - И тебя, серенький козлик, люблю, и всех тут люблю, весь ваш драный Ад ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ!
   Минос ужасно мучился, пятился назад, ежился, скрючивался, сжимался, пытался защититься уродливыми лапами, но каждое «люблю» ударяло прямо в него, втыкались страстные слова в его голову и грудь, как отравленные стрелы.
   И вдруг раздался мощный взрыв…


Глава 5


   Существо из коричневого дыма почти мгновенно обволокло Хасиндо с головы до пяток, он закашлялся в плотном, тошнотворном газовом облаке, глаза его стало резать, они начали слезиться. Перед собою Хасиндо видел только клыкастую отверстую пасть, грозившую откусить ему голову. Челюсти эти не имели никакой материальной основы – просто громадные звериные зубы в дыму.
    Хасиндо махал мечом, стараясь попасть по  зубам чудовища. Иногда попасть удавалось, и тогда эти зубы с хрустом вылетали прочь, челюсть брызгала кровью, но меньше зубов от этого не становилось. Зловредный дым так и лез, похоже, стремясь проникнуть в рыцаря Подземелья как можно глубже.
   «Выплюнуть! – мысленно приказывал себе Хасиндо, - Не пускать его! Алоиз, вставай, тысяча чертей!»
   Последнюю фразу он проорал вслух. А спустя еще некоторое, не очень значительное время коричневый дым пропал, как не бывало. Зато Хасиндо почувствовал, что его наполнило изнутри какое-то неведомое обжигающе-горячее вещество. Он обернулся, думая, что увидит сзади Алоиза, но ошибся. Вместо своего оруженосца он увидел огромного отвратительного тролля с дурацкими круглыми, злобными глазами и массивной суковатой дубиной в руках. Тролль не двигался, мешкал, но Хасиндо не сомневался, что он вот-вот бросится в бой. Кроме того, рыцарь Подземелья недоумевал, где Алоиз, и что-то подсказывало Хасиндо, что виною отсутствия оруженосца является вот именно этот тролль. В довершение всего Хасиндо переполняло какое-то совсем уж мерзкое чувство. Ему хотелось не просто уничтожить ужасного врага, а убивать его долго, так, чтобы он мучился, как можно сильнее, и получать наслаждение от этого истязания.  Наверное, эта ненависть порождалось отчаянной жаждой мести за убитого друга.
   Хасиндо выхватил из ножен меч. Тролль все еще стоял в нерешительности. Правая рука его с дубиной странно подергивалась. Он что-то мычал, либо хрюкал, но язык троллей непонятен человеческому роду. Во всяком случае, Хасиндо чувствовал в этих звуках  угрозу и ненависть.
   Еще мгновение – и волшебный меч, порываясь вон из рук своего хозяина, скрестился с дубиной тролля, изрыгая белые искры.
   Странно, однако, дубина выдержала это столкновение – и первый удар, и второй, и еще, и еще…
  Вопреки общепринятым представлениям о тупости троллей, этот представитель пещерного народа оказался даже очень искусным  бойцом. Он сражался по всем классическим правилам поединка, применяя прямые выпады, обходные маневры, и, что самое интересное, в арсенале этого тролля присутствовали  тайные удары, известные только людям. Один из таких тайных ударов только чудом проскользнул мимо на миг оставшегося без защиты правого бока Хасиндо. Ответным выпадом доведенный до белого каленья рыцарь наконец-то выбил дубину из мохнатых вражеских лап. Тролль попытался схватить Хасиндо, но тот увернулся и изо всех сил, наотмашь ударил его по голове. Обитатель пещер зашатался и замертво рухнул на землю. Зеленая, безволосая голова его с носом, подобным кривому дубовому суку и огромными, торчащими ромбовидными ушами окрасилась кровью. Странно, кровь была не черная, какая, опять же, по бытовавшему тогда  мнению, должна была течь в жилах существ этого сорта, - нет, из тролля фонтаном брызнула обычная ярко-красная, горячая кровь.
   «Уф! – мелькнула мрачная мысль у Хасиндо. – А ведь я опять убил живую душу!»
   Впрочем, этот укол совести был немедленно подавлен следующим приступом яростного отчаяния:
   «Этот мерзавец убил Алоиза… наверное, убил… а может, нет?.. ох, надо поискать его. Но прежде добью эту тварь!»
   Но в этот миг тяжелейший удар из пустого воздуха обрушился на голову Хасиндо, моментально оглушив и ослепив его.

*  *  *
 
   Несколько часов (дней? Столетий?) Кончита провела в кромешной темноте этого странного бункера, наедине с мертвым телом Аделаиды. Покойница очень быстро окоченела, сделалась твердой, как дерево, не источала смрада и вообще не подавала никаких признаков даже первичного разложения. Впрочем, в бункере было довольно холодно.
   Кончиту колотила крупная дрожь – и от промозглого холода, и, пуще того, от пожиравшего ее изнутри ужаса, грозившего вот-вот довести ее до полного ступора. И вот этот ужас вырвался из нее громким вскриком, потому, что стена, противоположная той, прислонившись к которой сидела девушка, ярко осветилась, и на ней возникло лицо Скарпендера, искаженное отчаянием, яростью и злобой.
   - Что ты натворила, убогая тварь! – завопил, рыча, Скарпендер на Кончиту, видя мертвую Аделаиду. – Как ты могла, тупая башка, убить мою дочь! Как поднялась у тебя рука на нее?! Ах ты, ведьма! Да я тебя сейчас…
   Он открыл рот, чтобы произнести какое-то невообразимо страшное и, вероятнее всего, смертельное заклятие, но тут что-то сразило его, он беспомощно взмахнул костлявыми руками и повалился куда-то ничком по ту сторону волшебного экрана. Кончита увидела, как по освещенной стене побежали снизу вверх кроваво красные строчки. Она не очень хорошо умела читать, но эти строчки поняла, и более того, они согрели ее непередаваемым теплом:

Иду к тебе я, вопреки всему,
Сквозь смертью переполненную тьму.

Пусть твой мучитель злобен и упрям,
Держись и знай: терзать тебя не дам!

Он всемогущ, но я сильней его,
Поскольку ты – часть сердца моего…


   «Привет от Хасиндо! – смекнула Кончита. – Это может быть только он. И его стихи охраняют меня от чертовщины».
   Тут она снова вскрикнула, но на этот раз пришла в себя еще быстрее. С громким треском стена бункера разрушилась, и открылся темный ход, ведущий прямо вперед.
   «Всё! – подумала Кончита со страхом и с радостью одновременно. – Бежать, бежать отсюда, куда глаза глядят! Ничего со мной больше плохого не случится. Хасиндо где-то рядом!»
   Она смело бросилась во мрак этого хода, и маленькие её ножки быстро-быстро застучали по каменному полу. Ход повернул несколько раз, и вновь выпрямился. Она на миг остановилась, перевела дух, и тут услышала сзади стук тяжелых металлических  сапог. Кто-то очень тяжелый, похоже, закованный в латы, медленно бежал вслед за нею. Сталь мешала ему.
   - Стой, девочка! – прокричал, задыхаясь от усталости родной и знакомый голос. – Куда ж ты бежишь от меня? Это ведь я – твой Хасиндо…
   Она сразу остановилась, обернулась назад. В пятидесяти шагах позади нее стоял рыцарь в серебряных доспехах.
    Она помедлила с минуту.
   - Хасиндо?..
   - Да, девочка, это я! Иди сюда, любимая моя! Я бы сам подбежал к тебе, подлетел бы на крыльях любви. Но доспехи стальные, весят черт-те сколько, а мне и так сегодня пришлось побегать. Иди же ко мне, родная.
   Она сделала несколько маленьких, нерешительных шагов – потом перешла на бег и бросилась в его объятия.
   Стальные латные перчатки сомкнулись на её спине.
   Но тут, вместо ласковых слов возлюбленного, она услышала полный злорадства, басовитый рык:
   - Ага, попалась, проклятая убийца! Что ж, сейчас мы с тобой рассчитаемся!
   Хасиндо исчез. Вместо него девушку сжимал в своих кровожадных лапищах подлый Скарпендер. Желтые клыки его, подрагивая от вожделения, потянулись к её шее.
   БАБАХ!..
   Снова что-то рвануло, холодное пламя взвилось до потолка, через миг погаснув, и раскидало Кончиту и Скарпендера в разные стороны.
   Она чувствительно ушиблась, но тут же вскочила на ноги и помчалась дальше вперед, на свободу. Между тем, у нее было ощущение, будто бы что-то не то изменилось, не то пропало. И действительно, шея Кончиты словно освободилась от чего-то, и теперь ее больше не холодило.
   Кончита пощупала свою шею и поняла, что пропало серебряное ожерелье – прощальный подарок Хасиндо.
   «Это оно отбросило от меня Скарпендера. – Догадалась Кончита. – А что спасет меня теперь, когда оно исчезло?!»
   А ход все не кончался, петляя то вправо, то влево. Вот тяжелые шаги послышались снова, но теперь не позади, а впереди Кончиты.
   - Куда ты бежишь, глупенькая? Иди ко мне! – послышался впереди голос Хасиндо.
   Ну уж нет! На этот раз ее не обмануть! Враг переменил облик, но Кончита больше не ошибется!
   Впереди вновь замаячили серебряные доспехи. Кончита резко развернулась и приготовилась бежать обратно.
   А куда бежать? Снова вглубь замка? Но это же логово врага! Что сможет она сделать с ним, маленькая и беспомощная?! Он легко уничтожит её, выпьет всю её кровь!
   Шаги железных сапог снова послышались впереди.
   - Держись, Кончита! Я иду к тебе! – снова услышала она голос Хасиндо. И замерла в полной растерянности.
   Теперь эти зловещие шаги слышались и спереди, и сзади. Два абсолютно одинаковых на вид рыцаря, как две капли воды похожих на ее любимого человека, подбегали к ней с двух сторон.
   Она продолжала стоять на месте. Куда бежать, было непонятно.
   Два Хасиндо тоже остановились, не добежав до Кончиты шагов по десять. Оба они тяжело дышали. У обоих подняты забрала, и лица в поту и в крови.
    - Беги скорее сюда, девочка! – хрипел тот, что подбежал сзади. – Спрячься за моей спиной. Я не дам тебя в обиду.
   - Не слушай его! Слушай меня! – точно так же хрипел второй спереди. – Бежать никуда не надо. Уйди с дороги, прижмись к боковой стене. Не смотри на то, что здесь случится, Кончита, это будет очень страшно!
   Кого слушать? Что делать?
   - Иди ко мне, девочка!
   - Не иди ни ко мне, ни к нему! Уйди с дороги! Мы сразимся. Не бойся; пока я жив, он не доберется до тебя.
   - Иди в мои объятия, любимая!..
   Действовать нужно было, незамедлительно, не теряя ни единого мига. Но как поступить? Один зовет, другой будто отталкивает. Который из них настоящий, который из них говорит правду?
   И вдруг она вспомнила, что ведь только что была в этих объятиях. И вспомнила, чем это чуть было не закончилось.
   Решение пришло само собой. Кончита рванулась к правой стене, крепко прижалась к ней лицом и зажмурила глаза.
   Двое рыцарей Подземелья остались стоять, испепеляя друг друга ненавидящими взглядами и тяжело ловя мутный воздух широко раскрытыми ртами.

*  *  *

- Алоиз, вставай, тысяча чертей!
   Услыхав этот возглас, Алоиз вскочил, сразу же хватаясь за эфес меча. Он тоже увидел коричневое дымное облако и смутные очертания Хасиндо посреди этого облака. Когда же  облако исчезло – не рассеялось, а именно исчезло, пропало в один момент, - Алоиз видел уже не Хасиндо, а мерзкого тролля с огромной дубиной, занесенной вверх для удара.
   Оруженосец помедлил, не совсем понимая, что именно происходит. Хасиндо похитили? Убили? Его укокошил палкой вот этот тролль? А может, все не так, сплошной обман зрения?
   Пока он недоумевал, тролль нанес свой удар, и Алоиз только-только успел отразить его. Но, отразив и сгруппировавшись, он нанес свой удар, который тоже был отбит в весьма недурном стиле. Схватка закипела всерьез.
   Закончилось все не лучшим образом для Алоиза. В какой-то момент дубина тролля обрушилась оруженосцу на голову. Перед глазами Алоиза расцвели фиолетовые тюльпаны, в ушах его засвистело, запищало и заухало, и он повалился лицом вниз. Кровь потекла из его пробитого черепа.

*  *  *

   Кроме убитого тролля, Хасиндо больше в избушке никого не обнаружил. Выйдя на свежий воздух, он долго обшаривал окрестности, но никаких следов Алоиза нигде не нашел.
   «Уперли куда-то его окаянные нелюди, а может, в землю закопали! – подумал  он, с каждой минутой все больше переполняясь скорбью и отчаянием. – Ах, чертов Скарпендер и все его ублюдки, видимые и невидимые! Дайте мне только добраться до вас! Изо всех ливер выпущу и на хлеб его намажу!»
   Хасиндо двинулся дальше, подавленный новыми потерями, обессиленный, но жажда мести в нем пылала все более люто.

Глава 6

   Аделаида почувствовала, что качается вверх-вниз не только воздух вокруг нее, но и земля под ногами. Все горело, сыпалось, лопалось. Бедного Миноса взрывом разнесло начетверо, внутренности потекли из него склизкими потоками. Да и ну его, этого Миноса! Своды миллионолетних пещер трясло, как умирающего в агонии, и бежали по ним широкие трещины, через которые сквозил ярчайший голубой свет, заглушающий блеск инфернального пламени.
   Отовсюду доносился неровный, страшный, как ураган, завывающий гул миллиардов голосов, и слышались в этом шуме ужасные проклятия, перемежавшиеся с  криками радости. Они были разные, эти крики, но явствовала из них одна главная и поразительная мысль:
   - Ад рушится, люди! Ад рушится! Вот это новость!..
   И сразу, вместе с этой радостью, вызванной предчувствием грядущей свободы и освобождения от всевечных мук, возникало и недоумение:
   - Как это произошло?
   - Почему?
   - Что за сила подорвала устои Преисподней?
   - Да правда ли это, братва?
   - Надолго ли это?
   - Просто, в Ад пришла Любовь. – Громко объяснял чей-то усталый бас. – То единственное, что способно разрушить любое зло, то, чего боится и сам Ка…
   Тяжелейшая каменная плита, пригнетавшая несчастный призрак Гальярдо к земле, в единый миг треснула, раскололась пополам, и бывший король смог разогнуться и вздохнуть полной грудью.
   - Бежим скорее! – воскликнул он, хватая Аделаиду за руку. – А не то, сейчас придет Хозяин, и все встанет на свои места. Это временное смятение, любимая, каковым, конечно, грех не воспользоваться. – Объяснял он уже на бегу. – Если бы Ад рушился до основания всякий раз, как сюда нисходит Любовь – от  него уже давно бы камня на камне не осталось. Бежим же, бежим!
   Аделаида бежала, не чувствуя никакой опоры под ногами, но все же чувствуя, что продвигается вперед и вверх, возносимая горячими и очень сильными потоками воздуха. Вокруг продолжался переполох: всё трещало, ломалось, горело и падало куда-то в пропасть со свистом и уханьем. Она видела искаженные, перекошенные то крайним страхом, то предельной радостью дьявольски отвратительные на вид, бесчисленные лица грешников. Каждого из них несло инерцией катастрофы кого куда. С каждой минутой ярчайший голубой свет, шедший сверху сквозь разломы и трещины в адском своде, заливал все пространство.
   А снизу уже поднимался темной тучей густой и зловонный коричневый дым, урча, как набирающий силу летний гром, невнятно выговаривая слова, наполненные угрозой и злобой:
   - Мерзавцы! Сатрапы! Черт знает, что такое! Нельзя без присмотра на минуту оставить!
   Дым продолжал подниматься, заполняя адское пространство, вытесняя лазурный свет вон. Там, где проходил этот дым, сквозные трещины, разломы пропадали, адский свод ремонтировался, земляные валы насыпались снова, страшные муки душ возобновлялись.
  - Хозяин вернулся! Ка пришел в родные пенаты! – с новым приливом страха говорили друг другу грешники.
   - Ка – это имя древнейшего предка того, кого на всей земле зовут Люцифером. – Объяснял Аделаиде Гальярдо, а между тем они продолжали путь наверх. – Когда-то люди знали Ка, но постепенно забыли. Тем не менее, он все еще существует и властвует в Аду. А Люцифер, или Сатана, или Вельзевул – у него очень много имен, – это его сын.
    Аделаида смотрела вниз, на это кошмарное существо из коричневого дыма, и дрожала от страха и омерзения.
   - Нас с тобой адские проблемы уже не касаются. – Старался успокоить её Гальярдо. – Мы сбежали оттуда, любимая! Мы теперь свободны!
   - Но куда же мы в таком случае подадимся? – осторожно спросила Аделаида.
   - В Рай нас не пустят – мы грешны. – Невозмутимо рассуждал Гальярдо. – Чистилище мы уже миновали. Скорее всего, мы вернемся на Землю.
   Теперь уже лишь бесконечное, бездонное небо голубело вокруг них, и солнце согревало их ласково. Аделаида вдруг почувствовала острый прилив радости и блаженства, подумав о том, как давно она уже не видела неба и солнца. Прозрачный небосвод сверкал разноцветно, как сверкает гранями огромный кристалл, и даже, казалось, звенел, словно струна лютни божественного менестреля.
   Полет прервался как-то внезапно; они почувствовали, что твердо стоят на совершенно гладкой и довольно скользкой поверхности все того же ярко-голубого цвета. Перед ними возвышался огромный, высоченный дворец, сам сиявший, как солнце, с большим количеством башен и ворот. Возле каждых ворот стояли по два дородных стражника с увесистыми скрещенными копьями в руках.
   - Попробуем войти, - не очень-то уверенно предложил Гальярдо и храбро подступил к ближайшим воротам.
   Вместо обычного «пропуск!» или «кто идет?», этот охранник спросил следующее:
   - В каком бою убиты?
   Гальярдо и Аделаида оба слегка растерялись.
   - В каком бою убиты? – повторил стражник монотонно.
   - Умер в походе, от крайнего измождения. – Промолвил Гальярдо нерешительно.
   - Задушена подружкой во время случившегося у меня припадка вампиризма. – Отрекомендовалась Аделаида.
   - В Валгаллу пускают только убитых в бою. – Объяснил стражник сурово. – Идите отсюда.
   Никаких возражений такая охрана выслушивать, разумеется, была не расположена. Гальярдо понимал это; впрочем, он и не настаивал. Снова взяв Аделаиду за руку, он двинулся в обход дворца, ища, у кого бы спросить, как отсюда спуститься на Землю.
   Незаметно для себя они оказались на заднем дворе Валгаллы, и там перед ними предстала такая картина: здоровенный, коренастый мужик, сразу же показавшийся им чем-то знакомым, сражался с разъяренным кабаном колоссальных размеров. Из оружия у мужика был только длинный булатный нож, который, впрочем, заметно уступал по длине кабаньим клыкам.
   Кабан бросался на бойца, так же, как бык на тореадора. Мужик достаточно своевременно отскакивал назад, кружил по двору,  ища удобную позицию и выжидая момент для нанесения удара в сердце кабана. Вепрь тем временем, бил его и сам, нанося чувствительные раны, но боец терпел и только скрипел зубами. Наконец, одна из атак на кабана удалась, и животное рухнуло мертвым, сраженное четким ударом. Тут молчаливый боец на миг оглянулся к ним, и Гальярдо тотчас узнал его.
   - Гомес!
   Тот обычными тяжелыми шагами подошел к ним и поприветствовал обоих рукопожатием.
   - Не могу сказать, что рад видеть вас, ребята, в этом унылом царстве. – Изрек Гомес. – Как это произошло?
   Аделаида и Гальярдо рассказали ему каждый свою нехитрую историю смерти. Тот слушал, угрюмо качая головой, а дослушав до конца, долго сочувственно молчал.
   - Но ведь мы сбежали оттуда, Гомес! – весело заключила Аделаида. – Мы удрали из ада и возвращаемся на Землю.
   - Да? – Гомес кривовато усмехнулся, но лицо его просветлело. – Не думаю, что вы уже сбежали. Понимаете ли, Валгалла – это, в сущности, все еще ад. Здесь обитают души убитых в разных боях; они только и делают, что пируют и веселятся. В Валгалле нет никаких мук, но не видать и райских блаженств, не слыхать ангельских песнопений. Любая война – страшный грех, и погибшие в боях не заслуживают райских отрад, но и все свои муки они уже исчерпали на Земле. Здесь пьют немереное количество хмельного меду и едят мясо того самого вепря – его зовут Сэхримнир, – которого я нанялся убивать. Всякий раз, стоит его заколоть, как он рождается снова, и едва успеет его мясо закончится, он уже опять вымахивает в громадного зверя. Тут я его снова забиваю. Так повторяется снова и снова, до бесконечности. И всегда у обитателей Валгаллы есть, чем закусить… Однако, друзья, весть о предпринятом вами побеге на Землю радует меня. Пойдемте со мной во дворец и выпьем за это!
   Гомес двинулся к воротам Валгаллы; Гальярдо и Аделаида неуверенно последовали за ним.
   Стражники у ворот опять сдвинули было свои  копья, но Гомес молвил: «Пропустите их, это мои друзья» - и стражники молча повиновались.
   В залах Валгаллы оказалось многолюдно и весело. Пир шел вовсю, не прекращаясь ни на мгновение. Гомес привел их к столу, за которым среди прочих восседал и Фред – Предводитель вырлов. Увидев Аделаиду и Гальярдо, он тоже сначала помрачнел, но, узнав об их побеге, снова повеселел и принялся пить за их грядущее возвращение к жизни.
   - И вам нравится такое существование? – заговорщически спросил Гальярдо Гомеса и Фреда. – Может, плюнете на все и пойдете с нами на Землю?
   - Нет. – Ответил Гомес холодно. – Что я там забыл, на Земле? Рано или поздно опять паду в каком-нибудь сражении и снова же отправлюсь сюда. А здесь мне постоянно приходится драться с вепрем, и я рад этому. Ведь я – человек боя.
   - А я бы ушел с вами, может быть, - задумчиво произнес Фред. – Но Лючия, моя  дочь, вполне хорошо устроилась жить в Раю со своим возлюбленным, и никуда больше уходить не собираются, а мне без них на Земле было бы очень тоскливо.
   - Ты с ними видишься иногда? – уточнил Гальярдо.
   - Да, время от времени они приходят навестить меня. Жителям Рая разрешается бывать, где угодно. Не то, что нам. – Объяснил ему Фред.
   За этим же высоким, накрытым златотканой скатертью столом, ломившимся от угощений, сидели и другие воины, не знакомые, конечно, Гальярдо и Аделаиде, но мы бы с вами узнали среди них, например, полковника Корвальо, Франсуа Лезьона, седовласого Мигуэля Беллино – отца Алоиз и многих других.
   Поняв, что великолепный пир, все равно, никогда не кончится, Гальярдо и Аделаида собрались было уходить, но едва лишь подумали об этом, как вдруг в зале резко стемнело, в окна Валгаллы рванул знакомый черный пищащий, как гигантский москит, ветер, и в непроглядной тьме, возникшей моментально вместо лазурного яркого света, все присутствующие увидели и прочли плывущие прямо по воздуху слова рубинового цвета:

О, братья, придите ко мне,
Не дайте погибнуть во тьме!

   - Caramba! – крикнул, вскочив на ноги и моментально трезвея, дотоле беспечный и пьяный в дым Лионель Корвальо, - Кто-то зовет нас с Земли! Невидимый Легион! Стройся!..

Глава 7


   Теперь Хасиндо двигался на ощупь  в каком-то новом, черном, как сажа, мире, не видя вокруг себя ничего материального, поминутно натыкаясь  на что-то твердое и острое и морщась от боли. Время от времени перед его мысленным взором возникало то измученное лицо Кончиты, то физиономия Алоиза, почему-то окровавленная, и, наконец, явилась Матушка, хмурая и сердитая.
   «Что ты натворил?! – молвила она недобро. – Зачем ты, мальчишка, ранил Алоиза?»
   Хасиндо в ужасе открыл рот и подавился черным воздухом.
   «Я?!.  Ранил?!.  Алоиза?!.»
   Сейчас же вслед за этими растерянными словами в нем всколыхнулся яростный протест.
   «Как же я мог его ранить?! Ведь я дрался с отвратительным троллем, вооруженным дубиной?!»
   «Дитя мое, это был вовсе не тролль. В таком безобразном облике предстал перед тобой твой оруженосец, и повинен в этом твой злейший враг – Скарпендер. – Провещала  Матушка безжалостно. – Между прочим, когда ты разбудил Алоиза, тот и сам он видел тебя не иначе, как троллем».
   «И я ранил Алоиза!» - закончил Хасиндо ошеломленно.
   «Так и вышло, дитя моё. Скарпендер, твой враг, решил переманить тебя на свою сторону, потому что в магической науке ты превзошел его. Он боится тебя и хочет сделать своим союзником».
   «Черт знает, что такое! – Хасиндо  удивлялся с каждой минутой все больше. – Я превзошел Скарпендера в магической науке?! Как же это? В чем это выражается?»
   «А кто изготовил ожерелье, защищавшее Кончиту от темных чар? Правда, теперь оно взорвалось и пропало, но ведь действовало! Затем ты выковал волшебный меч – меч на самого Скарпендера; только этим клинком, и ничем более, можно уничтожить его. Наконец, ты совсем недавно выучился сочинять Охранные стихи, Они уходят к Кончите и защищают её. На самом деле, это также сильнейшее оружие против черной магии, ничем не хуже, чем твой меч».
   «Что еще за Охранные стихи?»
   «Ты видишь слова, летающие вокруг тебя в воздухе? Хотя видишь их только ты, это не значит, что они тебе кажутся. Они действительно существуют, и составленные из них стихи несут в себе большую разрушительную силу. Чем сильнее твое желание защитить Кончиту, тем больше сила Охранных стихов, разрушающих зло».
    Хасиндо зажмурился и сосредоточился. Летающие слова стали сами собою складываться в новые строчки:

Иду к тебе я вопреки всему,
Сквозь Смертью переполненную тьму…

   Но страшная боль переполняла все существо Хасиндо, мешая ему думать о Кончите, о стихах, о чем-нибудь вообще, кроме одного. Ему хотелось ринуться в бой, ему хотелось убивать, убивать и убивать!..
   «Что со мною происходит, Матушка? Меня всего трясет от ненависти, мне хочется убивать всех без разбору…»
   «Это Ка, темный дух ада забрался в тебя, и пожирает изнутри твою сущность, замещая её своей. Ты еще хорошо держишься, кто-нибудь другой на твоем месте давно бы растекся лужей, или превратился бы сам в чудовище».
   «Но как мне выгнать его из себя? Мне очень плохо, Матушка, ненависть переполняет меня!»
   «Охранные стихи. Это лекарство для души, и ее же оружие. Попробуй применить их к себе».
   Хасиндо снова сосредоточился, напряг всю свою волю. Угловатые, вполне осязаемые слова всех оттенков красного цвета продолжали светящимися стрелами прошивать пространство.

Зло, уходи туда, где твой исток!
Вон из меня! Служить тебе не стану.
Я вытерпеть смогу любую рану,
Но не шагну на черный твой порог…

   Проговорив мысленно последнюю строчку, он почувствовал внутри себя глухое рычание неведомого хищного зверя. Мало того, словно острые клыки впились изнутри в Хасиндо, и живот его стал осязаемо наполняться холодноватой, вязкой, тошнотворной жидкостью.
   «Продолжай, продолжай! – пыталась подбодрить его Матушка. – Не обращай на него внимания. Ты не умираешь, тебе это только кажется».

Зло, уходи! Меня ты не возьмешь.
Лишь только смерть свою во мне найдешь.

   Клыки и когти продолжали терзать его изнутри. Боль становилась невыносимой. Хасиндо упал на землю и принялся кататься с боку на бок, запихивая оба кулака себе в рот, отплевываясь и сыпля страшные проклятия.
   Невозможно сказать даже примерно, сколько времени продолжалась эта изнурительная схватка с самим собой. Но вот коричневый дым плотными клубами повалил из его рта, явно выбираясь наружу. Хасиндо при этом чувствовал, что его разрывает по швам, и сама душа покидает грешное тело.
   «Еще разочек, деточка, еще немножко! – умоляла Хасиндо Матушка, - И, когда он выйдет весь, надо будет ударить по нему мечом».
   «Что толку?! – стонал Хасиндо, чувствуя, что ему дико больно пошевелить даже пальцем, - Меч – бог ведает, где, я и дотянуться-то до него не смогу!..»
   Смогу!.. Смогу!.. – эхом отозвалось в его голове, и новые строчки тонкими лезвиями вонзились в извивающегося, уже змееподобного Ка:

Я не умру! Нет смерти для меня,
Пока живет во мне тепло огня,
Пока жива часть сердца моего,
А вы падете, все до одного!

   Последняя строчка высоко взвилась над землей и, переливаясь ярко-красным светом, понеслась вниз. И это уже были не просто монолитные слова – это был громадный и острый, сверкающий меч. Он прилетел прямо в руки к Хасиндо. Тем временем Ка вылез из рыцаря весь; возможно – временно утратил змеиный облик и превратился в зубастого дракона о тринадцати головах.
   Меч разом влил в Хасиндо изрядную порцию сил, и теперь рыцарь Подземелья снова мог сражаться. Первым же ударом он отхватил дракону сразу четыре головы, но, пока переводил дух и замахивался вновь, вместо каждой отрубленной головы на кровоточащих шеях выросло по две  других.
   «И тоже не ново, - вспомнил Хасиндо свои же пренебрежительные слова, - Как Геркулесова Лернейская гидра».
   Теперь у дракона было уже семнадцать голов, и все они зловещей гроздью нависали над Хасиндо. Длинные шеи обвивали его, как плющ, и ядовитые – в этом он почему-то не сомневался – зубы тянулись к нему со всех сторон.
   Новые и новые удары наносил Хасиндо, отрубая враз и по семь, и по десять голов, но от этого их становилось все больше и больше. Тут он кстати вспомнил, что настоящий Геркулес прижигал шеи у отрубленных голов гидры факелом, но у Хасиндо не было факела; как же вызывать огонь волшебством, он не знал, несмотря на все свои скрытые таланты. Добраться до драконьего пуза тоже никак не получалось, ввиду необычайной громоздкости зверя. Постепенно рыцарь Подземелья почувствовал, что его собственные силы не беспредельны, в отличие от милейшего Ка. 
   - Сожру! Сожру! – рычал адский дух, - Если уж ты отказался меня сожрать!
   И тут что-то случилось вовне этой битвы, решительно повлиявшее на ее исход. Вздрогнула Земля, и посыпался на нее каменный дождь. Дым от одновременного извержения всех земных вулканов в мгновение ока заволок всё видимое пространство, и до Хасиндо донесся отголосок известного нам вопля сотен глоток обитателей Преисподней: «Ад рушится!»
   При этом Ка сейчас же утратил весь свой боевой пыл, снова деформировался, перестал походить на дракона, сделался газообразным и быстро-быстро стал просачиваться куда-то под землю.
   Хасиндо же упал лицом вниз, закрыл ладонями нос и рот, и лежал так, пока удушающий дым понемногу не рассеялся. Затем рыцарь перевернулся на спину, открыл уставшие глаза и несколько раз глубоко вздохнул. И воздух уже был вполне чист, и ночь была теперь не столь непроглядна. В черном небе сияли яркие звезды. Призрак Матушки по-прежнему слабо мерцал перед глазами рыцаря.
   «Молодец! – одобрила она. – Ты выдержал это. Ка ушел, и ушел надолго; вполне возможно, что к тебе он больше не придет никогда. Но не время отдыхать, мальчишка! Твой враг ждет тебя в Черном замке!»
   «А Алоиз?! – подумал вдруг Хасиндо. – Боже мой, что же делается?! Я тут наслаждаюсь сиянием звезд, развалясь, как лежебока, а он – мой друг, оруженосец! – где-то остывает неприбранный!»
   При этой мысли Хасиндо аж подбросило вверх, как ошпаренного. У  него сразу откуда-то взялись и силы, и резвость. Хасиндо быстро обшарил ближайшие окрестности, заглянул и в пресловутую избушку, но вместо Алоиза нашел там лишь подсохшую, сравнительно небольшую лужу крови. Оруженосца не было нигде.
   «Не отчаивайся! – твердила ему Матушка. – Может быть, он еще жив, и продолжает сражаться где-то далеко от тебя. Сцилла ведь велика».
   «Это  все из-за меня! – сокрушался Хасиндо. – Пока я тут стишки сочинял, мой друг умер – от моего же меча, hoder mea en boca! – и тело его какая-то puta умыкнула к черту на рога. Хороший я рыцарь Подземелья, ничего не скажешь!»
   «У тебя еще есть Кончита. – Промолвила матушка жестко. – Никогда не забывай о ней! И «стишки» ты сочинял во имя ее спасения! А ну, брось распускать нюни! Вставай и вперед – на Скарпендера!»
   «Коня бы мне…» - подумал Хасиндо, вытирая слезы. И сейчас же, словно из-под земли перед ним возник конь, причем не какой-нибудь, а именно Вулкан; жеребец яростно ржал и взвивался на дыбы.
   «Хоть что-то хорошее! – слегка приободрившись, подумал Хасиндо, хватая его за поводья и дружески шлепая по шее. Вулкан охотно пустил своего хозяина в седло, и они двинулись дальше.
   Как Вулкан ни горячился, как он ни рвался в бой, быстрого аллюра у него не получалось. Все еще очень плотный черный воздух Сциллы представлял из себя вязкую, значительно растянутую в пространстве преграду, словно засасывающую в себя и коня, и всадника. У Вулкана получалось двигаться лишь медленно, будто крадучись, у него даже пригибались ноги.
   «Всё как на той движущейся картинке из волшебной книги Франго. – Подумал Хасиндо, поеживаясь неуютно. – Я один, на коне, посреди неведомой, темной страны. Всё сбывается, как и было сказано».
   «Так вот, - продолжала наставлять его Матушка, мерцая в черном воздухе и неотступно следуя за своим протеже, - Последняя строчка, придуманная тобою относится на самом деле уже не к Охранным стихам, а наоборот – к Атакующим. Именно поэтому она и призвала к действию твой меч. Если ты присмотришься к нему, то увидишь – при соответствующем освещении – что он весь испещрен стихами, как Охранными, так и Атакующими. Именно последними – Атакующими стихами – в совершенстве владеет твой враг – Скарпендер, и, возможно, именно в этом тайном знании скрыт залог победы одного из вас. Потренируйся еще, мальчик мой, пока едешь. Потом будет поздно – грянет решающее сражение».
   Хасиндо снова вынул меч из ножен и внимательно всмотрелся в сияющее зеркало клинка.
   По нему бежали, отливая свежей кровью, новые слова:


Подвластны мне и глубина, и высь.
Во мне Любовь и Ненависть сплелись.
Любую волю злобную твою
Я в мелкие осколки разобью.

   «Неплохо. – Молвила Матушка. – Этим можно оградиться от удара. А теперь попробуй нанести удар. Собери  воедино всю свою любовь к Кончите и всю ненависть к Скарпендеру. Получится именно то, что нужно».
   «Что, если так? -

Моею дланью движет Божий Суд.
Я Смерть тебе и счастье ей несу»

   «Понимаешь, - задумчиво произнесла Матушка, - То, что у тебя получается – это все неплохо и гармонично, и может помочь в поединке. Но видишь ли, это Темные стихи. И Скарпендер станет бить тебя такими же. Значит, преимущества у тебя не будет. Тогда как Светлые стихи сильнее Темных».
   «Чем же они отличаются?»
   «И те, и другие идут из глубины самой человеческой души – иначе, не имели бы силы. Но Темные стихи рождены тяжелыми, мучительными чувствами. И в них краеугольным камнем ставится Я. Именно это Я и ослабляет удар. Советую тебе избегать этого Я. При замене Я на Ты Охранные стихи превращаются в Атакующие, способные смести многое. Но не забудь, что твой противник свободно владеет всеми видами Темных стихов, как Охранными, так и Атакующими. Светлые же стихи рождаются любовью, которая есть самоотречение, и именно потому она сильнее всего на свете. Меч, например, против истинной любви – не опаснее куриного пера. Меч же, выкованный из любви…»
   «Это мой меч, да?»
   «Так и есть. А мечи твоего врага выкованы из жгучей ненависти».
   «И для чего же мне тогда сейчас все эти тайные знания? Мы поведем бой на клинках, и мой заведомо сильнее скарпендеровского. На сем и остановимся».
   «А если он убьет Кончиту?» - сдвинула брови Матушка.
   Мороз пробежал по спине Хасиндо, и одновременно горячая волна  окатила его сердце.
   «Этого не будет! Я не допущу!»
   «Не допустишь, если будешь слушаться меня».
   Тем временем Черный Замок приближался, и Вулкан пугливо прядал ушами, вдыхая тлетворное зловоние, распространяемое отрубленными человеческими головами, насаженными на всевозможные шпили, штыри и столбы Замка. Это были не голые черепа, как когда-то у Вараксы, а цельные головы  мужчин; на некоторых из них красовались боевые шлемы с поднятыми забралами. Некоторые головы  издавали громкие крики и стоны, свидетельствовавшие о великих мучениях и боли; и все они, оставаясь, повторяю, совершенно целыми, первозданными и даже живыми, испускали почему-то тот самый отвратительный гнилостный запах разложения. На фасаде первого этажа Замка там и тут видны были большие, вертикально расположенные овальные зеркала в золоченых рамах. По левую сторону от парадных ворот, на стене, Хасиндо увидел такое же зеркало в полный человеческий рост. В этом зеркале отражался кто-то долговязый, худой, облаченный во все черное. Эти черные, усталые, запавшие глаза, эта грязная, короткая неухоженная борода и эта грустная до болезненности щербатая улыбка могли принадлежать только…
   - Алоиз! – воскликнул Хасиндо радостно. – Ты как туда попал?!
   - Я… потерял много крови… - тихо промолвил человек в зеркале, и Хасиндо  обратил внимание, что лицо оруженосца необычайно бледно, и даже с мертвенной синевой, - Я потерял кровь в драке с троллем… ну, то есть, с тобой… Его тусклейшее сиятельство, граф Скарпендер, или как там его по титулу? – ты уже, наверно, догадался, что он способен менять не только свою внешность, но и преображать чужую. Вот и мы с тобой предстали в глазах друг друга в виде троллей; в результате ты чуть было не убил меня. Но я, как видишь, выжил и пополз сюда, причем, силы у меня отчего-то прибывали. За двадцать шагов до этих ворот я даже смог встать на ноги. А в Замке меня уже ждал Скарпендер, и мы схватились с ним. Страшен был тот бой, и раскаленные, будто бы отлитые из железа, слова рубинового цвета летали вокруг нас, нанося мне удары злее сабли или топора. Я получил новые раны. Но правда была на моей стороне, и противник мой пал…
   - Пал?!. – Хасиндо не верил собственным ушам; это было чересчур хорошо, чтобы быть истиной. – Скарпендер убит?!.- Хасиндо растерянно посмотрел на свой меч, овеянный столькими легендами. – А как же?.. Ну, ладно… Слушай, Ал, ты молодец, ты великий герой! А Кончита? Где она? Что с ней?
   - Я пока нигде её здесь не видел. – Бормотал Алоиз, с каждой секундой все больше слабея. – Слушай, Хасиндо, я потерял много крови в этом последнем бою… Ты видишь меня в зеркале, а на самом деле я нахожусь в центральном зале Замка – стою, опираясь на какой-то столик из горного хрусталя, и едва держусь на ногах. Спаси меня, а не то, я вот-вот умру…
   - Ах я, остолоп! – крикнул Хасиндо в отчаянии. – Потерпи, Ал, потерпи еще чуть-чуть! Я иду к тебе на помощь!
   Он спрыгнул с коня и бегом ворвался в Замок, застучав сапогами по его бесчисленным ходам-переходам. Время от времени там и тут на стенах Хасиндо встречал новые зеркала, в которых виден был уже упавший Алоиз; едва выговаривая слова, оруженосец все-таки подсказывал Хасиндо верное направление. Рыцарь Подземелья очень спешил, два раза даже сбился с пути, и все же вскоре нашел центральный зал. Мы с вами этот зал уже видали. Почти пустой, лишь несколько скамеек и столиков с прозрачной посудой; на стенах – еще зеркала и географические карты. В середине зала лежали рядом, под  прямым углом один к другому, два человека в черном одеянии. Один из них слабо шевелился. Хасиндо бросился к нему.
   - Держись, Алоиз, я сейчас перевяжу твои раны!
   У оруженосца одна глубокая рана была в правом боку – от клинка, а другая – в левой ноге, как будто прожженная чем-то. Хасиндо вытащил из своей сумки корпию и бинты и принялся лечить друга.
   - Спасибо тебе. – Хрипло и натужно стонал Алоиз. – Помоги мне встать.
   Хасиндо протянул ему руку, и Алоиз поднялся, громко скрежеща доспехами.
   Но лишь только два друга встретились взглядами, лицо оруженосца вдруг еще сильнее побледнело, резко похудело, вытянулось – короче говоря, разительно изменилось, и тот, кто только что представлялся Хасиндо Алоизом, обрел облик… Скарпендера.
   - Не пугайся, мальчик мой! – сахаристо прорычал хозяин Сциллы. – Я ждал тебя здесь, чтобы поведать тебе великую тайну…
   Да, Хасиндо жестоко ошибся. На самом деле Алоизом был второй черный человек в этом зале – лежащий недвижно, похоже, мертвый.
   Немного опомнившись от мгновенного ступора, Хасиндо бросился к нему.
   - Да оставь ты эту падаль! – продолжал рычать подлец Скарпендер, все еще крепко держа Хасиндо за руку. Но тот быстро смог высвободиться и нанес врагу резкий удар кулаком по подбородку. Скарпендер отлетел назад шагов на пять и упал на спину.
   - Совсем мой характер! – лязгнул зубами черный маг, попутно вылечив заклятием свой разбитый подбородок. – Ну, послушай же меня!..
   И в этот момент Черный Замок сильно содрогнулся, самое большое зеркало в зале едва-едва осветилось, показав стоящую посреди подвала Кончиту с трупом Аделаиды в трясущихся руках.
   Именно в это время темная, но бесстрашная и бескорыстная душа Аделаиды подходила к адским Вратам – мы это уже видели.
   Глаза Скарпендера расширились в ужасе.
   - Ах ты, чертова ведьма! – заорал он на Кончиту не своим голосом, - что ты сделала с моей дочерью?!.
   Тут он впрыгнул в зеркало точно так же, как лев в цирке впрыгивает в горящий обруч. Удивленный Хасиндо увидел в зеркале длинный ход, ведущий, вероятно, вглубь Замка. Надо было еще догадаться, как проникнуть в этот ход, как попасть в зеркало вслед за врагом.
   «Спокойно! – подумал Хасиндо, - Я же превосхожу его в магическом искусстве. Что-нибудь придумаю. А если представить, что зеркала никакого нет, и просто войти?»
   Он попытался сделать так, но ничего не вышло. Стекло преградило ему путь.
   И тогда Хасиндо в отчаянии размахнулся, и что было силы ударил по стеклу мечом. Зеркало разлетелось в мелкие искры. И о чудо! Ход открылся за зеркалом и был теперь прост и доступен. И рыцарь Подземелья устремился бы туда немедленно, однако тут казавшийся мертвым Алоиз начал подавать признаки жизни, и Хасиндо склонился над ним. Алоиз открыл глаза, еще довольно мутные и страдальческие.
   - Со мной все в порядке! – Простонал настоящий Алоиз чуть слышно, но ожесточенно, - Брось ты меня к чертовой матери! Беги за ним, думай о Кончите!
   - А ты не умрешь?
   - Да чтоб меня разорвало совсем! Умру! И сто тысяч чертей в мою гнилую глотку, если я сдохну! А вот если ты еще задержишься, распуская надо мною нюни, этот поганый упырь высосет всю кровь из твоей девушки! Выбирай, что лучше?!. Беги, беги, парень, а я посмотрю на твои подвиги в одно из этих уродских зеркал. Больше я, кажется, пока ни на что не гожусь.
  Два раза оглянувшись на друга, приподнявшегося на локте, Хасиндо всё же устремился за уже порядком отбежавшим Скарпендером.
   Врага впереди видно не было. Ход почти сразу начал петлять и разветвляться. Изнутри Черный Замок оказался еще большим, чем снаружи. Хасиндо метался вправо и влево по узким ходам и пролетам лестниц, но потом вспомнил, что Кончита находится в подвале, а значит, бежать нужно все время вниз.
   Еще через несколько лестничных маршей он услышал приглушенный топоток босых девичьих ножек. Звук продвигался к нему навстречу, сопровождаясь чуть поодаль звонким стуком и скрежетом еще одной пары железных рыцарских сапог. Поворот – и вот навстречу Хасиндо бежит его Кончита, а за нею мчится второй точно такой же рыцарь Подземелья, похожий на настоящего Хасиндо  более чем походил бы брат-близнец.
   Все три персонажа замерли на своих местах почти одновременно, тяжело дыша. Двух солидно вооруженных мужчин разделяли каких-то пятнадцать шагов, а Кончита переводила испуганный взгляд с одного Хасиндо на другого, не понимая, куда ей бежать. Глаза ее от испуга сделались круглыми, как у маленького загнанного зайчонка.
   «Скарпендер! – сверкнуло в голове рыцаря Подземелья, - Ну, вот и всё! Теперь или я – или он!»
   И вновь в голове его возник образ Матушки, и бархатные глаза ее согрели и подкрепили его озябшее, бешено бьющееся сердце, и шелковый голос ее провещал: «Не забудь главное, сынок! Охранные стихи. Атакующие стихи. Грянул миг Схватки Насмерть!»
   - Иди ко мне, девочка моя любимая! – сладко пел тем временем преобразившийся в Хасиндо Скарпендер.
   Та по-прежнему не знала, что делать. Казалось, ноги ее сами рвутся бежать в разные стороны.
   - Не беги ни к нему, ни ко мне! – закричал ей настоящий Хасиндо (впрочем, откуда Кончита могла знать, настоящий ли он?), - Прижмись к боковой стене, слышишь?! Здесь сейчас будет очень страшно!
   Но Кончита успела только  пригнуться, после чего плашмя повалилась на пол, вниз лицом, и прямо над ней пролетели, стремясь попасть в Хасиндо, две отточенные острее меча, сияющие красные строчки:

Напрасно ты ворвался в мой покой.
Найдешь ты здесь могилу, сударь мой!

   Но они встретились в воздухе с другими словами, вылетевшими из уст Хасиндо, как из пращи:

Могилу в Замке я твою найду,
И будешь вечно ты гореть в Аду!

   Ай! Встречные Охранные стихи оказались, видимо, недостаточно сильными: Атакующие стихи Скарпендера разбили их и ударили в грудь Хасиндо. Да, действительно, не слабее хорошего клинка, неважно, из чего выкованного – из булатной стали, ненависти или любви.
   Рыцарь Подземелья покачнулся, но устоял на ногах. Окружающие предметы раздвоились в его глазах, но только на миг. Вскоре всё опять пришло в относительный порядок.
   «Неважные стихи. – раздался в ушах Хасиндо голос Матушки. – Сейчас следовало применить Охранные, а у тебя вышли Атакующие. Сначала отбей удар, а потом наноси его сам. И вместо Я используй Ты».
   Мгновение – и очередная вспышка, теперь зеленого цвета, летит в Скарпендера:

Ты пожалеешь о свершенном зле!
Тебе не будет места на Земле!

   Враг отмахнулся от удара довольно легко:

Не ты ли мнишь меня его лишить
И перед Чертом тяжко согрешить?

   И тут же Скарпендер предпринял более массированную атаку:

А мне смешно над дерзостью твоей!
Скорей сдавайся, парень, цел пока!
Ты вертишься в прочнейшей из сетей
Огромнейшего в мире паука.

   Зеленая вспышка вихрем полетела в Хасиндо и змеей обвилась вокруг него. Еще немного – и он был бы сдавлен хуже, чем тисками, неведомой, злобной и беспощадной энергией.
   Но тут лежавшая почти без чувств Кончита подняла голову, и робкая мигающая строчка:

Я жизнь отдам, любимый, за тебя! –

нежной бабочкой ринулась к зеленой змее и страшным ударом раскрошила эту змею в мелкие искры, всё еще больно жгущие, но уже не способные причинить серьезного вреда.
   Хасиндо воспрял духом, и вот чеканные, ударные Атакующие строки посыпались из его рта в Скарпендера одна за другой:

Куда б ни шел, что б ни предпринял ты –
Я за тобой слежу из пустоты.
Каких бы ты ни создал злобных чар –
Я пресеку их, нанеся удар.
А если ты споткнулся и упал –
Знай – это я твой темный путь прервал.
Почувствовал ты, будто тебя рвет –
Знай – это я забрался в твой живот!
Бельмо ли село на твоем глазу? –
Опять я – слепоту тебе несу!
И будет так, и, сколь ты ни хитри –
Порву тебя, как куклу, изнутри!

   Бах-бах-бабах! – разноцветные молнии, как бомбы молотили по Скарпендеру, взрываясь, и тот не успевал ни ответить, ни защититься. Черный маг орал от боли, сыпал отвратительные, но не имеющие никакой существенной силы ругательства и проклятия, но постепенно оседал на пол, дрожа, съеживаясь и становясь все больше похожим на ощипанного цыпленка.
   Видя явную свою удачу, Хасиндо сделал два шага вперед, к Скарпендеру, сразу вытаскивая из ножен заветный меч, но сильнейшим ударом был отброшен назад, почувствовав на себе действие широкого булатного клинка тройной закалки, но ничего не увидев. Тут же быстро вскочил, рубанул прямо вперед, наотмашь, и сразу ударил вправо. Оба удара вышли сочными, весомыми, и вместе с невидимыми доспехами рассекли чью-то крепкую и такую же невидимую плоть.
   Но всё новые и новые  удары сыпались на Хасиндо. Лязг и скрежет Схватки Насмерть наполнил залы и коридоры Черного Замка. Это в дело, несомненно, вступили Мертвые Стражи Сциллы.
   Теперь враг имел подавляющее численное преимущество. Эффект же невидимости противников не оставлял Хасиндо почти совсем никаких шансов. Несколько раз Кончита порывалась вскочить с полу и броситься на помощь к своему рыцарю, но громогласным окриком «Лежать!» Хасиндо удерживал ее на месте.
   «Что же мне делать? – торопливо думал он, с бешеной скоростью  нанося и отбивая удары. – Еще немного – и эти мертвецы меня попросту задавят. Тут уж не до Охранных стихов. Тут поможет только…»
   И, прежде чем упасть, ошеломленный очередным ударом невидимого Мертвого Стража,  Хасиндо пробормотал фразу последней надежды – ту, которой учил его, посвящая в рыцари Меча Воздающего, король Франго:

О братья! Придите ко мне!
Не дайте погибнуть во тьме!

   И услышал, как где-то в бескрайних лазурных привольях пронесся, как гром, раскатистый бас:
   - Невидимый Легион! Стройся!


Глава 8

   Алоиз продолжал лежать в центральном зале, приподнимаясь на локте и наблюдая за схваткой Хасиндо и Скарпендера в зеркало, как вдруг в окно зала медленно вплыл  призрак, весь охваченный золотым сиянием и со светящимся нимбом  над головой. Призрак был в полном рыцарском облачении и представлял собой не кого иного, как…
   - Рамберт! – улыбнулся во весь рот Алоиз. – Buenos dias, приятель! Что, устроился заместителем Архангела Гавриила? Пришел меня исповедовать перед смертынькой?
  - Да что ты, дядя Ал! – звенящим, потусторонним, но вполне знакомым голосом воскликнул Рамберт. – Я надеюсь, тебе еще жить да жить. Просто на Землю по зову твоего Хасиндо снизошел Невидимый Легион, и я не смог удержаться, чтоб не принять участия в этой драке, которая сейчас начнется. Подлетая сюда, я увидел тебя, дядя Ал, похоже, раненого, и завернул в это окошко. А ну-ка вставай! Не можешь? Кто ж тебя так поцарапал?
   Рамберт провел своими прозрачными, невесомыми ладонями по рваной ране в боку Алоиза, и рана стала быстро зарастать.
   - Помнишь, как ты когда-то вытащил меня из боя? – спросил Рамберт. – Настало время мне вернуть должок. Еще поболит, не обращай внимания. Держись за меня, и пойдем, нечего валяться! Не ровен час, Хасиндо может сплоховать там в одиночку.
   Алоиз навалился на вполне осязаемое плечо друга-ангела, тихо ругаясь от все еще значительной боли в заживающей ране, и оба они медленно двинулись на помощь к Хасиндо.

*  *  *

   Серо-черное, вязкое, как овсяный кисель, небо Сциллы как будто бы лопнуло, и засиял в нем яркий-яркий бирюзовый прогал; и в прогал этот ринулась ослепительная, воздушная белая волна. Казалось, что она состояла из облаков, но на самом деле это из безмятежной дотоле Валгаллы сыпанул радостным, но беспощадным потоком, сметающим все на своем пути, Невидимый Легион, имеющий в своем составе весь героический павший когда-то гарнизон  Четвертой Западной харимбдской заставы; но не только его воины были в рядах Легиона, но и все славно или безвестно погибшие рыцари Меча Воздающего за всю историю Ордена. Кроме них в этом воздушном полку виднелись несколько фигур, светившихся иной, чем прочие – ярко-розовой, взамен бледной и белесой – аурой. Двое из этих светящихся иначе были знакомые нам Гальярдо и Аделаида. Впереди Легиона  летели старшие офицеры: Лионель Корвальо и Гомес.
   - Бей! – надрывно командовал Гомес, и лицо его было по-звериному страшно. – Рази!.. Эй, парень! – обратился Гомес к барражировавшему неподалеку от него Гальярдо, - Ты говоришь, что когда-то был королем? Вот и покажи свою боевую королевскую удаль!
   Тот как мог, силился  не соскользнуть с эфемерной спины неведомой и необъезженной потусторонней лошади (схватил в сутолоке общего порыва какую попало) и потрясенно взирал на колоссальных масштабов битву, развернувшуюся вокруг него. Треска или лязга, обычно сопутствующих подобным сражениям среди живых людей, тут не было, а слышались только яростные возгласы и ругательства, без которых уж никакой, даже самый экзотический  рукопашный бой не обходится.
   - Эй, слышишь, живой! Amigo! Не вздумай погибнуть снова! – услышал Гальярдо окрик Корвальо. – Я  бы с радостью выделил тебе охрану, но нельзя  -   ты и без того перешагнул пределы допустимого – сбежал из Преисподней!
   - И еще раз убегу, если опять убьют! – весело ответил Гальярдо, врубаясь в этот страннейший из боев, в котором бились насмерть и без того уже мертвые люди. Он видел, как черные и белые призраки один за другим выбывали из схватки, лишаясь, кто головы, кто рук, кто ног, и валились наземь, переходя в какое-то иное агрегатное состояние. Удары самого Гальярдо тоже исправно доходили до цели. Иногда острия мертвецких мечей проходили в дюймах от его головы, но Гальярдо плевал на это – он как мог, старался прикрыть Аделаиду.
   Для Хасиндо, только что опомнившегося от удара по голове, вся эта мистическая битва оставалась где-то за пределами осознаваемого мира. Сейчас он понимал только, что в двух-трех шагах впереди него лежит, прижавшись к полу, дрожащая от страха Кончита, а прямо перед ним, нос к носу, стоит, заслоняя от него Кончиту, самый главный Враг, а значит – Схватка Насмерть продолжается.
    Скарпендер как будто просверливал или прожигал рыцаря насквозь своими дьявольскими глазами и, видимо, чувствовал за собою подавляющее превосходство. По крайней мере, вел себя так, будто уже победил. Костлявое лицо его щерилось самодовольной улыбкой, вечно угрюмые глаза теперь смеялись.
   - Ну, и чего ты добился своими заклинаниями? – спрашивал он у Хасиндо и сам же отвечал: - Ничего, кроме гибели. У тебя изначально не было ни малейших шансов, парень. Тот, кто попал ко мне на Сциллу – всё равно, что умер. Здесь нет никого живого, кроме меня, и отсюда никто еще не возвращался. Ты мертв…
   - Врешь! – закричал Хасиндо и рванулся вперед. Но тут ноги отказались слушаться его, и он упал на колени.
   - Сдавайся, мальчишка! – настойчиво уговаривал его Скарпендер. – Если сдашься, я вдохну в тебя жизнь, вечную жизнь! И открою тебе еще много великих тайн.
   Хасиндо скрипел зубами и отчаянно пытался подняться с колен. Это ему не удавалось. Еще немного – и он вообще упадет, распластавшись, на живот. Уж не светящиеся ли желтой злобой глаза Скарпендера сковывали его движения?
   И вдруг этот темный мирок немного расширился. По крайней мере, за спиной Скарпендера, помимо бездеятельной пока Кончиты, возник еще кто-то, являющий собой определенную силу.
   - Эй, maldito! – раздался голос, давно знакомый Хасиндо. – А ну, повернись, иначе я, вопреки всем рыцарским законам и уставам, поражу тебя сзади, и буду тысячу раз прав, клянусь кишками бобоголовых!
   Скарпендер резко повернулся назад всем корпусом, и он, и Хасиндо, оба увидели, что посреди коридора стоят, опираясь один на другого, два воина – призрак и живой человек. Рыцарь Подземелья мгновенно узнал обоих – да и мудрено было не узнать!
   - Алоиз! – радостно пробормотал Хасиндо, поскольку не мог пока говорить громко, - И Рамберт! Откуда вы здесь, друзья?!
   Тем было не до ответа – их мечи уже скрестились с клинком Скарпендера.
   В ту же минуту Хасиндо почувствовал, что к нему быстро возвращаются силы. Очень скоро он сумел встать на ноги и тоже вытащил меч.
   - Бей, родной, бей его сам! – хрипя, кричал рыцарю Подземелья Алоиз. – Только ты способен одолеть его. Мы можем лишь немного его отвлечь на себя… Только твой меч, уничтожит это чудовище! Бей, проглоти меня дракон!..
  - Трое на одного! – рычал Скарпендер, махая тяжеленным двуручным мечом – Свиньи вы, а не рыцари!
   Ему пришлось повернуться обратно, к Хасиндо, а Рамберт и Алоиз опустили мечи.
   С огромным ожесточением, скрипя зубами и рыча по-звериному от боли и ненависти, два смертельных врага наконец-то вступили в рукопашный бой. Мир вокруг них снова погрузился в непроглядную тьму, будто они остались одни.
   Удары сыпались градом, и силы, похоже, опять были равны
   - Ага-га! – гоготал  черный маг, с легкостью парируя все маневры Хасиндо. – Да твоя рука совсем ненамного хуже моей! Ты превосходный боец, мальчишка! Что значит родная кровь!
   - О чем это ты? – удивленно спросил Хасиндо, не прекращая свои атаки.
   - Хочешь знать? Ха-ха! Да, видно, настала минута, когда я могу сказать тебе всю правду, открыть главную тайну. Не одна Аделаида является моим ребенком; ты то… Ах!..
   Скарпендер не успел закончить фразу. Отвлекшись на разговор, он на мгновение ослабил концентрацию, и именно в этот миг заветный меч Хасиндо перешиб клинок, сжимаемый Скарпендером, пополам, а мгновенным следующим выпадом светящееся зеленой аурой волшебное лезвие  до половины вошло в грудь черного мага.
   Лицо Скарпендера сделалось белее простыни, он пошатнулся и упал на колени. Последняя улыбка слабо озарила его угасающий лик, разом утративший отталкивающие черты и сделавшийся вполне человеческим.
   - Эх ты! – глухо пробубнил он, - так и не дослушал! А ведь я был твоим отцом…
   Сказавши это, он повалился лицом вниз и затих окончательно. Лезвие меча высунулось из его спины.
   В Черном Замке остались пятеро существ: три живых человека – Хасиндо, Алоиз и Кончита, и два призрака – Матушка и Рамберт. Пока все они замерли молча,  не двигаясь с мест, дверь черного хода скрипнула, и в коридор, ведущий в подвалы, в каковом коридоре  все и происходило, проникли еще двое живых – Гальярдо и Аделаида.
   Хасиндо пораженно смотрел на убитого им черного  мага, и глаза рыцаря были круглы от накатившего потрясения.
   - Что это было? – спросил, наконец, он тихо. – Кого же я убил? Кто объяснит мне?
   - Это был твой отец. – Заговорила Матушка. – Знай, Хасиндо, ты – сын страшного злого колдуна. Еще ты – брат Аделаиды. А я – ваша мать и его жена. Двадцать один год назад я родила тебя, Хасиндо. Аделаиде тогда уже было три года. Затем я погибла. Твой отец убил меня, а тебя и Аделаиду, не желая возиться с маленькими детьми, подбросил на Саламандрию простым людям в разные семьи. Он полагал, что черная кровь колдунов рано или поздно проявится в вас, а когда вырастете, вы воссоединитесь с ним. Он никогда никого не любил. Он был кошмарным существом. Именно он посеял раздор на Саламандрии, потому что война порождает непреходящий страх, а люди, придавленные страхом и разобщенные, обладают намного меньшей силой воли, поэтому ими легче властвовать. Без него всем будет гораздо лучше жить. Не сокрушайся, Хасиндо, о таком отце.
   - За что же он убил тебя? – спросила Аделаида у Матушки.
   - Я была могущественной белой волшебницей и красивой женщиной. Он любил меня, как любят красивую вещь, или породистую лошадь, или что-то в этом роде. Он взял меня силой и надеялся переделать внутренне, переманить на свою сторону. Этого ему не удалось, и тогда он убил меня.
   - Мерзавец! – громко прошептала Аделаида.
   - А зачем же он так яростно сопротивлялся мне, если был уверен, что я приму его сторону? – спросил Хасиндо. – Зачем насылал на меня столько разных чудовищ?
   - Для того, чтобы ты ожесточился, разочаровался в людях, захотел бы подчинить себе всё вокруг. – Объяснила Матушка. – И если бы это случилось, он подоспел бы тут как тут, и поведал бы тебе, что ты – его сын Хасиндо, черный принц  Сциллы.
   - Я никогда не был принцем. И никогда не буду. И не хочу быть. – Молвил Хасиндо уверенно.
   - Когда-то ты не помышлял и о рыцарстве. – Напомнила ему Матушка. – А в ближайшем будущем тебя наградят герцогским титулом. Потому, что ты не просто совершил великий подвиг. Ты еще победил сам себя, собственную темную сущность. Ты единственный, кто мог уничтожить абсолютное Зло, но для этого нужно еще было опрокинуть Зло в себе, твердо встать на сторону Добра.
   - А разве я мог поступить иначе?
   - Могло получиться как угодно плохо, если бы у тебя не было её, - Матушка указала на Кончиту, всё ближе тем временем подходившую к рыцарю Подземелья. – Это было то решающее чудо, которое помешало тебе уйти во тьму. Эта девушка поможет тебе оставаться добрым всегда. Что ж ты стоишь, сынок? Обними свою любимую!
   Кончита, обливаясь счастливыми слезами, бросилась в объятия Хасиндо, и они жарко поцеловались, безразличные к тому, что на них смотрят люди.
   - Теперь всё закончилось. – Сказала Матушка. – Невидимый Легион уходит в свою Валгаллу; вы можете ехать домой. А свет постепенно вернется на Сциллу.
   - А ты куда? – грустно спросил Хасиндо Матушку, и Аделаида взглянула на нее полными слез глазами.
   - Я вернусь в небеса. – Ответила Матушка. – Каждый должен жить, где ему положено, а я ведь ангел.
   - Значит, мы тебя больше никогда не увидим? – всхлипнула Аделаида, прижимаясь к груди Гальярдо.
   - Не знаю. – Развела руками Матушка. – Может быть, я буду являться вам во снах иногда. Вам будет, поверьте, хорошо и без меня. У вас начнется новая – семейная жизнь. У тебя, Хасиндо, есть Кончита, у Аделаиды – молодой король, так что…
   - А как же мы вернемся на Саламандрию? – спросил Гальярдо. – У нас ведь нет корабля.
   - Корабль викингов, тот самый, на котором вы отправлялись к Сцилле, ждет вас в восточной бухте  острова. – Ответила Матушка. – Викинги не обманули вас – это была очередная мистификация Скарпендера. Уснули вы на одном корабле, а проснулись на другом – черном, колдовском, наполненном невидимками. Он и положил начало всем дальнейшим бедам. За то время, что вы провели на Сцилле, брейгонцы совершили свое плавание и вернулись за вами, оповещенные небесными гонцами о том, что у вас тут все в порядке. Таким образом, вам осталось только доскакать до восточной бухты и переправиться в шлюпке на корабль. Лошадей всем хватит. Мы же прощаемся с вами. В добрый путь!
   Для долгих прощаний уже не было времени. Алоиз лишь  пожал как смог слабоосязаемые пятерни Рамберта, Гомеса, Корвальо и Франсуа.
   Странно до щемления в сердце было наблюдать, как Невидимый Легион  белыми облачками уходит в будто бы специально ради этого открывшееся окно в небе. Ярко-голубой квадрат в сером мареве, однако, больше не закрылся, и солнечный луч ласкал лица Хасиндо, Алоиза, Кончиты, Аделаиды и Гальярдо, пока они неторопливым шагом ехали до восточного берега. Пятерым счастливцам, оставшимся в живых после стольких передряг, было радостно и грустно одновременно.
   - Что же будет теперь со мной? – задумчиво молвил Алоиз.
   - Ты будешь счастлив. – Ответила ему Кончита. – Ты встретишь свою любовь.
   Позади  них сильно рвануло ветром; послышался громкий шум, как от проливного дождя. С каждой минутой шум нарастал.
   - Любовь… - проговорил Алоиз задумчиво. – Она такая разная. Одним дается любовь, приносящая счастье, - Он как-то по-стариковски ласково и грустно оглядел всех четверых, - Другим – любовь, приносящая смерть, - он бросил взгляд на пустое место рядом с ними – туда, где могли бы ехать Рамберт и Лючия, - А для меня… Добрый конь, дальняя дорога, верные друзья да яростная схватка – вот всё, что мне нужно в жизни…
   Грозовая темно-коричневая туча вставала за их спинами на горизонте. Необычная то была гроза: туча отворяла зубастую гигантскую пасть от неба до земли; и не молнии сверкали в этой туче, а огромные кровожадные желто-красные глаза. И не гром извергался из нее, а зловещий громоподобный хохот и ругательства:
   - Ха-ха-ха!.. Что, обрадовались, ничтожества?! Решили, что победили Зло?! Как бы не так! Сож-жру, сож-жру всех вас, и костей не выплюну!
   - Это же Ка! – охнула Аделаида, хватаясь за сердце. – Ка опять вылез из Преисподней и гонится за нами.
   Они перешли в галоп, затем в карьер, но Ка и не думал отставать, напротив, быстро догонял их.
   Корабль викингов уже хорошо был виден впереди, и живой и здоровый Патрик Лаурсен, стоя на носу судна, следил за этой погоней, страшно переживая за друзей. Спасительная шлюпка плескалась у самого берега, но скакать до нее еще было далеко.
   - Бесполезно! – наморщил нос Гальярдо. – Нам не уйти от этого черта. Если он задумал кого-то сожрать – значит, так и будет. – Он оглянулся назад и крикнул: - Эй, Ка! Чего тебе от нас надо?
   Оглянувшись, он увидел, что Ка преследует их не в одиночку. Триста или больше Мертвых Стражей Сциллы скакали впереди него на своих некролошадях, громко крича и размахивая мечами.
   - Жер-ртву! Жерр-ртву! – гремел Ка, - Дайте мне кр-ррови!..
   - Я ему сейчас покажу жертву! – проворчал Алоиз, резко разворачивая в обратную сторону Корво. Тот упирался и громко ржал от страха.
  - Ты с ума сошел? – схватил его Хасиндо потной от ужаса ладонью за запястье. – Ты что задумал?
   - Спасайтесь друзья! – решительно бросил Алоиз, вырывая у Хасиндо свою руку. – Я вас прикрою.
   - Стой! – крикнул Хасиндо, попытавшись снова схватить оруженосца. – Что ты делаешь, шальная башка?! До лодки – сто шагов! Мы все спасемся, и ты – тоже!
  Алоиз ничего не ответил, и лихим галопом умчался назад, высоко вскинув над головою свой меч.
   Он уже не видел, как друзья садились в лодку, как корабль, приняв их на борт, отплывал к берегам мирной родной Саламандрии…
   Кавалер Бронзового Щита, верный и бесстрашный оруженосец, прирожденный Человек Боя, Алоиз Беллино галопом скакал навстречу самому Дьяволу, навстречу неминуемой смерти.
   Он рвался в бой и верил в победу.

К О Н Е Ц.