Плюс газификация всей страны

Повесть

         Участок под ведение дачного хозяйства Иван Григорьевич  получил более двадцати пяти лет назад,  в благополучную брежневскую  пору, когда партийное руководство разрешило городским жителям выделять в пригородах в личную собственность  земельные наделы размером в шесть соток. По указанию сверху, в штабе Московского округа ПВО, в котором генерал Белов занимал должность заместителя Командующего авиацией, составили списки желающих и направили их по инстанции. Партийное решение было выполнено исполнительным комитетом Московской области незамедлительно. И примерно, через пару месяцев, в выходной день,  председатель племенного совхоза «Горки подмосковные», пожилой, седоусый  мужчина  с обветренным и  загорелым  лицом, лично передал сто участков совхозной земли, каждый размером по шесть соток, приехавшим на поле на двух служебных автобусах офицерам штаба округа. Полагаясь на волю случая, офицеры положили, заранее заготовленные записочки, в фуражку и, по очереди, стали тянуть жребий. Ивану Григорьевичу достался  счастливый крайний двадцать шестой, примыкающий одной своей стороной к асфальтированной дороге, а, другой, к просёлочной, вдоль которой и расположились участки.
       Собственный земельный надел значительно изменил привычный образ жизни семьи Беловых. Ведь земля, природа – матушка, обладая невидимой  силой, так действует на  человека, так притягивает его к себе, что он, раскрыв свои объятья, идёт к ней навстречу, блаженно улыбаясь, от предвкушения такой радости общения, которую нельзя сравнить ни с  какой   другой.
        Теперь в праздничные и выходные дни, ранним утром Иван Григорьевич бежал в гараж, заводил безотказный «жигулёнок» ноль первой модели с итальянским двигателем и подкатывал к подъезду дома, у которого его ожидала Мария Васильевна с двумя сумками. В одной находилась рабочая одежда, а в другой, поменьше, продукты и термос с горячим чаем. Загрузив сумки в багажник, супруги в радостном настроении выезжали со двора на Преображенскую площадь, на которой, повинуясь сигналам светофора, поворачивали направо, на главную улицу, на Стромынку,  затем, пересекали свободную в этот час, просторную Сокольническую площадь. Далее маршрут движения пролегал через Русаковскую и Краснопрудную улицы, площадь трёх вокзалов и выходил на Садовое кольцо. По Садовому кольцу  дачники с ветерком неслись до громоздкого, состоящего из нескольких мрачных башен, выкрашенных в ядовито жёлто-коричневый цвет,  здания американского посольства, над входной дверью которого свисал тяжёлыми складками, ненавистный для генерала Белова, звёздно - полосатый флаг. Здесь они притормаживали, и,  снова повернув направо, выскакивали на проспект Калинина, проезжали над Москвой - рекой по Калининскому мосту и по прямому, как стрела, Кутузовскому проспекту мчались до поворота на Рублёвское шоссе. Проехав по нему несколько километров, сворачивали на Рублёво-Успенскую  дорогу, которая вела их через деревни Раздоры, Павлиху,  Жуковку и Калчугу  к заветному  обвешкованному  месту, расположенному на окраине деревни Коромыслово.
        Иван Григорьевич, обладая природным  пытливым умом и хозяйской сметкой, вначале тщательно обмерил принадлежащую ему территорию и составил на листах бумаги несколько вариантов её застройки. Внимательно рассмотрев каждый из разработанных вариантов, супруги пришли к единому мнению, что домик целесообразнее всего поставить в середине участка. А остальные  объекты, необходимые для поддержания  жизнедеятельности,  разместить по углам владения: в дальнем от просёлочной дороги углу выкопать выгребную яму для  уборной, в углу, примыкающем к асфальтированной дороге - поставить гараж для «Жигулей»,  в углу, напротив него - хранить под навесом дрова и разный  хозяйственный  инструмент, а в  оставшемся углу – выкопать колодец.  На завершающей стадии планирования Беловы определили примерные размеры намеченных построек, отметили их на земле колышками,  и составили смету первоочередных расходов. Первые деньги Иван Григорьевич потратил на покупку по остаточной стоимости,  обитого жестью и покрашенного в защитный  цвет, кузова  от списанного штабного автомобиля - вездехода, называемого в среде офицеров  «кунгом». Он привёз его на участок и установил с помощью автомобильного крана на заранее подготовленный фундамент,  выложенные из кирпича четыре невысоких столбика.
         Помещение кунга  позволяло разместить в нём  маленький раскладывающийся столик,  две солдатские кровати, отделённые друг от друга полуметровым  узким проходом и у самого входа – печку-«буржуйку». Это временное жилище в течение нескольких лет, начиная с ранней весны и заканчивая поздней осенью, надёжно защищало супругов от дождей, жары, непогоды и любопытных взглядов. А, когда холодало, то, растопленная  «буржуйка» за несколько минут повышала температуру и настроение. Иногда Беловы из-за различных обстоятельств оставались ночевать на дачном участке. Они, уставшие за трудовой день, неторопливо поужинав, выходили на свежий воздух, садились рядышком на самодельную деревянную скамейку и смотрели на окружающее  пространство, освещённое последними лучами дневного светила. Всё их внимание было сосредоточено на удивительном  явлении природы, связанным со сменой действия источников света. Едва солнце,  начинало опускаться за горизонт, уменьшая свою активность,  как тотчас, на менее освещённой части неба зажигались, еле различимые глазом, звёздочки, число которых с каждой минутой значительно увеличивалось. И вот, наконец, бледная  полоска неба на западе от закатившегося солнца исчезала, и на землю, как туман, опускался тусклый обволакивающий свет от далёких звёзд и близкой луны. Дуновения слабого ветерка, образуемого поднимающимся вверх тёплым воздухом от остывающей земли, доносили до супругов запахи из недалёкого леса, темнеющего на пригорке у границы поля, перемешанные с запахами самого поля. Чёрное  небо медленно, незаметно для глаз, перемещало над ними луну и великое множество сияющих звёздочек. Иногда, одна из них,  прожив, отмерянный ей срок, вдруг срывалась с небосвода и неслась к земле, чтобы, ярко вспыхнув, напомнить миру о своих последних секундах жизни. Когда становилось зябко, супруги заходили во временное жилище и, сдвинув кровати, ложились спать, тесно прижавшись  друг к другу.
          Все необходимые работы по земле и по воде, по дереву и по металлу,  по электрике и по благоустройству территории, и множество других,  Белов,  обладая «золотыми руками», выполнял, фактически,  самостоятельно, без чьей - либо помощи.  Марию Васильевну, которая страдала сердечными заболеваниями, он жалел,  разрешая ей выполнение только самых лёгких работ. Изредка, когда  не хватало знаний, Иван Григорьевич покупал в книжном магазине книги с рекомендациями по проведению строительных работ и использовал их, как методические пособия, а, когда не доставало физической силы, то обращался за помощью к своим  товарищам. Долгие годы строительства не прошли даром: небольшой участок суглинистой земли в Подмосковье преобразился в обустроенное место, в центре которого возвышался деревянный одноэтажный дом с мансардой, покрытой двухскатной шиферной крышей. К восточной стороне дома, во всю её шестиметровую длину, была пристроена застеклённая веранда. Невысокая ограда из досок, окрашенных в зелёную краску, с прочными деревянными воротами и прорезанной в них калиткой, опоясывала территорию. Вдоль ограды густились, перемежающиеся между собой, ёлочки, сосёнки и лиственные деревья: липы, берёзы и рябины. Оставшееся место от хозяйственных построек и приоградной  растительности занимали несколько яблонь, груш и слив, между которыми были высажены кусты чёрной и красной смородины и разбита небольшая клумба с цветами.
      …В конце марта 2005 года, спустя год после смерти жены, военный пенсионер генерал Белов окончательно перебрался из московской квартиры  на дачу. И,  хотя,  он был коренным москвичом, и  большую часть жизни прожил в столице и привык с детства к нескончаемой суете огромного города, но, сейчас, ежедневная изматывающая толчея, и, особенно, непрерывный шум, доносящийся днём и ночью отовсюду,  то усиливающийся, то слабеющий, как морской прибой,  раздражали  его.  Он понимал, что неизбежные  городские звуки, не дадут ему жить спокойной жизнью, и всё сильнее будут раздражать, отвлекая от того главного, что у него пока ещё осталось - от светлых и грустных воспоминаний о самом дорогом на свете человеке, который оказался навсегда утерянным. Ему хотелось пожить в одиночестве, чтобы  никто не мешал остаться  наедине с самим собой и  со своими мыслями. Но уехать из города  раньше не получилось, так как нужно было отмечать по христианскому обычаю сначала девять памятных дней, затем сорок дней, одновременно переоформлять квартирные документы  на дочку, единственную наследницу нажитого, заказывать и устанавливать памятник на могилке и обустраивать её. А одиннадцатого февраля, в день рождения Марии Васильевны, созывать родственников и знакомых, чтобы её день рождения стал днём  вечной памяти и скорби по этой женщине.
      - Папа, ну, что ты выдумал? Ты вспомни, сколько тебе лет?  Ведь, тебе семьдесят четвёртый годок пошёл, за тобой уход и присмотр нужен, а ты собрался жить на даче, где ни тепла, ни удобств, ни горячей воды, ни телефона. Мамы не стало. А, случись, что с тобой? Мы же себе этого не простим. Давай, мы к тебе переедем, или Коля у тебя пусть поживёт, или Верочка, всё тебе веселее будет. И мы будем за тебя спокойными.
      - Лидочка, доченька, кровиночка моя. Не могу я  здесь больше. Плохо мне здесь. На душе плохо. Покоя нет. Места я себе здесь без Маши не нахожу. И варианты, которые ты предлагаешь, не подходящие. Коля в этом году школу заканчивает, за ним самим глаз да глаз нужен, чтобы с дурной кампанией или с наркотой  не связался. Я с такой задачей не справлюсь. А,  Верочка - внученька, уже заневестилась, вот - вот замуж выйдет. Ей же не запретишь жениха в дом приводить, а мне это не понравится. Изведусь я с ней.
      - Папа, ну, как ты рассуждаешь?  Значит, ты изведёшься, а мы нет? Раз тебе эти варианты не подходят,  тогда живи один, как и жил. Тут и поликлиника, и товарищи твои рядышком. И неплохо бы тебе в этом году диспансеризацию пройти. И у нас с Федей под приглядом будешь.  Имей в виду, я тебе переезжать на дачу не разрешаю. Я за тебя отвечаю, в конце концов.
      - Ты, Лидочка, выслушай меня внимательно.  С тех пор, как мы с твоей матерью на пенсию вышли, никто ни разу ни на какую диспансеризацию нас не пригласил. И не пригласит. Это только наши правители заявляют, что мы единственная страна в мире, в которой решён этот вопрос. Враньё чистой воды. Поэтому поликлиника мне  ни к чему. И ты  знаешь, что я вместо льгот выплаты взял. Мне теперь дорога только к платным врачам. За бесплатно меня только по большой просьбе примут. А тебе, доченька, и Фёдору, зятю моему, большое спасибо за заботу и внимание. Я себе плохого не хочу, а твоей семье, тем более. Но, ты, ведь, понимаешь, почему я хочу отсюда уехать. И тебе, предлагаю свой вариант: соберите вещи и, спокойно, без спешки, из своей двухкомнатной квартиры  переезжайте сюда, на  Преображенку. А, когда Верочка выйдет замуж, то, пусть молодая  семья живёт в вашей квартире. Она век всем нам благодарной будет.
      - Папа, ну, что с тобой поделаешь? Давай, так поступим: ты живи летом на даче. А мы с Федей навещать тебя будем в выходные. Но, только, чтобы к зиме вернулся в город, на зимние квартиры. И  мобильник, прошу тебя, не выключай. Ты, как тебе не позвонишь, постоянно недоступен.
      - Доченька, надоели эти звонки. Звонят все кому, ни лень. А, большинство звонков - никчёмные, пустые.
     Оставшись на даче в одиночестве,  Иван Григорьевич с раннего утра и до позднего вечера вёл хлопотливую жизнь, заполненную приятными и не очень приятными заботами. Ему не нравилось мыть полы и посуду, стирать и гладить бельё, вытряхивать дорожки и убирать помещения и, особенно, готовить себе еду. Но он не мог себе позволить опуститься до такого состояния, чтобы питаться всухомятку, жить в неубранных комнатах, спать на грязных простынях и ходить в неопрятной одежде. А мужицкие дела, которые тоже никогда не кончались, наоборот, приносили ему истинную радость. И он, отдавая работе всё своё время, каждый день трудился на подворье и в доме, не покладая рук. К позднему вечеру накопленная за день усталость давала знать о себе, но  старик не торопился ложиться спать, зная, что могут нахлынуть воспоминания, которые вызовут бессонницу и разбередят  душу.  Грузно опираясь на отполированные перила скрипучей деревянной лестницы, Иван Григорьевич поднимался наверх в мансарду, включал старый телевизор, удобнее усаживался на диване напротив,  и смотрел, в основном, информационно-политические передачи. Он, проживший три четверти века и повидавший на своём пути всякое, не мог не сравнивать нынешнее  состояние  общества во всём его многообразии с тем,   каким оно  было раньше, в прошедшие годы,  и делал для себя  горький вывод о том, что его личные надежды и надежды поколения, к которому он принадлежал,  на построение лучшей, свободной  и справедливой жизни, жизни без  лишений и страданий, жизни, за которую они сражались и погибали, так и не сбылись. Являясь убеждённым коммунистом, Иван Григорьевич верил в действие всеобъемлющего закона, удерживающего мир в равновесии - закона единства и борьбы противоположностей: света и мглы,  добра и зла, любви и ненависти, богатства и нищеты. Но он понимал, что равновесие это условное. В определённый  период развития в  обществе могут  бушевать войны, царствовать зло и несправедливость, и требуются долгие годы борьбы и многочисленные жертвы, прежде чем утраченное равновесие будет восстановлено. В любом обществе всегда предостаточно недовольных,   не желающих жить той жизнью,  которой они живут, и мечтающих о переменах  к  лучшему.  Но нужен  лидер,  борец, который   возглавит  движение и примет  на себя ответственность за происходящее.  И вот такой человек находится. Из его уст начинают литься потоком слова, которые, в принципе, всем хорошо известны со времени оформления у человечества речевого аппарата. Их произносили и Емельян Пугачёв, и Владимир Ленин, и батька Махно, и Борис Ельцин. Их, бесспорно, произносили и до них,  и будут произносить ещё много - много раз после них на различных континентах и на разных языках. Смысл этих слов прост и легко понятен: мы живём невыносимо плохо, так дальше жить нельзя, давайте отберём у нынешних правителей власть и передадим её мне, и я клянусь, что  резко улучшу вашу жизнь, и мы заживём хорошо и справедливо. Жить  хорошо, а ещё лучше, жить очень хорошо, хотят все без исключения, а понимание справедливости  у каждого человека, как правило, своё. Зачастую, то, что один или небольшая группа людей считают справедливым, наоборот,  большинству людей в обществе представляется крайней несправедливостью. И каждый руководитель, придя к власти на обещаниях, на практике начинает решать главную задачу: как по той справедливости, как он её понимает, перераспределить между индивидуумами богатства, принадлежащие в разных количествах тем или иным гражданам? Гениальный Ленин, выражая волю подавляющего большинства населения, провёл крупномасштабную национализацию. Люди жили бедно, но безотказно действующий принцип: «От каждого по способностям, каждому по труду» позволял надеяться на справедливость. Борис Ельцин, одурачив народ сказками про свободу и демократию, избрал в качестве регулятора справедливости в общественных отношениях механизм рыночной экономики, не позаботившись о необходимости создания законодательной базы на период перехода от социализма к капитализму. И понеслась, закружилась по стране грабительская приватизация, возглавляемая  «семейкой». Вместо цивилизованного рынка в стране сформировался рынок криминальный, в котором олигархи, разбогатевшие преступным путём, стали играть главную роль. Каждый вечер Иван Григорьевич  видел на телевизионном экране этих сытых, лощёных, уверенных в себе господ, присвоивших  несметные богатства, являющихся к тому же владельцами  радиостанций, печатных изданий  и телевизионных каналов. Ему было  неловко за президента, которому они  при встрече со снисходительной улыбкой пожимали руку.
     - Слабоват наш Владимир Владимирович, - размышлял Белов, - хотя  и действует вроде бы правильно, но  уж очень медлительно. В цари нам желателен такой мужик, как   Александр Лукашенко. Повезло белорусам. Вот, во истину, руководитель так руководитель.  Как говорится, с большой буквы. В Белоруссии ни моря, ни нефти, ни газа, ни алмазов якутских, ни уральских кладовых,  ничего, кроме бульбы - картошки,  нет. Да, и та плохо родится. Вдобавок, ещё Америка стремится подмять белорусов под себя. Но батька не боится за себя, а думает, в первую очередь, о своём народе  и защищает его интересы. Поэтому живут белорусы лучше россиян по всем показателям: пенсии и заработки у них выше,  льготы соблюдаются не так как у нас, а закон, дисциплина и порядок значительно строже. Может быть именно  поэтому, что-то у них про олигархов ничего не слышно. И деньги на всё находятся. А, если бы Лукашенко имел наш газ и нашу нефть, то, сомнений нет, он бы обеспечил каждому такой достаток, что мы жили бы, как при коммунизме - работали  в охотку, а ели  и пили на золоте и  серебре. Но, всё равно, уже то хорошо, что президент советские порядки  понемногу возвращает. Начинает действовать единоначалие: Путин сказал - Госдума и Совет Федерации делают под козырёк. Так и должно быть. Президент указал -  пресса, телевидение, радио, все скопом, наваливаются то на того же батьку Лукашенко, то на Адамова, то на Саакашвили, а, заодно и всем грузинам дыханье перекрывают. Президент дал отбой - и ни одного кукареканья на эти темы нигде, ни в каком месте не сыскать со свечкой.
      - Единственное,  плохо, - переживал старик, - что Путин окружил себя людьми, явно не подходящими к руководству. А самому до глубины проблем доходить, видимо, недосуг. Вот и городятся глупости в масштабе государства. Так и со льготами получилось.  И я, старый дурак, польстился на компенсацию за эти самые льготы. Теперь за всё плати: «Вам путёвку? Пожалуйста. Оплатите полную стоимость. Вам проездной на виды транспорта? Пожалуйста. Только внесите деньги в кассу. Вас к врачу записать? Пожалуйста. Но, вначале, заплатите».  И с лекарствами также. К тому же, об этом даже  по телевидению говорят, что они разворованы. И кто разворовал известно. А почему их Путин не посадит, вот это вопрос, это неизвестно.
      Новые идеи президента по формированию национальных проектов,  нацеленных на решение социальных проблем, накопившихся в обществе,  Иван Григорьевич воспринял с большим интересом.
      - Правильно делает Владимир Владимирович, нужно большую часть накопленных от продажи нефти и газа денег людям возвратить. Ведь они всему народу принадлежат. Поднимать Россию надо. Но, конечно, всё делается топорно: ударили в колокола, что выделяем большие деньги на здравоохранение, демографию, жильё, образование, сельское хозяйство, а  как  эти деньги будут расходоваться, объяснить людям   забыли. Поэтому, конкретный человек, как всегда пребывает в  неведении, коснётся его преобразование или нет, а если коснётся, то каким образом  и с какого бока.
     Теперь, ежедневно в девять часов вечера по первому каналу  в программе «Время» и по второму каналу в десять вечера в  «Вестях»   Белов  следил  за Первым вице-премьером в Правительстве РФ Дмитрием Медведевым, которого Путин назначил Председателем президиума совета по национальным проектам, ответственным  за их  реализацию. Медведев ему нравился  тем, что безо всякой бумажки, глядя прямо в телекамеры,  очень умно и доходчиво, как на лекции преподаватель своим студентам, терпеливо объяснял телезрителям о том, как улучшат жизнь россиян национальные проекты. Но, оказывается, не всё так просто. И,  чтобы их реализовать, нужно преодолеть серьёзные трудности. И Первый вице-премьер перечислял их: в здравоохранении - уполномоченные министром здравоохранения и социального развития фармацевтические компании необоснованно взвинтили цены за лекарства. Жильё дорожает из-за несвоевременного выделения управленческими структурами земельных участков под застройку и из-за растянутого на годы процесса согласования планов строительства.  Низкая рождаемость обусловлена отсутствием заботы о женщинах-матерях со стороны местных властей, а высокая смертность, в свою очередь,  обусловлена низким уровнем здравоохранения. После каждого перечисленного недостатка Медведев делал многозначительную паузу, чтобы аудитория прочувствовала важность сказанного,  и затем продолжал повествование. Из его слов получалось так, что плохая работа чиновников является основной причиной недостатков,  мешающих людям жить нормальной жизнью.
      - Нет, не в этом дело, - глядя в телевизор,  задумывался Иван Григорьевич. –  У нас, действительно, и с этим не поспоришь,  такие чиновники, которые мздоимствуют, наживаются за счёт тех, кто к ним обращается, вымогают взятки за ту работу, которую обязаны выполнять по должности. Но эти чиновники порождены нынешней  системой, в которой выше и лучше денег ничего не придумано. И как бы высоко не поднимали им зарплату, какими бы суровыми мерами не грозили за взятки, как бы беспощадно строго не поступали с теми, кто попадается  –  все эти меры могут удержать только единицы от соблазна разбогатеть, а глаза большинства чиновников с завистью будут взирать на своих успешных руководителей, а потом,  их взгляды будут устремляться всё выше и выше, туда, к самой верхушке госаппарата, к высшей элите общества –  крутым миллионерам, как правило, бывшим и действующим сотрудникам министерств и ведомств. И от денег, которые Путин и Медведев,  вбухивают в проекты,  КПД   составит, как у паровоза, не более 3-5 процентов.
     Проверяя, как на местах  организована работа по выполнению программы национальных проектов, Первый вице-премьер без устали колесил по стране.  Поездки он заранее  согласовывал с губернскими властями, помня о неудачном опыте внезапных проверок,  проводимых министром внутренних дел  Нургалиевым. Был период, когда вся страна с интересом наблюдала, как министр в идеально подогнанной по фигуре военной форме, начищенный и наглаженный,  неожиданно появлялся в отделении внутренних дел, не где-нибудь на Камчатке, а всего в ста километрах от Москвы. Он вежливо, за руку, здоровался, с опешившими от такого счастья, неряшливо одетыми в гражданскую одежду, давно не стрижеными милиционерами, глядя на небритые с похмельными следами лица, интересовался состоянием здоровья, проходил по замусоренным и насмерть прокуренным помещениям, и,  только затем, переходил к анализу состояния дел по учёту преступлений и их раскрытию. После нескольких  вояжей, так и не отыскав положительного примера, министр, очевидно, сам понял бессмысленность подобных проверок, которые не могут повлиять на улучшение состояния дел в огромной махине МВД и повысить авторитет милиции у населения. А, может быть, бравому  милиционеру подсказали те, кому положено.
     - Вот, молодец, какой, - мысленно хвалил Дмитрия, просматривая очередной сюжет с участием Медведева, Иван Григорьевич. – Прямо принимают, как члена Политбюро.  Приятно посмотреть, как хорошо организовано мероприятие. Помещения, в которых проводятся встречи - просторные, чистые, светлые. Люди, которые его окружают, всем своим видом показывают, что по проектам жить  стало лучше и веселее. Сам Медведев высказывается умно, сдержанно, вселяя в людей уверенность в том, что проблемы,  возложенные на него, будут обязательно решены, и лучшие времена обязательно настанут.  И даже такая сложная проблема, как демографическая, тоже будет решена, но, правда, немного позже, к 2025 году.
      В один из вечеров Белов по привычке  сел смотреть  программу «Время». Ничего особенно нового в жизни страны за день  не произошло. Вначале сообщили об очередной аварии на шахте с гибелью горняков и комментарием губернатора Тулеева о предполагаемой причине катастрофы, связанной, по его мнению, с непредсказуемым разломом горной породы. Потом показали Первого вице – премьера Иванова, инспектирующего металлургический завод, на котором освоили производство стальных труб большого диаметра. Отвечая на заранее заготовленные вопросы о важности производства труб, Иванов, вдруг, переключился на транспортные проблемы. Он пространно стал рассуждать о том, что без хороших дорог экономику поднять невозможно, но хорошие дороги должны быть обязательно платными и принадлежать  собственникам, которые их будут более рачительно эксплуатировать, чем государство. А деньги на строительство платных дорог можно взять в государственном стабилизационном фонде. Конечно, рассуждая на тему организации дорожного движения,  Сергей Борисович не обошёл своим вниманием проблему дорожных «пробок». Причём,  одним из главных  методов борьбы с возникновением «пробок», Первый вице-премьер назвал суверенную демократию.
      - Что такое демократия? – вопрошал у телезрителей с доброй улыбкой Иванов. И просто и доходчиво разъяснял.
      -  Демократия – это власть народа. А что такое «суверенная демократия»? Суверенная демократия – это демократия, в которой народ избирает для себя, в своих собственных интересах, определённые ограничения. Так, некоторые государства делегируют часть своего суверенитета другим более мощным государствам. Это может быть, к примеру, оборонная стратегия небольшого государства, поручающего защищать свои границы  от нападения извне вооружённым силам дружественного государства на основании заключённых договоров.  А внутри страны суверенная демократия должна вводить такие ограничения, которые должны помогать людям жить нормальной жизнью. Необходимо, на мой взгляд, в каждом крупном городе, на его окраине, выделить места для проведения митингов, шествий и демонстраций. Пусть желающие там собираются для общения. Ведь   в Лондоне выделен для этой цели Гайд-парк. А если захотят шествовать, то, пусть ходят по кругу, сначала слева направо, а затем, если не устанут, то справа налево. И лозунги, чтобы развёртывать никто не запрещал. Лишь бы другим никому не мешали. И «пробок» в городе не будет.  - Подытожил улыбчивый пропагандист суверенной демократии. 
      Затем на экране Иванова сменил  Медведев, который проверял ход выполнения национального проекта по возрождению сельского хозяйства в Курской области. Первый  вице-премьер и курский губернатор во главе многочисленной свиты, состоящей из одетых с иголочки московских и курских чиновников, внимательно  осмотрели свинарник, птичник и крольчатник, которые на деньги, взятые в кредит из специального государственного фонда, построил и наполнил живностью местный фермер, нахальный мордастый парень. По ходу своего движения Медведев  не наигранно, а вполне натурально, с удовольствием гладил  тянущихся к нему и розовато-белых поросят, и жёлтых пушистых цыпляток, и пугливых длинноухих кроликов. Выслушав доклад мордастого об успехах, достигнутых им на ниве выбивания денег у властей, и комментарий губернатора, заверившего комиссию москвичей в том, что взятый фермером кредит будет, в основном, погашен за счёт областного бюджета, Медведев, явно для телезрителей,  стал пространно распространяться на тему срочной необходимости увеличения производства сельскохозяйственной продукции  и решения проблемы по её реализации. Оказывается, до демократических перемен,  в области работали на полную мощность пятнадцать  мясомолочных комбинатов. А теперь остался один единственный с технологическим оборудованием, предназначенным для разделки мясной продукции,  ввозимой из-за границы,  в стадии глубокой заморозки. Умелый телеоператор, крупным планом отслеживая каждое движение руководителей, иногда изменял ракурс телекамеры и  за рубашкой премьера, сверкающей белизной, и за добротными воротами  недавно отстроенного свинарника, вдруг открывался типичный   просторный российский пейзаж с  нераспаханным и заросшим бурьяном полем, берегом тихой речки, поросшим ивняком, за которым прятались  убогие деревенские избы.
      - Неужели про людей не спросит? – глядя в телевизор на Дмитрия, спрашивал у себя Иван Григорьевич и огорчённо качал головой. - Нет, не спросит. Так и получается: приедет большой руководитель, побудет на спектакле, в котором ему отведена почётная роль, скажет то, что положено, а на завтра ту же роль сыграет уже в другом месте. Ведь в деревне, в которую он приехал, не только фермер со своими свиньями, курами и кроликами живёт. А где же люди? А они рады тому, что появился новый помещик или нет? А им кто поможет преодолеть лихолетье? Мордастый кредитор, или правительственный чиновник, или губернатор? Судя по тому, что деревенский люд не допустили до комиссии, можно сделать два вывода, - продолжал размышлять Белов, - или в деревне кроме фермера и трёх его батрачек, промелькнувших на заднем плане в белых медицинских халатах, никто из людей не живёт, так как все её жители по разным причинам покинули деревню, или люди живут, но находятся в таком состоянии, что показать их по телевидению совершенно невозможно. Пока Иванов о суверенной  демократии только рассуждает, а Медведев уже этими  демократическими методами действует.
      В соответствии со сценарием, в пределах отведённого времени, деревенский фермер, стал задавать ответственному за национальные проекты  вопросы о налогах, об оплате за потребляемые электроэнергию и  ГСМ, о гарантированной возможности продажи государству произведённой продукции, о необходимости провести газ на фермерское хозяйство. Ничего нового в ответах Дмитрия Белов не услышал: налоги нужно уменьшать, стоимость электроэнергии и ГСМ регулировать с помощью государственных рычагов, продукцию закупать по вполне приемлемым ценам, а газификацию нужно продолжать.   
     - Я считаю, - чётко выговаривал фразы Первый вице-премьер, - недопустимым  такое положение, когда Россия, великая газовая держава, снабжающая полмира своим газом, не в состоянии обеспечить природным газом большинство населения страны. Уровень газификации российских городов составляет всего 61 процент,  а на селе - лишь 36 процентов. Это форменное безобразие. А  причину следует искать в произволе чиновников, в произволе местных властей не желающих  видеть дальше своего носа. В своё время один известный политик выдвинул лозунг: «состояние общества - это власть плюс электрификация всей страны». И этот политический лозунг решительно повлиял на  экономическую и социальную жизнь народа. Я не принадлежу к политикам такого ранга, я просто один из руководителей правительства, но считаю, что к действующим национальным проектам по жилью, здравоохранению и демографии, образованию и сельскому хозяйству нужно в обязательном порядке добавить ещё один – газификацию всей страны. И, я требую, чтобы на местах, а это, без сомнения, должно коснуться любого российского региона, действовал лозунг «плюс газификация всей страны». Реальная газификация позволит существенно улучшить  жизнь тринадцати миллионам человек.  Той части нашего населения, которая бедствует, проживая   без газа. Особенно это касается села. Как  Председатель совета директоров «Газпрома», лично я приму решительные меры по поддержке газификации в стране. И, предупреждаю региональных руководителей, что, впредь, проверяя ход выполнения национальных проектов, наряду с ними буду проверять ход выполнения планов по ускоренной газификации населённых пунктов. И ещё одно само собой разумеющееся требование: газификация частного сектора должна осуществляться за минимальную плату, а гражданам, отнесённым к категории малоимущих  –  вообще,  бесплатно.
      Слова Медведева запали в память старика. Он давно мечтал вместе с Марией Васильевной, ещё в то время, когда она была  живой, подвести газ к своему дому. Но организатора решения такой сложной задачи в садовом товариществе  не находилось. А теперь, по нынешней моде, богатые владельцы усадеб, скупившие по соседству земельные участки и построившие на них дворцы для себя и дома похуже для охраны и челяди, обеспечивали инженерное обустройство своих владений всем необходимым индивидуально. Проектировщики, а затем строители быстро и качественно, разумеется, за хорошие деньги, по индивидуальным проектам  проектировали, согласовывали, а, затем, изготавливали и отлаживали до эксплуатационного состояния  основные и резервные системы электроснабжения и водоснабжения, канализации и отопления, газоснабжения и кондиционирования, вентиляции, связи и телекоммуникации.
       Дочка с зятем не забывали об отце. По установившемуся распорядку старик в половине девятого вечера звонил дочери и докладывал о своём житье – бытье и о здоровье. А Лидочка коротко сообщала  о семейных новостях, в целом, не очень радостных. О том, что свадьба Верочки с её женихом расстроилась из-за несовпадения взглядов молодых на содержание статей, составляемого ими брачного контракта. И ещё о том, что Коля хорошо справляется с учебной программой в юридической академии, но приближается срок оплаты за обучение на первом семестре, но денег, как всегда, нет.
      - Доченька, - укоризненно выговаривал Иван Григорьевич, - ну, как же так? Ты же мне обещала, что будешь пользоваться моей сберкнижкой. Я же тебе доверенность на целых три года  оформил. Что же вы бедствуете, а деньги то в семье есть.  Ещё раз тебе говорю: у меня отдельно от вас денег нет. Всё моё – это ваше.
     -  Папа, не всё так просто. Тебе тоже деньги нужны.  И дачу нужно обустраивать, да и отдохнуть, может быть, куда поехать надумаешь. А одежда, питание? Давай договоримся, что ты себе ни в чём отказывать не будешь. А, если какие резервы появятся, то тогда я ими воспользуюсь. 
     -  Вот и пользуйся тем, что есть.  Всё, что есть на сберкнижке, бери.
     Всю свою жизнь  Белов хранил деньги в сберегательной кассе. Ко времени проведения ельцинских экономических реформ накопления в его семье, семье боевого лётчика-истребителя, Героя Советского Союза, привыкшего жить скромно и экономно, составляли четверть миллиона рублей. Иван Григорьевич был не бедным человеком, и, пользуясь эталоном того времени – стоимостью «Жигулей», теоретически  мог приобрести сразу пятьдесят таких автомобилей. Но демократические реформаторы совершили то, что в любой другой стране было невозможно: обнулили трудовые сбережения, сделав нищими состоятельных людей. Теперь, деньги генералу-отставнику  из Министерства обороны и  фондов социальной защиты населения перечислялись на его сберкнижку на вклад «пенсионный». Доходность вклада составляла четыре процента годовых. И, хотя пенсия в соответствии с законодательством ежегодно индексировалась, но  реальная инфляция всё равно превышала компенсацию. Чтобы не стоять в утомительной очереди за получением денег в  окошко в операционном зале, Иван Григорьевич попросил, чтобы ему выдали пластиковую карточку, позволяющую пользоваться  банковским автоматом. Персональная карточка «Maestro»  с выбитой на ней фамилией и именем на английском языке  (Belov Ivan) была изготовлена и вручена старику совершенно бесплатно. Белов быстро освоил нехитрый механизм работы банкомата, который информировал его об имеющейся сумме на счёте,  выдавал заявленную наличность и подсчитывал величину остатка. Но однажды случилась неприятность: банкомат, приняв в прорезь карточку, проглотил её, а, затем приостановил свою работу, высветив надпись «временно не работает». Иван Григорьевич стал нажимать на все кнопки подряд, пытаясь вызволить карточку, но, поняв, что это ему не удастся,  позвонил по телефону сервисной службы, обслуживающей банковские автоматы. Вежливый женский голос, уточнив местонахождение автомата, переключил его на номер специалиста по обслуживанию. Культурный молодой человек, представившийся Сергеем, огорошил Белова сроками возращения карточки: два дня на её изъятие из автомата и доставку в отделение Сбербанка, затем, на третий день, передача владельцу. Молодой человек записал номер контактного телефона  пенсионера и твёрдо его заверил в том, что все необходимые действия будут выполнены быстро, о чём он будет проинформирован. Потянулись дни ожидания. На четвёртый день, не выдержав, Иван Григорьевич позвонил сам. Сергей, сославшись на занятость, извинился за то, что не позвонил и сказал, что карточку можно будет получить завтра после обеда в том самом филиале Сбербанка  № 5278/1091, в котором ему выдавалась карточка. За пятнадцать минут до окончания  обеденного перерыва  старик подошёл к филиалу и  занял очередь. Народу было немного, но по мере приближения ко времени открытия, количество людей возросло. Войдя в помещение, Белов подошёл к свободному окошку, за которым  молодая модная особа с золотыми украшениями на шее и пухлых пальчиках с озабоченным видом перебирала в   папке документы.
     - Гражданка, - обратился он к ней, - скажите, к кому мне обратиться, чтобы карточку  «Maestro»  получить?
     - В кассу, - махнула ручкой, указывая  направление, женщина.   
     Старик стал в очередь в кассу. Кассир, задержавшись на обеде, заняла своё рабочее место с опозданием. Наконец, она выдвинула железный лоток и приняла документы у первого клиента. Очередь облегчённо вздохнула и двинулась вперёд. Оказавшись перед окошком, Иван Григорьевич, протянул паспорт. Женщина, не задавая вопросов, вытащила из-под стула полотняный мешочек с карточками, и, как в игре в домино, стала извлекать их одну за другой. Отыскав нужную, она положила её в паспорт: «Дальше, в соседнее окошко к контролёру». Очередь в соседнее окошко продвигалась медленно. Белову не повезло, так как, когда  подошла его очередь, женщина вдруг закрыла окошко табличкой «Перерыв».
- Гражданка, вы работать будете? - не выдержал старик.
- А я что делаю?
      -  Но вы же должны клиентов сначала обслужить, а потом другим делом заниматься. Вы откроетесь? Вас подождать?
      - Я сама знаю, что мне делать. А вам, гражданин, меня ждать не нужно. У меня кроме вас ожидающих достаточно, – с вызовом, с упором на «гражданин», громким голосом, чтобы слышали её подруги, ответила контролёр.
      Иван Григорьевич переместился в очередь к теперь единственному работающему окошку. Постояв немного, он заметил, что  модная особа закончила работать с документами и принялась  внимательно изучать состояние длинных холёных ногтей, покрытых ярко-красным с блёстками маникюром.
      Подойдя к ней, старик попросил её помочь ему получить карточку.
      - Как ваша фамилия? – неожиданно участливо спросила  женщина. – Сейчас поможем. Галя, - обратилась она к девушке, переносящей документы от одной сотрудницы к другой, - помоги найти документы на Белова.
     Галя  быстренько принесла заказанное и, склонившись, шепнула несколько слов на ушко модницы, кивнув в сторону громкоголосой контролёрши.
- Белов, так что?  Вам карточку возвратить нужно? Так, что ли?
- Да.
      -  Что же вы мне голову морочите, - повысила тональность женщина. – Вам же русским языком объяснили, что оформление карточек идёт в операционных окнах у контролёров, а я занимаюсь оформлением аккредитивов.
- Получается, что вы сидите без работы, а работают не окна, а всего одно окно.
- Нет, два, посмотрите.
      Иван Григорьевич посмотрел, и, действительно, закрытое окно открылось. Но контролёры избрали новую форму работы с клиентами. Взяв документы, они выкрикивали фамилию и приглашали счастливца на оформление. Конечно, Белов мог предъявить корочки Героя и пройти без очереди и приглашения, но не стал делать этого, понимая тупиковость ситуации: ну, не он, так другой старик или старуха будут мучиться.
      В половине восьмого вечера охранник приказал посетителям очистить помещение. Старик забрал свой, лежащий отдельно от других, паспорт и, понурив голову, пошёл домой.
      - Почему так резко изменились люди? Что я им сделал плохого? Они считают, что проучили меня. Да, проучили.  Да, я огорчён и обижен. Почему по отношению к нам, вкладчикам, они  злые, чёрствые, видящие в нас, едва ли не просителей милостыни? А, наверное, в семьях они хорошие жёны и матери, к тому же неплохо зарабатывающие. Конечно, так жизнь распоряжается. Раз в банковской системе нет должного контроля  за её работой, то служащие банка всегда будут господами, а вкладчики - послушными слугами. Думаю, что в нормальных странах, таких как Америка, Англия или Франция мне бы карточку на дом мгновенно бы доставили. С извинениями, и с компенсацией нанесённого ущерба. И вовсе не из уважения. А из-за опасения в противном случае быть жестоко наказанными по суду. Я тоже могу в суд обратиться. Но результат заранее известен: Сбербанк меня сокрушит и разотрёт в пыль. Да, банковская система, это часть системы государственной, системы политической, где правят не законы, а владельцы денежных масс.
      На другой день старик в мрачном настроении снова пришёл в филиал Сбербанка. Те же самые знакомые лица с откровенной издёвкой отправили его домой, указав, что карточку выдадут после обеда. Послеобеденное стояние в очередях из одного операционного окошка в другое закончилось для Ивана Григорьевича хорошим результатом: карточку ему возвратили.

      В середине июля бумажкой, наклеенной на заборную калитку,  инициативная группа садового товарищества пригласила Ивана Григорьевича  на собрание для решения вопроса газификации участков. Дачники, мужчины и женщины, примерно, человек двадцать пять - тридцать собрались в обеденное время на лужайке подворья Володиных, имеющих опрятный двухэтажный кирпичный дом. Собрание проходило бестолково. Большинство из присутствующих помалкивали. А несколько человек, наиболее ретивых, перебивая друг друга, горячо доказывали друг другу  необходимость подведения газа к дачным домикам.       Вдруг, перекрывая другие голоса, прозвучал властный голос, - Ну, хватит! - Произнёс их владелец соседнего, огороженного металлическим четырёхметровым забором,  большого земельного участка, на котором, как гора над равниной, возвышался   трёхэтажный  особняк, построенный по типу барского дома, а за ним выглядывали  хозяйственные постройки. - Тихо, тише, - зашелестело среди дачников, - Сергей Владимирович говорить будет.
       Сергей Владимирович, грузный и высокий мужчина пенсионного возраста, крупноголовый, с грубыми чертами лица и бурым мясистым носом, был немногословен,
       - Хватит болтовнёй заниматься.  Корешков, говори, - кивнул он стоящему рядом с ним вихрастому парню.
       - Кто  не знает, меня зовут Андрей. Я там живу, - парень ткнул пальцем  в сторону одного из близлежащих домов. - Я по поручению Сергея Владимировича ходил в газовый трест и всё разузнал. Газ подвести можно. Вначале нужно написать заявления. Вот образец. -  Корешков достал из кармана  и развернул сложенный на четвертушку лист бумаги. - Чем больше желающих будет, тем меньше надо будет платить за газификацию. Но меньше семи тысяч не получится. Те, кто согласен, деньги сдавайте мне.
- Семи тысяч, чего?
- Чего, чего? Долларов, не деревянных же.
      -    Вы должны понять,  - бесцеремонно перебил Андрея богач, - если сегодня нужно заплатить всего семь тысяч, то завтра придётся платить дороже. А ты, Андрей, хотят газ подводить или нет, обойди всех, и  пусть все заявления напишут. Без газа жить нельзя. Рано или поздно - он всем понадобится.
      На этом собрание закончилось.  Белов горько вздохнул, понимая, что такие деньги ему не найти. Но заявление всё-таки написал, отдал его в руки Андрею и побрёл по разбитой тяжёлыми грузовиками просёлочной дороге домой.      
     …Лето отступило перед  осенью, и  с каждым последующим осенним днём  Иван Григорьевич вынужден был всё больше времени проводить у печки, отапливая жилище. Дров у него было предостаточно, благодаря стараниям Николая Фомичёва, лесника, живущего в  добротном  рублёном пятистенке на противоположной стороне улицы у самой границы леса. В середине ноября похолодало, пошли заморозки, и старик стал топить печку два раза в  день, утром и вечером. Печка шустро поглощала отходы хвойных пород, которые громко стреляли и нагревали докрасна чугунную плиту. Но тепло в доме, построенном не профессионалами, долго не задерживалось,  утекая через щели на улицу. Чрезмерно нагревать печь бесконечной топкой тоже было нельзя из-за опасения, что кирпичные стенки не выдержат температурного режима и  растрескаются. Трещины всё же давали знать о себе, понемногу наполняя едким дымком помещения. Для борьбы с ними под рукой у старика всегда была наготове замоченная в ведёрке шамотная глина, которой он тщательно замазывал потрескавшиеся стенки.
         Зимой, хлопот, естественно, добавлялось, но большинство из них не были старику в тягость. Ему  нравилось в морозную пору до завтрака выйти из дома одетым в привычную  лётную форму и, поскрипывая унтами из собачьего меха, в  рассветных сумерках очищать от выпавшего за ночь снега дорожки от крыльца дома до колодца, уборной и дровяного сарая. Потом, на случай, если вдруг понадобится выехать срочно в Москву, он чистил дорогу для проезда на своих «Жигулях» от гаража до въездных ворот  и от ворот до просёлочной дороги. Просёлочную дорогу, соединяющую подворья садового товарищества с шоссе, очищал по мере необходимости лесник Фомичёв на своём тракторе «Кировец». В будние дни трактор  четыре раза в день, дважды в обед, и по разу утром, и вечером,  грохотал по дороге, перевозя на работу и с работы Николая.
      - Николай, по тебе, хоть часы проверяй, - при встрече с лесником  говорил Иван Григорьевич.
      - Порядок в танковых войсках, - закуривая и широко улыбаясь, отвечал Фомичёв. - Я же вам говорил, что со своим теперешним начальником, лесничим, сдружился на срочной службе в Германии. Он был командиром танка, а я у него механиком-водителем. А по демебелю он меня сюда зазвал. Сам то я с Вологодчины, тоже лесовик. Так, вот Олег, кореш то мой, порядки в лесничестве, как в танковом батальоне установил, - попыхивая сигаретой, обстоятельно рассказывал Николай. - А мне нравится, всё расписано по минутам, каждый знает, что ему делать, как и когда. А при старом лесничем было не так: в будни баклуши бьёшь, а в выходные вкалываешь, навёрстывая упущенное. И с пьянками завязали, и с леваком. И жулики к нам носа теперь не кажут. А вы, Григорич, если что,  то ко мне обращайтесь. Дрова то, есть ещё?
      -  Есть. Спасибо. На зиму с лихвой хватит.
      -  Дрова ли, другой вопрос, не стесняйтесь. Я помогу. А, если не смогу, то через Олега решим. Он пробивной у нас.
      - Вот бы таких мужиков, как лесничий Олег на руководство страны поставить, - фантазировал старик, слушая, наверное,  в сотый раз житейскую историю лесника, - был бы тогда повсеместно порядок, как в танковых войсках.
      Ранним утром по понедельникам старик выгребал из печки золу, накопившуюся за неделю. Из всего перечня работ, связанных с отоплением жилья, именно эта процедура была для него самой неприятной.  Открыв полностью чугунную дверцу поддувала, он аккуратно погружал  совок в золу и пересыпал её в помойное ведро, заранее на четверть наполненное  водой. Но, как  он не старался, часть золы пыльным облаком,  почти незаметным для глаза,  повисала в воздухе, а потом оседала на стенах, обшитых, потускневшей от времени, вагонкой, на клеенчатую поверхность кухонного стола и на пол, окрашенный тёмно-коричневой краской. Золу, по деревенской  традиции,  он высыпал на просёлочную дорогу перед домом.
     Нечасто, примерно один раз в две-три недели в послеобеденное время к Ивану Григорьевичу заглядывал Малыгин Борис, председатель садового товарищества, похожий всем своим русским обличьем, и внешне, и по складу характера,  как на брата, на Николая Фомичёва.
     - Здравия желаю, господин генерал, - громким голосом провозглашал он приветствие, приоткрыв дверь на веранду, в надежде, что хозяин его услышит. – К вам можно?
- Заходи, Борис Сергеевич. Рад, что ты пришёл ко мне.
- Спасибо, Иван Григорич. Только снег с валенок обмету.
      Малыгин выходил на порожек, тщательно очищал веником от снега валенки, а, затем через веранду проходил на кухню.
     -  Раздевайся, Борис. Полушубок на вешалку повесь. У меня печка ещё не  выстудилась, не замёрзнешь. Чайку выпьешь  или чего  нибудь  погорячей?  Перцовочка есть, «Путинка.»
      -  Чаю можно, а перцовку с собой берите, да поедем ко мне. Я баньку протопил. Попарю вас так, что пару лет сбросите. У меня венички то, и дубовые, и берёзовые. Уж такие душистые. А потом, ясное дело, поужинаем, выпьём. Всё сделаем, как положено. И назад я вас привезу.
- Нет, Борис, не поеду. Мне завтра в Москве надо быть. Садись, я чаю налью.
- Жалко. Ну, как знаете.
      Председатель проходил к столу, садился на табуретку и смотрел, как старик ставит на стол чайную посуду, полулитровую стеклянную банку с домашним смородиновым вареньем, соевые пряники в целлофановом пакете, раскрытую килограммовую пачку быстро растворимого сахара - рафинада. Как он, ополоснув  чашки кипятком, затем снова наливает в них кипяток до половины чашек и, уже затем, наполняет их почти до краёв заваркой из заварного чайника, распространяя в воздухе запах  летнего разнотравья, в котором перемешаны с мятой, земляника, душица, малина и, наверное, другие пахучие травы.
     -  Чаёк у Вас отменный, Иван Григорич, - размешивая маленькой ложечкой три  кубика сахара, брошенных  в чашку, начинал беседу Малыгин.  - Я одной чашкой не обойдусь.
     - Пей на здоровье, Боря.
     - Спасибо. У меня то здоровье нормальное. А у вас как?
     -  Тоже пока в пределах допуска. Жаловаться не на что. Всё нормально. Продукты зять с дочерью на той неделе завезли.  Свет есть, в доме тепло, телевизор работает. Так, что живу я хорошо. Кстати,  Борис, ты данные счётчика запишешь?
      -  Пока не буду. У вас на месяц вперёд уплачено. С печкой то вам, поди,  тяжело управляться, товарищ генерал? Мы то, в первой очереди ещё в прошлом году себе газ подвели. Знаете, какая красота: горит себе и горит. Какую хочешь температуру, такую и делай. Так, что, если замерзать будете, то приходите. Мы с женой вам всегда рады.  Иван Григорич, а вы знаете, что по вашей, третьей очереди теперь тоже две газовые линии проведены? Одна идёт вдоль лесной улицы.  Её  Павел Васильевич Кесарев организовал. Он и газовый шкаф, газовики его ГРП называют,  поставил недалеко от дома. А вторую нитку от этого ГРП вдоль Вашего порядка протянул Профессор. Она до ваших соседей Пулатовых доходит.
     - Слыхал об этом. Али Ахметович меня агитировал, чтобы я вместе с ними газифицировался. Он и деньги взаймы предлагал. Но семь тысяч долларов для меня дорого. Надеюсь, что в ближайшее время подвод газа дешевле сделают. Ты Медведева по телевизору слушаешь? Он же газификацию в приоритетные программы заявил.
     - Иван Григорич, ну, что вы на самом деле?  Такое только при советской власти было возможно. А мы живём  при капитализме. Теперь всё, куда не плюнь, будет с каждым днём дорожать. А  электроэнергия,  газ,  бензин, дизтопливо, так называемые «энергоносители», в первую очередь. А Медведев это кто? Зампред правительства или зампред «Газпрома»?
     - Первый зампред правительства, а по совместительству ещё и Председатель совета директоров «Газпрома». Если должности, которые он занимает записать, то десяти листов не хватит.
     - Так, вот, товарищ генерал, доложу вам, а может вы и сами слышали, заявление по газу  зампреда «Газпрома»  Медведева. Он сказал, что  «Газпром» на внутреннем рынке, то есть в России, продаёт газ населению в ущерб себе, теряя ежегодно по этой причине по 32 миллиарда долларов, и что пора этому положить конец. И что уже составлен план повышения цен на газ до уровня мировых  внутри страны  к 2011 году, то есть всего за пять лет.  Вот, мы взвоем.  А знаете, как у нас  в Подмосковье в этом году цены вверх полетели?
    -  Нет. Не знаю. Откуда? Дома, в Москве у нас всё на электричестве. А здесь о газе я только мечтаю.
    -  Товарищ генерал, - прожёвывая очередной пряник и прихлёбывая маленькими глоточками чай, продолжал рассуждать Малыгин, - вот вам голые факты: стоимость одного куба газа на первое января была рубль ноль одна копейка, с пятнадцатого апреля подняли до рубля двадцати двух копеек, а с  первого июля мы платим по новой цене - по рублю тридцать девять. Нормально? А мы говорим про инфляцию в десять процентов. Дурачат нас правители.  И почему я за газ, бензин, электричество должен платить одинаковые деньги с иностранцами, которые от нас этот газ и нефть получают? Ведь за границей реальные доходы населения раз в десять, а то и больше, выше наших. Там пособие по безработице, наверняка, больше вашей пенсии, товарищ Герой Советского Союза.  Вы рекламу «газпромовскую» помните?
    -  Конечно, помню: «Газпром» - национальное достояние», то есть принадлежит, в том числе, и мне, Боря, и тебе. Правда, я лично от владения этим национальным достоянием ничего не получил.
    -  Я об этом вам и говорю, Иван Григорич.
   Старик,  заметив, что чашка председателя опустела, снова наполнил её до краёв.
    - Варенье, что не берёшь, Борис? Кушай с пряниками. Ты меня, Боря, своим рассказом о таком сумасшедшем росте цен на газ сильно расстроил. Предполагал я, что с газом в нашей стране безобразие. Но, чтобы такое творилось, и представить не мог. Лукашенко бы нам в руководители. Посмотрел бы я тогда на наших газовых и нефтяных магнатов - орденоносцев с их заплывшими от жира самодовольными рожами. Небось, как большевисткий нарком продовольствия Цюрупа, в голодные обмороки стали бы падать. А при нынешнем руководстве они жирок будут продолжать нагуливать и не препятствовать многим власть имущим от газовых и нефтяных пирогов питаться. Тебе то, хоть, Борис, должно быть не так обидно. Всё - таки газ тебе, пусть по дорогой цене, но достаётся. А до меня газовое национальное достояние ни в жареном, ни в пареном, ни  в каком нибудь другом виде, вообще, не доходит.
   -  Иван Григорич, теперь по существу вашего вопроса: я о вас и с Кесаревым Павлом Васильевичем, и с Профессором говорил. Они говорят, что если вы серьёзно озабочены, то, конечно, они вам помогут.
   -  Я  на полном серьёзе. А они то мне чем помочь  могут?
   -  Ну, как. Они говорят, что всё равно, к кому бы вы не обратились, вам придётся к ним идти на поклон.
   - Почему к ним? Они, что газ проводят? Это дело, насколько мне известно, в руках государства.
   -  Отчасти так. Руки то государственные, а пальцы то частные, - протянул в качестве доказательства через стол свою крепкую тяжёлую руку Малыгин, сжимая  пальцы в кулак и разжимая их,  -  а пальцами то мы всё и делаем.  Я вам советую, товарищ генерал, по возможности сблизиться с  Сергеем Владимировичем. Он своим пальцем шевельнёт, и будет вам газ.
   -  Борис, а почему его Профессором кличут? Внешне, на интеллигента он не очень похож.
   -  Да, я сам точно не знаю. Фамилия у него простая Попов. Одни говорят, что он до пенсии работал профессором в МГУ.  А другие намекают, что клички не всем подряд приклеивают. Например, ни у Вас, ни у меня кличек нет.
   -  Сколько нужно получать за профессорские труды, какие же, Борис, нужно открытия совершить, чтобы такую усадьбу выкупить и на ней строения построить стоимостью не менее, чем в несколько миллионов долларов?
    -   Думаю, что тридцатью тысячами баксов в месяц не обойдёшься. Иван Григорич, а  вы сколько американских самолётов сбили?
    -  Да, я тебе рассказывал, Боря, пятнадцать.
    -  За сбитые платили?
    -  За каждый нет. А расплачивались с нами не деньгами, а наградами. Лично я  Героя получил, орден Ленина, два боевого Красного знамени и остальные награды помельче. Всего двадцать три. Зато теперь платят пенсию  хорошую.
   -  Иван Григорич, таких, как вы, в стране единицы. Все мы, русские, в долгу перед вами. Не олигархам, а вам надо дворцы построить. И не такие, как у Профессора, а в тысячу раз лучше, и, чтобы обеспечить вас всем,  как при коммунизме.
   - Подожди, подожди, Боря. Это ты уж через край хватил. Представь, что я буду жить, как Герой, при коммунизме. А как нам быть с инвалидом солдатиком, которому  в Афгане или в Чечне в первом же бою ногу оторвало, и он всю жизнь горе мыкает? А со вдовами лётчиков, моряков, пехотинцев? А с их детьми?  Чем они меня хуже? Нет. Со мной ты не прав. В нашей стране, действительно, огромное количество людей менее заслуженных, чем я, но, зачастую,  нуждаются они  больше, чем я,  в заботе государства. А государство сегодня о них заботится, мягко говоря, формально. Хотя, я, Боря, был бы не против, если бы мне, к примеру, газ на дачу провели без очереди и по льготной цене.
   -  Спасибо, вам за чай, за угощенье, товарищ генерал.  Я пойду, - встал  из-за стола председатель. - Вы, если что, то мне звоните. Я мигом примчусь. А насчёт бани предложение в силе остаётся.

    Вечером, растопив печь, Белов позвонил  Кесареву и попросил у него совета относительно своих  действий по порядку газификации дома.
    -  Иван Григорьевич, действия твои самые простые. Мы газ себе подвели, поэтому тебе лучше идти по проторённому нами пути. Сначала нужно съездить в газовую службу в Павлиху. Она наше Коромыслово обслуживает. Там написать заявление. К заявлению приложить ксерокопии паспорта и документов на землю и на садовый дом. А дальше тебе скажут, что делать. Хлопот предстоит не просто много, а очень много. Мы, когда начинали газом заниматься, решили сами не бегать, а газового агента  нанять. Она берёт недорого, а  оформляет  все разрешительные документы быстро. Но ей доверенность надо давать на ведение дел.
- Я начну  сам, а там видно будет. У тебя, Павел, телефон службы есть?
      -   Телефон есть, но по нему вряд ли ты дозвонишься. Он будет занят постоянно. Лучше съездить. А телефон запиши. – Кесарев продиктовал Ивану Григорьевичу телефон газовой службы и, на всякий случай, телефон агента,  Леры Пустоваловой.
     На другой день, утром, часов в десять, преодолев «пробки»,  старик заехал во двор родного дома в Москве, поставил «Жигули» в гараж, поднялся на лифте на шестой этаж и, зная, что в квартире никого нет, открыл ключом дверь. Дочь с зятем были на работе, а Коля, внук-студент, на учёбе в академии. Иван Григорьевич прошёл по комнатам. По расположению мебели,  одежде, вещам  и другим признакам ему было видно, что зал Лидочка с мужем приспособили для себя, а в детской обосновался Николай. И только спальня сохранила тот облик, который был раз и навсегда установлен его женой, покойной Марией Васильевной. Казалось, что время в этой комнате остановилось: также без единой складочки была застелена покрывалом кофейного цвета двуспальная кровать, над которой висела в деревянной рамке большая семейная фотография  молодой четы Беловых, в углу громоздился платяной шкаф с зеркальными дверцами, отражающими лёгкий ажурный тюль на окнах и тяжёлые плотные ночные шторы, сдвинутые к самым краям подоконника. Старик, постоял несколько минут перед фотографией, вглядываясь в молодое лицо жены, затем, поборов свою слабость, достал из прикроватной тумбочки документы, выбрал необходимые, а остальные положил обратно. Потихоньку, стараясь не нарушить покой спальни, он вышел из квартиры, на лифте спустился вниз, по детской площадке  прошёл через двор к остановке автобуса. По его прибытию,  приложил к автомату контроля карточку москвича и вошёл в  салон. Свободных мест  не было. Молодые люди, которых в автобусе было достаточно много, равнодушно смотрели на старика, не делая попыток уступить  своё место. Белов  встал у окна, держась за поручень. До почты ему нужно было проехать всего две остановки. На следующей остановке, вместе с вошедшими  пассажирами на переднюю площадку, смешно переваливаясь с бока на бок и  непрерывно виляя закрученным в кренделёк хвостом, забежал щенок. Он, толстый и мохнатый, стал кружиться на своих коротких лапках между ног пассажиров, обнюхивая их, чтобы уловить знакомый хозяйский запах. Всем своим весёлым видом щенок показывал, что ему нечего  бояться, и что поскольку он живёт на этом свете среди людей, то всё будет хорошо.
    - Потерялся, что ли? – глядя на маленькое животное, - раздумывал Иван Григорьевич. –  Может быть, вывели на улицу, а он заигрался и потом его не нашли?  Вряд ли, непохоже. Видно, что он породистый, смышлёный и преданный. Такие не теряются. Скорее всего, раз он хозяев в транспорте ищет, то, наверное, посадили в машину, вывезли в другой район города и высадили. А ошейник кожаный и дорогой не сняли, чтобы создать образ потери. Видимо, богачи купили ребёнку в подарок щенка, как живую игрушку. А за ним, не меньше, чем за ребёнком присмотр и уход нужен. Не в каждой семье с такой задачей справиться могут. А она, дурашка бедная, думает, что её потеряли.
     Выйдя на остановке «Почта», старик дождался,  когда на пешеходном светофоре загорится зелёный силуэтик, перешёл дорогу и направился к дверям почтового отделения. К его удивлению, живой мохнатый комочек увязался за ним, не  отставая ни на шаг, хотя  он  не показал своего  расположения к нему ни  словом, ни  жестом. Открыв почтовую дверь, Белов оглянулся и увидел, что собачонка, стараясь изо всех сил, карабкается наверх, преодолевая одну ступеньку крыльца за другой. Наконец, щенок преодолел препятствие, бросился к нему, радостно тявкнул и ткнулся носом  в его ногу.
      - Только мне этого не хватало под старость лет, - пронеслось в голове у Ивана Григорьевича. - Возни то с ним сколько. Отроду, наверное, месяца два или три. – Но холодную рассудительность уже захлестнула тёплая волна жалости и нежности и, неожиданно для самого себя, старик резко наклонился, схватил малыша на руки и прижал его послушное тяжёленькое тельце к себе, вдыхая вкусный запах собачьей шерсти. Щенок,  бурно выражая радость, несколько раз лизнул в лицо нашедшегося хозяина.
     -  Ну, что, вот мы на почту и сходили, - поглаживая щенка, заговорил с ним старик. – Давай, пойдём на новое место жительства, будем тебя обустраивать. Только, чур, уговор, чтобы меня слушаться. По породе, ты, вроде, лайка. А, вот, мальчик или девочка, пока не пойму? Кажется, девочка. А как тебя зовут?  Лайка, что ли?  -  Лайка, двигая небольшими, треугольной формы, острыми ушками, внимательно вслушивалась в голос хозяина, не сводя с него округлых, тёмно-карих глаз. Белов вздохнул, опустил животное на покрытую снежком лестничную площадку почты и, неспешно, чтобы щенок не отстал, пошёл домой. В квартире он занёс собачку в ванную комнату,  вафельным полотенцем вытер на нём вначале шёрстку, а потом лапки. Лайка, почувствовав свободу, непрерывно виляя хвостиком, вышла из ванной и с написанным на хитрой мордочке любопытством стала бесстрашно обследовать квартиру. А Иван Григорьевич взял на кухне две небольшие металлические миски, в одну налил молока из пакета, а в другую положил выловленную из  кастрюли с гороховым супом разваренную  кость - рульку. Почувствовав запах съестного, лайка прибежала в кухню и стала тереться о ногу хозяина, поскуливая.
    - Подожди минутку, ласковая моя, - заворчал мягким  голосом старик, - не спеши. Тебе холодное есть нельзя. Можешь простудиться. Я сейчас подогрею. – Белов включил две конфорки на электроплите и подогрел молоко и косточку. Подумав, он вынес миску с тёплым молоком на застеклённый балкон, определив его угол местом для кормления лайки. Щенок тут же уткнулся  носом в миску и, потешно двигая язычком и чавкая, стал пить молоко. Управившись с молоком и облизав миску, собачка села и вопросительно стала смотреть на хозяина.  – Первое скушала, молодец, хорошая девочка. Теперь можно кушать второе. – Иван Григорьевич поставил перед лайкой миску с рулькой, а  пустую чисто вымыл и, налив в неё воду из крана, поставил возле собаки. Щенок, обглодав косточку, хотел было ещё погрызть её, чтобы поточить зубки, но стал проявлять беспокойство и, как понял старик, стал разыскивать для себя укромное местечко, чтобы оправиться.
    - Нельзя! - строго произнёс хозяин. – Ждать!  Ко мне! – Он схватил куртку и шапку, сунул ноги в тёплые ботинки и выскочил на лестничную площадку. Живой чёрный шарик с белыми подпалинами весело покатился за ним.
     Возвратившись с прогулки, Иван Григорьевич расстелил на балконе небольшой прикроватный  коврик,  подозвал к себе щенка командой «ко мне!», положил его на коврик и стал, поглаживая рукой гладкую спинку, ровным и спокойным голосом  повторять  одно и тоже слово, чтобы оно запомнилось засыпающей собачке: «место, место, место, место». Лайка послушно вытянулась на коврике, глаза её стали закрываться, хвостик стал вилять реже и реже, и, наконец, она заснула.
     Николая, который около трёх часов дня возвратился из академии домой,   любознательная собачка встретила в коридоре. Он поднял её на руки и, ласково тиская, стал выяснять у деда историю приобретения животного. Выслушав рассказ Ивана Григорьевича, Николай вызвался сбегать на почту, чтобы ксерокопировать документы, а заодно заскочить в магазин за поводком и кормом для щенка.
    - Ты, внучок, вначале сам покушай, а потом уже иди. Да, в магазине пообстоятельней расспроси продавцов про содержание собак. И ещё просьба: зайди в книжный магазин и купи там книжку по воспитанию лаек. Денег не жалей, покупай самое лучшее. Да, Коленька, по ходу движения, внимательно посмотри объявления. Может, щенок на самом деле потерялся. Тогда придётся его возвращать владельцам. Ты всё понял?
    -  Понял. Всё предельно ясно. Не ясно только, как её зовут?
    - Пока никак. Вечером  Лидочка с Федей придут, вот на семейном совете и будем искать подходящее имя. Может, внучку Верочку позовём? Как думаешь?
    -  Не знаю. Мама придёт, пусть решает. Хотя,  деда, вопрос то, несложный. Как не называй, только в печь не сажай, - сострил Николай.
    -  Ну, раз тебе всё ясно, тогда собирай себе на стол, обедай и, давай, действуй. А  я  пошёл выгуливать девчонку. Видишь, какое желание она выражает?
    Вечером, после ужина  семья Беловых решила устроить запланированные смотрины лайке.  Но она,  вычищенная и вымытая, никак не хотела сидеть на одном, указанном ей месте, а носилась по комнатам и балкону,  стремясь каждое своё действие превратить в игру с людьми. Наконец, Лидочка поймала щенка.  Лайка, воспринимая ласку, с удовольствием  легла на колени у женщины, сидящей в кресле,  а мужчины,  расположившись на диване, напротив, стали рассматривать животное самым пристальным образом. Её мордочку с плотно прилегающими к челюстям розовыми губами и чёрной мочкой носа, от которой по  лбу  до самого затылка протянулась белая яркая  отметина. Широко расставленные тёмные глаза, меняющие цвет от карего до глубокого  коричневого. Благородную собачью шубку, окрашенную в чёрный цвет с белым окрасом загривка, грудки, живота и лапок.
    - Папа, как эту красавицу назовём? Может быть «Краса» или «Чара», в смысле «Очаровательная».
    -  Лидочка, действительно, собачка красивая. И предложения твои хорошие. Но нам нужно ей подобрать не имя, а кличку, чтобы она отражала лучше не внешность, а черту характера, или окрас, или манеру поведения.
    - Я предлагаю такие клички «Чёрная», «Чернушка», «Чёра», «Чёрка». Как твоё мнение, папа?
    - Понимаешь, Федя, чёрная то она, да не совсем. Только, примерно, на две трети, а остальная часть белая. Так, ну, что?  Твоя очередь предлагать, Коля.
    - Дедушка, есть у меня хорошее предложение. Я, как юрист исследовал факт появления собаки в нашем доме и признаю, что она не приобретена, а найдена, то есть является найдёнышем. И логично было бы её назвать «Найдой». Эта кличка напоминала бы нам, с одной стороны,  о происхождении животного, а с другой – это имя созвучно с «Надеждой», которое в себе одновременно объединяет женское начало и веру в светлое будущее.
    - Молодец, внучок! Сильный, логичный ход, – похвалил Николая  дед. – Видно, что не даром ты студенческий хлеб жуёшь. Но, мне кажется, что наша девочка очень умная, и, если ей всё время напоминать, что она найдёныш, то это ей, наверняка, будет казаться обидным. Нужно сделать всё, чтобы она забыла о той части её жизни, которая была у неё до нас. А предложение моё такое: назвать нашу красавицу «Лаской». И кличка её будет созвучна с породой «лайка». Это слово она, точно, слышала тысячи раз и, возможно, уже воспринимает его, как свою кличку. И её замечательную черту  характера эта кличка будет подчёркивать. Посмотрите, какая она ласковая.
     -  Ласка, ласка, ласка, - позвал щенка Иван Григорьевич. И собачка, откликнувшись на кличку, встрепенулась, соскочила с Лидочкиных колен на пол и, виляя крендельком хвостика, подбежала к старику.
    Появление собаки внесло изменения в устоявшийся уклад жизни пенсионера Белова.  Если раньше всё своё время он посвящал исключительно заботам о себе, дочке и её детях, то теперь значительную его часть поглощала Ласка. Чтобы её правильно содержать и воспитывать, Иван Григорьевич проштудировал книги «Рассказы о собаках» и «Энциклопедия собак», которые купил ему внук, а, поняв, что сведений почерпнутых в них, ему недостаёт,  через товарищей достал книжку «Лайки», изданную небольшим тиражом ещё в советское время.
     В среду старик приехал в посёлок Павлиха в газовую службу. Одна часть нового бело-голубого двухэтажного здания службы, построенного по типовому проекту,  уже эксплуатировалась, а во второй продолжались отделочные работы. Поставив «Жигули» на свободное место обширной, сплошь заполненной иномарками, заасфальтированной стоянки для автомобилей, генерал предъявил паспорт въедливому молодому охраннику, стоящему у входной калитки. Получив у него разрешение и инструктаж, вошёл по ступенькам  на высокое крыльцо здания, по коридору первого этажа дошёл до лестницы на второй этаж, поднялся по ней и, читая таблички на кабинетах, нашёл нужную: «Начальник газовой службы Н.П. Остапова». Переждав часовую очередь, пенсионер вошёл в кабинет,  представился и, получив разрешение присесть, коротко изложил суть своего вопроса. Надежда  Петровна, немолодая  доброжелательная женщина, выслушав старика,  по селекторной связи дала указание своей сотруднице принести план газификации территории прилегающей к дому Белова. Получив схему расположения газовых коммуникаций, она развернула её на столе.
    - Смотрите. Вот ваш дом. Вот улица, на которой он расположен. Вдоль улицы проложена газовая труба диаметром сто десять, которую мы протянули в прошлом году. Одним своим концом она примыкает к ГРП (газораспределительному пункту), а вторым подходит к дому вашего соседа. Из этой трубы домовладельцы по вашей улице отбирают газ на собственные нужды. Но первую сто десятую газовую трубу мы проложили два года назад вдоль улицы, которая идёт перпендикулярно вашей. Она питается газом от того же самого ГРП.
    - Мне всё понятно, Надежда Петровна. В принципе труба с газом рядом. А мне то газ можно получить?  И что для этого нужно сделать? Потом, неудобно об этом говорить, но может быть мне какие льготы положены как  генералу в отставке, военному пенсионеру, Герою Советского Союза.
    - Иван Григорьевич, позвольте,  я договорю до конца, чтобы у нас было единое понимание  вашей проблемы и вариантов по её решению. Причём, лучший вариант, самый быстрый по времени реализации и наименее затратный мы постараемся реализовать.
    - Хорошо, я слушаю.
    - Спасибо. Первый вариант. Вам нужно обратиться к председателю вашего товарищества с просьбой о направлении в мой адрес заявки на проектирование газовых коммуникаций. Мы сделаем проект  и газифицируем те дома, владельцы которых этого захотят, в том числе и ваш дом. Так как к нам никто по этому вопросу не обращается, а за проект нужно заплатить, то, естественно, плана газификации вашей территории нет. 
Вариант второй. Вам нужно обратиться к владельцам газовой сто десятой трубы, проложенной вдоль вашей улицы, с просьбой о разрешении подключить к ней ваш дом.
   - Как? – не выдержал старик. – Я не понял, что значит «владельцы газовой трубы»? Она, что не принадлежит государству?
   - Да, товарищ генерал, не принадлежит государству, а является частной собственностью ваших семерых соседей, «великолепной семёрки», которые её проложили на свои деньги.
   - Да, как же так? Кто же это разрешил? И разве это законно?
   - В нашей стране всё делается по закону. Газовые коммуникации разрешили приватизировать при Ельцине. Если, к примеру, вы получите разрешение и построите свою трубу, то беспрепятственно можете оформить её в свою собственность. А, если хотите пользоваться уже построенной, то нужно согласовать вопрос с собственниками. Владельцем ГРП и первой линии является Кесарев,  а второй - Попов. Кстати говоря, о том, что вы ко мне собираетесь прийти, меня предупредили заранее. Кесарев звонил. Мне кажется, что настроен он по отношению к вам весьма благожелательно.
     И самым хорошим для вас, чрезвычайно заслуженного человека, является третий вариант. В этом случае вам нужно обратиться с  просьбой в инстанцию более высокого уровня, которой мы подчинены, в «Кольцовомежрайгаз». У начальника этой структуры нужно получить разрешение на подключение вашего дома, к принадлежащей государству газовой трубе с использованием системы домового регулирования. Вот, посмотрите. Видите, ваш дачный участок одной стороной примыкает к шоссе.
     - Да, так и есть.
     - А вдоль этого шоссе проложены три газовые трубы. Одна из них, пока ещё государственная. Получив  разрешение, принесёте его мне, и я, как территориальный руководитель государственной структуры, для вас всё организую наилучшим образом.
    - Спасибо, Наталья Петровна. Мне  было очень  приятно с вами познакомиться. Буду действовать именно так, как вы советуете. До свидания.
    - Иван Григорьевич, подождите прощаться. Запишите мой мобильный телефон, на всякий случай. По городскому сюда не дозвонишься.
    Довольный результатами поездки, старик возвратился домой, вдоволь позанимался с маленькой Лаской, а потом принёс в дом несколько вязанок дров и аккуратно сложил их у печки. Маленьким топориком он наколол лучины, растопил печь, замечая по тонким струйкам дыма, что неплохо было бы её затереть, наскоро перекусил и попил чаю, а оставшиеся продукты убрал в  холодильник. Смахнув крошки с клеёнчатой скатерти в мусорное ведро, сел за стол и стал для памяти записывать в чистую сорока восьми листовую тетрадь в клеточку хронологию хождения за газом.
    Вечером, не откладывая на «потом» решение вопросов, старик позвонил председателю Малыгину и рассказал ему о своей поездке к Остаповой.
    - Нет, товарищ генерал,  писать заявку на составление схемы газоснабжения вашего поля, я, при всём моём  уважении к вам,  не буду. У меня в кассе на эти цели финансов не предусмотрено. Если хотите, то проявите инициативу, соберите с желающих деньги, на них  закажите разработку документов. Да, что я вам говорю, вы и сами, Иван Григорьевич, без моей подсказки знаете, как дело организовать. Но, если где то нужна будет моя подпись, то я всегда подпишу и печать поставлю, не сомневайтесь.
     - Не по зубам тебе этот орешек, - усмехнулся,  закрывая крышку мобильного телефона, старик. – Это посложней будет, чем баню протопить.
     Проявляя последовательность, Белов позвонил Кесареву.
     - Иван Григорьевич, мы рады будем тебя присоединить к себе. Но, ты же знаешь, что я только за ГРП отвечаю, а тебе нужно получить согласие на присоединение к трубе. Это вопрос не мой, а Попова. Переговори с ним.
     -  Вас, кажется, Иваном Григорьевичем зовут? -  в ответ на приветствие старика пробасил в трубке голос Профессора. – Мне ваша проблема известна. Я согласен дать газ из своей трубы. Цена вопроса - десять тысяч долларов. Принесёте деньги, получите справку. Всё остальное решайте сами. Надумаете, звоните, - раздался щелчок, и трубка замолчала.
     «Вот так, ничего себе, - задумался Белов. – Каждый из семерых теперешних владельцев трубы заплатил по семь тысяч долларов и получил газ. А с меня требуют только за бумажку-согласие десять тысяч долларов. Сумасшедшие деньги. Но, кроме этого, потребуется, наверняка, не меньшая сумма на оформление документов, прокладку траншеи, укладку в неё труб и всего-всего прочего. Таких денег мне, точно,  не отыскать. Да, если бы и были, зачем я их буду  «профессорам» дарить? Нужно попытаться решить вопрос по-другому».
     В погожий мартовский денёк, гуляя с Лаской по улице, расчищенной от снега с помощью тракторной лопаты лесником Фомичёвым, Иван Григорьевич встретился с соседом, младшим из братьев Пулатовых, Али Ахметовичем. Али, согласно кавказскому этикету, поинтересовался у старика состоянием здоровья его самого и членов семьи, положением дел и выразил готовность при возникновении надобности оказать  любую возможную помощь. Подрастающая собачка, вначале, весьма недружелюбно восприняла появление незнакомого ему человека, но, почувствовав по интонации в голосе хозяина, что незнакомец не представляет для него опасности, успокоилась и занялась исследованием заснеженных окрестных пустующих полей с множеством следов и острых запахов от мышей, птиц, зайцев и прочей живности.
   - Иван Григорьевич, где вы такого красавца раздобыли? Это же охотничья лайка.
   - Да, лайка. Но, не красавец, а красавица по кличке Ласка. Но, я прошу вас, пока девочка не подросла, сделайте вид, что вы не обращаете на неё никакого внимания. Она должна знать только одного хозяина и верить только ему одному.
    - Я вас понимаю. Не переживайте, я  систему воспитания собак по методу генерала Белова не нарушу. А всё-таки, Иван Григорьевич, где вы такую собачку достали?  Я, глядя на вас, для своих мальчиков тоже такую бы купил.
    -  Али, этого щенка выбросили на улицу, а я, случайно на неё наткнулся и подобрал. А, вообще,  вы правы, это  охотничья порода. И жаль, что я не охотник и, в будущем, не смогу  дать ей возможность проявить своё призвание, заложенное природой. А, ведь, каждая тварь на земле должна заниматься тем делом, которое ей предопределено судьбой. Поэтому,  примите мой совет: вам следует завести собаку с охранным инстинктом. Чтобы она была и красивой, и хорошим другом для ваших трёх сыновей, и настоящим сторожем. Кстати, Али, я задумал газ подвести к себе. Вы же совладелец трубы? Посодействуете?
    - Товарищ генерал, да, формально я совладелец. Но, честно говоря,  когда газом стали заниматься, я только деньги платил. Трубу подвели, книжку газовую выдали, чтобы по счётчику платил, что мне ещё нужно?  Денег ушло около шести - семи тысяч, не больше. А в чём у вас сложность? А, понятно, -  вникнув в ситуацию, произнёс Али. – Иван Григорьевич, я сегодня переговорю с Поповым, а потом вам перезвоню. И ещё, прошу вас, по любому вопросу обращайтесь или ко мне, или к Умару. Мы всегда поможем. А денег не будет на газ хватать, одолжим. По нашим кавказским законам мы к соседям относимся, как к братьям. А  газ надо вам подвести обязательно. Нам же из окон видно, как вы мучаетесь и с дровами, и с водой, и с золой.
    -  Добрый вечер,  - позвонил вечером Али.
    -  Вечер добрый, Али.
    - Иван Григорьевич, я, как и обещал, поговорил по Вашему вопросу с Сергеем Владимировичем. Но, как я понял, он хочет на нашей трубе бизнес делать. Заставить платить того, кто захочет присоединиться, по десять тысяч. Чтобы с этой десятки по тысяче получил каждый из нашей семёрки, а три тысячи – это плата Кесареву за пользование ГРП. Сосед, если вас такой вариант устроит, то можете заплатить девять тысяч. Считайте, что свою тысячу я у Вас уже взял.
   - Спасибо, Али, я подумаю. Может, какой другой вариант подберу. Для меня, что девять, что десять тысяч за справку, всё равно дорого. Ведь кроме справки нужно будет ещё за газификацию платить не меньшую сумму. И всё вместе тысяч на двадцать потянет. До свидания, Али.
    На следующий день старик позвонил  Остаповой и коротко сообщил ей о том, что первые два варианта, которые она предложила, не состоялись. Наталья Петровна посочувствовала пенсионеру и порекомендовала записаться на приём по личному вопросу к районному газовому начальнику Клюкину.
     Приветливая, судя по телефонному общению, девушка Елена, взявшая трубку в приёмной «Кольцовомежрайгаза», внимательно выслушала генерала  Белова и записала его на приём к своему начальнику на одиннадцать часов утра ближайшего понедельника. Она подробно объяснила  Ивану Григорьевичу схему проезда на автомобиле из Коромыслово в Кольцово и продиктовала перечень документов, которые необходимо захватить с собой.
     Отыскать в Подмосковье газовое подразделение для старика оказалось несложным. «Межрайгаз», состоящий из нескольких разнокалиберных одно и двухэтажных зданий, был  ограждён бетонным забором и располагался  на окраине города Кольцово, примыкая одной своей стороной к железнодорожным путям товарной станции, а другой - к территории  строительного комбината. Дюжие охранники, стоящие на воротах, занимались исключительно   грузовым  и легковым автотранспортом, разрешая въезд и выезд  по специальным пропускам, и не обращали никакого внимания на граждан, снующих через приоткрытые ворота туда и обратно. Иван Григорьевич, следуя рекомендациям секретаря Елены, нашёл в центральном здании на первом этаже вешалку самообслуживания. Он повесил на крючок меховую куртку, сунул в её рукав старенькую шапку, перешитую из каракулевой папахи, перед зеркалом зачесал на пробор, не потерявшие густоты коротко постриженные седые волосы, одёрнул тёмно синий  пиджак с приколотой на левой стороне груди у лацкана  Золотой звездой Героя и, оставшись довольным своим внешним видом, поднялся по узкой лестнице на второй этаж. Выйдя на площадку второго этажа, повернул направо и по коридору   прошёл  до  кабинета №1. Легонько постучав костяшкой указательного пальца по светло жёлтой полированной поверхности двери и услышав в ответ:  «Войдите!», Герой  вошёл в приёмную  газового начальника.         
    - Вы, Белов? – улыбкой встретила  старика Елена,  молодая миловидная женщина.
    - Да, Белов.
    - Здравствуйте, Иван Григорьевич. Присаживайтесь, - она указала на ряд стульев, примыкающих к двери кабинета. - Вы немного пораньше, но ничего. Сейчас я доложу Геннадию Андреевичу, и он вас примет.
    Елена доложила начальнику и через минуту пригласила войти. - Входите, товарищ генерал.  Клюкин Геннадий Андреевич   вас ждёт.
    Газовый начальник поднялся навстречу старику. - Рад с вами познакомиться, Иван Григорьевич. Садитесь. Чай или кофе, что пожелаете? Что вас ко мне привело? Я вас слушаю.
    Старик, стараясь быть немногословным, поведал газовику свою несложную историю. Геннадий Андреевич понравился ему с первого взгляда. Понравился тем, что за всё время повествования ни разу его не прервал, не поднял ни одну из трубок телефонов, периодически звонящих в кабинете. Он смотрел прямо в глаза старику, иногда склоняя голову к столу, чтобы сделать короткие пометки. Когда Белов закончил рассказ, начальник, продолжая внимательно смотреть на генерала, ободрил его.
    - Ваша ситуация мне понятна. Постараюсь вам помочь. Иван Григорьевич, прошу извинить: я сделаю распоряжения и на телефонные  звонки отвечу. Лена, - нажал он клавишу селектора, - попросите ко мне главного инженера и Василия Васильевича. Пусть отложат все дела и зайдут. Без промедления. Да, Иван Григорьевич, вы необходимые документы, о которых вам Лена говорила, приготовили?
     - Да, вот они.
     - Хорошо, я их возьму для ознакомления.
     Через минуту Клюкин представил Белову своих сотрудников, вошедших в кабинет и, снова извинившись, вышел с ними за дверь, поручив старика заботам Елены, которая несмотря на слабые протесты Ивана Григорьевича, принесла ему чашечку душистого кофе, вазочку с заварным печеньем и, пожелав приятного аппетита, выпорхнула из кабинета.
    «А, начальник то, наш брат, военный. - Сделал вывод старик,  оглядывая кабинет. – Над креслом, как и положено, портрет президента Путина, Верховного Главнокомандующего. На письменном столе две фотографии, на одной, улыбающиеся Путин и губернатор Громов, а на другой, генерал Громов вручает государственную награду полковнику Клюкину».
    От внимания  Ивана Григорьевича не ускользнула и экспозиция атрибутов военной службы, размещённая хозяином кабинета за стеклом книжного шкафа таким образом, чтобы она была ненавязчивой, но достаточно заметной. Центр экспозиции занимали отливающие золотом парадные полковничьи погоны,  орден  Красной звезды и орден Мужества. А по её краям  располагались  российские и афганские медали, кокарды с головных уборов, эмблемы и нагрудные знаки.
    - Товарищ генерал, - прервал одиночество старика  Клюкин, - прошу прощения, что пришлось вас оставить одного. Садитесь, друзья, - указал он взглядом на кресла своим сотрудникам, вошедшим следом за ним. -  Иван Григорьевич, довожу до вас итоги  совещания, которое я провёл по вашему вопросу с нашим главным инженером Граблевым Виктором Александровичем и начальником производственно-технического отдела Сутуловым Василием Васильевичем. Первое. Во всех случаях, газом мы вас обеспечим. Второе. Газ будете брать из трубы, которая подходит к вашему забору. Её собственники справку вам напишут или бесплатно, или  за самую небольшую плату, а не за десять тысяч. Я на завтра вызываю к себе этих  деятелей,   Кесарева и Попова. У меня на них, если рыпаться будут,  управа найдётся. Сейчас март, а договор с ними на поставку газа на этот год я ещё не заключал. А газ исправно поставляю. Потребуется, одним движением дыхание перекрою. И, третье. Ответственным  за газификацию вашего дома я назначил Сутулова. Я прошу вас, Василий Васильевич, пригласите генерала к себе в кабинет и начинайте прорабатывать  план действий. И,  последнее,  Иван Григорьевич, оставьте свой телефон. Через денёк-другой мы вам позвоним. У меня всё. Иван Григорьевич, вы беседой со мной удовлетворены?
     -  Да. Спасибо вам  большое. Всё чётко, по-военному.
     -  Товарищ генерал, всё сделаем так, как нас научили.
     -  Геннадий Андреевич, прошу извинения, что столько оторвал времени у вас, занятых людей. До свидания. Я телефон у Лены оставлю.
     -  Всего доброго, Иван Григорьевич.
     Старик, сопровождаемый Сутуловым, прошёл в его кабинет. Василий Васильевич развернул перед ним копию той самой схемы, которую ему показывала в Павлихе начальник газовой службы Остапова.
     - Вот схема газификации вашего поля. Мы удлиним сто десятую трубу метров на десять - пятнадцать, и от её конца проложим к вашему дому трубу диаметром в тридцать два миллиметра. Здесь, видимо, будет ещё с десяток метров.
     -  Понятно. Мне эту схему Надежда Петровна показывала. Но она сказала, что лучше всего было бы подключиться к государственной трубе, которая идёт вдоль шоссе.
     - Этот вариант тоже имеет право на жизнь. И расстояние до вашего дома от государственной трубы не дальше, чем от частной. Но решение по этому вопросу может принять только Геннадий Андреевич. Я считаю, что нужно делать так, как он решил. Иван Григорьевич, вот образец - пишите заявление прямо на Клюкина и Лене, его секретарю, передайте. И ещё, выслушайте  мой совет. Наверняка, вам будут предлагать свои услуги различные агенты по  оформлению документов. Откажитесь от их услуг, мы сами вам всё оформим бесплатно.
    Написав заявление, Белов попрощался с Сутуловым, передал заявление на газификацию Елене, записал у неё, на всякий случай, телефоны газовиков - руководителей  и с лёгким сердцем возвратился на дачу, где у дома его, как всегда, бурно выражая радость, дожидалась Ласка. Старик научил её играть в самые незамысловатые игры: в догонялки, когда, состроив свирепое лицо, он своим видом показывал, что сейчас поймает собачку. Ласка подпускала хозяина к себе поближе, и, когда он намеренно неловко пытался её схватить, она резким прыжком с лаем отпрыгивала от него, потом снова подбегала к нему, давая возможность попытаться её поймать, и снова отпрыгивала. Когда  эта игра им надоедала, то Иван Григорьевич брал небольшой серый парусиновый мячик для  тенниса и уходил с лайкой в заснеженное поле. Он бросал мячик, вначале, недалеко от себя, затем с каждым разом всё дальше и дальше, сопровождая каждый бросок командой: «Ласка, подай!»  Послушная собачка, резво набирая скорость,  стремительно неслась за мячиком, хватала  его острыми зубками  и, гордо подняв мордочку, как охотничий трофей, приносила  хозяину. Но самой любимой игрой для старика с лайкой были прятки. Иван Григорьевич подводил Ласку к наружной стороне дома и строго командовал: «Сидеть!», а сам  прятался или за угол дома, или в открытом хозяйственном сарае за поленницей дров, или за деревянной уборной. Спрятавшись, он, не повышая голоса,  произносил: «Искать!» И собака, обладающая тонким слухом и обонянием, выдерживая правила игры, начинала кружить по подворью, якобы в поисках спрятавшегося, а, потом, не выдержав, с лаем бросалась к хозяину.
    - Молодец, Ласка, - хвалил животное Белов, давая ей кусочек сахара, - теперь я буду водить, а ты прячься. - И он рукой показывал ей, что нужно спрятаться, а сам в подтверждении своих слов, закрывал глаза. Сообразительная лайка, верная своей породе, убегала к наметённому у забора сугробу и закапывалась  в снег. Её, действительно, трудно было бы найти, если бы не предательски торчащее из  под снега медленно виляющее колечко хвостика. После игр старик кормил собаку, стараясь обеспечить ей рацион питания, рекомендуемый в книге. Кроме того, ежедневно хозяин ухаживал за шёрсткой Ласки, расчёсывая её сначала гребешком,  затем мелкой щёткой и, наконец, обтирая влажным махровым полотенцем. Чистку он проделывал вечером, давая возможность собачке обсохнуть. После процедуры Лайка ложилась на живот, вытягивала прямо перед собой белые лапки, клала на них голову и смотрела на хозяина, не отрывая от него взгляда своих тёмных, как вода в глубоком омуте, глаз. Она быстро взрослела, набирала вес и силу, и тусклая её шерсть с каждым днём становилась всё более шелковистой и блестящей. Старик любовался своей питомицей и уже не мог представить свою жизнь без неё.  Ему казалось, что Лайка у него была всегда. Понимая, что собака не может долго находиться  в тёплой комнате, старик выпускал её за дверь. Лайка с удовольствием начинала бегать на свежем воздухе, поглядывая на освещённое окно в мансарде. И, лишь когда свет в окне угасал, она,  полежав немного времени на пороге у входной двери, шла к своему жилищу,  будке - вольеру, построенную для неё Иваном Григорьевичем,  и ложилась в ней на тёплую подстилку.
      Напрасно ожидал Белов телефонный звонок от газовиков. Он не прозвучал не на следующий день, не через неделю, не через десять дней. Раздосадованный старик, решившись выяснить обстановку, позвонил Кесареву сам.
    - Иван Григорьевич, я же тебе русским языком сказал, что,  куда бы ты не пошёл, всё равно придёшь к нам. Да, звонила мне секретарь Клюкина, соединила меня с ним. Он попросил, чтобы я подъехал, да я послал его на три буквы. Кто он такой, чтобы мной командовать? Хватит, покомандовал, когда мы газ прокладывали. Ободрал нас,  мерзавец,  как липку. А теперь мы собственники, пусть только попробует газ не дать.
    - Так, мне что теперь делать? Он, ведь, обещал.
    -  Ну, - засмеялся Павел Васильевич, - раз пообещал, то пусть тебе газ и даёт. Только мы от своих денег не отступимся. С какой стати? А тебе, ведь, заплатить нам деньги прямая выгода. Десять тысяч, это как бы вступительный взнос в число собственников трубы. Заплатишь деньги и станешь восьмым совладельцем трубы. Следующий, кто к нам присоединится, тоже заплатит деньги. Ты, соответственно, получишь свою долю. И так далее. Глядишь, на этом бизнесе ещё и разбогатеешь, - снова рассмеялся Кесарев.
    -  Может и так, Павел Васильевич. Но я честно тебе скажу, что не хочу  вам деньги платить. Да и нет их у меня. А что, ты считаешь, что у государства нет возможности мне  газ подвести?
  - Почему нет возможности? Есть, конечно. Тот же Клюкин может тебе газ из своей государственной трубы дать. Это его право. Но, помяни моё слово, не сделает этого.
  -  Должен сделать. Он мне обещал.
  -  Ну, что ты заладил «обещал, обещал». Ты, прямо, как не в наше время живёшь. Кто сейчас обещания держит? И кому они нужны, если их никто не соблюдает. Вот, Боря Ельцин прилюдно обещал на рельсы лечь. Ну что, лёг? А Клюкина ты тоже должен понять. Он, как и все мы, ходит под Богом и живёт во времена расслоения  людей по денежному состоянию. Пост занимает большой и хлебный, а зарплатишка маленькая. На неё не обогатишься.  Поэтому газ из государственной или, что одно и тоже, из принадлежащей ему трубы, он даёт выборочно богатым или очень богатым людям. А ты, извини меня, товарищ генерал, хотя и достойный, и  заслуженный человек, но к этой категории не относишься. Проще говоря, взять с тебя нечего. Да если бы и была возможность, никто с тобой связываться не будет. Не современный ты человек.
   -  Не знаю, Павел, современный или нет, но не хочу вас, жуликов, поощрять. Деньги вам свои дарить.
   -  Почему, «жулики», Иван Григорьевич? Мы бизнес делаем. Раз есть возможность деньги взять, то мы их и возьмём.  А ты, чтобы деньги сэкономить, - издевательски посоветовал Кесарев, - можешь, как Герой Герою,  и как генерал генералу,  написать  письмо нашему губернатору: мол, так и так, вот Медведев по телевизору говорит, что для частника стоимость подключения газа не должна превышать двадцать пять тысяч рублей, а она,  во вверенной вам  губернии,  реально превышает двадцать пять тысяч долларов. Как мне быть? Помогите. Как думаешь, господин генерал, губернатор тебе скидку сделает?
    Утром  без предварительного звонка Белов поехал в Кольцово к газовому начальству. День оказался приёмным и в коридорах здания толпился народ. Старик занял очередь на приём  к Сутулову и ожидал стоя, опершись о подоконник, а когда появилась возможность, присел на краешек потёртого кожаного дивана. Сутулов, видимо предупреждаемый по мобильному телефону,  несколько раз выходил из кабинета и, внимательно осмотрев посетителей, приглашал к себе нужного человека. Взгляд газовика скользил и по старику, но он оказался не узнанным. К шестнадцати часам  генерал попал на приём к начальнику.
    - Иван Григорьевич, - страдальчески наморщив лоб, всё-таки узнал его Сутулов, - вы справку от собственников трубы принесли?
    -  Нет. У меня нет денег.
    - А почему? И что,  значит, «нет денег?» Товарищ генерал, у нас ведь тоже не богадельня. А, если вы считаете, что деньги с вас требуют незаконно, то идите жаловаться в прокуратуру, в милицию, в суд. Добивайтесь справедливости. Это ваши проблемы. Вы  понимаете, что без этого документа я не могу начинать работы по вашему дому?
    - Василий Васильевич, понимаю. Но в прошлый раз, когда я у вас был,  Клюкин обещал согласовать вопрос и с Кесаревым, и с Поповым. Я приехал узнать, выполнил он обещанное или нет?
    -  Не знаю. Я технический исполнитель. Мне сказали, я делаю.
    -  А что, это узнать трудно?   
    -   Почему, трудно? Пойдёмте к Геннадию Андреевичу. Пусть сам с вами объясняется.
    Появление Белова явно ухудшило настроение Клюкина.   Показывая свою занятость и не скрывая раздражения, он не предложил вошедшим присесть.
    -  Иван Григорьевич, вы меня извините, но  ходить вам ко мне не нужно. Заявление  на газификацию вашего дома я подписал. Оно у Василия Васильевича.
    - Так точно, - подобострастно, по военному, подтвердил Сутулов. 
    - Теперь всё зависит от вашей расторопности. Мы вам даём зелёную улицу. Василий, он документы все представил?
    - Нет. Не представил разрешения от собственников трубы.
   -  Что же вы так, товарищ генерал? Нужно жить дружно со своими соседями.
   -  Геннадий Андреевич, но вы же обещали надавить на них, чтобы они дали согласие. И говорили, что у вас рычаги есть.
   - Конечно, есть. Попросил их  по-человечески, но они отказываются. А руки выкручивать я не намерен. Мой вам совет: если они требуют от вас несуразно большую сумму, то утрите им нос. Наймите адвоката. Дайте ему доверенность на ведение своих дел. Он через суд заставит их  указать точную стоимость  затрат на строительство своей ветки газопровода, а после добьётся решения суда, определяющее ваш взнос и обязывающее предоставить вам справку. Правда, этот путь тоже затратный. Да и  затянуться может надолго. А хороший адвокат, кажется,  сейчас  меньше тысячи рублей в день не берёт.
   - Понятно. Но мне этот вариант не подходит. Я в суд не пойду. Годы не те. Геннадий Андреевич, а газ из государственной трубы вы мне дать можете?
   - Нет. Не могу. По нашим руководящим документам газификацию мы обязаны  проводить согласно разработанной схемы.  А по этой схеме газ к вам должен поступать из трубы собственников.
   -  Нет такой схемы, Геннадий Андреевич.
   -  А вы откуда знаете?
   -  Да, я же вам говорил, что ходил к Остаповой. Она  показывала схему существующих сетей, а схемы планируемых к строительству сетей на нашем поле вообще нет. И у  Сутулова то же самое. То есть, схемы подвода газа к моему участку не существует. Причём, и Остапова, и Сутулов утверждают, что техническая возможность подвести к моему дому газ из государственной трубы имеется. И я ещё раз прошу вас: разрешите подключить меня к государственной трубе.
   -  Иван Григорьевич, моё мнение однозначное: ковырять государственную трубу я не разрешу. Я должен блюсти государственные интересы. Если бы вас было несколько человек, это другое дело.
   -  А несколько, это сколько – два, три или тысяча? Где указан этот норматив? Как я понимаю, его не существует. Ведь вы же понимаете, что из трёхсот домов, находящихся на нашем поле,  газифицировано не более двадцати. Люди хотят получить газ, но не хотят платить только за справку по десять тысяч долларов. А вы заставляете это делать. И, если появится новая труба, то все газифицируются от неё по приемлемой цене.
   - Теперь мне ваша позиция понятна, - хитро заулыбался газовик, - вы прямо мне говорите, что хотите построить единолично трубу, приватизировать её, а, затем, как «Попов и компания» драть с православных деньги. И загвоздка лишь во мне.
   « Мерзавец  белобрысый, что он себе позволяет»,  -  глядя в наглое с белесыми бровями и ресницами, лицо чванливого человека, развалившегося перед ним в дорогом кожаном кресле, думал генерал, переминаясь с ноги на ногу.
  -  Не надо меня представлять в таком свете, Клюкин. Я имею законное право получить газ от государства и прошу вас обеспечить моё право. Вы обязаны это сделать.
   -  А я прошу вас не  кипятиться. Я вам обещал, что сделаю для вас всё, что смогу. Вот я и делаю. Но ответственность за дырку в газовой трубе я принимать не хочу. Пусть решение принимают мои начальники в «Облгазе». Если они решат в вашу пользу, я выполню. Василий Васильевич, помоги Герою  письмо или на  Гарухина, или на Чумейко написать. Иван Григорьевич, вы в приёмной подождите. Сейчас  Сутулов выйдет.
    Старик вышел, плотно закрыв за собой двойную дверь кабинета, и сел на  стул, предложенный секретарём Еленой. Но рассерженный голос Клюкина, распекающего своего подчинённого, свободно преодолевал дверное звуковое препятствие и достигал его слуха.
    -  Вася, скажи, что тебе непонятно? Сколько можно тебя учить? Когда ты, балбес, ума -разума наберёшься? Кто тебе этот дед? Сват, брат, а может, близкий родственник? Зачем ему показал схему? От большого ума? Ну, скажи, зачем? Ты понимаешь, что меня подставил?
    -  Так, вы же сами сказали, что надо помочь  человеку, тем более Герою.   
    -  Вася, да ты у меня чудик. Давай ковырять трубу для Героя, потом для афганцев, потом для «чеченцев», потом для чернобыльцев, потом для инвалидов, потом для многодетных семей, потом для… чёрт знает кого. Да ты в курсе, что у нас половина населения имеют льготы? Или не в курсе?
    -  Да, знаю, но вы же…
    -  Да, вы же, - передразнил Сутулова начальник, - Да, я же. Так что, всем льготникам будем давать доступ к трубе? А потом какой нибудь Ванька Иванов припрётся, почему всем газ даёте, а мне нет? А я гражданин России. Что на это заявление ему ответить прикажешь? Да, я разрешил дать деду газ и сказал откуда, с какой трубы. И ты, Вася, просыпайся и выполняй мои решения, а если хочешь проявить свою доброту, то, кыш отсюда. Справимся без тебя. Но ты не переживай. Технический специалист ты хороший. Я тебя без куска хлеба не оставлю. Газовый ключ в руки и, айда,  крутить гайки, - рассмеялся довольный собственным остроумием Клюкин.
   -  Думаю, что до этого не дойдёт, Геннадий Андреевич. Извините за оплошность.
   - Вася, - немного уменьшил громкость начальник, - я тебя и других своих замов учил, учу и буду учить. Слава богу,  научил Вас, варваров,  мысли формулировать правильно, всё по полочкам раскладывать, по пунктам, по вариантам. Теперь приятно Ваши доклады слушать. Но главного, понимания ситуации и правильности её оценки, пока не добился. Ещё раз тебе популярно объясняю, прошу выучить как «Отче наш» и требую безусловного выполнения. Мы поставлены для соблюдения государственных интересов в газовой отрасли. Согласен?
   -  Конечно.
   -  Газовые трубы - это источник наших доходов. Понятно?
   -  Вполне.
   - Раз понятно, то делаем вывод: государственные газовые трубы нужно беречь, как зеницу ока и разрешать ковырять дырку в них только для тех лиц, которые предлагают крупные проекты, обеспеченные надёжным финансированием. Мы должны работать с миллионерами. А мелочь пузатую, у которых и денег то нет, отправлять к частникам. Пусть они их раздевают. И исключений из этого правила быть не может. Усвоил?
   -  Так точно.
   -  Тогда иди, занимайся дедушкой дремучим, столетним. И будь настороже.  Он хотя и  столетний, но пробивной. Может лбом любую стену пробить. И здоров, видно, как конь строевой. Без очков до сих пор ходит, а зубами, наверное, проволоку грызть может. Свалился он на нашу голову. Да, Надежду Остапову, дуру эту, предупреди, чтобы язычок свой прищемила. Она по своей тупости много чего деду наплела. И вариант государственной трубы  она ему, благодетельница,  предложила. Кто её за язык тянул? Пусть не ищет неприятностей. Я злопамятный.
   Сутулов, раскрасневшийся, как после бани, выйдя из кабинета Клюкина, предложил генералу написать письмо Чумейко, начальнику производственно-технического управления государственного предприятия   «Облгаз».  Иван Григорьевич, тут же в приёмной написал лаконичное  письмо, которое секретарь Елена, с разрешения Сутулова, по факсу отправила адресату. Сутулов недовольно простившись ушёл, а Белов продолжал сидеть в приёмной.
    -  Елена, - попросил он, - а можно мне с девушкой, секретарём Чумейко связаться?
    - Зачем, Иван Григорьевич? Подтверждение, что ваш факс прошёл нормально, я получила. Ольга Васильевна его зарегистрировала. Она очень пунктуальная женщина. Письменный ответ получите в течение месяца.
    - Лена, я хочу на приём к Чумейко записаться. В письме всего не объяснишь.
    - Иван Григорьевич, вообще то,  так поступать не принято. Я могу соединить вас с ней только с разрешения начальства.
    - Ну, что поделать, дочка. Придётся туда ехать в приёмный день. А вы не скажите, где у них контора и когда у них дни приёма?
    - Иван Григорьевич, вы туда не попадёте. У них строжайший пропускной режим. Приём возможен только по предварительной записи. Придётся, чтобы вас не мучить, идти на нарушения.
    Через несколько секунд Елена протянула трубку Белову: «Ольга Васильевна на проводе».  Ольга Васильевна  деловито записала необходимые ей данные и пригласила перезвонить через пятнадцать минут. Белов, чтобы не мешать Елене, поблагодарил её и вышел в коридор. Коридор был пуст. Время приёма истекло, рабочий день приближался к концу, и сотрудники один за другим покидали кабинеты.
    - Кто они, чем они занимаются, за что отвечают? – стоя у стены размышлял  старик. – Почему нигде нет схемы, в соответствии с которой человек, попавший сюда, мог бы понять,  как ему действовать, куда и какие документы необходимо предоставить, сколько они будут рассматриваться, какие существуют тарифы, какие деньги нужно заплатить за предоставляемые услуги? Хватит ли, в конечном итоге, у него денег? Да, идеолог Клюкин хороший, а организатор никудышный. Да, нет, мужик он вроде неглупый. Конечно, специально изо всего, что связано с его работой тайну делает, чтобы людей оболванивать и заставлять плясать под свою дудочку.
    Раздумья генерала прервала Елена, вышедшая в коридор,
    - Иван Григорьевич, в приёмную больше не заходите. Ольга Васильевна записала вас на понедельник на шестнадцатое мая на девять тридцать утра. Вот адрес. Она протянула листочек. И прошу, про меня ни слова. Если начальник узнает, съест, - и, повернувшись, она побежала обратно.

     С наступлением весны Белов всё больше времени уделял садово-огородным делам. И тягостное настроение, связанное с нерешённостью проблемы газификации постепенно размывалось.
     «А так ли уж нужна мне эта газификация? - поглядывая на яркое солнышко, думал старик. -   Может отказаться от этой затеи, ведь плетью обуха не перешибёшь? Жил без газа и ещё поживу. Сколько мне этой жизни осталось? А почему я думаю только о себе? А дочка? А внуки? Что я им оставлю? Полуразрушенную избушку, непригодную для проживания в холода? Нет, если я, генерал, не решу эту проблему, то они и подавно».
     Апрельское тепло позволило Ивану Григорьевичу перевести режим работы печи на ежевечернюю топку. Но повышение температуры наружного воздуха  ухудшило тягу, и печка стала больше дымить, вызывая у  него  головные боли.
     Шестнадцатого  мая утром  генерал Белов, заранее продумав маршрут движения и проработав его по автомобильной карте,  выехал на своих стареньких «Жигулях»  с дачи из Коромыслово, пересёк железную дорогу по железнодорожному переезду на станции Петушково,  выполнил левый поворот и  влился в поток машин, движущихся по Можайскому шоссе в сторону Москвы. Примерно за один километр до московской кольцевой дороги он повернул направо по указателю «посёлок Новиковское,  Облгаз». Многоэтажное здание газовых руководителей Подмосковья располагалось на  большой, занимающей несколько гектаров,  лужайке, окружённой вековыми  хвойными деревьями. Горделиво возвышаясь  своим белоснежным великолепием, оно походило на лебедя, неслышно плывущего по зеркалу лесного озера. Иван Григорьевич поставил машину на стоянку, выключил мотор и подошёл к охранникам, стоящим на воротах.
     - Вы на приём к кому записаны? К Чумейко? А как Ваша фамилия? Паспорт есть? Так, Белов. Есть такой в списках. Вам  приём на половину десятого  назначен. Вот и подходите минут пятнадцать десятого. А сейчас, отойдите.  Здесь стоять не положено.
    Генерал отошёл в сторону и стал ожидать, когда подойдёт указанное время. Взгляд его скользил по огромной территории, ограждённой высокой кружевной чугунной оградой, за которой переливался всеми оттенками зелёного цвета коротко подстриженный газон. На разумном удалении от здания перед его входом красовался, создающий радостное настроение, многоструйный фонтан. Органично вписывались в ландшафт цветочные клумбы. Подъездные дороги и пешеходные дорожки были выложены бордовой  плиткой и элегантно обрамлены бордюром. Иномарки, в основном чёрного цвета, одна за другой подъезжали к главному подъезду и, выпустив из своего заднего салона важного пассажира или пассажирку, бесшумно скрывались за тыльной стороной здания, видимо на стоянках, расположенных в подземном гараже.
    - Это сколько же гектаров реликтового  леса пришлось вырубить, чтобы это здание поставить? – размышлял старик. – А ведь это западное направление, лёгкие столицы. И кругом полей для застройки предостаточно. Понятно, что тем, кто в этих хоромах работает, повезло. Вокруг лесная красота, и, вдобавок, воздух целебный. Да, построено хорошо, и со вкусом, и с размахом. Чего - чего, а денег газовики на себя не жалеют, это точно.
    Предъявив паспорт, Иван Григорьевич преодолел первый кордон охраны и вместе с немногочисленными посетителями - счастливчиками вошёл через массивные двери в здание. В вестибюле непосредственно перед турникетом стоял второй кордон охраны, состоящий из двух  дюжих охранников, одетых в форменную одежду. Имеющих специальные пропуска они пропускали через турникет, а остальных направляли в бюро пропусков. Отстояв очередь, Белов подал в окошечко женщине-милиционеру, оформляющей временные пропуска, свой паспорт. Она быстро сняла ксерокопии с нужных страниц, занесла необходимые личные данные старика в компьютер и выдала ему  пластмассовую номерную пропускную карточку с надписью «Второй этаж».
    - А паспорт у вас останется?
    -  Да. Когда карточку возвратите, получите назад свой паспорт.
    Иван Григорьевич показал охранникам карточку, приложил её к считывающему устройству турникета и благополучно преодолел его. По межэтажной лестнице он добрался до второго этажа и карточкой открыл дверь в коридор. «Да, режим секретности тут выше, чем в Министерстве обороны, - подумалось генералу. - Видно есть, что скрывать». В приёмной Чумейко он представился его секретарю, Ольге Васильевне и через пять минут был приглашён в кабинет к газовому руководителю. Евгений Павлович Чумейко, лысоватый долговязый мужчина средних лет, не прерывая телефонного разговора, кивнул Ивану Григорьевичу и указал жестом на ряд стульев, стоящих у стены, приглашая садиться. Старик сел на стул и, наверное, в десятый раз в уме стал прорабатывать план обращения к начальнику. А Чумейко оказался, действительно, очень загруженным работником. Он, слегка сгорбившись, сидел за рабочим столом и, практически, без перерыва, энергично отвечал на звонки, звенящие разными мелодиями, мобильных и стационарных телефонов, одновременно раздавая срочные указания  подчинённым по селекторной связи и просматривая корреспонденцию. Сотрудники его аппарата один за другим без стука входили в дверь, приносили кейсы и папки с документами, коротко докладывали о сути вопроса и, оставив принесённое, также стремительно выходили. «Евгений Павлович, нужно переподписать. Указание Виталия Ивановича. Я последнюю страницу переделала», - вошедшая сотрудница протянула начальнику подписной лист. Чумейко, прижав плечом телефонную трубку к уху, не глядя в текст,  подписал его.
    - Извините, с утра всегда такая загрузка.  – Наконец, закурив сигарету, обратил свой взор на старика газовик. – Вот ваше заявление на моё имя. В принципе мне всё понятно. Вам нужно газифицировать ваш дачный домик. А что? В чём трудности?
    - Евгений Павлович, я прошу мне дать газ из государственной, а не из частной трубы.
    - Товарищ генерал, какие могут быть возражения, если это технически возможно?  Мы, газовики, предоставляем услуги населению. Причём, по нашему законодательству должны максимально учитывать пожелания заказчика. К примеру, Вы хотите проложить себе персональную газовую трубу. Ради Бога. Определим технические условия, сделаем проект,  согласуем сроки выполнения, составим смету, внесёте в кассу деньги и пользуйтесь газом на здоровье. Точно также Вы можете заказать в других областных организациях индивидуальные электро, водо и другие виды снабжения.   Но, Иван Григорьевич, индивидуальные проекты стоят очень дорого. Лучше строиться всем миром и использовать ту инфраструктуру, которая уже создана.
    - Евгений Павлович, частники только за справку - разрешение требуют с меня десять тысяч долларов. Почему я жуликам и вымогателям свои деньги должен отдавать? Разве это по совести? Я хочу платить столько, сколько положено государству.
    - Иван Григорьевич, о чём вы говорите? О какой совести? Люди всегда были, есть и будут собственниками, думающими о себе, о своей рубашке, которая ближе к телу. И при советской власти хапали, и вы не будете этого отрицать, когда была такая возможность. Но тогда возможностей было очень мало. А теперь личное обогащение - главная двигательная сила общества. И ни о какой совести речь идти не может.  Есть возможность - хапай, обманывай, вымогай, присваивай, воруй, разоряй, и становись всё богаче и богаче. А чтобы не посадили, то делись  с сильными мира сего. Это норма современности, с которой необходимо считаться. Поэтому ваших бессовестных соседей понять несложно.
- Так, что же, никак на них управу не найти?
      - Почему же не найти? И можно, и должно. И известно, кто этим должен заниматься. Те, кто разрешили газовые трубы передавать в частную собственность. Они обязаны были разработать механизм,  позволяющий с точностью до копейки рассчитать стоимость подключения к частной трубе другого потребителя. И придать ему силу закона. Тогда бы, на основании определения реальных затрат собственников, вы бы внесли нужную сумму на их расчётный счёт в Сбербанк. А государство с этой суммы ещё бы и налоги удержало. А рассчитать сумму, которую вы должны заплатить собственникам, как вы называете «по совести»  можно за полчаса. Ведь все счета за выполненные работы по газификации у нас находятся. Вот так должно быть, Иван Григорьевич. И когда нибудь, наверняка,  так и будет делаться
- Так рассчитайте, помогите мне,  Евгений Павлович.
      -  Можем рассчитать, но только по решению суда. А  так у нас всё за семью печатями сокрыто.  А для вас, мы, в принципе, можем сделать отдельный проект. Но там ведь нужно начинать с понижающего газораспределительного пункта. А только он один стоит около полумиллиона  рублей. Вам в копеечку индивидуализм обойдётся, - улыбнулся, обнажив ровный ряд крепких зубов, покрытых желтоватым налётом заядлого курильщика,  Чумейко.
    -  Евгений Павлович, я  Клюкину говорил, что со мной в долю по газовой трубе и другие просятся. Те, кто за просто так не хотят «дяде» по десять тысяч долларов платить.
    - Так, Клюкин, говорите, знает? Сейчас переговорю с ним. Что же он не хочет вам помочь? Ольга Васильевна, - нажал кнопку селектора Чумейко, - разыщите Клюкина, вызовите его ко мне на связь.
    Через минуту он коротко поговорил по мобильной связи с начальником «Межрайгаза».
       - Вот оказывается, где собака зарыта, Иван Григорьевич. Собственники знают о вашей просьбе относительно государственной трубы и предупредили Клюкина о том, что прокладка новой трубы лишит их возможности наживаться за счёт негазифицированных соседей. Грозятся судиться из-за упущенной выгоды. А он, естественно, этого не хочет. Из двух зол выбирают лучшее.  Клюкину выгоднее с вами воевать, чем с собственниками. Да и у нас нет времени на суды. Поэтому, будем думать, Иван Григорьевич, как правильно поступить, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.  - Снова широко улыбнулся Чумейко.               Поэтому, товарищ генерал, ваш вопрос я вынесу на коллегию «Облгаза». Решение коллегии доведём до вас в течение месяца. - Газовик достал из кармана брюк клетчатый носовой платок и вытер им вспотевшую лысину. Больше я ничего добавить не могу, Иван Григорьевич.
      - Евгений Павлович, вы мне доходчиво объяснили, какие я, как гражданин, имею права. И какие вы, как начальник имеете права. Решение моего вопроса находится в  прямой компетенции Клюкина. И вы, без затруднений, можете его решить. Но вы, как я понимаю, после разговора с Клюкиным решили мне отказать в просьбе, так как связаны круговой порукой. И ваша ссылка на перенос элементарно простого вопроса на коллегию неубедительна. Никто такую ерунду на коллегии рассматривать не будет. Прощайте.
     Иван Григорьевич поднялся, одёрнул пиджак с одиноко висящей звездой Героя, с презрением окинул взглядом фигуру, ничуть не смутившегося и с удовольствием раскуривающего очередную сигарету чиновника, и вышел за дверь.
      В конце мая Белов, чтобы не упустить тёплое время, через лесника Николая Фомичёва пригласил для осмотра печи и составления плана последующего её ремонта местного умельца, мастера на все руки Семёна Степановича.  Семён, маленький, сухонький, и подвижный, как капля ртути, мужчина, перешагнувший пенсионный возрастной рубеж внимательно осмотрел и облазил печку.
    - Ну, что, Иван Григорич. Плохи твои дела. Печку ты за зиму спалил. Эксплуатировал неправильно. Пережёг. Холодно тебе или не холодно, а к печке нужно было относиться с почтением. А ты, раз есть дрова, суёшь в неё и суёшь. Вот и досовался. А теперь она ремонту не подлежит. Сгорела. Нужно её разбирать и ставить новую. И ты, Коля, - укоризненно попенял Фомичёву печник, - ведь заходишь к генералу. Так подскажи, как печь топить, как за ней ухаживать. А ты, видать, дров завезёшь, и всё на этом. Иван, - продолжал рассуждать умелец, - я всё брошу, а тебе, героической личности, помогу. Разберу за пару недель и за пару же недель новую соберу. Максимум за месяц, полтора сделаю. Денег с тебя не возьму из уважения. А на материал деньги Николаю отдай. Я напишу, что купить. Коля, купишь и завезёшь, понял?
- А куда я денусь, Степаныч? Всё сделаю в лучшем виде.
      -  Да, Иван.  Коля говорит, что ты хочешь газ  подвести. Вот это правильно. Тебе в твои годы только не доставало печи топить. И, потом, печь, такой механизм, что всё равно, как её не выложи, она и потрескается, и долговечностью не отличается, и ухода требует великого. Поэтому,  Григорич,  кори нас, не кори, а мы с Николой решили, что после переборки печки батареи парового отопления тебе под окнами повесим и подводку от котла бросим. Ты котёл то покупать будешь фабричный или нам свой для тебя сварить?
       - Спасибо, Семён. Хороший ты мужик. Настоящий. А насчёт котла, не знаю. Наверное, в магазине куплю заводской. Только газ сначала подвести нужно.
     Через день мастер передал Ивану Григорьевичу тетрадочный лист со списком материалов, которые необходимо закупить  для перекладки печи с указанием  их примерной стоимости. Белов съездил в Москву, аккуратно, опасаясь утратить карточку, получил нужную сумму в банкомате и, возвратившись на дачу, передал деньги Фомичёву. Николай оперативно завёз закупленные материалы, и  Семён Степанович приступил к работе.
    «Как оказать давление на Клюкина и Чумейко, чтобы они разрешили мне пользоваться газом из государственной трубы? - думал Белов. - Может быть своих друзей подключить?» - И он позвонил  двум генералам - отставникам, которые в своё время служили под его началом и при встречах не уставали повторять, что если бы не он, то не видать бы им генеральских лампас, как своих ушей. Один из них, генерал Чимисов занимал должность советника главы администрации Кольцовского района  и в районе был весьма заметной и влиятельной личностью. Выслушав просьбу товарища, Чимисов отказался сделать телефонный звонок газовикам.
     -  Иван Григорьевич, дорогой друг, извини, я не смогу позвонить. Мне не до этого сейчас. Знаешь, жена заболела. А ты же знаешь, как я её люблю и как переживаю за неё. Извини, если захочешь, то позвони позже.
     -  Иван Григорьевич, друг ты мой незабвенный, - в том же духе стал обосновывать свой отказ и генерал Куренцов,  начальник крупного Департамента в Правительстве Москвы, - понимаешь, допустим,  выполнят они мою просьбу. А потом им отказать в том, о чём они попросят, мне уже будет неудобно. А кто их знает, что им в голову взбредёт?  И, кроме того, у нас в Правительстве обстановка, ты догадываешься какая, сплошная подсидка. Лужок обо всём точно узнает. И накликаю я неприятность на свою голову.
      Месяц ожидания ответа из «Облгаза» истёк.  И, когда терпение Белова иссякло, он, проклиная существующие порядки, позвонил  Ольге Васильевне и узнал от неё, что оформление ответа на его просьбу в «Облгазе» поручено главному специалисту Емелиной.  Екатерина Емелина, которую  Белов разыскал по телефону, сообщила ему, что впервые слышит о подобном поручении. Но, тем не менее, пообещала разобраться и в течение десяти – пятнадцати дней подготовить документ. И, к удивлению старика, Катюша, действительно через неделю позвонила и прочитала согласованный с начальством проект ответа. Конечно, это был отказ. На вопрос Ивана Григорьевича рассматривалось ли его обращение на коллегии, Катя ответила, что об этом не могло быть и речи. Круг замкнулся.
      Недостающие до десяти тысяч пять тысяч долларов старик занял у соседа Али, пообещав возвратить долг до Нового года.
      - Не беспокойтесь, Иван Григорьевич. Когда деньги появятся, тогда и отдадите. Мне не к спеху. 
      - Ну, вот, господин генерал, - пробасил в трубке голос Профессора, которому Белов сообщил о готовности заплатить деньги, - теперь вы убедились в моей правоте? Напрасно меня сразу не послушали. Зря только время и здоровье  потеряли. Деньги, всю сумму,  передайте Рите Володиной. Я ей скажу, чтобы она вам справку оформила и заверила её, как положено, у нотариуса.
      -  Сергей Владимирович, я заплачу деньги и, как я понимаю, тоже наравне с вами стану   совладельцем газовой трубы. То есть собственников, учитывая меня, теперь уже будет восемь. Так ведь?
      -  Кто это вам такую глупость сказал?
      - Почему, глупость? Это же очевидно. Трубу нужно удлинять, подводить к моему дому. Мне за всё придётся платить деньги. И эта дополнительная труба должна быть моей собственностью, ведь я её построю. Так мне и газовики сказали, и Кесарев  Павел Васильевич.
      - Да, господин генерал, такой вариант имеет право на рассмотрение. И, с вашей точки зрения, с точки зрения газовиков и Павла Кесарева это справедливо. А с моей точки зрения, точки зрения бизнесмена, несправедливо. Я построил трубу и с какой радости должен делить свои доходы с вами? Да, вы построите на свои деньги продолжение трубы, но в справке укажете, что добровольно передадите нам её в собственность и в дальнейшую эксплуатацию. Я начал газовый бизнес,  и вся созданная на поле инфраструктура будет принадлежать мне. Если согласны на эти условия, получайте справку и газифицируйтесь, а не согласны, то ищите другие варианты. Хоть в суд, хоть к Путину идите. Да кто  вами заниматься будет, и  какое у вас  основание для жалоб? Ума не приложу, кто мне, собственнику, может приказать взять вас в долю. Какой то вы непонятливый, Иван Григорьевич. Вы так и не усвоили, что сейчас время богатых, инициативных людей. Раздражаете вы меня. – И Профессор прекратил разговор.
      - Да, разделал меня Профессор под орех, - раздумывал старик, сидя вечером у телевизора  и поглаживая острые ушки Ласки, спрятавшей у него в коленях свою прелестную мордашку. Опять в программе «Время» Медведев, неутомимый куратор национальных проектов, назидательно вещал о том, как много делает Правительство и Газпром в деле газификации страны «от центра до самых до окраин», и как эти действия  изменяют жизнь людей к лучшему. И обещал прилагать ещё большие усилия для решения задач, поставленных Президентом. – Ну, что делать? Нанять адвоката. Бесполезно. Все инстанции я прошёл. К кому ещё обратиться? И что сказать? Что у меня вымогают деньги? А доказательства есть? Всё это бессмысленная суета сует. Это система. Меня загнали в угол.
     Через два дня генерал Белов передал Володиной пузатый конверт,  с уложенной в него десятитысячной пачкой долларовых банкнот, а взамен получил листок бумаги с текстом, написанным от руки и адресованным начальнику «Кольцовомежрайгаза» Клюкину Г.А.  Из текста следовало, что гражданин П. (указаны паспортные данные) не возражает против присоединения к принадлежащему ему на правах собственности газопроводу  газопровода гражданина Белова И.Г. при условии добровольной передачи газопровода гражданина Белова И.Г., после его ввода в эксплуатацию, в собственность гражданина П. Документ, как и было обещано, был заверен у нотариуса и зарегистрирован в нотариальной конторе.
      - Ну, вот, товарищ генерал, теперь у нас дело пойдёт, – заверил Ивана Григорьевича Сутулов, внимательно читая справку. – Всё написано правильно и нормально. Справку передайте в делопроизводство. Там распишутся за неё. И заведут на вас дело по газификации. Иван Григорьевич, я коротко расскажу, что нужно будет сделать дальше. Заявление ваше у нас есть. Я к нему приложу ксерокопию вашей справки, и начальник его подпишет. Вы сейчас пройдите в соседнее здание в третий кабинет, там девушки оформят вам задание на проектирование. Я им позвоню. Задание подпишет главный инженер. Как только документ будет готов,  я назначу проектировщика, чтобы сделал проект. Думаю, что за месяц мы эти работы осилим. Но их нужно будет оплатить. Девушки вам скажут, какие проплаты сделать непосредственно в нашу кассу, а какие провести через Сбербанк.
     - Василий Васильевич, а, примерно, сколько денег потребуется? Чтобы я заранее подготовил.
     - Разработка задания стоит около тысячи рублей. Проект тоже недешёвый, тысяч десять. Обязательно областной налог на газификацию нужно будет уплатить. Сейчас он стоит, если память не изменяет, тоже тысяч под десять. Иван Григорьевич, вся эта оформительская работа очень хлопотная. Раньше я вам говорил, что документы мы сами вам поможем оформить. А теперь понимаю, что вряд ли. Работников не хватает. А так, вообще, у нас, как правило, сами хозяева этой беготнёй не занимаются, а агентов нанимают. У них уже рука набита. Поэтому, может вам не мучиться, а оформить доверенность на ведение дел по газификации на агента? За тысячу долларов он вам всё сделает в лучшем виде.
     - Нет. Спасибо. Я сам справлюсь.
     - Ну, как хотите, товарищ генерал. Если будут затруднения, то ко мне приходите. Чем смогу, тем помогу.
     Семён Степанович не подвёл старика. За июнь, как и обещал, он сложил печку, поставил над ней высокую трубу, а затем, тщательно промазал разогретым до кипения варом места её  стыковки  с крышей. Через две недели, убедившись, что печь высохла, мастер торжественно провёл контрольную топку.
    - Ну, Иван, передаю тебе печь на эксплуатацию. – Любовно погладил Семён натруженной ладонью тёплый бок печки. - Печь получилась добротная.  Тебе три оборота поставил. Больше не нужно, а то сажей забиваться будет. Она и дров потребует немного, и плиту раскалит докрасна, и дом будет отапливать, как следует. Ты береги её, и главное запомни, что  всегда нужно топить помаленьку, не пережечь. А раз в месяц обязательно делай топку осиновыми дровами, чтобы дымоходы от сажи очистить.
    - Уж и не знаю, как тебя, Сеня, благодарить. Может, всё-таки, деньги возьмёшь за работу?
    - Не обижай меня, Ваня, не возьму. Я тебе ещё до конца лета должен водяное отопление собрать. Тоже сделаю. Будешь жить в тепле, да меня вспоминать. А, когда и зайду к тебе на огонёк, то, может, не прогонишь, а и рюмочку нальёшь. Посидим, поговорим, на печке чугунок картошечки сварим, да с селёдочкой и с солёными огурчиками скушаем. Вот и радостно мне будет.
    -  Не бойся, не прогоню, Степаныч, - рассмеялся Белов, - всегда будешь желанным гостем.
    - Да, Иван Григорич, я и батареи  тебе уже заготовил. Чугунные, настоящие. Правда, они не новые. Но я их промыл и прочистил. Ещё сто лет прослужат. Не сомневайся. Их с заграничными не сравнить. Тем специальная жидкость нужна, а наши на простой воде работать будут. И трубы у меня есть, и сгоны. Сделаю, как и печку, лучше, чем для  себя. И к котлу подсоединю. А твоя задача -  газ протянуть. Тогда систему и запустим.
    С газовиками у генерала так гладко, как с печником не получалось. Но всё-таки дело двигалось: к середине сентября, наконец, Белов получил на руки утверждённый экземпляр проекта «строительства газопровода - ввода и системы газопотребления», который позволил ему заключить  с «Межрайгазом» «Договор бытового подряда на выполнение строительно - монтажных работ подземного и внутреннего газопровода».    В Договоре  предусматривалось, что Белов за планируемые работы заплатит в кассу  шестьдесят три тысячи рублей, а службы «Межрайгаза» в срок до первого ноября уложат в траншею, выкопанную заказчиком самостоятельно,  газовую трубу длиной в 27,9 метра, а потом заведут её в дом. В документе особо было оговорено, что работы по врезке в действующую газовую трубу и пуску газа в стоимость работ не включены. Иван Григорьевич с трудом собрал и заплатил затребованные деньги. А  к десятому октября, дате согласованной с газовиками, выкопал траншею, наняв для этой цели рабочих. Ежедневно с утра старик звонил в газовую контору, напоминая о себе. И, каждый раз ему
обещали, что завтра, в крайнем случае, послезавтра по его адресу приедет бригада, которая в течение одного дня выполнит работу. Октябрь выдался дождливым и холодным. Стены траншеи стали осыпаться, а её дно наполнилось водой. В сухую погоду Белов одевал высокие, выше колен, рыбацкие сапоги и лез в траншею. Орудуя совковой лопатой, он, пока позволяли силы, очищал дно траншеи от скопившейся глинистой жижи. А на следующий день ехал на своих «Жигулях» по ставшей привычной дороге к Сутулову.
    -  Василий Васильевич, вы требуете, чтобы траншея была сухой и чистой. Я её с десятого октября стараюсь поддерживать в нормальном состоянии. Но, вы же понимаете, что дальше это невозможно. Ну, что? К кому мне идти? К кому обращаться?
    -   Успокойтесь, Иван Григорьевич. Всё сделаем. Нужно немного потерпеть. У нас тоже без проблем не бывает. Авария за аварией. Их же устранять нужно. А людей нет.  И потом, не вы же один газифицируетесь. А мы обслуживаем регион, где самые знатные и богатые люди живут. Но дойдёт очередь и до вас.
    И, действительно, в последних числах октября с утра  к подворью Белова подъехала  грузовая машина с установленной в кузове деревянной будкой, окрашенной в жёлтый цвет. Из будки, вслед за выброшенными на землю газовыми трубами, инструментами и различными приспособлениями для резки и сварки, выскочили три весёлых парня.
    - Отец, - сходу обратился к старику бригадир Сергей, - у вас электричество есть? А удлинитель? А рулетка пятиметровая? У нас то это всё было. Но по точкам, по траншеям  мотаемся за копейки, дня и ночи не видим, инструмент и теряется.
    -  Ребята, обеспечу вас всем необходимым, не беспокойтесь. Вы мне сегодня праздник устроили.
    -   Какой, батя?
    -   Какой, спрашиваешь? Вы приехали. Вот какой. Я  вас с десятого октября жду.
    -   Да, не от нас это зависит, отец. Мы каждый день вкалываем там, куда пошлют.
    Сергей быстро расставил своих людей по участкам работы, досадливо вздохнул, осмотрев залитую водой траншею, но замечания по её состоянию не сделал. В половине пятого вечера бригада собрала инструмент и стала готовиться к отъезду.
    -  Батя, у нас наряд выписан на два дня. Завтра закончим. Мы часть своих труб и железок на дворе у вас оставим. Не возражаете?
    -   Оставляйте. А завтра точно будете?
    -   Приедем. Мы уже с начальством по мобильнику согласовали.
    На другой день бригадир, выполнив план, попросил старика расписаться в акте выполненных работ и коротко проинструктировал его:
    -  Отец, траншею разрешаю закопать, но не полностью. Оставьте два участка открытыми, один рядом со сто десятой трубой, а другой в месте сварки стыка. Приедет лаборатория и просветит специальным аппаратом стык, а потом, когда сделают заключение, можно будет это место тоже засыпать.
- Сергей, а что, есть сомнения?
      -     Да, нет. Сварил на совесть. Но не всё от мастера зависит. Тут и материал влияет, и дождь. Конечно, в сухую погоду получается лучше. Но мы давление в трубе подняли. Проверили. Держит нормально.
      Бригада уехала, а Белов надев рукавицы, взял в руки совковую лопату и комьями смёрзшейся земли стал засыпать траншею.
      Утром  старик, дозвонившись до Сутулова, поблагодарил его за работу бригады и попросил прислать лабораторию.
      -  Сделаю, товарищ генерал, лаборатория у нас на ходу. Ждите её в среду. Она частный сектор по средам обслуживает. Да, Иван Григорьевич, неплохо бы вам время выбрать, да как  нибудь ко мне заскочить. Мы же дальше должны дело делать, а для этого требуется договора заключить, да под них деньги проплатить.
- Василий Васильевич, я уж думал, что всё заплатил. Знаете, сколько денег ухнул?      
      -  Примерно, знаю. В сто тысяч уложились?
   -  Нет, не уложился. Сто одиннадцать тысяч уже ушло.
      - Ничего, Иван Григорьевич. Я вас предупреждал, что газ - дело нужное, просто, жизненно необходимое, но очень хлопотное, и не дешёвое. Не каждому оно по плечу. Но у вас самые большие расходы позади. Теперь остаётся мелочёвка: врезать вас в линию и пустить газ. Но, прежде, нужно заключить с нами договора на монтаж и пуско - наладочные работы отопительного оборудования, на его обслуживание и ремонт, и, наконец, на подачу природного газа.
      -  Василий, так это сколько ещё денег потребует?
      - Думаю, что тысяч сорок - пятьдесят набежит. Товарищ генерал, вы чего плохого не подумайте. Мы лишнего не возьмём. В смете расценки из прейскуранта «Облгаза».  Проверить можете.
     Многоопытный Сутулов оказался прав. По договорам, на  необходимость заключения которых он указал, Ивану Григорьевичу насчитали почти сорок три тысячи рублей. Расстроенный старик снял со своего счёта последние деньги, пятьдесят тысяч, оставленные на всякий случай, в том числе, и на случай скоропостижной кончины, и всё таки расплатился с газовиками.
     - Никак нельзя мне сейчас умирать, - грустно думал Белов. - Остался без копейки. Конечно, если умру, ветеранские организации и Министерство обороны похоронят. Но и на дочку с зятем большая денежная нагрузка ляжет.  А они сами едва концы с концами сводят.
     В ближайшую среду к дому Белова на автомобиле - лаборатории прибыл молодой человек, который с помощью специального аппарата в течение десяти минут просветил стыковочный шов и, заявив, что результат будет письменно сообщён в газовую службу,  уехал.
     -  Не повезло Вам, товарищ генерал, - во время  очередного телефонного разговора огорчил старика Сутулов, - стык в трубе плохо проварили. Будем переваривать. Серёга, вроде, опытный специалист, а, вот, на тебе, брак допустил. Мы его уже квартальной премии лишили, хотя понимаем, что и на старуху бывает проруха.
     -  Плохо. А мне то, что делать? Когда теперь  бригаду пришлёте, Василий?
     - Нынче у нас, какое? Четырнадцатое ноября. Вот, время летит. Уже Новый год на носу. Иван Григорьевич, я на ту неделю на вторник запланирую. Ждите. Да, товарищ генерал, Вы траншею не засыпали?
     -  Засыпал. Два места оставил открытым. Там, где врезаться в сто десятую трубу, и там, где сварной стык.
     -   Иван Григорьевич, ну, как же так? Кто же это Вам разрешил? Ведь трубу надо будет откопать, место сварки поднять над землёй, хотя бы на высоту табуретки, стык переварить и только потом  заложить  в траншею.
     -   Василий Васильевич, Сергей мне разрешил.
     -  Товарищ генерал, кто такой Сергей? Обыкновенный рабочий. Нужно было бы Вам у меня спросить, ведь каждый день созваниваемся. Ну, ничего. Я этого Серёжу заставлю самого трубу раскопать.
     За последующие две недели газовики устранили брак и, повторно проверив лабораторией  состояние стыка, сделали положительное заключение.
     В конце  ноября в Подмосковье выпал долгожданный первый снег. Он накрыл белым тонким покрывалом грязную, чёрную и неприглядную землю.  Больше всех наступлению зимы обрадовалась Ласка. Она то носилась по подворью, то, играючи, перепрыгивала через невысокую ограду и стремительно мчалась по заснеженному полю за воображаемым зверем, а, потом, натешившись вдоволь, довольная, возвращалась домой к хозяину. Старик, строго выполняя указания  Семёна Степановича, аккуратно, два раза в день, топил новую печку.
     -  Иван Григорьевич, вы завтра на даче будете? – дозвонился до него Сутулов.
     -  Да. Я вам говорил, Василий, что на даче живу постоянно.
    -  Зима наступила, товарищ генерал, думаю, может,  вы в Москву уехали, в городскую квартиру. Прогноз слышали? В ближайшие дни холода до двадцати градусов обещают. Я вот по какому поводу вас беспокою: не возражаете, если я завтра с утра к вам бригаду пришлю? Они за день врезку сделают и газ пустят.
   -  Буду ждать, Василий Васильевич. Честно говоря, я уж и надеяться перестал.
   - Да, что вы, Иван Григорьевич. Завтра ребята отработают, вы не стесняйтесь, мне позвоните, всё ли нормально. А на той неделе я вам других спецов пришлю. Они вам газовую плиту включат, котёл отладят и отопление пустят. И книжку для оплаты за газ по счётчику  вам привезут. Новый год, товарищ генерал с новым отоплением будете встречать, я гарантирую.
    Утром следующего дня бригада газовиков во главе с Сергеем, ёжась от холода, выполнила запланированные работы и тщательно проверила по приборам величину давления в газовой трубе.
   -   Всё нормально, отец, утечки нет. Вы меня  за стык простите. Но, если что, то мы ещё приедем. Вы только в контору не звоните. А мне напрямую. Вот, я мобильник свой записал. – Бригадир протянул листок бумаги с номером телефона. 
   -   До свидания, ребята. – Пожал на прощанье  каждому из парней руку старик. – Я зла на вас не держу.  Будьте здоровы.
   Созвонившись с Сутуловым, Белов поблагодарил его за выполненное обещание.
   -  Ну, что, Иван Григорьевич, я запланировал последний аккорд на вторник на пятое декабря. Вводную бригаду пришлю. Желательно, чтобы вы к себе на это время мастера-теплотехника пригласили, который вам систему отопления монтировал. Пусть он вместе с моими ребятами отладку проведёт. Вы найти его сможете?
   -  Смогу. Он местный. Буду ждать, Василий. Не подведи.
   Рано утром пятого декабря Белов прогрел «Жигули», посадил рядом с собой  Ласку и поехал в деревню Назарово за мастером. Семён, заранее оповещённый лесником, услышав шум  автомобильного мотора, гостеприимно распахнул дверь, приглашая войти в избу.
   - Нет, я тебя, Степаныч, здесь  подожду. Собирайся. А Ласка пусть побегает, разомнётся.
   Старик выпустил на волю собаку, которая с большим интересом стала обследовать окрестности, иногда поглядывая на хозяина. Минут через десять Семён, одетый в стёганую фуфайку и  в начищенные ваксой лётные меховые сапоги, подаренные ему Иваном Григорьевичем, вышел на улицу. Опущенные клапаны солдатской шапки, водружённой на голову, как крылья у птицы, взмахами сопровождали  его шаги. В каждой руке он нёс по небольшой хозяйственной клетчатой сумке.
   -  Давай в багажник поставим, Григорич. В одной то у меня инструмент, а в другую хозяйка собрала провиант. Отопление пустим, тут уж ты, Иван, не отвертишься, обмывать будем.
   - Обмоем,  Семён Степанович. И стол я накрою. И водки, и продуктов заготовил достаточно. Так, что ты напрасно беспокоишься.
   -  Да, ладно, закуска лишней никогда не бывает. Зови собаку и поехали.
   Войдя в остывающий дом Белова, Семён, первым делом, разделся, переобулся в домашние тапочки, предусмотрительно привезённые с собой, и растопил  печку. Затем тщательно осмотрел отопительную систему, проверил количество залитой в неё воды, слазил по лестнице  на утеплённый чердак, где  убедился в готовности к работе расширительного бачка.
   - Сделано путём, Ваня, - доложил, удовлетворённый результатами обследования, мастер. - Я могу тебе систему и сам запустить. Но порядок такой, что это должны делать газовики. А потом они ещё должны с тобой и акт подписать. Поэтому подождём.
   Чайник на плите закипел, и Белов предложил позавтракать и попить чаю. После чаепития  мастер вышел на веранду покурить, а старик убрал посуду  со стола. Наконец, появилась долгожданная бригада газовиков, состоящая из двух человек.
   - Семён Степанович, - засмеялся  бригадир, - куда бы мы не приехали, везде на тебя нарываемся. Ну, что, к запуску готов?
   - Всегда готов, Петя. А ты меня на работу к себе в штат зачисли, - поддержал шутку газовика умелец, - хотя бы на полставки. Тогда тебе никуда ездить не придётся.  Будешь сидеть в кабинете, да бумажки подписывать, а я дела делать.
   -  Ну, вперёд! - Пётр включил водяной насос, прокачивающий воду, поворотом ручки крана подал газ к форсунке и зажигалкой поджёг его. Синее  пламя с лёгким шипением устремилось к нагревательным элементам, насыщая их своей энергией. Горячая вода под давлением потекла по линии нагнетания в чугунные батареи, нагревая их, и одновременно вытесняя из них в возвратную линию воду менее нагретую. Через полчаса  отопительная система прогрелась и заработала на полную мощность. Газовики после короткого инструктажа, собрали акты, подписанные стариком, отказались от предложенного чая, попрощались и уехали.      
   -  Дело очень большое сделали, Сеня. Спасибо тебе.  И время к обеду. Я думаю, что можно и стол накрывать.
   -  Иван, дело обыденное. Это моя работа. Обмыть, конечно, нужно. Но лучше, чтобы день не терять, вечерком. А щас я, Григорич,  на дачу к одному академику хотел бы сбегать. Тут неподалёку. Камин у него дымит. Пообещал посмотреть. Не я кладку делал, а фирма. А ремонтировать мне придётся.
   -  Семён,  давай, я тебя подвезу. И приеду за тобой.
   -  Нет, Ваня. Я на такси разъезжать не приучен. Пешочком то оно полезней. Жди часам к шести. Может чуть раньше. Да, и всё, что в сумке есть, чтобы на столе было. А то обижусь.
    Оставшись один, старик подошёл к котлу, сел на табуретку и стал наблюдать за его работой. Газ периодически вспыхивал огненным шаром и, погорев непродолжительное время, также резко угасал. Старику казалось, что он физически ощущает элементарно простую работу системы, чувствует как термопара, измерив температуру нагретой воды, сравнивает её с установленной на датчике и, в случае несоответствия, выдаёт команду на включение газовой форсунки.
    Пообедав на скорую руку и покормив свою любимицу, Белов вышел на свежий воздух и прогулочным шагом пошёл по протоптанной тропинке, петляющей по уцелевшему от застройщиков полю. По мобильному телефону он позвонил дочери, обрадовав её известием о пуске системы отопления. После недолгого размышления позвонил Сутулову и  поблагодарил его. И хотя в разговоре он старался  казаться довольным, но для себя понимал, что газификация принесла ему не радость, а огорчения. Ласка, чувствуя настроение хозяина, несколько раз подбегала к нему и, высоко подпрыгнув, ухитрялась лизнуть в лицо. Иван Григорьевич, делая вид, что хочет поймать любимое  животное, руками обнимал лайку, пропуская между  пальцев  подшёрсток, загустевший от холодов, плавно переходящий в тугую и мягкую, блестящую, как шёлк, шерсть.
     Возвратившись домой, старик снова подошёл к неутомимо работающему котлу, проверил по приборам рабочие параметры и стал готовиться к праздничному ужину.  Он спустился в подвал, набрал из ларя для хранения овощей в пустое ведро немного   среднего размера картошки, положил в него несколько луковиц и головку чеснока. А в пустую хозяйственную сумку поставил закупленные в магазине съестные припасы: помидоры и огурцы, свежие и консервированные, солёные и маринованные грибы, икру кабачковую, большую пластиковую банку с приготовленной селёдкой, мочёные яблоки и мёд. Подняв продукты на веранду, Иван Григорьевич, чтобы лишний раз не выходить на улицу, принёс из дровяного сарая  три вязанки дров и сложил их у печки. Он разделся, и, первым делом, вымыл и почистил картошку.  Потом сложил её в чугунок и залил почти до верха колодезной водой. Раздвинул стол, накрыл его клеёнчатой скатертью и поставил на нём приборы на три персоны, извлёк из холодильника  мясные продукты, масло сливочное и подсолнечное,  нарезал некрупными ломтиками чёрный хлеб,  почистил лук и чеснок.  « Ну, - стёр пот со лба старик, - вроде должно хватить. А, если, что и забыл, то мужики подскажут». В половине пятого вечера он поставил на самую маленькую мощность газовый котёл и затопил печь.
    -  Правильно сделал, что печку затопил, - похвалил Белова вошедший Семён Степанович. - Можно картошку, конечно, и на газовой, и на электрической плите сварить, и на чём хочешь. Но самая вкусная варёная картошка получается в печке. Ставь чугун.  Ваня, а где  мои припасы? Я же тебя просил на стол выставить. Видишь,  какой ты непослушный. - Семён выскочил на веранду, принёс оттуда свою сумку и стал выкладывать из неё на свободную часть стола свёртки, банки, пакеты.
  -  Куда ты, Сеня? У меня продуктов на десятерых хватит.
  -  Умный ты, Ваня, мужик, и образованный, а смысла жизни понять не можешь. Ты зачем сюда, в деревню, приехал? Почему тебе в городе на всём готовом не живётся? А? Да, потому, что призвала тебя мать-природа к себе. И чем ближе человек к концу своему подходит, тем больше ему хочется к земле-матушке прислониться. - Философствуя,  словоохотливый печник, сноровисто раскладывал по мискам и тарелкам соленья: белые грибы и опята, ярко красные, набравшие сок, помидоры, ядрёные огурцы, сочную квашеную капусту с капельками клюквы. - И питание должно быть в деревне деревенское, натуральное, запашистое. - Продолжал он. - Ты сравни мой огурчик с фабричным. Ведь, когда фабричные солят, тоже пихают в рассол всякую всячину. А запах противный. А мой возьми. - Семён взял из миски солёный огурец и с шумом потянул в себя воздух. - Чем пахнет? - Протянул он огурец старику. - Огурцом солёным он пахнет. Грядкой, на которой  вырос. Дождём, который его поливал. Солнцем, которое его лучами своими согревало. Травами, которые рядом с ним жили. Руками Пелагеи Петровны моей, которая от сорняков его сберегла и засолила, как следует.  А ты, Ваня, далёк от этого. Стол накрыл по-городскому. Я тебе не перечу. Ты хозяин. Просто  тебя своим продуктом угощу. - Семён, не прекращая рассуждений, разрезал на тонкие ломтики шмат сала, разогрел сковородку и поставил на горячую плиту жарить куски свинины. - Пока поджарится и Коля подойдёт.
   -  Не будет Николая, Сеня. Перед твоим приходом позвонил он мне, предупредил, чтобы не ждали. У него своих неотложных дел полно.
   -  Ну, что ж, он на службе, не на пенсии. Его понять можно.
   Степанович полностью взяв инициативу на себя, слил из чугунка бурлящую воду, выпарил на краешке плиты её остатки, и, когда картошка разомлела, поставил парящий чугунок на деревянную подставку в центре стола. Иван Григорьевич достал из холодильника бутылку перцовой «Путинки», скрутил головку и разлил водку по маленьким стаканчикам. А Семён, положив по несколько картошек в тарелки, прикрыл чугунок чистым вафельным полотенцем.
    -  Ну, Иван, с праздником тебя, с газом в  твоём доме. Будь здоров.
    Старики чокнулись и выпили по чуть-чуть. Возраст и состояние здоровья давно приучили их обходиться без спиртного. Они могли обойтись без него и сейчас. Но, соблюдая традиции, подносили к губам стаканчики, создавая видимость употребления. Разговор, который они вели, касался многих сторон жизни, и то убыстрялся, а, иногда, протекал совсем медленно. Так, небольшие речки в средней полосе России, широко разливаясь на плёсах, замедляют своё движение, и медленно, и величаво несут вниз к слиянию с другими реками свои воды, а потом, русло сужается холмами, и течение обретает стремительность.
    -  Хороший ты мужик, Иван Григорич. Настоящий. И, вот я что подумал: горячая вода у тебя теперь в доме есть, а холодной нет. За весну - лето я тебе холодную линию брошу. Насос в колодец поставлю, трубу от колодца до дома в траншею заложу поглубже, чтобы зимой не разморозило. Кран откроешь, насос включится, и воду тебе подаст. А если холодная вода будет, то можно будет и унитаз, и канализацию смонтировать.
     -  Это было бы неплохо. А сток куда?
     -  Как, куда? В сточный колодец. Выкопать придётся кольца на четыре. А из колодца ассенизационная машина раз в год будет нечистоты забирать.
     -  Будь здоров, Сеня. За тебя, Мастер с большой буквы. За твою светлую голову,  руки золотые,  за твою порядочность.
     Старики  пригубили водку и продолжили разговор.
     -  Без тебя, Степаныч, не было бы у меня отопления. Тыщу раз тебе спасибо говорю и в ноги кланяюсь.
     -  И тебе спасибо, Ваня, за оценку. Только, если бы не  я, так другой сделал бы. Незаменимых нет.
     -  Другой сделал бы. Но за большие деньги. А у меня они уже закончились. И к весне- лету, как ты говоришь, мне деньги ни на насос, ни на трубы, ни на канализационные кольца не найти. Все накопления, которые после смерти Марии Васильевны оставались, за подводку газа заплатил. Гробовые оставлял на всякий крайний случай, и их пришлось потратить.  Да в долги ещё залез.
     -  Ваня, а, если не секрет, газ тебе во сколько обошёлся?
     - Какие могут быть секреты, двести тысяч рубликов, без стоимости плиты газовой, счётчика и котла.
     -  А вкруговую?
     - За всё, про всё, двести двадцать четыре тысячи рублей и ещё справку купил за десять тысяч долларов.
     -  Быть не может, Ваня, чтобы так дорого.
     - Оказывается,  может, Степаныч. – И  Иван Григорьевич, сам не зная почему, стал рассказывать печнику свою историю газификации. Семён,  переживая, ловил каждое слово, глаза его увлажнились. Он сдерживал себя, сжав пальцы в кулаки. И Белов почувствовал, что этот сухонький мужичок, сидящий напротив, простым человеческим вниманием и сочувствием облегчает его душу от тяжкого бремени переживаний, накопившихся в последнее время из-за причинённой ему несправедливости.
      -  Ничего, Ваня, крепись. Ты в Бога веришь?
      -  Нет.
      - Плохо. Но не в этом дело. Господь, помяни моё слово, всех этих  сволочей накажет. А тебе я помогу и водопровод, и канализацию наладить. А материалы, которые нужно, для тебя расстараюсь,  найду. Ваня, а как же с долгом? 
      - Отдам до Нового года. Сам знаешь,  что иметь просроченный долг - плохая примета.
      - Вот видишь,  Григорич,  а говоришь, что в Бога  не веришь, а приметы - не что иное, как предупрежденье Божье.
      - Я неверующий, Семён, но суеверный. И в неписаные законы или в приметы, которые каждой опасной профессии присущи, верю. Например, каждый лётчик знает, что тринадцатого числа и в день рождения лучше не летать, что перед полётом  нельзя фотографироваться, что на аэродроме женщинам нечего делать.
      -  Ваня, вот ты Герой, смелый человек. А, честно скажи, тебе когда  нибудь страшно было? И, вообще, ты смерти боишься?
      - Страх, Сеня, такая штука, что его не избежать. Инстинкт самосохранения заставляет пугаться опасности. Но мандраж преодолевается усилием воли. А потом, понимаешь, воздушный бой, это не бой рыцарей или воинов один на один, где можно полагаться только на себя, на свои силы и ловкость. Представь себе, что в ограниченном пространстве сходятся десятки мужественных, отлично подготовленных,  воздушных бойцов. Небо вокруг этого клубка истребителей сверкает от трасс снарядов и пуль. И неминуемы ситуации, в которых не всё зависит от тебя. Меня тоже два раза подбивали. Первый раз «Сейбр» крыло моего «МиГа» изрешетил, керосин из бака струёй полился. Еле до аэродрома дотянул. На посадке двигатель выключился из-за полной выработки топлива. А второй раз, похуже. Я увернуться не успел, и он рубанул по мне длинной очередью. Разбил фонарь, осколки в лицо попали, поранили, и двигатель повредил так, что он заглох. Я успел развернуться в сторону аэродрома, резко снизился и катапультировался. А он, подлюка, так хотел меня убить, что обстрелял,  висящего на парашюте. По мне промазал, а купол пулями прожёг. А от второго захода меня облака спасли. В лётной среде на такие поступки только фашисты и американцы способны. С тех пор я американцев ненавижу, как подлых и бесчестных людей. А про смерть? Сейчас, я её не боюсь. Смерть страшна, когда  она приносит несчастье близким людям. А теперь то, что? Я своё пожил. Мне в этом году семьдесят четыре стукнуло. И мои близкие понимают, что немного лет мне осталось. Хотя, честно сказать, больших изъянов в здоровье не чувствую. А, когда воевал, я тоже смерти не боялся. Я боялся другого, того, что страшнее смерти, плена. В то время мы летали на больших высотах вблизи тридцать восьмой параллели. Подобьют, ранят, потеряешь сознание и окажешься на территории врага. Никто, конечно, тебя пытать не будет. Но разведка сразу установит, китаец ты или нет.
   -  Подожди, Иван, я тебя не понял. А при чём здесь китайцы?
   -  Знаешь, Степаныч, официально в войне на Корейском полуострове Советский Союз участия не принимал. И мы летали там, прикрываясь легендой, что это китайские добровольцы. И, если бы кто - то из нас попался, то создал бы прецедент, международный скандал. Союз, конечно, от этого лётчика отрёкся бы.  А семью этого парня сгноили бы.
   -  А ты сколько американцев сбил?
   -  Записаны пятнадцать. А на самом деле больше.
   -  Как это?
   - Понимаешь, Семён, нужно доказать, что сбил. Стреляешь из пушки, включается фотопулемёт, который фиксирует атаку. Стрельбу закончил, и фотопулемёт выключился. А  фотографий, как горит самолёт, как разваливается в воздухе, как правило,  нет. Поэтому ищут  обломки сбитого самолёта на земле, сопоставляют факты и делают вывод, что, действительно, сбил ты.
    -  А лётчиков ты, что, убил?
    -  Кого - то, наверняка,  убил, а кто - то катапультировался из неуправляемого самолёта и жив остался. Точно, не скажу. Но закон авиации: не добивать покинувшего самолёт, мы никогда не нарушали. Давай, Сеня, помянем моих товарищей, всех тех, кто погиб в бою, умер от ран, скончался от болезней.
    Старики поднялись и, помолчав минуту, сделали по небольшому глотку водки. Закусив, печник засобирался домой.
     -  Куда ты, Сеня, оставайся, у меня заночуешь. Посидим с тобой, поговорим, чайку попьём. С тобой хорошо. А то я один да один, как бирюк.
     -  Нет, идти надо. Время то уже пол девятого. Домой не приду, жена забеспокоится, искать пойдёт. 
     -  Ну, смотри, как знаешь. Тогда мы тебя с Лаской проводим. И я свежим воздухом подышу.
     Старики вышли на улицу. Декабрьский морозный воздух, попав в лёгкие, вызвал  у них прилив сил. Лайка, бурно выражая свою радость, стремительно уносилась вперёд к асфальтированной дороге, освещённой рядом фонарей, затем мчалась назад, подбегала к хозяину, подпрыгивала и, заглядывая в глаза, старалась лизнуть в лицо. На половине пути до Назарово Семён Степанович остановился, поблагодарил Белова за угощение и проводы и попросил его  возвращаться назад.
   «Плохая примета, плохая примета, плохая примета» пульсировала одна и та же мысль в голове Ивана Григорьевича при возвращении домой. «Нужно отдать долг, оставить мысли о причинённых обидах, не травить себе душу, проводить этот тяжёлый год, а Новый год, год семидесяти пятилетия начать с чистой совестью и с чистого листа».
     На другой день Белов, приехав на «Жигулях в Москву, поставил машину на  стоянку у дома, зашёл в пустую квартиру, попил чаю, переоделся и на метро доехал до станции Смоленская. Поднявшись наверх, он прошёл по тротуару Садового кольца, обогнул «Макдональс», повернул налево, вышел на Старый Арбат и неторопливо зашагал по отполированной тысячами подошв за десятки лет  брусчатке. На этой улице  Ивану Григорьевичу  приходилось бывать не часто: несколько раз он приезжал сюда с женой в театр имени Вахтангова и в Пушкинский музей, а во времена безденежья, как и многие другие военные, по сути за копейки,  отдавал здесь барыгам добротную военную форму и обувь.
   -  Каждый кулик своё болото хвалит, - поравнявшись с памятником  Окуджавы, подумал о поэте старик. Ничего хорошего и значительного в этой улице, ставшей знаменитой потому, что на ней в съёмной квартире жил гениальный Пушкин со своей супругой Натальей, Белов не находил. Невысокие тускло серые дома, стоящие на обочине, грязно серые переулки, разбегающиеся по сторонам, сизая пелена городского смога, перемешанная с туманом и висящая между землёй и мрачным низким декабрьским небом,  вызывали у него тягостное предчувствие. Особенно удручали Ивана Григорьевича торговые палатки, установленные прямо посреди улицы. По замыслу городских властей  ассортимент этих торговых точек должен был удовлетворить спрос иностранных туристов на русские сувениры. В качестве сувениров продавцы, в основном лица кавказских национальностей, предлагали широкий выбор деревянных поделок: разнообразные наборы матрёшек, как натуральных, так и пародирующих известных политических деятелей,  блюд, тарелок, ковшей и ложек. На прилавках лежали иконы и церковная утварь сомнительного происхождения, выдаваемые за  действительные, написанные в прошлые века. Пёстрая печатная продукция рябила глаза.  Не успевшие прославиться художники, с заросшими густой растительностью физиономиями,  мёрзли на ветру, периодически протирая от влаги,  выставленные на продажу картины, в ожидании своего звёздного часа. Владельцы нескольких палаток выставили на всеобщее обозрение и продажу атрибуты сокрушённого Советского Союза, пользующиеся неизменным успехом у иностранцев: солдатские и офицерские шапки-ушанки, пилотки и фуражки, полковничьи папахи, двупалые рукавицы, сапоги и валенки огромных размеров, бушлаты, шинели и плащ-палатки,  генеральскую и адмиральскую одежду и обувь. Отдельно висели элементы лётного снаряжения: комбинезоны и противоперегрузочные костюмы, шлемофоны и защитные шлемы, кислородные маски и полётные ботинки, унты и меховые сапоги. Наконец, Иван Григорьевич вышел к нужному объекту, к торговой точке, в которой хозяйничала Ганна, плотная, высокая и широкая, как шкаф, хохлушка.
    - Ганна, здравствуйте, - поприветствовал её старик.
    - Будьте здоровы. Навроде,  лицо мне ваше знакомо. Вы у меня, раз по имени кличете,  бывали, наверно? – Взмахнув руками, заговорила продавщица. – А я, вот память стала дырявой, помню вроде вас, а по имени не припомню.
    -  Иваном Григорьевичем меня зовут.
    -  А, вспомнила.  Вы генерал. Я ещё у вас шинельку, да сапожки, да фуражечку, да  кителёк с листочками, да ещё мелочишку всякую выкупала. Иван Григорич, навар хороший я с вашего товара имела. Давненько, правда, это было. Да, наверное, чуть ли не лет ли пятнадцать тому? Может, ещё чем порадуете? Щас, цены то подскочили. Я хорошо заплачу.
   -  Нет, Ганя, я по другому вопросу. Слышал, что тут и орденами, и медалями торгуют.
   -  Да чем тут только не торгуют. А ордена и я у вас принять могу. И знаки какие. Щас всё хорошо идёт. Особенно, если фронтовое, и эмблемы, и погоны. Чем старее, тем лучше. Простые звёздочки и те  скупаем. Так, что, если принесли, то говорите. Не обижу.
   -  Ганя, я  Звезду хочу продать.
   - Фронтовую возьму за сто рублей. А современная не подойдёт, её можно в любом магазине купить. Да, вы показывайте. Я гляну.
   -  Ганна, вы меня не совсем поняли. Я не звёздочку хочу продать, а  Звезду Героя.
   -  Да, вы что? Господь с вами. А Звезда чья? Ваша? А вы, что, Герой?
   -  Герой, - серьёзно ответил Белов. – И Героем останусь независимо от того, есть у меня золотая Звезда или нет. И замена для Звезды есть, её копия, муляж.
   - И то, правда.  Помрёте,  не дай,  Бог. – Хохлушка истово перекрестилась. – Прости меня, Господи, все мы там будем. А кому Звезда достанется? В музей, небось, заберут. А она больших денег стоит. Слышала я, что они у нас очень редко в обращении, но бывают. Не вы один в нынешнее время в нужду скатились.
   -  Так, как, Ганя?
   -  Нет, Иван Григорич. Такую вещь редкую и дорогую я выкупить не смогу.  Но, если хотите, сведу с одним человеком. Правда, хачик он.  Давненько на Арбате он и фарцовкой, и побрякушками занимается. Может,  денька через три подойдёте, да потолкуете с ним? А я его предупрежу.
   -  А сегодня поговорить нельзя?
   - Не знаю. Нынче здесь ли он? Он же мне не докладывает. Но, раз просите, то постараюсь отыскать. Иван Григорич, вы в кафе зайдите, отдохните. А где – то через минут сорок, часик, ко мне снова подойдёте.
    Белов вошёл в кафе - хауз, расположенное неподалёку, повесил на вешалку куртку, вложил в рукав шапку, помыл руки, высушил их у электрического полотенцесушителя, пригладил волосы и прошёл в полупустой зал. Подошедшая  девушка - официантка приветливо поздоровалась с ним и предложила меню.
   -  Девушка, я хотел бы чашечку кофе выпить. Сколько она будет стоить?
   - Самый недорогой чёрный экспрессо стоит сто пятьдесят рублей. Вы извините, у нас фирменное кафе, поэтому цены высокие.
   -  А сок?
   -  Выпейте апельсиновый. Он хорошо освежает и стоит всего семьдесят рублей.
   -  Хорошо, - улыбнулся девушке Иван Григорьевич, - я всё - таки выбираю кофе.
   Через пять минут девушка подала старику на одном блюдечке большую чашку ароматного кофе с серебряной ложечкой, а на другом, покрытом салфеткой, два пакетика сахара, маленький контейнер со сливками и несколько кружочков печенья.
   -  Здравствуйте, - поприветствовал Белова, подошедший вслед за официанткой стройный молодой  человек, одетый  в чёрный костюм, строгость которого подчёркивала белая   манишка и галстук - бабочка.  - Меня зовут Евгений. Нам очень приятно, что вы выбрали наше кафе. И мы угощаем вас  бесплатно. Пожалуйста, в любое удобное для вас время заходите. Обслуживание таких посетителей, как вы, для нашего заведения является большой честью. Вы не стесняйтесь, всё, что вы пожелаете Ирина вам принесёт. А это карточка почётного посетителя, -  Евгений положил карточку на столик, - на тот случай, если вы к нам придёте без награды. Приятного аппетита.
    Ира, понимая, что старику кроме кофе хотелось бы в тепле скоротать время, принесла ему целую кипу  газет: Известия, Новые известия, Газету, Ведомости, Время новостей, Независимую, Московскую правду, Невское время, Парламентскую и РБК daily.
   -  Извините, у нас только эти свежие газеты. Но, если Вы хотите какую   нибудь  другую  почитать, то мы сейчас за ней пошлём.
   -  Нет, этого достаточно. Спасибо.
   Проведя целый час в кафе,  Иван Григорьевич поблагодарил гостеприимный персонал, оделся и направился к  Ганне. 
   -  Ганна, ну, что, нашла?
   - Да, вот он, - указала взглядом женщина  на стоящего на тротуаре чернявого и смуглого широкоплечего мужчину средних лет, одетого в щегольскую дублёнку с поднятым и закрывающим большую часть лица воротником. Чернявый, увидев старика, подошёл к нему и коротко представился: Мамед. Белов назвал себя.
   -  Слушайте, Иван Григорьевич, - с заметным акцентом заговорил Мамед, - Ганя мне сказала о вашей просьбе. Вопрос непростой. Он требует обсуждения. Давайте отойдём в сторону. - Мужчины медленно двинулись вдоль улицы по направлению к Смоленской площади. - Понимаете, я иду на большой риск, покупая вашу награду. Это действие уголовно наказуемое. Я имею юридическое образование и уголовный кодекс знаю. Но есть вариант: если попадёмся, то вы подтвердите, что заняли у меня деньги в долг, заложив  Звезду. Хотя, вы сами понимаете, что Звезду я вам уже не возвращу. Слушайте,  она пойдёт в оборот. Если вы согласны, то будем говорить о цене.
   -  Согласен.
   -  Иван Григорьевич, а в каком году вы Героя получили,  и номер Звезды помните?
   - В 1953, а номер? Честно говоря, нужно посмотреть. Но с собой у меня её нет. На пиджаке я копию ношу. На ней номер не нанесён. А настоящую храню в надёжном месте. А зачем вам?
   -  Я вам верю, но я же должен с нумизматами проконсультироваться. Слушайте, от вас же справку не потребуешь, что она не поддельная. Сколько вы хотите за Звезду?
   -  Мамед, я смотрел не так давно телепередачу про награды. Так вот, стоимость Звезды на чёрном рынке называлась равной пяти тысячам долларов.
   -  Иван Григорьевич, вы хотите получить пятёрку, а мои десять процентов?
   -  На меньшую сумму я не согласен. И, потом, награды имеют вечную ценность, которая год от года увеличивается.
   -  Хорошо. Но мне нужно несколько дней, чтобы подумать и деньги собрать. Слушайте, давайте условимся так: я вам позвоню через неделю во вторник. По телефону обговорим детали и в среду здесь, на Арбате встретимся. И, последнее, кроме Ганны,  кто нибудь ещё знает о вашей проблеме? Нет? Пообещайте мне, что никому о нашей встрече не расскажете. И будем встречаться только один на один.
   Старик пообещал. Но попросил созвониться в понедельник, а предполагаемую встречу перенести на день раньше, на вторник,  двенадцатое декабря.  Кавказец усмехнулся: «Слушайте, а что, тринадцатое, у русских по приметам, плохой день?», снял с руки перчатку, обнажив на пальцах синюю татуировку, записал номер его мобильного телефона,  и растворился в Арбатских двориках.
   Во второй половине дня в понедельник Мамед, выполняя обещание, позвонил Белову и обговорил с ним детали сделки. Во вторник, собираясь на Арбат, Иван Григорьевич достал из антресоли шкафа заветную красную бархатную коробочку, открыл её, вынул Звезду Героя и, положив на ладонь, долго её рассматривал, как будто видел впервые. А затем, положил коробочку со Звездой в нагрудный  карман меховой куртки. Неприятное предчувствие не давало ему покоя. Присев к столу, он написал записку дочери: «Дорогая доченька Лидочка! Я поехал на Арбат на деловую встречу. Возвращусь, самое позднее, к восьми вечера.  Будем пить чай.  Целую.  Папа».
    Мамед поджидал Ивана Григорьевича у памятника Пушкину, галантно стоящему рядом со своей супругой красавицей Натали.
    -  Иван Григорьевич, Звезда с вами?
    -  Да.
    -  Хорошо. Я  тоже деньги приготовил. Слушайте, давайте, зайдём в подъезд в соседнем доме. Я парня своего на входе поставлю, чтобы нам никто не помешал. Вы деньги пересчитаете, а я  Звезду осмотрю.
     Мамед открыл обшарпанную подъездную дверь и пропустил старика вперёд, а затем вошёл за ним сам. Тускло горящая под потолком электрическая лампочка  освещала окрашенные тёмно зелёной масляной краской стены, испещрённые различными рисунками и надписями, грязный давно не мытый пол и пролёт лестницы, ведущей на второй этаж.
    - Вот сюда, около лестницы станьте, здесь посветлее. Пересчитайте деньги, - протянул пачку покупатель. 
     Иван Григорьевич тщательно, отделяя одну купюру от другой, пересчитал доллары.
- Да, всё правильно, ровно пять тысяч.
- Тогда деньги спрячьте и Звезду давайте.
      Белов достал красную коробочку, открыл её и, не вынимая из неё Звезды, протянул кавказцу. Мамед достал из кармана дублёнки лупу и тщательно осмотрел награду.
      -  Верю, что настоящая, - сквозь приступ кашля, сказал он. – Кто - то сверху идёт. Отвернитесь, чтобы наши лица не видели. - Шёпотом попросил он Ивана Григорьевича. Действительно, на лестнице послышались приближающиеся шаги, и старик повернулся к ней спиной. В следующее мгновение страшный удар в затылок огненной гранатой взорвался в его голове, и он потерял сознание…
      « Где я? Что со мной? Как я его пропустил? Сам виноват, не досмотрел, а потом мало дал ноги, не успел уйти скольжением от его пулемётов. А почему такая боль в голове? А, да. Он, эта американская сволочь, добивал меня, висящего на парашюте. Парашют погас. И при падении я  ударился затылком о камень. А почему я ничего не вижу? Что, я ослеп? Нет. Это кровь заливает глаза. Ведь он своим залпом разнёс мне вдребезги фонарь и осколки стекла превратили лицо в месиво. Но меня спасут. Когда я падал, я помню, что успел развернуться на север от параллели. Я на своей территории. Нужно потерпеть, меня спасут, спасут, спасут».
     …В реанимационное отделение госпиталя имени Бурденко генерала Белова доставила дежурная бригада «Скорой помощи», вызванная случайным прохожим, который в поисках туалета, заглянул в подъезд и обнаружил там  двоих кавказцев, склонившихся над беспомощным человеком. Кавказцы, отворачивая лица, заявили, что обнаружили этого гражданина в обморочном состоянии и хотели ему помочь, но, видимо, уже поздно, и выскочили за дверь.  Золотую Звезду Героя, висящую на лацкане  пиджака, они снять не успели. Следователям, которым поручили вести возбуждённое уголовное дело по факту нанесения гражданину тяжких телесных повреждений, потребовалось немного времени, чтобы  установить личность пострадавшего.
     Генерал умирал тяжело. Чудодейственные лекарства и высококлассная медицинская аппаратура, на время усиливали деятельность сердца, лёгких, почек и других внутренних органов, и Иван Григорьевич выходил из обморочного состояния. Он понял, что с ним случилось, и где он находится. Ему не хотелось умирать, и хотелось всем сердцем верить лечащим врачам, которые  ободряли его и обещали, что обязательно вылечат. Но действие лекарств ослабевало, боль накапливалась стремительно, и он снова проваливался в беспамятство. Кровавая пелена тумана, застилающая его сознание иногда прояснялась и в его воображении, воображении умирающего человека, возникали обрывочные образы людей, которых он возненавидел: искажённое злобой лицо американского лётчика истребителя «Сейбра», обрушившего на него, беспомощно повисшего под куполом парашюта, огонь всех своих шести пулемётов, мерзкую усмешку Мамеда, потирающего татуированные пальцы, белобрысого Клюкина, брызгающего слюной: «Не дам ковырять трубу!», лживого Чумейко, выдыхающего изо рта вместе с клубом табачного дыма: «На коллегию», Профессора, протягивающего руку с норковой шапкой: «Герой, положи десять тысяч за справку».
     Дочка Лида с зятем Фёдором и детьми Колей и Верочкой приезжали в госпиталь, и даже, однажды, начальник отделения разрешил им побыть несколько минут у постели старика. Лидочка не смогла сдержать слёз и растрогала Ивана Григорьевича. А другим посетителям, в том числе и старинным друзьям генерала, прослышавшим о его беде, в свидании  было отказано. Единственное исключение было сделано медиками для молодой женщины,  следователя из милиции. Усилием воли старик выдавливал из себя слова, отвечая на её вопросы. По знаку врача следователь задала последний вопрос: «Иван Григорьевич, вы подтверждаете, что Мамед вас убил? Извините, я оговорилась, ударил, хотел убить?». «Да, - непослушными губами, еле слышно произнёс Белов, - он. – И с трудом добавил. - И система». «Что? Иван Григорьевич, я не поняла». «И система убила», - упрямо по слогам повторил умирающий.
    Начальник госпиталя, генерал медицинской службы, один из лучших светил мировой медицины, принимая непосредственное участие в лечении пострадавшего от преступника Героя, неоднократно проводил консилиумы,  на которых тщательно анализировалось эффективность проведённого оперативного хирургического и медикаментозного лечения. Но выводы, которые делали специалисты были неутешительными: удар, нанесённый тупым металлическим предметом (предположительно, кастетом) в затылочную часть головы причинил больному травму не совместимую с жизнью. Однако, несмотря на очевидность состояния здоровья больного, врачи ни на минуту не ослабляли своих усилий в борьбе за его жизнь.
    В понедельник Иван Григорьевич пришёл в себя, и врачи пропустили к нему женщину  следователя,  сопровождаемую мужчиной с заметной офицерской выправкой.
   -  Иван Григорьевич, - обратился к старику мужчина, взявший инициативу по разговору в свои руки, - ваше дело было взято на контроль прокуратурой. Я старший следователь прокуратуры Филимонов Вячеслав Борисович. Я предупреждён, что пока вы чувствуете себя неважно. Но дело идёт на поправку.  И все мы очень рады этому. Я пришёл сообщить вам о том, что мы успели сделать. Преступник, поднявший на вас руку, изобличён и арестован. Это известный нам Гасанов Мухамед Исмаил оглы. Кличка «Мамед». Ранее он дважды отбывал наказание в тюрьме. Будет осуждён вместе с сообщником и по закону наказан.  Звезду Героя и деньги мы у него изъяли. Пять тысяч долларов, которые вы одолжили у Вашего соседа Пулатова,  ему возвращены. Вот расписка. Я её здесь на столике оставлю. А ксерокопию дочери передам. Иван Григорьевич, у меня всё. Может быть у вас претензии к нам со Светланой Михайловной есть?
   -  Нет, спасибо, - с трудом вымолвил старик.
   - Иван Григорьевич, мы желаем вам скорейшего выздоровления. До свидания.
 И запахнув полы, накинутых на плечи белых халатов, следователи вышли из палаты.
   -  Вячеслав Борисович, а когда успели Гасанова арестовать? Мне об этом ничего неизвестно. - Недовольным тоном стала высказывать претензии женщина-следователь своему напарнику. -  И потом, даже если мы его найдём, то предъявить ему обвинение в покушении на жизнь генерала Белова, пожалуй, не удастся. Доказательств нет. Ганна, на которую ссылался Иван Григорьевич,  факт знакомства Белова с Гасановым не подтверждает. Видеокамеры на Арбате зафиксировали человека, идущего с Беловым, но эксперты по этим фотодокументам сделать однозначное заключение о том,  что это именно Гасанов, не смогут.
    -  Светлана, - зло улыбнулся Филимонов, - так  вы говорите, что доказательств нет. А яйца у него есть?
    -  Какие яйца? – переспросила Светлана.
    -  Обыкновенные,  как у всякого нормального мужика.
    -  Ну, - пожала плечами женщина, - наверняка, есть. А что это меняет?
    - Многое. Преступление он признает. А доказательную базу, так что комар носа не подточит, я обеспечу. И Ганна свидетельские показания даст, никуда не денется. Мне, Света, не таких  колоть приходилось.
    - Ну, ладно. Вы их расколете, а, вдруг на суде и Гасанов, и Ганна от показаний откажутся? Дело то, развалится.
    - Светлана Михайловна, что вы такое говорите? Те дела, которые я веду, развалить ещё никому не удавалось. И не удастся. А что касается этого урода Гасанова, то я, кроме уголовного права ещё  хорошо знаю воровские законы. Генералы преступного мира ему генерала - национального Героя, не простят. И я не прощу. Поэтому, как только мы его арестуем, то дни его будут сочтены. Вряд ли он до суда доживёт. А  ложь, Света, к вашему сведению,  обращённая на благое дело,  ложью, по большому счёту, не является. Белов не сегодня, так завтра скончается. Этого врачи не скрывают. Он военный человек, воин. И ему важно, чтобы отмщение его врагам наступило до смерти. Поэтому, я думаю, что  моё известие должно его успокоить. Пусть умирает спокойно. А Гасанова я через осведомителей вычислю и, хоть, из - под земли, но достану.
    -  А как же  деньги, Вячеслав Борисович?
    -  Вот с деньгами, как раз всё нормально. Я встретился с Пулатовым, его соседом. И он расписку написал без разговоров.
    -  И на него, наверное, надавили?
    - Нет, Света, - иронично усмехнулся следователь, - я чувствую обвинительную направленность по отношению ко мне в ваших рассуждениях.  И напрасно. Пулатову  я дал честное слово офицера, что деньги ему возвращу. А путей три: первый - через Гасанова, даст адресок, где спрятал, а если не получится, то поможет Ассоциация Героев России, я туда письмо уже отправил. А третий вариант, раз дал слово, то свои отдам. 
   -  Удивительный вы человек, Филимонов.
   - Переходите к нам на работу в прокуратуру, - заулыбался, довольный похвалой коллеги, мужчина. - У нас в прокуратуре все такие. Даже ещё лучше есть. Но, если серьёзно, Света, то помните, что сказал вам  генерал? Я прочитал в протоколе.
   -  Что?
   - Он сказал, что его убил не только Мамед, но и система. И мы с вами, Света, как представители правоохранительных органов, выполним свою задачу и рассчитаемся с Гасановым. А как быть со сволочами газовиками? Как быть с мерзавцами собственниками газовой трубы? Ведь из - за них, фактически, погиб Герой. Вот этих бы подлецов за яйца  взять. Да,  не удастся. Грустно от этого становится, Света.
    Организм Ивана Григорьевича был переполнен болеутоляющими лекарствами. Но боль не утихала и ежесекундно терзала каждую его клеточку, вызывая  ужасные мучения. К физическим мучениям добавлялись моральные в виде чередующихся перед глазами перекошенных и с трудом различимых лиц Мамеда, американца, Клюкина, лысого  Чумейко, Профессора и других врагов, которых генерал не мог опознать. В минуту душевной слабости, когда предел терпения оказался далеко позади, понимая, что уже никто и ничто не сможет ему помочь, вдруг, мысленно, генерал обратился к Богу. «Господи, может быть ты и есть, не знаю.  Но, если есть, то помоги мне. Я попал в беду.  Я умираю. Умираю от боли.  И прошу тебя помочь мне. Я устал от этих противных лиц убийц, негодяев и мерзавцев.  Они мучают меня. Я не хочу их больше видеть. И почему я не вижу свою жену, дочь, внуков, товарищей? Всех тех замечательных людей, которые меня всегда окружали? Я хочу быть с ними, хочу, чтобы они были со мной хотя бы в последние часы моей жизни. И ещё, дай возможность мне умереть в такой день, который в будущем не омрачит жизнь моим близким. И  последнее,  Господи. Не забудь про собаку. Про Ласку. Жалко, что она осталась без хозяина. Позаботься о ней. И разве я заслужил такое жестокое наказание? За что ты так меня наказываешь? За убийства? Да, я убивал людей. Но убивал таких же воинов, как и сам, в честном бою. И меня много раз пытались убить. И я не жалею о том, что  делал и как жил. А, если ты испытываешь меня, и посылаешь мне боль, как испытание, то я буду терпеть, пока не умру от неё».
     Видимо, всё - таки, есть Бог на свете. И не всегда делит он людей на верующих и неверующих. Все мы для него твари божьи. И,  по - разному, он к каждому из нас относится. К примеру, бывает так, что человек глубоко верующий и богопослушный, а преследуется ежедневными бедами и несчастиями.  И просит он Господа помочь ему, а ответа не получает. А другой, наоборот, возгордится положением, чинит людям притеснения, измывается над ними и над животными, калечит и убивает и тех и других, лба ни разу не перекрестит, а всю жизнь живёт себе припеваючи. И понимаем мы, что это несправедливо. И думаем кощунственно, что, может быть и Бога то, вообще, нет. А бывает,  и  по иному: обращается человек, доведённый до крайности,  к Господу нашему. И Господь оказывает ему милость великую, и спасает его из беды. И случается, что наказывает нехристей, преступающих законы Божьи и человеческие ещё при жизни, либо лишая здоровья и радости, либо обращая свою кару на их детей и внуков. И расцветает в нашей душе великая любовь к Господу Богу нашему и укрепляется наша великая вера в него и в торжество справедливости.
     Наконец, Иван Григорьевич увидел сон, который притупил его боль. Как будто он, в своих летах, в парадной военной форме при всех орденах и медалях  со звездой Героя на груди стоит на берегу неширокой и неглубокой речки в окружении своих родных. Справа его держит за руку дочка Лидочка, слева зять Фёдор, а рядом с отцом и матерью стоят его внук и внучка. И, как вьюн, под ногами крутится непоседливая Ласка. И они что - то говорят ему, с грустью, без улыбок на лицах. И он отвечает им,  и его охватывает печаль, оттого, что они его провожают. И он понимает, что ему нужно идти туда, на ту сторону речки по узкому мостику, перекинутому между берегами. А раннее летнее солнышко уже поднялось, но невысоко, и лучи его разогревают землю и поверхность воды. И  над водой поднимается лёгкий туман, который наплывает волнами, то закрывая, то открывая деревянный мостик. И он поочерёдно целуется с родными и ровным шагом направляется по прибрежной тропинке к мостику. И повернув голову назад, видит, что дочка, и внук с внучкой, и зять машут ему руками. А Ласка сидит и смотрит на него, не отрываясь. И он, махнув рукой, поворачивается к ним спиной. И вдруг сердце его замирает и начинает биться с удвоенной силой: он видит, как волна тумана рассеивается и на той стороне реки прямо напротив  мостика  стоит его жена Машенька, такая же красивая, как в молодости. И она  машет ему белым платочком, тем самым, которым была покрыта её головка, когда она лежала в гробу,  и так негромко говорит ему своим певучим голосом: «Ванечка, где же ты был? Что же ты, забыл про меня? А я жду тебя, жду. А ты всё не идёшь и не идёшь. Иди же ко мне. Ну, что же ты? Иди». И  Иван Григорьевич хочет ответить, но от волнения у него перехватывает горло и тогда он поворачивает голову назад, чтобы убедиться, что его дочь, и зять,  и внук с внучкой  тоже видят удивительное чудо - воскресшую маму и бабушку. Но туман за его спиной уже закрыл их. И он, улыбаясь,  протягивает руки к жене, ступает на зыбкие доски мостика и громко, чтобы она слышала, кричит:                « Машенька, я иду, подожди меня, подожди…».
      Девятнадцатого декабря в пять часов сорок шесть минут генерал Белов умер.   Умер во сне. Врачи, присутствующие при последних минутах жизни старика, обратили внимание, что после страшных мучений, искажающих лицо гримасами боли, вдруг лицо его просветлело,  и на нём появилась лёгкая улыбка.
       Лидочка с мужем и детьми часто посещают могилу Ивана Григорьевича и Марии Васильевны Беловых. А когда бывает время, то они всей дружной семьёй приезжают отдохнуть на дачу, чтобы подышать деревенским воздухом. Тем более, что стараниями Семёна Степановича, который за лето по своей инициативе наладил холодное водоснабжение и канализацию, дача превратилась в настоящий загородный дом.
       На память о своём друге Семён Степанович выпросил у Лидочки  Ласку, которая продолжает тосковать по Ивану Григорьевичу, но откликается на заботливое и тёплое отношение нового хозяина.
       Следователь прокуратуры Филимонов сдержал своё обещание.  Пять тысяч долларов он передал Пулатову,  не  объясняя источника финансирования.
       Мамед пережил Ивана Григорьевича на три месяца. В камере предварительного заключения он получил от уголовных авторитетов «чёрную метку» и по официальной версии покончил жизнь самоубийством, вскрыв осколком лезвия безопасной бритвы вены на левой руке. Хотя  в преступном мире продолжают упорно циркулировать слухи о том, что над  Мамедом расправились сокамерники,  выполняя решение воровского суда.
       Смерть Героя Советского Союза генерал – майора авиации в отставке Белова Ивана Григорьевича влияния на  процесс газификации не оказала.