Тем дождливым майским вечером я был особо растерян, я отчаянно потерялся в том, как относиться к тому, что со мной происходит. Чувства, думаю, все-таки не подводили – что-то было явно нехорошо. Хотелось это нехорошо ещё и осознать. Я вспомнил, как некоторое время назад где-то читал о психологическом приеме разговора со своим внутренним ребенком и решил попробовать. Через тяжело громоздящийся стыд, стыд перед тем открытым и мечтательным мальчишкой, каким я когда-то был, и которого обрек на попечение психиатров и нейролептиков, мысленно тяжело произнес:
- Какой ты, я? Дай на тебя посмотреть. Я пойму, услышу, я.
И то ли психоз, то ли нейролептиков перебрал, увидел внутренним взором маленького мальчугана, сидевшего где-то ниже меня, может, на полу, скрестив пухленькие ноги, склонив голову над несколькими игрушками.
- Ну, привет, Лёх. Побудем вместе, можно?
Малыш поднял грустное худое лицо и на меня упал чистый взгляд больших глаз, подкрепленный приятной детской улыбкой. На душе отлегло, так светло я себе улыбался; по телу разлилось тепло. Всё будет хорошо, подумал я, он улыбается. Мы оба улыбались.
Я открыл окно, высунулся в него под теплый дождик и закурил. Так вот, каково встречаться с собой маленьким. Это приятно. Черт, возьми печаль обратно. Но, ещё не докурив, я похолодел от ужаса, охватившего меня, и покрылся ледяной мурашкой. Этот мальчик – не я. У малыша синие глаза, именно синие, а не голубые (мои же серо-зеленые), и они как будто все ещё на меня смотрели. И черты лица не мои, на детских фотографиях я другой.
Кого же встретил я тогда? Сына? Да, я хотел бы такого симпатичного сынишку, но с будущим здесь встречаются редко, лишь с прошлым, я знаю точно. Не ты ли, мой старший брат, мертвым выкинувшийся из нашей матери незадолго до того, как тебя ждали? Меня зачали на месте твоей смерти. Извини, синеглазый брат.
Я закурил следующую сигарету, пытаясь дымом вернуть опору ногам. Что за бред, Лёх? Что за нелепое потрясение своим же воображением? Оставаться дома, тем не менее, не стоило, и я решил прогуляться в центр, уютно посидеть у широкого окна, посочинять что-нибудь. Ни стихи, ни рассказы в голове не появлялись, там все ещё светил синий взгляд. Наблюдая за прохожими, я вдруг вспомнил, что мальчишка-то улыбался мне. С голубого ручейка, как говорится.
Я начал эту историю словами о разговоре со внутренним ребенком, а вышло, что вышло. Ни сказанного, ни осознанного. Лишь прочувствовал что-то ошеломительное. И в сознании ещё было темно, как после резкой боли или яркого света. Я различил знакомую приятную музыку, и все вновь стало почти здорОвым…