Чем пахнет старость?

Наталия Нестерова 2
Было это года четыре назад. Я ездила в райцентр по делам. День был декабрьский, морозный.  Резкий ветер усиливал ощущение холода. Временами сыпался мелкий сухой колючий снег. Спасением от стужи для многих приезжих стал автовокзал.
  Купив билет,я уютно устроилась в уголке на диване. Напротив сидели мальчишки в наушниках, две бойкие разбитные молодухи, которые чуть ли не на все пространство вокзала обсуждали семейные проблемы, и несколько старух,не очень ухоженных и грубоватых.Чуть поодаль расположилась еще одна старушка.Она выгодно отличалась от сверстниц: была чистенькая и какая-то просветленная, сидела молча и смотрела на всех странным, как будто удивленным, добрым взглядом - так смотрят дети, постигающие мир. На ней было поношенное, но аккуратное пальто, серый пуховый платок (под цвет глаз), а рядом стояла хозяйственная сумка, ручки которой были связаны носовым платком.
   
     Объявили посадку. Уже в автобусе я вновь увидела незнакомку.По воле случая наши места оказались рядом. Мне это было приятно, возможно, потому, что в ней было что-то от моей мамы, несколько лет назад ушедшей в мир иной (Царствие ей Небесное).
 
    Мы разговорились.Тетя Клава- так она назвалась- ехала в родное село, откуда ее забрали год назад.
   -Жила у дочки в городе,- рассказывала моя попутчица.- Там хорошо, конечно. Не надо ни печку топить, ни за водой ходить. Правда, от безделья помереть можно.
    -Так ведь сейчас и в деревне и газ, и водопровод,- возразила я.
     -Да у меня-то в домишке ни того, ни другого. Вот я и вертелась, как белка в колесе.То за водой бегу, то за дровами. Летом в огороде копаюсь, зимой носки вяжу
да телевизор гляжу.А то к соседкам схожу посудачу.
   Тетя Клава помолчала, потом продолжила:
    -Нет, что говорить,в городе хорошо. У нас с внучкой комната отдельная, большой телевизор, компьютер, музыкальный центр. По вечерам мне Катюшка книжки читала,а я ей про старину рассказывала. Часто по воскресеньям в парк ходили, особенно на фонтаны любили смотреть.

     С нежностью и гордостью рассказывала бабушка о своей внучке - восьмикласснице, о ее учебе и увлечениях. Чтобы поддержать разговор, я спросила:
     -А в деревню-то зачем едете? Соскучились по дому, по односельчанам?
     Моя собеседница как-то смутилась и внутренне сжалась, как сжимается тонкая пружина, когда ее растянут, а потом отпустят. Тетя Клава долго молчала, я не переспрашивала. Мне даже показалось, что она не хочет отвечать на мой вопрос.Но вдруг старушка, будто очнувшись, глянула на меня своими добрыми серыми выцветшими глазами,в которых стояли слезы, сказала:
     -Домой еду. Насовсем. Дочке, вишь ты, стало казаться, что в квартире чем-то пахнет. А я очень часто мылась.Таня и Коля  (это зять мой) уйдут на работу , Катюшка в школу,а я все с себя вручную перестираю, накупаюсь- всю жизнь любила в воде возиться. Халат и передник каждый  день свежие надевала.
      Она смахнула рукой слезинку со щеки. Чтобы как-то отвлечь свою спутницу, я попробовала перевести разговор, но чувствовала, что ее душевное равновесие надолго нарушено. Я уже жалела, что затронула тему, оказавшуюся для пожилой женщины такой болезненной.

      Автобус подходил к моей остановке, люди стали продвигаться к выходу. Я тоже поднялась, но не могла уйти просто так, без ответа на мучивший вопрос, и на прощание спросила:
      - А чем все же пахло в квартире?

     Ответ сразил меня наповал:
       -Да, наверно, старостью моей.

      Это было так неожиданно, просто и одновременно горько, что я опешила и не нашлась, что сказать. Тетя Клава застенчиво, почти виновато улыбнулась и в свою очередь спросила:
      -А у тебя-то детки есть?
      -Да, две взрослые дочери.
      -Ну, дай Бог, милая, чтоб ты никогда не стала для них лишней.

      Мы попрощались. Я вышла из автобуса, шла навстречу ледяному ветру  и плакала, а перед глазами стояла маленькая старушка в пуховом платке и стареньком пальто, похожая на мою маму.

       Я не раз вспоминала случайную знакомую, корила себя за то, что не предложила ей никакую помощь, даже не спросила,в какое село она ехала. Но вдруг через четыре года - надо же!- встречаю ее  там же, на автовокзале. Только не зимой, а в июле. Она еще больше постарела за это время, но такая же чистенькая и удивленная, в белоснежном батистовом платке и в темном,в мелкий цветочек, ситце-
вом платье.

      -Здравствуйте, тетя Клава,- обрадовалась я.- Вы меня не узнаете?
   
      Приглядевшись, она покачала головой:
      - Нет, милая. А ты меня знаешь откуда?
     Я напомнила ей о нашей давней встрече и поинтересовалась:
       -Ну, как Вы живете? Дома или снова у дочки?
     Она поспешила с ответом:

       -Дома, дома. А что не жить? У меня теперь газ - спасибо властям. Новые соседи помогли воду в дом провести. А по хозяйству (у меня кошка, собака да семь кур) сама управляюсь. А когда занеможется, хожалка помогает. Мы с ней в собес приезжали, мне на днях восемьдесят исполнилось.

     Порадовавшись за тетю Клаву, я спросила:

     -Как внучка? Дочка? Часто видитесь?
     -Да слава Богу, теперь все хорошо. Катюшка на врача поступила учиться, а
Татьяна... Татьяна замуж еще раз вышла, за молодого. Ребенка ждут.


      -Сколько же ей лет?- не удержалась я.
      -Сорок три в мае было. Да я ее тоже поздно родила,-сказала моя собеседница.

Словно оправдываясь, добавила:
       -Так что ездить ко мне им некогда.

      Да, тетя Клава оправдывала дочь. Для нее Татьяна была и навсегда останется любимой и единственной, что бы та ни сделала, как бы ни поступила. Материнская любовь выше всех жизненных передряг и неурядиц.

      Подошла соцработник,  и обе женщины  направились к автобусу. Я смотрела вслед старой доброй женщине и думала  о том, что самое великое горе для матери - стать ненужной для своих детей.

                ***                ***