Январь предписал выездные занятия на стрельбище – огневая подготовка. Существовала директива, понимаю, разбавлять строевую на плацу огневой на природе.
Одним незакономерно снежным утром батальон выстроили на плацу в неполной экипировке. С ночи зарядил снегопад, взывавший воспоминания о зазимках в родных краях. Средоточие зимы, дома лютуют крещенские морозы – Самарканд любовался порошей крупными хлопьями первый раз. Было промозгло или хляби небесные пеленой над городом стояли, росы изморозью сковывало, лужицы леденели, но белых мух погода выпустила нежданно. Одного азиата из захолустного кишлака настолько поразило сравнение снежинок с «белыми мухами», что бегал по роте неделю и всё отмахивался: «Беля мюха! Беля мюха!»
Военачальники как умышленно выжидали ненастья, чтобы тяготы военной службы поднести во всей красе. И показать, автомат закреплён за связистом не для наличия причин к внеочередному наряду, а к применению в случае боевой задачи и приземления супостата. До армии я стрелял из охотничьего штуцера, в подземном тире училища палил из «мелкашки» с мосинским затвором, и на уроках НВП держал в руках АК-47. На уровне: потрогал? – сдавай, пока не сломал что-нибудь! Военрук часто прилюбливал: «Прыгай за вами как абизъян! Не кенгуру конечно, но что хошь переламаете, оставь вас без присмотра».
К АКМ приучали и заставляли следить особо. Чистили, мазали ружейным маслом, разбирали устройство. Было ново, патрон в патронник нельзя досылать затвором принудительно, как невольно срабатывает рука. То есть отвёл рукоять до упора – отпускай не провожая. Затворная рама продумана, механизмы имеют конструктивные решения, не понуждавшие приложение дополнительных усилий. Сержанты высматривали бойцов, обращающихся неправильно, делали замечания, нарабатывали практику. Медлительность при сборке-разборке, плохая чищеность составных частей, несвоевременная смазка для хранения, невладение приёмами обращения с оружием на плацу отмечались чередой чудодейственных нарядов...
Случай был показательный. Дима Суманов в карауле службу нёс. День очей не смыкал, осталось ночь продержаться! Не продержался! С устатку присел за стол караулки, пока ждал очереди сдачи оружия в пирамиду, и пропустил атаку... Подошёл Арис, хитрым финтом снял автомат с плеча солдата, а Дима ничего не почувствовал! Лишь на секунду склонил голову на грудь, оправдывался, и тут же получил тычок в бочину. Встрепенулся, Арис с автоматом навскид! Боец лепетать, что закрыл глаза на мгновение – замкомвзвод тычет в нос пламегасителем его оружия. Сор из избы выносить не стали, бойца сняли с караула в наряд по роте и наутро продлили вне очереди...
Настало время, руки молодых солдат к автомату обвыкли, лучшее в мире оружие держали твёрдо. Перестали даже опасаться до¬ставать из потайных мест приклада инструментарий автомата. В плечевом торце была встроена заслонка с тугой пружиной, блокирующая доступ в пенал. Палец совали сначала с опаской, но наработали привычку. Лично я уже привык манипулировать автоматом аки бог войны Перун палицей: палил с колена, в прыжке, падении, сзади, сбоку, между ног, с разворота, подмышки, цели бил с призакрытым глазом! Случалось такое, правда, в редких снах, потому что практическое испытание оружием произошло только на третьем месяце службы. Дожили до сего дня и связисты, но уж лучше поздно, чем никогда!..
Предшествующим вечером я подглядывал за беснованием будущих прапоров, бегающих между казарм и что-то матерящих. Моё штатное койко-место вторым ярусом над койкой замкомвзвода, в окне трёхэтажка Школы Прапорщиков. Не понять, что смешного, но гогот отгонял сон, в котором я собирался жонглировать штыком и котелком как Олег Попов булавами и теннисными мячами. Людей инстинктивно притягивает смешное, я достал очки к исследованию обстановки до мельчайших деталей.
Творилось за окном непонятное. Там скакали в кальсонах, хлопали дверьми, из окон по ним как по мишеням летели сапоги и шлёпки. Мишени ржали, уворачиваясь, и вновь забегали внутрь. Когда скачь прекратился, сложил оптику поверх тумбы и благополучно о ней забыл. Возле моей двухъярусной кровати одна на другой стояли тум¬бы инвентарного армейского образца – нижняя замкомвзвода, верхняя моя. Целая тумбочка одному – ши¬карно?
Очки не убрал, слепо мечтая зреть продолжение, а на следующий день расстрела фанерок витал в полной уверенности, что мой визир в очечнике в нагрудном кармане. По побудке вскакиваешь насколько можно быстро, поверх шкафов не заглядываешь и второпях не задумываешься о вечно скудном содержимом. Привычка, суровой муштрой выработанная: бежать в строй, не оглядываясь на мелочи.
Стрельбище раскинуто в недолгих верстах от Дальнего лагеря. Погрузка «на колёса», езда и сопутствующая тягомотина заняла толику времени – тор¬мозить некому. Выстроили, повели к тентованным грузовикам. Сюрприз, не пешим ходом плестись – прогресс задействовать. Пусть этот «прогресс» канительно ползает, прыгали в кузова с превеликим удовольствием. Ехать в крытой повозке – не марш-бросок пыхтеть по пересечённой местности! Запятки не собьёшь, подремать успеешь другой десяток минут, и колючие ветра в подштанники не задувают...
Доехали. Покемарить не удалось. Высадились, километра полтора шлёпали до места, успев замёрзнуть и согреться. Снег сыпал, накрывая Самарканд белым одеялом. Мокрое, тя¬жёлое, полупрозрачное как кирпичик рафинада, оно не таяло от сырости, только увеличивало толщину покрова. Даже во снах не предоставлялось видеть снега в пустыне, но сверху включили снегопад в тот самый день. Командование дождалось дополнительной обузы...
Стрельбы шли неспешно. Ветер пустыни коварный – шинели сквозил как мешковину. Нулевые температуры в узбекской влажности подобны холодильнику – трясись не трясись, кровь гонять не получается. Стоишь и материшь. Руки в трёхпалых рукавицах сжаты в кулак, сапоги сырые, ноги заиндевевшие, месишь жижу, но подсесть не к чему. Дубеешь до отстрела патронов первой парой снайпе¬ров, подходит твоя очередь – зуб на зуб не попадает, палец на курок. В городе не мёрзли, а тут губищи в синь! Колотун, слякоть, непогодица – когда всё это кончится?..
Каждый боевик по¬лучал с дюжину патронов: первые три отводились одиночным выстрелам – прочувствовать отдачу, остальные короткими очередями. Инструктаж по ТБ проводили дважды, как с особо одарёнными.
Надлежало нам противоборствовать супостату, воины которого возникали на разном удалении и целились в тебя, пока команда «огонь» не поступит. Ближний с колена или из окопа совмещает мушку винтовки, второй с пистолем на дистанции полным профилем торчит, и самый хитрый притаился сбоку легко узнаваемого станка революционного пулемёта системы «Максим». Видимо, рать банановой республики с нами воевала. Не пригибались, и вооружены пулялками из темноты начала столетия?..
Как ни смейся, приходилось залегать на промокшее походное имущество и в луже ждать приказа. Условия не ахти, но я высматривал мишени с прямостью пучеглазого хамелеона и расстреливал направо и налево. Короткими очередями, дрожащими ру-ками, без применения оптики и с тремя минусами диоптрий – всех клал наповал!
Мишени подкашивались за секунду. Сразу в гроб или в саван закатывались – не знаю. Трофеи мне не показали, абы не травми¬ровать неокрепшую психику. Но додумал я, что врагов калечил слегка, ибо в журнал стрельб вписали выразительные минусы. Если бы насмерть, результат был бы заплюсован. Да будет как есть, я не кровожаден: пусть ворог зализывает раны и живёт, слава богу, дольше.
К слову, о Боге: я здравый атеист, росший в окружении православных щёпотников. Крещён, но не воцерковлён. Многого не ведаю, но не хулю, чего не понимаю. Как точно сказывал Панкрат Назаров, герой сериала «Вечный зов»: «Божиться божусь, а в попы не гожусь!»
Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2012/08/04/624 >Радостные моменты и тревоги >