Сегодняшний мир весьма и веcьма религиозен. Во всяком случае, если это утверждение и не очевидно, то уж поспорить с ним не так просто.
Одно лишь христианство насчитывает до 2.5 миллиардов приверженцев. Ислам, с другой стороны, насчитывает 1.5 миллиарда и, возможно, больше. Нехитрым сложением получаем 4 миллиарда человек всего с двух религий. Около миллиарда насчитывает индуизм, полмиллиарда - буддизм, столько же - китайская религия и вдвое меньше - традиционные верования. Остальные верования имеют гораздо более скромные цифры, хотя и их при подсчёте нужно учитывать. И, учитывая и их, мы узнаём, что агностиков в мире - что-то около 700-800 миллионов, то есть около 10-12%, а атеистов - от 150 до 200 миллионов, то есть 2-4 %, при мировом населении в 7.3 миллиарда человек. От 80 до 90 процентов всего мира - приверженцы той или иной конфессии. Чего уж говорить, мир и правда далёк от неверия. Далёк. Но насколько?
Сначала можно сказать об очевидном: мир верующих, выражаясь нежно, не един. Христианство делится на пугающее количество ветвей, среди которых есть и откровенно маргинальные, которые не признаются большинством как христианство вообще; но и католицизм, православие и протестантизм внутренне если не раздираются противоречиями, то как минимум можно говорить о том, что сложно найти такого компетентного человека, который смог бы высказываться от лица хотя бы большинства последователей своей конфессии, не вызывая споров или даже возмущений. Похожим, а вернее худшим образом ситуация обстоит в исламе: общепринятое и самое известное деление на суннитов и шиитов отражает ужасающую запутанность ситуации как зеркало с толстым слоем пыли и одной чистой точечкой в нём - более чем поверхностно. Чтобы разобраться в тонкостях различий между основными ветвями христианства, нужно потребить приличный объём данных, а чтобы проделать то же в отношении ислама, вероятно, нужно потребить столько литературы, что она должна сделать рискнувшего на это пойти специалистом. Это не говоря уже о том, какое количество конфликтов, далеко не академических, вызвано - пусть и, конечно, со значительной "поддержкой" со стороны - в среде мусульман. Опуская личное мнение о том, насколько тошнотворны кровопролитные конфликты на почве неспособности разрешить противоречия между ветвями одной конфессии, добавлю следующее: ветви, течения и школы в остальных крупных религиях по своей сложности соперничают с тропической чащей, и, хотя, к счастью, это не провоцирует столь острых противоречий, всё же ставит нас перед неизбежной сложностью.
Предварительный вывод в том, что религиозность мира неоднозначна. А ещё одним подтверждением ему служит куда более простое обстоятельство: и без того не единые религии сильно разнятся меж собой или часто очень уверены в огромных и непримиримых различиях меж собой.
Теперь можно зайти несколько с другой стороны: что такое религиозность? И кто вообще такие верующие люди? Проявим "последовательность" и начнём со второго вопроса, оправдавшись тем, что он связан с первым. Связан, потому что верующего человека, хотя бы условно, можно определить по тому, насколько сильно он верит, насколько большому количеству сказанного в Священных текстах доверяет. Выделить таким образом можно теистов и деистов. Есть и третья категория - пантеисты, однако их, по указанным ниже причинам, сложно включить в среду верующих. Выражаясь в пользу следования контексту, теисты - те верующие, которые имеют отчётливое представление о том, к какой именно конфессии они принадлежат и чаще всего (хочется надеяться) - почему именно. Это люди, называющие себя католиками, индуистами или мусульманами, чётко знающие, о чём они говорят. Что касается Священных текстов, то с ними у этих людей, если так можно выразиться, порядок: в основном они хорошо знакомы с главными книгами своих конфессий, читали их целиком, а некоторые сведущи и в сфере, занятой богословами.
Теперь к деистам. Эти люди, независимо от того, называют ли они себя сами деистами, не принадлежат или по крайней мере не отдают никакого осознанного предпочтения ни одной из конфессий. Упрощённо говоря, их вера ограничивается признанием существования Творца, чьим единственным вмешательством в дела Вселенной было её создание. Часто деисты не делают акцент на каких-либо личностных качествах Бога, придании чего-либо его образу, и Он таким образом оказывается далёк от своего аналога в различных конфессиях.
Как можно заметить, различие между теистами и деистами более чем явное, а скорее даже кардинальное. В жизни одних религия играет почти главенствующую роль, во всяком случае определяет и мировоззрение, и многие аспекты образа жизни, в жизни же вторых, с оговорками, религия не играет либо никакой, либо лишь малую роль, сводясь лишь к вере, которая, безусловно, может быть достаточно твёрдой, однако, в силу отсутствия её привязки к догматам, не столь прочной, как вера теистов. Деисты - всё же верующие, но не религиозные, так зачем было затрагивать их? Затем, что людей, сознательно считающих себя деистами, сознательно не причисляющих себя ни к одной конфессии, довольно мало. Людей же, уверенно называющих себя католиками, мусульманами или буддистами, действительно больше, но при этом теистов среди них гораздо меньше. Между теистами и деистами находится то подавляющее большинство верующих людей, которые являют собой спектр веры. Разнообразие типов людей, в него входящих, пока можно отложить до лучших времён, а отметить нужно следующее: по религиозности этот спектр людей на львиную свою долю сильно уступает типичным представителям теизма.
И вот сам всплыл первый вопрос: что такое религиозность? Ответить на него не так просто, на что указывает немалое количество исследований, научных изысканий и просто дискуссий о том, что именно определяет религиозного человека. И всё же имеются пункты, с которыми можно работать. Это количество ритуальных действий, совершаемых верующим человеком, это частота посещения им мест, отведённых для религиозных служб, это то, какое место по отношению к центру - вплоть до расположения в нём - занимает в мировоззрении человека религия и то, насколько психически, эмоционально вовлечён человек в религию и веру. Критерии эти довольно распространены, однако необходимо сделать оговорку: помимо того, что, как будет далее показано, они условны, они также гораздо больше подходят для обсуждения христианства и ислама, нежели других религий. Обусловлено это тем, что структура этих двух религий и их взаимодействие с человеком в целом схожи: в обеих наличествуют концепции греха и благодетели, постулирование существования Рая и Ада, они обе монотеистичны, да и в конце концов и там, и там имеется история об Адаме и Еве, грехопадении и наличествуют пророки и т.д. Иными словами, каркас в целом общий, как и структура действий, выполняемых приверженцами этих религий. Когда же речь идёт о двух других крупнейших религиях - буддизме и индуизме, то мы сталкиваемся с огромной сложностью, внутренними различиями величайшего разнообразия; говорить о них обобщённо попросту невозможно, поэтому вышеуказанные критерии к ним применять - занятие сомнительное. К тому же, использовать в их отношении спектр "теизм-деизм" тоже не имеет большого смысла, ведь его понятия выработаны главным образом опять таки для авраамических религий. Исходя из этого, можно сказать, что обсуждать я буду по большей части именно их. Преимущество этого в том, что охватывать оно будет более половины религиозного населения мира, а это достаточно много. Оно и в том, что христианство и ислам были и продолжают оставаться религиями, значимыми далеко не только по количественным показателям. Как бы кому, возможно, ни хотелось этого не замечать и как бы кому даже ни было неприятно это слышать, две эти религии являются очень крупными политическими игроками. В гораздо большей степени это, конечно, касается ислама: словосочетание «исламские страны» достаточно уникально, вы редко услышите аналогичное «христианские страны», «буддистские страны» и так далее, поскольку так сложилось, что ислам продолжает занимать центральное положение в соответственно названных государствах — как во внешней и внутренней политике, так в быту граждан. Но и когда дело касается христианства, роль его не так просто преувеличить. Так, в США кандидаты на политические должности будут испытывать большие трудности в завоёвывании доверия граждан, если не являются верующими, а в России в связи с преобладанием (в дальнейшем, правда, я коснусь и этого) православной конфессии вообще поменялось законодательство, а в частности Уголовный Кодекс, и практика показывает, что изменения попали не только на бумагу. Подытоживая: две основные мировые религии играют в мире громадную роль, поэтому и обсуждение можно сосредоточить на них.
Это отступление было большим, вернёмся же к религиозности. И тут же забегая вперёд, к великому огорчению, мы сталкиваемся с не внушающей оптимизма запутанностью. С одной стороны, самыми религиозными людьми по определению следовало бы называть теистов, ведь критерии к ним применяются более чем гладко: именно теисты наиболее истово соблюдают ритуалы своей религии, именно они чаще всего посещают соответствующие места служб, именно их мировоззрение в значительнейшей степени определяется религией и именно они проявляют наибольшую одухотворённость верой. Однако тут и наступают сложности, и самая большая из них — а какая именно религиозность наиболее правильна с точки зрения религии? Так, есть масса примеров очень религиозных людей и их действий, которые как минимум вызывают вопросы. Так, недавно в России прошла новость о смерти ВИЧ-инфицированного младенца, причиной которой стал категорический отказ родителей от средств адекватного лечения из религиозных соображений. Другой пример — родители Александры Кошимбетовой, посчитавшие лунатизм дочери признаком одержимости тёмными силами и забившие её до смерти в попытках изгнать оные; аналогичный, но более давний пример: смерть в 1976 году Анны Элизабет Михель (немка) в результате беспрестанного проведения обрядов экзорцизма, закончившегося катастрофической потерей веса в силу отсутствия питания и, из-за постоянных преклонений, чудовищными ранами на коленях. Не стоит воспринимать приведение этих примеров как попытку злостно очернить религиозных людей, разумеется, такие примеры — иллюстрация крайностей, в которые может завести чрезмерная религиозность, а чрезмерность чревата последствиями решительно везде. Однако в то же время нельзя отрицать, что люди, затронутые в примерах, были очень религиозными, вплоть до того, что некоторые догматы предпопределяли принимаемые ими решения. Вряд ли даже стоит ставить вопрос о том, можно ли считать такую религиозность правильной с точки зрения религии: большинство верующих, и в том числе теистов, наверняка ответят, что такие действия — ужасны и демонстрируют лишь мракобесие. Но что в таком случае есть правильная религиозность? В этом и состоит поистине чудовищная сложность.
В разные времена эту правильность определяли по-разному, то есть религия, безусловно, эволюционировала и продолжает это делать. Избегая излишней категоричности, можно сказать, что сегодня, прежде всего, важно, что какая бы то ни было крупная религия есть парадигма, не предписывающая убийства или оскорбления кого-либо и, с другой стороны, предписывающая уважать всех людей, независимо от конфессии, расы, воззрений и прочего. Иными словами, религия на сегодняшний день считается ассоциированной напрямую с миролюбием и человеколюбием, и конфликты во имя религии, следуя этой логике — явление, собственно, неестественное для религии, поскольку последняя — мирна, в частности, ислам и вовсе позиционирует себя как самую мирную религию. Это очень часто поясняется, когда доносятся многочисленные критические замечания (порой — размером с книгу) в сторону религии по причине разгоравшихся на её почве конфликтов; поясняется, что последние — вина не религии, а людей, первая — чиста, вторые же способны к ложным интерпретациям. Однако здесь есть поле для рассуждений. Так, когда речь идёт об информации, то рано или поздно мы осознаём, что в определённом смысле её не существует как таковой. Информация есть там, где есть адресат. Текст есть информация лишь тогда, когда есть кто-то, способный его прочесть. Если сыграть в мысленный эксперимент, в котором все люди разом исчезают с планеты, оставив всё построенное и написанное как есть, то мы обнаружим, что до исчезновения людей в их мире было чудовищное, неизмеримое количество информации, а после её попросту не стало. Символы в книгах опустились обратно до статуса чернильных пятен на бумаге. Продолжающиеся трансляции, радио-вещание стали звуковыми колебаниями и светом, не более. Ведь не осталось никого, кто мог бы воспринять и интерпретировать всё вышеописанное. Религия — это тоже информация: в случае христианства и ислама самая важная её часть содержится в главном документе религии. Выражение этой информации — это поведение в соответствии с той или иной интерпретацией этого документа. Религию сложно, если вообще возможно, представить как отдельное явление, «хорошее», человеколюбивое явление и выделять её в отдельный от некомпетентных интерпретаторов ранг. Причина для этого проста: христианство и ислам базируются на свой единый документ — Библию и Коран, плюс, конечно, труды богословов и теологов. Религия — это не Библия и Коран, это то, как осуществляется содержащаяся в них информация: обряды, молитвы, собственно, вера, принятие тех или иных утверждений о мире и т. д. Возвращаясь к мысленному эксперименту и рассмотрев в нём отдельно религию, мы поймём, что она тоже перестала существовать. Да, остались многочисленные постройки в виде храмов, мечетей, синагог, остались книги, рукописи и миллион прочего, однако их никто теперь не рассматривает, как часть религии. Если же поместить в этот мир стороннего наблюдателя, который изучит религию, не становясь её последователем, то она, опять-таки, не начнёт существовать, начнёт существовать лишь информация о том, что такое религия. Иными словами, правильная религиозность находится целиком и полностью в ответственности всех тех, кто исповедует религию. И ответственность эту несли всё время по-разному. Показателем этого является далеко не только то, какой дикий образ жизни вели люди в Средние века, например, а несколько другие вещи: 20 век стал самым богатым на различного рода прорывы в самых разных сферах деятельности человека, но здесь важно отметить такие из них, как эмансипация женщин, окончательный отход от рабства и работорговли, резкое ослабление расизма, а также появление прав у сексуальных меньшинств. Рабство было в активном ходу до второй половины 19 века — лишь официально. До 2020 годов тоже самое было с неравенством прав женщин и мужчин — также лишь официально. Расистские настроения местами до сих пор живут, а с правами сексуальных меньшинств во многих странах, попросту говоря, катастрофа. Но важнее другое: Библия и Коран были и остаются центральными в двух мировых религиях, и во времена рабства, ксенофобии, сексизма и прочего они таковыми тоже были. Разумеется, тут напрашивается оговорка о том, что эти документы переписывались огромное количество раз, и едва ли хоть один обошёлся без каких-то изменений, переинтерпретаций, ошибок. Однако ключевые заповеди вроде «Не убий», «Не прелюбодействуй» и прочие, скорее всего, оставались неизменными. Таким же, скорее всего, оставалось всё то, за что религия сегодня называется мирной и человеколюбивой. В прошлом же она без усилий уживалась и с рабством, и с неравенством — как классовым, так и расовым, и с прочими вещами, сегодня признанными варварством. А документы, по крайней мере их важнейшее содержание, в целом оставались теми же. Религия эволюционировала потому, что эволюционировали другие человеческие идеи. Потому что эволюционировали правовая сфера, международные отношения и наука. Религия же адаптировала себя к этим изменениям. А способ, которым она эта делала — по сути, исключение из обязательных тех предписаний Писания, которые устаревали, и переинтерпретация оставшихся. В конечном счёте сегодня мы имеем не Коран и Библию, а н-дцатипроцентные варианты одного и другого. Религия в 19 веке и религия в 21 — кардинально разные вещи, а меж тем различий между версиями Библии и Корана в том и нашем времени не может быть критически много. С этой точки зрения правильная религиозность становится целостным, не относительным понятием, лишь с осознанием того, что она не стала бы такой без нерелигиозных факторов — как бы парадоксально это не выглядело.
Впрочем, с правильностью религиозности мы, таким образом, определились лишь в фундаменте: пунктах толерантности и морали, а также, поскольку упомянуты были достижения науки, то и признание достоверности последних. С одной стороны, это уже обо многом говорит: приведённые выше примеры зверств религиозных людей автоматически попадают под категорию неправильной религиозности; следуя же правильной, эти же люди как минимум обратились бы в соответствующие учреждения к нужным лицам, прежде чем действовать согласно вере. С другой стороны, этих фундаментальных пунктов для религиозности в контексте чётко обозначенной конфессиональной принадлежности явно недостаточно. Это важно учесть: высокоморальный, образованный человек, толерантный к другим национальностям, верованиям, цвету кожи и сексуальным предпочтениям — это (в определённом смысле — к счастью) понятие широкое, вбирающее себя далеко не только религиозных людей. Для выделения последних, следовательно, нужно нанизать на фундамент каркас. Он будет уникальным для каждой религии, хотя и строиться будет по схожим схемам. И всё же что мы видим как при взгляде на него, так и при учёте выше обозначенных проблем?
Коснувшись сначала этого каркаса, возьмём его пока за основу ассоциированной с конфессией религиозности, в конце концов, раз именно он чаще всего имеет общепринятые формы, то его источники религиозности можно считать надёжными. И тут же можно вспомнить цитату Фридриха Ницше: «В каждой религии религиозные люди составляют исключение». С этим нелегко поспорить. Возвращаясь к спектру теизм-деизм, можно проследить одновременно простую и сложную картину: двигаясь от одного к другому, мы видим, как религиозный каркас всё больше ветшает и теряет пристройки, а доходя до деизма, оставляет от себя лишь столп в виде Бога, порой лишённого идентичности. При этом спектр всё также отражает именно верующее население. И как минимум одни ярчайший пример именно такой ситуации — это Россия. Самая знаменитая цифра, отражающая процент православного населения в ней — 80%. Некоторые говорят и о 90%, однако по указанным ниже причинам принципиальной разницы нет. Проблема, как ни странно, кроется в формулировке и вместе с тем специфике данной ситуации для России: «православный» не находит 100% ассоциации с религиозной верой в умах очень многих россиян. Есть очевидное и менее очевидное свидетельства этого. Очевидное: согласно опросам, около 35% православного населения России не верит в Бога, и в определённых кругах это вызывает вопросы, а иногда когнитивный диссонанс. Однако менее очевидное свидетельство в том, что к православию люди причисляют себя на основе культуры и ментальности, включающих православные ценности, вполне религиозные, и в то же время не проводя прямой связи с верой. При этом в статистике стабильно указывается цифра в 79-80% православного населения наряду с 10-11% верующих, не причисляющих себя ни к одной конфессии, (деисты) и представителями других конфессий. Если провести опрос среди последних, то по меньшей мере вряд ли ото многих поступит ответ «Я мусульманин / иудей / католик» с оговоркой «Я не верю в Бога». В этой статистике нет указания на то, что среди 80% населения 35% - неверующие, и выставляется эта большая цифра наравне с остальными, что, мягко говоря, вносит серьёзные искажения в общую картину (как минимум это повод «отрезать» приличную долю от православного населения и приставить к категории агностиков и даже атеистов, численность которых явно недооценивается). Что же касается оставшихся 65% из 80-90% населения, то наивно было бы думать, что все оставшиеся люди — однозначно верующие и однозначно религиозные. И если с верой всё проще, поскольку ею может считаться и деизм, то с религиозностью в который раз всплывают проблемы. Так, по данным 2016 года, 52% всех православных в России либо никогда не читали Священных текстов, либо соприкасались с ними весьма поверхностно, а около 82% практически не соблюдают пост. Собственно, по этим же данным, воцерквлённых среди православных в России — около 12%, и о них в целом можно сказать, что они — однозначно религиозная часть населения, в то время как подавляющая часть остальных православных находится в состоянии «расплывчатой» религиозности, что проявляется либо в фрагментарности знания Священных текстов, либо в нерегулярности причащений, молитв и т. д., или, например, в том, что четверть православных верит в реинкарнацию. Прибавив к этому уже упомянутый процент православных-неверующих, мы получим смешанную картину, о которой, однако, можно с уверенностью сказать: религиозных верующих — независимо от того, о какой конфессии речь — довольно мало. В этой стране — точно. Если же вспомнить про определённый выше фундамент религиозности, совпадающий, впрочем, с фундаментом нравственности в принципе (что не означает причинно-следственной связи религии и нравственности соответственно, иначе существование нравственных неверующих было бы нонсенсом), то цифра, и без того скромная, съёжится ещё сильнее, оставив горстку процентов людей, стоящих на фундаменте и держащих на себе религиозный каркас.
Другим примером могут выступить Соединённые Штаты с их впечатляющими процентами верующих (до 75%, хотя в среднем, вероятно, меньше), а нередко и характеризуемых, как религиозных, заключённых. Приведение этого примера — опять-таки, не попытка выдвинуть атеистический аргумент, а лишь иллюстрация проблемы с религиозностью, настоящей религиозностью. Разумеется, пример имеет свои изъяны: заключённые составляют считанные проценты от всего населения, и судить по ним о последнем — не очень корректно. Однако параллель провести всё же возможно: согласно опросам, в ходе заключения лишь малая часть преступников предавалась глубокому, эмоциональному покаянию, проявлению сильных религиозных чувств. В то же время опросы уже населения показывают, что, хотя оно по большей части состоит из верующих и религиозных людей, религия на их жизнь оказывает как минимум непостоянное влияние. Так, проявление сильных религиозных чувств может иметь место в случае жизненных потрясений, значимых событий в жизни и так далее. Однако сказать, что религия значительно определяет взгляды и уклад жизни граждан — сложно. Имеет место даже феномен «веры в веру», когда человек убеждён в наличии у себя тех или иных принципов и даже догм и в том, что должен им следовать, однако брешью является периодическая необходимость уверять в этом самого себя. В общем и целом, пример США также можно отнести к случаям, когда, применяя по-настоящему строгий фильтр религиозности, можно увидеть, настолько тонкой становится дымка полу-религиозности и фальшивой религиозности, и остаются лишь яркие, немногочисленные точки настоящей.
Между тем при наличии выведенного выше конструкта религиозности возникает некоторый конфликт: есть религии, которые просто не попадают под него. Если фундамент — это насколько возможно широко применимая заповедь «не убий» вкупе с терпимостью и открытостью достижениям науки, а каркас — достаточно ярко выраженное следование специфическим для каждой религии предписаниям, то такие религии, например, как православие и ислам входят с ними в противоречие. И в одной, и в другой отношение к ЛГБТ резко негативное, вплоть до того, что в Саудовской Аравии за «неправильную» сексуальную ориентацию предусмотрена смертная казнь (и это лишь один пример). Другой важный пункт касается признания достоверности научных открытий и парадигм, а в частности — теории эволюции. Ни православие, ни ислам, по крайней мере по большей части, эту теорию не принимают, собственно, как теорию, называя её и гипотезой (в негативной коннотации), и лже-теорией, и другими нелестными словами.
Здесь я открыто выражу своё мнение: независимо от того, насколько древней и традиционно закреплённой является исламская или православная вера, позиция нетерпимости к ЛГБТ и категорического отрицания теории эволюции есть ничто иное, как игнорирование фактов. В случае первого куда больше выделяется ислам, вплоть до убийств или по меньшей мере насилия в отношении ЛГБТ. Помимо игнорирования накопленных научных данных по этому вопросу, это как минимум идёт наперекор позиции ислама как самой мирной религии. Что касается теории эволюции, то, с одной стороны, речь не идёт о человеческих жертвах, но о парадигме, являющейся ядром всей современной биологии. Массив накопленных знаний о сексульной ориентации — это крошечная капля в сравнении с массивом знаний об эволюции, которые одновременно выступают свидетельствами оной. Тот факт, что по ней проходят масштабные лекционные курсы в ведущих университетах мира, то, что никакой фантазии и пустых спекуляций не хватит на то, чтобы начертить подробное древо эволюции даже лишь нескольких тысяч видов (не говоря уже о том, чтобы заполнить библиотеки детальными монографиями и жарко спорящими друг с другом трудами), наконец, то, что на достижения смежных с эволюционной биологией наук опираются многочисленные блага цивилизации (эксперименты на крысах, мышах, обезьянах и других млекопитающих, дающие в итоге, например, данные об эффективности лекарственных средств, проводятся в том числе благодаря высокой степени родства с ними человека, а не просто так) — всё это и бесконечное множество другого говорит о том, что отвергать эволюционную теорию из-за веры — это архаизм. Этот абзац, который уже однозначно попадает под критику религии, может быть дополнен и упоминанием другой важной проблемы: притеснения женского населения (разумеется, в большей степени это касается ислама), однако вдаваться в детали тут, пожалуй, нет необходимости.
С другой стороны, католицизм и протестантизм, как видно из примеров Европы и, опять-таки, Соединённых Штатов, эти архаизмы в значительной, хотя местами и недостаточной, преодолели. Повторюсь, иначе как архаизмами их назвать, при условии даже поверхностного знакомства с достоверными научными данными, нельзя, а потому есть все основания говорить о том, что эти две религии являются куда более прогрессивными. В случае ислама одна из причин продолжающегося застоя в этом смысле состоит в том, что эта религия моложе христианства, а потому менее подвержена (а при взгляде на арабские страны видно, что почти не подвержена) постепенному размыванию постулатов, переходу религии в область личного и, самое главное, добровольного. Другая причина — историческая: так сложилось, что исламская культура всегда противопоставляла себя христианской, что более глобально выражалось в противопоставлении Востока Западу. Соответственно, даже при имеющихся предпосылках к преодолению застоя, имеется некоторый обратный эффект, когда прогрессивные изменения не происходят ещё и просто потому, что поддаться им — значит уподобиться соперникам. В случае же православия имеют место и схожие, и специфичные причины. Среди последних — своеобразный консерватизм православной культуры, который, несмотря на возраст христианства, повлиял на сохранение некоторых догм в силе, а среди общих — опять-таки противопоставление Востока и Запада, которое продолжается и по сей день.
Собирая всё вышеописанное в одну картину, мы получим следующее: подавляющее большинство всех верующих-последователей авраамических религий на деле оказываются нерелигиозными, а в некоторых случаях, по сути, неверующими, поскольку не только не попадают под критерии каркаса религиозности, но и не попадают под фундаментальные критерии, важные для нравственности в принципе. Это касается католиков и протестантов (возможно даже, что эти слова можно ставить в кавычки), при том, что их религии ушли довольно далеко вперёд по фундаментальным критериям. Православие и ислам, с другой стороны, подвержены схожим факторам (хотя, безусловно, каркас в исламской культуре — самый прочный на сегодняшний день среди мировых религий), но, что важнее, в своём большинстве в некоторых пунктах не попадают даже под фундаментальные, то есть не соответствуют понятию о религии, как о всечеловеколюбивой парадигме, а также открыто отвергают в том числе некоторые базовые научные данные.
Таким образом, не совсем корректно говорить о том, что именно религия продолжает играть в мире очень значимую роль. Её играет в куда большей степени довольно расплывчатое представление о религии. Цифры статистики верующего населения — это псевдорелигиозная завеса. То, почему именно она окутала мир, кроется в огромном количестве факторов, среди которых: качество образования, благосостояние населения, исторические условия взаимодействия религий, использование религии в международных отношениях и законодательстве, управляемость больших масс населения и так далее. Мир стал бы, вероятно, совершенно иным, будь эта псевдорелигиозная завеса сдута полноценной информацией о реальном положении дел и более тщательным подходом к рассмотрению религиозности.