А помнишь?
Как в детстве?
Когда ждешь ее ждешь, а она все не идет и не идет?
Когда уроки тянутся черной велосипедной резиной, когда сидишь за партой и тебе нет никого дела до того что говорит учитель, о чем шепчут парты за спиной. Когда из этих стен, давящих и сжимающих, зовут на простор эти большие, но недоступные окна. Когда шалящие воробьи стучат в стекло своими смешными клювами и зовут с собой в маленький полет. Но нет. Смотришь и вздыхаешь. Заставляешь себя слушать. Чтобы не двойка. Если двойка, то субботы не будет. Если двойка, то будет дом с горящим от папиного ремня мягким местом. Не будет субботы…
Роднее только звонок на перемену…
Или домой…
Сколько времени это продолжалось и откуда пошло не помню. Неделю за неделей слушал, открыв рот, затаив дыхание - впитывал рассказы-истории-былицы-небылицы о найденных сокровищах в своем маленьком, небольшом поселке. Имевшим раньше: свою огромную церковь; железную дорогу; пять школ; обувную фабрику; мельницу на полноводной реке; масло-сыр завод… Ну еще много чего.
Некогда богатое и процветающее немецкое поселение Гросс Бершкален.
А ныне умирающий и опустевший поселок Гремячье: с разобранной немецкой брусчаткой убитыми дорогами; с обмелевшей до щиколотки речушки; разрушенными домами; с онемевшими окнами заколоченной школы; библиотекой, со сгнившими, зияющими черными провалами полом; с клубом, захваченным стойким запахом застоявшейся сырости; неухоженными, заросшими борщевиком полями…
- А когда у медпункта колодец чистили, то целый бидон с посудой вытащили, а рядом ящик с какими-то бутылками был закопан. В маленьких таких. На полстакана. Мужики нашли, а что делать не знают. Боятся пробовать. Фельдшера позвали. Он прочитал надпись на этикетке. Открыл бутылочку и одним глотком. Спирт там оказался. Чистый и медицинский.
- А в доме, у Шабана, ремонт делали. Так там в стене нашли двенадцать литых фигурок зверей из золота. Белки, медведи, зайцы. Так они поставили их в сервант. Стоят и стоят. А кто знает, что они из золота? Медные! Красивые. Солидные. А тут приехал племянник отдохнуть. В ювелирном техникуме учился. Увидел и давай требовать половину. А иначе в милицию. Статья! А Шабан-то тоже не дурак. Он в район мотанулся. Сдал как положено семьдесят пять процентов, а племянника выгнал.
- А у Балбатуновых, на огороде. Каждую весну вода собиралась. А он говорит жене – пойду копну. А она ему: «Сиди дурень! Вдруг там какая бомба». Они уехали в город, а он взял лопату и пошел. Что там было неизвестно, но после этого они сразу и уехали в Калининград жить. Там квартиру купили большую. И много всего. Вот.
И так каждый вечер. Про находки. Купались в мечтах внезапного обогащения. В надежде ворваться в богатство. А еще про янтарную комнату. Не написано и части, того что рассказывалось и придумывалось. А хотелось вырваться. Не из нищеты, нет! Из вечного безденежья… Раз! И миллионер! Как в сказке…
А я и янтаря не видел. Даже кусочка. А янтарная комната светилась в мечтах сундуками с золотом и разными богатствами… Как в сказке про Али-Бабу…
И каждую субботу. Взяв длинный металлический щуп, мы всей семьей спешили за отцом в заранее намеченный им же район. И копали, копали, и копали. До кровавых мозолей врывались в землю. И радовались как дети, найдя разбитую тарелку с красивым узором. Радовались…
Но для меня главным было не это…
В сентябре еще пасли коров. По ночам становилось холоднее и холоднее. К утру стадо просыпалось в белых облаках тумана. Земля была теплая и поначалу было достаточно просто лечь на землю и спрятаться от холода утра накрывшись с головой. Дерюгой. Одна сверху, другая снизу.
Ночью-то и не заснешь сразу. Под фырканье коров. Под шлепанье рыбы в озере. Под кваканье лягушек. Шуршание ветерка или ежиков, топающих стадом лошадей. Ляжешь, упрешь глаза в небо…
В звезды.
А сразу они холодные, далекие и молчаливые. Сразу. Но постепенно разноцветными светлячками спускаются поближе. Смотрят на тебя. Изучают и рассматривают. А потом в какой-то миг опускаются. Подхватывают и уносят в свой водоворот света, движения. Отключая время и чувства.
Говорят, что звезды шепчут. Может кому-то и шепчут, может с кем-то и разговаривают. А со мной они поют. Поют и танцуют. Кружат и крутят. Напевают о чем-то своем. До потери сознания. Пока сон не спрячет и их… до утра… а утренний холод, он сотрет воспоминания ночи. Оставив где-то в глубине, что-то недосказанное и манящее.
Утро окунет в свои туманы заставляя все забыть… Но танец… Но полет… Еще уже не помнишь, а душа летит, летит, летит… Что-то неведомое поднимает и зовет… Снова и снова…
Плывешь в поле по белоснежному молоку просыпающейся земли. Навстречу стремительно вырывающемуся из сна солнцу. Пробуждающему ветер и рвущим белое одеяло утра на лоскуты. Освобождая простор для начинающего дня уходит и ускользает, растворяется курясь туман. Оставляя за собой тишину и поле, накрытое белой вуалью ночи. Дыхание земли еще слышно и видно - угадывается по полупрозрачным тюлевым столбикам тумана все быстрее и быстрее тающих в утреннем ознобе.
Первые лучи солнца робко ощупывают и зажигают верхушки деревьев, кустарников, травы. Зацепившись, они становятся смелее и увереннее… Их становится больше… Они устремляются к земле натыкаясь на тонкую белую вуаль… Паутину не спящих, маленьких и больших, мохнатых и не очень, пауков, паучков и паучих… Растянувших вдоль и поперек маленькие и большие лоскуты кругов. Усеянные капельками росы. Большими и малыми планетами кружащими и летящими по своим орбитам - паутинкам. Вселенными и галактиками. Мирами…
Солнце не стоит на месте, оно нащупывает и ищет… И когда лучи находят этот мир, поле взрывается миллиардами звезд. Искрящимися бриллиантами. Гимном восходящему солнцу. Посланием к своим далеким и близким вселенным. Ответом ночной песни.
Раскинув руки и закрыв глаза слушаю песнь миров. Дыхание галактик начинающегося дня.
В субботу моего детства…
В утро моего богатства…
В моей вселенной…