Первый ошейник, что я надела,
Был для собаки, а вовсе не мой.
Я расскажу вам, как было дело.
Мы возвращались с прогулки домой,
Шли по дорожкам старого парка –
Я и моя собачонка след в след.
Жёлтые листья, воздух нежаркий.
Было тогда мне четырнадцать лет.
Скоро домой, немного осталось
В сумерках до окончания дня,
Только питомица не унималась –
Дальше и дальше тащила меня
Без остановки, как ездовая,
И всю дорогу делала вид,
Словно ошейник ей страшно мешает:
Как натяну поводок – заскулит.
«Нечего тут устраивать сцены! –
Я говорю, чтоб её пристыдить. –
Хочешь, сама твой ошейник надену,
Чтоб поняла ты, что незачем ныть?
Но ненадолго, чтоб не сбежала!» –
Я улыбнулась, ей пальцем грозя.
Что ж, надо выполнить, раз обещала.
Странно, конечно. Но разве нельзя?
Вряд ли за нами кто наблюдает –
Нету вокруг ни машин, ни людей.
Вот я с собаки ошейник снимаю,
Вот застегнула на шее своей,
Вот затянула пряжку замочка:
«Видишь? И всё, и не больно совсем!»
Вот карабин пристегнула с цепочкой,
Дёрнула разик-другой, а затем
Что-то случилось. Я как больная
(Но поводок продолжаю держать),
Будто я падаю или взлетаю –
Не получается не улетать!
Я на коленях, мысли смешались,
В трусиках мокро, щёки горят.
Руки свои удержать не пытаюсь –
Пальцы под юбкой такое творят!..
А собачонка рядом резвилась,
Прыгая в листьях, валяясь в траве.
Милой зверушке даже не снилось
То, что творилось в моей голове.
Я же страдала и наслаждалась.
Боже, как стыдно, как хорошо!
Где мой хозяин? Я потерялась?
Хоть бы меня он скорее нашёл!
Я не была бы с ним задавакой,
Преданным другом стала навек.
Может, в душе я тоже собака,
Вовсе не девочка, не человек?
Так я сидела, в тонком пальтишке,
Крепко цепочку сжимая в руке,
В драных колготках, мокрых трусишках,
В красном ошейнике, на поводке,
Не замечая дурную погоду,
Не замечая, словно во сне,
Ветер и с неба текущую воду…
Воля, свобода – зачем они мне?
*