The Marrige by Rasnic Tem and Melanie Tem

Элина Булгакова
Вся суть отношений

За умение раз за разом возрождать свои эмоции после его опустошающих набегов он и выбрал ее в спутницу жизни. После затяжных периодов истерики она удивляла способностью улыбаться, любить, ненавидеть и переносить боль. С самого начала он знал, что это не навсегда. Она просто человек, и однажды умрет. Но, вероятнее всего, он убьет ее своим неуемным аппетитом. Потом ему придется искать кого-то нового или продолжать наполнять себя незнакомцами.  Их богато окрашенные эмоции всегда доступны, жар и выделения тел – сладки, но все же приятно возвращаться домой к кому-то родному.
Конечно, она все знала. Знала обо всем, чем он занимался целыми днями и в особенности – ночами. Порой она требовала детали – причиняющие боль описания помогали ее страсти найти интересные выходы.
- Нам всем необходим встряска, - грубо заявлял их сосед. Он был бы иного мнения, если бы знал о ежедневных визитах к его печальной жене и таким же печальным дочерям.
Сосед с его злобой и аппетитами – уже весомая причина для грусти, но дело было не в нем. А он просто нашел колодец и пил из него, познавал вкус семейного отчаянья через кровь и вагинальные выделения, а когда добрался до отца – через сперму.
Но страсти конкретной семьи и всех, кого он встречал и пробовал ежедневно, тускнели на фоне его жены. На протяжении последних  84 лет она остается самой яркой личностью в его жизни.
Сейчас, лежа на смертном одре, ее хрупкое, почти столетнее тело сгорало в агонии. Боль убивала плоть, заползала в костный мозг, и он мог бы избавить ее от мучений одним простым движением…
Но он ждал. Дразнил. Нежный поцелуй – и вот его зубы сомкнулись на дряхлой плоти, а она стонала и корчилась в щекочущей страсти страдания. Он вошел в сухую вагину, гадая, увеличило ли это ее мучения или лишь усилило его возбуждение. Умоляя, она закричала. Он подождал еще немного, а затем со стремительным вдохом вобрал в себя ее боль.
Она съежилась под ним, как скомканный бумажный пакет. Как обычно, он остался разочарован. Следовало подождать еще. Она могла дать больше боли.
И он ушел, несмотря на ее бессильные попытки остановить его. В баре, полном темной музыки и приглушенного света,  он подошел к женщине, которая однажды попросила его признаться ей в любви. Он решительно увел ее от посторонних глаз. На горячем асфальте, в пьянящем аромате выхлопных газов, он исповедал ей свою любовь с безупречно отрепетированной искренностью. Она кивнула и облизала губы.
- Укуси меня, - попросил он, но испытал лишь небольшой дискомфорт, когда с его руки исчез крошечный овал кожи.
- Теперь моя очередь, - с жадностью настояла она. Ей было все равно, получил ли он удовольствие.
С состраданием, которого она не заслуживала, он забрал ее боль. 
- Люби меня, - он потряс ее. Но она уже не могла ему ответить, поэтому он оставил ее там, на парковке, и вернулся домой.
Сегодня его жена боялась смерти. Так было не всегда,  иногда она думала о ней с напускной готовностью, а он считал такое отношение совершенно неудовлетворительным и пустым, как пряный сахар. В другие дни она, казалось, совершенно не переживала о приближающемся конце.
Но сегодня она очень напугана. Страх был среди чувств, которые он ценил превыше всего. Он обвил ее руками и ногами, ласкал зубами и языком. Несколько последних лет она страдала недержанием, и он согласился на предписания врачей, только чтобы не вызывать подозрений. Катетеры и подгузники для взрослых? Конечно, он никогда не позволит этим штукам прикасаться к плоти жены, он предпочитал содержать ее в чистоте сам, используя свои методы для  удовлетворения личных аппетитов по несколько раз на дню.
Этим вечером, лежа в их постели, он ждал, когда созреет ее страх. Он внезапно понял, что, хоть и не любил жену, ему будет ее не хватать.
Но ее всегда  мало. Всего  мало, и ничто не могло его наполнить. Хотя незнакомцы дарили ему запоминающийся опыт, которым он лакомился, как десертом. Как, например, на прошлой неделе, или в прошлом месяце.
- Ты не обязана говорить, что любишь меня, - великодушно заверил его мужчина с кривыми зубами.
- Может, и скажу, - его женские губы растянулись в улыбке.
- Скажешь, - согласился мужчина, поглаживая его женскую щеку, скользя рукой под кружевной воротник, расстегивая атласный лифчик и обнажая женские соски.
Женскими руками он обнял мужчину, и тот принял исцарапанную красными ногтями спину за свидетельство страсти, но никак не за попытку добраться до плоти.
- Люби меня, - умолял он женским голосом с прерывистым женским придыханием. Его любовник, сбитый с толку жалкой страстью, принял упавший лоскут кожи за нижнее белье. Он целовал, сосал, боролся со всеми реальными и выдуманными преградами на пути к объекту страсти, и каждое его движение усиливало кровотечение. Боль вызвала эрекцию, страх протолкнул  в половые губы, а кровь послужила смазкой. Отчаянное возбуждение сменилось спазмами ужаса и очистило их сознания.  И тогда он забрал всю боль своего случайного партнера.
Но он всегда возвращался домой, а она всегда его ждала. Она отдавала эмоции, которые переполняли ее и никогда не наполняли его.
- Обними меня, - умоляла она. Ее дрожащий старчески-блеклый голос до сих пор оставался самой настойчивой и ласковой мелодией, которую ему доводилось слышать. Музыка, с которой он прожил столько лет, покажется одним аккордом, когда все закончится.
- Возьми мой страх. Смерть  естественна. Все умирают. Я не хочу бояться.
В беззубом поцелуе она пустила в его глотку едкий бульон своего ужаса. Она уже готова, а на принципе «дать-взять» вот уже восемь десятилетий  держится их брак. Он принял все, что она отдала, и теперь  его мысли занимали размышления о следующем набеге.
Недавно он нашел для себя подходящее место – отделения скорой помощи. Кладезь доступного удовольствия. Самые банальные страсти возрастают там до небес, семьи так уязвимы, в своих переживаниях они истекают кровью, особенно когда один из детей болен или на грани смерти. Он собирался отправиться туда сегодня, когда жена заснет, и его рот начал наполняться слюной в предвкушении предстоящей ночи.
- Нет! – в неверии кричала мать. Этот сорт истерики - именно то, что надо, и он сделал глубокий вдох, чтобы насытиться им в полной мере. Он развлекался с образами, пытаясь описать запах взвинченного отчаянья. Аромат чем-то напоминал грязную детскую рубашку и запутавшийся в волосах ребенка солнечный свет.
Он смотрел на старшую сестру. Девочка-подросток вилась вокруг узла, сплетенного остальными членами семьи. Конечно, она хотела стать частью разрывающей душу драмы, но в силу возраста не позволяла себе присоединиться. Ее чувство утраты оттеняло смущение за мать и опасение, что  отец сойдет с ума от горя.
Она отделилась от трясущегося кулака боли, в который превратились брат, сестра и родители, и отыскала тихое укромное место, где просидела больше часа.
- Все умирают, - мягко сказала она стене, словно зная, что он рядом. Она играла языком со своей печалью, словно та – добыча, мышка, которая вот-вот ускользнет из сырой темницы ее рта. Он глубоко вдохнул и тут же понял, что у нее влажная киска. Он шагнул в этот запах, позволил ей вдохнуть себя в ответ. Ее пульс участился.
С помощью желания, теней и стенания он нашел нужные рычаги, чтобы ускорить процесс слияния. На мгновение он позволил ей увидеть его, поощрить ее девичьи фантазии и полные ужаса чувства. Она увидела его молодым, обнаженным, с длинными черными волосами. 
В этот момент она начала плакать, и от глубины ее переживаний у него перехватило дыхание. Эмоции  молодой женщины поглотили его, он скользнул в ее смятение, почувствовал себя живым от своего наглого воровства, и вот он полностью опустошил ее, и на секунду насытился.
Когда он вернулся домой, жена еще спала. Коматоз. Ее иссохшее лицо выглядело пустым и блеклым. Возможно, она уже умерла. Он задержал дыхание и прислушался, вглядывался в нее, прикладывал ухо к полой груди. Жива.
Он вытащил из-под нее руку и тайком ушел из комнаты, а затем ускользнул из дома. Пусть побудет одна, а когда он вернется, заберет то, что она смогла для него накопить.
Он радовался, что вернулся в отделение скорой помощи. Обессиленная девочка-подросток с потухшим взглядом вернулась к семье. Поначалу они все спишут на печаль, затем подумают про наркотики, и лишь спустя месяцы заподозрят неладное. Она потеряла способность чувствовать.
Родительское отчаянье удвоится. Они станут винить себя за то, что не замечали, как близка была их дочь с младшим братом, как она хотела быть близка и с ними. Они попытаются сделать все возможное, но ничем не смогут помочь.
В другой палате  метался отец. Он увидел его и поприветствовал, заключил в крепкие объятия, словно желая раздавить. Ненависть отца оказалась сладким сюрпризом в эти утренние часы, и он отправился домой.
Жена не отреагировала на возвращение, когда он, скорчившийся от острой боли, появился у кровати. Ее глаза, ноздри и рот были распахнуты, но она не видела, не нюхала и не чувствовала. Ее пальцы скрючены, но к нему она не прикасалась.
Его половинка, его супруга, компаньон на этот отрезок бесконечной жизни.  С пятнадцати лет эта своевольная  красотка, известная своим характером и строптивостью, принадлежала ему. Она любила его больше всего на свете. Бесчисленное количество раз она отдавала ему все, что имела, и восстанавливалась лишь для того, чтобы дать еще. Она и теперь  его не подведет. Он знал, как взять то, что ему нужно.
Он притянул ее к себе. Тело и разум обмякли, но она не мертва – он чувствовал биение сердца и слабое дыхание. Он поцеловал ее, вдохнул, но в ответ ничего.
Он вошел в нее. На поверхности и во внутренних слоях не было ни страха, ни боли, ни любви.
Трепеща от возрастающей ненависти к надвигающемуся голоду, он впился в нее ногтями, зубами и членом. Там, в глубине, было что-то. Наверное, радость. Глубокое умиротворение. Но он не мог до него дотянуться.
Она умерла в его руках. Неохотно он отпустил ее, и несколько минут лежал рядом с опустошенным телом.
- Еще, - умолял он, поглаживая испещренное морщинами лицо. – Я с тобой еще не закончил. Мне мало. Мало.
Он встряхнул тело. Ее голова свесилась с его запястья, губы распахнулись,  но горло не двигалось, пульса не было. Она уже отдала ему все, но для него это было ничто.
В конце концов, он вздохнул и поднялся. С усталостью приготовился снова выйти, думая, повезет ли ему еще раз найти такого идеального партнера.
 Он закрыл за собой дверь их дома и совершенно неожиданно понял, что любил ее. Это поразило его до глубины души и – на несколько удивительных моментов – наконец-то наполнило.