Жизнь обесценилась.
Практически ещё не проснувшись, он уже стоял, вцепившись в раковину, а коленями прислонившись о тумбу, протирал перед собой запотевшее зеркало.
Его голова была готова упасть подбородком на грудь, так сильно он хотел спать.
Коричневые волоски лежали россыпью на раковине, с остатками зубной пасты. Одним движением руки он открыл клапан стерилизации, и все лишние детали ликвидировал желудочно-кишечный тракт водостока. Он отошел назад, от раковины и тут же в эту же минуту, она начала переворачиваться и складываться как конструктор, заигрывая сопровождающими звуками и осушающими механизмами репродуктивной системы. На его лицо так же попадали воздушные потоки, на что он с привычным видом обращал внимание; и в этот раз он, задрав свою верхнюю губу и подняв немного подбородок, сделал так, что ветерок попадал ему на дёсны. Складная ванная тут же приняла облик шкафчиков, рабочим столом и креслом для работы на нем. Всё было стерильно как в кресле у зубного врача, которые он видел только в фильмах. Кресло было так же почти горизонтально, только еще было скорее, похоже, гоночное, а не врачебное. Мониторы были расставлены полукругом и с потолка как будто лианы свисали трубки, в которых были кабели и провода. Неоновые лампы, длинные палки с белым светом, которые не резали глаза, а наоборот давали приятный отдых и не давали понять организму какое сейчас время суток.
- Комплект номер пять! – сказал он приказным тоном.
- Ожидайте, – отозвался низкий механический голос.
- Диктофон, – опять сказал он, только уже просыпаясь и зевая от усталости.
- Диктофон включится после звукового сигнала, - Сказал динамик и после нескольких секунд ожидания был сигнал.
- Жизнь обесценилась, сказал мой отец, после чего ... Дней так через 8 покончил с собой. Просто засунул голову в конвейер, от него не осталось ничего кроме пыли от ботинок. Я думаю это всё из-за их отношений с моей мамой. Какой я умный, правда? – сказал он, упираясь одной левой рукой о спинку кресла и выжидая свои резиновые ботинки из системы прессовки. Сзади за креслом, стена не заканчивалась, а продолжала идти до конца комнаты, точнее, контейнера, где он и обитал. Просто в тени нельзя было и подумать, что кроме освещения здесь находилось еще, что-то кроме него и этого неодушевленного трансформера.
- Выключить, - сказал он, уже залезая в свои испечённые ботинки, которые так приятно пахли резиной и уже были спрессованы. Прямо под его ноги. Правая нога, была металлической, начиная от колена, заканчиваясь ступней. Так что своими руками он поправил штанину, заправляя ее в ботинок, зажимая свою уродливую и металлическую голень.
- Я готов был провести остатки своих дней в контейнере, хоть за каплю внимания своих родителей. Зевнув опять, он достал из квадратного ящичка горсть таблеток, положил их себе в рот и после чего запил из шланга, который вынул из прямоугольного контроллера. Контроллер висел над креслом.
- До тех пор пока я не вышел из этой комнаты. Я даже и представить не мог, что мой мир на самом деле это два человека, которые ненавидят друг друга и контейнер созданный роботами для перевозки растений. Я много изучал ботанику и о природе в целом изучил много информации. О том, как устроена природа, биология и экология. Атмосферу я могу только представить. Но когда я был крохотным, даже ходить толком не мог, то я представлял себя здесь гуляющим по заброшенным садам. О, этот огромный мир! Спрятанный мир в заброшенном аду, где-то на окраине космоса. Куда даже не может добраться взор Богов. Иногда, прислонившись ухом, к краю платформы на полу для выхода, я слышал, как мне казалось их шёпот. Но только потом я узнал, что это были вопли. Бесконечные и нескончаемые вопли людей, чьи души покоятся за дверью, - он сжал губы и сделал жест бровями, когда заключают вердикт.
Он щёлкнул выключателем, после чего неоновые лампы под потолком в комнате замерцали, с разными скоростями. Белый цвет отдавал белизной на зеленые листья растений, которые были расставлены вдоль наверху под полотком. Он расхаживал по комнате, периодически настраивая, что ни будь в главном буфере и, переключая руками, что-то от случая к случаю. Скорее систематически, нежели импульсивно. Сейчас он был похож на бегающие пиксели на экране, передвигаясь так же складно и расторопно. Он опять достал из маленького ящика таблетки, положил в рот и запил. Затем он продолжил:
- Я сказал, что готов был провести остатки своих дней в контейнере, за внимание родителей. Но я так и не получил их внимания, а лишь только остался без них. Здесь. В глубоком детстве, когда я гулял по своему волшебному саду, - он жестом показал на висящие под потолком конструкции, в которых стояли растения – Ещё тогда все эти растения плодились прямо из-под решетки и контейнер вовсе предназначался на время перевозки, - Он посмотрел вниз на решетку под ноги. Он стоял на сетчатой решетке, под которой было расстояния до пола сантиметров 20. Раньше под решеткой во время его детства лежала почва для жизни цветов и растений. Мои пальцы были настолько маленькие, что я даже мог просунуть их в какое-нибудь дырку и потрогать землю, насекомое или просто почувствовать дикую влагу. Но со временем она превратилась в пыль, и он её смыл и забыл о ней.
- Я видел, как мой отец выходит отсюда. Он перешагивал через край платформы, своими большими шагами. И надевал маску на лицо. После чего оглядывался, кивал мне, если я был рядом. У него сразу менялась походка. Я никогда этого не забуду. Я знаю это по себе и в дальнейшем понял, почему она менялась. Он мог не вернуться. Его спина сразу напрягалась, осанка ссутулилась, локти отходили назад. Дверь закрывалась, а я оставался смотреть и фантазировать, куда он направился, весь важный и серьёзный.
Он открыл дверцу, вытащил шкафчик из стены. Щёлкнул светом и, наклонившись, начал разглядывать насекомых, которые находились за стеклом. С несколько секунд, он поводил головой, потом достал самого жирного кузнечика, положил себе на край ряда зубов головой и откусил его конец. Прохрустел и положил в рот другую часть тела. Проглотил и продолжил:
- Один раз. Глубокой ночью. Уже когда их отношения с мамой подходили к пику ссор и скандалов. Когда они уже поднимали друг на друга руки. Он разбудил меня, поставил на ноги. И сказал: “Просыпайся, сейчас покажу тебе, как живут в реальном мире". От него пахло перегаром. Он был пьян, его щетина выступала куда больше обычного. Я сначала начал просил его, что бы он оставил меня в покое. Я был напуган до смерти. Моя интуиция и всё моё нутро не хотели этого. Тогда в первый раз я ощутил такой дикий страх в груди, я вспотел почти сразу. Это состояние у меня было впервые. Я даже подумал, что я болен. Но уже было поздно думать. Мы с ним шли через занавесь растений, я едва успел проснуться, как меня окунули в ледяную воду. Он переступил через край платформы, а меня взял подмышки двумя руками и поставил под дверь, затем нажал на клапан и дверь закрылась. Все эти воспоминания я вспоминаю не очень отчётливо, так как возраст был очень маленький. И кусок воспоминаний именно на этом месте останется в моей памяти навсегда. Так вот, когда дверь закрылась, мы остались в абсолютной тишине. Это был вакуум, находясь в котором можно было услышать собственное урчание в животе, оно уже могло свести тебя с ума; – он сделал указывающий жест прямо в камеру, - я был парализован, я был в шоке, я был абсолютно беззащитен. Я размышлял в своих мечтах об этой двери. Даже не представляя, какое ужасное и отвратительное место может, подстерегать тебя прямо за дверью…
Он перевел дыхание, подошел к контроллеру с трубкой воды, отпил немного и продолжил:
- Я почувствовал себя еще больше бессильным, когда отец сел на корточки. Он был похож на дикое животное. Я заранее знал, что моя жизнь изменится после это ночи. И отпрянул назад к стенке, я тоже был животным. В глазах начало темнеть, но мой отец вернул меня к жизни: “Не бойся, рано или поздно тебе придется выходить отсюда. Держи меня за рукав, что бы ни упасть, сейчас будет сильный ветер”.
Он предупредил меня не просто так. Когда он начал открывать дверь, то я чуть было не упал, но успел сманеврировать во время благодаря тому, что держался руками. Сказать то, что моя психика была разрушена – ничего не сказать. В первый раз в жизни я узнал, что такое ветер. Тошнотворный и мертвый запах. Еще никогда в жизни я не был таким беспомощным как сейчас. По макету двери я понял, что мы живем в такой же коробочке, как и растения с насекомыми, которые живут у нас в ящичках. Мир за пределами был адом. Просто адом. Тогда я еще не знал что борт отсек наполненный едкими химикатами. А люди просто превращались в микробов, которые пробуют выживать как паразиты в теле человека. Тогда я еще не знал, что этот борт был наклонен, и гравитация была устроена так, что намеченный пол являлся просто стеной. По которому люди конструировали лестницы, и лабиринты винтовых шахт. Запах ударил мне в голову, я слабо понимал что происходит, я услышал вопль, где то сверху. Затем, вцепившись в отца, который скорее смеялся надо мной, нежели показывал каков мир на самом деле. Я увидел поток огня, пониже двумя такими дверцами от контейнера как наш. Там был человек, и он делал, что-то с вставленной в стену круглой дверью от шахты. Мой отец кивнул ему, а тот ему в ответ. Всё былое представление о жизни у меня разрушилось, уже в тот момент как мой отец разбудил меня. Но я не верил и не хочет верить в это еще долгие годы. Длинный дурно пахнущий, населенными ничтожествами коридор, наклоненный гравитацией по диагонали. Оскверненный и заброшенный мир. Трубы. Заплесневелые, заржавевшие. Налёт чего-то. Скорее всего, мочи, кала и крови. Эта масса растекалась мириадами литров. Это были не люди. Это были гиены. Изнасилованные люди, порождениями огня. Бездонная пропасть. Наверху, было так же вставлено пару людей. Один человек, свесивший тоги тоже помахал отцу. И он отвлёкся от наблюдения и сказал мне: “Видишь, какой мир на самом деле.…Такой озлобленный и уродливый. Уродливый?”, добавил он, как будто само утверждался за счет больного и не правильного существования.
Он встал напротив зеркала, достал пульт. Протер его от пыли и засунул обратно в карман, нажав перед этим на кнопку.
- Я еще не понимал этого полгода назад. Но! Я больше не чувствую таблетки. Они мне не помогут. И скорее всего никогда не помогали.
Медленно сказал он, последнюю фразу и отчетливо посмотрел в камеру.
- Когда я был там в первый раз. Наш сосед снизу, заметил меня. Он снял маску. И посмотрел на меня. Его морщины на лбу. Его маслянистая кожа. Созданные как будто из воска белки глаз. В них не было жизни.…И это ничтожество улыбнулось мне. Всё о чем я тогда думал, это о том, как мне найти прежнего себя, умершего, где-то там. По пути, в занавесе из растений…. Это чувство. Будто бы тебя изнасиловали. А потом убили. И.… Оставили здесь. В камере смертников.