Every Angel is terrible.
- Rainer Maria Rilke
Указание на то, что красота может быть смертельной, мы находим сразу у нескольких поэтов. Прежде всего, у Робинсона Джефферса. Мы говорим, конечно, о дикой, "нечеловеческой" красоте.
Красота и истина тождественны и опасны. В стихе «Молчаливые пастухи», он говорит, что «человек должен открывать для себя истину», однако наука и математика «опасные средства», они «идут параллельно Реальности, они символизируют ее, смотрят на нее украдкой, никогда не прикасаются к ней», и далее предупреждает,
«Подумайте, на сколько кусочков разлетелись бы косточки людей,
И как задрожало бы небо,
если бы разум хоть на мгновенье прикоснулся к истине !»
И это прямой намек на уравнение Шредингера и атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Сегодня к этому можно присовокупить Чернобыль и Фукусиму. Что дальше?
В своем, возможно самом известном стихе, "Мир дикого лебедя" Джефферс олицетворяет дикую красоту с лебедем. Приблизиться к этой красоте, имитировать ее - невозможно:
"Мир дикого лебедя не впустит к себе охотника,
Самые совершенные пули не попадут в белую грудку,
Самые совершенные зеркала не выдержат его пламени."
Единственно на что можно надеяться, это на ее созерцание.
Д.Г. Лоуренс, другой «поэт красоты», использует образ лебедя, как образ хаоса. Теория хаоса, сродни квантовой механике, приближает нас сегодня к самым потаенным (и опасным) истинам мира.
"Далеко
в центре космоса
в сердце времени
внутри электрона
бьет по воде крылами
огромный лебедь
хаоса.
Для нас
он больше не тихо плывущая птица,
не радостный крик энергичного полета,
не пассивное высиживание атомов,
не сон на заснеженном берегу;
он больше не ищет корма в болоте
и не трубит песню на закате дня, -
Он обрушивается
на нас в темноте,
чтобы растоптать наших женщин
и унизить мужчин;
с невиданной доселе силой
огромная белая птица
вспахивает наших голых женщин,
оставляя на их животах
отпечатки черных болотных лап."
Не похоже ли это на метафору того, что происходит с нами ?
Эмили Дикинсон, еще один поэт, которому, если можно так выразиться, позволено приближаться к красоте, прекрасно осведомлена о ее разрушительных свойствах.
Она предупреждает (стих 1434):
"Не связывай Пчелу верёвкой -
Не лезь по стенам Красоты -
Есть наслажденье в Отстраненьи -
Есть радость в Уязвимости – "
Разрушение природы - это прямое нападение на красоту со стороны людей. И они же, в конце концов, пострадают больше всего. Красота – высочайшая тайна вселенной, ее главное качество, которое она не позволит раскрыть ни при каких обстоятельствах:
"Причины нет у Красоты -
Она живет - и всё.
Попробуешь догнать - уйдёт,
Оставишь - будет жить -
(Стих 516)
Но люди (и другие существа) не могут жить без красоты. Они интуитивно чувствуют ее и как мотыльки летят на ее свет. Приближение к ней опасно, но и уход от нее равносилен самоубийству. Красота запредельна, поэтому людям нужен посредник. И это шаман, который не боится смерти. Поэт выступает в качестве такого шамана, осторожно раскрывая красоту как целостность природы.
В стихе «Ответ» Джефферс говорит:
"Целостность – величайшая красота,
это органическая полнота жизни и всех окружающих вещей,
божественная красота вселенной.
Любите это, а не отделенного от полноты жизни человека;
в противном случае вы сами попадете в такое же незавидное положение,
или утонете в отчаянии, когда настанут тяжелые времена."
В стихе «Молодому художнику», он советует «жить бессознательно», чтобы спастись от «ярости звезд»:
"Живи бессознательно – и ты будешь непобедим,
Ты – храм и крепость.
И я говорю танцующему на пороге храма:
иди домой. "
Спасая нас "от ярости звезд", поэт или шаман, помогает нам найти нишу, чтобы скомпенсировать “коллективный психический дисбаланс” (Юнг).[4] Эта ниша - наш экологический дом, в котором человек, “плохой танцор”, должен жить, не претендуя на божественность, но всегда измеряя себя по отношению ко вселенной (Хайдеггер) [5] Поэзия выполняет роль такого измерения. Поэзия (от греческого poiesis – творить) не синоним красоты. Это ответ человеческого сердца на красоту природы.
Человеческая красота представляет собой эрзац природы, ее слабое подобие. Но этой «человеческой» красоты ему должно вполне хватать. Как только он начинает претендовать на место Бога, красота восстает и ставит его на место.