КЛИП 2

Юрий Костин 2
Ах, как я люблю старые советские песни! Сколько в них мелодии, величия, души. И исполнители были – в соответствии. Конечно, я говорю не о той советской эстраде, которая была скорее кабацкой, и не о той, которая ни уму, ни сердцу, а скорее – для ног. Есть ведь и другие песни. «Беловежская пуща» группы «Песняры», к примеру. Или «Надежда», в исполнении Анны Герман. Даже «Богатырская сила», сочинённая Стасом Наминым (Анастасом Микояном). Сколько в этих песнях силы и внутреннего содержания. Испытываешь гордость в гражданской сопричастности к словам этих песен. А взять такую песню, как «Широка страна моя родная» …
А почему бы и не взять? А почему бы не сочинить клип к этой песне, взглянуть на нашу страну, с высоты птичьего полёта? Так у нас появилась затея создания нового клипа, условного и виртуального. Давайте посмотрим, что у нас получилось. Только возьмём мы расширенный вариант «Песни о Родине», какой и был у Василия Ивановича Лебедева- Кумача в 1936-м году, после принятия новой Конституции.
Ещё – необходимое дополнение. Петь у нас в стране любили, пели много, все вместе, в торжествах и в компании, по отдельности, пели самые разные песни. Теперь, к сожалению, петь почти перестали, с тех пор, как в нашу бытность вошли магнитофоны, которые поют априори – лучше. Теперь песни больше слушают, потому и так развился шоу-бизнес. Может, они специально отучают нас петь? Даже серенады, за редким исключением, перестали петь своим любимым. Разве что поём гимны, и то не все.
«Песня о Родине», это и есть гимн, гимн своей любви к Родине, стране, в которой мы все родились и которую должны любить. Любим или нет, другой вопрос, но любить - должны. И страна тоже должна любить нас. Об этом и песня. И – последнее. Лебедев- Кумач был поэт при государстве, и написал свою песню не сколько о стране, сколько о государстве. Чувствуете разницу? Мы же постараемся сделать клип всё-таки о стране. И петь её будут россияне, её населяющие, как в стародавние времена, так и ближе к временам нынешним.
Итак, начинаем …
Крутится перед нашими глазами шарик нашей планеты, крутится под нарастающую мелодию. Кажется, что это звучание и заставляет крутиться этот шарик. Каким он кажется маленьким отсюда. Мы начинаем приближаться к планете, и она становится всё больше. Под нами – «одна шестая часть суши», то, что мы называем своей Родиной. Появляется голос вокалиста. Лично мы писали этот клип по голосу Муслима Магомаева, одного из самых классических исполнителей. Он поёт действительно величественно. Кажется, что поёт сам Творец, если можно такое представить. Каждый ведь в это слово вкладывает свои смыслы.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Перед нашими глазами они и проносятся – леса, поля и реки, только чего-то кажется нашему глазу не хватает. Чего же? Ах да. Признаков технологической цивилизации – городов, мостов, плотин, шоссейных дорог, линий высоковольтных передач. Этот мир – ещё девственно чист. Это – Русь, которая ещё только осваивается славянскими племенами, но они уже успели полюбить эту землю, которая велика и привольна и способна прокормить всё человечество, если к этому приложить руки.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Это действительно так – славянские племена жили привольно, тогда как в Европе Западной вовсю процветало рабство, и простой народ вкалывал на пользу своих господ. На территории же Руси всё было иначе, потому она и развивалась, появлялись всё новые города, посады, слободы и деревни, много деревень, ибо дома строили из дерева, а селения сии отвоёвывались у леса. Вот они, под нами, появляются, то здесь, то там, и, кажется, что все эти строители поют.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Условно говоря, Русь в то время делилась на две части – Киевскую и Новгородскую, которые соревновались за своё главенство в будущем. Этим обстоятельством и воспользовались орды степняков, которые заполонили земли Руси, заняли и сожгли Рязань, а также ещё несколько городов, чтобы доказать свою силу. Но в песне об этом не говорится, как не говорится и о многом другом. Всё-таки это не урок истории, а песня, которую можно сравнить с мифом, легендой, былиной, которую поём мы все вместе и каждый – от своего сердца.
Теперь мы оказываемся над Волгой, точнее – в междуречье Волги и Оки, над небольшой рекой Москвой, где имеется город, непритязательно названный именем этой же реки. Ничем город не примечателен, но ему суждено стать центром одной из самых мощных держав в будущем. Голос Творца продолжает петь:
От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит как хозяин
Необъятной Родины своей.
По ходу песни мы пролетаем над той частью страны, которая и была тогда Русью. Пролетаем от Кавказских гор до Мурманского моря, как раньше называлось, поморами, то северное море, что получило имя мореплавателя Виллема Баренца. Сей человек хоть и родился в Голландии, но сердцем прикипел к русским просторам, к нашему северу и прошёл много вёрст вкруг арктического побережья континента и умер на Новой Земле, где и был похоронен. А Мурманское море получило его имя, отдав смысловое значение своё главному городу Кольского полуострова. Это – небольшая историческая сноска.
Песню о Родине исполняет хор солистов, если можно предположить такое определение. Мелькают поющие лица. Здесь и Ермак Тимофеевич (Ермолай Тимофеев), и Ерофей Павлович Хабаров, и Семён Иванович Дежнев, и Витус (Иван Иванович) Беринг, и тот же Виллем Баренц, и многие другие - русские, немцы, голландцы, представители сибирских и уральских народностей, которые, сердцем, приняли Русь и тоже поют о своей Родине; и не так уж важно, большая она или малая, достаточно того, что она – Родина.
Всюду жизнь привольно и широко,
Точно Волга полная течёт.
Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почёт.
И снова появляется Волга. Мы проносимся над самой её поверхностью, так, что брызги попадают нам в лицо. И снова резко набираем высоту и мчимся дальше, дальше … Леса, поля, много колосящихся полей, теперь уже видны и города. Они становятся больше. Теперь не только деревянные детинцы и рубленные избы. Появляются каменные дома, из кирпичей, из каменных блоков, даже мраморные палаццо – веяния Европы и появление богатого сословия. И молодых лиц много. Некоторые смотрят восторженно, другие хмурятся, но тоже поют, пусть и менее восторженно. Старики … они есть, и их немало. Сама жизнь на Руси, в России, довольно тяжёлая, и люди потому старятся быстро, особенно женщины, бедные женщины из простого народа, которых воспел Николай Алексеевич Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Они тоже где-то там, и тоже слышан их голос. Вот только очень уж скорбные нотки в этом вокале. Тот же Некрасов подметил это, и ведь не на пустом месте всё это развилось. Да, молодёжи на Руси было немерено. Семьи были многодетными. Бывало, что вся деревня, это всё одна большая семья, да и та не умещается. Работали безмерно, «от зари до зари», «от темна до темна», и привело это к тому, что Россия сделалась главной кормилицей всего мира. Отсюда больше всего вывозилось ржи, пшеницы, овса, мёда, рыбы, и составляло одну из главных статей государственного дохода. Потому как работали на совесть. И не только на совесть. Ведь как было в суровую старину – в неурожайные года тех же стариков, да детей хилых в лес отвозили в зимнюю пору, да и оставляли там. Сурово? Несомненно. Жестоко? Более чем, ведь из своих семей вывозили. Об этом не принято вспоминать, но нет-нет, да и упомянет кто. Сказку «Морозко» помните? Там старик собственную дочь по наущению второй жены в лес повёз, на смерть то есть. И ведь это не стало ЧП для прочих обитателей деревни. Это было в старых обычаях. Вот старики всеми силами и пытались показать, что и от них имеется польза. Наставничество пошло именно с тех времён. Какой бы старый и немощный человек не был, но он занимался делом. А отсюда и почёт им был. А когда Русь начала в изобилии зерно вывозить, исчезли и былые жестокие обычаи.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Поёт народ, поют крестьяне из многочисленных деревень, поют посадские, мастеровые люди в жёстких кожаных фартуках, поют и служивые люди в воинских кафтанах с пищалями и саблями. Все свою службу знают, и свои обязанности чинно несут.
Тем временем жизнь в стране меняется, где-то к лучшему, а где-то и … Но песня у нас такая, величественная, нам разные там несуразности ни к чему. Тем более, что и народ-то, поющий народ, он ведь у нас к трудностям-то привыкший, для него-то трудности – совершенно повседневное дело. Он ведь, народ-то, иной жизни не очень-то представляет, разве что какой Наполеон к нам с новыми, европейскими веяниями заглянет, так его с вилами, как завоевателя, а не как новатора и приветят. А жизнь-то продолжается, братцы мои …
Наши нивы взглядом не обшарить,
Не упомнишь наших городов,
Наше слово гордое «товарищ»,
Нам дороже всех красивых слов.
Ага, торжествующе заявит наш привередливый Читатель. Раньше такого слова не было. Это особое коммунистическое слово, изобретённое стараниями товарища Ленина!! А вот и нет. Слово это давно известно, а Владимир Даль в своём словаре даёт ему разные варианты толкования. Товарищ это дружка, сверстник, ровня в чём-либо, однолеток, односум, помощник, сотрудник, соучастник в чём-то, клеврет, собрат, совоспитанник, сослуживец, и так далее. Даже официальная должность была в кабинете министров – товарищ министра, то есть помощник либо заместитель без права подписи документов. Это тоже – сноска.
Если до сих пор мы путешествовали преимущественно над провинциальной, деревенской частью России, то теперь наш путь, то есть полёт всё чаще проходит над городами. Их становится больше, и сами они гораздо обширнее старинных городов- посадов. Но и полей- нив – в изобилии. И все работающие в полях и городах поют о Родине, поворачивая свои лица, чистые или в потёках трудового пота, к нам, слушателям, зрителям, читателям.
С этим словом мы повсюду дома,
Нет для нас ни чёрных, ни цветных,
Это слово каждому знакомо,
С ним везде находим мы родных.
Лебедев-Кумач хотел сказать об интернациональной сути Советского Союза, противопоставив буржуазный Запад с его расовыми проблемами, которые начались с распадом колониальной системы, но только мы-то говорим об исторической роли России. У неё не было тех заморских колоний, от которых легко отказаться, бросив их, как нерадивых супругов, брак с которыми не сложился. У нас-то всё немного по-другому. Наши колонии суть – окраины обширной империи, а элита их вольно или невольно втянута во внутригосударственные связи. Так просто от них не отделаешься. И потому государство Российское было максимально интернационально, особенно в девятнадцатом столетии, когда к империи присоединился Кавказ, Закавказье, а также Западный Туркестан, который у нас обозначен, как Средняя Азия. Это очень сложные регионы, влиять на которые может только могучая держава, как Великобритания, пытавшаяся переварить Индию, а также Южную Африку и Австралию, или Франция, тоже осваивавшая Индокитай. И, если Великобритания была вынуждена покинуть Индию, то Россия с задачей прогрессорской деятельности, в общем-то, справилась и почти перезапустила вектор развития в этих регионах. И потому к общему хору россиян присоединяются и голоса тех народов, которые населяют эти обширные территории, где лесов и нив не так уж и много, а пустынь – гораздо больше. Но они готовы тоже петь о своей Родине, когда на своём языке, а когда и на русском. К слову сказать, к концу девятнадцатого века создались тенденции присоединения у России и Восточного Туркестана, то есть Монголии, Маньчжурии и некоторых районов Северного Китая, но … Великобритания этого допустить не могла. Они начали вести войны с Китаем, а также способствовали конфликту с Японией, в результате чего случилась война 1905-го года, и те геополитические процессы поменяли свои значения.
Однако, как бы то ни было, национализма, каким страдали (или страдают) страны Запада, у нас не было. Может быть по той понятной причине, что не было и столь впечатляющей разницы в уровне жизни и уровне комфорта. Все жили не так уж и богато, и умели сочувствовать малым народам. Вот так. Оттого и пели общую песню.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Тем временем грянули новые, крутые перемены. Изменилось само государство. Случилась одна революция, потом вторая. В городах люди суетились, там что-то происходило. Они почти перестали петь. Музы молчат, когда говорят пушки. И прервалась бы наша песня, но … но … страна наша слишком велика и могуча, чтобы вот так наступить на горло общей песне. Тем более, что изменения коснулись городов, а их в обширнейшей державе мира всё же меньше, чем малых городов, а уж тем более деревень и сёл, жители которых сначала тех перемен и не поняли. Они делом были заняты. Они заботились о Родине.
За столом никто у нас не лишний,
По заслугам каждый награждён.
Золотыми буквами мы пишем
Всенародный Сталинский закон.
Постепенно перемены начали просачиваться в тело страны, то есть народ начал ощущать перемены. Если раньше власть позволяла народу быть самостоятельным, а порой и самодостаточным (оттого и началось столь бурное развитие государства в середине девятнадцатого столетия), имея в качестве контроля – православную церковь, то новая власть, большевистская, церковь отодвинула в сторону, а потом и вовсе чуть не уничтожила, что же касается контроля, то следили свои же – нашлось немало желающих, начиная от партийных органов и силовых структур и заканчивая активистами из комитетов бедноты. Всё это называлось – раскулачиванием, а попросту было грабежом. Впрочем, как и продразвёрстка, которая едва не покончила с сельским хозяйством в центральной части России. Люди ещё пели, но ноги их шатались от голода, такого сильного, что начались случаи людоедства.
«Будет хлеб, будет и песня», – сказал один из запевал, то есть скажет чуть позже, а если не будет хлеба, то как быть с песней? Но ведь … поют, же поют … Но … теперь мы видим, что люди как-то распределились. Одна часть народа продолжает признаваться в любви к Родине, и делает это с азартом, даже со страстью, а ими дирижирует невысокого роста человек с оспинами на лице, усатый, а в руке его, вместо дирижёрской палочки, курительная трубка. Он улыбается в усы, глядя на энтузиастов, а также на других, в серых арестантских робах, с землистыми лицами, которых подталкивают, для убедительности, штыками, люди с суровыми лицами, которых оказалось на удивление много.  А усатый теперь солирует сам:
Этих слов величие и славу
Никакие годы не сотрут:
– Человек всегда имеет право
На ученье, отдых и на труд!
Ученье, отдых, труд. Конечно, всё это хорошо, всё это замечательно, и, как известно, из песни слова не выбросишь, но горько смотреть на тех, кто поёт про отдых и труд, занимаясь каторжными работами, а слова песни порой перекрываются злобным лаем овчарок. К тому же происходит непонятное на рубежах страны. На Польшу нападают дивизии Вермахта, а со своей стороны … со своей стороны в Польшу входят солдаты Красной Армии, которые тоже поют, а гитлеровцы им аплодируют, машут руками.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Особенно больно видеть, как поют про вольную жизнь истощённые люди в арестантской одежде. Среди них видно лицо Солженицына, Шаламова, Панина. Поют Мейерхольд, Рокоссовский и многие, многие другие. Кого-то освобождают, кто-то перестаёт петь и пропадает, но ведь они тоже любят Родину, и эту любовь свою они тоже как-то выражают. Могут и вот так - песенно.
Но их как бы не замечают. Люди продолжают вести свою привычную жизнь, влюбляются, женятся, появляются новые участники всенародного хора, которые тоже подтягивают своими юными голосами, включаясь в общий настрой.
Над страной весенний ветер веет.
С каждым днём всё радостнее жить,
И никто на свете не умеет,
Лучше нас смеяться и любить!
Если верить словам песни (а почему мы должны не верить?), то всё у нас хорошо и замечательно, вот только … вот только на горизонте кровавые сполохи. То ли это гроза, то ли эхо грядущей войны? Нет, это из другой песни, но люди всё чаще тревожно поглядывают то на восток, то в сторону запада. А там уже … У Лебедева-Кумача есть и такая песня, но совершенно другая. А пока продолжается эта, о Родине.
Но сурово брови мы насупим,
Если враг захочет нас сломать.
Как невесту Родину мы любим,
Бережём, как ласковую мать!
Теперь ясно видно, что в стране случилась беда, Большая Беда, но люди готовы с нею справиться. Рука об руку они идут навстречу невзгодам (некоторых сопровождают заградотряды, но их как бы не замечают, идут без оглядки, и продолжают петь). Теперь музыку порой перекрывают взрывы снарядов и бомб, шум пикирующих бомбардировщиков, но разве это аргумент, чтобы не любить Родину, чтобы не петь об этой своей любви. И – как результат – враг разбит, а бывшие фронтовики возвращаются домой, где их ждут родные, нивы, заводские цеха, и – Родина, та самая ласковая мать, которая хоть порой и наказывает всех нас, но ведь любит, за что и мы её любим, и поём об этом.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Делся куда-то тот усатый человечек, что дирижировал общенародным исполнением, и жизнь становилась легче, и пелось с энтузиазмом. Как бы хотелось, чтобы не было больше ни войн, ни обид друг на друга. А то, что части государства стали от былой общей страны, которая с таким трудом нашими предками собиралась, так в этом есть и частичка нашей вины. Братство, оно ведь должно чем-то подкрепляться, не только словами общей песни, но и чем-то ещё. Чем? Давайте задумаемся об этом вместе, а потом споём новую песню. Помните, была и такая – «если бы парни всей Земли» …