5. ОБИДА
Шуберт и Дэн вошли в квартиру. Шуберт еле держался на ногах, Дэн поддерживал его.
– Эй, Шуб, мы тут по твоей милости почти без выпивки остались, – заявил Рябчиков.
Шуберт посмотрел на него рассеянным взглядом и свалился на пол. Дэн испуганно кинулся поднимать его. Это не составило труда, ибо годы не прибавили поэту ни одного лишнего килограмма. Шуберта усадили в кресло.
– О мой юный лирик! – заламывая руки, воскликнул Артём. – Какая горесть заставила тебя так переборщить? Заметь, о поэт, вино – древнейший напиток, но не всё то ценно, что пережило саму древность и осталось навек новым в сердцах и сознании людей. Ведь сами человеческие пороки – что может быть древнее их? О бесценный друг! Сердце разрывается и обливается кровью, когда я вижу, как ты губишь себя. Если бы ты видел, как я рыдал тогда, много лет назад, когда ты чуть было не умер! О-о-о! Ведь если это повторится, я точно не вынесу потерю! Нет-нет, не вынесу, и ни любимая женщина, ни мои отроки не спасут меня от океана отчаяния. Я умру с тобой, о Шуберт! Прошу тебя, не испытывай судьбу! Не надо! Ты родился в рубашке, судьба постоянно даёт тебе шанс, но однажды ей может наскучить такая игра! Пощади себя и меня, о мой юный лирик!
После этой пламенной тирады Артём упал в ноги к Шуберту и в слезах припал к его рукам. Шуберт посмотрел на него затуманенным взглядом и пробормотал:
– Да какой юный? У меня, оказывается, взрослый сын есть… – с этими словами его голова упала к груди, и он заснул.
– Значит, это правда? – прошептала Вика, и слёзы задрожали у неё на ресницах. – Шуберт, это правда? – она подбежала, оттолкнула Артёма и стала тормошить поэта.
Шуберт с трудом открыл глаза.
– Шуберт, скажи, что это неправда! – взмолилась Вика. – Пожалуйста! Я поверю тебе!
– О мой юный лирик, не лги, не лги! – рыдал Артём. – Если даже ты спасёшь положение ложью, это не даст тебе покоя ни днём, ни ночью. Ты будешь мучиться, тяготиться тем, что избрал лёгкий путь. О-о-о! Нам ли, нам ли избирать лёгкие пути?
Шуберт обернулся к Шашкину и сказал:
– Да я и сам не собираюсь врать, Артём, – затем, повернувшись к Вике, он произнёс: – Да, Вика, это правда… Но это произошло не по моей воле. Я не знал… Я не хотел, честное слово… Я ничего не помнил, я ничего не соображал… Вика…
Лида Орехова вступила в разговор:
– Да, он ничего не помнил и ничего не соображал, я за это отвечаю. Это всё я и только я. Вика, кончай придуряться, на него же смотреть жалко! Он на тебя смотрит, как провинившийся котёнок, мать его! А ведь не виноват ни в чём! Это всё я сама!
И вдруг Лида расплакалась и убежала на кухню. Вика повернулась к Маше:
– Как это – сама? Разве такое возможно? Он не мог не знать, что делает!
– Мог, – коротко ответила Маша.
– Не может быть!
– Может, – так же лаконично отрезала Маша.
– Нет, нет, так не бывает! Он специально так говорит, он из меня дурочку делает!
– О Вика! Он же был в беспамятстве! – воскликнул Артём. – Пощади его! Не лишай поэта своей любви! Сердце у поэта такое нежное, оно не вынесет подобной пытки! Пытки ли?! О нет! Казни!
– Да кончайте вы все из меня дурочку делать! – рыдая, воскликнула Вика, и бросилась к двери; Шуберт побежал за ней, пытаясь остановить её.
– Вика, прости, умоляю! Честное слово, я не хотел! Я люблю тебя, только тебя! С тех пор, как я полюбил тебя, мне никогда не была нужна другая девушка! Вика… ты плачешь… – и Шуберт сам заплакал.
Лида смотрела на эту сцену из кухни, и горькие жгучие мысли путались у неё в голове, однако сводились к одному: «Зачем я упустила его?»
– Не трогай меня! – крикнула Вика. – Я тебя не хочу знать!
Шуберт побледнел и отступил на шаг.
– Вика… можешь ненавидеть меня, но пожалуйста, не прогоняй меня из своей жизни! – слёзы катились по его щекам.
– А зачем я тебе? Я даже ребёнка родить не смогла! А другие тебе рожают! Иди к своей Ореховой, она и ещё родит, она у тебя боевая!
– Вика, что ты такое говоришь? Мне не важно, есть у нас с тобой дети или нет. Ты нужна мне! Ты так нужна мне! Вика, я тебя обожаю! Прости меня!
Он упал на колени и стал обнимать её ноги, но Вика оттолкнула его.
– Ты мне противен, паршивый алкоголик!
Слёзы вмиг высохли на глазах у Шуберта, и он молча смотрел на Вику.
– Вот как… – проговорил он.
– Рябчиков, открой мне! – крикнула Вика.
Рябчиков подошёл и с воинственным видом открыл дверь, сказав на прощание:
– Ты пожалеешь об этом, стерва.
Вика убежала. Вскоре ушли и Артём с Машей, и Шуберт. Лида и Дэн легли спать, а Рябчиков ещё продолжал сидеть на кухне и курил. Вдруг раздался звонок в дверь. Удивлённый Рябчиков посмотрел в глазок и увидел Вику. Он открыл.
– Чего тебе?
– Рябчиков, я пришла изменить Шуберту! – с вызовом ответила гостья, дерзкой походкой проходя на кухню. – Давай сначала выпьем! Я принесла вина, – и она достала бутылку.
– Я это вино тебе сейчас об голову разобью, – сквозь зубы процедил Рябчиков.
– Так ты отказываешься? – спросила Вика, и радостный огонёк на миг блеснул в её глазах, но тут же сменился на гневный. – Тогда я пойду к Шашкину! – Вика была явно вне себя.
– К Тёмычу?!! Да ты и правда стерва! Ты хочешь, чтобы Тёмыч твоей сестре изменил с тобой? Я сейчас Машке позвоню! – и Рябчиков достал мобильник.
– Стой! – испуганно крикнула Вика, пытаясь отнять телефон, но Рябчиков так просто не отдал бы его даже за все сокровища вселенной. – Рябчиков, я пошутила! Я не пойду к Шашкину!
– То-то же! – и мускулистый мужчина дал ей крепкий щелбан.
– Рябчиков!!!
– А теперь проваливай-ка подобру-поздорову, а то Лидка проснётся. Да она уже проснулась!
Орехова в пижаме с камуфляжной расцветкой прошла на кухню.
– А, это Вика… – усмехнулась Лида. – Ты что, со мной драться пришла? Выбери другой день, я устала, хочу спать. Да вообще я так устала после этой Италии! – и Орехова дала затрещину Рябчикову, на что тот прижал её к стенке и так крепко встряхнул, что она чуть не ударилась головой.
Вика испугалась этого зрелища, схватила сумку и убежала. Однако она не вернулась домой, а стала всю ночь бродить по городу. На следующий день она заняла у Маши денег и сняла номер в хостеле, где жили ещё восемь женщин. Вике не очень пришлось по вкусу такое жильё, но она твёрдо решила не возвращаться к Шуберту.