Декабрьский подснежник 5 часть, 4 глава

Ольга Лещинска
4. ВСТРЕЧА

Шуберт с Дэном забрели в какой-то парк и сели на скамейку. Шуберт не прекращал читать свои стихи, а Дэн то и дело поддерживал его, чтобы тот не упал.


– Я  с такою нежною силой,
Беспощадно к себе самому,
Называю тебя самой милой
И, как воздух с водою, люблю.

Спросишь ты, почему беспощадно,
Что ж такого тут, спросишь ты.
Умереть от любви не опасно,
Но я всё ж от такой красоты,

От такого родного сердца,
Этих нежных и ласковых рук,
Я могу умереть, словно герцог,
Испустивший в сражении дух.

Спросишь ты, почему в сраженье,
Спросишь ты, где же тут война.
Я скажу, что в моём сердце бедном
С солнцем распри ведёт весна,

Потому что ты их прекрасней,
Потому что ты их нежней.
Ты теперь поняла, как опасно
Мне любить, хоть люблю всё сильней.

– Какие красивые стихи! – воскликнул Дэн, утирая слезу. – Как бы я хотел тоже стать поэтом и посвятить такие же прекрасные строки моей любимой, когда встречу её. Вы научите меня, Шуберт?
– Трудно научить кого-то быть поэтом, Дэн… – задумчиво ответил Шуберт, чьи длинные волосы слегка трепал ночной ветерок. – Стихи идут от сердца – вот главное правило. Стихи – они как любовь – только от сердца. Любовь – великая сила, Дэн! Дай Бог тебе встретить большую любовь.
– А вы всегда так здорово писали?
– Нет, что ты! – Шуберт рассмеялся. – Я раньше только на такое был способен: «Я сегодня был в театре, там мой друг Артём играл…» и тому подобное. Я стал лучше писать после клинической смерти.
Дэн вскрикнул:
– У вас была клиническая смерть?!!
– Да ерунда… Главное, что я жив.
– Вы оптимист! Я бы после такого так боялся! Не смог бы спокойно жить.
– Смог бы, Дэн. Неприятные события рано или поздно изглаживаются и перестают казаться такими острыми, как в тот момент, когда произошли. Как-то живёшь дальше, переключаешься на что-то другое… Я ведь и сам думал, что больше пить не буду, а видишь – пью.
– Может, вам всё-таки лучше не пить?
– Нет, сегодня я просто обязан выпить, Дэн! Я хочу тебе кое-что рассказать.
– Что? Мне так интересно, Шуберт!
– Стих, который я тебе сейчас прочитал, я посвятил моей жене Вике. Я её очень люблю. Но…
– Что «но»? – с тревогой спросил юноша.
– Я когда-то любил другую девушку, ещё до Вики.
– Кого?
– Твою маму.
– Правда?!! Почему же она не вышла за вас замуж?
– Ну… ей не нравилось, что я пил. Она даже однажды устроила для меня поэтический вечер, а я на нём пролил шампанское на двух её сотрудников, которыми она очень дорожила.
– Вечно вас не доводит до добра выпивка… – с грустной досадой проговорил Дэн. – Вы уж меня извините, Шуберт, это я при всём уважении к вам!
– Что ты, что ты, Дэн! – горячо подхватил поэт. – Ты абсолютно прав! Мне категорически нельзя пить. Но я пью…
– Но почему?
– Да мне так проще, понимаешь? – и Шуберт опустил голову, как провинившийся школяр.
– Понимаю…
– Ну и вкусно к тому же, – улыбнулся поэт, ободренный пониманием Дэна. – Смотри, какой фонарь красивый… Так о чём я?.. Мысли путаются… Ах да. Я любил твою маму. Она тоже меня любила, пока я не пролил шампанское на этого… у него ещё стеклянная свадьба была.
– Какая стеклянная свадьба? Шуберт, вам не плохо?
– Нет, мне хорошо! Мне очень хорошо! Только немного жарко! – и Шуберт хлебнул ещё вина. – А потом я встретил Вику и женился на ней. Мы с ней любим друг друга, как в первый день. Но однажды, почти двадцать лет назад, я упал с лошади и потерял память, ну тут и подоспела твоя мама, и… ну в общем… ну я был в беспамятстве, понимаешь… – Шуберт стал бормотать что-то невнятное и ужасно покраснел.
Дэн вскочил со скамейки, открыл рот, его глаза округлились, и он смотрел на Шуберта.
– Вы мой отец?!
– Да!
И они бросились друг другу в объятья.
– А вы… то есть ты знал, что я существую?
– Нет, какое мне там знать! – ответил Шуберт, вытирая слезу. – Твоя мама так мне ничего не сказала. Ну я её понимаю, она за итальянца вышла, за твоего отчима. Да и вообще я забыл о том эпизоде из своей жизни, когда потерял память. Я ничего не помнил, понимаешь? Это всё Лида постаралась… Но стоило мне тебя увидеть, как я тут же вспомнил. Как я увидел тебя, такого красивого и задумчивого, читающего Мандельштама, я сразу всё вспомнил и понял, что это ты! Дэн! Поверить не могу! У меня есть сын!
Шуберт подошёл к липе, обнял её и расплакался. Дэн смущённо подошёл к нему и предложил свой платок, пробормотав, что он чистый. Шуберт рассеянно вытирал глаза, и отец с сыном отправились обратно. И только одна мысль омрачала радость Шуберта: что он скажет Вике?