— Да я душу Дьяволу продам ради гениального таланта!
******
В маленькой комнате было свежо. Порывы холодного ночного ветра проникали через распахнутую форточку с ободранной белой краской и колыхали кружевную занавеску.
На круглом столе стояли три свечи, и их небольшие, но яркие огоньки нервно подёргивались в темноте. Только благодаря свечам худая мужская фигура, сидящая за столом, могла различать буквы и цифры, прожжённые на верхней столешнице. При желании её можно было снять, и стол превратился бы в совершенно обычный обеденный столик, но в эту ночь владелец комнаты намеренно не стал этого делать.
За столом сидел ничем не приметный, кроме своей прилежной учебы, студент медицинского факультета Киевского университета. Но ничем не приметным он казался лишь тем, кто не был знаком с ним близко. Михаил с подросткового возраста интересовался оккультизмом и помимо учебы занимался астрологией и алхимией.
Кроме этого, ещё одним его увлечением было писательство. Он нередко создавал короткие рассказы, часто на медицинские темы, но они имели успех только в институтских кругах.
Михаил положил худые руки на деревянную стрелку и глубоко вздохнул. За окном что-то гулко ударило. Студент вскочил и захлопнул форточку.
— Ничто не должно мне помешать... — прошептал он и сел на прежнее место.
Михаил ещё раз окинул взглядом стол. Деревянная стрелка, три свечи, символы, ножик, все как надо. Он вновь сжал жилистыми пальцами стрелку и начал шептать на латыни:
— Astaroth ador... cameso valuerituf mareso lodir... cadomir aluiel... calniso tely pleorim viordy cureviorbas... kameron vesturiel... vulnavij... benec...
Квартира была заполнена щемящей пустотой, томно содрогающейся от шепота юноши. Хозяйка, у которой Михаил снимал комнату, сегодня работала в ночную смену. Весь дом мирно спал, не подозревая о происходящем в комнате молодого медика.
— Amen!
С последним произнесенным словом Михаил чиркнул ножиком подушечку своего указательного пальца и приложил место пореза к деревянной стрелке. Он чувствовал, как начала струиться тёплая кровь.
Студент в напряжении смотрел на стрелку. Он ждал, сам не зная чего.
— Amen! — повторил он, повысив голос.
Ничего не происходило. Свечи горели ровно.
— Неужели не вышло? Я не мог ошибиться... Я все сделал, как надо... — бормотал Михаил.
Внезапно одна свеча резко потухла. Форточка была плотно закрыта, дверь заперта на задвижку - в комнату не мог проникнуть шаловливый ветер. Михаил насторожился.
— Ты здесь? — тихо спросил он, оглядывая столешницу с буквами, - Дай мне знак!
Стрелка завертелась на столе. Молодой медик отдернул руки, едва не вскрикнув. Кровь высохла. Стрелка остановилась, остриём указывая на выжженное слово "Да".
— Ты — тот, кого я хотел видеть? — юноша впился пальцами одной руки в своё худое колено.
Стрелка не двигалась, все так же указывая на слово "Да".
— Хорошо... — Михаил начинал чувствовать себя более уверенно, — Я хочу обрести талант! Истинный талант к писательству!
Огоньки оставшихся двух свеч затрепетали. Стрелка медленно повернулась, царапая поверхность дубовой столешницы, и указала остриём на слово "Нет".
— Ты не можешь отказать мне... — Юноша почувствовал подкативший к горлу ком, — Бери все, что пожелаешь! Возьми мою душу!
Стрелка не двигалась. Огоньки свеч трепыхались зигзагами.
— Возьми мою душу в обмен на талант! — повторил Михаил дрожащим голосом.
Потухла ещё одна свеча, оставив за собой прозрачный шлейф серого дыма. Сама по себе разлетелась на куски фарфоровая чашка. На лбу студента выступили крупные капли пота. Он ещё раз чиркнул ножиком по пальцу и обмазал деревянную стрелку свежей кровью.
— Возьми мою душу в обмен на талант!! — крикнул он вне себя от столь долгого ожидания.
Стрелка бешено завертелась на месте. Кровь залила уже почти всю её резную поверхность. Волосы Михаила прилипли к его лбу, руки тряслись. И прежде, чем потухла последняя свеча, юноша увидел мутным взглядом, что остриё стрелки, подергиваясь, указывает на слово "Да".
Комната утонула в темноте. Михаил отпустил стрелку и зажал платком кровоточащий палец. Он посчитал, что обряд кончился и, нащупав свободной рукой ручки стула, попытался встать из-за стола. У юноши кружилась голова. Во рту пересохло.
Он услышал, что за дверью кто-то скребётся. На ватных ногах студент подошёл и, не без страха, открыл. В кромешной темноте молодой медик увидел дикие зеленые кошачьи глаза.
— Бегемот... Что с тобой? Иди, иди в комнату Людмилы Петровны... — пробормотал Михаил и попытался выпроводить кота.
Но животное враждебно зашипело. Бегемот выгнул спину и одним резким прыжком оказался посреди комнаты. Абсолютно чёрный кот сливался с темным паркетом, и юноша не мог видеть его. Внезапно Бегемот истерично мяукнул и кинулся на стол, опрокинув окровавленную стрелку. Наступив нежной лапкой на ножик, кот ещё раз мяукнул не менее истошно, и сорвался со стола на пол.
— Бегемот, имей совесть... — студент взял кота на руки и вынес из комнаты. Животное взбрыкнуло всеми лапами, поцарапав руки юноши, и чёрной фурией метнулось под диван.
Михаил чувствовал себя все хуже. Его мутило. Голова налилась раскалённым свинцом и норовила расплавится. Неимоверно болела грудь. Будто некое существо, кроющееся внутри юноши, изо всех сил рвалось наружу. Молодой медик распахнул рубашку и подошёл к зеркалу, желая осмотреть себя. Лицо юноши было мертвенно бледным, с прилипшими ко лбу темными прядями волос. Глаза с неестественно расширенными зрачками, казалось, совершенно не воспринимали реальность. Грудная клетка посинела. На худых руках вздулись вены.
Неожиданно онемели ноги. Михаил упал без сознания рядом с кроватью и из его рта полилась пена.
******
— Булгаков, негодник вы этакий! На вас жаловались соседи! Говорят, чертовщина какая-то у вас творилась. Боже мой, что за разгром, что за разгром...— звонкие слова недовольства хозяйки послужили Михаилу будильником следующим утром.
Он с трудом разлепил веки и приподнялся на локте. Болела голова.
— Я возьму с вас дополнительную плату за испорченный паркет! Ах, а сервиз?? — хозяйка указала на кровавые пятна и осколки чашки, — И что вы только здесь творили вчера, Булгаков?!
— Я... Опыты ставил... Мне для учебы надо... — хриплым голосом отозвался Михаил.
Людмила Петровна недоверчиво осмотрела юношу.
— В первый и последний раз вы ставили в моем доме опыты, ясно? Иначе вам придётся съехать. — Она пробуравила бледного юношу взглядом и вышла.
Михаил Булгаков поднялся. На теле не было никаких видимых повреждений. Болело внутри. Будто из груди вырвали некий орган...
Однако Михаил уже чувствовал в себе что-то новое.
Он чувствовал, как на месте его души зарождается такой желанный и такой ранее недоступный талант.