Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2017/10/19/1279
«– Когда монстр – не монстр?
– Когда ты любишь его».
«Красавица и чудовище»
«То, что ты веришь в сказки, не делает их былью».
«Однажды в сказке».
Саунд: Two steps from hell – «Forgotten september»
Сигюн обессиленно опустилась на мокрую от росы траву, ошеломлённо глядя прямо перед собой на то место, где мгновение назад сидел волк.
– Локи? – недоверчиво и удивлённо прошептала девушка одними губами.
Когда прошедшей ночью она заглянула в глаза, сиявшие такой знакомой зеленью на узкой черной волчьей морде, то почему-то сразу и безоговорочно поверила, что перед ней – Локи, неизвестно зачем принявший обличье волка. Но сегодня утром она увидела глаза опасного хищника, нежели человека. И в этом только что вполне человеческом взгляде, полыхнувшем вдруг жутким зелёным светом, больше не было ни любви, ни понимания. А только дикий, животный голод. И это было непонятно, мучительно и страшно. Сигюн никогда не позволяла себе забыть о том, кем является её принц – мастером магии и иллюзий, богом лжи, обмана и мистификаций. Ему ничего не стоило принять любой облик, чтобы заморочить голову кому бы то ни было, наслать любой морок. Может быть, и волк, явившийся к ней прошлой ночью, – всего лишь очередное обманчивое видение, одна из его неиссякаемых иллюзий, прибережённых про запас? Или это всё же был не Локи? Время от времени до неё доходили новости из Золотого города, которые носили, скорее, характер сплетен, передаваемых из уст в уста дворцовыми слугами. Она слышала, что младший сын Одина стал нелюдим и почти всё время проводит в обществе волка, привезённого из Йотунхейма. Мог ли быть тот зверь, что пришел к ней прошлой ночью, посланцем Локи – тем самым волчонком, которого держала на руках Сигюн, прежде чем свет померк в её глазах? Или всё-таки это был сам Локи?
Всё время, после своего возвращения из Асгарда и последнего, тяжёлого разговора с отцом, принцесса старательно пыталась избегать мыслей о Локи и о том, что ждет её в будущем. Никто, даже матушка, с которой девушка всегда была очень близка, не знали, что испытывала Сигюн в этом бесконечном калейдоскопе дней, вынужденная не сама решать свою судьбу, а смиренно следовать решению отца. Она не готова была мириться с такой несправедливостью. Но Фрейр больше не возобновлял разговора о замужестве, и в глубине души девушка надеялась, что он внял её мольбам и оставил эту затею. И боль постепенно утихла, присмирела и уже почти не тревожила её израненное сердце. Но долго бегать от всего, что было любо и дорого, непросто. Непросто заставить себя забыть того, без кого трудно жить и дышать. Сигюн помнила всё: нетерпеливый жест, которым Локи отбрасывал назад тяжелые пряди чёрных волос; как стремительно оборачивался, заслышав звук её шагов; как он смеялся, запрокидывая голову; как в задумчивости потирал виски длинными тонкими пальцами. Ненавистная разлука нестерпимо давила, сжирая изнутри. Если бы царевич позвал, она бы, не раздумывая, ушла с ним тайными тропами, куда глаза глядят. Девушка верила: младший принц смог бы сделать так, чтобы никто не смог их найти, выследить, словно дичь, – ни отец, ни зоркий Хеймдаль, ни могучий Тор, ни даже всемогущий Один. Но Локи молчал. Он был так далеко, что порой Сигюн начинало казаться, что она сама придумала себе эту любовь. И стискивала сердце смертная тоска: никогда больше не увидеть его.
Снова и снова Сигюн всматривалась в чернеющие деревья – Локи вернётся, он придёт за ней. Было трудно дышать, слёзы подступали к глазам, и бешено колотилось сердце, обрушиваясь в пустоту больно сжавшимся комком: нет, не придет. В какой-то миг Сигюн вдруг неожиданно для себя осознала: ведь так было каждый раз. Он не боролся за неё ни разу, хотя говорил как будто о любви. Его слова казались правдой, но делом подтверждались так редко. Ведь для бога лжи соврать – глазом не моргнуть, а для Сигюн поверить – и раза не вдохнуть. Не так уж, стало быть, она ему нужна, как казалось. Или всё-таки нужна?
Утренняя сырость пробирала до костей. Было зябко и ветрено. Когда прошёл первый шок, Сигюн поняла, что ужасно замёрзла. Подрагивая в промокшей от росы рубашке, она поискала глазами вокруг себя и, найдя валяющийся в траве плащ, завернулась в него. Небо постепенно светлело, звезды гасли, и вот уже край пылающего солнца показался над горизонтом, разгоняя утренний туман. Пора было возвращаться, пока её не хватились в замке. Она поднялась, плотнее закуталась в плащ и медленно побрела обратно по чуть видневшейся в траве тропинке. Когда вдали замаячили башни отцовского замка, уже совсем рассвело, и Сигюн не решилась возвращаться тем же способом, через окно, опасаясь быть увиденной кем-нибудь из слуг. Она подумала, что правильнее будет войти через центральный вход, сделав вид, что возвращается с утренней прогулки. Поднявшись по лестнице, девушка тут же наткнулась на отца, который в крайне раздражённом и встревоженном состоянии мерил пространство просторного холла широкими шагами.
– Где ты была? – резко спросил он, не утруждаясь обычным приветствием, строго взирая на свою дочь, бледную и измученную, с лихорадочно горящими глазами, растрёпанную и перепачканную, больше напоминающую сорванца, нежели принцессу Ванахейма.
Сигюн, запинаясь, начала рассказывать заранее заготовленную легенду о своей бессоннице, о пользе свежего воздуха и утренних прогулок по берегу моря, но Фрейр, не дослушав её, нетерпеливо махнул рукой и тоном, не терпящим возражений, произнес:
– Прибыл посланник из Асгарда. Сегодня состоится коронация Тора. После чего Один официально объявит о вашей помолвке. Немедленно возвращайся в свои покои. Я пришлю фрейлин, они помогут тебе привести себя в надлежащий вид.
– Но, отец! Я никуда не поеду! Ты не можешь со мной так поступить! Я не хочу быть женой Тора… – в отчаянии воскликнула девушка, но в следующее мгновение крепкий удар наотмашь огрел нежную кожу щеки, заставив проглотить последние слова.
Голова мотнулась в сторону. Схватившись за щеку, принцесса подняла на отца глаза, что сейчас казались тёмно-синими, словно бушующее море. Лицо её напряглось, чуть приоткрытые губы задрожали, крупные слезы навернулись на глаза, медленными каплями срываясь с ресниц вниз, на щёки.
– Ты не услышала меня, Сигюн? Слова мои – пустой звук для тебя?! Скоро моё терпение лопнет, глупая девчонка! – Фрейра откровенно трясло от злости. – Не хочешь добром, поедешь под стражей. Ты выйдешь замуж за Тора, пусть даже мне силой придётся тащить тебя к алтарю. Иди, собирайся. К полудню на Скидбланднире поднимут паруса.
И это было не утверждение, это был приказ.
С каменным лицом, не глядя на отца и не видя никого вокруг себя, Сигюн покачиваясь, прошла длинным коридором к своей комнате. Возле дверей, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, её уже ожидала служанка, которая каждое утро помогала ей заплетать косы. Присев за туалетный столик, принцесса позволила расчесать свои спутанные волосы, остекленевшим взглядом глядя на своё бледное, почти до бескровия, лицо, отражавшееся в зеркале.
– Оставь меня одну, Бьёрг, – сухо и холодно внезапно приказала она растерявшейся девушке.
Служанка открыла было рот, чтобы возразить, но принцесса резким движением руки указала ей на дверь, и та, не посмев ослушаться, молча вышла, обиженно поджав губы. Как и всякое дитя, взращённое в любви и нежности, Сигюн терялась перед проявлением агрессии и несправедливости. Жестокий поступок отца заставил её буквально впасть в состояние, близкое к ступору. Полученная пощёчина жгла обидой на незаслуженную кару. Насколько же должен был измениться отец, потемнеть душою, чтобы стать таким. Это казалось ей ужасающе диким и поразило до глубины души. Сигюн почувствовала себя непомерно одинокой, всей душой желая оказаться как можно дальше от этого места, до сей поры всегда бывшее ей защитой и опорой.
Как чувствует себя птица, у которой обрезаны крылья? Отвернувшись от своего отражения и сцепив руки в замок, принцесса молча смотрела прямо перед собой, и взгляд её уходил в окно, туда, где начинался лес, скрывавший от неё свои тайны. Она казалась неподвижной гипсовой статуей, а её прекрасные синие глаза – кусочками безжизненной бирюзы. И когда двери покоев распахнулись, и фрейлины, войдя одна за другой, внесли на руках богатые наряды и дорогие украшения, Сигюн даже не пошевелилась. Она впала в состояние, близкое к сомнабулическому – ничего не слыша, ни о чём не думая, ничего не чувствуя, ни на что не реагируя, пытаясь удержать внутри себя спасительную внутреннюю пустоту.
Фрейлины хлопотали вокруг, убирая её роскошные волосы в высокую прическу, поднося к лицу украшения, ожерелья и серьги, разглаживали на ней тяжёлое золотистое платье с алым ажурным рисунком, наносили на бледные щеки, один за другим, несколько слоёв румян, стараясь оживить ставшую сверх меры бледной кожу. Но это никак не помогало, и Сигюн всё больше начинала напоминать безжизненную фарфоровую куклу. Принцесса автоматически поднимала и опускала руки, поворачивалась в разные стороны. Внутри неё всё окаменело, в груди словно образовалась зияющая дыра, а пустые глаза смотрели в одну точку. Всё происходящее будто бы относилось не к ней. И когда вошедший в комнату отец, критическим взглядом окинув дочь, произнес: «Пора!», она безропотно пошла следом, машинально переставляя ватные ноги. Старая боль, окрепшая и озлобившаяся, свернулась в груди беспощадным кольцом, замерев где-то у сердца, заставив Сигюн закусить губу, чтобы не разреветься от тягостных воспоминаний, отнимающих последние силы. Тонкие, беспомощные пальцы сжались в кулаки с такой силой, что на ладонях остались кровавые полукружья.
* * *
Всё дело в сказках, думала Сигюн, ступая вслед за отцом на Радужный Мост. В них всегда есть прекрасный принц и прекрасная принцесса, есть страшное чудище, волшебство и магия, есть множество испытаний, пройдя которые принц непременно женится на принцессе, а злобное чудище испускает дух у их ног. Но как быть, если порой это чудище смотрит на тебя такими глазами, что ты готова скормить ему своё сердце, забыв о прекрасном принце?
Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/11/12/169