Вой. Этот жуткий вой ветра в сером небе, который смешивался с далеким грохотом орудий, мучил уставших животных и людей. Лошадь утопала в холодной грязи, с трудом перебирая ногами, пытаясь вытянуть застрявшее орудие. Облепленное грязью, орудие было похоже на уродливое создание, выползшее из болота. Выбив весь боезапас, оно казалось омертвевшим и бесполезным в холодном поле.
— Ну, же, родные, давайте! – закричал солдат в темной шинели, лениво замахнувшись на лошадей.
Лошадиные спины вновь напряглись, они подались вперед, поднимая орудие из жижи. Лошадь тяжело сопела, чувствуя в напряженном теле невыносимую усталость, но продолжала перебирать копытами по скользкой земле. Рядом шли люди, сгорбленные и молчаливые. Они безмолвно слушали унывный вой ветра, который смешивался с недалеким грохотом вражеских орудий. Сапоги противно хлюпали по лужам, надрывно скрипели колеса повозок.
Голод. Голод давно не давал покоя лошадиному брюху, сдавливая болью все нутро. Голое поле, изборожденное зигзагом черной дороги, не имело ни единого кустика, не травинки, простираясь мертвым простором до горизонта. Одиноко стоял танк, ставший бесполезной грудой металла, опустив свое смертоносное дуло к земле.
— Куда отступаем-то?
— К триста шестнадцатой, а там новая линия.
— Да по пятам же идут, как успеем?
Вопрос повис, оставшись тревожным напоминанием, бьющим набатом в сердце каждого солдата. Обогнав лошадей по полю прогромыхал грузовик, везя раненых в далекий госпиталь. «Машина» отрывисто подумала лошадь, сравнив себя с железным исполином. Нет, подумала лошадь, она не машина. Машине не так больно и умирают они легче. Железо не чувствует.
Боль. Внезапно стало намного тяжелее, подкосились ноги и лошадь плюхнулась брюхом на землю, ощутив всю тяжесть за собой. Сперло дыхание, и холодным лезвием боль прошлась по глотке. Упала рядом идущая лошадь. Она прерывисто хрипела, положив измученную голову на грязь и оскалив желтые зубы. Лошадь умирала и ее глаза уже ничего не видели. Не желали видеть.
— Вставай, родная, вставай! – кричали солдаты, пытаясь поднять лошадь.
Глаза лошади закатились. Прозвучал глухой выстрел и лошадь затихла, лишь последняя дрожь прошлась по ее измученному телу. Спешно сняли упряжь, подвели другую лошадь, с ввалившимися боками.
Лошадь поднялась и вновь потянула вперед. Мертвое животное осталось лежать на земле, неестественно вытянув вперед голову.
— Жалко животинку, — пробормотал старый солдат себе под нос и шмыгнул носом.
— А нас кто пожалеет? – спросил его солдат помоложе.
— Мы то люди, — ответил тихо старый солдат, положив руку на холку лошади.
Дорога не кончалась, постепенно превращаясь в канаву. Тяжелый груз застревал, и солдаты то и дело прыгали в жижу, помогая лошадям вытаскивать засевшие в грязи колеса, крича и подгоняя обессиливших животных.
Ноги скользили по земле, солдаты падали и вновь вставали, плечом подпирая повозки, уходящие в грязь.
Впереди показалась деревня. Покосившиеся избы были покинуты, соломенные крыши почернели, темные проемы маленьких окошек неприветливо взирали на сгорбленных людей и животных, идущих мимо, молча и виновато оглядывающих омертвевшие подворья.
Память. Лошадь еще помнила. Лошадь помнила свое стойло, далекое и теплое. Помнила вкус овса и запах свежей травы. Сейчас же пахло гарью и сырой землей.
Небо потемнело, принося с собой холод. Заиндевела земля, став острой как камень.
"Смерть" — подумала лошадь. Она встала не в силах больше идти и склонила к земле уставшую голову. Пар клубами выходил из ее ноздрей, отдавая земле последнее живое тепло. Кричали погонщики, кричали солдаты, ругались и били, пытаясь сдвинуть животное с места. Лошадь стояла, прикрыв глаза, слушая заупокойную песню осеннего ветра, в которую вплелись звуки гаубиц и турбин самолетов, заботливо несущих смерть всему живому.
На мгновение стало легко и лошадь попыталась сделать рывок, тут же упав на промерзшую землю. Ноги бессильно вытянулись, не желая более ступать.
Прозвучал одинокий выстрел и последний тяжелый хрип вышел из лошадиного нутра, принося несчастной успокоение.
Остекленели глаза, в которых проплывали безмолвные лица солдат, идущих дальше.
Люди шли бесконечным серым потоком, бросая короткие взгляды на тело измученного животного. Лошадь осталась лежать на холодной земле, покрывшись синевой инея.