Хорошая мама

Полина Олехнович
10 мая 2051
Мой день начинается как у любой добропорядочной и ответственной  женщины: с трудом просыпаюсь по будильнику, шлепаю в ванную и промываю глаза холодной водой, чтобы прийти в себя. Готовлю яичницу с жареной колбасой, мужу  - кофе в турке, сыну  - завариваю сладкий чай.  Рубашка для мужа наглажена еще вечером, собираю ему контейнер с обедом  на работу.
И вот мы втроем садимся завтракать. Муж быстро проглатывает еду, чтобы скорее убежать на работу, он старается не смотреть на сына. Я же наоборот стараюсь не смотреть на мужа, чтобы взглядом не обвинить его в предательстве. Я смотрю на сына. Он по-прежнему красавчик, даже еще лучше, чем был, потому что теперь мышцы лица более расслаблены.
Вообще-то, у меня все было хорошо. Хорошая семья, хорошая работа. Своя квартира - с пожизненной ипотекой, но все-таки своя. Машины-автопилотажки на каждого члена семьи. А главное, здоровье.
Да, все было хорошо… Но, конечно, не идеально. С мужем мы проживали день за днем – каждый сам по себе, как впрочем, многие. По привычке делили одну кровать, одну крышу над головой, и, наверное, прожили бы так всю жизнь, чтобы сын, став взрослым, находил опору в детских воспоминаниях о полной семье.
Он рос гиперактивным мальчишкой, ни минуты не мог усидеть на месте. И я  еще расстраивалась из-за этого…!
А потом плановый тест на вирус Эрнса. Последнее время этих вирусов развелось пруд пруди. Говорили, что от вируса Эрнса человек превращается в живого мертвеца. Все органы функционируют, обеспечивая жизнь, но чувствительность резко падает, интеллектуальная деятельность, эмоции полностью исчезают. По телевизору все время говорили, что в некоторых регионах, это заболевание носит эпидемический характер. Но где мы, а где эти регионы? Да и санитарные контроли на каждом шагу.
 Я все время возмущалась, что всех заставляют делать тесты. Раз в три месяца будь любезен подойти в медпункт. И все всегда было хорошо.  «Медбрат» новейшего образца царапал руку, наподобие манту  и уже через пару дней ты снова приходил  - на проверку. Сканер «медбрата» проверял реакцию, печатал справку и провожал типичными словами: «Вы здоровы! Берегите себя!».
Но все покатилось к чертям еще до прививки. Мы стали замечать, что Елисей (это я придумала так назвать сына, прочитав случайно старинную   поэму о королевиче Елисее), так вот, мы стали замечать, что он стал как-то спокойнее. Раньше он был просто ураган, шило в попе, я даже хотела его к невропатологу сводить, и вдруг стал спокойнее. Казалось бы, что тут такого, радоваться нужно. И мы поначалу радовались, говорили: «Взрослеет наш сынок». Но потом  поняли, что это очень странное спокойствие.
Сначала он начал терять интерес к гаджетам. Раньше мы его за уши оттаскивали, проснется и бежит к виртуальной панели, а тут – ходит из угла в угол и все, а потом и вообще, просто садился на пол или на диван и сидел. Он мог так просидеть полчаса или час, а если его окликали, он смотрел так странно, будто бы не мог понять, что происходит. Если раньше, я со скандалом выключала мультики, то теперь приходилось его уговаривать их смотреть. Даже, если он и садился к экрану, то мы с удивлением замечали, что он не следит за сюжетом. Елисей просто пялился в экран. Когда мы с мужем спрашивали, о чем мультик, он не мог ответить, не мог даже героев любимых назвать.
Муж решил, что это из-за успокоительной микстуры, которую я давала сыну на ночь по совету подруги. Устроил настоящий скандал, поливал на чем свет меня и мою подругу, и всех «баб» на планете. Но я то знала,  он так орет из-за страха, страха, что проблема совсем не в микстуре.
Конечно, дело было не в ней. И с каждым днем Елисей все больше менялся. Он перестал играть, бегать, смеяться. Я специально выбирала самые смешные рассказы для детей, но он не реагировал. Я читала самые смешные места и плакала навзрыд.
Теперь дома было чисто и тихо. И жутко.
- Нужно отвести его к врачу, - говорил муж. Но я боялась. Боялась, что у нашего мальчика что-нибудь обнаружат и отнимут у нас или залечат насмерть.
Муж стал допоздна задерживаться – ему невыносимо было видеть то, что происходит с сыном. Он говорил, что на работе много дел, а сам частенько приходил пьяный. Как-то я даже почувствовала запах чужих духов. Мы стали часто ругаться – срывались друг на друге. Однажды даже подрались. Это случилось, когда Елисей не смог выучить стишок на мой день рождения. Всего четыре строчки. Муж повторял их снова и снова, уговаривал Елисея повторить то же самое, но тот не мог. Он начинал строку и зависал. В конце концов муж дошел до исступления, он схватил ремень и начал лупить ребенка. Елисей смотрел на отца, ничего не понимая. Он был словно тряпочный, как будто не чувствовал боли.  Я набросилась на мужа, отобрала ремень, он ударил меня, а я его. Мы стали драться. А потом, когда я отлетела к стене от сильного толчка, муж опомнился и зарыдал.
Конечно, ему было трудно, но ведь и мне не легче. В детском саду воспитатели  подозрительно на меня косились. Одна даже спросила, не даю ли я сыну  транквилизаторы. Я поняла, что они уже подумывают о звонке в соцопеку.  Пришлось брать отпуск за свой счет и самой приглядывать за Елисеем.
Он все меньше и меньше разговаривал, чаще отвечал односложно или не заканчивал предложения. Я облазила весь интернет, вычитывая о схожих симптомах. От этого только еще страшнее становилось. Я перестала спать по ночам, перебирала разные болезни, но больше всего было похоже на вирус Эрнса.
Наконец, пришло время планового теста. На этот раз я даже радовалась, что нужно его делать – так устала от неизвестности. Я торопливо тащила за собой Елисея, боясь, что прохожие заметят его лишенный осмысленности взгляд.
Результаты теста проверялись через два дня. Но уже через час я видела, что реакция ненормальная. Место, где ставили пробу, покраснело. А через день на руке появились пузыри.
- Может, это аллергия? – глухим голосом спросил муж. Я не ответила, я падала в бездну глубокой безысходности и скорби. Я хоронила сына заживо.
Но я не из тех, кто просто так сдается.
Все складывалось удачно. Около передвижного медпункта на нашей улице никого не было. Я втолкнула Елисея внутрь и поплотнее прикрыла дверь.
Сканер «медбрата» скользнул по красной блямбе на руке сына и словно бы поперхнулся. Скользнул еще раз ярким зеленоватым лучом и противно запищал.
- Заражение! Заражение! – повторял механический голос.
Я схватила огнетушитель, закрепленный в левом углу. Так, чему нас там учили на уроках ГТО? Я стукнула огнетушитель об пол, вытащила чеку, отжала рычажок, и мощная струя белой пены ударила в монитор «медбрата», а потом я направила его на процессор. «Медбрат» зашипел, зачавкал, из оборудования посыпались искры, повалил дым.
Елисей стоял с широко открытыми глазами. Понимал ли он что происходит?
Вернувшись вечером домой, муж застал меня за сервировкой стола к ужину. Я напевала модную песенку, и была вся такая милая и домашняя в новом переднике в цветочек, с небрежно заколотыми волосами.
Елисей бесцельно расхаживал по своей комнате, натыкаясь на мебель и стены. В общем, семейная идиллия. Нет-нет, мой дорогой супруг ничего не узнает о заражении, и о том, что я надежно перепрятала деньги, которые мы должны были отдать родственникам, оказавшим нам помощь в покупке квартиры.
Прошло еще примерно две недели. Мозг Елисея постепенно отмирал. Мой мальчик  перестал разговаривать. Но мне казалось, что он все еще меня узнает: когда я подходила, он вздрагивал и часто моргал.
Я все также читала ему по вечерам, рассказывала смешные истории, усаживала перед телевизором. Два раза в день делала  массаж конечностей и спины – мне казалось, это поможет остановить болезнь, как-то поддержит организм. И конечно, я баловала его любимыми блюдами. Раньше любимыми. Потому что теперь ему было все равно, что есть. Он ел много и часто, не испытывая насыщения. И я готовила, и готовила.
Наверное, это была такая защитная реакция. Создать иллюзию, что все хорошо.
Но однажды поздний  звонок вернул меня к действительности.
- Госпожа Антонова? С вами говорит специалист городской санитарной инспекции Зимина. Дело в том, что  медпункт №319, где вы и ваш сын проходили тестирование, подвергся нападению вандалов, - говорил в трубке вкрадчивый голос, - Мы не имеем информации о вашей причастности к этому акту вандализма, и в данный момент я  звоню, чтобы уведомить вас о результатах тестирования.
Дело в том, что нам удалось восстановить оборудование, и стало известно…, что… ваш сын инфицирован, - осторожно продолжил голос после непродолжительной паузы.
В связи с этим мы хотим госпитализировать…э…Елисея в специальный медицинский центр для обследования. Вы ведь знаете, что в настоящее время не существует адекватного лечения заболевания, вызываемого вирусом Эрнса. Но врачи продолжают искать способы…
- Нет-нет-нет, - запричитала я в трубку, мне не верилось, что это все на самом деле, это сон, я проснусь, и не будет этого звонка, этого вкрадчивого голоса.
- Поймите, госпожа Антонова, ребенок нуждается в особом уходе, он будет под постоянным наблюдением специалистов, условия там комфортные…
- Нет-нет-нет, - твердила я сквозь слезы.
- Госпожа Антонова, болезнь быстро прогрессирует, скоро мальчик перестанет вас узнавать, возможно даже уже… Госпожа Антонова завтра утром мы приедем.  Вирус передается через кровь и половым путем, вы и ваш супруг пройдете внеплановое тестирование. А Елисей поедет с нами, соберите, пожалуйста,  документы….
- Нет-нет-нет, - я уже рыдала в голос.
- Для ребенка так будет лучше, есть шанс…
Конечно, муж обо всем узнал. Он стоял рядом пока длился этот мучительный разговор.
- Лена, так действительно будет лучше, ведь мы не можем ему ничем помочь…
- А ты знаешь, - закричала я, захлебываясь слезами, - знаешь, что родителей туда не пускают!? Я начиталась на форуме про эти центры! Мы больше никогда не увидим нашего мальчика! А еще там применяют эвтаназию. Убивают, понимаешь!?
- Ну, это уже чушь. У нас цивилизованное государство. Это возможно только в неразвитых странах. Я ведь тоже читаю  в интернете! У нас о больных хорошо заботятся!
- В нашем цивилизованном государстве  хорошо промывают мозги!
У меня случилась истерика, муж как мог, успокаивал. Удивительно, но не смотря ни на что, этой ночью мы любили друг друга горько и сладко, и так нежно, как никогда раньше.
А на рассвете я вытащили самый большой чемодан, кинула туда кое-какие вещи, деньги отложенные родственникам и уложила сверху спящего Елисея. Когда я закрывала крышку чемодана, он открыл глаза. Я приложила палец к губам и прошептала: «Все хорошо, малыш», чтобы он не боялся. Хотя вряд ли он мог испугаться, теперь ни страхи, ни другие эмоции его не тревожили.
Как раз когда, такси выезжало со двора, примчалась машина санинспекции. Люди, в защитных масках и костюмах  взбежали на крыльцо нашего подъезда.
Прощайте, господа!
Через пару минут мой мобильник разрывался от звонков. Звонил муж, звонили другие незнакомые номера. Как только такси набрало скорость, я выкинула телефон в окно, чтобы не отследили по IMEY. Я купила заранее другой мобильный и другую симку. На выезде из города, в районе Шушар, поменяла такси, вызвав его с нового номера, на тот случай, если будут проверять мои звонки.
Мы спокойно доехали до Новгорода, более менее спокойно, если не считать тех останавливающих сердце мгновений, когда мы проезжали посты ГИБДД. Мне все время казалось, что инспектор направит свой жезл в сторону такси, приказывая остановиться.
В Новгороде я с трудом втащила чемодан в Макдональдс, на ЕРСО (единый российский сайт объявлений, если кто не в курсе) нашла объявления о срочной продаже  авто. Выбрала самое приемлемое  - «Продаю КIO RIO 2020 года, на ходу, состояние удовлетворительное. Сергей, телефон XXX…». Старье, конечно, но в моем случае лучшего и не надо.
Вскоре новгородское такси повезло нас к дому, где жил продавец. Обшарпанный райончик, надо сказать. Мужичок вышел тоже обшарпанный. Такой кочевряжиться не будет, с облегчением определила я. Однако, узнав, что я хочу расплатиться наличкой, он сморщился, как от лимона.
- Зато прямо здесь и сейчас покупаю, - подбодрила я, бросив взгляд в сторону убогой автостарушки.
Сергей вздохнул и согласился.
Теперь мы с Елисеем удирали своим ходом.
На выезде из Новгорода я припарковалась у телефона-автомата на автобусной остановке. Поколебавшись несколько секунд, набрала номер мужа.
- Лена, привет! - сердце защемило от звука его голоса, - Ты куда пропала?! Где вы?!
- Все нормально, мы…
Что-то щелкнуло в телефоне. Прослушка?
- Где вы? Елисей с тобой? Скажи только адрес!
 - С нами все в порядке.
- Лена, тебе нужно вернуться! Вас все равно найдут! Елисею нужна  помощь!
- Я не хочу, чтоб его забрали.
- Не лишай его шанса….У нас будут еще дети…
Опять что-то защелкало. Наверное, в это самое время спецслужбы определяли мое местоположение.
- Прощай, - прошептала я и повесила трубку.
Мой долг спасти сына, мой долг оберегать и защищать его ото всех, даже от родного отца.
Я знала куда ехать. У моих дальних родственников из Москвы был маленький домик в глухой, заброшенной деревеньке. С одной стороны лес, с другой река. Пара древних старушонок в полусгнивших домах, - вот и вся деревня. До ближайшего поселка с продмагами четыре км. Отличное место, чтобы исчезнуть.
Родственники уже давно туда не ездили, так что я не опасалась с ними встретиться.
Полинявший голубой домишко был закрыт на замок. Я осмотрела двор и покосившийся сарай, нашла лопату,  сбила замок. Внутри пахло сыростью. Белые обои в синий цветочек, тюлевые занавесочки, выцветшие дорожки на обшарпанном деревянном полу, пара односпальных кроватей. Дом показался мне до странности уютным. Было в его убожестве что-то первозданно чистое, простое, милое.
Что ж, здесь и заживем.
Я думала счастье при подобных обстоятельствах невозможно. Но в этом Богом забытом месте я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Рано утром с первыми петухами, я шла на речку за водой, готовила  завтрак на двухкомфорочной электроплитке или прямо в большой русской печи. Она немного дымила, но каким же блаженством было спать на теплой лежанке! Раз в неделю ездила в поселок закупаться. Раз в неделю протапливала черную баню и мы в ней мылись, жмурясь от едкого дыма. Стирала и полоскала  прямо в реке.   Ходила в лес за грибам. Когда мне приходилось отлучаться из дома, я привязывала Елисея, чтобы он куда-нибудь не ушел или не повредил себя ненароком. Я и ночью его привязывала на всякий случай. Еще я привязывала его к дереву, когда мы ходили на рыбалку, так как один раз он едва не утонул, упав в реку, ведь он уже ничего не понимал. Привязанный мальчик мычал и пытался высвободиться, как муха в паутине.
Пусть такая, но это была жизнь. Настоящая жизнь. Я смотрела на сына, как он уминает еду на свежем воздухе и не могла нарадоваться. Что бы с ним было в медицинском центре?
Долгими зимними вечерами я читала Елисею книги, которые брала в поселковой библиотеке, ему было, наверное, все равно, но я надеялась, а вдруг… В печке потрескивали дрова. Нам хватило запасов в сарае. Тепло, спокойно и уютно.
Скучала ли я по мужу?  Скучала, но не могла простить, что он так легко сдался, что так легко отказался от сына.
Так мы и пережили зиму.  И теперь, когда природа возрождалась, я строила планы на будущее. Посадить огород, может быть завести кур и козу, заказать еще дров или набрать сухостоя в лесу, собирать ягоды и варить варенье, научиться шить  и варить мыло, и вязать, и печь хлеб, и косить траву… Деньги еще есть, но надо постепенно переходить на натуральное хозяйство…. Найти работу в поселке. Или продавать дачникам ягоды и грибы.
Я была счастлива, хотя Елисей доставлял немало хлопот. За ним все время нужно было следить, как  за малым ребенком. Пару раз он уходил из дома, и я бегала по полям  и лесам, искала его и представляла всякие ужасы. Он все время хотел есть, похоже, еда стала основным смыслом его жизни,  пробовал на вкус все, что попадалось под руку, и я боялась, как бы он чем не отравился. Хорошим выходом было поставить рядом  пакет с сушкам, сушенными яблоками или семечками – ребенок был занят, а я получала передышку. Еще он не чувствовал боли. Мы проклинаем боль, не осознавая, что именно боль охраняет нашу жизнь. Елисей мог схватить горячее, мог порезаться и даже не заметить.
Вот так и случилась беда. Я купила в поселке свежую рыбу. Щуку. Хотела попробовать рецепт – котлеты из щуки с салом. Пошла чистить на речку. День был ясный, солнечный, начало июня. Не хотелось оставлять ребенка дома. Я взяла его с собой, привязала к покосившейся проволочной ограде, сунула в руку пачку печенюшек. Чищу рыбу и поглядываю на сына. Он ел печенье вместе с оберточной бумагой. Раньше, наблюдая такое, я плакала, ужасаясь тому, во что превратился мой ребенок, а потом привыкла. Главное - живой.
Когда я обернулась на Елисея в следующий раз, оказалось, он уронил печенье и тянется к нему, а из руки фонтаном хлещет кровь. Наверное, поранился о проволоку. Столько крови на молодой зеленой травке. Я бросила щуку на песок. Сорвала косынку с головы и замотала руку выше пореза. Кровь уже лилась не так сильно. А моему несмышленышу все нипочем – знай тянется за печеньем. Что делать? Обращаться в поселковую больницу  нельзя: о нас сразу сообщат. Чертыхаясь и молясь попеременно, побежала домой за перекисью водорода, йодом, ниткой и иглой. Не жалея перекиси полила порез на руке, продезинфицировала нитку, иглу.
Конечно, я не медик и очень поверхностно знакома с правилами оказания первой помощи, но видимо, мною двигал материнский инстинкт, который запер страх и панику за высокой стеной, заставил собрать волю в кулак и действовать во спасение сына.
Я крепко связала Елисея веревками, чтобы не дергался.
Хорошо, что он не чувствовал боли, кое-как  нащупала перерезанную артерию, она была скользкая, трудно зацепить. Я сделала несколько глубоких вдохов и начала  предельно аккуратно сшивать тоненькие стенки, потом зашила  кожу.
Он потерял много крови и был бледен как бумага.
В поселковой аптеке я купила антибиотики, дала сыну, чтобы не пошло заражение крови.  А потом закрылась в сарае, закусила рукав кофты и кричала, и рычала, и выла, как зверь.
Только спустя пару часов заметила на пальце след от иглы. Я даже не помню, когда укололась.
Неужели теперь я тоже инфицирована?
Я тогда не спала всю ночь, еще надеялась, что все обойдется. А потом начала замечать, что забываю слова, и чувствительность начала пропадать: как-то схватила горяченную сковородку и поняла, что обожглась только по вздувшимся пузырям.
После этого я и решила писать дневник, может быть это поможет мне анализировать свое состояние и вовремя принять меры….

8 июня 2051.
Мне страшно. Нет, не за себя. А за Елисея. Кто будет за ним присматривать, кормить? Сейчас лето – тепло, а что будет зимой? Мы оба замерзнем и умрем с голоду.
Я не могла уснуть всю ночь. Думала. Написала мужу сообщение с нашими координатами. Запрограммировала телефон таким образом, что нужно будет только нажать на экране крупную вкладку  со словом отправить, и сообщение отправится. Думаю, уж это я буду в состоянии сделать.
На стене повесила плакат, на котором большими буквами написала: «Возьми телефон в руки», «Нажми ОТПРАВИТЬ».
Выполню свои инструкции, когда пойму, что мозг отказывает.
10 июня.
Чуть палец себе не отрезала. Боль чувствую, но слабо. Даже эйфория – вроде как,  ты выше всего земного. Не подвластен боли. Свободен. Прочитала, что в медцентрах реально убивают зараженных. Писал бывший сотрудник. Там даже есть крематории. Все чаще перед глазами картина: две фигуры бредут по полю, спотыкаясь, пошатываясь. Ветер развевает спутанные волосы. Фигуры исчезают в лесу. Сливаются с природой. Я и Елисей.
21 июня 2051
Ничего не хочу делать. Зачем? Все равно скоро умрем. Он уже ничего не чувствует, я тоже медленно превращаюсь в зомби. Раньше меня пугала зима… Трудно подбирать слова.
15 июля 2051
Этот ребенок все время хочет есть. Не сожрет ли он ночью меня? Надо сварить кашу. Не могу вспомнить, что сначала….
21 июля 2051
Иногда ко мне возвращается сознание. Мысли появляются, я даже чувствую запахи. Мне страшно от того, что я не могу вспомнить, как зовут сына. Иногда смотрю на него и думаю, что это за ребенок. «Возьми телефон в руки», «Нажми ОТПРАВИТЬ».
Если отправлю сообщение сейчас, то муж скорее всего сам не приедет – натравит спецбригаду.  Нас запрут в каком-нибудь бараке вместе с грязными, вонючими, абсолютно тупыми зомби.  Вечно голодные, наверное, жрут друг друга и сами себя. Не хочу.

***
 «Нажми ОТПРАВИТЬ». Что это?
***
Вспомнила. Отправить. Телефон. Нажать. Отправить. Отпр…