В радости пьешь один день, от тоски – три, когда случилась беда – неделю. Если знаешь это правило, бог тебя не оставит. Ему нужна твоя молитва. Когда ты пьешь, ты забываешь молитву. Разгневанный бог – плохой знак.
...Он пил уже больше года, не отвлекаясь на социум. Поначалу друзья звонили и приходили спасать. Он наливал им, чтобы они заткнулись. Они, покашливая, выпивали стопку со скорбными лицами и уходили, сострадательно качая головами. Родственники откланялись еще раньше друзей. Сказали в один голос, что он неудачник, что он позорное пятно на их родовом полотне. Пятно так пятно – идите с миром.
На работе ему настоятельно рекомендовали написать по собственному после того, как он стал погружаться в запои с периодичностью раз в месяц, и что хуже – приходить на службу под шофе. Написал с облегчением.
Устроился грузчиком - в этой среде жить трезвым считалось дурным тоном. Но и там не задержался, потому что эта братия умудрялась пить, не ухудшая свои физические характеристики, а он очень часто не мог по утру оторвать голову от подушки. Однажды не зарядил телефон. Это неожиданно решило проблему навязчивого общения с надоевшими людьми.
Пить нравилось, главное было не успеть ощутить похмелье. А для этого нужно иметь утреннюю дозу алкоголя, которая позволяла добраться до магазина и купить бодрящих напитков в том же количестве.
На личном счете в банке имелась некоторая сумма, которой должно было хватить на пару лет, если не швыряться деньгами и покупать бюджетную водку. Аналитические мозги не пропьешь, товарищи. Поэтому однажды он послюнил затупившийся огрызок карандаша и рассчитал на салфетке, сколько он может тратить в неделю, чтобы растянуть заработанный праведными трудами капиталец. И он свято держался в рамках, был даже иногда строг к себе, когда душа проституировала и просила чего-то изысканного и дорогого. Подобная аскеза наполняла существование сакральным смыслом.
Оказалось, что новая одежда нужна только когда старая обветшала и расходится по швам, но в шкафу от предыдущей жизни остался большой запас шмоток, в обувных коробках - ненадеванные ботинки, кроссовки и прочие сандалии. За квартиру и интернет он платил регулярно. С соседками здоровался, если узнавал. Еда была нужна только в качестве закуски.
Иногда хотелось ощутить ладонью живое существо, и он приволок домой притулившуюся у помойки болонку. Состриг ей колтуны, отмыл, заглянул под хвост и дал единственно возможное имя – Ева. Ева была идеальным собеседником и другом. Ходила за ним как пришитая, никакой поводок не требовался. А чтобы было понятно, что не бездомная, когда ей приходилось ждать его на пороге магазина – соорудил ошейник из одного из своих многочисленный брючных ремней.
Спали они вместе. Он уже давно засыпал, не раздеваясь и манкируя постельным бельем. Просыпаться одетым оказалось удобно. Удобно носить клокастую бороду и мыться, не исходя из благоговейного желания не нарушать эстетические нормы общества, а исключительно сообразно личным представлениям о гигиене.
Время от времени Ева просилась на улицу неурочно. Это не раздражало, скорее наоборот. Проявлять заботу не по требованию ему нравилось, не вызывало протеста, как в прошлой жизни.
Он стал много читать. Библиотека деда наконец нашла применение. Нужно было только зажмурить один глаз, чтобы буквы не двоились от дешевого пойла. Иногда после прочитанной книги он напивался вдрызг, придавленный впечатлением, бродил по квартире, шаркая и роняя пепел. Потом застывал на прожженном диване, прижимал теплую Еву к животу, проживая в коротких кошмарах застрявшие в голове эпизоды.
Он перестал болеть, тосковать, нервничать. Забыл имена близких. Перестал ждать от жизни подвохов и подарков, потому что был свободен, по-настоящему свободен благодаря водке на березовых бруньках и портвейну 777. Если эта цена свободы, то не так уж дорого выходило.
Он не думал о смерти, потому что не важно, когда она настигнет, если у тебя нет планов и претензий к жизни. Одной прочитанной книгой больше, одной меньше.
Заботила судьба Евы. Но поразмыслив, он стал опрашивать соседей – не согласится ли кто-то взять животину после его смерти. Никто не согласился. Но он знал, что его и Еву запомнили, и когда он умрет, кто-то обязательно возьмет ее, сработает запечатленная картина – пьющий хозяин в случае безвременной кончины просит приюта для своего милого питомца, что может быть трогательнее и ответственнее - сопли, слезы, фанфары милосердия. Аминь!
А потом пришло идеальное решение, эврика в чистом виде - если деньги кончатся, а он еще будет жив, тогда они с Евой продадут квартиру и купят халупу в деревне, где он перейдет на самогон. Ева точно не будет возражать против таких перемен. Там они и доживут свои дни, счастливые и безмятежные.
А пока надо успеть до закрытия магазина, во-первых, чтобы отпраздновать отличную идею, во-вторых, чтобы не нарушать равновесия его личного мира.