11. БОЛЕЗНЬ
Утром Рябчиков вышел в сад отвязать Шуберта и был страшно поражён, увидев пустующее дерево и верёвку на земле.
– Ты всё-таки сбежал, мать твою? – Рябчиков понёсся в дом, но тут в дверях показалась Вика, выходящая из дома.
– Рябчиков, зачем ты это сделал?
– Что?
– Привязал Шуберта!
– Так это ты его отвязала?
– Да, я!
– Кто тебя просил? Зачем?!!
– Нет, это я тебя спрашиваю: зачем ты привязал его? Ты вообще соображаешь или нет? Ночи сейчас холодные! Хорошо, я вышла в сад. А если бы не вышла? Он бы так и висел всю ночь? Да так же заболеть можно!
– Мать твою! Не зима же всё-таки!
– Но осень, Рябчиков, осень!
– Да что ты разоралась, мать твою?
– Потому что ты ужасный чурбан!
– Что-о-о??? – Рябчиков накинулся на Вику и готов был уже полезть в драку.
– Да прекрати, Рябчиков! – уже немного испуганно воскликнула Вика. – Пойдём лучше посмотрим, как там Шуберт.
– Ну пошли, палки-моталки!
Они осторожно вошли в комнату Шуберта. Там уже был Шашкин. Он сидел у изголовья поэта и лил слёзы.
– О мой юный лирик! Что за роковые камни посыпались на твою голову? Сначала ты потерял память, теперь вот простудился! О, почему почему не я оказался на твоём месте? Я был бы рад сам заболеть… Какая злая судьба!
– Шуберт, ты заболел?!! – воскликнула Вика.
– Да, мне очень плохо, – шёпотом ответил Шуберт, которому было больно даже говорить.
– У него температура 39! – воскликнул Артём, сотрясая руками.
– Ну Рябчиков! – со злостью в голосе крикнула Вика.
– Что Рябчиков? Я уже много лет как Рябчиков! – раздражённо ответил «чурбан». – Если будешь ещё упрекать – всыплю, мало не покажется!
– Да уж, ты такой чурбан, что можешь и женщине всыпать, знаю тебя!
– Мы с Лидкой недавно дрались, она не жалуется. Это ты жалуешься, потому что ты избалованная, изнеженная девица.
– Да что я с тобой пререкаюсь? Надо Шуберта лечить! – Вика побежала в аптечку за лекарствами, но так волновалась, что всё перевернула. На шум пришли Совок с Наташей и Маша и помогли всё привести в порядок, после чего все вернулись в комнату поэта.
– Шуберт, тебе надо выпить лекарство, – деловито сказал Совок, подсаживаясь к больному.
– А это поможет? – спросил Шуберт.
– Обязательно. Наташа, помоги.
Наташа помогла поэту приподняться и влила ему в рот микстуру. Шуберт сморщился и упал обратно на подушку. Его лоб и щёки горели.
– Не умирай, о мой юный лирик, не то я сам умру! – воскликнул Артём.
– Барашки, скрипки, печка с камином… – бредил Шуберт. – Я пойду намажу пень кремом для бритья, он просил помочь бриться. Вишнёвые ошмётки… домик из спичек. Дайте мне вон ту спичку, надо собаку гулять косточкой. Вика… ой, музыка выключилась. Моя новая поэма… Вика… Вика! Приди ко мне!
Вика склонилась к Шуберту.
– Я здесь, солнышко моё!
– Девушка, вы не Вика… Мы, конечно, славно с вами посидели, но вы не Вика. Вика! Вика!
Шуберт бредил ещё какое-то время, но вскоре ослабел и заснул. Все вышли из комнаты, кроме Вики, которая ещё долго смотрела на поэта, потом глубоко вздохнула и, как и все, оставила его.