"Хорошей мамой" я вовсе не родилась. Я училась этому постепенно, и продолжаю учиться сейчас.
В юности я на год уехала работать за границу, оставив двухлетнего сына на попечение бабушки с дедушкой.
А когда старший пошёл в начальную школу, я психовала и орала во время наших с ним домашних заданий.
Я совершала множество глупостей и ошибок, осознавала их, винила себя, раскаивалась - и училась на этих ошибках.
А ещё я училась у моих мудрых детей.
Однажды, когда Гришка учился во втором классе, мы в очередной раз допоздна воевали с математикой - и друг с другом. Он отчаянно тупил, а я - психовала. В какой-то момент я отвесила ему подзатыльник. Не сильный, лёгонький. Но - он сидел на краешке стула и этого импульса оказалось достаточно, чтобы он с него упал. Упал головой туда, где стояла тяжелая металлическая подставка для телевизора с острыми угловатыми ножками.
Я стояла посреди комнаты, а мой ребёнок лежал на полу и не шевелился.
В этот момент я переосмыслила всё. "Я - тупая психованная мать - только что убила своего ребёнка из-за какой-то идиотской задачки по математике!"
Гришка упал виском всего в паре сантиметров от чёртовой подставки. Всё обошлось. Он даже не ушибся, просто испугался моего внезапного психа, поэтому замер, не шевелясь.
Это был последний раз, когда я подняла на него руку.
Маета с уроками никуда не делась, но я научилась справляться с ней, отслеживать точку нарастания "кипения", ставить процесс на паузу и говорить сыну: "А пойдем-ка попьем чаю?" За это время мы оба выдыхали, переключались и возвращались к урокам с новыми силами и с более спокойным настроением.
Однажды, когда ему было лет пятнадцать, он меня чем-то выбесил, и я уже набрала было воздуха в лёгкие, чтобы прочитать ему грозную нотацию... Но он, разбежавшись через весь длинный коридор, упал передо мной на колени, сложил в мольбе руки: "Умоляю тебя, мамочка, не убивай меня!!!" Надо отметить, что он к тому времени был уже на голову выше меня, и далеко не астенической комплекции. Эдакий юный геракл с повинно опущенной головой, совершенно серьезное лицо и умоляющие интонации отлично дополнялись лукавыми чёртиками в глазах, которыми он открыто и, разумеется, абсолютно бесстрашно на меня поглядывал, стараясь не выходить из образа. Я забыла всё, чем была так возмущена, и начала хохотать. Он хохотал вместе со мной. После этого каждый раз, когда мне вдруг приходило в голову устроить детям выволочку, я вспоминала его лукавые глаза и сложенные в молитве ладони, и мне становилось смешно.
Это был последний раз, когда я повышала на детей голос.
Стаське подзатыльник всё ж перепал... Когда лет в девять он чуть ни угодил под машину, и я едва успела выдернуть его из-под колёс. Он поднял на меня глаза с затаившимися слезами обиды, сжатые губки дрожали, и он прямо глядя мне в глаза сказал: "Вот ты только что меня унизила. Чего ты этим добилась?"
Я извинилась. Тема физических наказаний в нашей семье на этом была полностью закрыта.
Стас вообще очень многому меня учил и учит. Но об этом я расскажу в другой разок.
Важно вот что. Ошибки нельзя исправить. Но их можно осмыслить и по-честному принять решение больше так не делать, а делать как-то иначе. Возможно, там тоже будут ошибки, но, по крайней мере, уже другие. Вот так, путём бесконечных ошибок, можно постепенно нащупать верный путь. И тогда все раны, нанесённые прежними, постепенно исцелятся. Потому что искренняя любовь действительно исцеляет.