6. У ПРУДА
Шуберт сидел в кресле и рассеянно гладил подраставшего котёнка. Лида стояла, отвернувшись, у окна. Она сердилась на поэта за то, что тот слишком много выпил на дне рождения у Совка. Шуберт посадил на кресло котёнка, подошёл к Лиде и осторожно обнял её. Девушка повернулась к нему.
– Лида, я не нарочно, прости меня. Ты что, считаешь, что я пьянь болотная? Нет… мне просто трудно определять свою меру, у меня бывает так, что выпью лишнюю каплю – а она как раз и оказывается лишней.
Лида высвободилась из его объятий.
– Значит, тебе вообще не надо пить!
– Но это так сложно… Мы были на дне рождения. Там все пьют.
– Ты тряпка! – крикнула Лида. – Почему ты должен делать, как все?
– Не должен, не должен! Ты неправильно поняла меня. Просто я не люблю косые взгляды. Мне легче выпить, чем выслушивать все эти вопросы, почему да отчего я не пью. Они так утомляют.
– Ты ничего не должен объяснять им, – Лида опустилась в большое кресло. – С какой стати? Просто не пьёшь – и точка.
– Лида, но я не могу так, когда меня спрашивают. А вообще давай забудем? – поэт нежно улыбнулся, но не решился подойти к Лиде. – Давай сходим куда-нибудь?
– Не хочу никуда идти.
– Ну тогда давай просто посидим. Мне так хочется побыть с тобой… – он осторожно подошёл и сел в кресло рядом с любимой, вплотную придвинувшись к ней. Она отстранилась.
– Слушай, Шуберт, хоть у меня бабка в лесу партизанила и вагоны разгружала, хоть я в неё, хоть я сильная, но я устала. Мне хочется, чтобы и ты проявил хоть какую-то силу.
– Хорошо, Лида, я постараюсь.
И он побрёл в одиночестве по городу, обдумывая слова Лиды. Все чувства кричали в нём и плакали. Он не понимал, почему вдруг та, которая ещё недавно любила его, внезапно стала так сурова с ним. Он набрёл на какую-то парикмахерскую. «Мне хочется, чтобы и ты проявил хоть какую-то силу!» – звенели в нём лидины слова. Он вошёл в парикмахерскую, сел в кресло и попросил подстричь его. Мастер хладнокровно обрезал его длинные каштановые волосы. Шуберт немного боязливо посмотрел в зеркало. Теперь его волосы спускались до шеи, но это не сделало его менее красивым. «Может, ей понравится», – подумал Шуберт и вернулся домой.
– Ты зачем подстригся, дурень?!! – закричала Лида.
– Но ты же сама сказала, чтобы я проявил хоть какую-то силу!
– Да с тобой просто невозможно дело иметь! Ты даже не нашёл в себе мужества сказать мне, что не будешь больше пить!
– Но Лида, это так непредсказуемо! Ведь я не пьяница! – Шуберт понемногу выходил из себя, но старался держаться.
– А кто ты? Кто? У меня сил от тебя нет! – крикнула Лида. – Это у меня, у сильной и смелой, у внучки партизанки!
У Шуберта тоже больше не было сил. Слёзы покатились из его глаз, он схватил куртку и выбежал из квартиры. Лида посмотрела в окно и тоже заплакала, но не побежала догонять его. Шуберт поехал в какой-то парк на окраине города, сел там у холодного осеннего пруда, на глади которого плавали листья, похожие на разноцветные лодки, и принялся машинально кидать камушки в воду. И вдруг сзади кто-то подошёл и слегка коснулся его плеча. Поэт обернулся, и лицо его просияло.
– Вика!..
– Что, тоже грустишь? – печально улыбнулась девушка.
– Грущу…
– А что случилось?
– Вот, послушай, – Шуберт прочёл свой новый стих:
– Лида снова рассердилась
И со мною не нежна.
Небо тучами покрылось,
Стала тёмною луна.
Больше Лида не желает
Со мной под руку гулять
И меня не обнимает,
Не желает целовать.
Лида, Лида, что ж такое?
Я не так, поверь мне, плох.
Но цветок любовной розы
В тебе, вижу я, засох.
– Вот и у меня что-то подобное с Рябчиковым, – грустно покачала головой Вика. – Всё дуется на меня за что-то, кричит. Даже сказал, что со свадьбой надо повременить. Ой, Шуберт, да ты подстригся? – девушка слегка оживилась и улыбнулась. – Тебе хорошо!
– Правда? – поэт так и просиял.
– Да-да, очень хорошо! Но мне так нравились твои длинные волосы… – и она густо покраснела.
– Но они снова отрастут, – ободрил её Шуберт. – Я и сам не хотел стричься, но Лида сказала, что хочет, чтобы я проявил хоть какую-то силу. Вот я и подумал, может, смена причёски поможет мне?..
– Ты совсем как я! Я тоже, когда хочу что-то поменять, сразу бегу в парикмахерскую. Однажды даже хотела волосы в малиновый покрасить, но Машка меня отговорила. Машка у меня такая – вечно сто раз продумает, прежде чем что-то сделать. И уж конечно, ей такие эксперименты кажутся дикими.
Шуберт посмотрел на девушку и улыбнулся.
– О чём ты думаешь? – улыбнулась в свою очередь Вика.
– Я представил тебя с малиновыми волосами. Тебе было бы здорово! Но и с блондинистыми ты красавица.
– Шуберт, ты тоже очень красивый. Знаешь, честно говоря, я всегда мечтала встретить человека как ты – ты такой красивый, романтичный. Я часто, ещё в школе, садилась за стол, собиралась делать уроки, но вместо этого смотрела в окно и мечтала, мечтала, что однажды придёт такой, как ты, и я буду любить его сильно-сильно… Но мне ни разу такой не встречался. Когда я впервые тебя увидела, когда ты с Лидой пришёл в издательство, где мы с Машкой работаем, у меня даже сердце ёкнуло, – и вдруг Вика ужасно раскраснелась и спохватилась: – Ой, прости, прости, я болтаю то, что не должна говорить! Прости!..
– Вика… Если бы ты знала, как я хочу слушать и слушать тебя!..
– Правда?
– Да.
– Ну тогда приходи послезавтра сюда же, – девушка встала и поспешно ушла, а Шуберт ещё долго смотрел ей вслед.