Дело номер семнадцать. Житейское

Анна Тагирова
- Тише! Тише!
Председатель постучал деревянной палочкой по выщербленному столу. Ровный гул не затихал. Возмущенные собственной усталостью Слушатели размахивали газетами, свернутыми в трубочку, ободряюще кивали друг другу, как будто находя в этом общем шуме силы.

Подсудимый сидел за своим столом один, без адвоката. Слушания длились уже несколько часов, с самого утра. Председатель повторил
- Прошу вас, тишина! Тишина! Мы слушаем новое дело!
Три глухих стука и общественность замолчала.  Во внезапной тишине Председатель удивленно оглядел зал, как будто не поверив тому, что его голос был услышан, поправил очки, чуть укрепив их на переносице, и открыл толстую папку, лежавшую перед ним.
- Дело номер семнадцать.
Председатель сделал паузу и незаметно оглянул зал. В зале по-прежнему было тихо.
- Дело номер семнадцать – повторил Председатель, откашлявшись. – Мистер Спрут. Обвиняется в совершении противоправных действий против стакана.

Подсудимый поднял голову. Посмотрел на Председателя. Посмотрел на помощника, который подходил к судейскому столу с бумажным стаканом в руке. С места подсудимого было видно, что стакан был не ровно порван. Стенки еще сохраняли видимость стакана, но были все исколоты чем-то отстрым и выглядели как рваные раны.
- Подсудимый, встаньте! – Председатель посмотрел на поднявшегося из-за стола Спрута. – Признаете ли Вы, что сей предмет Ваш?
- Да, Ваша честь, признаю.
Председатель поднял брови в удивлении.
- Подсудимый, не требуется ли Вам адвокат?
- Нет, Ваша честь. Я не вижу в нем необходимости.
- Вы собираетесь бороться сами?
- Я не собирался бороться, Ваша честь.
- Ясно. Тогда продолжим.
В голос Председеля появилась ярость. Такое спокойное нежелание бороться вызывало раздражение. Он еще раз обвел глазами зал, в котором уже поднимался непонимающий гул. Быстро сел обратно на свое место и продолжил зачитывать.
- Подсудимый Спрут. Обвиняется в порче бумажного стакана, принадлежавшего ему на правах покупки. Подсудимый, признаете ли Вы, что испортили этот стакан?

Спрут, который только, казалось бы, присел, снова встал со своего места, оправил торчащие во все стороны вихры на голове и тихо произнес:
- Я не портил его.
- То есть, Вы не признаете?
- Я признаю, что это мой стакан. И да, на нем есть некоторые повреждения. Но я его не портил, я просто из него пил.
Председатель взял со стола стакан, подошел к кувшину с водой, взял его и направился к подсудимому.
- Мистер Спрут, возьмите в руку стакан. Это же Ваш стакан. 
- Да, Ваша честь, это мой стакан.
- Возмите в руку стакан, ну же!
Председатель нетерпеливо держал стакан на вытянутой руке. Спрут аккуратно взял стакан в руку и поставил его перед собой на стол.
- Нет, нет! Вы возьмите его в руку! Держите его в руке! - Спрут взял стакан. Председатель громко спросил.
- Признаете ли Вы, что испортили вот этот вот стакан? - Он указал взглядом на стакан в руке Спрута. 
- Нет, Ваша честь. Я его не портил.

Председатель еще раз окинул взглядом зал, убедился, что Слушатели внимательно следят за происходящем. Он поднес тяжелый прозрачный кувшин с водой к протянутой руке Спрута со стаканом и стал выливать воду из кувшина в стакан. Повреженные стенки стакана не могли удерживать такое количество воды и рвались под напором. Вода скапливалась на самом дне стакана и сразу же выливалась сквозь дырочки в стенках.  Председатель не отрываясь смотрел на Спрута, продолжая лить воду в стакан. Вода с брызгами ударялась о поверхность стола, разливалась по пустому дереву, маленькие брызги оставляли точки на сером гладком костюме Председателя. Спрут растерянно переводил взгляд со стакана на воду, которая капала с широкого стола ему на ноги, разливалась по полу. Он повернул голову, чтобы проследить, куда потечет вода дальше. Вода утекала за его лавку, видимо отправляясь к рядам Слушателей.

Когда в кувшине вода закончилась, Председатель с громким стуком поставил пустой, но все равно тяжелый кувшин на стол, отчего брызги разлетелись и на первые ряды, оставив мокрые следы на чужих очках, брюках и воротниках. Спрут растерянно оглядывался вокруг. Пачка салфеток, лежавшая на лавочке, вся оказалась мокрой. Использовать их не получилось.

- Подсудимый, я повторяю свой вопрос. Признаете ли Вы свою вину в порче этого стакана?
Спрут устало опустился на свою лавочку, вжал плечи и повторил все ту же фразу.
- Я не портил этот стакан. Я не портил этот стакан. Я просто из него пил.
- У меня больше нет вопросов к Вам.
Председатель обвел зал взглядом победителя и широкими шагами направился к своему столу.
- Уважаемые Слушатели! Видимо, это будет самое простое дело в нашем сегодняшнем дне. Только что Вы могли убедиться в той вопиющей наглости, в том коварстве, в той изобретательной лжи, которую демонстирует нам обвиняемый.
Спрут еще сильнее вжал плечи и еще ниже опустил голову, так что его клюв уперся в стол. Он услышал тихий стук от соприкосновения клюва со поверхностью.
- Итак. -   Председатель перевернул страницу в папке, присел обратно на место и поближе подвинул к себе микрофон. – Я хотел бы, чтобы вы обратили внимание, уважаемые Слушатели. У нашего обвиняемого была возможность признать свою вину. Нужно ли нам это признание его вины? Нет. Этот стакан – Председатель аккуратно взял остатки стакана, зажав его большим и указательным когтями, поднял над столом и, держа за мокрый бумажный лоскуток, показал бывший стакан залу. – Этот стакан уже не починить. И мы все с Вами это знаем. Но та вопиющая наглость, с которой обвиняемый продолжает отказываться от своей вины…

Со стола обвиняемых послышался тонкий голос Спрута
- Я ведь просто пил.
Но голос это послышался только ему самому, во всеобщем шуме множества птичьих голосов его никто не услышал. Продолжая сидеть с опущенной головой, Спрут смотрел на стол перед собой и увидел, что после его слов на столе появились три царапины. Он забыл поднять голову от стола, когда говорил, и острый клюв оставил отметины на поверхности. Царапины были хорошо видны, и поднимать голову теперь было уже не безопасно, чтобы избежать нового обвинения. Спрут подумал, что говорить теперь тоже не стоит, чтобы не увеличивать царапины. Спрут закрыл глаза, расслабил шею, так что голова еще сильнее вдавила клюв в стол и остался так. Шум в зале нарастал.
- Уважаемые Слушатели, я хотел бы заметить, что несмотря на простоту этого дела, оно отнюдь не такое уж неважное. Ведь это отрицание законов! Отказ от признания собственной вины! Важен ли сейчас нам этот стакан?
Слушаетели в едином порыве стали оборачиваться друг к другу, пожимать плечами, качать клювами из стороны в сторону.

Спрут почувствовал неприятное давление в том месте, где клюв присоединялся к голове. Видимо, под тяжестью расслабленной головы клюв слишком сильно вдавился в стол, и боль стала разливаться по всему телу. Смотря вниз на поверхность стала, он видел, как кончик клюва немножко погнулся. Как будто в борьбе между деревянной поверхностью и костяным острием никто не победил, а все лишь проиграли, получили повреждения. “Интересно, - подумал Спрут, - будет ли теперь клюв удобно открываться и закрываться, если он так погнулся на конце?”
- … Можем ли мы найти место этим нарушениям в нашей жизни? – услышал Спрут окончание речи Председателя. – Можем ли мы просто позволить нашим гражданами беспрепятственно разрешать все то, что есть?
Зал возмущенно зашумел, с разных сторон послышались крики и карканья.
- В клетку его!
- В клетку!
- В клетку и дело с концом!
- В клетку!

Председатель улыбнулся, продолжая, тем не менее, поддерживать порядок.
- Ну-ну, тише! Тише! Уважаемые Слушатели, тише прошу Вас! Конечно, конечно мы не оставим это безнаказанным! Я думаю мистес Спрут и сам понимает необходимость таких мер, которые пойдут во благо и ему и окружающим. Клетка! Дело закрыто.
С этими словами Председатель ударил деревянной палочкой о стол, зал зашумел, уже не сдерживаемый никем. К обвиняемому подошли трое охранников, выжидающе смотря на него и как бы решая, нужно ли применять силу. Спрут встал и быстро отошел от стола, чтобы отвлечь внимание от царапин. Он аккуратно сложил руки в перьях перед собой, для того чтобы охранникам не потребовалось применять силу. Охранники надели на руки жесткий мешок, преварительно срезав ему когти.

Клетка оказалась довольно просторной – в ней можно было даже сесть. Связанные впереди руки не давали возможности сделать это удобно, но гораздо важнее было то, что в клетке он был один и закрыт от всех. В маленькое зеркальце, привешенное на блестящей звенящей цепочке, Спрут мог видеть свое лицо и рассматривать погнутый клюв.

***Вечером того же дня.
Председатель стоял перед зеркалом в своей ванной. Голова была тяжелая, как будто после дневного сна, не приносящего облегчение. Председатель посмотрел на себя с неудовлетворением и раздражением, но умываться не стал, сил не было. Тогда он протянул руку к выключателю, чтобы включить темноту. Засыпая, он вспомнил, что его неприятно поразило в зеркале – на секунду он увидел, что что-то не так с его клювом. «Интересно, где я успел так его погнуть?” – мысль промелькнула и тут же исчезла. Председатель заснул, не обращая внимания на тихий звон дверной цепочки.