С некоторых пор Сергей Владимирович Самсонов, еще крепкий, выглядящий моложе своих шестидесяти пяти лет мужчина, начал тяготиться работой. Не то чтобы уставал и работал через силу – просто надоело. Надоело вести переговоры, выяснять отношения с компаньонами, анализировать документы, принимать решения – все надоело! И он принялся сбавлять обороты. Сбавил до того, что возникла проблема – куда девать свободное время, чем заняться. Сын давно вырос, стал самостоятельным и не нуждался в помощи. У жены были свои интересы, даже – своя жизнь, в которую он предпочитал не углубляться. Телевизор претил – особенно новые программы, рассчитанные на дебилов и домохозяек.
Вообще-то завязывая с работой, Сергей Владимирович намеривался реанимировать старые увлечения, которые приказали долго жить в период максимальной деловой активности, но они упорно отказывались воскрешаться. Футбол не увлекал, хотя он раньше был заядлым болельщиком. Составы команд постоянно менялись, на поле выходили в основном легионеры с труднозапаминающимися фамилиями, к тому же Динамо, которому симпатизировал с детства, играло из рук вон плохо и, в конце концов, вылетело из высшей лиги. Некогда любимый преферанс по-прежнему был интересен, но к давнишним милым сердцу партнерам, к сожалению, подходила известная фраза Пушкина «Иных уж нет, а те далече» – оставалось тупо перекидываться картами с компьютером.
Уразумев, что свалял дурака, Сергей Владимирович попытался дать обратный ход и вновь заняться делами, однако поезд ушел – оборотистые компаньоны быстро прибрали его часть бизнеса. Вот и приходилось коротать время домашними и дачными делами.
Однажды он полез разбирать антресоли, на которые не заглядывал лет пятнадцать. Среди всякой ерунды наткнулся на старую коленкоровую папку, кочевавшую с квартиры на квартиру еще с первого, оставшегося в памяти переезда. Развязал тесемки, открыл папку – внутри ноты и несколько его дневников учащегося музыкальной школы. Перелистал дневники и грустно улыбнулся, вспомнив, как мама со слезами на глазах паковала эту папку во время переезда из Кряжина.
********************
Мама мечтала, чтобы Сережа занимался музыкой, и обязательно – по классу фортепьяно. Сама она в детстве была лишена такой возможности, и теперь все свое нереализованное желание перенесла на сына.
– Как замечательно, Сереженька, когда человек умеет играть на каком-либо музыкальном инструменте! – часто говорила она, исподволь направляя его в сторону поставленной цели. – Мне так хочется, чтобы ты научился играть на пианино. Ты бы играл, а мы с папой с удовольствием слушали! Поэтому, если постараешься, в этом году пойдешь одновременно в первый класс обычной школы и музыкальной.
Сережа не возражал, но природная тяга к музыке, как у одаренных детей, у него отсутствовала. Поступить в городскую музыкальную школу было сложно – учить детей музыки всегда считалось престижным. За месяц до вступительного экзамена мама начала водить Сережу к одному старичку, который должен был его натаскать. Натаскивал он двумя способами: выстукивал карандашом по столу морзянку из 6-7 ударов – Сережа повторял, нажимал клавишу – Сережа отыскивал ее по звуку на пианино.
– Слух есть, правда, метроритмическое чувство хромает, – сказал старичок после первого занятия, – с мальчиком надо работать.
– Вот и поработайте, пожалуйста, – ответила мама, вынимая из кошелька три рубля, – мы в полном вашем распоряжении.
– Времени в обрез, – вздохнул старичок, кладя деньги в карман.
Экзамен Сережа провалил. Мама огорчилась, он – нет! И в немалой степени потому, что заметил: в музыкальную школу поступали в основном девочки. А прослыть во дворе среди ребят человеком, занявшимся девчачьим делом, ему не хотелось. Но мама не сдалась и отыскала некую Ирину Борисовну, которая давала детям частные уроки музыки и английского языка на дому. Иногда ей приходилось метаться между двумя учениками – музыкантом и англичанином – да еще забегать на кухню, где готовился обед или ужин. Вам обязательно нужно пианино, говорила Ирина Борисовна маме, Сережа должен больше практиковаться.
Мама и сама прекрасно понимала, что без пианино не обойтись, но купить его в Кряжине было не реально – если только по случаю с рук. Случай не подворачивался, а в городском магазине очередь по записи можно было ждать до умопомрачения. Тогда мама стала давить на папу, чтобы он подключился к решению этого вопроса. Папа, начальник тыла квартировавшего в Кряжине войскового соединения, терпеть не мог использовать служебное положения в личных целях, однако все-таки сдался, и скоро грузчики занесли в квартиру новенькое пахнущее лаком пианино «Беларусь».
Почти год Сережа прозанимался у Ирины Борисовны, освоил ноты, научился играть гаммы и простые этюды. Потом мама устроила его в музыкальную школу при гарнизонном доме офицеров. Учился Сережа без всякой охоты: преподаватели часто менялись, у каждого были свои требования, к тому же музыка постепенно стала донимать еще с той стороны, которая интуитивно предвиделась в самом начале.
– Опять Самсон вчера допоздна музицировал! – тыкал в Сережу живший этажом ниже Вовка. – Прямо как девчонка – их хлебом не корми, дай по клавишам постучать! Ты что, на конкурс Чайковского собрался! Тоже мне Ван Клиберн выискался!
Нельзя, правда, сказать, что музыка приносила один лишь негатив: выучив какое-нибудь понравившееся произведение, например Подмосковные вечера, Сережа играл его с удовольствием, а мама – так вообще блаженствовала. Но овчинка явно не стоила выделки, и он начал потихоньку ныть – мам, мне надоело музыкой заниматься! Давай я брошу!
– Что ты, Сереженька! – ужасалась мама. – Ты уже столько проучился – осталось немножко, надо потерпеть!
Развязка наступила, когда Сереже шел тринадцатый год. В субботу он с друзьями собирался играть в футбол с ребятами из соседнего двора. Накануне узнал – на это же время переносен экзамен по сольфеджио.
– Ты куда? – удивленно спросила мама, увидев, что Сережа натягивает кеды. – Разве забыл про экзамен! Вон на стуле выглаженные брюки и рубашка. Одевайся!
– Я не пойду на экзамен! У меня футбол! Мы еще раньше договорились!..
– Как не пойдешь! – всплеснула руками мама. – С ума сошел!
– Не пойду – и все! – крикнул Сережа и стремглав выскочил за дверь.
Когда он вернулся домой, мама смотрела на него, как на святотатца. Вечером пришел со службы папа.
– Ты действительно не хочешь заниматься музыкой? – спросил он после ужина.
– Не хочу! – решительно ответил Сережа.
– Что ж, ты уже почти взрослый – решать тебе! – нахмурившись, подытожил разговор папа. – Заставлять не будем. Учиться из-под палки – негоже!
Через год папу перевели в штаб округа, расположенный в крупном областном центре в трехстах километрах от Кряжина. Встал вопрос, что делать с пианино – продавать или брать с собой?
– Продавать! – без колебания сказал Сережа.
– Ой, Сереженька, вырастишь – пожалеешь! – всхлипнула мама, все еще лелеющая надежду, что он образумится.
********************
Предавшись воспоминаниям, Сергей Владимирович выронил папку – ноты и дневники разлетелись по полу. Один нотный альбом раскрылся на странице «Течет река Волга» – когда-то он довольно сносно разучил эту величавую песню. Ему вдруг стало интересно: сможет ли сейчас сыграть «Волгу» и сможет ли вообще что-либо сыграть? Однако проверить не представлялось возможным, и он с сожалением подумал, зачем, действительно, настоял на продаже пианино – стояло бы сейчас где-нибудь на даче, глядишь и сыграл бы.
Сергей Владимирович и раньше,жалел, что бросил заниматься музыкой. Особенно жалел, когда однажды на первом курсе часть его группы после лекций занесло в институтский клуб. На сцене стоял рояль. Валерка Маслов уверенно сел за него и заиграл. Он играл какое-то немыслимое попурри из Элвиса Пресли, Битлов, Валерия Ободзинского, песен к кинофильмам, латиноамериканских ритмов – короче говоря, все, что приходило в голову. Играл легко, свободно, раскрепощено. Девчонки, как завороженные, с восхищением смотрели на него, а Сергей слушал льющуюся по пустому залу музыку, завидовал и вспоминал оставленное в Кряжине пианино «Беларусь»…
В очередной приезд к сыну Сергей Владимирович, улучив момент, когда никого не было дома, с недоверием сел за электронное с множеством наворотов фортепиано внучки и попробовал сыграть по найденным нотам «Течет река Волга» – ничего не получилось. Полностью забыл басовый ключ, а в скрипичном ключе помнил только первую октаву. Сколько не пыжился, кроме гамм да «Жили у бабуси два веселых гуся» ничего не получалось. Сергей Владимирович расстроился, так как в глубине души считал, что при желании разобраться в нотах и наиграть хотя бы правой рукой знакомые с детства мелодии для него не составит большого труда. Скоро расстройство переросло в досаду – неужели пятилетняя учеба, переходящая порой в мучение, пошла коту под хвост!
Сергей Владимирович, всегда остро испытывавший внутренний дискомфорт от осознания упущенных возможностей, решил доказать себе, что все-таки не зря учился музыке и может восстановить утерянные навыки. Однако не меньшим побудительным мотивом для этого решения было подспудно охватившее его желание просто поиграть на пианино и получить удовольствие от игры – благо времени теперь хватало. Учиться играть на квартире у сына он посчитал неприемлемым – не поймут и удивятся. Значит, надо купить пианино – и непременно «Беларусь».
Найти пианино «Беларусь», выпущенное на рубеже 1950-60-х годов оказалось не так просто, но Сергей Владимирович нашел – и не через всезнающий интернет, а в газетном объявлении. Созвонившись с владелицей пианино, он в назначенное время подъехал к затерянной в старом спальном районе пятиэтажке. Дверь квартиры открыла ухоженная пожилая дама и пригласила в маленькую гостиную. Напротив окна под низким потолком монументально возвышалось заставленное вазочками и статуэтками пианино «Беларусь» – точно такое, как было у него! Хозяйка подошла к инструменту, осторожно подняла крышку, сняла лежащую на клавишах вышитую дорожку – сморите! Сергей Владимирович сыграл несколько гамм и невольно поморщился – чувствовалось, пианино расстроено.
– Что вы хотите – ему как-никак полвека. Таких инструментов почти не осталось. Это, можно сказать, уже антиквариат, – произнесла хозяйка.
– Если судить по цене, которую вы просите, то, безусловно, антиквариат, – заметил Сергей Владимирович. – Однако понадобится хороший настройщик, чтобы довести его до кондиции.
Хозяйка вздохнула и согласилась. Что-то знакомое чудилось в ее облике. Сергей Владимирович напрягал память, но никак не мог вспомнить.
– Почему решили продать пианино? – поинтересовался он.
– Разве на одну пенсию нынче проживешь! К тому же играть совсем не могу – подагра замучила!
– А раньше играли?
– Конечно, я же преподавала музыку!
– Мне тоже в свое время диагностировали подагру, а как видите – музицирую!
– Значит, ошиблись.
– Возможно, – задумчиво произнес Сергей Владимирович и вдруг спросил:
– Лариса Николаевна, вы не узнаете меня? Я – Самсонов, Сергей Самсонов. Я учился у вас – помните?
Лариса Николаевна вздрогнула и, потупив взгляд, ответила:
– Нет, не помню.
– Как же не помните – это, правда, было давно – в Кряжине, в военном городке.
– Да я из Кряжина уже больше сорока лет как перебралась в областной центр. Здешних учеников не всех помню – представляете, сколько их было за это время!
– Хорошо, я беру пианино – вот деньги! – прервал разговор Сергей Владимирович. – Завтра после обеда приедет машина забирать – будьте, пожалуйста, дома.
*********************
Пианино поставили в просторном зале мансардного этажа дачи, потеснив биллиардный стол. Теперь это будет музыкальная комната, подумал Сергей Владимирович, не очень жаловавший биллиард. Пока шла настройка инструмента, вылившаяся в половину его стоимости, он по старому самоучителю обновлял в памяти ноты скрипичного и басового ключей, а едва настройщик откланялся, поставил на пюпитр «Течет река Волга». Поначалу игра не ладилась: пальцы не слушались, ноты забывались, каждую музыкальную фразу приходилось прогонять десятки раз. Но на третий-четвертый день процесс тронулся с мертвой точки, и он уже бегло наигрывал куплет за куплетом – детские навыки, действительно, не пропадают бесследно. Параллельно разучивал другие любимые еще со времен ученичества мелодии: «Подмосковные вечера» и «Как провожают пароходы».
Садясь за пианино, Сергей Владимирович переставал замечать ход времени. Игра завораживала. С каждым проигрышем мелодии звучали все слаженнее и гармоничнее. Хотелось играть и играть, погружаясь в созидаемую собственными руками музыку.
В перерывах Сергей Владимирович крутил пластинки 1950-60-х годов из коллекции мамы (пластинки и проигрыватель со скоростью 78 оборотов в минуту чудом сохранились при многочисленных переездах). А еще смотрел по интернету видео Битлз, досадуя, почему слишком поздно становится доступным то, что в юности было столь желанным, но совершенно недоступным. Пятьдесят лет назад заезженная пластинка Битлов представляла огромную ценность, сейчас несколько щелчков мышью – и смори видео с любой их песнью.
Он впервые услышал про Битлов в 1963 году. Старшеклассница в автобусе показывала подруге какую-то фотографию и с восхищенным придыханием говорила: «Вот Джон, вот Пол и Джордж – они гитаристы, а вот Ринго – он ударник!..». Сидевший сзади Сережа вытянул шею, чтобы взглянуть на фото, и ему жутко захотелось узнать, кто эти длинноволосые парни в пиджаках без воротников. Когда же узнал, то буквально заболел ими, и по вечерам сквозь шум и треск помех ловил на коротких волнах колдовскую ни на что не похожую битловскую музыку. Даже обзавелся гитарой и пытался наигрывать любимые мелодии, но на слух не получалось, а нот не было – выходило примитивное трехаккордное бренчание.
Как хорошо, что они вновь греют душу и будоражат сердце, думал Сергей Владимирович, сидя в кресле с бокалом коньяка и слушая Битлов, как хорошо возвращаться с ними в прошлое.
Скоро Сергею Владимировичу стало не хватать старого ученического репертуара. Тогда он принялся отыскивать в интернете ноты других песен. И через пару месяцев из окон мансардного этажа лилась музыка Юрия Антонова, Раймонда Паулса и, конечно, Битлов. За классику благоразумно не брался, но не пропускал по ТВ выступлений корифеев фортепианной музыки.
Иногда Сергей Владимирович испытывал угрызения совести за столь праздное времяпровождение, но успокаивал себя: маме бы понравилось – пусть это будет искуплением вины перед ней. Порой ему даже казалось, что мама сидит сзади на диване и с умилением слушает. Он резко оборачивался – никого или присматривающий за дачей Рашид-узбек маячит в дверном проеме, ожидая момент задать вопрос по текущим хозяйственным делам. В такие минуты ему казалось, набери в поисковике «Мама слушает мою игру на пианино», и отыщется нужное видео, как отыскивались видео Битлов, исполняющих Lady Madonna, Yesterday, Сan't buy me love…
*********************
– Что это ты повадился почти каждый день ездить на дачу? – спросила как-то жена. – Сезон, вроде бы, уже закончился.
– Ты очень далека от дачных дел, а их всегда полно, – уклончиво ответил Сергей Владимирович.
– Но разве Рашид не справляется?
– За Рашидом глаз да глаз нужен, – еще более уклончиво ответил Сергей Владимирович и уехал.
В середине октября на дачу нагрянула жена – нагрянула, когда Сергей Владимирович с увлечением разучивал «Листья желтые над городом кружатся».
– Сергей, ты чем занимаешься? – еще с лестницы воскликнула она.
– Играю, как видишь.
– А откуда взялось пианино?
– Купил!
– Так ради этого ты сюда ездишь?
– Представь себе, да!
– Зачем тебе это надо – других занятий, что ли нет?
– Делаю то, что нравится – как, впрочем, и ты!
– Но почему таился?
– А что тут, моя дорогая, афишировать! – громко закрыл крышку пианино Сергей Владимирович.
Изумлению жены не было предела. Скорее всего, она ожидала застать мужа в объятиях любовницы, однако увиденное превзошло все ее предположения. Недвусмысленно покачав головой, жена обошла на всякий случай остальные комнаты и удалилась. Черт возьми, так и знал, что не поймут! – ругнулся Сергей Владимирович. После отъезда жены желание музицировать пропало. Он включил видео фортепьянного концерта Дениса Мацуева, налил в бокал двойную порцию коньяка и плюхнулся в кресло.
********************
Большой зрительный зал был заполнен почти наполовину. В первых рядах сидели нарядно одетые девчонки и мальчишки 8-12 лет, за ними – взрослые, в основном мамы, бабушки-дедушки. Ребята вели себя неестественно тихо для своего возраста и явно робели: еще бы – сегодня им предстояло участвовать в отчетном концерте детской музыкальной школы при гарнизонном доме офицеров.
В углу ярко освещенной сцены красовался блестящий черный рояль, в середине – длинный стол, за который рассаживался своеобразный президиум из педагогов во главе с директрисой музыкальной школы, инструкторов и начальника дома офицеров. Над сценой висел огромный портрет Хрущева, слева и справа от него – вывешенные по случаю концерта портреты знаменитых русских и зарубежных композиторов, значительно меньших размеров, отчего создавалось впечатление, будто генеральный секретарь и есть самый великий композитор. Да и как иначе: шел 1962 год – культ личности достиг своего апогея.
На авансцену вышла ведущая концерт дама в красивом вечернем платье и после короткого вступления пригласила первого участника. Хрупкая девчушка с большим бантом в косичке взбежала к роялю, бойко сыграла веселую польку и под аплодисменты вернулась на место. Так, сменяя друг друга, ребята исполняли программные этюды, менуэты, полонезы. Звучали и популярные хрестоматийные произведения: «Полюшко-поле», «По долинам и по взгорьям», «Во поле береза стояла», «Летят перелетные птицы», «Школьный вальс» – их исполнителям хлопали громче обычного.
– Этюд Черни исполнит Сергей Самсонов, – громко объявила ведущая. Сергей на негнущихся ногах поднялся на сцену. Проходя мимо президиума, услышал произнесенное сквозь зубы «Только, ради бога, не напортачь по своему обыкновению в концовке!» – это было самое доброжелательное напутствие, на которое сподобилась Лариса Николаевна. Провожая его критическим взглядом, она сказала соседке по президиуму:
– Сколько же он у меня кровушки попил – абсолютно немузыкальный ребенок Хотя последняя фраза не предназначалась для его ушей, Сергей услышал ее и, усаживаясь перед роялем, нервно подумал – а сколько ты моей попила! Руки предательски дрожали, по спине стекали капельки холодного пота, глаза судорожно искали клавишу, с которой следовало начать игру, и чтобы скрыть поиски он в какой уже раз неловко поправлял стул.
– Самсонов, ты долго копаешься – мы ждем! – поторопила директриса. Сергей глубоко вздохнул, посмотрел в зрительный зал – на маму. Она чуть заметно кивнула головой – давай, Сереженька, смелей! Сергей вновь вздохнул и заиграл. Как только его пальцы коснулись клавиш, волнение моментально исчезло. Руки легко порхали над клавиатурой. Сознание не управляло ими, а лишь контролировало, полностью доверяя их мышечной памяти. Так бывает лишь у прирожденных пианистов – пианистов от Бога, которые обладают уникальной согласованностью мозга и пальцев рук.
Сергей не видел, как по президиуму покатилась волна недоумения – что он играет, ведь это совсем не Черни! Но недоумение быстро затихло – музыка завораживала, уносила из реальности. На втором куплете он начал тихонько подпевать себе. Ведущая поставила рядом с ним микрофон, и в унисон музыке в зал полились проникновенные слова:
Как упоительны в России вечера
Балы, красавицы, лакеи, юнкера
И вальсы Шуберта, и хруст французской булки.
Любовь, шампанское, закаты, переулки –
Как упоительны в России вечера…
Когда отзвучали последние аккорды, в зале воцарилась тишина, нарушенная через несколько секунд бурными аплодисментами. Хлопали даже члены президиума. Сергей встал из-за рояля, сдержанно поклонился, заметив боковым зрением сильное недоумение на лице Ларисы Николаевны.
– Сережа, молодец, ты играл великолепно! – подозвала его директриса. – Но что это за песня? Мы впервые ее слышим. Кто автор музыки? На чьи слова она написана?
Добронравов, хотел ответить Сергей, но осекся – откуда им знать такого композитора, тем более – поэта Пеленягре. Посыплются новые вопросы – кто такие? откуда? почему о них ничего не известно?
– Я написал музыку, – сказал Сергей и, чуть помедлив, добавил, – и слова тоже.
Глаза у Ларисы Николаевны округлились и норовили выскочить из орбит, однако она подавила изумление и принялась смущенно принимать поздравления коллег с небывалым педагогическим успехом – подготовкой не только одаренного пианиста, но еще композитора и поэта.
– Как же, Сережа, ты смог в твои-то годы сочинить столь прекрасную мелодию и трогательные слова? Кто вдохновил тебя? – допытывалась директриса.
Сергей посмотрел в зрительный зал – мамы не было. Ее уже давно не было с ним. Она ушла, не дождавшись осуществления своей мечты, не зная, что посеянные много десятилетий назад зерна, наконец, взошли, и сын испытывает каждодневную потребность садиться за пианино, чтобы играть ее любимые мелодии и свои любимые мелодии, которые она наверняка бы тоже полюбила.
– Моя обожаемая наставница вдохновила! – резко ответил Сергей.
Лариса Николаевна покраснела, но не от новой порции поздравлений – она была единственной, уловившей издевку в его словах.
********************
Сергей Владимирович вздрогнул и проснулся. В камине потрескивали дрова, блики огня отражались в недопитом бокале коньяка. И хотя сон улетучился, образ Ларисы Николаевны стоял пред глазами.
В третьем классе музыкальной школы судьба послала Сереже в качестве преподавателя Ларису Николаевну. Ей было 19 лет, и Сереже она казалась взрослой тетенькой. Каждый понедельник и четверг он ходил к ней на занятия. Почему-то Лариса Николаевна невзлюбила его: была неприветлива, по имени никогда не называла, покрикивала.
– Руки! Как держишь руки! Выше держи! А пальцы – что у тебя за скрюченные подагрические пальцы! – несколько раз за урок стучала она линейкой по крышке пианино, так что Сережу пробирала дрожь. Или, захлопнув ноты, сердито повышала голос: – Опять подглядываешь! Я же велела выучить наизусть!
Дневник пестрил ее гневными записями: «Совершенно не подготовился к занятию», «Опять не выучил вальс Шопена», «Пожалуйста, проследите, чтобы Ваш сын занимался не менее часа каждый день»… Понедельник и четверг превратились в черные дни – Сережа ждал их приближения, как осужденный казни.
А ведь Лариса Николаевна по сути дела измывалась надо мной самым натуральным образом и привила стойкий комплекс неполноценности, подумал Сергей Владимирович. Подковырки друзей, гаммы и этюды вместо ребячьих игр, нудные уроки сольфеджио – ерунда. Из-за ее травли я возненавидел пианино, из-за нее удовольствие от игры пришло лишь на склоне лет, из-за нее нанес маме душевную травму, бросив заниматься музыкой. Он допил коньяк и достал телефон.
– Здравствуйте, Лариса Николаевна, это Сергей Самсонов беспокоит. Скажите, пожалуйста, почему там, в Кряжине, вы так сильно меня невзлюбили?
В трубке тяжело задышали, и, наконец, прозвучал обескураживающий ответ: потому что из-за вашего отца я не поступила в консерваторию.
– Как так!? Объясните!
– Что ж, слушайте, если интересно. Мы с мужем, молодым лейтенантом, снимали половину частного дома. Я готовилась к поступлению в консерваторию на стареньком плохо звучащем пианино «Лира». Муж долго упрашивал начальника военторга заказать пианино, тот отнекивался – дескать, непрофильный товар, но, в конце концов, согласился. В феврале случился пожар – дом сгорел вместе с «Лирой». Нам дали комнату в общежитии военного городка, и одновременно пришло пианино. Однако его перехватил большой начальник – ваш отец. Муж даже не стал протестовать – разве по силам простому взводному лейтенанту тягаться с начальником тыла в звании полковника. Таким образом, у меня почти не было практики перед вступительными экзаменами – естественно, я их завалила.
– Не может быть! – вырвалось у Сергея Владимировича.
– Еще как может! Или вы думаете, я все выдумала!?
Сергей Владимирович был настолько поражен услышанным, что не к месту брякнул:
– Откуда тогда у вас взялось пианино «Беларусь»?
– Достали через полгода, но было уже поздно.
– Почему поздно – поступили бы на следующий год.
– На следующий год у меня родился ребенок – какая с ним консерватория!
– А позже, когда ребенок подрос?
– Позже муж ушел к другой – тем более стало не до консерватории. Вот так и разбилась моя мечта…
– Я очень сожалею, – после паузы произнес Сергей Владимирович. – Извините, ради бога, за неуместный звонок.
– И вы меня извините. Я, конечно, не должна была вести себя подобным образом – вы ни в чем не виноваты. Но, понимаете, эмоции, нервы, колющая сердце досада, – ответила Лариса Николаевна, и в трубке послышались короткие гудки.
Сергей Владимирович нервно заходил по комнате. Неужели это правда? Неужели папа мог так поступить! Совсем на него не похоже. Он вспомнил, как заселяли новый дом в Кряжине. Папа отказался от большей по площади квартиры, и они въехали в меньшую – отказался в пользу офицера, у которого было трое детей. Это совершенно не вязалось с тем, что поведала Лариса Николаевна. Но, с другой стороны, зачем ей наговаривать. Неведение давило на психику, а узнать правду было уже не у кого.
Немного успокоившись, Сергей Владимирович принялся анализировать ситуацию, пытаясь оправдать поступок папы. Скорее всего, он знать не знал этого лейтенанта и ничего у него не перехватывал – просто позвонил начальнику военторга, входящего в службу тыла, и спросил – можешь достать пианино? Именно спросил – не попросил. Попросить – это уже намекнуть, дать завуалированное приказание, которое чутко улавливают подобострастные натуры. Ну а торгаш рад стараться – тут же бортанул лейтенанта и потрафил шефу. Формально виноват начальник военторга, непорядочно поступивший с лейтенантом. Но если так рассуждать, обвинить можно кого угодно – хотя бы Хрущева за то, что плохо развивал производство товаров народного потребления, в частности – пианино. Как бы там ни было, одна разбитая мечта – мечта Ларисы Николаевны попасть в консерваторию смертельно ранила другую мечту – мечту мамы выучить сына игре на фортепиано. И эхо этих давних событий спустя полвека докатилось до него.
Размышления не сняли камень с души Сергея Владимировича. Более того, в висках закололо от мысли, что папа, любящий папа, сделал так ради него – сделал, как оказалось, напрасно. Выходит, он и папу подвел, даже предал, бросив заниматься музыкой и настояв на продаже пианино. Вот сейчас он обзавелся пианино, с удовольствием музицирует, но искупит ли это вину перед мамой, не дождавшейся осуществления своей мечты, и папой, поступившим своими принципами?
Сергей Владимирович позвонил жене – дорогая, сегодня буду ночевать на даче – и отключил телефон. Затем налил бокал коньяка, но пить не стал – только пригубил. Сел за пианино, открыл крышку и заиграл. Он играл легко и раскрепощенно, как в свое время играл однокурсник Валерка Маслов, – играл, не глядя на клавиатуру, а устремив взор через открытое мансардное окно в небеса. Звуки музыки вместе с дымом из каминной трубы взмывали ввысь, к облакам, одно из которых вдруг приняло облик мамы – умиротворенной мамы…