Тихий час подходил к концу. В больничной палате, рассчитанной на восемь человек, обитали девять. В районной больнице создали своеобразный хоспис для онкобольных. Брали туда безнадёжных, неоперабельных, одиноких. Всё это было учреждено по милости главного врача небольшой районной больницы, в захолустном городке средней России. Медицинский персонал как мог облегчал страдания этих несчастных, в основном с помощью обезболивающих и слов поддержки. Население палаты постоянно менялось. Одних уносили, другие приходили.
«Долгожителем» в ней был некий Ефимович. Ему давно прочили кончину, а он всё жил и жил, как-будто чего-то ждал... С первого взгляда можно было понять, что он тяжело болен. Неестественная худоба и желтый цвет кожи, говорили о том лучше всяких анализов. Последнее время он почти перестал ходить, больше лежал. Если к нему кто-то обращался, он отвечал всегда с улыбкой и называл собеседника исключительно на Вы. Говорили, что он бывший учитель или даже директор школы. Еще говорили, будто у него есть сын, живет в самой Москве и весьма успешный предприниматель. Этому мало кто верил, так как одет был этот пациент в старые хлопчатобумажные треники, с вытянутыми коленками и в непонятного от старости и стирок цвета рубашку. Никто к нему не приходил, ничего не приносил. В селе видимо остались друзья, соседи, но приехать они не могли по одной простой причине – не на что.
После провозглашенного «демократами» лозунга: «Заграница нас прокормит», российская глубинка скоропостижно скончалась. Сейчас спохватились, но работать на селе стало некому, кто-то от отчаяния спился и умер, а кто-то подался в город и мыкается там по съемным квартирам, в то время как дома в деревне без хозяев ветшают и разваливаются.
Во время тихого часа, кто спал, кто читал, а кто-то лежал, глядя в потолок. Не трудно представить себе мысли последних… Человек наверняка знает, что скоро умрет, но никак не может себе представить, как этот мир будет существовать без него. Палата эта являла собой этакий закрытый мирок. Никто из других больных в неё не заходил, да и медперсонал только по необходимости. Кормили весьма скудно, но те, к кому приходили посетители, как правило, делились принесенным в первую очередь с Ефимовичем. Он стеснялся, брал, с улыбкой благодарил и всегда хвалил вкус и мастерство приготовления гостинца.
Палата зашевелилась. Сейчас должны разнести градусники, пилюли на вечер, затем начнутся посещения. Открылась дверь и в проеме возник высокий статный мужчина с увесистым пакетом в руке, а из-за него выглядывала роскошная блондинка, с затейливой прической и в брючном костюме, как минимум от «Versace».
Пришелец прошелся взглядом по обитателям палаты, ни на ком не остановив взгляда, и пошел уже на второй заход. И тут из угла, где лежал Ефимович, послышался не то стон, не то всхлип:
- Антошенька…
Мужчина с недоумением посмотрел на обтянутый желтой кожей скелет и шагнул в глубину палаты. Ефимович попытался встать, что удалось ему не сразу. Он стоял на дрожащих ногах, держась за спинку кровати. Посетитель шагнул к нему, положил руки на худенькие плечи, но до объятий дело не дошло - только на расстоянии вытянутых рук.
- Да ты садись, садись, тебе же тяжело стоять.
Больной сел, вид у него был совершенно растерянный. Сосед предложил посетителю: «Садись на мою кровать». Мужчина не обратил внимания на предложение и остался стоять.
- Мне позвонила твоя соседка, кажется Вера – техничкой работала в школе, сказала, что ты в больнице. Непонятно где телефон раздобыла? Ну как ты тут, как содержание, как кормят? Я вот привёз тебе кое-что, покушай.
- Потом, потом, дай на тебя посмотреть. Сколько лет не видались. Не знаю, о чем и говорить, так все неожиданно… Содержание здесь хорошее, лечат, кормят неплохо. За всё слава Богу.
- Ну вот и хорошо, подлечат, я тебя к себе заберу. Мы только что закончили строить дом под Москвой. Место живописное, лес, река, тебе понравится.
Дама, пришедшая с посетителем, все время стояла у дверей, разбавляя спертый воздух палаты дорогим парфюмом. После последних слов мужчины - сыном язык не поворачивается назвать, послышался её капризный голос:
- Тони, а где будет жить наша Лайма?
- У меня есть внучка? Чудесно, дети цветы жизни...
В противоположном углу кто-то выругался в пол голоса.
- Нет отец, детей у нас пока нет, жена не хочет. А Лайма это любимая собака жены.
Помолчали. Тишину нарушил голос женщины с нотками раздражения:
- Тони, здесь душно, я больше не могу.
Молодой человек подвинул пакет с продуктами поближе к больному:
- Ну, нам пора. Выздоравливай. Сиди, сиди, не вставай.
Не обращая внимания на протянутые к нему руки отца, повернулся и, ни на кого не глядя, вышел в коридор. За ним, цокая высоченными каблуками, поспешила и его спутница. Проходя мимо поста медсестры, он вдруг резко остановился, достал бумажник, из него вынул купюру, секунду поколебался, достал вторую. Обе положил на стол перед медсестрой.
- Слушай, посмотри тут за стариком, а это, если что…, - протянул ей визитку. Сестричка покраснела, растерялась:
- Да что Вы, да не надо, не положено, меня с работы выгонят.
Он резко повернулся и вышел. Сестричка, постоянно оглядываясь, рукой смела купюры в ящик стола, не беря их в руки, как сметают крошки со стола. В палате стояла тишина. Каждый делал вид, что чем-то занят.
На улице, тем временем, размашисто и не оглядываясь, шагал недавний посетитель, а за ним спотыкаясь на искалеченном тротуаре, семенила его спутница. Подойдя к машине, молодой человек сел на водительское сидение, а женщина стояла у передней правой дверцы, видимо в ожидании того, что ей откроют дверцу. Не дождавшись, рванула заднюю дверь, запрыгнула на заднее сиденье и большая черная иномарка сорвалась с места
Молчание в палате нарушил Ефимович:
- Антоша рос очень хорошим мальчиком. Он был еще ребенком, когда не стало его матери. В школе сын был первым учеником, что и позволило ему поступить в институт. Приехал на каникулы только после первого курса, а потом летом работал на стройке, чтобы заработать себе на жизнь. Так постепенно связь между нами ослабевала, а потом и вовсе исчезла. Даже с днём рождения перестал поздравлять – занят он очень, - помолчали. И вновь заговорил Ефимович:
- Он был очень добрым мальчиком. Бывало, дачники в селе оставят, то есть бросят осенью кошек, собачек – он за ними ухаживал, кормил…
Кто-то предложил:
- Ефимович, давай продукты в холодильник снесу?
- Нет, нет, это мы сейчас скушаем.
«Это скушаем» прозвучало как-то непривычно. Он обратился к соседу по кровати:
- Вываливай всё из пакета и разбирайте кому, что понравится.
В пакете оказался солидный набор продуктов: и сервелат, и балычок, и красная рыбка в вакуумной упаковке, какие-то баночки, в том числе и с икрой, фрукты и среди них даже ананас. Последней из пакета выпала бутылка коньяка «CAMUS».
Ефимович всплеснул руками:
- А вот и коньячок. Сейчас мы выпьем по рюмочке.
Но его товарищи по несчастью от коньяка дружно отказались. Это трудно объяснить, но вот возник какой-то общий внутренний протест. Продукты как-то неактивно покушали, угостили сестер и нянечек, остальное отнесли в коридор, в холодильник. Коньяк, однако, оставили в тумбочке.
Ефимович без аппетита пожевал кое-что из принесённого, посидел на кровати и как бы для себя произнес:
- Антоша хороший мальчик, жена у него городская.
Никто не понял, что он хотел сказать. После этого он лег, отвернулся к стенке, накрылся с головой одеялом и затих. Немного погодя из-под одеяла послышались всхлипывания и какие-то звуки, похожие одновременно и на стон, и на вой. Сонное сопение и похрапывание в палате были слышны лишь под утро, а некоторые не уснули совсем.
Утром сестра, придя делать уколы, тронула за плечо Ефимовича, реакции не последовало. Она откинула одеяло:
- Отмучился Ваш Ефимович.
Палата замерла. И вдруг, чей-то голос:
- Ребята, там где-то коньяк, давай помянем новопреставленного раба Божьего. Кстати, кто знает, как его звали?
Выпили по наперстку, как водится не чокаясь. Самый молодой причмокнул:
- Хорош напиток. Эти московские дельцы….
Но на него так посмотрели, что он замолчал.
Пришли санитары с носилками и унесли невесомое тело в морг.
А в палате обсуждали, приедет ли этот цветок жизни на похороны…
10.2017г.