Глава девятнадцатая
Май 1911 года
Лисицкий вышел из бани и огляделся. Вновь где-то заржала лошадь, и он понял, что она еще далеко, просто пустошь и дремучий лес множат звук, приближая его.
Он зарядил ружье и проверил патроны в барабане револьвера, хотя знал, что «наган» заряжен. Поглядев на спящего Василия, Лисицкий вдруг подумал, что начни он пальбу, тот может от неожиданности и испуга и в кому впасть, и тогда Василия не спасти. А значит, стрелять нельзя.
Лисицкий обошел все хозяйственные постройки, оставшиеся нетронутыми огнем, и все-таки нашел то, что было ему нужно. За одной из бань в стожок были воткнуты вилы. Когда он выдернул их из прелой соломы, он понял, почему столь нужный в хозяйстве инвентарь был брошен, – у вил были обломаны два средних зуба, и только крайние сохранились. Но и в таком виде вилы с острыми ржавыми зубьями становились грозным оружием в его руках.
Лисицкий не знал, сколько «гостей» заявится в брошенный поселок, вооружены ли они, и поэтому решил приготовить встречу у ограды поселка. Он спрятал вилы под ближайшим к нему навесом, а топор сунул за пояс, убрав кобуру с револьвером за спину.
Услышав звяканье удил и хруст веток под копытами, Лисицкий вышел к ограде и встал, навалившись грудью на верхнюю жердь.
Вскоре из лесу появились два всадника. К седлу одного из них был приторочен повод третьей лошади. Оба были вооружены кавалерийскими укороченными винтовками Мосина образца 1907 года.
Увидев Лисицкого, один из всадников – здоровенный мужик радостно захохотал, тыкая пальцем в сторону Лисицкого.
- Гляди-ка, Доля! Наши мужик себе кореша в тайге сыскал!
- А ить энтот кореш за золотишком пришел, не иначе! – проговорил Доля, показывая сгнившие зубы. – Верно, кореш?!
- Не знаю, о чем вы! – сказал Лисицкий.
- Неужто тебе твой дружбан Василий не сказал? – спросил Доля. – А мы ведь его только об этом и пытали!
- Василий теперь долго ничего никому не скажет. Вы ему челюсти разбили, ребра переломали, все внутренности отбили.
- Так ему бы и надо было сказать, где спрятано золотишко, только и делов-то! И никто бы ему никакого вреда не причинил, - сказал Доля. – Что ж вы так держитесь за него, жизни не жалея? Ведь еще намоете, коли знаете где.
Лисицкий низко опустил голову, делая вид, что задумался. Тати терпеливо ждали…
- Хорошо! – наконец сказал он. – Я отдам вам ровно половину того, что у нас есть.
- И сколько же это?
- Я отдам вам десять фунтов, и вы нас оставите в покое! – твердо сказал Лисицкий. – Только пусть здоровяк поможет мне открыть ляду, ведущую в подполье. Мне одному не осилить ее – разбухла, видать.
- Амбал, помоги ему! – приказал Доля. – А я пока Василия проведаю.
- Не нужно тебе этого делать! – сказал Лисицкий. – Если он в сознании, увидев тебя, перепугается, и вновь мне с ним морочиться днями и ночами. Прошу, не ходи в баню!
- Ладно, у колодца подожду вас. Коней напою.
- Куды идти-то? – спросил Амбал.
- Под тем навесом подполье, - Лисицкий указал рукой навес.
Амбал первым шагнул под навес, подставив спину.
Лисицкий схватил вилы и изо всей силы всадил зубья под лопатки Амбала, вогнав их по самое основание. Амбал влажно хрюкнул и рухнул на колени. Лисицкий выдернул вилы и, широко размахнувшись, ударил, целя в позвоночник врага. Амбал упал лицом в прелый навоз и засучил ногами в агонии.
Подождав, пока Амбал затихнет, Лисицкий поднял его тяжелую руку и попытался нащупать пульс на запястье. Пульс не бился… Но Лисицкий не удовлетворился этим. Сняв с пояса Амбала нож, он запрокинул его голову, ухватив за глазницы, и перерезал горло. Теперь здоровяк уже не встанет…
Лисицкий вымазал усы и бороду кровью Амбала и быстрым шагом отправился к бане.
Доля возился у колодца с лошадьми. Услышав шаги Лисицкого, он резко развернулся в его сторону.
- Где Амбал?! – грозно спросил он, сдергивая с плеча винтовку.
- В подполье шарится, золото ищет, где ж ему еще быть! Нос мне разбил ни за что, ни про что! Я ведь ему все золото отдал! Все!
Не обращая внимания на Долю, Лисицкий шагнул в бадейке с водой и стал смывать кровь, нарочито шмыгая носом.
- Амбал! – крикнул Доля.
- Он тебя из подполья не услышит! – сказал Лисицкий, утирая лицо рукавом. – А я к нему не пойду, мне здоровье дороже золота!
- Ну, с-сука! – неизвестно, к кому обращаясь, сказал Доля и повернулся спиной к Лисицкому.
Тот мгновенно выдернул из-за пояса топор и с размаху всадил его в шею Доли чуть ниже затылка. Тому хватило и одного удара…
Тело Доли Лисицкий оттащил под навес и уложил рядом с телом Амбала. Натаскав прелой соломы из стожка, Лисицкий щедро набросал ее на тела врагов, придавив солому плашками, отодранными им со стенки навеса. Хоронить их у него никакого желания не было.
Прошло еще три дня. Василий ненадолго приходил в себя, и Лисицкий кормил его разжеванным в кашицу мясом, давая запивать водой. Медикаменты у него закончились, и он промывал раны Василия водкой из фляжки, оставленной ему когда-то капитаном «Витязя» Басовым.
- Господи, как же давно это было! – воскликнул Лисицкий, вспомнив Басова.
- Ты энто о чем? – тихо, едва слышно произнес Василий…
- Ну, слава тебе, Господи! – Лисицкий трижды истово осенил грудь крестным знамением. – Пришел в себя, Васька! Это же здорово! Теперь пойдешь на поправку! Сейчас я тебе свежий воздух…
Он широко распахнул оконце и сразу же увидел вооруженного человека, который мгновенно исчез в зарослях прошлогодних бурьянов.
Лисицкий понял, что баню окружают, и, сдернув ремень с кобурой, сунул револьвер под колени Василия, накинув ему на ноги свой бушлат. Спрятать ружье ему было некуда.
- Лежи тихо, Василий, и ни о чем не беспокойся! – сказал он Лаптеву. – К нам гости, но я постараюсь все уладить миром. Ты только молчи.
Лисицкий шагнул за порог бани, подняв вверх обе руки, и обернулся вокруг своей оси, показывая, что у него нет оружия.
С разных сторон к нему медленно подходили пять человек, одетых в одинаковые дождевики и картузы.
- Ты кто такой? – спросил один из них, статью такой же, как покойный Амбал.
- А кому я должен отвечать? – спросил Лисицкий, не опуская рук.
- Я местный пристав Кравцов! – ответил тот. – Представься!
- Лаптев Сергей… - Лисицкий чуть не сказал Петрович и специально закашлялся, сделав вид, что поперхнулся слюной. – Лаптев Сергей Васильевич. В бане лежит мой батька, которого здорово избили тати – Амбал и Доля.
- Когда они были здесь? – насторожился Кравцов.
- Так они и сейчас здесь, - ответил Лисицкий. – Под навесом в соломе лежат…
Кравцов кивнул головой своим людям, и те скорым шагом ушли к навесу.
- Мертвы оба! – доложил один из них, возвратившись. – Дня три уж… Лошади тоже там. Отощали малость…
- Точно они? – спросил Кравцов.
- Точно! Амбал и Доля. Они же – Сущенко Виктор Петрович, сиречь, Амбал, и Почевалов Андрей Федорович, сиречь, Доля.
- И кто же их «приголубил»? – спросил Кравцов.
- Я! – ответил Лисицкий.
Кравцов захохотал. Гулко. Как в бочку.
- Да знаешь ли ты, паря, что когда Амбала брали в Тобольске, он голыми руками убил троих полицейских и троих покалечил?!
- Откуда же мне это знать? – пожал плечами Лисицкий. – У меня времени не было беседовать с ним о его былых заслугах. Мне нужно было убить его быстро, чтобы Доля не кинулся на помощь. У них ведь винтовки были!
Кравцов вдруг стал серьезным.
- Так ты точно порешил обоих в одиночку? – спросил он, пристально глядя в глаза Лисицкого.
- Так и было, - ответил Лисицкий. – Винтовки их там же, под навесом. И золото. Наверно, пуд, если не более.
- Ты и золото сберег? – удивился Кравцов. – Ну, ты и удалец! Четыре дня назад Амбал и Доля совершили нападение на прииск Безымянный. Убили пятерых старателей и троих охранников. Просто зарезали сонных… Забрали оружие, патроны и пуд золота, приготовленного к отправке. Мы шли по их следу, уже понимая, что не нагоним – слишком велик был отрыв по времени. И вдруг следы пропали именно здесь, у поселка. Думали, решили они здесь отсидеться… Не дал ты им, значит, золотишком кровавым попользоваться. Эй, Малюгин, погляди, что там с его отцом!
Малюгин вошел в баню, сняв седла сумку с нашитым на нее красным крестом. Его не было минут двадцать.
Все это время Кравцов и его люди делили с Лисицким хлеб-соль, ибо припасы у них подошли к концу.
- Думаю, поправится! – доложил Малюгин, выйдя из бани. – Хотя избит, конечно, зверски. Я там тебе оставил кое-что по мелочи. Самое необходимое.
- Спаси тя Господь, добрый человек! – сказал Лисицкий и вдруг перехватил на себе настороженный взгляд Кравцова…
Продолжение следует -