Вся жизнь под прицелом, или судьба-злодейка

               
1.

   Нет, конечно, не вся жизнь. Ведь, когда она родилась в маленькой казачьей станице Краснодарского края, где солнце так щедро раздавало свои лучи земле, что та в ответ рожала богатые урожаями хлеба, золотисто колосящиеся безбрежным океаном по всей округе, где к далёким берегам подступали могучие волны моря Чёрного, хотя на самом деле оно голубело в ярких отражениях голубого неба, а здесь в станице пробегала лишь маленькая речушка да радовал глаза кудрявый весь в лиственных завитушках лес полный грибов, которые, чтобы их искать, не надо было опускать низко голову, заглядывая под каждый кусточек, а достаточно посмотреть поверх широких пространств между деревьями и заметить вдалеке широкую со сковороду шляпку и счастливо бежать к находке, предвкушая вкусную жаровку, так вот тогда это была ещё не настоящая жизнь, правда, полная детского веселья и неожиданных совершенно новых ощущений, а только лишь вступление в неё без сознания того, что она тебе принесёт эта самая жизнь, какой шаг нужно сделать в неё, чтобы не оступиться, не упасть, не сломаться на крутых жизненных поворотах.

   Мать – простая русская женщина – как и все колхозницы, выполняла любые работы, выпадавшие на долю труженика развивающегося хлеборобного края: и снопы вязала в поле, и за скотиной ухаживала, и птиц растила вместе со своими двумя птенцами погодками дочерью и сыном, время на которых выкраивалось мало, но для того и существовал в колхозе детский сад, взявший на себя часть забот по взращиванию молодого поколения, так что тут всё было в порядке – дети росли под присмотром, не особенно докучая в дневное время своим рождением ни матери, занятой полевыми делами, ни отцу комбайнёру в сезон сбора урожая и строителю в другие дни.

   Кто знает, кем бы дети выросли на благодатной краснодарской земле среди буйных яблоневых садов и стройных рядов виноградников, стали ли бы дочь казачкой, а сын казаком, но лет этак через шесть потянуло их родителей к перемене мест, захотелось стать чем-то вроде городских жителей. Благо под Сталинградом объявили о строительстве нового городка. Вот туда на стройку и поехали, продав свой станичный дом и приобретя в тогда ещё строившемся посёлке квартиру.

   Тут героиня нашего рассказа Тамара и пошла в школу. Но то ли из-за деревенской привычки к жизни на природе, то ли благодаря своенравному характеру, развившемся с самого рождения, то ли почему ещё, но усидчивая учёба за партой, кропотливое постижение школьных наук ей не пришлись по душе, и училась она, можно сказать, спустя рукава, то есть неважно. Всего два предмета изо всех она выделяла.

   Девочка выдалась рослой, спортивного телосложения, и занятия физкультурой её увлекали, какими бы они ни были. Бег, прыжки в длину, волейбол и баскетбол, гимнастика – всё её радовало, во всём она успевала и получала пятёрки. И ещё почему-то ей понравился в старших классах английский язык. Учительница восхищённо ставила Тамаре только отличные оценки. И потому лишь с помощью этих двух пятёрок по физкультуре и английскому языку средний бал аттестата зрелости получился целых три с половиной, так как по остальным предметам успеваемость выглядела аховой. Не раз девочку прорабатывали за плохую учёбу и на пионерском собрании, и на комсомольском, но безрезультатно. Учёба не шла в голову.
Естественно, что с таким аттестатом зрелости, думать о поступлении в институт, да ещё иностранных языков, куда ей очень бы хотелось, было немыслимо.

2.

   Пётр Николаевич убелённый сединой журналист приехал в ялтинский санаторий "Ливадия" не по служебной обязанности, а в порядке лечебной профилактики, укрепить сердчишко и подышать целебным воздухом Южного берега Крыма. Рассказ женщины, назвавшейся Тамарой, он слушал с большим вниманием, когда она, узнав, что сосед по столику в столовой журналист, неожиданно предложила ему послушать историю её жизни.

   Познакомились они весьма случайно здесь же в санатории, когда он сидел на скамейке возле клуба-столовой в тени подпорной стены, увитой плющом, установленной ещё в прошлом веке и сделанной из местного камня диорита.
Август в Ялте выдался жарким, так что тень спасала от нещадно жаривших всё на свете солнечных лучей, но лишь чуть-чуть смягчая общую жару. В кроне гигантских платанов, или же в густой листве кизильника, а, может, на ветках разлапистых деревьев инжира с ещё зелёными ягодами засели цикады, напоминающие собой больших мух, и, видимо, борясь с жарой, непрерывно трепещущих прозрачными крылышками, издавая при этом несмолкаемый звон. Никаких птиц, коих в старинном парке Ливадии,   несомненно, великое множество, в такое пекло, когда каждая клеточка организма старается запечататься от высокой температуры, не услышишь. Все стараются экономить энергию.
 
   В такую именно пору откуда-то сверху по дороге направилась прямиком к Петру Николаевичу высокая женская фигурка, тянущая за собой за длинную ручку, по-видимому, тяжёлый чемодан на колёсиках.

   - Вы не знаете, где здесь санаторий Ливадия? – спросила она с оттенком отчаяния в голосе. – Я приехала на маршрутке. Водитель остановил возле какой-то лестницы и сказал, что это Ливадия. Я с чемоданом тащусь по ступенькам, а дальше куда?

   Пётр Николаевич явственно усмехнувшись, сказал:
   - Вы в Ливадии. Здесь много корпусов. Вам что надо, девушка?
 
   По внешнему виду женщины сидящему на скамейке показалось, что ей лет сорок, но из учтивости он назвал её девушкой. "Немного взбалмошная", подумал он, глядя на её возмущённое выражение лица.

   - Да, мне устроиться в санаторий по путёвке.
   - Так это вам нужно в отдел регистрации сначала. Там всё оформят и выдадут санаторно-курортную книжку, укажут корпус.
   - Корпус я знаю – десятый. А где регистрация?

   Пётр Николаевич поднялся со скамейки:
   - Пойдёмте я вас провожу. Десятый корпус совсем рядом. Там вы оставите свой чемодан в вестибюле и пойдёте в регистратуру. Она в ста метрах от корпуса.
Путь был короткий, но дама успела обрушить целую серию недовольств Ялтой, в которой, как ей показалось, всех только и заботит, как побольше сорвать денег с приезжих, никто ничего толком не объясняет. На вопрос, как проехать в Ливадию, все только машут рукой, мол, идите туда, а конкретно никто показать не хочет, и водитель маршрутки махнул рукой, сказав: "Идите туда".

   Рассмеявшись, Пётр Николаевич, спокойно возразил:
   - У маршрутки свой маршрут. Водитель довёз вас до тропы к санаторию и поехал дальше. А приедь вы в сам посёлок Ливадия, вам пришлось бы тащить свой чемодан ещё дальше. Да вы не волнуйтесь так. Дышите особым воздухом. Отдыхайте.
   - Воздух, как воздух, – буркнула дама. – Я в Керчи бываю каждый год. Там тоже парк есть и воздух.
   - Ну, не такой, как здесь. Это уж мне поверьте.

   Между тем подошли к корпусу, на котором красовалась цифра десять. Оставив у дежурной чемодан, на который та почти не обратила никакого внимания, кивнув просто головой: "Оставляйте, никто его не заберёт", они вышли и направились в сторону регистратуры, когда дама вдруг вспомнила, что у не в чемодане осталась путёвка и курортная медицинская карта.

   Удивившись неорганизованности спутницы, Пётр Николаевич в сердцах произнёс:
   - Ну что ж вы так? Без этих документов вам в регистратуре делать нечего.
Возвращайтесь, а мне, к сожалению, пора идти на мою встречу. Я еду на экскурсию.
   - Да спасибо вам, – ответила женщина, поворачивая в обратную сторону. – Я теперь сама найду.
   - Тут и искать нечего. Вон там регистратура – и он указал рукой на невысокое неказистое здание, примыкающее к большому красивому старинной постройки дому с лепными украшениями на фасаде.

   Однако знакомством это назвать было трудно, поскольку расстались они без особых мыслей на повторную встречу и, не назвав друг другу своих имён. Пётр Николаевич отправился в экскурсионную поездку по подвесной канатной дороге на знаменитую вершину Крымских гор Ай-Петри, где увидел, в первую очередь, хозяйничанье бульдозеров по сносу торговых точек и подъёмных кранов, готовящихся строить что-то новое, познакомился с пещерой "Ялтинская" с кажущимися монументальными сталактитами и сталагмитами, полюбовался со смотровой вершины захватывающими дух видами, словно нарисованной на полотне художника-живописца, далёкой Ялты, и тянущихся по всему побережью посёлков, которые своими белыми кубиками домов казались игрушками, разбросанными на зелёном ковре, что охватил широким полукругом ярко-синее зеркало моря, отражающее своей гладью солнце ровным сияющим светом, не смотря на бушующие волны, никоим образом не видимые отсюда, с высоты тысячи двухсот метров.

   На следующий день, вернее, утром после завтрака и прохождения нескольких лечебных процедур, придя на санаторный пляж, переодевшись для купания и уже направившись к манящему морю, Пётр Николаевич неожиданно был остановлен женским голосом:

   - Здравствуйте! Это вы вчера провожали меня к десятому корпусу? Я вас сразу узнала. Меня зовут Тамара.

   Ладная стройная фигурка женщины с продолговатым лицом, напоминающим то ли прямым крупноватым носом, то ли немного выпуклыми глазами восточный тип, была с ног до головы загорелой, и думалось бы, что она вся такого смуглого цвета, если бы кое-где под бюстгальтером в промежутке между невысоких грудей не просматривалась чётко белизна кожи. Светлые немного с рыжинкой волосы были схвачены резиновой лентой хохолком на макушке, что делало незнакомку ещё выше.
 
   - Здравствуйте! – с готовностью ответил Пётр Николаевич, и рука автоматически потянулась к голове пригладить редеющую причёску. – Да, это я встретился вам вчера. Как вы устроились? Всё в порядке? Были уже у терапевта? Процедуры назначили?

   Но на радостные вопросы в ожидании положительного ответа вдруг послышалось то же разочарование, что и в их первом разговоре:
   - Устроилась, а только думаю, не уехать ли мне? Люди здесь все какие-то равнодушные. Никому я не нужна. Так, исполняют свои обязанности, даже не улыбнутся. У врача была, он назначил три процедуры: массаж, ванну и лазерную терапию. А в интернете я читала, что тут полно услуг. Я лечиться приехала. Все равнодушные, – повторила она.
   - А я ведь вам улыбнулся.
   - Вот только вы не махнули рукой, а проводили до самого корпуса. Спасибо! Вы хороший человек.
   - Ну да, хороших людей вообще-то больше, чем плохих. И санаторий этот неплохой. Главный лечебный фактор здесь климат. Воспринимайте всё спокойней. Даже то, что сейчас море штормит, может вызвать недовольство, а можно получать от этого наслаждение. Смотрите, как играют волны, как они мощно бьются о волнорезы и катят дальше, набрасываясь на берег, как будто кусая его своими бурунами и облизывая шипящей пеной. И сколько радости они доставляют купающимся взрослым и детям тем, что они могут оказываться сильнее волны, могут подставить свои тела под падающую воду, могут скакать через буруны или плыть в них и утопать, хохоча, в море пены.
   - Вы случайно не пишете стихи?
   - Пишу. Правда, не случайно, а по вдохновению. Я писатель и журналист.
   - Как интересно. А как вас звать?
Только теперь вблизи грохочущего моря, стоя под крутыми лучами жгучего крымского солнца, они наконец-то познакомились. Выяснилось, что Тамара подрабатывает иногда санитаркой частным порядком. У Петра Николаевича при этом мелькнуло в голове «санитарка звать Тамарка», но он не стал этого говорить, боясь обидеть, но поинтересовался, что она имеет в виду под словом «подрабатываю».
   - А то, что я уже на пенсии и позволяю себе иногда работать, чтобы поехать на пару, а то и больше, месяцев отдохнуть.
   - Как на пенсии? – изумился писатель и журналист.
   - Да. Мне уже пятьдесят семь лет. А вы что думали?
   - Во всяком случае, не пятьдесят, а гораздо меньше.
   - Ну, спасибо за комплимент.

   Чуть позже, когда они по ступенчатой тропке (Пётр Николаевич любил ходить пешком, а не пользоваться лифтом, и Тамара согласилась один раз сопроводить его по семистам с лишним ступенькам) поднялись к санаторным корпусам, выяснилось также, что новую знакомую поселили не только в том же десятом корпусе, но даже совсем рядом в номере на третьем этаже, а когда пришли в столовую на обед (завтрак Тамара проспала), то старший официант определил место дамы за столиком Петра Николаевича. И именно за этим обедом и началось настоящее знакомство журналиста с его новой, как он про себя подумал, героиней.

   Они сидели за столиком одни. Пётр Николаевич отеческим тоном увещевал собеседницу:
   - Понимаете, Тамара, вы почему-то всё время выражаете недовольство. Даже когда мы с вами поднимались по тропе от пляжа, вам не понравилось, что кусты не подстрижены, кругом лежит листва и валяются поломанные сучья деревьев. Но ведь это на самом деле лес, и он своею природной дикостью, нетронутостью представляет значительно больший интерес, чем аккуратно выстриженные газоны, которые очень красивы, но вокруг царского дворца и у санаторных зданий. Нужно уметь относиться к жизни терпимее, а не ругать всё подряд. Тогда приятнее будет жить.

   И неожиданно для Петра Николаевича Тамара возразила:
   - Вы же ничего обо мне не знаете. Почему я такая? Как я живу? Хотите, я расскажу вам свою историю? Я ведь, можно сказать, всю свою сознательную жизнь живу, как подл прицелом. Мне кажется, что в меня целят всё время из пистолета. Вы не представляете себе, что это такое.
 
   Тогда-то и начался рассказ.

3.

   Как ни хотелось в институт, но с тройками в аттестате зрелости да при огромных конкурсах надежд поступить не было совсем, но специальность приобретать надо было. Вот и пошла учиться, куда полегче, в ПТУ, где готовили официантов на пассажирские суда. Проплавала два года по разным странам. Молодая, красивая, любовь-то все хотели, да моряки все женатые, замуж никто не звал. Вернулась в свой городок с деньгами и опять же устроилась официанткой в ресторан. Знакомых, конечно, прибавилось. Появились  и ухажёры. Тогда ещё опасности не чувствовала, но она уже мерцала поблизости: отказывала многим, но не все спокойно отскакивали.
Однажды прямо на квартиру пришёл с бутылкой шампанского и с цветами молодой, весь цветущий и благоухающий ароматом любви парень. Назвался Анатолием. Да в маленьком городке все почти друг друга знали. Высок, хорошо сложен, небольшая бородка, видимо, только-только появилась, волосы на голове бобриком, взгляд острый, быстрый, всё схватывающий. Сказал, что давно засматривается на Тамару и без всякого смущения попросил руки дочери у родителей. Тогда это предложение было воспринято как шутка. Никто не мог предположить его серьёзного продолжения. У Тамары в то время уже был другой жених – Сергей, серьёзный солидный парень из не бедной семьи, суливший хорошие перспективы. Анатолий, разумеется, об этом знал и потому поспешил со своей просьбой к Тамаре, надеясь отбить невесту. Но не получилось, и о нём вскоре забыли.

   Тем временем перебиравшая женихов официантка вышла-таки за Сергея, имевшего и свою машину, и начальствующую должность в конторе. В качестве приданного его родители подарили молодым квартиру в недавно построенном доме (городок рос не по дням, а по часам), молодые начали приобретать мебель, обустраиваться потихоньку. Да вот беда – Тамара сразу забеременела. Казалось бы, что плохого, но, как это часто бывает в иных семьях, муж с ростом живота у жены постепенно терял к ней интерес и, как начинала подозревать Тамара, стал похаживать к другой женщине. Сославшись на большую занятость по работе и невозможностью постоянно следить за состоянием жены, которая была уже на восьмом месяце беременности, Сергей предложил на всякий случай перебраться ей жить временно на квартиру его матери, чтобы там, в случае необходимости, могли сразу вызвать неотложку.  Скрепя сердце, она согласилась. Но неожиданно всплыла странная история.

   Дело в том, что во время свадьбы помимо разнообразных подарков, вручавшихся под поцелуи влюблённых, родители жениха преподнесли и конверт с деньгами. Эти свадебные деньги муж к удивлению жены оказавшимся, как ей показалось, жадным человеком, решил не расходовать попусту, а спрятать до времени на будущие более нужные мероприятия. Когда же начались сборы для переезда, Сергей перед самым выездом вдруг спросил об этих свадебных деньгах, то есть где они. Тамара, ничтоже сумняшися, ответила, что не знает о них. Он сказал, что спрятал их в постель. Она призналась, что перебирала постель, но ничего не видела и, возможно, вытряхнула в окно, когда трясла простыни. Разъярённый муж, готовый убить за пропавшие деньги, не поверил, повёз Тамару к своими родителям, но у дома попросил её не выходить из машины. Вернувшись, сообщил, что его мать отказывается принять воровку в дом, и отвёз виновную, по его мнению, к её собственным родителям.
 
   В отчаянии Тамара обещала вернуть всю сумму, легко заработав её в ресторане на чаевых, на что Сергей ответил:
- Тогда бы у нас было вдвое больше денег.

   На том они и расстались, и оказалось навсегда. Будущая мама, попав в роддом, всё надеялась, что муж поймёт её, придёт взять родившегося сына, полюбит его и всё снова будет хорошо. Однако так не случилось. Из рук медсестры ребёнка принимал свёкор, который захотел увидеть внука, а муж не появился ни до рождения, ни после.
 
   Не желая оставаться брошенной женой в городке, где всякое могло случиться от мстительного и жадного мужа, Тамара после официального развода, идёт в военкомат и уезжает с малышом работать официанткой в воинскую часть в Чехословакию. Там ей было спокойней. За три года пребывания в стране освоила самостоятельно чешский язык так, что свободно говорила и понимала чехов.

4.
 
   В этот раз Пётр Николаевич не поехал на одну из многочисленных предлагаемых в санатории экскурсий, а вышел после обеда на нижнюю дорогу, идущую вдоль посёлка Ливадия, и сел на автобус в Симеиз. С этим крайним городком крымского Южнобережья ему уже доводилось познакомиться раньше, но он прочитал в интернете о необычном висячем мосте, проложенным или подвешенным между скалой Дивой и береговой частью горы Кошка, и решил познакомиться с этим новым чудом. А оно заключалось в том, что для желающих получить дозу адреналина в крови и проверить себя на выносливость к страху за определённую пока в триста рублей плату человеку предлагалось пройти, ступая с дощечки на дощечку по раскачивающемуся из стороны в сторону длинному мосточку к скале, отстоящей от его начала более, чем на девяносто метров. И путь для бесстрашных путников пролегает на высоте около тридцати с лишним метров над морем отнюдь не мелким.

   Всё это Пётр Николаевич увидел, облачаясь перед началом страстно желаемого перехода, в специальную страховочную ременную оплётку. Послушно исполняет команду спасателя:
   - Проденьте в петлю левую ногу. Теперь в другую правую.

   Петли прочно затягиваются, пристёгиваются к поясу, а уже к нему наглухо защёлкивается страховочный трос, соединённый прочным кольцом с тросом, идущим над головой. Только после этого можно идти. Далеко внизу бушует штормящее море. Волны кажутся отсюда маленькими, но ветер довольно сильный и раскачивает мостик порывами. Оступиться между планками под ногами проще простого, если не держаться за боковые леера. И сорваться вниз никакой сложности не составляет, однако для того и проходит за твоей спиной страховочный трос, чтобы ты не полетел далеко, даже возникни на то желание. Пётр Николаевич падать не хочет, но оказавшись на самой середине моста и глядя на нерадостно бушующее под ним море, вдруг вспомнил рассказ Тамары и представил себе её судьбу, вот так же качающуюся над волнами жизни, но без страховки, каждую минуту готовую сорваться в пропасть и раствориться в небытие.

5.

   Прилетев домой в очередной отпуск из Чехословакии, Тамара опять встретилась с неожиданностью. Чуть ли не в первый же день приезда, когда они с мамой весело укладывали сынишку спать, в квартиру позвонили. Дверь открыл отец. С трудом они узнали в пришельце с цветами и бутылкой шампанского в руках старого знакомца Анатолия. Узнав о приезде своей бывшей возлюбленной, он снова пришёл сделать ей предложение.
 
   Если бы, если бы, если бы… Но кто знает наверняка, что ждёт нас впереди? Кто может подсказать, когда следует остановиться, когда оглянуться назад, когда смело шагнуть в будущее? Ни Тамара, ни родители не могли ничего знать, что их ожидает и потому они с радостью встретили молодого человека, долго говорили о его работе снабженца, о возможном росте, о карьере в непростое перестроечное время, и так он всем на этот раз понравился, что он тут же остался в доме отцом малышу и мужем дочери.

   В стране начиналась свобода предпринимательства. Агенты снабжения превращались в менеджеров. У Тамары были деньги, заработанные за границей. Они помогли в некоторой степени Анатолию расти по служебной лестнице. Деньги стали решать всё. Ставший новым мужем энергичный парень бил без промаха и вскоре организовал и возглавил дочернюю фирму по оборудованию в Москве. В столице купили квартиру. Тамара бросила работу официантки, заняв место секретарши генерального директора. Хотя, пожалуй, секретаршей её назвать было трудно, ибо секретари исполняли другие обязанности, а жена генерального директора исполняла роль хозяйки – накрывала на стол во время совещаний, приносила чай, кофе, словом, опять же была официанткой и никогда не слушала, о чём сыр-бор в кабинете. Но кое-что ей всё же приходилось знать, особенно, когда это влияло на их совместную жизнь, когда вдруг ни с того ни с сего Анатолий снимал новую квартиру в другом районе Москвы, и они с сыном срочно туда перебирались.
 
   Такие переезды всё учащались. Похоже было, что они от кого-то скрываются. Однажды муж проговорился, что один из руководящих членов компании сливает информацию чеченской мафии. Намекнул, что придётся с ним расстаться. С ужасом Тамара поняла, что расстаться означает убийство. На улице шёл печально знаменитый девяносто третий год – пик передела собственности, когда лозунгом предпринимателей было – бери, сколько можешь и сколько унесёшь. Она робко намекнула: «Может не надо убивать?» Но решение было принято – бизнес беспощаден. И как-то муж вызвал её звонком  и дрожащим голосом попросил убрать в кабинете. Она вошла и остолбенела от увиденного. Пол и диван были залиты кровью. Что и когда здесь произошло, куда убрали тело, для неё осталось загадкой. Она догадалась, что убили того самого, кто продавал информацию о фирме. Молча, она начала замывать следы.

   А через некоторое время запахло жареным. Фирму кто-то подвёл с оплатой. На кону стояли большие деньги. Фирма сама оказалась в долгу. Анатолий отправил Тамару с сыном домой в Волжский. Но спасались они не долго. Поздним вечером к ним приехали на машине два аккуратно одетых в чёрные костюмы чеченца и вручили Тамаре конверт от Анатолия. В нём было письмо, в котором он просил Тамару взять сына и поехать с мужчинами, куда они повезут. При этом он добавлял, что всё будет хорошо, так нужно для дела.

   Тамара показала письмо маме и спросила незнакомцев, можно ли ей поехать без сына, но ответ был однозначным:
   - В письме сказано с сыном.

   Успев привыкнуть за последнее время к постоянным изменениям в жизни, Тамара попрощалась с матерью (отец к тому времени умер), взяла девятилетнего сына с собой и они сели в легковую машину с затенёнными окнами. Их посадили сзади с охранником и предупредили, что при проезде через милицейские кордоны им следует молчать, иначе их просто убьют. Тогда всё стало ясно – они заложники. Какой ужас их ожидал, никто не догадывался. Их долго везли, пока не добрались до какого-то посёлка, где в старом доме поместили в полуподвальное помещение.
 
   Время потянулось страшным кошмаром. Чтобы их с сыном кормили, матери приходилось служить охранникам женой, но кормили всё равно впроголодь. Поселили на втором этаже. На окне была решётка. Сквозь неё мог пролезть только сын. И он пролез, спустился на землю, чтобы пойти попросить хлеба. Тамара попыталась оторвать низ решётки, чтобы вылезти самой. Охранник заметил, разозлился, и их снова посадили в подвал.
 
   Почему они здесь сидят, сколько они будут в заложниках, никто не говорил. Они каждый день ожидали новостей. Только через семь месяцев вдруг им оформили фальшивые документы и отправили поездом в Волгоград. Там они на автобусе добрались в Волжский и вошли в свой дом. Мать при виде их упала в обморок. Позже, когда она пришла в себя и смогла говорить, она рассказала дочери, как обратилась в полицию с просьбой найти дочь и внука. Там выслушали её и сказали, что ничем помогать не станут, поскольку дочь уехала по просьбе мужа, а это уже семейные дела, и полиция заниматься этим не будет. Ну, никто же ничего не знал, как обстояло всё в действительности.
 
   Теперь мальчик снова пошёл в школу, в ту самую, в которой первой забили тревогу учителя, когда их ученик пропал. Но им так же объяснили в полиции, что всё сделано по согласию.

6.
 
   В столовой санатория в этот день был аншлаг. Почти за всеми столиками сидели по четыре человека. Август самый заполняемый отдыхающими месяц. Тут и там вместе со взрослыми сидели дети. Постоянно кто-то уходил и приходил, неся новые тарелки с блюдами. Фуршетный раздаточный стол не пустовал. Официанты едва успевали заменять пустеющие подносы полными. В огромные окна ярко светило солнце, проливая лучи на чашки с зелёными щами или борщом, и делая красные арбузные ломти ещё краснее и аппетитнее. Застольные партнёры наших собеседников, две миловидные женщины, уже успели съесть полные чашки супа с лапшой, насладиться пельменями со сметаной, выпить шиповниковый напиток и завершить обед ломтиками дыни, после чего, отдышавшись, поднялись, пожелали оставшимся за столом с неторопливой едой Петру Николаевичу и Тамаре приятного аппетита, удалились, мягко покачивая крутыми бёдрами.
 
   Теперь можно было поговорить опять о прошлом. Увидев направленный на неё  вопросительный взгляд Петра Николаевича, начинающая привыкать к нему женщина грустно усмехнулась, поясняя улыбку словами:
- Я понимаю, что вы ждёте продолжения моей истории. Дальше у меня тоже было много необычного. Во-первых, я ждала, что мой муженёк объявится как-то, но ничуть не бывало. Тогда я пошла на работу санитаркой в больницу и в то же время через подставное лицо организовала развод с мужем. Года через три попыталась разыскать моего милого предателя, который палец о палец не ударил, чтобы освободить нас из плена. Конечно, вполне возможно, что письмо он написал под чьей-нибудь угрозой. Но этого я не знаю и не хочу знать. Одно точно, что он нами откупался и заложил нас. Поэтому мне очень хотелось посмотреть ему в глаза. Только сделать это оказалось очень нелегко. Телефоны у него были другими. Квартиру в который раз он сменил. На просьбу мою дать его номер телефона со словами, что звонит его жена, мне никто не отвечал положительно. Тогда я вспомнила фамилию его двоюродной сестры и выдала себя за неё. Короче говоря, правдами и неправдами удалось мне пройти в его фирму в Москве и даже пронести с собой нож. Хотелось его, если что, зарезать.

   Секретарь в приёмной спросила, кто я. Отвечаю: жена и прохожу в кабинет. А он такой важный сидит за столом. Как меня увидел, вскочил от неожиданности, и лицо – никогда такого не видела – начало в буквальном смысле слова вытягиваться. «Ну, что, – говорю, – любимый, не ожидал?»

   Ах, если бы вы знали, как я боялась в то время. У меня всё внутри дрожало от страха. Ведь для него убить меня ничего не стоило. Там охраны сверх головы. И у себя в городе я всё ждала, что меня пристрелят из-за угла. Свидетели ему вроде бы не нужны. Но постепенно дрожь как-то прошла сама собой, когда он спросил: «Что ты хочешь? Пять лимонов хватит?» Ну, я знаю, что лимонами они миллионы называют и, поскольку перешли на деловой тон, говорю: «Хватит для начала». Муженёк криво так хмыкнул, достал из стола карточку для банкомата, написал на записке четырёхзначный код и говорит: «Я сейчас при тебе переведу деньги, а ты будешь получать в автомате, сколько захочешь. Только не бери все сразу. Одно условие – дорогу сюда забудь».

   Я, как дура, согласилась и ушла от него, а сама думаю, не пристрелят ли меня в коридоре. Не пристрелили. Но по карточке я смогла получить, вы не поверите, всего сто рублей.
 
   Вот такой был у меня второй муж. Но я обоим мужьям носы утёрла потом.
Когда моему сыну исполнилось восемнадцать лет, я его проводила в армию, а сама укатила в Грецию по туристической путёвке, да там и осталась на десять лет.
   Сначала ходила по улицам искала работу. Визу на два года давали. Я возвращалась в Россию, платила, кому нужно, и снова уезжала. Там у меня появился русский ухажёр, который звал выйти за него. Но был и красивый грек. Я хотела за него пойти. Очень уговаривал. Языком греческим я владела уже свободно. Но русский фирмач был убедительнее, и я согласилась. Мы несколько лет прожили вместе, хоть у него была жена в России, но потом я почувствовала, что он остыл, и ушла от него. Жаль, что за грека не вышла. Его я больше любила и была бы, наверное, с ним счастлива.
   - Так как же вы носы своим первым мужьям утёрли? – не вытерпел с вопросом Пётр Николаевич.
   - Да очень просто, – по-будничному ответила Тамара. – Я всегда при деньгах была. Сыну подарила машину и его жене. Сама ездила на мерседесе. Он у меня первой появился в городе в те годы. У первого мужа жена стала горбатой. Так ему и надо. А второй, хоть и надурил меня с деньгами, но всё же у меня сейчас три квартиры есть, и я не бегаю ни от кого. Мне говорят иногда, что я, мол, без образования горшки выношу за больными. А я отвечаю, что частным порядком зарабатываю так, что и в санаторий позволяю себе ездить, а они с высшим образованием едва себя прокормить могут. Так что лучше?
 
   Тамара говорила эти слова без тени смущения, когда глаза её внезапно округлились, устремившись за спину журналиста, и лицо приняло испуганное выражение. Губы едва прошептали:
- Кажется, меня опять вычислили. Я узнаю его.

   Из первого зала от стойки старшего официанта отделился и направился прямиком к ним человек в чёрном костюме, резко выделяющимся среди по-летнему одетой публики, и чёрной бородой, сросшейся с бакенбардами и усами. Это было типично чеченское лицо.

   Пётр Николаевич, едва оглянувшись, понял, чего испугалась Тамара, и тихо произнёс:
   - Спокойно.

   Чеченец остановился на углу стола и выпалил заготовленную фразу:
   - Извините, папаша, я возьму на минутку вашу кралю. Мне нужно с нею поговорить. А вы нисколько не изменились, – закончил он, обращаясь к Тамаре.

   Пётр Николаевич накрыл правой ладонью руку двинувшейся, было, вставать соседки, и произнёс то, чего никто не ожидал:
   - Генерал майор ГРУ Незнамов. С кем имею честь говорить?

   От этих слов мужчины чеченец явно опешил и первое мгновение не знал, что сказать.
   А журналист, заметив поднимавшихся из-за столика в дальнем углу зала двух мужчин, медленно кивнул головой в их сторону и приподнял левую руку, что можно было воспринять, как подаваемый знак. Чеченец тут же среагировал и, увидев такую картину, бормотнул:
   - Извините, товарищ генерал. Ошибка вышел.
   - Оставьте…женщину…в покое…– твёрдо с расстановкой отчеканил каждое слово Пётр Николаевич и добавил: – Она под опекой.

   Последнее чеченец услышал, торопливо уходя, боясь столкнуться с замеченными мужиками.

   Глаза Тамары ещё больше, если такое возможно, расширились, и она чуть не вскрикнула:
   - А я и не догадывалась, что вы генерал.
   - И правильно делали, что не догадывались, – прозвучало в ответ. – Это я вашего неприятеля на понт взял, то есть сработал на испуг. А я, конечно, никакой не генерал. Но надо же было вас как-то выручать.
   - А как же те двое? Разве это не ваша охрана?
   - Нет. Они такие же отдыхающие, как и мы с вами. Я никого из них не знаю. Просто они вовремя поднялись, а я вовремя заметил это и сделал вид, будто это моя охрана.
   - Но тогда эти чеченцы, которые разыскали меня, скоро узнают, кто вы и тогда вам могут быть неприятности.
   - Не думаю. Как генерал, я мог приехать отдыхать под прикрытием для вашей защиты. Об этом узнать трудно. Однако вам действительно лучше отсюда уехать. Не ровён час, опять появятся по вашу душу. А как вы думаете, почему они могли о вас вспомнить через столько лет?
   - Не знаю. Может, мои деньги, что я привезла недавно из Греции. Может, Анатолию что-нибудь взбрело в голову. А может, с делами сына связано. Он ведь тоже бизнесом занялся. Во всяком случае, уезжать мне нужно и как можно скорее.
   - Я вас провожу, если позволите.
   - Да, спасибо вам. Вы меня спасли.

   Тамара тут же, сидя за столом, заказала по мобильному телефону такси. Оно подъехало чуть раньше, чем они дошли до десятого корпуса. Через десять минут он помог вынести чемодан на колёсиках, с которым познакомился в первый день приезда странной отдыхающей, они сели в жёлтую легковушку и помчались в Ялту. За ними никто не следовал. Пока всё было спокойно, кроме самого времени. Оно почему-то оставалось беспокойным, словно находишься под прицелом.