Как прекрасен этот мир...

               

       Сижу на куче песка во дворе и, сопя, рою пальцами  яму. На дворе жарко, но чем глубже, тем прохладнее.
       - Оля-ля,- удивляюсь я, продолжая копать дальше.
       Сбоку, под  яблоней, лежит  мой друг Дозор и, высунув язык, наблюдает.
       Дозор не такой как я, он большой, ушастый, ходит на четырех ногах и иногда говорит «гав». Я тоже так умею.
       Потом в яме начинает шевелиться песок,   она обваливается,  и я с удивлением таращу глаза - почему так? Не понимаю.
       Дозор длинно зевает, закрывает свои, и  опускает голову на лапы.
       У! - недовольно говорю я, после чего  на заднице съезжаю вниз.
       Там встаю, поддергиваю  сатиновые трусы и гляжу по сторонам, чем бы еще заняться.
       Затененный деревьями, просторный   двор у дома пуст (мама за ним копается в огороде), в дальнем конце лениво бродят куры с петухом. Им жарко.
       Топая босыми ногами по теплой земле, я направляюсь к колонке у летней кухни, из которой тонкой струйкой льется вода, и подставляю под нее губы. Вода холодная и вкусная, мне приятно.
       Потом, мазнув по лицу ладошкой, направляюсь к калитке. На улицу мне выходить нельзя, но через щели в воротах я часто ее рассматриваю. Видно немного, но все равно интересно. То пройдут какие-то незнакомые люди, то пробежит кошка или собака.
       Вдруг я вижу, что запор на калитке приподнят. Недавно к нам заходила соседка и неплотно ее прикрыла. Когда ушла.
       - А что если выйти? - думаю я, после чего воровато оглядываюсь.
       Во дворе все то же самое:  друг Дозор спит, куры с петухом ушли в сарай, мамы  тоже не наблюдается.
       Я тяну кованую рукоятку на себя и  выскальзываю наружу.
       Затем тихо прикрываю калитку и в восторге открываю рот.
       Передо мной улица. Она в два конца,  длинная и широкая. По обе стороны, за высокими заборами, беленые дома, перед ними высокие, до неба, деревья.
       - Ва! -  восхищенно говорю я,   растягивая в улыбке губы.
       На улице я был когда-то давно, у папки на руках, но в тот раз она была ветреной и холодной.
       Больше никаких мыслей в голове нет, вместо них работают ноги.
       Они выносят меня на середину, в теплую пыль и я с удовольствием шлепаю по ней  вперед, туда, куда чуть опускается  дорога. По ее обочинам зеленая  трава, мне  хорошо и  хочется шагать дальше.
       - Ля-ля-ля, - довольно  напеваю я, размахивая  в такт руками.
       Потом улица заканчивается, впереди открывается бескрайняя ширь, я в нерешительности останавливаюсь и сую в рот палец.
       Такого никогда не видал, даже на картинках.
       С одной стороны, вдали, высоченная красная гора,  над которой  висят  вроде как белые подушки, с другой бесконечные   головы  неизвестных мне цветов, очень похожих на висящее в небе солнце.
       А между ними та же дорога, но без домов, ей не видно края.
       Внезапно сзади  слышится какой-то скрип, я оглядываюсь.
       Со стороны улицы ко мне  подходит какой-то дядька и останавливается.
       Он высокий как папка, но с белой головой и чем - то таким же под носом.
       А еще у незнакомца одна нога, вместо второй деревяшка.
       - Ты чей будешь, пацан? - наклоняется он ко мне.
       Я морщу лоб, вспоминая, а потом глядя снизу вверх, отвечаю   «мамкин».
       - А куда идешь? -  следует второй вопрос.
       -  О! -  показываю я пальцем на уходящую вдаль дорогу.
       -  Все ясно,- шевелит дядька белыми волосами под носом. - Давай руку.
       Я  протягиваю ему ладонь, он берет ее в свою, и мы  скрипим дальше вместе.
       Вскоре  гора остается позади,  дорога опускается вниз, сбоку от нее, среди деревьев, большой дом каких я никогда не видел.
       Перед ним  много цветов и лужайка с качелями, а на открытой веранде сидят какие-то тетки.   
       Мой спутник  толкает рукой железную калитку, и мы идем по каменной дорожке туда.
       - Ваш  пацан? - говорит он, когда мы поднимаемся по ступеням. - Встретил   на дороге.
       - Да кто его знает, может и наш, - переглядываются те. - Мы здесь второй день. Практикантки.
       - Тогда забирайте, - подталкивает меня вперед дядька. - Да лучше глядите за детьми. После чего уходит.
       Затем одна тетка спрашивают,  как меня зовут, и я отвечаю, - Лель. Полное имя   не выговариваю.
       - Ну, тогда  умоемся, покушаем и отдыхать, - говорит вторая. - Все другие детки давно спят, а ты болтаешься.
       - Ага, - соглашаюсь я, поскольку действительно устал и проголодался.
       Далее меня умывают, кормят  молочным супом  и булкой с компотом,   а затем отводят в большой прохладный зал, где в кроватках посапывают  много таких как я. Что снова удивляет.
       - Ну вот, теперь бай-бай,-  укладывают меня на одну из свободных, и я довольно засыпаю.
       А в это время  там, откуда я ушел,   ведется розыск.
       Закончив окучивать картошку   и не обнаружив  во дворе чада, мама обегает на улице всю многочисленную родню. Выясняется, что дите пропало.
       В результате создается группа поиска.
       Баба Степанида  с тетей Соней  отправляются по Луговой в сторону железнодорожного  переезда, на котором, в будке,  всегда имеется бдительный дежурный, а мама с бабой  Варей  спешат  в обратную, в  направлении старого террикона на окраине.
       По дороге, на громыхавшей колесами водовозке со стороны конного двора, им встречается дед Передрей, знающий на поселке всех и каждого.
       - Стой, Максимыч, стой! -  машет руками баба Варя.
       - Тпру! -  натягивает тот  ременные вожжи. - Здорово кума. Чего надо? 
       - Вы  случайно тут мальчика не встречали? Конопатый такой и с чубчиком, - причитает мама.
       -  Конопатый, говоришь? -  косится на нее дед. - Как же встречал, с час назад. Отвел его на Краснополье в садик.
       - Ну, молодец, кум! - радуется бабка.
       - Бывай, кума, - отвечает Передрей,  и водовозка громыхает дальше.
       Чуть позже, втроем, мы возвращаемся по дороге назад.
       То был мой первый  выход в большой Мир.
       Навсегда  врубился в память.