Чёртовы джунгли
Уже не первую минуту мы тщетно пытаемся разжечь костёр – всё вокруг влажное, даже моя газета из рюкзака, завёрнутая вместе с топориком в полиэтиленовый пакет. R. не отступается, раздувает чахленькие искорки. Вблизи стоянки шуршит ручей Чимеке: наш путь вверх лежал как раз вдоль его течения. Путь через одно сплошное болото, хотя, по определению, болота, вроде как, в горах и не возможны, но всё же…
А перед подъёмом – ночная дорога. Туманное утро. Комары как вид отсутствуют в принципе – это могло бы выглядеть странным в тайге, если б не стаи летучих мышей, поглощающих по ночам членистоногую биомассу в количестве. Однако, более мелкий гнус – мошка – на зуб мышам не попадает. Она такое же явление вокруг, как и туман. Как вода тысячи ручьёв. Как болото. Как обильные мхи и лишайники на деревьях (деревья выглядят очень нездоровыми, как в детских сказках про разную нечисть, – у берёзок светло-серый цвет коры и тёмно-серые полоски – ну, прямо, тополь тополем – местные оборотни).
Но всё же, болото преодолено. Но всё же, стоянка. Как говорил герой Джесси Вентуры в одном из фильмов: «Видел я чёртовы джунгли, но по сравнению с этим, даже Камбоджа – Канзас!». Всю дорогу было ощущение, что как и в натуральных субэкваториальных джунглях Амазонии, где-то поблизости водятся ягуары и удавы, и какая-нибудь тварь сейчас метнётся сверху на спину или из-под воды на шею. Бр-р-р… Металлические изделия в считанные часы покрываются радужной плёнкой окислов от агрессивного воздействия влаги. Металл не выдерживает, а люди ползут потихоньку вверх. Но всё же, стоянка – промежуточная…
Остаюсь в лагере за кошевого, R. идёт дальше – к намеченной цели, к знаменитому и ставшему в последнее время попсовым геологическому образованию – шорским мегалитам. Задачи у меня несложные: поддерживать костерок, готовить пищу, сушить вещи, держать радиосвязь с ушедшим вверх. Сказываются бессонная ночь, утренний переход, непривычное окружение – голову начинают посещать иллюзии. Глаз стремится выхватить в незнакомых формах что-то узнаваемое: то человеческую фигурку, то угол какого-то деревянного или каменного строения вдалеке. Должен признаться, что в связи с этим, меня, даже, посещала мысль о предыдущих исследователях мегалитов. В условиях стресса, а, может, и сенсорного голода (когда вокруг одно зелёное и серое однообразие), сколы и растрескивание породы вполне можно принять за дело рук человеческих. Потому что, именно, человеческого-то, родного, знакомого вокруг почти и нет.
День завершается. R., уставший, но довольный, возвращается на стоянку. Уже в палатке слышим собачий лай – он прокатывается над вершинами пихт – какая-то неведомая нам птица пролетела с лаем. Её бы я тоже приписал своим иллюзиям, если бы мы оба не слышали этого.
Явление кубанского казачьего хора
Утро студёное. По привычке я встал в районе шести. В палатке было полно конденсата, и я выбрался проветриться. Люблю это время суток – мир, будто, замер вокруг, только солнце пробивается всё выше – озаряет хвойные макушки, небо над ними. Неспешно прогуливаюсь. Не смотря на то, что на мне надеты майка, водолазка, свитер, ветровка и, даже, варежки – чувствую себя зябко. Свежесть вокруг непередаваемая. Сажусь на брёвнышко возле кострища, созерцаю окрестности. И тут, замечаю лайку, спускающуюся неспешно со склона вдоль Чимеке. Лайка семенит беззвучно, хвост калачиком, минует нашу стоянку в нескольких метрах от меня, и продолжает свой спуск тем маршрутом, которым мы вчера поднимались сюда вместе с R. Следом за лайкой спускается казачок с посохом, кинжалом на поясе и в кубанке. Проходит в нескольких метрах от меня, здоровается и следует за своей собачкой. Ощущение полной нереальности происходящего (следует отметить, что Горная Шория и Кавказ, как бы это помягче выразить, совсем неблизкие друг другу системы – тысячи вёрст разделяют их по прямой – и это только по прямой, не беря в расчёт серпантины дорог, которые кружат вокруг гор, удлиняя расстояния порой в разы!). Оглядываюсь на палатку – R. дрыхнет, как ни в чём не бывало: плевать ему и на лайку, и на казака. Что это было? – очередная иллюзия? Вроде, выспался хорошо, пообвыкся уже, спиртного с неделю не употреблял. Пойду будить напарника – дело уж к восьми утра близится, надо продолжать путь – в ближайший посёлок Ортон, снискавший себе во Всемирной паутине славу вкусным хлебом и ароматным пихтовым маслом.
Располагаемся на брёвнышке у кострища уже вместе, неспешно общаемся. Наблюдаем спуск с вершины и там явное движение: ещё один казачок с барбосом, за ним следом – ещё: один – с кинжалом на поясе, другой – с берданкой на плече. Мама дорогая, да тут целый кубанский казачий ансамбль в Шории, у ручья с выраженным ацтекским названием Чимеке!!!
Сюрреалистическая картина Дали.
Казачки подходят, тоже здороваются. Останавливаются. Спрашивают про своего, того, который тоже с собачкой спускался. Ну, говорю им, что да, видал такого. И собачку с калачиком тоже видал. Следом за казачками спускаются бородатые дядьки постарше. И они с ружьями (охотники? геологи?). Ещё какая-то молодёжь (студенты-практиканты?). Все располагаются у нашей стоянки.
Один из бородачей (мысленно я ему сразу присвоил прозвище Барбудос – почему бы и нет? – кубинец в казачьем хоре у ацтекской речки?) оказался широко известным в узких кругах (известен R., но почти не известен мне) исследователем мегалитов и прочих следов человеческой деятельности времён оно – Георгием Сидоровым. Выяснилось чуть позже, что мы с ним ещё и земляки – с одного города. А пока – разговоры, разговоры, разговоры…
27.10.2017 г.