Что-то с памятью нашей стало... Часть I

Друг Народа
В советское время была популярна песня  Марка Фрадкина на слова Роберта Рождественского «Что-то с памятью моей стало» из не менее популярного фильма «В бой идут одни старики». Если слегка перефразировать слова этой песни и вместо: « Что-то с моей памятью моей стало», сказать:  «Что-то с памятью нашей стало»,  то такие слова очень точно подходят к оценке состояния памяти советских людей, так как с памятью у них явно что-то не так. Они стали страдать массовой амнезией, а также обнаруживать способности к радикальному пересмотру своих исторических представлений. Как следствие, память о прошлом подверглась очень сильным изменениям, с ней стало твориться очень, на первый взгляд, странные и непонятные вещи. Прежде всего, удивляет отношение постсоветских людей к такому историческому событию как Октябрьская революция 1917 года. В этом году столетний юбилей события, который радикально изменил жизнь не только бывших подданных Российской империи, но очень сильно повлиял на жизнь жителей других стран, а также на формирование мирового порядка в ХХ столетии. Исторического события, которое, даже после распада СССР, все еще  во многом  влияет на воспроизводство международных отношений.


Почему большинство постсоветских людей или отрицательно относятся к Октябрьской революции и к ее итогам, или равнодушны к ней и не считают ее столетний юбилей важнейшей исторической датой в истории своей страны? Что произошло с их историческими представлениями? Ведь почти все представители старшего и среднего поколения постсоветских народов выросли на основе  советской мифологии, организованной вокруг прославления событий 1917 года, венцом которых была Великая Октябрьская социалистическая революция. Благодаря  системе образования и общему культурному контексту, господствовавшему в СССР, абсолютное большинство советских людей вырастали с убеждениями, что Великая Октябрьская социалистическая революция была событием, которая стала началом нового исторического этапа  для их страны, но и для всего мира. Большинство советских людей верили, что Советский Союз является самой прогрессивной страной мира, пусть он отставал от ведущих капиталистических  стран  по развитию некоторых технологий и бытовым условиям, но, тем не менее, советские люди считали, что их страна является передовой страной мира по своему общественному строю. А такое преимущество в будущем должно было обеспечить и лидерство по всем направлениям современного развития. Ведь их учили тому, что прогрессивные общественные отношения, включающие и производственные, закономерно обеспечивают динамичный рост производительных сил. Причем динамика роста производительных сил и необходимая корректировка производственных отношений в СССР и других социалистических странах, в отличие от капиталистических обществ, происходило на плановой основе. А производственные отношения определяющие развитие производительных сил капиталистических стран исторически были более отсталыми и поэтому в будущем должны были привести социально-экономические процессы в таких обществах к непримиримым противоречиям и к последующему революционному обновлению, как это произошло в октябре 1917 году в России. Такие представления имели очень важное психологическое значение для самочувствия советских людей, или, как принято говорить в современном дискурсе – для их идентичности. Пока поддерживалась такая картина мира, советской власти удавалось поддерживать легитимность своего режима и общественного строя, внушая своим подданным миф, что они живут в  самой прогрессивной общественной системе современного мира, а истоком такого положения считали  события, произошедшие в октябре 1917 года.

Какие общественно-политические события, и какие идеологические альтернативы разрушили советскую мифологию? Привели ли они к утверждению объективных представлений об истории России и СССР? Хронология событий, приведших к демонтажу  советской мифологии, как известно, начался в период перестройки, на волне кампании гласности. Первоначально историческая гласность началась с критики сталинской политики, с обнародования множества  фактов о  событиях  30-50-х годов, которые до перестройки не разрешалось публиковать.  Публикации о репрессиях периода сталинизма первоначально поддавались как извращение ленинской политики, как предательство идеалов Октябрьской революции.  Критики советской системы не могли сразу начать с деконструкции советской концепции истории, начиная от Ленина и Октябрьской революции. Ни инициаторы перестройки во власти, ни массы не были готовы к такому радикальному пересмотру советской истории. К критике самого Ленина, его учения и политики, а также краеугольного камня советской истории – Великой Октябрьской социалистической революции смогли приступить лишь через три-четыре года после начала первых публикаций, подрывающих официальную советскую картину истории. Советские люди были подготовлены к пересмотру своих исторических представлений о советском прошлом, об  основателе советской системы и Октябрьской революции, как события, ставшего ее началом, лишь после нескольких лет массированных публикаций о сталинизме. Затем был короткий период критики Карла Маркса и его учения, и уже после всех этих публикации, по закону «окна Овертона», стало возможным прямая критика основ советской системы и его основателя.

В связи с быстрым разрушением советской версии истории и демонтажа советской  мифологии, построенной на основе ее краеугольного камня – Великой Октябрьской социалистической революции, возникают необходимость ответить на ряд таких вопросов: Почему во время кампании гласности,  за такой короткий срок от трех до четырех лет, удалось разрушить исторические представления советских людей, которые формировали и закрепляли десятилетиями? Кто виноват? Только ли в этом повинны «либералы», с их стремлением подорвать советскую систему, или были и другие факторы? Почему после массового охлаждения россиян к идеям либеральных демократов,  отношение к советской истории, заложенной либеральными историками, остается все еще популярной? Привело ли разрушение советской концепции истории и советской мифологии к утверждению или, по крайней мере, к формированию предпосылок для более объективных представлений об истории, в том числе и о советской истории? Ответ на каждый из этих вопросов требует основательных размышлений и взвешенных дискуссий. Будем надеяться, что среди читателей  Проза.ру будет больше тех, кто будет обсуждать эти вопросы не с позиций своих идеологических предпочтений, а с позиций, если не научной объективности, то, хотя бы, с позиции соблюдения минимума логической и этической корректности, а также при наличия какой-то минимальной исторической компетенции.