Лорен Эстлман. Кровавый граф. 1978

КРОВАВЫЙ ГРАФ,
или
ШЕРЛОК ХОЛМС ПРОТИВ ДРАКУЛЫ

ЛОРЕН ЭСТЛМАН

_______________________________________

SHERLOCK HOLMES VS. DRACULA,
or
THE ADVENTURE OF THE SANGUINARY COUNT
by
LOREN D. ESTLEMAN

1978

______________________________________

ПЕРЕВОД:
СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
(2017 г.)

На моем сайте «Северный корреспондент»
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/
вы можете прочесть ряд романов о графе Дракуле, вампирах древних и новых, о современниках Дракулы в разных исторических эпохах, его странных взаимоотношениях с Шерлоком Холмсом, а также о вампирском постапокалипсисе.
Сразу отмечу, что в ряде романов Дракула представлен отнюдь не в качестве отрицательного персонажа, а является положительным героем. Наверняка Дракулы и не существует, но аллегорически есть всеобщая сила крови, управляющая всем живым, некий «смерть побеждающий вечный закон».

Все переведенные мною книги лучше всего читать на моем сайте "Северный Корреспондент" https://sites.google.com/site/severkorrespondent/, так как все они снабжены большим количеством иллюстраций и гиперссылок, проясняющих текст.

_______________________________________


1890 год. У побережья Англии обнаружен никем не управляемый дрейфующий корабль, с экипажем, пропавшим без вести, погибшим капитаном, повисшим на штурвале, и единственным пассажиром – зловещей черной собакой. Эта неразрешимая загадка – безусловно, как раз именно то дело, которое по зубам лишь несравненному частному детективу Шерлоку Холмсу, но впервые за всю блистательную свою карьеру знаменитый сыщик поставлен в тупик. Ясно, что все члены экипажа убиты и сброшены за борт, но чем можно объяснить выражение немыслимого ужаса на лице капитана и полную потерю им крови, а также странный груз корабля – пятьдесят ящиков с землей? Расследование продолжается, и Шерлок Холмс, которому, как всегда, помогает преданный ему доктор Ватсон, как выясняется, выходит на след не какого-нибудь еще одного преступника из числа смертных, а самого главного вампира – графа Дракулы… 

_______________________________________

Книга эта посвящается сэру Артуру Конан Дойлу, автору рассказов о Шерлоке Холмсе, и Брэму Стоукеру, автору «Дракулы», изобретательные умы которых создали двух самых живучих и непреходящих персонажей художественной литературы, с глубокой им благодарностью.



«Наше агентство обеими ногами прочно стоит на земле, и на этой трезвой почве и должно продолжать свою работу. Для нас хватит и реального мира. Не будем обращаться к миру потустороннему».
—СЛОВА ШЕРЛОКА ХОЛМСА ИЗ РАССКАЗА «ВАМПИР В СУССЕКСЕ».

«Сколько раз я говорил вам, отбросьте все невозможное, и то, что останется, и будет истиной, какой бы невероятной она ни казалась».
—ШЕРЛОК ХОЛМС, «ЗНАК ЧЕТЫРЕХ».

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________

ПРЕДИСЛОВИЕ


ПРЕЖДЕ ЧЕМ начать свой рассказ, я чувствую своим долгом исправить предварительно ряд ошибочных утверждений, появившихся не так давно, относительно описываемых здесь мною событий. Я имею в виду, в частности, сомнительной точности рукопись, получившую определенную известность после своего появления около четырех месяцев назад, и написанную ирландским автором по имени Брэм Стоукер, под названием «Дракула».

Начнем с того, что в книге, представляющей собой сборник писем и дневников некоторых главных фигурантов этой истории, полностью игнорируется та роль, которую в доведении этого дела до успешного завершения среди заснеженных вершин Трансильвании сыграли Шерлок Холмс и, в меньшей степени, и я сам. Хотя Холмс с этим и не согласен, я лично убежден, что это профессор Ван Хельсинг побудил Стоукера преднамеренно фальсифицировать факты, когда наше расследование пересеклось с его, для того чтобы создать себе репутацию детектива в области всего сверхъестественного. Он выдумал целые эпизоды, чтобы объяснить расхождения и нестыковки. Тот факт, что я не выдвигаю эти обвинения без всяких на то оснований, будет подтвержден всем изложенным ниже.

Вот наглядные примеры: в изложении Стоукера, друг профессора доктор Джон Сьюард утверждает, что «Призрачная леди» (так ее именовали газеты) была уничтожена днем 29 сентября. В действительности же, это произошло ночью 28 сентября, или, точнее, рано утром 29-го числа – именно тогда лорд Годалминг пронзил освящающим колом ее нечистую грудь, освободив ее от вампирского проклятия. Еще один пример искажений автором и Ван Хельсингом реальных событий – это когда профессор упоминает вскользь, что «Царица Екатерина» покинула причал Дулиттл в Лондоне, направляясь в Варну, на Черном море, с графом на борту, во второй половине дня 4 октября, хотя даже из беглого знакомства с графиком судов за тот период станет ясно, что корабль отплыл лишь на следующее утро, и что отправился он из порта Уитби, в Йоркшире, а не из Лондона. Что касается причин таких изменений фактов и вообще самого смысла появления столь далекой от истины истории, выдуманной Стоукером с целью скрыть свои неточности и неблагодарность, единственным моим соображением на сей счет является то, что это была просто еще одна попытка подвергнуть сомнению любые наши с Холмсом рассказы о нашей опасной и бешеной погоне за этим вампиром ночью 4-го числа.

Чтобы я не выглядел на этих страницах полным идиотом в глазах моих читателей, необходимо сделать здесь некоторые разъяснения относительно знаний о вампирах, которые имелись в Англии в 1890 году. Теперь, когда всем, кто это читает, прекрасно известно значение таких вещей, как чеснок, деревянный кол и наличие небольших ранок на шее, а именно на яремной вене, полагаю, что я, из-за своей неспособности распознать эти очевидные детали, могу показаться читателям каким-то тупицей. Но факт остается фактом: до появления этой извращенной мерзости Стоукера такие вещи были столь же чужды и не знакомы обычным британцам той поры, как, например, обряды поклонения деревьям, еще бытующие у некоторых примитивных племен. Осмелюсь утверждать, что, вероятно, менее одного процента лондонцев смогли бы распознать истину, как это удалось сделать Холмсу, столкнувшись со столь запутанным клубком таких, казалось бы, несвязанных друг с другом совершенно странных событий и улик.

Изложенное ниже является единственно верной хроникой событий. Я дважды перепроверил все те многочисленные и подробные заметки, которые я делал во время тех событий, мною описанных, и полностью уверен в их точности. Чтобы читателю, желающему ознакомиться с подлинным и подкрепленным всеми доказательствами моим рассказом, удобно было это сделать без какой-либо путаницы, я в данном случае отказался от своей обычной практики замены подлинных имен реальных участников выдуманными мною, и не стал затемнять и умалчивать ни об одном из относящихся к делу фактов – настолько возмущен я той несправедливостью, которую непременно отличатся некоторые летописцы тех событий во имя искусства. Тех же, кто станет защищать Стоукера, я отсылаю к тому разделу в его книге, посвященному «Призрачной леди», в котором он не может определиться, какого цвета было ее одеяние – черного или белого. И он, и профессор Ван Хельсинг, похоже, испытывают сильные трудности при его определении.


Джон Х. ВАТСОН, доктор медицины.
Лондон, Англия
15 сентября 1897 года

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ПЕРВАЯ

МЕРТВЫЙ КОРАБЛЬ

ВРЯД ЛИ мне требуется сверяться со своей записной книжкой ??за 1890 год, чтобы вспомнить, при каких обстоятельствах в августе того года мой друг, мистер Шерлок Холмс, при моем скромном содействии, взялся распутывать самую страшную и жуткую загадку, которой я имею честь сейчас поделиться с вами. Те, кто уже знаком с этими несколько бессвязными заметками, возможно, припомнят, что мне уже и ранее неоднократно приходилось вести такие же заметки и наблюдения, особенно в деле мисс Сьюзен Кушинг из Кройдона и той ужасной посылки, которую она получила по почте, в другом моем рассказе, под названием «Картонная коробка». В свою защиту я могу лишь заявить, что дело, которое я собираюсь изложить, – единственное, в котором у нас с Холмсом полное согласие относительно единственно верной природы всей цепи тех событий, приведших нас – по крайней мере, мысленно, если не телесно – из его удобной квартиры на Бейкер-стрит в мрачные, занесенные снегом места одного из самых удаленных восточных регионов Европейского континента.

Жара, из-за которой в начале августа того года Лондон опустел, покинутый всеми теми счастливцами, которые могли позволить себе уехать куда-нибудь в более прохладные уголки нашей страны, только что перед этим спала. Настроение мое падало одновременно с подъемом ртутной шкалы – несмотря на выше чем среднюю мою устойчивость к подобным тяготам, приобретенную в результате длительного моего пребывания в Индии, – и я попытался воспользоваться этим перерывом и выйти из дому, чтобы подышать воздухом и тем самым дать возможность своей терпеливой и многострадальной супруге отпустить несправедливого мизантропа, которого ей приходилось терпеть последние несколько дней. И вот, уже поздним утром, мне довелось заглянуть к своему другу в его богемную квартиру, где я застал его напряженно работающим, он заносил какую-то информацию в одну из тех больших общих тетрадей, которые так хотели бы заполучить в свои лапы множество преступников.

«Вы правы, Ватсон», сказал мне Холмс, нарушив несколько минут молчания, установившегося после того, как мы обменялись приветствиями, и я устроился в кресле напротив него. «Доктор Гримсби Ройлотт* действительно был убийцей и жестоким деспотом, который, без сомнения, заслужил по праву свою судьбу».
- - - - - - - - - - - - - -
* Гримсби Ройлотт – отчим, домашний тиран, убийца Джулии, из рассказа «Пестрая лента».
- - - - - - - - - - - - - -

«Несомненно», повторил я, а затем, вздрогнул, осознав, что он только что ответил на сокровенную мою мысль; я выпрямился в кресле и, не веря самому себе, уставился на него.

«Мой дорогой Холмс!», воскликнул я. «Это уж слишком! Не следует ли мне предположить, что вы уже преодолели границы разума и теперь находитесь где-то на уровне тех, кто читает мысли и ладони?»

Он усмехнулся и откинулся на спинку кресла, набив свою трубку из вишневого дерева табаком из персидской туфли, которую он всегда держал рядом с собой, чтобы до нее сразу же можно было бы дотянуться. «Боюсь, ничего мистического в этом нет», сказал он, попыхивая. «На Бейкер-стрит 221B никакой магии нет, если не считать способности наблюдать и делать выводы на основе этих наблюдений».

«Но я же ровно ничего не сделал, за чем можно было бы наблюдать!», сказал я. «Я просто сидел неподвижно в кресле, как истукан, с тех пор, как вошел сюда!»

«Ни один человек не является истуканом, Ватсон. Он может думать, что он непроницаем, и все же, тщательно наблюдая за его бессознательными жестами, выражением лица и направлением, в котором блуждает его взор, внимательный наблюдатель отыщет те редкие мгновения, во время которых он не сможет не разгадать мыслительные процессы, скрывающиеся где-то глубоко в сознании этого человека. Например, когда вы садились в то кресло, где вы сейчас сидите, я заметил, что ваше внимание было на мгновение привлечено моей небольшой монографией о ядах, лежащей на столе, вон там. Она открыта на главе, касающейся гадюк и их яда. А так как единственный раз, когда нам пришлось столкнуться с подобным способом убийства, произошел в случае с болотной гадюкой, которую пытался использовать тот злодей, доктор Ройлот, при покушении на убийство своей падчерицы, – одаренный и поэтический отчет о котором, как я полагаю, вы планируете опубликовать под заголовком «Пестрая лента» – мне не сложно было догадаться, что мысли ваши устремились именно в этом направлении. Мои подозрения в этом отношении лишь подтвердились, когда я увидел выражение отвращения и омерзения, исказившее в этот момент ваше лицо. А когда это выражение сменилось праведным гневом, я убедился, что нахожусь на правильном пути. После чего я согласился с вами, что д-р Ройлотт был одним из самых худших самодуров на свете и с радостью убедился в том, что мои рассуждения оказались обоснованными».

«Холмс, Холмс», покачал я головой, улыбаясь. «И снова я должен заявить вам, что вы делаете себе медвежью услугу, разъясняя свои методы. Эффект будет намного сильнее, если вы утаите от других суть вашего способа».

«И ваши хроники моих скромных подвигов в результате будут отложены в сторону, пылясь на полках рядом с фантазиями господина Верна и братьев Гримм. Но взгляните вот на эту телеграмму – что вы о ней думаете? Она пришла мне сегодня утром за завтраком».

Я взял клочок бумаги, который он мне протянул, и прочел:

ХОТЕЛОСЬ БЫ ПОЛУЧИТЬ У ВАС КОНСУЛЬТАЦИЮ ПО ПОВОДУ ПЕРЕДОВИЦЫ СЕГОДНЯШНЕЙ УТРЕННЕЙ «ДЕЙЛИГРАФ».
ТОМАС С. ПАРКЕР
УИТБИ, ЙОРКШИР.


«Мне кажется, вполне разумное намерение прибегнуть к вашим услугам», сказал я, возвращая ему телеграмму.

«Так и есть».

«Вы читали статью, о которой он пишет?»

«Я послал за газетой, получив телеграмму. Проблема, о которой в ней идет речь, представляет определенный интерес в некоторых отношениях, и думаю, что мы оба лишь извлечем для себя пользу, узнав какие-то новые ее детали. Полагаю, в ближайшие пару часов вы не заняты своей врачебной практикой?»

«Абсолютно. Из-за такой страшной жары большинство моих пациентов выехали из города».

«Отлично!», сказал он, закрыв свой альбом с фото и вырезками и положив его на место на полку рядом с другими. «Ибо, если я не ошибаюсь, вот как раз и шаги мистера Паркера, поднимающегося к нам по лестнице».

Не успел еще мой друг это договорить, как раздался стук в дверь. «Входите!», воскликнул Холмс.

Наш посетитель оказался молодым человеком, от силы 26 лет от роду, с безбородым лицом, почти таким же узким, как и у Холмса, но менее резким, с выделявшимися на нем большими водянистыми голубыми глазами. На нем был легкий костюм бледно-серого цвета и котелок, который он тут же сорвал с головы при входе; при этом обнажилась его преждевременная лысина, обрамленная бахромой волос цвета ржавчины. «Мистер Холмс, если не ошибаюсь?», спросил он, глядя на моего друга.

«Да, это я», подтвердил Холмс, поднимаясь и протягивая посетителю руку. «А вы, как я понимаю, мистер Томас С. Паркер из Уитби. Позвольте представить вам моего друга и коллегу, доктора Ватсона. Садитесь, мистер Паркер, и устраивайтесь поудобнее, наслаждаясь теплотой летнего Лондона».

«Вы прочли заметку, на которую я ссылался в своей телеграмме?», спросил Паркер, заняв то место, которое я для него освободил.

Холмс кивнул, но ничего не сказал.

«Я ее автор».

«Я так и понял».

«В самом деле? Но как?»

Шерлок Холмс, не вынимая рук из карманов своего старого пурпурного халата, снисходительно улыбнулся гостю. «Я понял, что вы журналист с того самого момента, как вы вошли в эту комнату. Чернильные пятна на внутренних сторонах указательного и большого пальцев правой руки, наряду с вашим выпуклым нагрудным карманом, что, как я полагаю, вызвано блокнотом, там лежащим, сказали мне о том, что большую часть своего времени вы занимаетесь тем, что много пишете. Тот факт, что вы редко сидите на месте, подтверждается изношенными каблуками. Журналистика – единственная профессия, которая, по моему мнению, сочетает в себе такую ??энергичность с более спокойным видом деятельности – изложением информации пером на бумаге. Я и подумал, что, возможно, вы тот самый журналист, написавший довольно интересный репортаж, на который вы мне указали. Но все это элементарно. Прошу вас, расскажите нам, чем заняты ваши мысли. Очевидно, ваше репортерское задание не является чем-то неприятным лично для вас, судя по тому, как вы постучались, так как обеспокоенные чем-то люди так не стучат». И после такого загадочного заявления мой друг удобно откинулся в своем большом кресле, изучая человека, сидящего напротив него, из-под томно и вяло полуопущенных век.

Несколько секунд мистер Паркер лишь смотрел на моего друга с тем профессиональным интересом, который проявляется лишь у писак, работающих на ежедневные издания, и летописцев, таких, как я. Вскоре, однако, выражение его лица вновь стало деловым. «Мистер Холмс, я уполномочен редакцией выплатить вам вознаграждение от имени «The Dailygraph», если вы разгадаете тайну загадочного происшествия в гавани Уитби в полночь прошлой ночью».

Мой друг недовольно отмахнулся левой рукой, словно отгоняя от себя назойливую муху, причинявшую ему беспокойство. «Обсуждать такого рода темы, как мой гонорар, мы будем позже. В данный же момент мне хотелось бы услышать от вас изложение имеющихся фактов, всех тех, о которых вам известно, и своими словами, независимо от сдерживающей руки какого-нибудь чрезмерно осторожного редактора».

Журналист кивнул в знак согласия и приступил к своему поразительному рассказу, который я постараюсь изложить вам в точности так, как он его нам передал. Звучит он следующим образом:


«Вплоть до вчерашнего вечера», сообщил он нам, «погода в Уитби с начала августа была во многом такой же, как и в Лондоне. Однако незадолго до полуночи, неожиданно, и с внезапностью, которая обычно на побережье никогда не наблюдается, воздух стал настолько гнетуще неподвижным, что даже самые несведущие в морском климате городские жители с уверенностью почувствовали приближение шторма.

«В гавани Уитби имеется большой плоский риф, ставший причиной гибели многих кораблей, хозяева которых не знали о его существовании. Имея это в виду, Королевский военно-морской флот решил установить на вершине высокой скалы Ист-Клиф прожектор с целью указать путь заходящим в гавань кораблям сквозь узкий проход, обеспечивающий единственный безопасный маршрут движения из открытого моря к докам. Прошлой ночью наш редактор направил меня освещать труд рабочих, приводивших прожектор в рабочее состояние, и сообщать о большой значимости этого проекта во благо судоходных компаний, чья платная реклама является основной статьей дохода нашей газеты «The Dailygraph». Это задание обещало стать скучным и малоприятным, и поэтому я пребывал далеко не в самом радостном настроении, прибыв на вершину скалы, как раз в тот момент, когда колокол на церковной башне пробил полночь.

«Едва только стал утихать последний бой курантов, как разразилась ужасающая, яростная буря. Ветер выл, как стая голодных хищных волков, и стал хлестать дождь, обрушившийся на утес с силой, подобной взрыву. Мой отец был корреспондентом во время Франко-прусской войны, мистер Холмс, и судя по тому, что мне известно из его рассказов о пережитом, град свинца из Наполеоновских пушек Гатлинга был зрелищем даже менее ужасным, чем вся эта вода, бившая по этой скале, как будто она пыталась сбросить ее вниз, обрушив в гавань. Рабочие делали все, что могли, стараясь удержаться на ногах, и напрягались изо всех сил у опоры большого прожектора, развертывая его в нужное положение, чтобы он должным образом заработал. В какой-то момент я даже подставил и собственное плечо, и в результате таких моих усилий получил серьезное растяжение мышцы. Я отнюдь не преувеличиваю, если скажу вам, что все принимавшие в этом участие с глубоким облегчением вздохнули, когда прожектор включился, и его яркий желтый луч засверкал сквозь дождь и мрак.

«Но в следующую секунду, однако, этот общий вздох застыл у нас в глотках, когда мы увидели то, что высветил этот луч.

«В жутком желтом круге света этого прожектора к смертоносному рифу под всеми парусами неумолимо неслась иностранная шхуна!»

«Иностранная, вы сказали?», прервал его Холмс. «Какой был на ней флаг?»

«Флага на ней никакого не развевалось, но корпус ее был несомненно русским по конструкции, в этом ошибиться нельзя».

«Ясно. Прошу вас, продолжайте ваш рассказ».

«Величайшее безрассудство или глупость капитана и всего экипажа, выразившиеся в том, что им не удалось убрать паруса при первых же признаках этого шквала, сразу же, я в этом уверен, овладели в тот момент сознанием всех и каждого, так как теперь ни единая сила на земле не была в состоянии предотвратить крушение такого хрупкого деревянного корпуса на мелкие осколки от удара об эту естественную преграду, а всю его команду от гибели в беспощадном море. Мы приготовились к оглушительному грохоту, который, как мы полагали, был неизбежен. Но затем произошло нечто удивительное.

«Когда всё, казалось, уже было кончено, ветер, который до сих пор бушевал в восточном направлении, неожиданно и совершенно внезапно сменился северо-восточным, и шхуна плавно проскользнула в гавань с легкостью книги, встающей на свое место, в именно ей отведенное пространство на полке. Это событие было настолько непохожим на катастрофу, которую мы все ожидали, что я сомневаюсь, что кто-то из нас поверил собственным глазам. И всем нам на Ист-Клиф показалось, что, возможно, что-то все-таки есть в той библейской фразе о том, что Господь хранит дураков и пьяниц. Надеюсь, я не наскучил вам всеми этими подробностями, мистер Холмс, потому что я пытаюсь передать вам те ощущения, дать вам почувствовать, каково было нам там – быть свидетелями этого события».

«Напротив, это самый четкий, ясный и информативный рассказ. Что же произошло дальше?»

«Похоже, это была ночь сплошных разочарований», печально продолжил наш гость. «Наша радость вновь оказалась преждевременной, потому что, когда шхуна прошла мимо нас, луч прожектора упал на ужасающее зрелище: а именно, трупа, навалившегося на штурвал, поникшая голова которого покачивалась в разные стороны при каждом движении корабля. Таким жутким было это неожиданное зрелище, что мы даже забыли развернуть прожектор, и корабль с этим чудовищным фантасмагорическим грузом выскользнул из виду во мрак ночи. К тому времени, когда мы опомнились, настолько, чтобы вновь начать действовать, раздался ужасающий грохот, за которым последовал удар от столкновения, и, наконец, затем прожектор высветил то, что, как я полагаю, большинство из нас и ожидало увидеть: шхуну выбросило на мель на скопление песка у юго-восточного конца пирса Тейт-Хилл. Второй последовавший за ним грохот был, конечно же, вызван падением большей части рангоута и парусов, тяжело рухнувших на палубу.

«Остается рассказать лишь еще об одном происшествии, хотя сомневаюсь, что оно так уж важно в данном случае».

«Любой обрывок информации на данный момент крайне полезен, мистер Паркер», сказал Холмс.

«Что ж, как только луч прожектора был наведен на палубу выбросившегося на берег корабля, из трюма выпрыгнуло нечто похожее на огромную собаку и, спрыгнув на берег, унеслось во мрак».

Брови у Холмса поползли при этих словах вверх: «Собака, говорите?»

«Да, сэр. Мне лично кажется, что этот пес был питомцем кого-то из членов экипажа, но, полагаю, у вас может быть иная версия относительно его присутствия на корабле».

«Как я уже не раз говорил нашему доброму доктору, строить версии до того, как получишь все улики, – большая ошибка. Но, несомненно, кажется странным, что капитан разрешил кому-то из числа своей команды привести на борт судна животное такого крупного размера, как вы его описываете, когда такую важную роль там играет пространство».

«Возможно, этот вопрос лучше всего оставить на разрешение какому-нибудь студенту, изучающему загадки русского ума», заметил Паркер.

«Возможно. Но нам еще предстоит установить, являлись ли капитан и его команда тоже русскими, как и сама эта шхуна».

«Простите», сказал я. «Но разве никто не расспросил членов команды относительно этого загадочного мертвеца и собаки?»

«Это было совершенно невозможно, доктор», ответил журналист, закончив тяжелой и многозначительной фразой: «Видите ли, за исключением трупа за штурвалом, на борту корабля никого не было».


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ВТОРАЯ

ЗАГАДКА

«СИЛЫ НЕБЕСНЫЕ!», воскликнул я. Я посмотрел на Холмса, мне было интересно, повлияло ли на него это поразительное заявление Паркера столь же глубоко, как и на меня, но выражение его лица по-прежнему оставалось апатичным. Вскоре, однако, он выпрямился в кресле, и на лице у него появились все характерные черты охотящегося хищника: лицо его потемнело, брови сдвинулись, а губы сжались. Ноздри его, казалось, даже расширились, точно как у собаки, взявшей след по запаху. Такое выражение у него на лице я наблюдал бесчисленное количество раз, когда ему приходилось иметь дело с разного рода субъектами по обеим сторонам закона, и мне оставалось лишь надеяться, ради блага самого же Паркера, что его рассказ был точен, так как мой друг мог быть крайне безжалостным, если обнаруживал какую-то нестыковку, какую-то трещину в показаниях того, с кем он беседовал.

«Кто оказался первым на борту корабля после того, как его выбросило на берег?», спросил он журналиста. Голос его был резким и властным; а в том, как он это сказал, не осталось ни следа от радушия.

«Дежурный береговой охраны», ответил Паркер.

«Он осмотрел мертвеца?»

Наш посетитель кивнул. «Первым же делом он осмотрел именно его. И после этого первого пристального осмотра тела вблизи он вскинул руки и даже вскрикнул от ужаса».

«В самом деле? И почему же?»

«Мистер Холмс, я увидел застывшее на лице мертвеца выражение, когда сам поднялся на борт. Лицо его было настолько чудовищно искаженным, что даже трудно было поверить, что это лицо человека».

«Искаженным? Как именно?»

«Перекошенным от ужаса, мистер Холмс. Откровенным, безудержным ужасом. Таким ужасом, с которым никто из смертных еще не сталкивался, с самого начала времен, когда землей еще правили хищники-людоеды».

«Это поэтическое отступление с вашей стороны, мистер Паркер», заметил мой друг. «Призываю вас пользоваться им в конструктивном смысле. Опишите тело».

Взгляд у Паркера стал каким-то отвлеченным, и я понял, что он пытается вспомнить детали. «Мужчина», сказал он, «чуть старше среднего возраста, черная борода, лицо по цвету и ощущению напоминает старую кожу. На нем был матросский бушлат, уже одеревеневший от соленой воды, и плотный синий свитер под ним. Руки его были привязаны к штурвалу, одна над другой, как делают моряки, чтобы их не смыло за борт в суровый шторм. Веревка так сильно натерла ему запястья, что прорезала ему кисти вплоть до костей. Однако больше всего меня удивил предмет, который он сжимал в руке».

«И что это был за предмет?»

«Распятие, сэр, на четках, намотанных на обе кисти и на штурвал. Крайне странная вещь при таких обстоятельствах, согласитесь; отсюда и мой интерес к ней. Вот все, пожалуй, что я припоминаю, ну за исключением ранок».

«Ранок!»

«Двух проколов на горле, возможно, на расстоянии дюйма друг от друга, рваных по краям и несколько сморщенных. Власти просили нас скрыть эту информацию, чтобы не вызвать панику у населения из опасения, что в Уитби появилось разгуливающее на свободе дикое животное. Однако они определенно были не настолько большими, чтобы стать причиной гибели этого человека».

«Мой дорогой друг, существуют твари, укус которых едва заметен человеческому глазу, но который столь же смертельно опасен, как и пуля». Его взгляд скользнул в мою сторону. «Хотел бы обратить ваше внимание, Ватсон, на наш предыдущий разговор о докторе Ройлоте и «Пестрой ленте». Но это всего лишь гипотеза, и поэтому она мешает логике. Полагаю, на корабль был вызван врач?» Его глаза вновь буквально вонзились в журналиста.

Паркер кивнул. «Для осмотра трупа был вызван хирург, мистер Дж.М.Кэффин, с Ист-Эллиот-плейс в Уитби. Он объявил, что моряк был мертв, по крайней мере, уже пару дней. В кармане его куртки он обнаружил бутылку с несколькими мелко исписанными страницами, свернутыми и засунутыми внутрь. Мне удалось лишь бегло с ними ознакомиться, до того, как их передали полицейскому, курировавшему дело, но уже после этого мне стало известно, что они являются лишь дополнением к судовому журналу. И вплоть до сих пор прессе отказывают в ознакомлении с ними».

«Отлично!», возликовал Холмс, потирая руки. «У вас острый глаз, мистер Паркер. А что же с грузом корабля?»

«Это пятьдесят деревянных ящиков, размером около семи футов на три, в которых одна только обычная земля, почва. Об этом стало известно уже после того, как была принята в печать моя статья. Но мне неизвестно, кому она принадлежит, и каково ее назначение». 
«А собака? Ничего не слышно, что с ней сталось, после того, как она сбежала со шхуны?»

Журналист печально покачал головой. «Увы, это тоже, по-видимому, остается загадкой. Если собака эта действительно существует и не является продуктом массовой галлюцинации, вполне возможно, что она скрылась куда-то, что понятно после пережитых ею испытаний на борту судна. Как бы то ни было, с тех пор о ней ничего не известно».

Холмс откинулся на спинку кресла, но на щеках его по-прежнему был заметен сильный румянец, что, как мне было известно, является признаком его пристального интереса к рассматриваемому им в данный момент делу. «Это проблема, представляющая наибольший сейчас интерес, мистер Паркер», сказал он, больше самому себе, чем нашему гостю. «Наибольший».

«Означает ли это, что вы беретесь за это дело?», с нетерпением спросил молодой человек.

«С огромным желанием». Детектив встал и во второй уже раз протянул руку мистеру Томасу С. Паркеру, который тоже поднялся, чтобы ее пожать. «Можете сообщить своему редактору, что мистер Шерлок Холмс, самым искренним образом впечатленный действиями его журналиста, займется этой проблемой и уведомит «The Dailygraph», как только ему удастся ее разрешить. До свидания, мистер Паркер, удачного вам дня, и желаю вам приятной обратной поездки домой».

………………………..

«Ну как, Ватсон?», спросил мой друг после того, как он убедился, что наш молодой посетитель ушел. «Что вы обо всем этом думаете?»

«Похоже, дело это кажется мне крайне мрачным и зловещим», заметил я.

«Полностью с вами согласен», сказал он с некоторым нетерпением. «Но какие здесь ключевые, наиболее заметные моменты? Есть у вас версии, объясняющие исчезновение экипажа, смерть бородатого моряка и присутствие на борту собаки?»

Я покачал головой, нахмурившись. «Только то, что некоторые его отдельные особенности напомнили мне дело сэра Генри Баскервиля из Девоншира и проклятие, насланное на его род и преследовавшее его».

«Ну, да, есть кое-какие сходства, особенно в отношении выражения ужаса, застывшего на лице погибшего, и замеченной свидетелями на какой-то краткий миг огромной собаки. Но разве крошечные проколы, похожие на укусы, на горле капитана – думаю, можно смело считать его таковым, потому что кто же еще станет принимать такие меры предосторожности, чтобы дополнение к судовому журналу не было утрачено – ни о чем вам не говорят?»

«Напрашиваются две возможных разгадки», отважился я. «Первая – укус змеи»

Он покачал головой. «Я упомянул о «пестрой ленте» лишь в качестве возражения на непродуманное высказывание молодого Паркера о якобы безвредности этих небольших отметин. После змеиных клыков рваных отверстий не остается».

«––а вторая – отравленный дротик».

Он улыбнулся. «Как в деле Джонатана Смолла и его вооруженного духовым ружьем дикаря. Сравнение замечательное, но вряд ли вероятное, учитывая тот факт, что имеется не одна, а две раны, на расстоянии всего лишь дюйма между собой. Одного дротика должно было вполне хватить; если же его не хватило, то я серьезно сомневаюсь, что жертва предоставила бы своему противнику возможность выстрелить второй раз, пусть даже его руки и были связаны. Нет, тут что-то другое».

«Например?»

«Если вы будете так любезны и заглянете ко мне завтра утром часов в девять, надеюсь, я смогу дать вам ответ к тому времени. Боюсь, большую часть ближайших суток мне придется провести, сидя в своем кресле и отравляя свой организм кофе и табаком, мысленно перебирая варианты и пытаясь найти решение этой загадки. Хотя это и славно».

«Может, мне зайти к Брэдли и попросить его прислать вам фунт табаку?», спросил я, надевая шляпу.

«У меня пока достаточно табака дома, друг мой, спасибо. Обязательно передайте сердечный привет вашей прекрасной супруге».

Меня нисколько не оскорбила неожиданная просьба моего друга оставить его. Я знал, что абсолютное уединение на долгие часы для размышлений, всегда и неизменно следовавшее у Холмса после ознакомления с особенно сложной проблемой, являлось для него столь же важным инструментом, как и его общие тетради и альбомы, к которым он обращался время от времени для справок, а также вогнутой линзы, с помощью которой он изучал улики, следы и мельчайшие подсказки, они помогли ему разгадать так много тайн за все долгие годы его активной деятельности. Поэтому я поступил так, как он мне велел, и больше не появлялся на пороге его дома вплоть до следующего утра, когда на часах пробило девять.

………………………..

Я нашел его сидящим в своем любимом кресле, верхняя половина его тела была настолько густо окутана дымом, что я с трудом узнал бы его, если бы не старый его фиолетовый халат, который был мне так знаком. На полу вокруг у ног его были разбросаны книги и отдельные какие-то разрозненные листы бумаги, и я понял, даже не глядя, что поверхность камина была почти полностью засыпана высушивавшимися там остатками недокуренного табака из его трубки, оставшимися еще с ночи, и которые, как предупредил меня мой собственный нос сразу же после того, как я вошел, он в данный момент и докуривал.

«Холмс, воздух здесь просто невыносим», сказал я, на мгновение позабыв, что я больше не являюсь его соседом по квартире и поэтому не имею права жаловаться. «Не знаю, как смирится с этим хозяйка».

«Будем надеяться, что миссис Хадсон уже привыкла к моим небольшим странностям, хотя вряд ли я вправе ее обвинять, если однажды вечером я вернусь сюда после очередного своего расследования и обнаружу, что меня выставили за дверь, а вещи мои на улице». Он выбил трубку на стол рядом со своим креслом и внимательно посмотрел на меня со скучающим видом. «Вы встали сегодня раньше обычного, как я вижу».

«У меня был ранний вызов сегодня, но… как вы догадались––»

Должно быть, недоумение мое тут же отразилось у меня на лице, потому что он расхохотался.

«Ватсон», сказал он, «вы могли бы стать идеальным напарником какого-нибудь талантливого фокусника. После того, как он поведает вам все свои маленькие секреты, вы все равно будете аплодировать каждому новому кролику, которого он вытащит из шляпы. Я знаю все ваши привычки. Человек, который, как вы, так внимателен к своему внешнему виду, никогда не наденет разные носки, и все же именно это вы и сделали. Ясно, что вы одевались в темноте, чтобы не разбудить миссис Ватсон, и что из-за отсутствия света вы надели один черный носок, а другой серый. То, что вы встали раньше своей жены, подтверждается также и тем фактом, что она выпустила вас из дому в таком состоянии. Я прав?»

«Во всех подробностях», немного уныло согласился я. «Все это кажется настолько очевидным, и все же, пока вы мне это не разъяснили––»

«Всё очевидное всегда сложно. Легче всего воспринимается именно то, что скрыто. Не сомневаюсь, что вам хочется узнать, к чему я пришел в ваше отсутствие».

«Я знал, что вы расскажете мне об этом, если сочтете нужным».

«По большей части», сказал он, «я сидел здесь, в этом кресле, размышляя над небольшой проблемой, которую поставил перед нами наш друг-журналист, дополнив его информацию некоторыми дополнительными данными, почерпнутыми мною из этой беспорядочной кучи, валяющейся у меня в ногах. В ней ряд морских журналов, из которых я узнал, что внезапное изменение ветра в море, как это произошло в ту ночь, когда казалось, что наша иностранная шхуна скоро закончит свои дни на печально известном рифе возле Уитби, встречается крайне редко – нет, это даже практически неслыханное происшествие – в самый разгар бури и шторма, движущихся в сторону берега».

«Что говорит о том…?»

«Ровным счетом ни о чем! Едва ли возможно заподозрить человеческое вмешательство в такое естественное явление природы, как направление ветра. Но я просто подумал об этом факте как о чем-то весьма любопытном».

«И к каким же выводам вы пришли?», осведомился я, усаживаясь в кресло напротив него и вынимая сигару.

«К тому, что дело это достойно нашего внимания. Но прежде всего, что вы сами об этом думаете? У вас, конечно же, сложилась какая-то своя версия после нашего общения».

«Я много над этим размышлял».

«И?»

«Признаюсь, все это показалось для меня слишком затруднительным».

«Ну же, Ватсон. Наверняка вы пришли все же к какому-то выводу. Например, в отношении исчезновения команды. Что это может означать?»

«Может быть, бунт на корабле?»

Он покачал головой. «Если произошло именно это, зачем тогда они покинули корабль? В таких случаях покинуть его обязан как раз таки капитан. И уж, разумеется, никто, если только он в своем уме, не повернется спиной к абсолютно исправному для мореплавания судну ради того, чтобы отправиться в темное, холодное бушующее море. Существует лишь одно-единственное объяснение отсутствия на корабле экипажа – а именно то, что все они уже были мертвы еще до того, как покинули его палубы».

Признаюсь, тихий ужас объял меня, когда я услышал эти слова. «Холмс», сказал я, «вы полагаете, что это капитан убил свою собственную команду и выбросил все их тела за борт?»

«Такое возможно», заметил мой друг. «Но вряд ли. Что же тогда, в таком случае, стало причиной его собственной смерти?»

«Сердечная недостаточность, полагаю, вызванная осознанием того черного дела, которое он совершил, и штормом, заставившим его броситься на штурвал».

«Но это не объясняет выражение ужаса на его лице. Нет, Ватсон. То, что убило членов экипажа, убило и капитана. Он видел, что оно приближается и к нему, он знал, какая участь его ожидает, и за несколько мгновений до смерти своей он закричал, взывая о помощи, там, где уже не осталось никого, и сопротивлялся изо всех сил, несмотря на веревки, связывавшие ему руки, так отчаянно, что они прорезали ему кисти вплоть до костей. На борту этого корабля, Ватсон, было что-то такое, на что ни единая живая душа не смогла бы спокойно взглянуть, не рискуя лишиться жизни или рассудка. И мы должны это раскрыть».

«А что относительно этой собаки и странных ранок на горле мертвеца?»

Шерлок Холмс выпрямился в кресле и одним быстрым движением вскочил на ноги. И я увидел, как им овладел еще один из тех периодических всплесков энергии, о которых я так часто уже упоминал в своих записках; в щеки ему хлынула кровь, а глаза его стали похожими на обнаженные стальные клинки. «А вот это, мой дорогой Ватсон, таинственные загадки, которые мы с вами и выясним, когда доберемся до Уитби. Если, конечно же, ваша врачебная практика не может отпустить вас на несколько дней». Он сменил свой халат на пиджак и плащ с накидкой и натянул на голову свою альпийскую кепку с застегивающимися сверху ушами.

«На сей раз я вас опередил, Холмс», восторженно ответил я. «Я ожидал этого приглашения и уже позаботился о том, чтобы моими пациентами на время занялся мой врач-сосед. Мне лишь нужно будет написать записку жене, сообщив ей о том, что я буду некоторое время отсутствовать».

«Тогда пишите, Ватсон, пишите скорей! Гарантирую вам, что «Дело об иностранной шхуне» станет замечательным дополнением к вашему небольшому собранию триллеров». И с этими словами он бросился ловить кэб.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ШЕРЛОК ХОЛМС НАЧИНАЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ


ЧЕРЕЗ ЧАС мы сидели в вагоне первого класса и с грохотом катили по рельсам в Уитби. Холмс никак не отреагировал на все мои попытки втянуть его в разговор об этом деле; всякий раз, когда я поднимал эту тему, он уклонялся от нее, в результате чего мы обсуждали все, что угодно, от оперы до преимуществ и недостатков установки в комнатах телефона. И лишь когда мы уже стали приближаться к конечному пункту нашей поездки и уже почувствовали запах соленого воздуха, что является явным признаком любого города на берегу моря, мой спутник, наконец-то хотя бы косвенно упомянул дело, которым мы теперь занимались.

«Сегодня утром я отправил телеграмму г-ну Паркеру, сообщив ему, что мы прибудем из Лондона на шестичасовом поезде», сказал он, глядя в окно, когда мы подъезжали к вокзалу, «поэтому я не удивлюсь, если… – а, вот и наш молодой друг».

Журналист уже ждал нас, когда мы вышли из поезда. С ним был пожилой джентльмен с длинными белыми волосами, ниспадавшими из-под полей его блестящей шляпы, и с изможденным морщинами лицом, которое казалось еще более морщинистым из-за того, что он усиленно старался удержать на гордом клюве своего носа пенсне в золотой оправе. «Я весь день ездил по редакционному заданию и поэтому получил вашу телеграмму, лишь вернувшись в редакцию», сообщил нам Паркер после обмена приветствиями. «И вот боялся с вами разминуться».

«Ну тогда можно считать удачей для всех нас, что поезд опоздал. Добрый день, мистер Кэффин. Рад с вами познакомиться». Холмс поприветствовал незнакомца, стоявшего рядом с Паркером, сердечной улыбкой.

На мгновение, судя по лицу этого человека, он был потрясен столь неожиданным приветствием, но затем взгляд его скользнул вниз, к черному его сюртуку, и он улыбнулся. «Вы заметили, что у меня из кармана выпирает стетоскоп», сказал он, смеясь. «На мгновение мне показалось, что то, что вы сделали, – нечто совершенно поразительное. Я тоже рад с вами познакомиться, сэр, заверяю вас».

«Мистер Кэффин очень заинтересовался этой чрезвычайно загадочной историей», объяснил нам Паркер. «И я подумал, что его выводы о смерти нашего моряка, возможно, могут оказаться весьма полезными».

«Любая информация, которую он сможет предоставить, будет чрезвычайно полезной», согласился Холмс, несколько сухо. Он был уязвлен тем, что хирург с лету пренебрежительно отнесся к его наблюдательным способностям.

Паркер дал указание грузчику отнести наш багаж в кэб, который уже ждал нас у края платформы, и минут через пять наш экипаж уже со стуком катился по живописным улочкам Уитби – как я угадал по все более усиливавшемуся запаху рыбы, по направлению к гавани. «Вы, должно быть, устали после долгой поездки», сказал нам журналист. «Я снял для вас номер в гостинице. А после того, как вы оба отдохнете, я почту за честь сопроводить вас на шхуну».

«Думаю, что скажу и за доктора Ватсона, и за самого себя, что нам не терпится приступить к расследованию этой вашей загадки еще до того, как мы возьмем перерыв на отдых», ответил Холмс, закуривая сигарету.

«Я очень на это надеялся, что вы так и скажете». Улыбаясь, Паркер дал указание извозчику направиться к причалу Тейт-Хилл.

«Есть что-то новое по этому делу, Паркер?», спросил детектив, после того, как мы немного проехали дальше.

«Боюсь, мало что нового», услышали мы в ответ. «Но точно установлено, что сегодня рано утром неподалеку от пирса Тейт-Хилл был обнаружен мертвым крупный мастифф одного пожилого торговца углем, с разорванным горлом и зверски распоротым когтями брюхом. Могу лишь предположить, что этот обнаруженный труп как-то связан с нашей скрывшейся с корабля собакой».

Глаза у Холмса заблестели. «Это дело становится все интересней и интересней». Он пристально и с интересом посмотрел на мистера Кэффина. «Мне было бы очень любопытно услышать ваши выводы о причине гибели нашего несчастного моряка, доктор», сказал он.

Хирург медленно покачал своей львиной головой. «Чрезвычайно загадочный случай».

«В самом деле?» Холмс потер руки. «И почему же?»

«Мне непонятна причина всего этого, и все же я голову дам на отсечение, рискнув всей своей репутацией, настаивая на том, что этот человек скончался от серьезнейшей потери крови».

«И в чем же загадка?»

«За исключением двух крошечных проколов у него на горле, которые слишком малы, чтобы стать причиной потери крови, на теле не было никаких иных ран».

Признаюсь, я был абсолютно потрясен этим открытием, просто не передать словами. Мой друг, однако, сохранял свойственное ему аналитическое спокойствие. «Есть ли еще что-нибудь», спросил он, «на что вы хотели бы обратить мое внимание?»

Дрожащими руками мистер Кэффин снял пенсне и положил его себе на колени. Голос его понизился до хриплого шепота, и я был вынужден напрячь слух, чтобы расслышать его следующие слова: «Мистер Холмс, нигде на корабле не было обнаружено ни капли пролитой крови!»

Среди пассажиров экипажа воцарилась мертвая тишина, и некоторое время был слышен лишь звук колес по булыжнику. Я взглянул на Холмса и был обескуражен и расстроен, увидев выражение его лица. Он был похож на человека, который только что увидел, как все жизненные принципы разбились на мелкие кусочки. Увидеть его таким встревожило меня гораздо сильнее, чем то, что сказал только что доктор. Когда, наконец, Холмс вновь заговорил, голос его был мрачным и серьезным.

«Приношу вам свои извинения, мистер Паркер», сказал он журналисту. «Вплоть до этого момента я считал ваше дело незначительным. Больше я не буду так к нему относиться».

К тому времени, когда мы добрались до гавани Уитби, все вокруг оказалось окутано океанским туманом, придававшим довольно неспокойным волнам темно-серый оттенок и превратившим суда, стоявшие здесь на якоре, в какие-то неясные тени, качавшиеся на беспокойно волновавшейся поверхности воды. Неподалеку от опор пирса, на узкой песчаной насыпи торчала аккуратная с виду шхуна, со свисавшими, как тряпки, порванными парусами. Она была наклонена под таким углом, что ее оборванные снасти касались земли, и на плаву в воде оставалась лишь ее корма. Один конец верхнего рангоута с такелажем лежал прямо на палубе в спутанном клубке снастей и порванной парусины. Окутанная густым клубившимся туманом, тянувшимся к берегу из глубин гавани, она казалась особенно мрачной и зловещей, словно какой-то корабль-призрак, наконец, нашедший себе пристанище на берегу Преисподней.

Когда мы стали выходить из пролетки, навстречу нам двинулся дородный служащий береговой охраны с отвисшими красными щеками и серебряной щетиной, сверкавшей на его выступающем подбородке, заявивший нам, что доступ публики сюда закрыт. Однако, когда он услышал имя «Шерлок Холмс», он внезапно стал более покладистым и разрешил нам пройти. «За это мы должны быть благодарны вам, Ватсон», сказал Холмс, когда мы прошли мимо него и были ему уже не слышны. «Если бы не мой славный биограф, нам, возможно, пришлось бы прибегнуть к взятке, чтобы получить туда доступ. Слава имеет свои преимущества».

Несмотря на то, что я и так уже был подавлен тем мрачным делом, за которое мы взялись, я почувствовал себя еще более угнетенным, когда мы приблизились к судну, выбросившемуся на берег. О ту часть деревянного корпуса, которая свисала над краем песка, гулко плескались волны, и под напряжением тяжелого, пропитанного водой такелажа стонали мачты, издававшие самый скорбный на свете звук. Зрелище этого выброшенного бурей на берег корабля с почерневшей носовой частью, иглой устремленной в небо, и его парусов, бессильно повисших рваными лохмотьями, напомнило мне какое-то фантастическое морское существо, выброшенное морем на сушу, которое жалобно выло, желая вернуться к себе домой, в глубины океана. Но мало того, будто и этого было недостаточно: мысли о том, что произошло на борту этого несчастного судна за последние сорок часов, лишь усиливали испытываемое мною чувство отчаяния.

«”Деметра”, джентльмены», произнес Паркер так, как это делают ливрейные лакеи, объявляющие о появлении какой-то важной персоны на королевском балу. И хотя он и попытался придать своему голосу нотку несерьезности, его фраза прозвучала довольно фальшиво.

И лишь один Холмс, вся жизнь которого была посвящена готовности действовать в любой момент, смог сохранить бодрое спокойствие духа и самообладание пред лицом ужасного зрелища, представшего перед нашими глазами во мраке. «Деметра, да?», спросил он, приближаясь к шхуне широким, бодрым шагом. «Ах да. Вот ее название, оно скрыто налипшим песком и солью. Буквы, конечно же, кириллические». Вместо того чтобы подняться на борт корабля, как я того ожидал, он развернулся на каблуках и медленно побрел по пляжу, склонив голову и сложив руки за спиной, рассматривая песок под ногами. Временами он бросался вниз, на песок, ложась на живот и рассматривая там что-то сквозь свою вогнутую лупу, затем вновь поднимался на ноги и продолжал двигаться дальше, этим странным, изучающим всё вокруг образом. Пока он продолжал эти свои эксцентричные движения с осмотром места, я украдкой рассматривал двух мужчин, стоявших рядом со мной, и заметил, что они смотрели на него с озадаченными улыбками. Как и большинство других людей, впервые видевших моего друга за работой, они не понимали, как понимал это я, что каждое из странных его действий преследовало свои цели, ведущие к вполне конкретному результату. Когда, наконец, он вернулся туда, где стояли мы – все остальные, – выражение его лица показалось мне крайне огорченным, которое быстро сменилось выражением обвинения, обращенным против Томаса Паркера.

«Груз с судна был выгружен», сказал он.

Журналист вздрогнул, словно только что стал свидетелем какого-то волшебства. «Ну да, разумеется, это так», сказал он. «Сегодня утром сюда на пяти фургонах прибыли какие-то люди. В этот момент меня здесь не было, и поэтому я не смог их расспросить. Бумаги их были в полном порядке, поэтому им и разрешили забрать пятьдесят ящиков с землей, лежавших в трюме. Но как вам––»

«Идиоты!», воскликнул Холмс, всплеснув руками. «Вы обратились ко мне, чтобы я помог разрешить эту загадку, и в то же время вы сделали это для меня невозможным, позволив кому-то затоптать все следы, и лишив тем самым меня части улик, столь необходимых мне для устранения проблемы. Вы на чьей стороне, мистер Паркер?»

Паркер еще пытался пробормотать что-то в ответ, когда Холмс оставил его и зашагал к трапу, установленному по правому борту корабля. «Поднимайтесь, Ватсон», огрызнулся он. «Возможно, нам вдвоем удастся отыскать все остальное, что еще тут осталось».

Если внешне корабль выглядел ужасающе мрачным, вид его палубы был и вовсе абсолютно жутким. Словно тени погибших все еще находились на борту; и каждая такая тень приобретала какое-то собственное странное и зловещее значение, а скрип досок под нашими шагами звучал как-то наполовину человеческим, как будто мы наступали на ноги мертвых членов команды. Корабль был окружен настолько густым туманом, что мы, казалось, плыли по волнам сквозь какое-то призрачное, фантомное море. И мне вдруг почудилось, что именно так всё и было, в ту ночь, когда дрожавший как в лихорадке капитан сделал последнюю запись в своем журнале и привязал себя к штурвалу, в надежде выдержать и шторм, и кошмар, завладевший его кораблем. Но я, однако, благоразумно доверился не этим несколько по-детски глупым впечатлениям, а своему другу, я знал, что так вернее; он все равно не услышал бы меня, потому что, когда Шерлок Холмс занимался своим делом, весь остальной мир, казалось, переставал для него существовать. По этой причине я удовольствовался тем, что стал наблюдать за ним, оставаясь в стороне и не мешая ему.

Он дважды обошел весь корабль, высоко подняв голову и вытягивая ее вперед, осматривая палубу. Затем он осмотрел в свою лупу медный поручень трапа. Тут я услышал, как он довольно хмыкнул, а это означало, что он что-то обнаружил; но что бы это ни было, оно мне не было видно без увеличительного стекла, потому что я не увидел там ничего достойного внимания. Наконец, он обратил свое внимание на штурвал и веревку, которая петлями свисала с большого деревянного руля. Признаюсь, я содрогнулся, когда взгляд мой упал на него. Я не мог никак забыть детальное описание молодым Паркером трупа в ужасающем состоянии, который находился здесь еще накануне. Но Холмс отнесся к штурвалу так, словно это был лишь какой-то старый антикварный хлам, пройдясь по дереву своей лупой сверху вниз и уделив особое внимание веревкам, на которых в некоторых местах была заметна оставшаяся на них кровь мертвеца.

«Нам повезло, Ватсон», сказал он, кладя обратно свой инструмент в карман своего плаща с накидкой. «Невежественные идиоты, позволившие вывезти отсюда бесценные свидетельства, оказались настолько на наше счастье предусмотрительными, что обрезали веревку, а не стали пытаться развязать узлы».

«Значит, вы пришли к какому-то заключению?»

«Только в том отношении, что Паркер прав, предположив, что капитан сам бросился на руль и сам привязал себя к нему. На концах веревки имеются следы зубов, которые могли быть оставлены лишь его зубами, когда он затягивал узлы. По крайней мере, теперь мы это знаем наверняка. Хотя вряд ли это чем-то поможет в установлении личности виновных».

«А что показал осмотр вами палубы?»

«Он не дал ничего. На тиковом дереве палубы почти не остается следов. Однако перила – другое дело».

«Могу я спросить, что именно вы нашли?»

Его глаза сверкнули. «Кровь, Ватсон. Кровь. Наш друг доктор ошибался, сказав, что на борту корабля ее не было. Я обнаружил не менее трех мест, где на перилах остались ее капли, когда кто-то выбрасывал за борт тела членов команды».

Сердце у меня сжалось при этом новом доказательстве кровавого массового убийства, произошедшего так близко от того места, где стояли сейчас мы с ним. «Значит, в таком случае, вы уверены, что их убили?», спросил я.

«Мой дорогой друг, я никогда в этом и не сомневался. Но мы обсудим всё это подробней, когда доберемся до гостиницы. А теперь, не соблаговолите ли вы вернуться к мистеру Кэффину и мистеру Паркеру, а я тем временем спущусь в трюм и буду некоторое время отсутствовать. Предполагаю, что им будет интересно, не нашли ли мы уже следы того, куда делись все люди с «Деметры». Будьте осторожны на этом трапе, когда будете спускаться по нему вниз». И прежде чем я успел с ним согласиться, он уже нырнул на лестницу, которая вела в темный и мрачный трюм шхуны.

………………………..

«Видите ли, Ватсон», сказал мой друг примерно через полчаса, когда мы лакомились бутылкой бордо в номере гостиницы, «нашему другу-убийце обязательно нужно было убить всех до одного без исключения из тех, кто находился на борту, потому что он не мог позволить себе рисковать, чтобы кто-то из них рассказал, что же произошло во время этого мрачного и загадочного плавания. И после того, как был убит первый из них, ему было необходимо, чтобы и со всеми другими было покончено тем же самым образом».

«Но кто же он?», воскликнул я. «И зачем он убил первого из них?» Приветливый свет небольшой лампы, стоявшей на столе между нами, вряд ли был способен поднять мне настроение. Гудки кораблей в гавани за окном постоянно возвращали меня к этому мертвому судну, лежавшему в нескольких сотнях ярдов от того места, где мы сейчас сидели.

Холмс мрачно улыбнулся, показав, что в какой-то степени он разделяет мое настроение. «Боюсь, что на этот раз я вынужден вас разочаровать», сказал он, медленно перебирая пальцами бокал и глядя в темно-красную жидкость внутри него. «У меня пока нет ответа на первый ваш вопрос, и хотя у меня имеется версия относительно второго, она слишком шаткая, чтобы я мог сейчас ее вам озвучить. Но скажу вам так: наш убийца – человек огромной силы, который без труда способен одолеть лучшего профессионального борца из всех тех, которых может выставить Европа».

«Это почему же, по-вашему?»

«Разве вам не кажется, что весьма нелегко сбросить безжизненное тело взрослого мужчины в воду, перебросив его через перила высотой в три фута?»

«Уж точно нельзя считать это подвигом, если перетащить труп––»

«Никого из них по трапу не перетаскивали».

«Дорогой Холмс!»

«На палубе нет следов обуви, и нет следов крови, размазанной по перилам и по трапу. Нет, Ватсон, наш убийца был способен поднять над головой по меньшей мере 14 стоунов [1 стоун = 6 кг] и выбросить их за борт».

«Боже!», воскликнул я. «Если то, что вы говорите, правда, значит, мы имеем дело с каким-то зверем!»

«Именно». Голос его снизился до непривычного гортанного звука, совсем не похожего на тот пронзительный и настырный тенор, к которому я привык. «Именно с этим мы и имеем дело, Ватсон».

Он произнес эту последнюю фразу с такой абсолютной серьезностью, что мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться, успокоиться и задать свой следующий вопрос.

«А собака?»

Он открыл было рот и уже собирался мне ответить, как вдруг его прервал стук в дверь. «Войдите», воскликнул он.

Это был Томас Паркер, но тот Томас Паркер, которого никто из нас не узнал. Лицо его было бледным и блестящим от пота, как будто он только что испытал сильнейший шок, пальцами он судорожно впился в свою шляпу, да так сильно, что, казалось, он сейчас порвет края этого аксессуара своего гардероба. В номер он вошел нетвердой походкой. Я предположил, что может быть, он внезапно чем-то заболел, и внутренне упрекнул себя за то, что оставил своей медицинский саквояж у Холмса на Бейкер-стрит.

«Дорогой мой!», воскликнул Холмс, поднимаясь, чтобы помочь потрясенному журналисту и усаживая на свободный стул. «Что случилось? Вы выглядите каким-то абсолютно сраженным чем-то. Ватсон! Бокал вина этому молодому человеку».

Я поспешил было сделать так, как он попросил, но остановился, послушавшись жеста руки молодого Паркера. «Нет, не нужно, все в порядке», возразил он. «Просто у меня такая легко возбудимая натура, и все эти события сегодняшнего дня, многочисленные дела сегодня – все это тяжело на мне сказалось, да к тому же это мое напряжение с тем прожектором прошлой ночью. Сейчас я скоро снова приду в себя и буду в норме».

«Тогда чем же мы можем быть вам полезны?», спросил Холмс, вновь заняв свое прежнее место и взяв в руки свою старую трубку из верескового дерева.

«Боюсь, вы не обрадуетесь моему ответу». Лицо Паркера стало постепенно принимать более здоровый вид, но оставалось, однако, мрачным. «Я пришел попросить вас прекратить свое расследование».

Мы оба уставились на этого журналиста, Холмс с уже зажженной спичкой, застывшей на несколько дюймов выше его трубки. Он задержался лишь на какое-то мгновение, а затем продолжил ее раскуривать. «В самом деле?», спросил он, затушив спичку в воздухе и положив ее на стол. «Не думал я, что мои методы оказались настолько неудовлетворительными».

«Дело не в этом, сэр. Загадка уже разъяснилась».

Брови моего друга немного приподнялись. «Понятно. Позвольте полюбопытствовать, каким же образом?»

Молодой человек полез в карман своего пиджака и вытащил оттуда тетрадь в черном переплете, которую он и вручил детективу. «Это перевод журнала «Деметры». Похоже, тут ответы на все вопросы».

Холмс пролистал страницы и положил тетрадку перед собой на стол. «Я бы предпочел услышать ваше собственное толкование его содержания, мистер Паркер».

«Все кажется достаточно ясным», сказал он. «”Деметра” отплыла из Варны 6 июля. На борту находилось пять матросов, два помощника капитана, повар и сам капитан, который, похоже, и является тем самым человеком, которого мы обнаружили на судне, привязанным к штурвалу. Десять дней спустя один из матросов, по фамилии Петровский, пропал без вести. Его начали искать, но безуспешно, и решили, что он упал за борт, когда стоял на вахте. Через неделю пропал еще один матрос, при аналогичных обстоятельствах. И к началу августа на борту судна остались лишь капитан и его старший помощник, а все остальные один за другим пропали без вести в ночное время. В полночь на 3 августа за штурвал встал сам капитан, и в этот момент помощник, несвязно кричавший что-то невнятное о чем-то ужасном в трюме, выбрался из него и выбросился за борт. Последняя запись была сделана капитаном вечером 4 августа».

Несмотря на огонь, потрескивавший в камине, у меня мороз пробежал по коже, когда журналист начал рассказывать нам об этих странных и ужасных происшествиях на судне, так, как их описывал покойный капитан «Деметры». Но Холмс казался невозмутимым; пожалуй, он был похож на почти спящего человека, лениво развалившегося в кресле, с полузакрытыми глазами и в густых клубах табачного дыма, плывших вокруг и по его лицу. «Любопытный рассказ», заметил он наконец, «но вряд ли это окончательная версия. Вы говорите, что разгадка ясна, и все же я вынужден признать, что все это дело кажется мне необычайно загадочным, как никогда. Прошу вас, скажите мне, что я мог упустить».

«Все это можно найти здесь, на этих страницах», сказал его собеседник, подтолкнув пальцами моему другу тетрадь. «Разве капитан сам не говорит в своей записи от 3 августа о том, что он убежден, что в смерти моряков повинен его помощник, в тот момент уже безнадежно обезумевший?»

Холмс взял в руки журнал и раскрыл его на последней странице. «Неужели?», заметил он через некоторое время, «он действительно так говорит, да? Но что вы скажете вот об этой записи, за 4-е число? “Я не осмелился сойти с трюм, не осмелился оставить штурвал; так что всю ночь я оставался здесь, и во мраке ночи я увидел это – увидел Его!” И затем, позже: “Но я расстрою планы этого то ли беса, то ли чудовища тем, что привяжу себя руками к штурвалу, когда силы мои начнут покидать меня, и вместе с ними я привяжу к себе и к штурвалу то, к чему Он – Оно! – не посмеет притронуться; и тогда, будет ли ветер попутным или нет, я спасу свою душу и капитанскую честь”. Должен отметить, что это весьма странные слова для человека, который увидел, как виновник этих отвратительных преступлений сам лишил себя жизни».

«Когда это было написано, капитан стоял у штурвала уже почти сутки без перерыва, без отдыха и неотлучно. Думается, мы можем объяснить это бредом человека, находящегося в условиях практически агонии и полного истощения сил».

«Ну а смерть самого капитана? Любопытно было бы узнать вашу версию о том, что стало причиной столь серьезной потери им крови».

Паркер выглядел озадаченным. «Мистер Кэффин превосходный хирург», нерешительно ответил он, «но ведь он уже пожилой человек. Мне кажется, он, возможно, принял ослабленное состояние капитана за потерю им крови. Капитан умер, вероятно, от сердечной недостаточности, вызванной тем же истощением, которое стало источником и его бредовых галлюцинаций».

«Вот это да! У вас, значит, уже есть ответы на все вопросы. Тогда, конечно же, вы сможете объяснить наличие проколов на горле у этого человека».

«И не забудьте о собаке», вставил я.

«Совершенно верно, Ватсон», злобно сказал Холмс. «Конечно же и разумеется, давайте не забывать и о собаке».

«Собака, конечно же, принадлежала одному из погибших моряков». Журналист теперь уже открыто покрылся испариной; думаю, что, находясь между нами двумя, Холмсом и мной, наш гость оказался в роли двуликого Януса, а мы весьма преуспели в том, чтобы поставить его в весьма затруднительное положение, и он оказался, так сказать, под перекрестным обстрелом. «Проколы я объяснить не могу, если только они не были порезами при бритье».

Холмс швырнул журнал на стол со звуком, похожим на пистолетный выстрел. Мы с Паркером оба аж подпрыгнули от этого «взрыва».

«Сэр, вы идиот». Детектив вскочил на ноги и начал шагать взад и вперед между кроватями. «Более того, вы мараете честь легионов мужчин и женщин, которым приходилось тысячу раз играть со смертью, чтобы сделать вашу профессию влиятельным органом правосудия, каковым она является сегодня. Подумать только, могучая традиция Джонсона, Шекспира и Томаса Мора может прекратиться в лице одного из таких, как вы. Прочь с глаз моих!» Он остановился и выбросил вперед длинную тонкую свою руку, показав на дверь. «Забирайте эту свою тетрадку и уходите. У моего коллеги и у меня нет времени на пускающих сопли щенков, пресмыкающихся перед окриком властей».

Во время этой гневной тирады я видел, как лицо Томаса Паркера все сильнее и сильнее бледнело, и когда Холмс закончил, молодого человека даже не нужно было подгонять, потому что он схватил свою книжицу и свою шляпу и выбежал за дверь еще почти до того, как разгневанный голос Холмса перестал звенеть. Мы услышали его поспешные шаги на лестнице, а затем хлопнула дверь, ведущая на улицу, после чего Холмс усмехнулся.

«Теперь этот журналист дважды подумает, прежде чем снова вмешаться», сказал он, вновь набивая трубку. Но в тоне его слышна была горечь.

«И что все это означает?», спросил я.

«Человек пытается замять преступление, Ватсон». Он чиркнул спичкой.

«Почему он это делает?»

«Вы видели, в каком он был состоянии, когда вошел сюда. Мистер Паркер – молодой человек, которого кто-то сильно застращал. Надо думать, что начальство устроило ему небольшую взбучку. Кто-то решил положить наше дело под сукно».

«У вас есть подозрения, кто?»

Он нахмурился, попыхивая трубкой. «Пока это лишь мое предположение», сказал он. «Но я подозреваю, что к этому причастен Парламент, и бьюсь об заклад, что это имеет какое-то отношение к нынешней враждебности Британии по отношению к России. Все более заметная склонность Уайтхолла к нейтралитету, боюсь, приведет к тяжелым последствиям в не слишком отдаленном будущем».*
- - - - - - - - - - - - -
* Вероятно, имеются в виду сложные дипломатические коллизии 1890-х – 1900-х годов, приведшие в конечном итоге к созданию Антанты. Англия опасалась русско-французского союза, равно как и тесных связей, которые сохранялись между Петербургом и Берлином. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - -

«Вы, похоже, не удивлены такому развитию событий», сказал я.

«Я чувствовал, что что-то происходит, еще когда заметил колеи сразу от нескольких тяжелых повозок, которые вели к выбросившейся на берег шхуне – свидетельство того, что груз ее за последние несколько часов был оттуда вывезен. Если помните, я сказал тогда что-то об этом. Отпечатки лап, оставленные печально известной собакой, возможность осмотреть груз – все это пропало. Не могу поверить, что местные власти это допустили, если только они не получили на это санкции от кого-то в правительстве. И я должен извиниться перед вами, Ватсон».

«За что?»

«За то, что втянул вас в дело, которое мне не удастся разрешить из-за официальных препон, которые, несомненно, уже поставлены на нашем пути. Но, возможно, я смогу загладить свою вину перед вами на обратном пути в Лондон, поведав вам детали небольшой проблемы, которую мне недавно удалось разрешить для леди Эрнестин Кэрью из Кенсингтона. Это связано с несколькими странными сообщениями, которые она получила от своего покойного мужа посредством мошенника-спиритуалиста. «Дело о неблагодарном призраке» наверняка понравится вашим преданным читателям».

Я почувствовал, когда Холмс произносил эти слова, что он был горько разочарован неудовлетворительным исходом расследования о тайне гибели «Деметры». Если бы он знал, что нас ожидало, и какие сюрпризы готовит нам Судьба, его отношение могло быть совершенно иным.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ХЭМПСТЕДСКИЙ УЖАС


Я НЕ ОБЩАЛСЯ после этого с Шерлоком Холмсом весь конец августа и начало сентября того года, хотя много читал о нем в газетах. Вести об убийстве сэра Оливера Уорта-Бентона из Ковентри и последующем аресте его жены несколько недель неизменно занимали первые страницы лондонских ежедневных газет, и когда мой друг сумел окончательно доказать, что леди Уорт-Бентон невиновна, и что у садовника имелся более чем основательный мотив отправить на тот свет своего работодателя, невозможно было пройти до угла улицы, не услышав имя детектива, упомянутое хотя бы раз в уличных разговорах. Что касается меня, то я был так занят своей практикой, что мог покинуть свой врачебный кабинет не более чем на десять минут в день, так как в связи с концом сезона летнего отдыха и отпусков в столицу вернулось уже привычное число пациентов, покусанных насекомыми, и летних простуд. И голова моя в эти дни была настолько занята такими приземленными вопросами, как рецепты и диагнозы, что я был захвачен полностью врасплох, с удивлением узнав, что меня, уже крепко спавшего, ночью 27 сентября будит жена и сообщает мне, что внизу меня ожидает Шерлок Холмс.

Я обнаружил, что он расхаживает взад и вперед перед моим камином, бормоча что-то себе под нос и оставляя у себя за спиной клубы дыма от сигареты, в исступленном нетерпении, которое он проявлял только тогда, когда ситуация была самой безотлагательной. Одет он был в свою дорожную одежду; увидев, что он именно так одет, я обрадовался, что сам успел одеться, потому что сразу же почувствовал, что меня ожидает поездка.

«Прошу прощения, что разбудил вас в столь поздний час, Ватсон», сказал он. Я видел по его пылающим щекам и сверкающим глазам, что он был в самом разгаре расследования какого-то очередного дела. «Если у миссис Ватсон не будет возражений, я хотел бы занять вас кое-чем на несколько дней. Кое-что произошло, и ваши услуги в этом могут оказаться весьма полезными».

Я с виноватым выражением лица посмотрел на жену, потому что за последние несколько дней мы с ней так мало виделись, что мне казалось непростительным лишь усугубить это мое преступление, ввязавшись в еще какое-то новое приключение. Поэтому я почувствовал облегчение, увидев, что она вовсе на меня не сердится, напротив, на ее лице я увидел мягкую снисходительную улыбку.

«Некоторый перерыв тебе вовсе не помешает», сказала она, улыбнувшись. «Я позабочусь о том, чтобы твоими пациентами занялся Джексон. Все равно же он постоянно жалуется, что ты сманиваешь у него пациентов».

«Замечательно!», воскликнул Холмс. «Соберите вещи и захватите с собой свой саквояж, потому что вы поживете у меня, пока это дело не завершится. Снаружи нас уже ожидает кэб; я объясню всё по дороге».

«Вы читали газеты в последнее время?», спросил он, когда мы уже сидели в кэбе и цокали по освещенным газом улицам Лондона.

«Нет, уже несколько дней не читал», сказал я. Теперь я уже полностью проснулся, и мне не терпелось услышать подробности его последнего дела.

«На первой странице этого номера “Вестминстер Газет” вы найдете краткую сводку событий прошедшей недели», сказал он, положив мне на колени толстую газету. «Думается, кое-какие детали в ней могут вас заинтересовать».

Я развернул газету так, чтобы она как можно лучше освещалась уличными фонарями, проносившимися мимо, и просмотрел ее. Мое внимание сразу же было приковано крупным заголовком «ХЭМПСТЕДСКИЙ УЖАС», напечатанным большим жирным шрифтом с левой стороны. В статье говорилось следующее:


«Хотя пока еще не было зафиксировано смертельных случаев, обнаружение в районе Хэмпстед-Хит за последние четыре ночи маленьких детей, ужасно перепуганных и в несколько ослабленном состоянии, но во всех остальных отношениях невредимых, за исключением небольших легких царапин, вынуждает нас вспомнить шокирующие зверства, творившиеся в Ист-Энде тем извергом и исчадием ада, который стал известен под кличкой Джек Потрошитель, два года назад. Единственная информация, которую констеблям удалось по крохам собрать у этих юных жертв (о некоторых из них ранее уже сообщалось как о пропавших детях незадолго до того, как их все-таки нашли), заключается в том, что их приманивала к себе некая «Призрачная леди», одетая в белое, уводившая их затем куда-то во мрак, и следующее, что они помнили, это то, что они находятся одни в каком-то темном углу, пока какой-нибудь полицейский или ранний утренний прохожий не натыкался на них во мраке и не начинал их расспрашивать, что они делают на улице в такой поздний час. Во всех случаях малыши оказывались неспособными объяснить как свое ослабленное состояние, так и ранки, обнаруженные у всех у них на горле. Ранки эти кажутся нанесенными крысой или каким-нибудь другим, тоже небольшим по размеру животным, и их наличие свидетельствует о том, что виновница их нанесения, которую дети называют «Призрачной леди», может быть опасной маньячкой, ставящей эксперименты на живых маленьких детях с лабораторными животными, точно так же, как Потрошителя, основываясь на явном знакомстве его с анатомией, судя по трупам его жертв, самым отвратительным образом вскрытых и распотрошенных, в некоторых кругах считают врачом-мясником, вставшим на преступную стезю».

«Какая гнусная история!» Содрогнувшись от отвращения, я передал газету своему спутнику. Клубившиеся за окнами кэба тонкие завитки тумана показались мне каким-то зловещим предзнаменованием – теперь, когда я узнал, что еще одно исчадие ада бродит по мрачным закоулкам нашего четырехмиллионного города.

«Гнусная?» Тон у Холмса был таким, будто то обстоятельство, что случившееся носит отвратительный характер, даже не приходило ему в голову. «Эээ… да, полагаю, вы правы. Конечно, слава богу, что все эти дети, к счастью, сравнительно благополучно отделались в этой истории, лишь немного потрепанными. Но послушайте, Ватсон. Уверен, ваш профессиональный альтруизм зашел еще не настолько далеко, что способен помешать вам мыслить логически. Что, например, с вашей точки зрения, могут означать эта слабость у детей и наличие у них этих специфических ранок на теле?»

Я задумчиво нахмурился, пытаясь следовать, насколько мог, дедуктивным рассуждениям своего друга.

«Слабость и головокружение – обычная характерная реакция на какое-то происшествие, которое могло их напугать», отважился я. «Что касается ранок, было бы крайне глупо считать их причиной случайную встречу с каким-нибудь бездомным животным, так как это имело место не одним каким-то вечером, а на протяжении четырех ночей подряд. Поэтому я не могу не согласиться с этим журналистом, описавшим эти случаи, который верно предположил, что какой-то безумный врач проводит эксперименты, в которых какого-то хищного плотоядного зверька натравливают на беспомощного ребенка. Присутствие при этом женщины в белом, похоже, только подтверждает эту версию».

«Превосходно, Ватсон!», воскликнул мой друг. «Я с радостью должен отметить, что все те годы, когда вы наблюдали и записывали хронику моих методов, не пропали даром».

Признаюсь, я испытал определенное чувство гордости, услыхав эти слова, потому что это был редкий случай, когда я сумел заслужить столь похвальный комплимент от этого необыкновенного человека. «Значит, вы согласны с моим заключением?», спросил я.

«Нет, вы абсолютно ошибаетесь».

Челюсть у меня отвисла, и я был только рад, что в этот момент кэб оказался во мраке, скрыв тем самым мое крайнее разочарование.

«Боюсь, Ватсон, что в своих рассказах о моих скромных расследованиях вы сильно недооценили свою собственную роль в доведении каждого нашего дела до его успешного завершения. Подобно тому, как самый яркий фонарь бесполезен, пока его не зажгли, простое наличие гения без необходимого стимулятора, заставляющего его заработать, мало чем ценно. Где бы я был без вас?»

«Но вы же сказали––»

«Что ваша версия неверна. И я вам не соврал. Какой же, в таком случае, мотив у ученого, безумного или же нет, подвергать безнадзорных детей укусам какого-нибудь хищного зверька, после чего их освобождать? Разумеется, этот человек осознает, что они приведут к появлению ранок у них на теле, и, тем не менее, период между тем, когда эти малыши пропадали, и тем, когда они вновь возвращались к своим родителям, едва ли является настолько длительным, чтобы у него была возможность понаблюдать в это время за возможными реакциями. Поэтому этот ваш безумный врач отпадает. Но не отчаивайтесь, мой друг; ни в коем случае нельзя отбрасывать в сторону вашу важную функцию проводника света, ибо вы перечислили три самых важных момента этого дела самым точным, сжатым и лаконичным образом».

«И это…?»

Он стал загибать указательным пальцем правой руки пальцы своей левой руки. «Первое. У нас имеется пропавший ребенок. Второе. Женщина в белом. Третье. Ребенок обнаруживается в ослабленном состоянии со странными ранками на горле. Разумеется, нет никаких сомнений в том, что Пункт Второй является связующим фактором между пунктами Первым и Третьим. Исходя из этого, нетрудно воссоздать довольно жестокую небольшую драму, включающую в себя похищение и ранение маленьких детей неизвестной женщиной. Ситуация, как видите, становится совершенно ясной, если мы сформулируем изложение фактов так, чтобы они соответствовали действительности».

Я покачал головой. «Признаюсь, я по-прежнему что-то не понимаю. Зачем ранить этих детей? И что еще могло вызвать эти ранки, если не небольшое животное? Я в серьезном затруднении».

«В столь же серьезном, возможно, как и тогда, в случае с загадкой пропавшего экипажа “Деметры”?»

То, как он это сказал, заставило меня задуматься. Я уставился на него. «Холмс!», воскликнул я. «Не думаете ли вы, что эти два случая как-то связаны?»

Его улыбка в свете проносившегося мимо уличного фонаря показалась мне мрачной. «Сегодня вечером я разговаривал с констеблем, который обнаружил последнего пострадавшего ребенка. Он описывает ранки на горле у мальчика как два прокола, на расстоянии примерно дюйма друг от друга и разорванные по краям. Это описание ничего вам не напоминает, не воскрешает никаких воспоминаний?»

Я вновь, как сейчас, мысленно увидел перед собой штурвал выбросившегося на берег корабля в окровавленных веревках, и почувствовал ледяной страх, охвативший меня почти два месяца назад, представив себе ужасный труп, еще так недавно на нем висевший. «Собака», пробормотал я, скорее самому себе, нежели человеку, который сидел рядом со мной.

«Нет, Ватсон», сказал Холмс, покачав головой. «Это не собака. Это существо, как вы, возможно, помните, он описывает как огромное. Немногочисленные отпечатки лап, которые мне удалось обнаружить на песке возле выброшенного на берег судна, подтверждают это описание. Передние резцы такого зверя наверняка отстоят друг от друга более чем на дюйм, и вряд ли именно ими могли быть нанесены раны, подобные тем, которые были обнаружены как на горле детей, так и на несчастном капитане “Деметры”. Собака – если это действительно была собака – сыграла свою определенную роль в этом деле, но моя версия пока еще слишком шаткая, чтобы выдержать все возражения. Возможно, вы припомните, как именно я характеризовал виновного в предыдущем преступлении».

«Вы сказали тогда, что это был человек огромной силы».

«Более чем», поправил он. «Позже я узнал, что один из тех, кого наш убийца выбросил за борт, весил 16 стоунов [т.е. около 100 кг]. Не хотелось бы мне повстречаться в каком-нибудь темном переулке с типом, способным поднять такой вес, не имея при себе мощной трости для защиты».

«Вы думаете, что эта «Призрачная леди» и есть этот убийца, переодетый в женщину?»

Он невесело рассмеялся. «Сила, которой обладает наш преступник, естественно, соответствует его внушительным размерам. Не думаю, что такой головорез способен выдать себя за представительницу прекрасного слабого пола».

«Но он в этом как-то замешан?»

«Самым серьезным образом. Но вот, как мне кажется, и Хэмпстед, а это та самая печально известная пустошь. Оставьте свой саквояж в кэбе, Ватсон. Я скажу извозчику, чтобы он отвез его на Бейкер-стрит».

Когда пролетка зацокала прочь, мы остались одни на обширном открытом участке, который в яркий день, возможно, и был довольно приятным уголком, но сейчас казался абсолютно пустынным, безлюдным и мрачным под слабым серебристым светом убывающей луны. Из-за росы, сверкавшей на аккуратно скошенной траве, пустошь казалась какой-то обледеневшей, но вокруг нас росли вечнозеленые кусты фантастических форм, а ветви деревьев, обнаженные первыми порывами ранней зимы, царапали небо, словно ведьмины пальцы. Место это казалось идеальным для страшных историй с призраками, и хотя мои научные занятия уничтожили всю возможную мою детскую веру в такие вещи, как упыри и гоблины, окружавший нас пейзаж оставлял настолько гнетущее впечатление, что я обрадовался тому, что перед отъездом сюда предусмотрительно сунул в карман своего плаща свой старый добрый служебный револьвер.

«Не сомневаюсь, вы недоумеваете, что мы тут делаем – здесь, у черта на куличках», сказал мой друг, таким тихим голосом, что я едва мог разобрать его слова.

«Доверяю вашему благоразумию», тихо ответил я.

«Мой добрый старина Ватсон. Уверен, ваша вера непоколебима».

Приказав мне хранить тишину, он повел меня вперед сквозь мрак. На небе стремительно неслись облака, заслоняя Луну, и порой лишь следуя почти неслышному шороху полов брюк моего друга, задевавших мокрую траву, я мог за ним поспеть. Наконец, мы остановились в тени, отбрасываемой скоплением кустов, на восточной стороне пустоши. Здесь Холмс приложил ладони ко рту и наклонился ко мне так близко, что губы его почти касались моего уха.

«Отсюда нам прекрасно видна вся пустошь», прошептал он. «Вы должны, как никогда, теперь осознать необходимость соблюдать абсолютную тишину».

Я кивнул, показав, что понял его.

«Вы захватили с собой револьвер?»

Я снова кивнул.

«Отлично. Советую вам держать его наготове, и постарайтесь поудобней здесь устроиться и ждать, избегая, однако, опасности заснуть. Возможно, нам придется бодрствовать тут всю ночь».

Я сел на землю, достал пистолет и положил его себе на колени, чтобы иметь возможность тут же взять его в руки. Холмс опустился на корточки рядом со мной, его взгляд был прикован к залитой луной поляне за кустами. С того места, где я сидел, я с трудом мог различить его профиль на фоне чуть более бледного серого неба; с настороженно приподнятой головой, туловищем, устремленным вперед, напряженными, как пружины, мышцами, он напомнил мне притаившегося льва, терпеливо ожидающего свою жертву, когда она появится. Сравнение это было, пожалуй, метким, ибо кем был Шерлок Холмс, как не охотящимся зверем?

Засада наша и бодрствование воистину оказались долгими. Я следил за временем по бою башенных часов в отдалении, и все же время между ними тянулось так долго, что, казалось, оно текло в три раза медленнее. Время от времени раздавались крики какой-то ночной птицы, то неподалеку от нас, то в отдалении, но если не считать их, мы ждали в полной тишине. Я уже стал было думать, что ничего и не случится.

Как вдруг я услышал крик, из-за которого кровь в венах у меня стала стынуть.

«Что за чертовщина!», вскричал я, но Холмс уже вскочил и побежал в том направлении, откуда раздался этот крик. Я схватил свой револьвер и, спотыкаясь, бросился за ним.

Крик раздавался откуда-то из мрачного темного участка пустоши, напротив того места, где притаились мы. Когда мы приблизились к нему, мне показалось, я увидел, что посреди черного мрака колышется что-то белое, но это движение было столь мимолетным, что в следующее мгновение я не мог в точности сказать, что вообще что-то увидел. В любом случае, у меня не было времени об этом особо размышлять, потому что в следующее мгновение мое внимание было сосредоточено на теле, неподвижно лежавшем в траве.

Это был ребенок, совсем еще маленький мальчик.

Я опустился на колени, чтобы осмотреть его, а мой товарищ в этот момент погнался за этим призрачным видением. Через несколько минут он вернулся, кипя от гнева и досады.

«Она сбежала. Проклятый мрак и черт меня подери за то, что я не захватил с собой фонарь! От следов мало толку, если их тут не видно! Как ребенок?»

«Он очень слаб», сказал я.

«А шея, Ватсон? Есть на ней какие-то следы?»

Я отвернул воротник рубашки мальчика и ахнул. Словно чумные язвы, в бледном свете луны на белом его горле отчетливо были видны два рваных прокола.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ПЯТАЯ

УЖАСНАЯ СМЕРТЬ


С ТАКИМ ЖЕ УСПЕХОМ я мог бы ехать в экипаже в одиночестве – именно таким был наш «разговор» между Холмсом и мною, пока мы ехали обратно на Бейкер-стрит. То, что мне удалось прочистить и забинтовать ранки мальчика, передав его местному констеблю, мало чем помогло поднять детективу настроение, выведя его из подавленного состояния, в которое он впал. Именно в подобные периоды мрачного его состояния я больше всего опасался за здоровье моего друга, хотя, несмотря на то, что мне за несколько лет удалось отучить его от пристрастия к наркотикам, когда-то угрожавшего уничтожить этот блестящий ум, я понимал, что искушение вернуться к игле все еще присутствует, и оно максимально усиливалось именно тогда, когда он считал, что потерпел неудачу. Должно быть, он почувствовал мою тревогу, потому что, в конце концов, он удостоил меня игривым хлопком по колену и улыбнулся.

«Не будьте таким мрачным, дружище», сказал он. «Мой глупый недосмотр, возможно, и стоил нам победы в этой схватке, но война еще далеко не закончена. Будут и другие ночи. А пока мы не должны терять возможности познакомиться с проблемой поближе, прежде чем начнем вновь действовать. Извозчик, остановите здесь; я ненадолго».

Мы остановились перед книжным магазином, в витрине которого его владелец, потому ли, что он рано встал или потому, что еще не ложился спать, оставил горящую свечу. Холмс вылез из кэба и стал стучать в дверь магазина своей тростью, пока она не открылась, а затем скрылся внутри. Когда он вновь появился, через несколько минут, у него была с собой толстая книга, которую он положил на сиденье между нами и приказал извозчику двигаться дальше.

«Очень полезно знать имена тех торговцев в городе, которые страдают бессонницей», сказал он мне, когда наш экипаж вновь тронулся с места. «Их несчастье оказалось для меня, напротив, удачей, потому что у меня редко когда есть возможность дождаться открытия магазинов в обычные рабочие часы, чтобы получить то, что мне нужно».

Я взял в руки книгу и взглянул на ее обложку в слабых еще лучах рассвета. Она была кожаной, с нелепым названием: «Вампиры и их Сородичи со времен Спасителя до Настоящего Времени». Фронтиспис ее представлял собой рисунок от руки чернилами, изображающий стаю омерзительных человекоподобных тварей с большими черными крыльями, опускающимися на поверженную фигуру обнаженного человека. Несколько удивленный странным вкусом моего друга в выборе литературы в столь поздний час, я открыл первую страницу и прочел вступление.


«Кто такой вампир? (говорилось там) Он может быть самоубийцей, или тем, кто продал свою душу Дьяволу, или же жертвой другого вампира. Днем он лежит в гробу, и до того момента, пока солнце не зайдет, он не способен подняться из своей могилы и начать бродить по окрестностям в поисках крови, которая и является его единственной нечестивой и богомерзкой пищей. Он бессмертен, однако его можно уничтожить. Это можно сделать, если обнаружить его могилу, где он покоится в дневное время, пронзить ему деревянным колом сердце, отрезать ему голову и набить его богомерзкий рот чесноком. И только в этом случае тот, кто являлся бессмертной Нежитью, упокоится навеки».

«Что за вздор!», воскликнул я, захлопнув книгу и бросив ее на сиденье.

«Что-то не так, Ватсон?» Холмс наблюдал за мной из-под почти полностью опущенных век.

«Я удивлен вами, Холмс», сказал я. «Лишь незрелый ум обращается к суевериям только по той причине, что не в состоянии найти разумное объяснение. Это недостойно вас».

Он сохранил невозмутимое спокойствие. «Знание всех возможностей и характерных особенностей противника, Ватсон, – это самое грозное оружие. Я не могу позволить себе упустить из виду любую информацию, которая может помочь нам успешно завершить это дело».

«Разве вы забыли то, что сказали мне в самом начале дела, которым мы занимались в Девоншире? “По мере скромных своих сил и возможностей я борюсь со злом, но восставать против самого Прародителя Зла – это уж, пожалуй, чересчур амбициозная для меня задача” [из «Собаки Баскервилей» – Прим. переводчика]. Не могу сказать, что я с этим не согласен».

«В таком случае, у вас, вероятно, имеется более приземленная версия, способная объяснить гибель девяти выносливых моряков и появление крошечных ран на горле пяти маленьких детей». Голос детектива был резким. Видимо, ему не понравилось, что его же слова были обращены против него же самого таким образом.

Я пошел на попятную пред лицом гнева моего друга. «У меня ее нет», признался я. «Но ведь я никогда и не претендовал на роль детектива».

Мой тон, должно быть, заставил его смягчиться, потому что он тепло улыбнулся. «Добрый мой старина Ватсон. Как всегда, обеими ногами твердо стоящий на прочной трезвой почве. И в который раз я должен убедить вас довериться именно моим выводам. Прийти к ним было очень непросто. Для этого мне пришлось отказаться почти от всех принципов, которыми я дорожу. Снова и снова, раз за разом я отбрасывал в сторону казавшееся невозможным, и все равно всегда оставалось нечто невероятное. И если я ошибаюсь, то вина ляжет исключительно на меня, тяжелым грузом на мои плечи».

«А если вы окажетесь правы?»

Лицо его стало серьезным. «В таком случае, друг мой, перед нами задача из числа самых мрачных. Мрачнейших».

Затем он замолчал, и никто из нас больше не произнес ни слова в оставшуюся часть поездки. Когда мы вошли в гостиную, в окна квартиры Холмса ужа падали косые лучи солнца; и только тут я понял, насколько сильно я устал, потому что за последние сутки я очень мало спал. Я оставил Холмса сидящим в кресле с каким-то вампирским взглядом, подперевшим подбородок рукой, опиравшейся на костлявые колени, и завалился спать. Он по-прежнему сидел в кресле почти в той же позе и в полдень, когда я проснулся.

«Вы, что никогда не спите?», спросил я, потирая свой недавно выбритый подбородок и щурясь, как крот, которого выгнали из норы под яркие лучи солнца. Я опустился в кресло напротив него.

Холмс закончил читать страницу, которую просматривал, и с улыбкой поднял на меня глаза. «Ничто не может истощить мои силы, кроме бездействия. Я провел все утро здесь, и очень познавательно для себя, уткнувшись носом в эту книгу».

«И?»

«Захватывающая книга, она поглотила меня целиком. Я оказался не в состоянии оторваться от нее даже на довольно краткое время, чтобы набить и закурить трубку, отсюда и здоровый воздух в гостиной. Вы знали, что вампиры не отбрасывают тени?»

«Эта тематика в Университете никогда не изучалась», ответил я.

«Похоже, это отличный способ их опознать. А также они не отражаются в зеркале».

«Что-нибудь еще?»

«Много чего. Вроде бы они способны превращаться в самых разных тварей: в волков, летучих мышей, мотыльков – не говоря уже о частицах пыли и бесформенном тумане».

Я закурил сигару. «Серьезно, Холмс, все это мне кажется нелепым. Я отказываюсь верить––»

Он встал, отложив книгу в сторону. «Вернемся к этому позже, Ватсон. Не хочу показаться грубым, но я должен соскрести с себя эту позорную щетину, чтобы я мог показаться на улице».

«Вы уходите?» Я хотел было вскочить, вытолкнув себя из кресла, но Холмс жестом меня остановил.

«Не стоит себя утруждать», сказал он. «По моим ожиданиям, день сегодня будет необычайно скучным, вряд ли он чреват для меня какими-то опасностями, как бывало иногда, когда я так часто порой зависел от вашего мужества и способности меня спасти. А чтобы вы не скучали, я порекомендовал бы вам книгу, которую я как раз читал; если вы сочтете ее неподходящей, уверен, вы сможете найти что-то себе по нраву на моих книжных полках, и это позволит вам скоротать время, пока я не вернусь».

«Я вполне в состоянии занять себя чем-нибудь в ваше отсутствие», заметил я, боюсь, несколько холодно.

Он улыбнулся. «Да, конечно, да. Как глупо с моей стороны».

Почувствовав некоторый стыд за то, что попрекнул своего друга за его доброту, я, после того, как он ушел, честно попытался извлечь нечто вразумительное из этого курьезного волюма, который он приобрел этим утром в книжной лавке страдавшего от бессонницы антиквара; однако, осилив первую главу, я устал от вещей вроде волчьей отравы*, колдовства и криков в ночи, и попросил миссис Хадсон подать мне запоздалый завтрак. После чего я, сидя за своим кофе, стал припоминать и продумывать те ключевые моменты того единственного дела, которым мы сейчас с Холмсом занимались.
- - - - - - - - - - - - - - -
* Аконит, волчий корень, волкобой, борец и т.д. – чрезвычайно ядовитое растение, которым якобы был отравлен Тамерлан. См. подробнее Википедию. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - -

Я слишком хорошо знал Холмса, чтобы поверить в то, что он искренне и всецело обратился к сверхъестественным материям как способу разгадки тех странных событий, которые привели нас прошлой ночью на территорию «Призрачной леди». Почему же тогда он столь усердно пытался разыгрывать из нас каких-то спиритуалистов с дико вытаращенными глазами? Я человек абсолютно рациональный и разумный, и все же, должен признаться, мыслительные процессы моего друга происходили на каком-то таком уровне, намного превышающем мой собственный, что я порой чувствовал себя полным дураком, когда он сообщал мне их результат, не сопровождая его объяснением шагов, им сделанных на пути к нему. Но он попросил меня довериться его выводам, и я им доверюсь. Приняв такое решение, я отыскал у него на полках какой-то том из его собрания работ, посвященных истории преступности, и поудобней устроился в кресле, рассчитывая на приятный вечер чтения и курения.

Но когда Холмс не вернулся и с наступлением сумерек, я стал беспокоиться, а успеет ли он вернуться к тому времени, когда нам нужно будет возобновить наше скрытное наблюдение за Хэмпстед-Хит. Чем дольше я думал об этом, тем сильнее приходил я к печальному выводу о том, что ночь эта принесет несчастье и, возможно, даже смерть, еще одному невинному ребенку, если там не окажется никого из нас, кто мог бы это предотвратить. И вот, пару часов спустя после того, как зашло солнце, решив, что, судя по всему, мой друг в ближайшее время не возвратится, я надел свой длинный плащ, с револьвером, успокаивающе оттягивавшим карман, и отправился в Хэмпстед один.

Извозчик высказал некоторые сомнения в мудрости моего поступка, когда я вышел из его кэба у пустоши, потому что она была абсолютно безлюдна, но когда я ему заплатил, он не стал терять времени и сразу же покинул это место. Несомненно, он был наслышан о преступлениях «Призрачной леди» и не собирался становиться ее первой взрослой жертвой. Не могу сказать, что виню его в этом, потому что в следующую минуту, когда я остался в полном одиночестве в этом мрачном месте, у меня возникли печальные сомнения относительно разумности моего поступка, связанного с попыткой встрять в это дело одному, не имея рядом с собой своего столь сообразительного напарника. Но назад дороги уже не было. Расправив плечи, я решительно зашагал во мрак, выйдя из освещенного круга, отбрасываемого газовым фонарем на углу.

Едва я это сделал, как услышал нечто, отчего кровь в жилах у меня стала стынуть.

Сначала это был какой-то медленный, скользящий звук, какой могло издавать какое-нибудь смертельно раненное животное, с трудом и болью тащившееся по булыжной мостовой, время от времени останавливаясь, чтобы собраться с силами и затем снова попытаться двинуться дальше. Но когда оно стало ко мне приближаться, мне послышался звук, похожий на металлические ролики, как у фортепьяно, которое толкают по улице на стальных колесиках. Когда этот звук стал ко мне приближаться, он начал набирать скорость, пока не превратился в непрерывное жужжание, а это могло означать только то, что чем бы оно ни было, оно преодолело небольшое возвышение, на дне которого я стоял, и с огромной скоростью приближается ко мне.

Сердце у меня в груди заколотилось. Я предусмотрительно захватил с собой фонарь, но до этого момента я о нем как-то даже позабыл. Я открыл его черную дверцу, и, когда ярко-желтый луч смело вспыхнул в ту сторону, откуда ко мне что-то приближалось, я вытащил из кармана револьвер и приготовился стрелять.

С ужасающим скрипом эта штука затормозила прямо у моих ног. Пальцем я сжал курок. И приготовился к выстрелу.

«Не одолжите ли шиллинг старому солдату, сэр?»

Ничего не понимая, я тупо смотрел сверху вниз на говорившего. Под прямым направленным светом фонаря я увидел старика с всклокоченными седыми волосами, торчавшими из-под поношенного картуза, и красным от виски лицом, уставившимся на меня со своей квадратной деревянной тележки, катившейся по земле на колесиках, на которой он восседал. Из-за нее торчали обрубки того, что некогда было его ногами. Над ними я увидел грубую мозолистую ладонь, протянутую ко мне так, как это делают профессиональные нищие. Я почувствовал такое облегчение, увидев его, что вытащил крону и положил ее ему в руку.

Лицо его буквально засветилось при виде этого неожиданного благодеяния. «Благослови вас бог, сэр», пробормотал он, сунув монету в карман своего потрепанного сюртука. «Сегодня у меня будет хотя бы приличная еда, впервые за всю неделю». И с этими словами он, оттолкнувшись ладонями о мостовую, покатился куда-то в темноту, оставив меня одного, застигнутого врасплох смешанными чувствами облегчения и досады из-за своего немужественного поведения.

Я вновь закрыл дверцу своего фонаря и покинул место, ставшее свидетелем моего конфуза, вступив в пугающе первозданную глушь этой пустоши. Здесь было холодно, и по земле стелился легкий туман, отчего деревья и кустарники, выныривавшие из него в лунном свете, казались плывшими на уровне фута над поверхностью земли, словно корабли, снявшиеся с якоря. Непросто было мне отыскать верное направление без своего верного гида – моего друга с его безошибочным чувством местности, однако, поблуждав некоторое время в неверном направлении, мне все же, наконец, удалось отыскать то место, где Хэмстедская Жуть оставила последнюю свою жертву. По опыту расследований Холмса я знал, что преступники – рабы привычки, и я не видел причин, по которым «женщина в белом» не станет возвращаться на место своего предыдущего преступления. Рассчитывая на это, я укрылся в кустах, весьма здесь обильно произраставших, и стал ждать.

Ждать мне пришлось недолго. Едва я присел на влажную траву, как почувствовал какую-то перемену в атмосфере вокруг себя. Я мог бы охарактеризовать это лишь каким-то внезапным понижением температуры, и все же было что-то еще, нечто не от мира сего, отчего мне стало как-то очень даже не по себе. Я почувствовал, как волосы у меня на голове встают дыбом. Я вновь вытащил из кармана оружие, на этот раз медленно и без шума.

А потом я увидел это.

Сначала, как мне показалось, это было нечто белого цвета, нечеткое по форме, замелькавшее в деревьях в тридцати шагах справа от меня. Воздействие, произведенное на мое сознание этой фигурой, подобно сильфиде плывшей по мягко клубившимся волнам тумана, и мелькавшей временами среди почти сплошной черной стены прямых деревьев, было каким-то неземным, потусторонним. И лишь когда она стала приближаться ко мне, я понял, что эта фигура женская, и что она несет что-то в руках. Сердце моё в тоске сжалось, и я похолодел, когда понял, что услышал плач маленького ребенка. Собравшись с духом, я встал и вышел из кустов, подняв револьвер.

«Стоять!» Меня даже самого поразил звук своего собственного голоса, так громко он прозвучал на фоне жуткой тишины, предшествовавшей ему.

Услышав этот мой окрик, женщина эта остановилась, как вкопанная, и резко повернула голову в мою сторону. Я невольно ахнул. Мне казалось, что за долгие годы совместных с Шерлоком Холмсом расследований убийств самого мерзкого свойства я был готов столкнуться со всем, что только возможно, и все же один лишь вид лица этого существа, которому я теперь противостоял, наполнил душу мою ужасом и отвращением. Волосы у этой женщины были золотыми, а кожа у нее на лице была словно шелк, но при этом, в сопоставлении с ними, искаженные черты ее лица казались еще ужаснее.

Глаза ее были широко раскрыты и исполнены ненависти, губы ее искривились, обнажив зубы, словно у какого-то загнанного в угол животного. И они действительно были какими-то звериными, потому что клыки ее были поразительно длинными, острыми и блестящими. Из горла ее исходил резкий шипящий звук, какой издает кошка, когда думает, что у нее вот-вот отберут ее добычу. Я отшатнулся от этой неприкрытой угрозы, отступив на шаг назад и еще крепче сжав в руках револьвер.

То, как изменилось выражение лица этой твари (я говорю «твари», потому что едва ли могу назвать это лицо, которое все еще преследует меня в моих кошмарных снах, человеческим), когда она увидела меня, было просто поразительно. В одно мгновение эти ее зверские клыки скрылись за губами, и ненависть, которой лучились ее глаза, сменилась теплотой, какую я не испытывал со времен смерти моей дорогой матушки. И теперь взору моему предстал прелестный лик, женственный до крайности, с выделявшимися на нем голубыми, как васильки, глазами и губами, настолько полными и красными, что они напомнили мне спелую клубнику, сверкающую утренней росой. Памятуя о любимой моей супруге, мне запрещено об этом говорить, и все же, обязанный донести истину, я вынуждать записать, что внезапно меня охватило какое-то дьявольское желание, чтобы эти губы меня поцеловали, и мне захотелось обнять руками эту сладострастную фигуру, которая была слишком заметна под легкой и прозрачной, как паутинка, тканью ее белой ночной рубашки. Я даже не заметил, как она положила на землю хныкающую ношу, которую она держала в руках – настолько околдован я был ее стройными руками, потянувшимися затем ко мне, чтобы заключить меня в свои объятия. Я шагнул вперед, позволив револьверу выскользнуть из моей руки и упасть под тяжестью собственного веса на землю.

«Остановитесь!»

Резко прозвучал этот крик в тишине пустоши. Женщина в белом отпрянула назад, и лицо ее вновь исказилось, превратившись в маску ярости. Она зашипела.

«Прочь, исчадие ада!» Произнесший эти слова был высоким мужчиной в лохмотьях, стоявшим позади меня. Лицо его было мне не видно во мраке ночи, но я смутно узнал одежду, которая была на нем – ту самую, которая ранее была на безногом ветеране. У ног его лежала та самая маленькая тележка, уже не нужная ему теперь, когда он свободно распоряжался всеми своими конечностями. Голос его был грубым и резким, но показался мне знакомым; но в том состоянии помраченного сознания, в котором я находился, я не смог определиться, кому он принадлежал. В вытянутой вперед правой руке он держал что-то сверкающее в лунном свете. Сначала я предположил, что это пистолет или нож, но присмотревшись, я увидел, что это серебряное распятие. Я решил, что это сумасшедший какой-то.

Ненависть в глазах женщины сменилась страхом, когда взгляд ее упал на предмет в руках этого незнакомца. Она снова зашипела, закрыв лицо руками и, под конец, шипя от ярости и досады, повернулась и скрылась во мраке. И через мгновение она исчезла совсем.

Затем я опомнился настолько, что опустился на колени рядом с лишенным чувств ребенком, которого она бросила, и осмотрел его. Вновь это оказался мальчик, не старше пяти-шести лет, и очень бледный от перенесенного им ужаса. Я опустил ему воротник и стал осматривать его шею на предмет уже знакомых мне ранок, когда человек, спасший меня от «Призрачной леди», также присел на корточки напротив меня.

«Есть какие-нибудь отметины, Ватсон?»

Теперь я узнал этот голос, равно как и серьёзное лицо под старым потрепанным картузом – они принадлежали моему другу Шерлоку Холмсу.

«Нет», сказал я с облегчением. «Он начинает приходить в себя».

«Тогда мы поспели вовремя, слава богу. А вы, дорогой мой друг? Вы тоже не пострадали?», спросил он встревоженным тоном.

«Со мной все в порядке. Но где же нищий?»

Он усмехнулся, и тут его лицо стало в точности таким же сморщенным, каким я его запомнил на лице калеки-ветерана, которому я дал крону. «Вы имеете в виду меня, сэр?», прохрипел он, голосом того самого нищего. «Вы удивитесь, узнав, что за чудеса творит с человеком приличная еда, порой даже возвращает ему ноги».

Я покачал головой. У меня началась психическая реакция – после того, как я чудом спасся, и я стал пытаться побороть ее ответными шутками. «Вы предали свое призвание, Холмс. Без сомнения, из-за вашего решения стать детективом серьезно пострадал театр».

Но у Холмса никакого желания шутить не было. Облегчение, им испытанное, оттого, что он обнаружил меня целым и невредимым, улетучилось, сменившись суровым неодобрением. «Сегодня вы повели себя очень глупо, Ватсон», сказал он. «Очень глупо».

Я не стал с этим спорить, потому что в тот момент я был полностью с ним согласен. Но тут я вдруг вспомнил об этой женщине. «Холмс!», вскричал я. «Призрачная леди! Она же сейчас сбежит!»

Он остался невозмутимым. «Не играет особой роли, потому что я знаю, куда». Взгляд его метнулся куда-то мимо моего плеча. «Сюда идет констебль. Запомните, Ватсон: мы запоздавшие ночные прохожие, случайно наткнувшиеся на этого несчастного ребенка».

Констебль был из числа подозрительных, но, пусть и с некоторым трудом, моему другу удалось убедить его в том, что мы действительно добрые самаритяне, остановившиеся, чтобы помочь потерявшемуся ребенку, и, согласившись явиться завтра утром в участок, чтобы сообщить полиции об этом происшествии подробней, мы оставили мальчика на попечение констебля и направились дальше, через пустошь. «Помедленней, Ватсон», предостерег меня Холмс, как только мы отошли на некоторое расстояние, и он нас не слышал. «Он все еще наблюдает за нами. Подозрительные действия с нашей стороны, несомненно, приведут нас обоих за решетку, и нас обвинят в злодеяниях «Призрачной леди». У констеблей туго с воображением».

К этому времени моя нервозность была полностью вытеснена любопытством. Даже ощущение вины за свою ужасную, опасную слабость, угрожавшую мне жизнью буквально еще несколько минут назад, ослабилось, столкнувшись с непреодолимым желанием узнать, что все это означает. «Куда мы направляемся, Холмс?», прошептал я. «И что означает это распятие, какое отношение оно имеет к этому делу? Я в недоумении, как никогда».

«Терпение, мой друг, терпение. Обещаю вам, что еще до конца этой ночи вы получите ответы на все вопросы».

Мы шли довольно долго, и из-за облаков, нестройно плывших по небу и время от времени скрывавших луну, иногда становилось так темно, что лишь по звукам наших шагов можно было сказать, ступаем ли мы по мягкой траве или же хрустим гравием по проторенным дорожкам, пересекавшим в некоторых местах пустошь. Мой спутник предупредил меня держать фонарь закрытым, чтобы не выдать тем самым себя. Однако он ни разу не снизил темпа; так как невозможно было различить на земле следы, даже при самом наилучшем освещении, мне оставалось лишь предположить, что Холмс уже знал, куда мы направляемся, о чем он и в самом деле перед этим мне объявил. Наконец, мы остановились, как я понял, перед какой-то оградой из стальных пик высотой около шести футов, соединявшихся друг с другом поверху орнаментированными завитками. В этот момент луна вдруг решила вновь показаться на небе, и я почувствовал, как холодок пробежал у меня по спине, когда я увидел в лунном свете, что мы стоим у кладбища.

«Ограда тут намного выше, чем показалось мне днем», сказал Холмс, нарушив свое почти получасовое молчание. «Но думаю, мы сможем с ней справиться, если один из нас подсадит другого».

Я чуть не ахнул. «Холмс, вы что – серьезно или вы шутите?»

«Что за шутки, когда один взрослый мужчина просит другого его подсадить, чтобы перелезть через ограду высотой шесть футов. Из нас двоих у меня самая крепкая хватка, поэтому, как мне кажется, лучше всего сначала залезть наверх мне, а после этого я смогу подать вам руку. Что скажете, Ватсон? Ранение, которое вы получили в Афганистане, позволит вам удерживать на спине в течение нескольких секунд вес в 10 стоунов?»

Это была просьба, но произнесенная ??таким тоном, что я не мог никак возразить, а лишь ей подчинился. Тяжело вздохнув, я наклонился и дал возможность Холмсу забраться мне на спину. Когда он взобрался на ограду, он уселся наверху на орнаменте и протянул мне руку вниз. И спустя еще пару мгновений мы оба уже стояли внутри ограждения в компании лишь с одними мертвецами.

Я далекий от фантастики человек, и все же, стоя там, среди выстроившихся рядами молчаливых надгробий и шепчущихся кипарисов, мне почудилось, будто в легком ветерке, шевелившем траву у наших ног, я услышал коллективный стон целой сотни душ, возмущенных этим вторжением, потревожившим их вечный покой. Ветви деревьев зловеще скрипели, когда мы проходили под ними, и мне чудилось, будто отовсюду вокруг за нами следят чьи-то глаза, пристально взирающие на нас из мрака. Я ощупал револьвер у себя в кармане и был рад ощутить его холодную твердость.

Впереди нас возвышался склеп из белого мрамора, его островерхая крыша и фасад с колоннами, казалось, жутко мерцали в тумане и мраке. Холмс повернулся ко мне и, приложив палец к губам, поманил меня вперед за собой по направлению к этому мрачному сооружению.

«Вот тут ваш фонарь окажется крайне полезным, Ватсон», сказал он мне, когда мы остановились у дверей склепа. «Я предусмотрительно спрятал в кустах где-то на пустоши примерно такой же фонарь, как у вас, но ваше появление сэкономило для нас время, которые я потерял бы, отыскивая его. Прошу вас, посветите на замок, и давайте посмотрим, сохранил ли я еще свой талант взломщика… –– ого! Что такое?»

Выбирая один из нескольких блестящих инструментов из своего аккуратного кожаного футляра, который он вытащил из кармана, он вдруг остановился и взглянул на дверь. При свете, отбрасываемом моим наполовину открытым фонарем, было видно, что дверь уже вскрыта и что набор инструментов для взлома Холмсу не понадобится.

«Что это значит, Холмс?», спросил я. От изумления я забыл, что нужно было прошептать эти слова, и голос мой гулко отозвался в тиши кладбища. Эта неосторожность повлекла за собой суровое шиканье со стороны моего товарища.

«Вытаскивайте свой револьвер, Ватсон», сказал он так тихо, что мне пришлось прочитать эту фразу у него по губам, чтобы понять ее. «Внутри какая-то опасность». Он сунул свои инструменты для взлома обратно себе в пальто.

Я сделал, как он приказал, и в качестве дополнительной меры предосторожности закрыл фонарь, затаив дыхание, когда мой друг медленно и осторожно толкнул дверь. К счастью, петли ее еще не проржавели, и она беззвучно распахнулась вовнутрь. Внутри сооружения горел свет. Я зажмурил глаза от этого неожиданно яркого света и чуть не выронил свой собственный фонарь, когда увидел, что именно мы увидели при таком освещении.

Как мне описать этот ужас, пронзивший меня буквально всего, словно электрическим ударом, в тот момент, когда я стал свидетелем этой сцены, представшей нашим глазам в этом ужасном месте? Первое, что мне бросилось в глаза, после того как мы вошли, была группа мужчин, собравшихся вокруг продолговатого предмета, покоившегося на пьедестале в дальнем углу помещения, словно какие-то врачи, наблюдающие за действиями коллеги. В отличие от врачей, однако, все они были в черном, за единственным исключением молодого человека в центре, который снял с себя верхнюю одежду и стоял в этом холодном мавзолее в одной рубашке. Никто из них, похоже, не заметил, как мы вошли, настолько сосредоточенно они следили за выполнением стоявшей перед ними задачи. Но какой задачи! Спустя семь лет воспоминания об этом остаются у меня такими же яркими, как в ту ночь.

Продолговатым объектом, на котором было сосредоточено все внимание этих неизвестных лиц, был гроб. Внутри него, сложив на груди руки и покоясь головой на атласной подушке, лежало восхитительное создание, чьи чары некоторое время назад чуть было не увлекли меня за собой, с закрытыми, как во сне, глазами. Ей в грудь был направлен обожженный в огне конец крепкого и прочного деревянного кола длиной около двух футов, который крепко держал в руках молодой человек в рубашке. Едва успело это зрелище запечатлеться в пораженном моем мозгу, как быстрым дуговым движением тяжелый деревянный молоток в другой руке этого молодого человека, которую я ранее не заметил, с треском опустился на тупой конец кола.

В сводчатом помещении раздался пронзительный вскрик предсмертной агонии. Кол вонзился глубже ей в тело, и погружался в него снова и снова, с каждым новым ударом молота, вторым и третьим. Ярко-красным фонтаном на половину высоты этого копья брызнула кровь. Существо в гробу стало извиваться и корчиться, как гусеница, пригвожденная к доске, громкость ее ужасных криков удваивалась и утраивалась, сопровождаясь ритмичными ударами дерева по дереву. Сзади, как я смутно понял, стало раздаваться монотонное чтение молитв, исходившее от какого-то пожилого человека, стоявшего с другой стороны гроба и державшего в руках раскрытый молитвенник, но разум мой был настолько ошеломлен ужасом происходящего, что я почти не обратил внимания на это богохульство. Внезапно крики прекратились, и хотя они все еще отзывались гулким эхом в этих мраморных стенах, мне стало ясно, что та, от которой они исходили, кричать уже больше не будет.

Шок от случившегося не миновал и Холмса. Взглянув на него, я увидел, что лицо его побледнело, и он зажал рот руками и тяжело сглотнул, чтобы его не вырвало. Тем не менее, голос его был твердым, когда он обратился к исполнителям этого черного дела в тишине, тяжело опустившейся на собравшихся, словно каким-то центнером, после того, как тварь в гробу издохла.

«Профессор Ван Хельсинг, полагаю?», спросил он, глядя на человека с молитвенником, который внезапно поднял голову, услышав это неожиданное для себя приветствие. «А другие из вас, по-видимому, доктор Сьюард и Артур Холмвуд, лорд Годалминг. Американца я не знаю». Он окинул взглядом здесь собравшихся, начиная с молодого человека с трезвым лицом и черной бородой, стоявшего у изголовья гроба, продолжив забрызганным кровью молодым человеком с перепуганным лицом и закончив другим, со светлыми бакенбардами, на котором была одежда явно американского покроя. По лицам их было видно, что они сильно удивлены.

Первым заговорил американец. Речь его была с легким акцентом, заставившим меня представить себе травы перекати-поле и бескрайные пустынные просторы, усеянные кактусами. «Я Квинси Моррис, друг лорда Годалминга», подозрительно произнес он. «А вы кто и откуда вы знаете имена моих друзей?»

«Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой друг, доктор Джон Ватсон. Что касается остальных, я буду рад обменяться со всеми вами информацией, как только мы покинем это место ужаса и смерти».

«Я слышал о вас». Гортанная речь пожилого человека также выдала иностранное его происхождение, но на сей раз я узнал сильный тевтонский оттенок. Жесткие его глаза скрывались за толстыми очками. «Ваше присутствие здесь объясняет очень многое, в особенности, почему мы обнаружили Хэмпстедскую Жуть в своем логове именно теперь, в этот час, когда это должно было стать лишь генеральной репетицией настоящего дела завтра. Я рассмотрю ваше предложение, господин Холмс. Но сначала я должен переговорить со своими коллегами».

Когда детектив кивнул, человек по имени Ван Хельсинг собрал вокруг себя всех остальных и некоторое время шептался о чем-то с ними. Взгляд мой невольно и безрадостно вернулся к тому, что еще пару минут назад было живой, дышащей женщиной, и у меня даже подкосились колени. Я был вынужден схватиться за рукав Холмса, чтобы удержаться и не упасть. Наконец, они разошлись, и старый профессор впился в нас своим проницательным взглядом.

«Хорошо», сказал он, «мы побеседуем с вами. У меня номер в Беркли. Там нам никто не помешает поговорить с глазу на глаз. Вы поведаете мне свою историю, а я расскажу вам свою. Но история эта не для слабонервных. Речь идет о графе Дракуле».


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ШЕСТАЯ

РАССКАЗ О ГРАФЕ ИЗ ТРАНСИЛЬВАНИИ


«СУДЯ ПО выражению лица вашего друга, он считает, что находится в логове убийцы», сказал профессор, когда мы все расселись в его роскошных номерах в самом центре Лондона. «Вы ему ни о чем не рассказывали?» Он вопросительно поднял брови, обращаясь к Холмсу. Это придало грубоватым крестьянским чертам его лица комичное выражение, что в сложившихся обстоятельствах казалось довольно гротескным.

«Ему ничего не рассказывали по той простой причине, что до сегодняшнего дня я сам ничего не знал», ответил детектив.

Сидя в кресле у дверей, он отказался от вина, которое предложил нам хозяин, в пользу своей трубки из вишневого дерева, и в этот момент он как раз занимался тем, что набивал ее табаком и раскуривал. На коленях его лежал тот самый изношенный картуз, который был на нем, когда он изображал ветерана-инвалида. Что касается меня, то желудок мой был слишком расстроен той кровавой сценой, свидетелем которой я стал ранее этим вечером, чтобы что-то есть или пить; и в любом случае, я не пью с убийцами.

«Что конкретно вам известно?» Глаза старика самым внимательным образом изучали Холмса. В них я увидел что-то похожее на упорство сыщика, свойственное и моему другу. И мною овладело уверенное ощущение, что я нахожусь рядом с двумя самыми могучими умами Империи.

«Мне известно, что женщина, чье существование вы сегодня столь внезапно прервали, была вампиршей. Мне известно, что при жизни ее звали Люси Вестенра, и что она была помолвлена с молодым лордом Годалмингом, когда ее убили. Мне также известно, что человек, обрекший ее на такое ее существование в качестве нежити носферату, прибыл в Англию на борту русской шхуны «Деметра», которая при самых загадочных обстоятельствах вошла в порт Уитби 8 августа. И я рассчитываю на вас, профессор Абрахам Ван Хельсинг, что вы заполните оставшиеся пробелы».

По глазам его собеседника было видно, что тот изумлен. Лицо у него было широким, лоб – огромным, над густыми бровями, а прямо над ним начинались его рыжеватые волосы, на лице выделялись большой прямой нос, широкий рот, застывший в решительном выражении, и квадратная челюсть, и лицо его не было обременено никакой растительностью. Оно не было особенно выразительным, и все же мне было ясно, что он удивлен, и даже более, осведомленностью моего друга. Наконец, он мрачно усмехнулся.

«У вас достойная и заслуженная репутация», заметил он, тяжело и задумчиво кивая головой. «Любопытно было бы узнать, каким образом вы пришли к таким выводам».

Холмс закончил раскуривать свою трубу, и вверх к потолку поплыло колечко его сизого дыма. «Чуть позже время для этого найдется», сказал он. «А пока, как мне кажется, в ваших собственных интересах сейчас поведать нам свою собственную историю».

«Возможно». Ван Хельсинг выпрямился в своем кресле и взглянул на лица своих друзей, как бы с ними советуясь. У меня сложилось впечатление, что это не более чем формальность, и что на самом деле главным тут определенно был лишь он один, и что решение принимает тоже только он. Тем не менее, он, казалось, был воодушевлен тем, что получил в ответ приглушенный ропот согласия. Лишь молодой лорд Годалминг, именно тот, руками которого и была уничтожена «Призрачная леди», сохранял молчание, погруженный в какие-то собственные мысли. Пальцами он судорожно сжимал полупустой бокал, который он держал обеими руками.

Профессор поднялся со своего кресла с высокой спинкой, в котором он восседал, без единого звука, которые обычно издают престарелые люди, и, глубоко засунув руки в карманы своих черных шерстяных брюк, начал расхаживать по комнате. Его передвижения, которые поначалу показались мне бесцельными, вскоре приобрели определенную систему, и когда он вновь заговорил своим суховатым стариковским тоном, я понял, что он постоянно посматривает на дверь и окна, как будто он считал, что кто-то может нас подслушивать. Английским языком он владел неплохо, но говорил он несколько высокопарно, и, если мне простят некоторую вольность в передаче им сказанного, я исключу часть из многочисленных малопонятных темных фраз, которыми был усеян его рассказ, и попытаюсь изложить смысл того, что он нам поведал.

«Меня зовут, как уже вы угадали неведомым мне образом», начал он, «Абрахам Ван Хельсинг. Долгие годы я был врачом и преподавал в Амстердамском университете. Там я познакомился с доктором Джоном Сьюардом, и после этого знакомства между нами завязалась дружба, которая с тех пор только усиливалась, несмотря на то, что он избрал иную специальность, отказавшись от болезней тела в пользу исследований запутанных лабиринтов человеческого разума». Тут он по-дружески положил руку на плечо молодого человека с черной бородой, траурным выражением своего лица напоминавшего мне какого-то профессионального плакальщика на похоронах.

«Зная, что он очень способный врач, я был рад узнать, что он на время прекратил исполнять свои обязанности директора Лондонской психиатрической больницы, чтобы заняться состоянием здоровья мисс Люси Вестенра, обручённой с его другом Артуром Холмвудом, ныне лордом Годалмингом. Отличавшаяся в принципе крепким здоровьем девушка, мисс Люси в начале августа заболела, и, несмотря на то, что временами она, казалось, выздоравливала и чувствовала себя хорошо, все же она начала слабеть, пока сама ее жизнь не оказалась в опасности.


Моего друга сильно озадачивала та странность, что каждый рецидив болезни, казалось, происходил сразу же после того, как леди обнаруживали гуляющей во сне за стенами ее дома в Уитби. А затем с ней случилось происшествие, которое, когда я о нем узнал, убедило меня в том, что мы имеем дело с чем-то гораздо более страшным, чем простое заболевание.

«Мисс Мина Мюррей, которая после тех событий, о которых я вам рассказываю, успела выйти замуж за Джонатана Харкера, узнав о недомогании своей подруги Люси, вскоре поселилась у нее, чтобы за ней ухаживать. Однажды ночью она проснулась и увидела, что ее подруги нет в постели, и, когда она вышла из дому ее искать, то увидела, что та сидит на каменной скамейке у могилы самоубийцы на кладбище возле их дома; и над ней, по словам мисс Мины, над ее «полулежащей белой фигуркой, склонилось что-то длинное, высокое и черное».

Когда мисс Мина закричала, это существо подняло голову и повернулось к ней, и она увидела бледное его лицо со сверкавшими красными глазами. Однако когда она подбежала туда, существа уже там не было. Мисс Люси лежала без чувств. Опасаясь, чтобы она не простудилась, поскольку на ней ничего не было, кроме ночной рубашки, ее подруга набросила ей на плечи накидку и закрепила ее у нее на шее булавкой. Позже, сняв уже дома эту накидку, она обнаружила две маленькие ранки на горле мисс Люси, но она подумала, что они были нанесены ею самой, когда она второпях закрепляла накидку булавкой. И с той ночи состояние здоровья ее подруги детства стало серьезно ухудшаться».

«Одну минуту», сказал Шерлок Холмс. «Когда именно это произошло?»

«Точная дата – 11 августа».

«Ясно. Прошу вас, продолжайте».

«Вскоре Люси вновь несколько оправилась», продолжал профессор, «но после этого снова стала слабеть, и стало ясно, что она может умереть, если не предпринять решительных действий. Вот тогда и вызвали меня.

«Вы совершенно справедливо славитесь своими способностями к дедукции, господин Холмс, и все же Ван Хельсинг может похвастаться тем, что даже ваш молниеносный ум оказался неспособным вынести необходимое заключению быстрее его, сразу же после того, как ему были описаны симптомы пострадавшей женщины. То существо на кладбище, внезапный упадок сил, наличие двух маленьких ранок на горле – ха! Возможен ли более классический случай черных дел сил ночи, чем этот?

Без промедлений я принял необходимые меры предосторожности, которые я усвоил еще с детства; венки цветущего чеснока, которые я повесил на окна спальни мисс Люси, серебряный крест, которым я защитил ее шею. Увы, эти усилия оказались напрасными, так как я не принял во внимание невежество матери мисс Люси, теперь уже, к несчастью, покойной, которая в первую же ночь по своему приезду убрала этот чеснок, чтобы дать своей дочери возможность дышать свежим ночным воздухом. Если бы только он один ворвался в ее комнату той ночью!

«Началась финальная стадия ее угасания, и хотя нам удалось продлить жизнь обреченной девушки с помощью переливания крови – одно из них было сделано благодаря как никогда во время прибывшему хорошему другу Артура – Квинси Моррису из Техаса» – тут он немного преклонил голову, обращаясь к блондину-американцу – судьба ее была уже окончательно решена. Мисс Люси скончалась 20 сентября. В ту же ночь родилась Призрачная леди».

«Какая невероятная чушь!», не смог сдержать себя я. Я вскочил и столкнулся лицом к лицу с профессором, который посмотрел на меня с медицинским любопытством. «Холмс, этот субъект пытается избежать обвинений в убийстве, утверждая, что он лишь оказал помощь в уничтожении какого-то призрака, в то время как совершенно ясно, что его жертва была из плоти и крови. Я не сталкивался еще с более смехотворной попыткой скрыть свою вину». Я обхватил пальцами револьвер у себя в кармане, потому что преступник, загнанный в угол, – это самое опасное животное из всех существующих.

Мой друг остался в кресле, с наполовину закрытыми глазами, к тому же за завесой табачного дыма. «Присядьте, Ватсон», сказал он умиротворяющим тоном. «Ваша храбрость неоценима, но неуместна. Профессор Ван Хельсинг говорит правду».

Я обернулся и уставился на Холмса. Я пришел в замешательство; я даже подумал, что, может быть, его блистательный мозг как-то помутился из-за переутомления. Я сел, но продолжал сжимать в кармане оружие.

Я вовсе не был уверен в верности, которую этот врач из Амстердама воспитал в своих последователях, за секунду до того, как я снова занял свое место. И только после этого я заметил, что остальные трое из находившихся в комнате также встали со своих кресел, готовясь оттащить меня от своего лидера. И только тогда я понял, какой серьезной ошибкой было бы недооценивать профессора.

Шерлок Холмс выпрямился в кресле и обратил всю силу проницательных своих глаз на невозмутимо спокойного Ван Хельсинга. «Насколько близко дом мисс Вестенра расположен к гавани Уитби?», спросил он четко и отрывисто, таким тоном, который сильно напоминал умного адвоката, без всяких снисхождений допрашивавшего свидетеля.

Ван Хельсинг тонко улыбнулся. «Я снова преклоняюсь перед вашими замечательными способностями логических построений. Из окна спальни несчастной девушки хорошо видно, как суда заходят в гавань и выходят из нее».

«Вы сказали, что неподалеку от дома есть кладбище. А что находится дальше?»

«Заброшенное аббатство, очень старое и в руинах».

Холмс задумчиво кивнул. Я заметил, что щеки его пылали. Это обстоятельство не укрылось от внимания профессора, который кивнул в ответ, по-прежнему улыбаясь.

«Тогда, стало быть, вы тоже заметили связь», отметил он. Он весь сиял от ребяческого пыла, который не соответствовал привычному образу человека науки.

«Я должен был бы бросить общественную практику, если бы я этого не заметил».

«Послушайте», сказал я, рассерженный этой бессмысленной шарадой. «О какой связи вы говорите? Я внимательно выслушал все, что было произнесено вами обоими, но я до сих пор не могу понять, каким образом связаны между собой эти случайные обрывки информации».

Они оба повернулись и посмотрели на меня с удивлением, и у меня сложилось отчетливое впечатление, что они вообще забыли о моем существовании.

«Дружище, простите меня», заметил, наконец, мой друг. «Мне редко приходится общаться с человеком, с которым я могу обсуждать детали, не задерживаясь для того, чтобы уяснить себе, что я совсем позабыл, что есть еще и другие, кому эти моменты не столь ясны. Но, уж конечно, вы не упустили, какое значение имеет дата, когда мисс Мюррей обнаружила свою подругу, лежащую в обмороке на кладбище? »

«Боюсь, что упустил», ответил я, несколько резко. Мне вовсе не нравилось, чтобы меня считали тупицей, какими бы вежливыми ни были термины, которыми было сформулировано подобное умозаключение.

«Ну как же так, Ватсон. Вы, который хроникально описали так много небольших дел, которые я расследовал, пусть и с долей сенсационности, не могли не заметить, что заражение мисс Вестенра произошло менее чем через трое суток после того, как в гавани Уитби, по соседству с ее домом, выбросилось на берег судно “Деметра”».

«О Боже!»

«Точно так же не должен вас удивлять тот факт, о котором мы узнали, что это кладбище находится между жилищем покойной девушки и пустующим зданием, которое является идеальным убежищем для убийцы всех моряков корабля».

Я ударил себя по лбу правой ладонью. «Боже мой, я идиот!», воскликнул я.

«Нисколько. Вы пережили сегодня тяжелую ночь; неудивительно, что ваше восприятие притупилось, так же, как и мое, иначе вы не оказались бы сегодня так близко от смерти на пустоши из-за моей оплошности, когда я чуть было не опоздал». Он снова переключил свое внимание на профессора. «Этим вечером, несколько ранее, вы упомянули имя человека, которое мне незнакомо. Кто такой граф Дракула?»

Лицо Ван Хельсинга приняло лукавое выражение. «Мы с вами договорились, г-н Холмс», сказал он. «Сначала я должен услышать, откуда вы узнали то, что известно вам».

Холмс раздраженно махнул рукой: «Это не столь важно. Я горжусь тем, что хорошо умею отслеживать отпечатки следов, и даже опубликовал небольшую работу по этому вопросу. Сегодня днем ??я вернулся на пустошь и обнаружил следы, оставленные вполне материальными ногами «Призрачной леди», которые вели к склепу Годалмингов. После этого мне было несложно внимательно просмотреть старые номера местной хэмпстедской газеты в библиотеке, пока я не наткнулся на некролог о смерти некоей мисс Люси Вестенра, обрученной с лордом Годалмингом, которой во время ее болезни занимались доктор Джон Сьюард и профессор Абрахам Ван Хельсинг. Когда я узнал, что ее привезли сюда из Уитби, мой интерес к этому лишь усилился. Чтобы мое появление здесь в такую ??ночь не привлекло слишком большого внимания, я приобрел у одного исправившегося бывшего вора-взломщика из числа моих знакомых все необходимое, как я льщу себя надеждой, для гениальной маскировки; и она была на мне, когда я столкнулся там с доктором Ватсоном. Мне показалось, и это будет не слишком далеко от истины, если я посчитаю людей, которых мы там обнаружили, собравшихся в ту ночь вокруг гроба, теми, кто и упоминались в газете. Думаю, теперь ваша очередь, профессор».

«Блестяще!», воскликнул Ван Хельсинг.

«Но элементарно», ответил мой друг.

«Именно сама эта простота и кажется мне блестящей. Но я уже и так слишком много произнес вам комплиментов за один вечер». Профессор снял очки и начал протирать стекла носовым платком. Его глаза, словно обнажившиеся от этого, стали похожими на два плоских и тусклых стальных диска, твердых, тяжелых и бесстрастных. «Кто такой граф Дракула», протянул он, нахмурившись. «С таким же успехом вы можете спросить меня, кто такой Люцифер, потому что у них много общего. Вероятно, мне следует начать с рассказа о том, кем был граф Дракула, и таким образом подготовить вас к тому, с чем мы столкнемся, имея дело с тем, кто он теперь». Он вновь надел очки. За ними глаза его засверкали, почти так же устрашающе и грозно, как и блеск в глазах моего друга, когда он анализировал чьи-либо показания.

«Согласно работам моего друга, профессора Арминиуса из Будапештского университета, Дракула был гордым потомком Аттилы, полководцем, который повел свои орды против кровожадных турок четыреста лет тому назад, и который своими злодеяниями превзошел даже кровавые и извращенные жестокости султана. Но и тогда, еще до того, как он, как говорят, предложил свою бессмертную душу Дьяволу в обмен на вечную жизнь, Дракулу уже считали вампиром и берсерком как его подданные, так и его враги. И все же о нем только так говорили, потому что в краю, которым он когда-то правил, суеверия царят столь же прочно, как и ваша добрая королева на этих просвещенных островах. Но нас должно интересовать именно наше время.

«Я упоминал уже имя Джонатана Харкера, но еще не объяснил его связь с этим делом. Именно он в мае этого года отправился в замок Дракулы в далекой Трансильвании, помогать графу в качестве стряпчего в покупке подходящего жилья под Лондоном. Об этом мне известно в основном по рассказам его жены, урожденной Мины Мюррей. Надеюсь, вскоре мне удастся узнать, где он теперь находится, потому что этим вечером я получил телеграмму от этой прекрасной леди, сообщившей мне, что она приезжает в Лондон поездом завтра в 6 утра. Лишь недавно мы узнали, что занимаемся одной и той же проблемой; отсюда и то обстоятельство, что нам еще не удалось обменяться сведениями и мнениями. Мне известно, что пребывание господина Харкера в Трансильвании превратилось в цирк монстров и ужасов, из которого он сумел сбежать, только подвергнув свою жизнь страшному риску.

«То, что произошло после того, как это неизвестное поместье было приобретено Дракулой, я понял из газет и из собственного опыта. Появление месяц назад в Уитби русской шхуны, управлявшейся мертвецом и перевозившей груз из пятидесяти ящиков с землей, сказало мне о том, что Дракула прибыл на этом корабле в Англию. Именно он и приговорил нашу бедную мисс Люси к тому состоянию носферату, от которого мы смогли освободить ее только сегодня ночью. Разрушенное аббатство рядом с кладбищем, в котором она впервые подверглась нападению, предоставило графу временное пристанище, пока он не отправился оттуда в Лондон. Как мстителям за мисс Люси, наш следующий шаг – отыскать его нынешнее логово и уничтожить там его, пока он не успел заразить еще одну душу».

Выражение моего лица, должно быть, выдало мое недоверие, потому что Ван Хельсинг замолчал и направил всю силу своего взгляда на меня.

«Вижу, доктор, вы скептически настроены». Тон его был сухим и обвинительным.

«Да, безусловно!», сказал я. «Я поражен тем, что вы, человек науки, фабрикуете такие ??нелепые сказки, чтобы скрыть свое соучастие в этом ужасном деле. Вы, должно быть, считаете нас какими-то идиотами».

«Напротив, доктор. Если бы я так считал, будьте уверены, я бы не рассказал вам то, о чем мне уже известно, что я и сделал. Существуют сферы, в которых скрываются темные силы, целое царство, не знающее границ, такой мир, из которого эти темные твари способны свободно вплетаться в ткань жизни, которая нам привычна и знакома. Среди них вампиры.

«Когда-то и я смеялся, как вы, при мысли о трупах, питающихся кровью живых. Но больше я не смеюсь над этим, потому что собственными глазами видел свидетельства их богомерзкого существования. Теперь я знаю их сильные и слабые стороны, а также знаю и свои собственные. В дневное время они бессильны; в это время они вынуждены спать в гробах на земле своей Родины или в ней самой. До сих пор мы, те, кто изучали носферату – не-мертвую Нежить, – считали, что это обстоятельство вынужденно привязывает вампира к его родным берегам. Но мы ошибались. Этот Дракула, он хитрый, коварный. Возя с собой достаточный запас трансильванской земли, он может свободно и безнаказанно передвигаться во все четыре стороны света, оставаясь никем не замеченным. Мы знаем, какой у него аппетит; об этом нам говорит гибель девяти моряков во время месячного плавания из Варны в Уитби. Мы знаем, судя по наличию на борту выбросившегося на берег корабля того, что свидетели назвали «огромной собакой», что Дракула может по желанию изменять свою форму и внешний облик. Если бы я в тот момент оказался там, я бы определил это существо как волка, потому что там, в глуши Трансильвании, они встречаются гораздо чаще собак. Моими исследованиями также установлено, что он и его собратья способны также принимать внешний облик летучих мышей, мотыльков, крыс, сов – хм, даже пыли, пара и тумана – всего, что рыскает и бродит по ночам. Он способен, по крайней мере, в непосредственной близости, управлять туманами, ветрами и штормами. Мы видели, как эта последняя его способность проявилась в виде внезапного шторма, обрушившегося на Уитби в ночь прибытия туда «Деметры». Перерождение мисс Люси в Призрачную леди – достаточное доказательство того, что его жертвы сами становятся вампирами. Ко всему прочему, как будто всего это ему мало, в нем физическая сила двадцати человек, ибо кто, как не такой зверь, сможет выбросить за борт мертвые трупы своих жертв в море?» Он оторвал свои глаза от моих и обвел ими номер. «Итак, теперь, господа, вы видите, каков масштаб задачи, стоящей перед нами».

«Но каковы его слабые стороны?» Это заговорил лорд Годалминг. Ему на лицо вернулся румянец, но глаза его лихорадочно светились от ненависти к твари, отобравшей у него обрученную невесту. Бокал у него в руке был уже пустым. «Есть у нас оружие для борьбы с этим исчадием ада?»

«Оружия у нас предостаточно», спокойно ответил Ван Хельсинг. «Волчья отрава – это первое, чеснок – второе. Их вампир избегает. Больше всего он боится Святого Креста и всего, что с ним связано. Днем и ночью мы можем действовать, а в часы, когда светит солнце, Дракула должен спать. Водные потоки он пересекать не может. А чтобы положить конец его богомерзкому существованию, у нас имеется деревянный кол. Используя все это, вампиров можно уничтожить и искоренить, как злокачественное образование, чем они и являются».

«Браво, профессор Ван Хельсинг!» Холмс вскочил с кресла со скоростью атакующей кобры, кости его худощавого тела даже хрустнули от такого энергичного напора. «Вы сумели разработать предварительный план действий почти так же, как я и сам бы это сделал. Информация, которую вы нам предоставили, крайне ценная. В свою очередь, мы с моим коллегой рады будем своими скромными усилиями и возможностями помочь вам в решении тех задач, которые вы так красноречиво описали».

Ван Хельсинг повернулся к детективу с невозмутимо непроницаемым лицом. «Спасибо, господин Холмс, но этого не требуется».

Не в привычках моего друга было демонстрировать свое удивление, и все же я увидел слабый отблеск изумления в его глазах, когда он услышал эти неожиданные для него слова.

«Пожалуйста, не обижайтесь», продолжал профессор. «Дело не в том, что мы не рады были бы применению ваших замечательных способностей в этом деле, а скорее в том, что нам не хотелось бы приобрести сомнительную известность». Он бросил взгляд на меня. «Даже жители моей страны прекрасно знакомы с рассказами вашего замечательного доктора о самых ваших интересных делах, и думаю, что скажу как от имени своих товарищей, так и за самого себя, что нам очень хотелось бы избежать огласки, которая может вызвать панику во всей Британии. Дракула должен покинуть этот мир, окутанный такой же секретностью, с которой он вторгся в него».

«Заверяю вас, сэр», холодно ответил Холмс, «что мы с доктором Ватсоном будем предельно сдержанны и сохраним все в тайне».

«Прошу прощения. Но я вынужден попросить вас уйти, чтобы я мог посовещаться с товарищами».

«Зачем же тогда, если вам не нужна наша помощь, вы так много рассказали нам о Дракуле? Почему же в таком случае вы просто не отказались доверить нам свои секреты?»

Ван Хельсинг, казалось, усмехнулся. «Предположим, что я так бы и поступил», ответил он. «Вы что, отказались бы в таком случае от своего расследования?»

«Конечно нет».

«Ну вот видите?» Он отвернулся. Холмс схватил его за руку и развернул. Его люди, находившиеся в номере, тут же повскакали со своих кресел, но сразу же были остановлены жестом амстердамца. Они остались на месте, готовые в любую секунду его защитить.

«Вы совершаете серьезную ошибку, профессор Ван Хельсинг. Призываю вас пересмотреть свое решение».

Взгляд профессора стал жестким. «Вопрос закрыт. Если хоть один из вас попытается вмешаться в это дело, я буду вынужден проследить за тем, чтобы вас арестовали за вмешательство в личную жизнь. У лорда Годалминга есть влиятельные друзья в Парламенте. До свиданья».

«Пойдемте, Ватсон», сказал Холмс, развернувшись на каблуках.

«Ну, полагаю, что с этим всё, ничего уж не поделаешь», сказал я, когда через несколько минут мы, сидя в кэбе, уже возвращались обратно на Бейкер-стрит.

«Напротив, Ватсон», заметил мой друг, попыхивая трубкой. «Определенно это не так».

«Что вы имеете в виду? Не понимаю, как можно продолжать заниматься этим делом без содействия Ван Хельсинга».

«Возможно, вы и правы». И он озорно улыбнулся. «Интересно, каким поездом завтра утром прибывает Мина Харкер?»


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

МЫ ВСТРЕЧАЕМСЯ С ИСЧАДИЕМ ЗЛА


СЛЕДУЮЩИМ УТРОМ я проснулся, когда еще не рассвело, и увидел, что в гостиной горит свет. Надев халат и тапочки, я спустился туда и обнаружил, что Холмс сидит за столом и просматривает расписание поездов в путеводителе Брэдшоу.

«Холмс», сказал я, «вы нарываетесь на беду. Иногда даже детективы должны все-таки спать».

Он улыбнулся, отложив книгу. «Вы абсолютно правы, мой друг. Вот почему я все-таки вздремнул часик на диване, прежде чем усиленно взяться за разгадку этого палимпсеста*, расшифровку которого может предложить девятнадцатый век».

«И что же вы обнаружили?» Я сел в кресло у камина, потому что за окнами было холодное сентябрьское утро.

«То, что единственный поезд, прибывающий в Лондон в шесть часов утра, – это экспресс из Эксетера. Именно этим видом транспорта, без сомнения, миссис Харкер и несется на всех парах сейчас в Паддингтон**».
- - - - - - - - - - - - - - -
* Здесь: нечто древнее, но скрывающееся за новейшим камуфляжем. – Прим. переводчика.
** Вокзал в Лондоне. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - -

«И мы собираемся встретить ее там?»

«Мы встретимся с ней, но не в Паддингтоне. Я на время отказался от своей обычной экономности и нанял экипаж с очень хорошим извозчиком, заверившим меня, что сможет доставить нас к указанному поезду за десять миль до города. Это даст нам время, необходимое для того, чтобы побеседовать с миссис Харкер, до того как она попадет под влияние своих упрямых друзей».

«Но как же мы сядем на этот поезд? Вы же сами сказали, что это экспресс».

Холмс загадочно улыбнулся. «Скажите мне, Ватсон», сказал он. «Хорошо вы бегали, когда играли в регби за Блэкхит?»

«О Боже!» Я чуть не вскочил с кресла.

Он усмехнулся. «Спокойно, Ватсон, крепитесь. На рельсовых путях в десяти милях к юго-западу от Лондона есть участок, где поезд поворачивает, и машинист обязан там снижать скорость. Думаю, что даже двум городским жителям среднего возраста, таким как мы, не составит особой сложности заскочить в поезд, который движется там со скоростью не более пятнадцати миль в час».

«А если это не понравится проводникам?»

«Стоимость двух билетов вкупе с полсоверена сверху, о чем никогда не узнает железнодорожное начальство, уверен, решат эту проблему. В худшем случае нас просто снимут с поезда. Такое возможно, и в этом и заключается опасность и прелесть всей ситуации. Ну что, Ватсон, как вы насчет этого? Согласны рискнуть?»

«По вашей просьбе я не убоялся отравленных дротиков и клыков бешеной собаки», напомнил я ему. «И не вижу причин, с какой стати я должен спасовать и сейчас, когда мне в худшем случае стоит опасаться лишь нескольких синяков. Я и раньше уже проявлял доблесть, чем горжусь, и она самая стойкая. Да, я рискну».

«Вот тот настоящий старина Ватсон, которого я так хорошо знаю! Замечательно, тогда одевайтесь. Нам нужно поймать этот поезд, и на сей раз я пользуюсь этим выражением в самом непосредственном, буквальном его смысле».

Сумма, которую Шерлок Холмс заплатил за экипаж и его извозчика, должно быть, была воистину царской – на такое большое количество рисков нам пришлось идти, мучительно прорываясь сквозь уличное движение Лондона, а затем и за городом. В ушах у меня еще раздавались пронзительные свистки полицейских и проклятия, выкрикиваемые другими извозчиками в наш адрес, с которыми мы чуть не столкнулись, когда город остался у нас за спиной, и мы уже мчались по извилистым грунтовым дорогам к конечному пункту нашей поездки. Экипаж бешено раскачивало из стороны в сторону по неровным дорогам, словно корабль, настигнутый тайфуном. И только Холмс, казалось, не обращал внимания на все опасности; сидя рядом со мной и держась руками за сиденье и за борт коляски, глядя вперед и вытянув шею, с напряженными на ней сплетенными жилами, выделявшимися, как туго натянутые шпагаты, в профиль он напоминал гончую, идущую по следу и уже приближающуюся к своей жертве. Что касается меня, то я лишь отчаянно старался удержаться и благодарил судьбу за то, что не нарушил сегодня свое утреннее голодание, потому что желудок меня не подвел.

Когда, наконец, мы остановились в густом облаке пыли, оказалось, что мы находимся в ста ярдах от железнодорожных путей, которые, в чем оказался совершенно прав мой друг, лениво описывали в этом месте медленный полукруг, огибая поросший травой холм, а затем вновь выпрямлялись и исчезали за горизонтом. Холмс выскочил из экипажа еще до того, как он остановился. Я подождал, пока пыль не уляжется, и присоединился к нему секунду спустя.

«Мы как раз вовремя», заметил он, указывая на запад, где на бледном небосводе показался отчетливо видный шлейф грязно-серого дыма. Он вытащил монету из внутреннего кармана и протянул ее извозчику. «Еще соверен сверху за превосходно выполненную работу. Возвращайтесь в город один и помните об ограничениях скорости на обратном пути».

Кучер коснулся шляпы, а затем развернул лошадей и неторопливо и вальяжно тронулся в путь. В некотором отдалении от нас уже послышалось пыхтение паровоза, периодически прерывавшееся резкими его визгливыми свистками, когда он стал приближаться к железнодорожным переездам.

«Наше испытание уже приближается», заметил мой собеседник. «Готовы, Ватсон?»

«Готов, как никогда», ответил я.

«Смелее, крепитесь. Я слышал, что американский бандит Джесси Джеймс стал знаменит именно тем, что сейчас пытаемся сделать мы».

«Кажется, я припоминаю, что он, тем не менее, в конечном итоге плохо кончил».

«Тот случай не имеет абсолютно никакого отношения к нашему. Его застрелил выстрелом в спину, если не ошибаюсь, его собственный двоюродный брат. Расплата за грех есть смерть».

«Вы определенно воодушевлены его примером», пробормотал я.

Холмс усмехнулся.

Поезд был похож на движущийся черный брусок с нависающим над ним расстилающимся темным веером дымом. Я уже ощущал у себя под ногами вибрацию его приближения. Вновь прозвучал свисток паровоза, теперь уже так близко, что я от этого даже подскочил. Я взглянул на Холмса. Внешне он оставался спокоен, и только наблюдая за тем, как быстро расширялись его ноздри, я, которому так хорошо были известны многие его особенности, смог оценить степень его возбуждения. Именно ради таких мгновений и жил мой друг.

«Он снижает скорость, Ватсон. Приготовьтесь».

Пыхтение паровоза стало уменьшаться, когда поезд стал приближаться к повороту, сменившись прерывистым шипением его тормозов, и с мягким гулом локомотив с тащившимися за ним вагонами начал огибать холм. Я прищурился от пыли, вылетавшей из-под пепла, и стал ждать сигнала действовать.

«Вперед, Ватсон! Хватайтесь!»

Крикнув это, Холмс схватился за стальные ручки в конце последнего тормозного вагона и вскочил на ступеньки, которые вели к заднему входу. В его плащ с накидкой ударили потоки воздуха, вздымая ее у него за спиной. Я замешкался на секунду, и мне пришлось побежать, чтобы нагнать состав. Поезд начал набирать скорость. Я ринулся к перилам, схватился за них и с помощью Холмса, ухватившего меня за правую руку, был вытащен на площадку, как раз в тот момент, когда поезд обогнул холм и помчался по прямой.

«Еле успел», сказал я, глядя вниз на землю, теперь уже превратившуюся лишь в размытое пятно.

«Еле-еле, дорогой друг». В голосе детектива слышалось облегчение. «До Лондона еще далеко».

Кондуктор, высокий, широкой кости старик с густыми усами, которые тряслись и подпрыгивали, когда он говорил, угрожал сбросить нас с поезда, но Холмс оказался прав, предполагая, что золото его утихомирит и решит вопрос. Как только соверен сменил владельца, нам не трудно оказалось узнать от него, где находится купе миссис Харкер; более того, он настоял на том, что проведет нас туда лично.

«Миссис Харкер?», спросил Холмс у со вкусом одетой женщины, сидевшей одной в купе, когда я закрыл за нами дверь. Он снял кепку, держа ее в руке.

«Я вас не знаю, сэр». Она не выказала ни удивления, ни испуга при появлении в ее купе нас, незваных гостей. Во всяком случае, ее красивое, миловидное лицо, взглянувшее на нас снизу из-под широкополой дорожной шляпы, украшенной цветами, показалось мне скорее исполненным любопытства, словно она тоже хотела почерпнуть у нас какую-то информацию. Говоря словами самого Холмса из другого его приключения, это была женщина с умом.

«Меня зовут Шерлок Холмс, а это мой друг и соратник, доктор Ватсон. Простите нас за вторжение, но нам нужно задать вам ряд важных вопросов, которые могут помочь нам разрешить одну малоприятную загадку».

«Это как-то связано с графом Дракулой?»

Холмс одобрительно посмотрел на нее. «Тогда вам всё известно», сказал он.

Она улыбнулась, милой, женственной улыбкой. «Не всё. Пока еще нет. Пожалуйста, садитесь. Я слышала о вас двоих и готова оказать вам всяческое содействие, какое только смогу, если это поможет покончить с исчадием зла, из-за которого чуть не лишился рассудка мой муж».

Он поблагодарил ее, и мы сели напротив нее. «Первое, о чем мне хотелось бы вас спросить», сказал Холмс, «что вы можете сказать о пребывании Джонатана Харкера в замке Дракулы?»

«Могу рассказать вам только то, что узнала, прочитав дневник мужа», сказала она. «Но боюсь, что вы можете посчитать его записки бредом безнадежно больного сумасшедшего».

«В данный момент теперь уже мало что может нас удивить. Пожалуйста, начинайте».

«Джонатана пригласили в Трансильванию в качестве юриста, оформить документы, по которым Дракула собирался приобрести в Англии недвижимость», начала леди. «По дороге в замок суеверные крестьяне, с которыми он вместе ехал, убеждали его повернуть назад, но он не обратил внимания на их предупреждения.

Дракула показался ему довольно радушным, но несколько жутковатого облика и поведения хозяином, который с нетерпением дожидался возможности получше обустроиться в Англии. Условия, обозначенные в контрактах, не встретили со стороны графа никаких возражений; все, что от него требовалось в плане дел и бумаг, Джонатан довольно быстро закончил, и он уже планировал вернуться домой, где мы вскоре должны были пожениться. Однако его хозяин не захотел его отпустить и настоял на том, чтобы его гость остался в Трансильвании по меньшей мере еще на месяц. Все возражения Джонатана были отвергнуты.

Это произошло незадолго до того, как мой муж обнаружил, что он фактически является пленником в Замке Дракулы. То обстоятельство, что там полностью отсутствовали зеркала, а также что его хозяин никогда не появлялся днем, вызвало у него подозрения, и однажды, обходя замок в поисках ответов на многочисленные свои вопросы, он обнаружил, что все двери, ведущие к выходу из Замка, заперты.

В тот вечер он испытал самое сильное потрясение в своей жизни». Тут она сделала паузу, похоже, не решаясь продолжить. Холмс сочувственно посмотрел на нее.

«Не стоит смущаться», сказал он ей. «После всего нами увиденного, мы готовы поверить во что угодно. Чем именно он был так потрясен?»

Она кивнула и продолжила. «При свете луны из одного из окон в коридоре он увидел Дракулу, который полз головой вниз прямо по стене замка ко внутреннему двору, за спиной у него развевался плащ, похожий на крылья чудовищной летучей мыши».

«Силы небесные!», воскликнул я.

«Дальше – больше, доктор», сказала она. «Хотя он и так уже был невероятно поражен этим леденящим кровь зрелищем, на следующий день Джонатан узнал ужасающую истину о своем хозяине.

«Мой муж храбрый человек, мистер Холмс. Он решил, что, если граф Дракула способен спуститься вниз по стене, то и он тоже сможет это сделать, и по решеткам для вьющихся растений на стене замка он спустился в обнесенный стеной внутренний двор, в дальнем углу которого стояла небольшая часовня.

Внутри нее он обнаружил Дракулу, лежавшего в гробу, он находился в нем в каком-то трансе, словно мертвый, а на крышке этого гроба был выгравирован герб его рода. Лицо графа распухло, а на губах были видны следы свежей крови. Джонатан пришел в ярость, увидев этого мерзкого, отвратительного кровососа; схватив лежавшую рядом лопату, он решил нанести смертельный удар по этой твари, но в самый последний момент Дракула вдруг открыл глаза и сумел сместить траекторию удара Джонатана так, что он промахнулся и не попал в цель, а лишь оставил ужасающую рану на лбу этого исчадия.

Понимая теперь, что граф никогда не позволит ему выйти из замка живым, потому что это поставило бы под угрозу его планы покорить Англию, Джонатан перелез через стену внутреннего двора и сбежал оттуда, спасая свою жизнь.

«Столь велики были ужасы, которые ему пришлось испытать, находясь под крышей замка этого чудовища, что он на какое-то время лишился рассудка и несколько недель пролежал, выкрикивая что-то и бормоча, в лечебнице в Будапеште, пока его врачи не сумели связаться со мной и попросить меня приехать к нему. Там мы и поженились. Тогда нам казалось, что кошмар этот закончился; но мы ошибались. Только Джонатан успел оправиться от перенесенных им испытаний, как мы получили сообщение от профессора Ван Хельсинга, что Дракула находится в Англии. В тот день мой муж поклялся уничтожить своего бывшего мучителя. В настоящее время Джонатан находится в Уитби, где пытается отследить пятьдесят ящиков с землей, вместе с которыми граф прибыл сюда месяц назад».

Поразительная история, которую поведала нам эта леди, вкупе с тем, как именно она описала нам те ужасы, почти стоившие ее мужу рассудка, – спокойно, рассудительно и без излишних эмоций, – поглотили меня настолько, что довольно долгое время я все еще никак не мог мысленно вырваться из этой дикой трансильванской глуши, где в темном небе везде вокруг возвышались неровные линии горных хребтов, и где в безлюдной страшной глуши воют волки. Словно шок прозвучал для меня резкий свист поезда, напомнив мне о том, что на самом деле я сижу в купе, где мне ничто не угрожает, в поезде, который несется по живописным английским сельским просторам в Лондон.

Я был восхищен похожим на камею профилем миссис Харкер на фоне окна и зауважал ее еще больше, когда узнал, что эта леди не испугалась оттащить мужчину, которого она любила, от края пропасти безумия. И я оказался не одинок в этом отношении, потому что с отчетливым глубоким уважением к ней после минутной паузы заговорил с ней и мой товарищ.

«Отвагу вашего мужа можно сравнить лишь с вашей, мадам. Остается последний вопрос. Харкер сообщил вам, какое именно имение он приобрел для графа Дракулы?»

«Более того, мистер Холмс», ответила леди. «Он дал мне его фотографии». Сказав это, она потянулась к дорожному саквояжу, лежавшему рядом с ней на сиденье, и извлекла из него пакет в тонком конверте, который она открыла и вручила детективу.

На фотографиях было заснято рушащееся сооружение из древнего камня, напоминающее крепость и окруженное высокой каменной стеной, железные ворота которого были покрыты ржавчиной. Обветшавший характер этого строения при взгляде со стороны только усиливался многочисленными деревьями, росшими внутри ограждения и придававшими ему ощущение царившего там вечного мрака. Несмотря на в целом средневековый характер архитектуры, некоторые части имения казались более новой постройки, по сравнению с другими многочисленными пристройками, появившимися там на протяжении нескольких столетий, до такой степени, что внутри это поместье, наверное, представляло собой настоящий лабиринт. Я почти физически ощутил затхлый запах, наверняка висевший там, внутри поросшей мхом кирпичной кладки.

«Поместье это называется Карфакс, и оно находится по дороге в Перфлит», сообщила нам Мина Харкер. «Мой муж снял эти фотографии своим кодаком перед тем, как отправиться в Трансильванию, где он намеревался показать их Дракуле. Площадь его около двадцати акров, и в округе лишь еще несколько зданий, в одном из которых в настоящее время находится приют для душевнобольных доктора Джона Сьюарда. Наверное, вы не знакомы с этим прекрасным врачом? Он самым бескорыстным и преданным образом связан с трагедией, недавно постигшей в этом мире мою дорогую подругу».

«Да, мы в курсе об этом печальном происшествии с Люси Вестенра», сказал Холмс, возвращая ей фотографии.

Она вопросительно подняла брови. «В самом деле? Не знала, что существует какая-то связь между смертью бедной Люси и этим ужасным делом».

«Вряд ли я вправе судить об этом. Но, кажется, вот уже и вокзал Паддингтон». Он поднялся. «До свидания, миссис Харкер. Ваша информация как нельзя более содержательна и ценна. По причинам, которые я не вправе назвать, я должен просить вас никому не говорить о нашей с вами встрече. Идемте, Ватсон».

Мы подождали, пока миссис Харкер не ушла в сопровождении доктора Сьюарда, приехавшего ее встречать, а затем покинули поезд. Холмс находился в необычайно приподнятом и оживленном настроении, когда мы вышли из здания вокзала и зашагали по улице вместе с другими прохожими, он насвистывал какие-то пассажи из опер, которые я не сумел узнать, помахивая в такт тростью.

«Ну, Ватсон?», спросил он, наконец. «Что вы теперь обо всем этом думаете?»

«Эта Мина Харкер – женщина чрезвычайно сильная».

«Это столь же неоспоримо, как и очевидно. Но я говорю о самом этом деле. Вы по-прежнему скептически настроены?»

«Я всегда сомневаюсь», ответил я. «Но признаю, что теперь я уже не столь твердо уверен в своей позиции, как раньше. Всё это уже начинает выходить настолько за рамки обыденных средних значений, что трудно предположить, что все, с кем мы говорили по поводу этого дела, стали жертвой одного и того же заблуждения».

«В таком случае это было бы самым поразительным совпадением», согласился мой друг.

«В то же время, весь мой научный опыт и образование восстает против представлений о каких-то потусторонних существах, встающих по ночам из своих могил, питающихся кровью живых людей и управляющих туманами и штормами, чтобы скрыть за собой все следы».

Он кивнул. «Порой действительно кажется, что мир слишком мал, чтобы совместить два столь разных по своей сути типа мышления. Возможно, мы сможем примирить их сегодня вечером, когда мы отправимся в Перфлит и нанесем визит вампиру в его собственном логове».

В тот вечер об этом предприятии мы ничего не говорили. Холмс провел остаток дня за своим испачканном кислотами лабораторным столом, проведя целую серию опытов, каждый из которых последовательно становился все более зловонным, с химикатами, которые он держал у себя на полке в углу, пока я корпел над стопкой новейших медицинских журналов, привезенных мною из дому. В сумерках он встал со своего стула из-за обеденного стола, где он восседал напротив меня и, сменив халат на пиджак и длинный теплый плащ, вынул из ящика своего письменного стола револьвер и сунул его себе в карман. Он увидел, что я с любопытством наблюдаю за ним, и улыбнулся.

«Я полностью осознаю, что Ван Хельсинг не включает пули в число оружия, которое он считает действенным против именно этого своего врага», заверил он меня. «Но никто не в силах предугадать, с какими вполне материальными ужасами можно столкнуться по ходу расследования, и порция горячего свинца никогда меня еще не подводила в качестве спасительного средства против обычных лондонских злодеев. Я посоветовал бы вам тоже захватить с собой пистолет».

Еще не совсем стемнело, когда мы уже стояли перед ржавыми железными воротами, которые я узнал по фотографиям миссис Харкер как вход в поместье Карфакс. И при этом плотно росшие за стеной внутри деревья скрывали то немногое, что еще оставалось от света, так что за воротами было темно, как в аду. Где-то беспрестанно стучала на ветру раскрывшаяся ставня, скрипевшая на старых петлях. Место это казалось идеальным для одной из тех низкопробных книжиц с историями ужасов, которыми в то время были завалены лари и лавки книжных торговцев. По просьбе Холмса я поднес фонарь, который я нес, поближе, чтобы посветить на огромный железный замок; подобрав отмычку из числа многих других, висевших на кольце, которое он захватил с собой из своего дежурного набора взломщика, он вставил ее, и спустя секунду, не дольше, чем на это ушло бы времени, если бы дверь открывали подлинным ключом, механизм замка сработал, и он осторожно стал приоткрывать ворота. Они тревожно заскрипели.

«Чёрт», сказал Холмс. «Ну, другого варианта все равно не было. Ступайте осторожно, Ватсон; теперь он знает, что мы здесь».

От ворот до входной двери мы шли довольно долго, деревья росли так близко друг к другу, что местами нам приходилось идти гуськом. Повсюду царила мертвая тишина, если не считать временами удары и скрипы невидимой ставни. И уже вторую ночь подряд я почувствовал, будто кто-то за мной следит. Это ощущение усиливалось, пока мы только приближались к зданию, а когда мы остановились перед обитой железом дубовой дверью, мною овладела абсолютная уверенность в том, что каждое наше движение находится под пристальным наблюдением невидимых глаз.

Холмсу удалось открыть эту дверь отмычкой со второй попытки, и приложив немалые усилия (потому что дверь была толстая и тяжелая), мы открыли ее и вошли внутрь. Первое, на что пали лучи моего фонаря, – это огромная паутина, которой была затянута полностью вся прихожая; нити ее были толстыми и пыльными и казались настолько прочными, что способны были поймать в сеть небольшую птицу.

«Здесь что-то не так, Холмс», прошептал я. «Совершенно очевидно, что здесь уже очень долгое время никого не было, иначе он сорвал бы всю эту паутину, входя сюда».

«Мы имеем дело не с обычным человеком, Ватсон. Кроме того, здесь есть и другие входы».

Холмс тростью рассек паутину и первым направился в высокий главный зал. И сразу же в ноздри мне ударил запах, настолько ужасный, что моим первым порывом было задержать дыхание. Это была не затхлая вонь застоявшегося воздуха, которую можно было бы ожидать от здания, столь длительное время запертого, но скорее царивший тут везде всепроникающий смрад зла. Возможно, у меня слишком сильно разыгралось воображение из-за той ужасной причины, по которой мы здесь оказались, но я не мог избавиться от ощущения, что какое-то злое проклятие висело над всем этим местом, подобно порванным знаменам древней паутины, свисавшим по углам, и толстому слою пыли, покрывавшему ковром пол, находившийся ниже уровне земли. Вдруг мой спутник остановился и приказал мне осветить фонарем пол у его ног. Я так и сделал и чуть не ахнул, когда луч высветил четкий контур следа мужского сапога на серой пыли.

«Сапожные гвозди», сказал Холмс. «Верный признак британского рабочего, невозможно в этом ошибиться. Видите, Ватсон, здесь есть и другие входы».

Долго ли мы блуждали по этому древнему подземному лабиринту, я точно не могу сказать, но когда мы, наконец, спустились по короткой лестнице к низкой арочной двери часовни, легкие мои уже свыклись с удушающей атмосферой этого места, как если бы они никогда и не пробовали дышать свежим воздухом. Тем не менее, я оказался совершенно не готов к новой волне гниющей мерзости, извергнувшейся мне в лицо, когда мы открыли эту дверь. Настолько мерзким был этот смешанный смрад крови и разложения, что воздух, которым я дышал после того, как вошел в это здание, казался по сравнению с этим свежайшим. Меня замутило от этих миазмов смерти, но я собрался с силами и шагнул вперед, окунувшись в них и двинувшись туда по пятам вслед за моим товарищем. По мере нашего продвижения вперед смрад становился все сильнее. Мы оказались в самом центре этого помещения, где зловоние было самым мерзким, и тут мы увидели ящики.

Некоторые из них были сложены по углам, но по большей части они были расставлены по всему помещению. Они были от семи до восьми футов в длину и шириной около ярда, и те из них, с которых были сняты крышки, оказались заполнены почти доверху черноземом. По указанию Холмса я поднял фонарь как можно выше, пока он их пересчитывал. Когда он закончил, он повернулся ко мне, и в жутком желтом свете, отбрасываемом керосиновой лампой, лицо его было мрачным, как сама смерть.

«Здесь только 29 ящиков», сказал он.

«Вы уверены?», спросил я после паузы.

«Я пересчитал их дважды. Во всех других помещениях, где мы побывали, никаких ящиков нет, и думаю, мы обошли все из них. Из этого я могу сделать единственный вывод––»

Тут он внезапно остановился, и, когда я открыл было рот, чтобы узнать, в чем дело, он жестом приказал меня замолчать. Его внимание, казалось, было привлечено чем-то, что находилось за моим правым плечом. Я медленно повернулся, чтобы посмотреть, что это.

В тот момент, когда я поворачивался, мне показалось, что в темном проходе за арочной дверью часовни кто-то стоит; мне удалось разобрать лишь какие-то неясные контуры – лицо, высокий лоб и изогнутый с горбинкой нос и квадратный подбородок, окутанные черным, как смоль, мраком. Однако к тому времени, когда я закончил поворот, этот призрак исчез, оставив меня в полной неуверенности, был ли кто-то там вообще.

В этот момент Холмс уже двигался. Вытащив револьвер, он пересек помещение тремя длинными шагами и осторожно шагнул в этот проход. И почти сразу же отшатнулся назад. Я зашагал к нему на помощь – и в ужасе остановился, когда увидел, почему он отступил.

Сначала я заметил лишь какое-то свечение, а затем сотни крошечных красных огоньков, мерцавших во мраке, как драгоценные камни. Но когда они стали приближаться, я понял, что это такое на самом деле, и моя рука инстинктивно потянулась за собственным револьвером. Это были красные глаза крыс. Казалось, им не было конца, когда они повалили скопом сквозь дверной проем и стали рассредоточиваться, нас окружая, их покрытые коричневыми шкурками тела теперь были повсюду, они в спешке даже прыгали друг на друга и бежали по спинам своим собратьев, чтобы проникнуть в это небольшое помещение. Их были сотни, так что вскоре царапание их когтей по каменному полу превратилось в непрерывный шепот, а звуки, издаваемые их крошечными глотками, походили на щебетание птиц в птичнике. Мы с Холмсом почти одновременно начали стрелять, в то же самое время продвигаясь вперед и разгоняя отвратительных грызунов, расчищая тем самым себе узкую тропу в этом копошащемся сонмище, сквозь которое мы спешили пробраться, попутно в него стреляя. Я старался не оглядываться назад, потому что понимал, что, пока мы продвигаемся вперед, наша узкая тропинка за ними тут же закрывается, как вода, спешащая заполнить пробел, оставленный быстрым катером. Когда мы добрались до верхних ступеней лестницы, мы бросились бежать, не останавливаясь ни на минуту, пока не оказались за пределами здания.

Мы были уже в квартале от поместья и торопились поспеть на поезд, чтобы вернуться домой, когда один из нас все-таки решился заговорить. Первым нарушил молчание Холмс.

«Похоже, Дракула по-прежнему командует целыми армиями», возбужденно сказал он. «Думаю, можно считать нашу попытку взять эту крепость полностью отбитой».

Я содрогнулся: «Какие ужасные твари!»

«Действительно ужасные, и не случайно. Эта небольшая демонстрация имела целью отпугнуть нас, и она оказалась очень успешной. И тем не менее, мы одержали победу».

«В каком смысле? Нам же ничего не удалось сделать».

«Напротив, мы установили, что у графа имеются и другие укрытия. В противном случае мы обнаружили бы в часовне все пятьдесят ящиков с землей».

«И что нам это дает?»

Похоже, он не расслышал моего вопроса, так как сосредоточенно следил за высоким большим черным экипажем, с грохотом проехавшим по улице по направлению к Карфаксу. Когда он проезжал мимо уличного фонаря, я увидел, что в нем сидело пять человек, среди которых я заметил характерный строгий профиль в очках, который я сразу же узнал.

«Ван Хельсинг!», воскликнул я шепотом.

Детектив кивнул. «И с ним еще какой-то новенький. Джонатан Харкер, очевидно, закончивший свои дела в Уитби. Рискну предположить, что профессора и его спутников ожидает такой же прием, как и нас». Мы спрятались в темном углу, пока они не проехали, а затем двинулись дальше.

……………………..

«А вот теперь, Ватсон», сказал Холмс, когда мы вернулись на 221B и открыли бутылку виски, «и начинается настоящая работа детектива. Мы знаем теперь, что у Дракулы имеются и другие берлоги, и от нас зависит, удастся ли их найти. Как только мы решим этот вопрос, будет несложно избавиться от его драгоценной трансильванской земли, тем самым сузив его возможности воспользоваться многочисленным человеческим населением нашего острова».

«А если мы найдем само это чудовище?»

Лицо его стало абсолютно трезвым и хладнокровным. «Тогда мы должны будем уничтожить его, пока он не успел распространить свою вампирскую заразу по всей Империи. Иного выбора у нас нет».

Тишина, наступившая по завершении им этой фразы, была прервана стуком в дверь.

«Странно», заметил я, поднимаясь из-за стола. «Я не слышал шагов по лестнице». Я поставил на стол свой стакан и подошел к двери, чтобы ее открыть. Когда я это сделал, я замер на месте, не в силах произнести ни слова, пораженный самим внешним видом этого ночного посетителя.

Он был одет во все черное, единственным отступлением от этого цвета была закругленная серебряная ручка его огромной черной трости, которую он держал в когтистой своей руке. Лицо его было вытянутым и с высоким лбом, он высоко и надменно держал голову, как это делают представители древних знатных родов, кожа его была настолько бледной, что чуть ли не полупрозрачной. Глаза его пылали, как раскаленные угли, под бровями, такими бешено злобными и густыми, что они почти срастались аркой над носом. Такой черной была непокорная копна его волос, покрывавших его высокий череп, что он способен был затеряться в полуночных тенях у него за спиной, если бы не единственная седая прядь стального оттенка, рвавшаяся сверкающей молнией вверх, от центра его острого вдовьего выступа*. Все это, в сочетании с ростом выше шести футов [180 см], без сомнения, делало его фигурой, притягивающей внимание в любой компании. Но внимание мое привлекли прежде всего его зубы, острые как кинжалы клыки, выглядывавшие из-под обвисших его усов. Это были клыки хищника. Я был убежден, что открыть дверь этому существу означает пригласить все ужасы извечного мрака вторгнуться в святость нашего дома на Бейкер-стрит. Если где-нибудь и когда-нибудь и существовал человек, который дышал самой смертью, то это и был посетитель, стоявший сейчас у нашего порога. Все мои чувства и инстинкты вопияли об одном – чтобы я захлопнул дверь перед этим мерзким призраком, вышвырнув его прочь, обратно в тот мрак, откуда он к нам явился, и вычеркнув его из моей памяти. Но вместо этого я обнаружил, что отступил в сторону, позволив ему войти.
- - - - - - - - - - - -
* Вдовий выступ, вдовий мысок – волосы, растущие треугольным выступом на лбу, якобы свидетельствующие о раннем вдовстве. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - -

Незваный гость смотрел куда-то мимо меня, как будто я был просто каким-то лакеем, сверля глазами моего друга, который поднялся, встретившись взглядом с холодным их блеском.

«Мистер Шерлок Холмс?» Его голос был таким же глубоким и бесстрастным, как басовые ноты органа в соборе. Детектив кивнул.

«Я Граф Дракула».

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ОХОТА НАЧИНАЕТСЯ


ПОЖАЛУЙ, целую минуту после того, как наш посетитель представился, никто не пошевелился. Я убежден, что это не вызвало удивления у моего друга, потому что с той самой секунды, когда у нашего порога появился этот высокий незваный гость, личность его не вызывала никаких сомнений. Скорее, у меня сложилось впечатление, что антагонисты оценивают друг друга в ожидании столкновения, которое неизбежно должно было произойти. То, что меня считали не более чем заинтересованным зрителем, и, следовательно, именно в таком качестве я и взят был на заметку присутствующим здесь его светлостью, стоящим в дверях, было очевидно с самого начала. К концу этой минуты властное, привыкшее повелевать выражение на лице графа смягчилось, и он удостоил Шерлока Холмса учтивым кивком головы. При этом он почти коснулся пола своей высокой шелковой шляпой, которую он держал в правой руке.

«Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр», сказал он, тем же органно-трубным басом, чуть подпорченным акцентом восточных орд. «Даже в родной моей стране многим посчастливилось читать о ваших удивительных подвигах против английской преступности. Впечатляющие способности, которые вы продемонстрировали в избранной вами сфере деятельности, не имеют себе равных на всем Континенте».

Возможно, я и был потрясен его неожиданным явлением в наши пенаты, однако я точно запомнил, что он особо подчеркнул слова «избранная вами сфера деятельности». Если Холмс тоже это заметил, то не подал виду, а лишь кивнул головой в знак признательности.

«Вы льстите мне, граф. Ваша слава также вас опережает».

В тоне его не было враждебности, но она присутствовала в его словах. Граф не обратил на это внимания. Он улыбнулся в ответ, еще заметнее обнажив острые клыки, отчего кровь похолодела у меня в жилах, когда я на них взглянул.

«Ночь холодна, а я не так уже молод, каким был когда-то», сказал он. «Могу я войти?»

«Будьте так добры. Возможно, вам захочется присоединиться к нам с коллегой и отведать виски. Ватсон, бокал».

«Благодарю вас. Я не пью алкогольные напитки». Дракула бесшумно закрыл за собой дверь и вошел в комнату. Я заметил, что он был выше моего друга почти на четыре дюйма. «Если вы не против, я постою», сказал он, когда Холмс указал на одно из кресел. «Ночные часы заканчиваются, а у меня еще много назначенных до утра встреч. Я объясню цель своего визита, а затем избавлю вас от своего присутствия».

«О, если бы это было так, граф Дракула». Холмс снова улыбнулся.

Выражение лица Дракулы стало более холодным. «Вы откровенный молодой человек, мистер Холмс. В моей стране это опасная черта. Советую вам следить за языком в моем присутствии».

«Дорогой граф, мы оба слишком стары, чтобы тратить время на любезности. Чем могу быть вам полезен?»

«Сегодня вечером вы посетили мой дом. И мне хотелось бы знать, зачем».

«Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос», ответил мой друг.

Наш посетитель кивнул, глубоко задумавшись. «Это так. Просто мне хотелось услышать ваши объяснения, но вы очень умело уклонились от этого вопроса.

«Прежде чем покинуть Трансильванию, я постарался прочесть как можно больше о той стране, куда я еду. Среди множества книг и периодических изданий, которые я с этой целью собрал, были и журналы в желтых обложках с рассказами доктора Ватсона о тех уголовных делах, которые вам до сей поры в ходе своей деятельности удалось решить. Когда я узнал, что именно вы вторглись в мой дом в Перфлите, я понял, что мое пребывание в Англии привлекло к себе профессиональный интерес с вашей стороны, интерес, который я едва ли могу себе позволить на этом этапе своей деятельности. Поэтому я и пришел к вам просить вас отказаться от ваших расследований, пока они не нанесли вреда».

Холмс закурил сигарету и послал в направлении графа целую тучу дыма. «Если такова ваша цель, то боюсь, вы проделали этот путь напрасно».

«Я состоятельный человек, мистер Холмс. Обещаю вам, вы не пожалеете, что оказали мне такую услугу». Дым никак не повлиял на хладнокровие Дракулы. Я вдруг мельком задался вопросом, а дышит ли он вообще.

Холмс ничего не ответил.

В глазах этого представителя древнего рода что-то блеснуло, и это меня встревожило. Такой же блеск я увидел в глазах той жуткой дьявольской Собаки перед тем, как она прыгнула на горло сэра Генри Баскервиля у Гримпенской трясины, в каких-то ярдах от нас, так близко, что приятным это не покажется.

«Убедительно прошу вас обдумать это предложение». В голосе его послышалась тихая угроза: «Вы думаете, что повидали на своем веку все ужасы, которые в состоянии предложить мир, Шерлок Холмс, но вы копнули лишь тонкий верхний слой. Джонатан Харкер сошел с ума, столкнувшись лишь с несколькими из бесчисленных сил, мне подвластных. Но ему повезло. И даже в тот момент, пока мы находимся здесь, эти силы собираются, подчиняясь моим безмолвным приказам, с единственной целью: уничтожить все препятствия, которые стоят на моем пути. Они встают из ледяных могил, из виселиц и гробниц, ибо все, кто мертвы, являются моими агентами. Это армия мертвецов. И как один смертный способен победить такого врага?»

«Сказки про чертей и привидений перестали меня пугать уже много лет назад», ответил детектив. «Они производят на меня впечатление не сильнее ваших крыс».

«Крысы были предупреждением. Уверяю вас, что, когда я решу действовать всерьез, вам не удастся сбежать».

«Думаю, я услышал достаточно. Можете проводить нашего посетителя до дверей, Ватсон».

«Этого не потребуется». Граф Дракула, обернув вокруг себя плащ, повернулся и распахнул дверь. Остановившись в дверях, он пристально посмотрел на Холмса зверским взглядом. «Есть вещи гораздо хуже смерти, мистер Холмс. Будете упорствовать, и я обещаю вам, вы узнаете, что я имею в виду». Он вышел и закрыл за собой дверь.

Меня вдруг охватило внезапное желание проверить, действительно ли он ушел. Едва только дверь закрылась, как я бросился к ней и рванул ее, осветив тем самым темный коридор. Там никого не было.

«Закройте дверь, Ватсон: сквозняк».

Когда я сделал так, как мне было приказано, Холмс подошел к камину, схватил кочергу и пригнулся, помешав уголь и огонь в камине. «Вы заметили, Ватсон?», спросил он. «Физическое ощущение холода, будто все окна внезапно распахнулись, и на огонь будто плеснули воду? Я почувствовал то же самое в тот момент, когда мы вошли в Карфакс, хотя мы вошли туда из ночного холода. Это тлетворное влияние, окружающее графа Дракулу. Ну вот; теперь стало теплее, когда он нас покинул».

«Я заметил холод только теперь, когда вы о нем сказали».

«Что ж, противостояние самое содержательное. Как вы думаете, чего он хотел добиться, явившись сюда?» Он поднялся с корточек перед камином и положил кочергу на подставку.

«Пожалуй, это очевидно», ответил я. «Он надеялся убедить вас прекратить мешать его планам. Когда с попыткой подкупа у него ничего не получилось, он прибег к угрозам».

Он покачал головой, улыбаясь. «Сомневаюсь, что любой, кто прочел ваши описания меня как безупречного персонажа, попытался бы меня подкупить, чтобы я не занимался этим делом, при помощи банальных денег. Кроме того, к таким слишком общим и расплывчатым угрозам, к каким прибег он, настолько редко прислушиваются, что я с трудом верю, что они, по его ожиданиям, окажутся действенными. Нет, Ватсон, Дракула и не собирался убедить меня оставить его в покое. Это был лишь предлог с его стороны, чтобы явиться сюда и понаблюдать за своим врагом в его естественной среде обитания. По той же причине сегодня вечером и мы с вами вторглись в его собственные владения в Перфлите».

«И что, по-вашему, он тем самым получил?»

«Ну, как минимум, возможность узнать меня в лицо, когда в следующий раз я встану у него на пути. Вы, конечно же, заметили, что он не отрывал глаз от меня во время всего этого посещения».

«Этого невозможно было не заметить». Я содрогнулся. «И какие глаза! Скорее это глаза какого-то зверя, а не человека».

«Вполне с вами согласен. Самый лютый и хитрый зверь – этот граф Дракула, чьи клыки и когти еще более опасны из-за могучего мозга, который ими руководит и направляет. Какие-то сомнения овладевают мною, когда я размышляю о возможности его уничтожения».

Я неодобрительно нахмурился. «Что-то не припомню, чтобы вы колебались пред лицом опасности, Холмс».

«Не за себя, Ватсон. Я опасаюсь за вашу прекрасную супругу. Не хочу сделать ее вдовой преждевременно».

«Я не отступал перед опасными начинаниями, когда был холостяком, Холмс. И не вижу причин для этого и сейчас, когда я женатый человек. Уверяю вас, что, если бы она сейчас была здесь с нами, жена согласилась бы с тем, что мой долг – помочь вам всеми способами, какие только возможны».

Он снова улыбнулся. «Иного я и не ожидал. Что ж, отлично, если уж вы настаиваете на том, чтобы последовать за мной по этому отчаянно безрассудному пути, предлагаю вам позвать миссис Хадсон и попросить ее приготовить нам большой кофейник с крепким черным кофе, который взбодрит нас, пока мы будем вырабатывать план действий».

Тянулась ночь, и количество кофе в кофейнике все уменьшалось, когда мы набросились на решение этой проблемы со всех сторон. Мне казалось очевидным, что лучший способ справиться с вампиром – это отправиться завтра в Карфакс и уничтожить его там, пока он спит в земле своей родины, но Холмс со мной не согласился. «Тогда уровень его интеллекта будет гораздо ниже ожидаемого мною, если он теперь вернется в свое поместье», сказал он. «Завтра я еще раз отправлюсь в Уитби, где за несколько крон я смогу узнать от людей, перевозивших ящики, куда была отправлена оставшаяся часть из пятидесяти. Там, где они – там где-то рядом и Дракула».

«Попрошу миссис Хадсон постучать нам пораньше», сказал я, поднимаясь из-за стола. Холмс помахал мне рукой, чтобы я сел на свое место.

«Мой дорогой друг, я крайне благодарен вам за то, что вы составляете мне компанию, но в данном случае вряд ли это нужно. Зачем тратить деньги на два билета, если достаточно одного из нас? Я вернусь к сумеркам, и тогда мы и обсудим наши следующие шаги. А пока, мне кажется, нам обоим не помешает выспаться».

Несмотря на рыцарскую стойкость, с которым мой друг выдержал визит этого изверга, было заметно, что это происшествие лишило его спокойствия; я дважды просыпался в течение этой ночи от печальных звуков очередной чудесной композиции Холмса, несшихся из гостиной, где он играл на скрипке – верный признак того, что он слишком занят стоящей перед ним в данный момент проблемой, чтобы заснуть. В такие моменты лучше всего было оставить его в покое наедине с самим собой, потому что я знал из опыта долгого общения с ним, что никакие уговоры и препирательства не заставят его успокоиться, пока он ее не решит. Вероятно, он все-таки вздремнет в поезде по дороге в Уитби. Успокаивая таким образом свою совесть, я перевернулся на другой бок и вернулся в собственные неспокойные сны. Вряд ли мне стоит добавлять, что они были заполнены «Призрачными дамами» и зловещими представителями древних родов.

Когда я наутро проснулся, Холмса уже не было, но он оставил мне записку, на буфете.

«Ватсон», (говорилось в ней),
Я дал миссис Хадсон указание вскрывать всю мою почту и связаться со мной, если будет что-то важное. Полагаю, вы проведете этот день с миссис Ватсон. Настоятельно советую вам купить цветы.
Ш.Х.»

Я последовал его совету и, подарив жене букет хризантем от ее любимого торговца цветами, отвел ее отобедать, а затем мы поехали на концерт в мюзик-холл в Шордиче. Боюсь, что во время нашей прогулки обратно домой после концерта в основном говорила она, а я больше молчал, потому что я не хотел пугать ее подробностями нашего нынешнего дела. Следующие несколько часов мы отдыхали дома. Когда пришло время мне уходить, предостерегающий тон, каким супруга моя пожелала мне «быть осторожным», заставил меня задуматься, а вдруг она, интуитивно, что было ей свойственно, каким-то образом почувствовала мрачный характер той миссии, которая стояла теперь перед нами с Холмсом, несмотря на все мои усилия скрыть это от нее. Ведь она знала меня лучше всех других.

Когда я приехал на Бейкер-стрит, в гостиной, как и во всем доме, было темно. Решив, что миссис Хадсон уже легла спать, я открыл дверь и поднялся наверх, чтобы дождаться там Холмса. Едва я зажег лампы, как открылась дверь, и в гостиную сгорбившись забрел какой-то уличный попрошайка. Одет он был в лохмотья, а во рту у него торчал окурок сигареты, настолько короткий, что трудно было себе представить, как ему удавалось удерживать его во рту так, чтобы он хоть немного выдавался вперед, не обжигая щетину у него на подбородке. Настолько убедительным был его внешний облик оборванного бродяги, что я вынужден был пристально к нему присмотреться, а действительно ли это Шерлок Холмс. Минуту спустя уже не пришлось больше в этом сомневаться, так как он снял поношенную войлочную шляпу, скрывавшую его умный лоб, и лицо его приняло то довольное выражение, которое я так часто замечал у своего друга, когда он был уверен в победе. Эффект этот несколько ослаблял фиолетовый синяк, почти закрывавший его вспухший левый глаз.

«Дорогой мой Холмс!», воскликнул я, встревоженный. «Что с вами произошло? Вы выглядите так, будто участвовали в уличной драке какого-то самого низкого пошиба».

«Именно так! Ваши способности к наблюдению с каждым днем только усиливаются». Он еще шире улыбнулся, чуть поморщившись, когда изменение в выражении его лица затронуло его травмированный глаз.

«Какое счастье, что на сей раз я решил захватить с собой свой саквояж», сказал я, открывая его. «Садитесь. Расскажете мне все, пока я займусь этим вашим синяком».

«Позже, Ватсон. Сначала позвольте мне побриться и переодеться в одежду, подобающую джентльмену. А потом вы сможете применить все чудеса современной медицины к этому знаку моего успеха, и я расскажу специально для вас все подробности этого интереснейшего дня».

Он направился в свою спальню, вернувшись оттуда спустя четверть часа, уже побритый и в старом своем фиолетовом халате, который он предпочитал всем прочим своим одеждам. К тому времени я уже приготовил слабый мыльной раствор, которым я стал очищать синяк, пока он, сев в свое кресло, приступил к рассказу.

«У меня действительно мало причин улыбаться», сказал он, закрывая глаза, чтобы мыло их не щипало, «так как на мне лежит вина за серьезнейшую ошибку, чуть не стоившую нам обоим жизни. До сих пор я исходил из предположения, что Дракула действует в одиночку, и что мы превосходим его численно вдвое. Однако из его собственных слов нам стало известно, что граф – состоятельный человек; из чего несложно себе представить, что он приобрел довольно значительное число верных ему агентов по всей Англии. Это совершенно элементарное предположение, и все же я вынужден признать, что оно ускользнуло от меня, пока оно в буквальном смысле слова не настучало мне по голове сегодня днем ??в районе гавани в Уитби.

«Сразу же после того как я вышел из офиса ведущей транспортной фирмы нашей страны, в переулке меня догнали два каких-то мордоворота в оборванных бушлатах, и один из них нанес мне удар правой в глаз, свидетельство чему до сих пор является болезненно очевидным. Если бы не моя трость и хорошее владение японским стилем рукопашного боя, я мог бы до сих пор еще лежать в этом переулке в луже собственной крови. Рад сообщить вам, что, испытав несколько падений, оба эти джентльмена оказались настолько благоразумны, что вовремя дали дёру. Тем не менее, это происшествие произвело на меня серьезное впечатление, и во многих смыслах.

«Каким же я был дураком, Ватсон! Боюсь, что когда вы опубликуете этот рассказ, моя репутация среди ваших читателей серьезно пострадает, и все же именно этого я и заслуживаю, за то, что серьезным образом недооценивал нашего противника. Разумеется, за мной следили, после того, как я вышел из дому, и когда они определили, куда я направляюсь, агенты Дракулы в Уитби были об этом извещены и получили задание перехватить меня там и предупредить меня, уже несколько строже, напомнив мне о том, кого я принимал минувшей ночью».

«Но вы, кажется, несмотря на это, пребываете в очень хорошем настроении», заметил я, осторожно протирая насухо область вокруг его воспаленного левого глаза.

«А с какой стати нет? Мне удалось узнать, где находятся все тайники Дракулы в Лондоне».

«У кого?»

«У джентльмена в транспортной компании, перед самым нападением на меня. К счастью, он ведет доскональный учет всех перевозок, осуществленных его фирмой, вплоть до последней пуговицы. 10 августа работники их фирмы погрузили все пятьдесят ящиков с землей на поезд, направляющийся в Лондон, затем сопровождали их перевозку по городу и выгрузили их в четырех разных зданиях, в соответствии с указаниями клиента. Среди этих мест – и поместье Карфакс».

«Полагаю, мы посетим каждое из упомянутых мест?» Я помазал йодом треугольную ссадину – след, оставшийся от удара костяшек чьих-то пальцев у него на скуле – и стер лишнее ватой. Он даже не вздрогнул, хотя ожог наверняка был ужасным.

«Напротив, мы ничего не будем делать».

«Ничего?» Я чуть не выронил бутылёк с йодом.

«В таком случае нам пришлось бы проверять ту территорию, которая уже проверена. Я узнал, когда наводил справки, что там до меня уже успел побывать еще один джентльмен; могу только предположить, что это был Джонатан Харкер. Без сомнений, он уже передал эту информацию Ван Хельсингу и компании, и они сейчас как раз возвращаются обратно после самого продуктивно проведенного ими дня, уничтожая спальные гнезда Дракулы. К чему ненужные усилия?»

«Тогда, значит, с Дракулой покончено».

«Сомневаюсь, Ватсон», мрачно ответил он. «В этом я очень сомневаюсь».

Я положил свои препараты обратно в черный саквояж и сердито его защелкнул.

«Не понимаю вас, Холмс. Вы начинаете с того, что советуете мне ничего не делать, а затем говорите мне, что Англия по-прежнему бессильна перед этим отвратительным существом. Никогда не видел еще вас таким бездеятельным и безразличным перед лицом такой угрозы».

Он рассмеялся.

«Не вижу ничего в этом смешного», взорвался я.

«Дорогой мой друг, я был к вам ужасно несправедлив». Он встал и положил руку мне на плечо. «Граф нервничает. По какой другой причине он натравил на меня этих головорезов, прекрасно зная, что они не ровня человеку столь опытному, как я? Это было, как я уже ранее говорил, просто предупреждение. А если точнее, это был акт отчаяния, а мы с вами оба знаем, что люди в состоянии отчаяния делают ошибки. Именно это я и имел в виду, говоря, чтобы нам ничего не нужно делать; я должен был уточнить, что мы будем ждать».

«Ждать? Чего?»

«Ждать, когда граф Дракула совершит первую свою ошибку. Уверяю вас, Ватсон, что она станет и его последней ошибкой».

Долгое время мы просто молча стояли, Холмс, положив руку мне на плечо, а я – сжав кулаки в карманах. Думаю, мы оба думали об одном и том же, глядя в ночной мрак за окнами. Мы спрашивали себя, кто умрет до того, как закончится эта ночь.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ДРАКУЛА СОВЕРШАЕТ ОШИБКУ


НИКОГДА прежде не видел я своего друга Шерлока Холмса в таком отрешенном состоянии, когда с ним сложно было даже заговорить, чем в первые дни октября 1890 года. Шли часы, один за другим, а никаких новых известий, способных дать нам какие-то зацепки в отношении деятельности графа Дракулы, не поступало, и детектив погрузился в молчание и секретность, словно скрывшись в какой-то раковине, которую даже я не надеялся вскрыть, и, полагаю, за все это время не один потенциальный клиент вынужден был покинуть его квартиру, обиженный прохладным приемом, ожидавшим его внутри. И лишь в четыре часа дня 3 октября, когда у наших дверей появился посыльный с русой бородой и запиской, адресованной Холмсу, он, наконец-то, немного раскрылся – настолько, что соизволил заговорить со мной не односложными фразами.

«Это от Лестрейда», объявил он, просматривая наспех написанное послание. «Он хочет нас видеть. Надевайте пальто, Ватсон. Возможно, это и есть те новости, которых мы ждали». Он отпустил посыльного и буквально сорвал с себя свой халат по пути к вешалке. С нее он снял и надел пиджак, знакомый уже нам плащ с накидкой и кепку.

«Куда мы направляемся?» Я сорвал с вешалки свое длинное пальто и котелок и надел их.

«В морг Уайтчепеля, там ждет нас инспектор».

Казалось, мы были обречены всегда встречаться с этим самовлюбленным детективом Скотланд-Ярда в самой мрачной и ужасной обстановке. В деле, подробно описанном мной под названием «Этюд в багровых тонах», первом, в котором я помогал своему замечательному другу, мы разговаривали с Лестрейдом в какой-то старой ободранной комнате в доме № 3 по Лористон-Гарденс, где лежал труп убитого; с тех пор мы встречались с ним в условиях убогости и нищеты разной степени ужасающей и в обстоятельствах самых мрачных и мерзких, посему ничуть не странно, что мы нашли его стоящим в подъезде скверно выбеленного Ист-Эндского морга. Его лицо, обычно скучное и унылое, напоминало мне теперь старую рабочую лошадь, единственное будущее которой – это живодерня, где из ее костей выварят клей. Оно не просветлело, когда мы к нему подошли.

«Рад, что вы здесь, Холмс», сказал он тоном, одновременно апатичным и несколько ревнивым, словно недовольный тем, что вообще был вынужден нас сюда вызвать. «Дело, которым нам сегодня пришлось заниматься, самое серьезное. Воистину серьезное».

«А что случилось?», спросил мой друг, как всегда тут же оживившись.

«Сбылись самые худшие наши кошмары. Потрошитель взялся за старое».

«Это ошибка какая-то, конечно же!», потрясенно воскликнул я.

Лестрейд мрачно покачал головой. «Хотелось бы так, доктор Ватсон, но улики уж слишком неопровержимы».

«Где жертва?», спросил Холмс.

«Там, внутри». Коротышка повернулся и повел нас в сам морг.

Не стану скрывать, что внутренне сжался, когда мы вошли внутрь, оказавшись рядом с многочисленными трупами, накрытыми простынями, лежавшими на столах в огромном главном зале. Вместо того чтобы привыкнуть к этому, за годы своей врачебной практики, а также за то время, когда я был хирургом в Афганистане, я стал чрезвычайно чувствительным к тому, как выглядит смерть и умирающие, и внезапно оказаться рядом с таким количеством мертвых тел было ощущением далеко не из приятных. Равным образом и само это помещение даже чисто внешне вряд ли можно было назвать приятным, поскольку стены там, как и снаружи, были белыми и голыми и сильно пахли карболкой. Даже солнечный свет, проникавший сюда сквозь высокие окна у самого потолка, казался неестественно суровым и резким, из-за этих белых стен. В дальнем конце этого помещения у изголовья стола с лежавшим на нем трупом стоял санитар с трезвым лицом. Именно к этому столу Лестрейд и направился.

Остановившись возле него, инспектор кивнул санитару, и тот снял с трупа простынь. Меня чуть не вырвало, когда я увидел, что именно сотворил какой-то изверг с несчастной девушкой, лежавшей теперь обнаженной на этом столе.

«Накройте простыней». Голос у Холмса был напряженным.

Лестрейд кивнул еще раз, и тело снова накрыли.

«Кто она?» В тоне моего друга теперь послышался еле сдерживаемый гнев. Он, также как и я, пришел в ярость при мысли, что существо, способное совершить такое отвратительное преступление, свободно передвигается по улицам.

«Проститутка, по имени Рейчел Норт», ответил инспектор. «Она была известна клиентам местных пабов как Рэнди Рейчел, и ее очень любили уличные сорванцы за всякие истории, которые она сочиняла и рассказывала этим бродяжкам. Ее обнаружил полицейский лежащей в подъезде на соседней улице, недалеко отсюда, в три часа ночи; к тому времени она уже как минимум час была мертва».

«Почему вы думаете, что это дело рук Джека Потрошителя?»

Лестрейд фыркнул. «Ну как, ха-ха, как вы думаете, почему мне так кажется? Кто, кроме старого Кожаного Фартука*, может перерезать горло безобидной проститутке и оставить ее в луже собственной крови?»
- - - - - - - - - - - - - - -
* Одно из прозвищ Джека Потрошителя. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - -

«Горло у нее было не просто перерезано, инспектор. Оно было разорвано и полностью распотрошено, значительно менее точно и аккуратно, чем если бы это сделали ножом. И как вы объясните отсутствие каких-либо других ран у нее на теле? Где тут то самое умелое вскрытие, которым гордился сам Потрошитель?»

«Возможно, кто-то его прервал, помешав, и он не успел закончить», возразил его собеседник, но с меньшей долей уверенности, чем раньше.

Холмс покачал головой. «Что-то не похоже на то. Почему тело было обнаружено лишь в три часа ночи, если преступник был застигнут на месте преступления за час до этого? Что же касается вашей версии о том, что она лежит в луже собственной крови, как это согласуется с тем фактом, что и в области раны, и по всему телу очень мало крови? Или же Потрошитель обнаружил у нее какой-то сувенир, который ему так понравился, и он решил забрать его с собой домой?»

Лестрейда это задело: «Полагаю, у вас есть версия, способная объяснить все факты», с вызовом сказал он.

«У меня есть версия, но я сильно сомневаюсь, что вы в нее поверите. Пойдемте, Ватсон. Темнеет, а у нас мало времени». Он повернулся, намереваясь уйти.

«Вы хотите сказать, что отказываетесь заниматься этим делом?», залопотал Лестрейд. Похоже, он не мог понять, как ему к этому относиться: не верить в это или же радоваться.

«Я хочу сказать, что мы уходим. И мой совет вам, инспектор, откажитесь от всех предвзятых представлений, которые могли у вас сформироваться в отношении причастности к этому делу Потрошителя. Мы столкнулись с гораздо более опасным и коварным врагом».

Детектив Скотланд-Ярда выпрямился во весь свой рост, который был не таким уж и впечатляющим, и удостоил Холмса самым надменным взглядом. «А мой совет вам, мистер Шерлок Холмс, держите ваши советы при себе. Скотланд-Ярд вполне способен ловить преступников и без вашей помощи. Я пригласил вас сегодня сюда лишь потому, что знал, что такие вещи вас интересуют, но вижу теперь, что этот случай вам не по зубам. До свидания вам обоим».

Холмс шел посмеиваясь, когда мы вышли из этого дома смерти на едва ли более радостную улицу Ист-Энда. «Лестрейд не перестает меня поражать», признался он. «Всякий раз, когда я снова с ним сталкиваюсь, он становится все более упрямым и менее сообразительным, чем раньше. Кажется даже, что нет предела его невежеству».

«Вы думаете, это Дракула изуродовал эту несчастную?» Ужасающее зрелище зверски разодранного горла Рейчел Норт до сих пор стояло у меня перед глазами.

«А кто еще? Тем не менее, не в его стиле так неаккуратно работать. Поэтому можно лишь предположить, что он отчаянно спешил, иначе он постарался бы сделать так, чтобы труп никогда не нашли. Думаю, Ватсон, Дракула готовится уехать».

«Уехать? Куда?»

Он пожал плечами. «Не могу сказать. Возможно, в Трансильванию. Но я в этом сомневаюсь».

«Такой выбор кажется разумным в сложившихся обстоятельствах».

«И все же не похоже на графа, чтобы он так просто сдался. Он может изменить свои планы, но вряд ли даст задний ход только потому, что они стали известны его врагам. Нет, Ватсон; боюсь, что какую бы форму ни принял следующий шаг Дракулы, он не станет его капитуляцией».

«Если уж мы коснулись темы следующего шага», сказал я, «какую форму примет наш собственный?»

Холмс задумался. «Скажите мне, доктор», сказал он наконец. «Почему, как вы считаете, объект нашего расследования выбрал именно Уайтчепел местом своего удара, когда у него была возможность выбирать из всего Лондона?»

Я задумался над этим вопросом. «Возможно, потому что здесь проще всего с жертвами», заметил я через некоторое время.

«Вполне возможно. Можете придумать какие-нибудь другие причины? Нет? Задумайтесь вот о чем: лев когда-нибудь охотится далеко от места своего непосредственного обитания?»

Медленно, но мысль моего друга осенила меня. «Никогда!», воскликнул я. «Вы думаете––?»

«Всякий раз, когда это возможно. Учитывая то, что Дракула предпочитает заброшенные здания, нам не составит труда найти подходящее ему место в радиусе полумили. И нам лучше поскорее это начать, потому что уже темнеет. И вряд ли мне стоит предупреждать вас о том, на что способен загнанный в угол зверь».

Количество пустующих зданий в убогом лондонском районе Ист-Энд было просто поразительным. Все последующие два часа ушли у нас на обследование пустующих халуп кабаков и пабов, которые либо ничем не отличались от сотен других, либо старались скрыть от полиции гнусный характер своей деятельности, и все наши усилия оказались практически безрезультатными, если не считать того, что одежда наша была вся в паутине и пыли. Ни в одном из них никаких признаков того, на кого мы охотились, не оказалось. Мы как раз выходили из одной из этих грязных трущоб, когда Холмс вдруг остановился и объявил, что мы ведем свои поиски неправильно.

«Ох как вовремя вы это осознали», раздраженно сказал я, отряхивая густую коричневую пыль с верхушки своего котелка.

«Не стану отрицать, что мне следовало бы прийти к этому заключению чуть раньше», извинился он. «Хотя все эти заведения ужасно захламлены и пребывают в полной разрухе, ни одно из них не пустует более года, и в любое из них в любой момент может войти потенциальный покупатель. Однако по опыту нам уже известно, что Дракула предпочитает обосновываться в давно заброшенных кварталах, где шансы обнаружить его не так высоки. Это что-нибудь вам подсказывает?»

«Думаю, идеально для его целей подойдет здание, подлежащее сносу», решился я.

«Именно! Мы еще сделаем из вас детектива. Тут неподалеку есть здание, в котором когда-то размещалась скотобойня, но которое пустует уж точно довольно давно. Недавно его решили снести. Лучшего прибежища для такого убийцы и не найти. Пойдемте, Ватсон; нельзя терять ни минуты». Он махнул рукой проезжавшей мимо пролетке и вскочил в нее еще до того, как извозчик успел остановиться.

Скотобойня представляла собой внушительное одноэтажное кирпичное здание, занимавшее целый квартал на краю самого нищенского района Уайтчепеля, с лишенным всякой растительности пустынным двором, окруженным рушащимся деревянным забором, который местные хулиганы углем и мелом исписали словами и лозунгами разных степеней грубости и мата. Огромные квадратные окна вдоль всех стен здания были заколочены, отчего здание это снаружи казалось еще более пустующим, что придавало ему в сложившихся обстоятельствах самый зловещий характер и лишь усиливало неясные очертания громадной черной тени, которой это здание возвышалось на фоне чуть более светлых оттенков неба. Когда мы добрались туда, ворота оказались открыты.

«А ведь она должна быть крепко заперта», низким шепотом заметил мой товарищ. «Он здесь, Ватсон».

Леденящий ужас, который вселили в меня эти слова, лишь усилился, когда из-за забора послышались какие-то странные звуки. Я говорю «странные» не потому, что эти звуки – какие-то глухие удары, скрипы и стуки – сами по себе казались какими-то необычными, а скорее даже из-за тишины, царившей везде тут вокруг, что делало их гораздо более отчетливыми, чем они могли показаться в ином окружении. То, что там, во мраке, что-то происходило, было совершенно ясно; то, что это не предвещало ничего хорошего, так как было связано с нежитью, за которой мы гнались, было не менее очевидно. Я был готов ко всему, когда мы прошли сквозь зияющую пасть открытых ворот и вступили на обильно политую кровью землю.

Первым, что я увидел, это янтарный свет единственного фонаря, висевшего на гвозде на входной двери в здание. Однако когда глаза мои привыкли к этому неожиданному освещению, я стал различать и другие объекты и фигуры, находившиеся внутри этого изъезженного двора: повозка-фургон в упряжке с двумя черными как смоль лошадьми, мордами обращенными к воротам; двух крепких рабочих, пытающихся погрузить какой-то тяжелый предмет в этот фургон – прямоугольный ящик, так похожий на те 29 его собратьев, которые мы видели в Карфаксе; и руководившей всей этой операцией, стоявшей спиной к нам темной фигурой в черном плаще – самим графом. При нашем появлении рабочие приостановили работу и уставились на нас. Это привлекло внимание Дракулы. Он медленно повернулся.

Надо было видеть ту ярость, которая исказила черты его лица, когда он нас узнал. Глаза его засверкали под железным изгибом его бровей, их раскаленное свечение, казалось, лишь усилило глубокие черные тени его впалых щек, прорезав глубокие борозды, тянувшиеся от ноздрей к уголкам рта. Длинные клыки, которые я заметил еще во время первой нашей с ним встречи, обнажились в угрожающем рычании, искривившаяся верхняя губа стала ярко-красной на фоне его черных усов. Дыхание его стало каким-то свистящим и частым. Он был без шляпы, и локон его черных, как воронье крыло, волос упал ему на лоб, закрыв одну его половину, тем самым усилив общий зверский характер его наружности. В тот миг мне вспомнилось предупреждение Холмса, сделанное им два часа назад: о том, что граф Дракула, загнанный в угол, – это нечто крайне опасное.

«Идиоты!» Ругательство это прозвучало как взрыв, эхом отразившийся от стен скотобойни, как высокая трель органа в стропилах собора. «Какими же надо быть безмозглыми идиотами, чтобы добраться сюда только для того, чтобы погибнуть».

Ярость нашего противника не осталась незамеченной Холмсом, черты лица которого тоже стали напряженными, столкнувшись с такой гневной филиппикой. Тем не менее, он стоял на своем. В правой его руке сверкнуло серебряное распятие, которым он спас меня от клыков «Призрачной леди» во времена, когда сверхъестественное казалось лишь пустым звуком. «Пустые слова, граф». Его голос был исполнен ледяного спокойствия. «Прикажите своим слугам выгрузить ящик».

Ярость Дракулы оказалась вполне осязаемой. Когда она разразилась, сильные, мускулистые рабочие упали наземь, отброшенные прочь, и теперь они оказались прижаты к кирпичной стене здания. Никто из них не в силах был пошевелиться.

И тут граф пришел в движение.

Одним прыжком он преодолел пять ярдов, разделявших нас, и размахнувшись, мощным ударом сильной своей правой руки сбил Холмса с ног, выбив у него из рук крест. Когда я бросился вперед, чтобы остановить этого изверга, граф толчком левой своей руки мне в грудь отбросил меня назад, приложив не больше усилий, чем требуется, чтобы оттолкнуть от себя детский резиновый воздушный шарик. Я потерял равновесие и упал на землю. К этому моменту Дракула успел заскочить в повозку и, схватив одной рукой вожжи, а другой хлыст, хлестнул им по спинам испуганных лошадей. Они заржали и рванулись вперед. Я едва успел осознать, что они сейчас меня собьют, и вскинув руки, прикрыл ими лицо, за секунду до того, как они оказались надо мной. По обе стороны от меня простучали копыта, фургон прогромыхал у меня над головой, и затем я остался один, в оседавшей на землю пыли. Я не убрал рук с лица, пока не услышал голос Холмса, который снова и снова звал меня по имени.

«Ватсон!», кричал он, схватив меня за плечи и тряся. «Ватсон, с вами все в порядке?» В голосе его чувствовался страх.

Я убрал руки и оперся на локоть, глядя на него сквозь пыль и тьму. «Он сбежал, Холмс», сказал я разбито.

Он рассмеялся от облегчения. «Я предпочту видеть его сбежавшим тысячу раз, чем вас хоть единожды раненным, дружище. Но не беспокойтесь. Мы уже довольно скоро его разыщем».

«В самом деле?» Я поднялся на ноги, опираясь на протянутую мне Холмсом руку, и отряхнулся. Оглянувшись вокруг, я с удовлетворением отметил, что двое рабочих сбежали. «И как вы предполагаете это сделать?»

«Помните то дело с Джонатаном Смоллом и его миниатюрным напарником, и как мы выследили их на оживленных лондонских улицах?» В глазах его мелькнул озорной блеск.

«Тоби?»

Он кивнул. «Собака, у которой нюх на преступников. Вряд ли ему (Тоби) будет сложно отследить путь такого неуклюжего и громоздкого транспортного средства, как крытая повозка».

«Кажется, я припоминаю, что сообщник Смолла случайно вступил ногой в креозот, который значительно облегчил собаке учуять след тех двоих типов», напомнил я ему. «Каким образом, по вашему мнению, Тоби сможет отличить след, оставленный этой повозкой, от тысяч других, проехавших по улицам за последние несколько часов?»

«Ну же, Ватсон. Вы что, забыли, где мы находимся? »

«На скотобойне. Ну и что––»

«И вы хотите сказать, что любому уважающему себя псу сложно будет выследить фургон, колеса которого прокатились по земле, обильно орошенной кровью и внутренностями?» Он лукаво улыбнулся.

«Холмс», воскликнул я, «вы воистину гений!»

«Не заставляйте меня краснеть, Ватсон!», ответил он, но лицо его все равно при этом светилось от радости. Эта улыбка была первой, которая появилась на наших лицах уже за очень долгое время.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

УЖАСНАЯ НОВОСТЬ


«У МЕНЯ пятьдесят собак в этом питомнике, которые быстро с тобой расправятся, если ты немедленно не уберешься отсюда, поганое жульё, ходят тут всякие!»

Те, кто читал мое описание событий, связанных со «Знаком четырех», помнят того старого мистера Шермана, владельца замечательной собаки Тоби, который был далеко не самым гостеприимным из людей. Поэтому я не удивился, когда в ответ на мой стук в дверь его старой развалюхи на Пинчин-лейн я услышал его надтреснутый голос, угрожавший мне всяческими телесными повреждениями, если я не пойду прочь.

«Мистер Шерман, это доктор Ватсон», сказал я.

«Мне все равно, даже если это сама Королева Виктория! Убирайся! У меня тут бешеный терьер, я его натравлю на тебя, и он вгрызется тебе горло, если я сейчас же не услышу твои испаряющиеся отсюда шаги». Лицо старика в верхнем окошке казалось дьявольски злобным в свете единственной свечи, которую он держал под подбородком.

«Я пришел за псом».

«Ну да, и пса вот ты и получишь! Он тебя так покусает, уж точно, что ты подохнешь, крича и ревя, как сумасшедший, потому что не смылся отсюда, когда тебе сказал это сделать старина Шерман! Даю тебе тридцать секунд, а затем дверь откроется, и оттуда вылетит на тебя терьер».

«Мистер Шерлок Холмс—»

По своему предыдущему опыту я знал, что, для того чтобы войти, мне нужно было лишь произнести это имя, но я забыл о том, как быстро оно могло действовать. Окошко тут же захлопнулось, и через пару секунд дверь широко распахнулась. За ней внутри стоял мистер Шерман, показавшийся мне еще более тощим, длинным и худым, по сравнению с тем, каким я его помнил, согнувшимся почти вдвое под тяжестью своих лет и близоруко щурившимся на меня за толстыми синими линзами своих очков. Его морщинистое лицо разделилось на две части тем, что, по-видимому, нужно было считать заискивающей улыбкой.

«Простите меня, доктор», сказал он, посторонившись, чтобы я мог войти. «Сразу и не вспомнил вашего имени, пока вы не упомянули мистера Шерлока. Входите, сэр».

Я осторожно, бочком, протиснулся внутрь. «А где бешеный терьер?»

Он захихикал, как квохчущая курица. «Помилуй Бог, сэр, это лишь моя небольшая выдумка. Откуда мне знать, может, вы один из тех архаровцев, которые заявляются ко мне ночью и колотят мне в дверь. Однако барсук вполне настоящий, и он кусается, поэтому советую вам держаться от него подальше. Вы за Тоби пришли?»

«Да. Нам понадобились его способности».

«Тогда, значит, это седьмой номер».

Повернувшись, он повел меня, держа в руке свечу, вдоль собачьих будок, тянувшихся по всему первому этажу слева от нас, в большинстве из них сидели собаки всех размеров и пород, бросившиеся на нас ко входам своих клеток с бешеным лаем. В других вольерах находились птицы и рептилии и другие какие-то живые существа, бледно-зеленые глаза которых сверкали в свете движущейся свечи, а каждый дюйм пространства в стропилах над нашими головами был занят совами и другими видами птиц. Из будки № 7 Шерман выпустил уродливого вида лопоухое существо, без помощи которого мы никогда не смогли бы задержать людей, ответственных за смерть отца моей жены в то время, когда я был еще холост. Тоби радостно завилял хвостом, узнав меня, когда я потрепал его по голове.

«Я смотрю, он помнит вас, сэр», заметил старый торговец зверями. «Даже и куска сахара на этот раз не потребуется».

«Хороший пёсик, Тоби».

«Не просто хороший, доктор; он лучший. Передавайте привет мистеру Шерлоку и остерегайтесь барсука на обратном пути».

……………………………..

После короткой поездки в кэбе мы вновь оказались в Уайтчепеле, где перед скотобойней нас ждал Холмс. Он курил свою трубку посреди расстилающегося тумана.

«Молодец, хороший пёсик», сказал он, увидев подбежавшего к нему Тоби, восторженно скулящего и виляющего хвостом при виде своего старого друга. «Немного перекормлен, но мы сбросим во время бега этот излишний багаж». Холмс выпрямился. «Я только что завершил свой осмотр последнего места пребывания Дракулы», сообщил он мне.

«И что вы обнаружили?»

«Очень мало». Он полез в карман пальто и протянул мне маленький блестящий металлический диск. «Что вы об этом думаете?»

Я осмотрел этот предмет при свете фонаря, оставленный графом на двери. Это была золотая монета, размером с крону, с отчеканенным на ней неизвестным мне профилем. С обеих сторон на ней были иностранные надписи. «Рубль?», предположил я.

«Рубли серебряные. Насколько я могу судить, это венгерская монета, выпущенная во времена турецко-венгерских войн в конце пятнадцатого столетия. Я нашел ее застрявшей в щели в полу у входа».

«Что это может означать?», я вернул ему ее.

«Вряд ли Дракула носит на шее талисман; поэтому эта монета – из того запаса оборотных средств, привезенных им с собой из Трансильвании. Поскольку монета единственная, отсюда логично следует, что остальные у него при себе. А это означает, что он покидает Англию».

«Тогда, значит, мы победили!», обрадовался я.

Судя по выражению его лица, он не разделял моего оптимизма. «Победили? Ну может быть. В любом случае, мне станет намного легче, как только мы точно установим, что он на пути в Трансильванию, а не захватывает еще что-нибудь. Как насчет того, дружище, чтобы броситься за ним в погоню? Готовы?»

«Никогда не был так к ней готов, как теперь».

«Нюхай землю, Тоби!», сказал он псу. «Ну давай, мальчик? Нюхай, Тоби, нюхай!»

Отреагировав на жесты моего друга, мохнатый сыщик опустил свою широкую влажную мордочку к темной земле и, громко нюхая воздух, стал бегать по двору, вертя хвостом. Холмс вытащил из кармана прочный поводок и привязал его к ошейнику собаки. Почти сразу же Тоби резко и визгливо залаял, поводок натянулся, и пёс потянул Холмса за собой по направлению к воротам.

«За мной, Ватсон!», воскликнул он мне через плечо. «Время и Тоби не ждут».

Должно быть, мы представляли собой невиданное ранее зрелище для вечерних бродяг Уайтчепеля и за его пределами: первый, мужчина средних лет, которого тянет за собой визжащая дворняга, и второй, спешащий за ними вслед, пыхтя и держась одной рукой за свой котелок. Конечно, все поворачивали головы и глядели на нас, когда мы пробивались сквозь толпы пешеходов на улицах, особенно в тот момент, когда мы чуть было не сбили с ног уличного разносчика, что вызвало проклятия с его стороны и заставило его, я в этом уверен, сердито трясти кулаком нам в удаляющуюся спину. Тем не менее, мы не останавливаясь, спешили вперед.

Я встревожился, когда мы покинули извилистые темные переулки Ист-Энда и оказались в более знакомых нам местах. Думаю, потому, что мысль о том, что тень такого исчадия, как Дракула, пала уже на те улицы, по которым гуляет высшее общество, была отвратительна всему моему существу. Тот факт, что нечто настолько мерзкое и порочное, как вампир, может красться где-то во мраке депрессивных картин Уайтчепеля, казалось почти уместным и даже должным; но то, что он покинет эти места и окажется там, где и я занимался своей практикой, казалось не чем иным, как поруганием святынь. Я едва могу выразить степень возмущения, охватившего меня, когда я представил себе, что этот обитатель тьмы рассчитывает начать пожирать самое цивилизованное общество на свете. В первый и последний раз в своей жизни я ощутил желание убить.

Что касается Шерлока Холмса, то все эмоции, которые он, возможно, испытывал относительно нашей затеи, были подавлены тем, что он был полностью поглощен этой погоней. Я уже описывал ранее, как изменялось его лицо, когда он шел по горячим следам; достаточно сказать, что теперь его профиль мало чем отличался от нетерпеливо мчавшегося вперед пса, визжавшего на другом конце натянутого поводка. Сомневаюсь даже, что он вообще замечал испуганных прохожих, с которыми он постоянно угрожал столкнуться, когда мы, сломя голову, неслись по Лондону, настолько он был полностью поглощен этими поисками. Глаза его походили на крошечные солнца.

И вот мы бежали вперед, сквозь скопления людей и по всем полосам движения, идя по следу смерти. Возможности передохнуть было мало, и лишь на несколько секунд. И вновь, так же, как и во время той сумасшедшей гонки в кэбе несколькими днями ранее, мы не обращали внимания на свистки полицейских, обращенные к нам, как маловажные по сравнению с тем, что было поставлено на карту. Мы даже не обратили не обращали внимания на риски и опасности, связанные с тем, что мы неслись в уже сгущавшемся тумане, превращавшем газовые фонари в расплывающиеся шары слабого света, от которого никакого не было толку, и скрывавшего препятствия на нашем пути. Не имело это никакого значения и для Тоби, для которого, казалось, ничто уже не существовало, кроме влекущего запаха скотобойни Ист-Энда. Скорость наша не уменьшалась ни на минуту.

Как могу я описать то гнетущее ощущение, которое начало меня терзать, когда все внутри меня похолодело, и когда, идя по следу, мы стали приближаться к окрестностям моего собственного дома? Оно походило на то чувство, которое возникает у человека, когда он, возвращаясь домой, замечает поднимающийся над его улицей столб дыма и задается вопросом, а не его ли это дом горит. Я убеждал себя, что мои опасения необоснованы, что, скорее всего, изверг направляется куда-то в район Паддингтонского вокзала, чтобы купить там билет куда-нибудь, и все же в душу мою стал закрадываться страх. Ведь моя жена и так уже испытала достаточно ужасов в юные свои годы, и без этой возможности столкнуться с самым мрачным из кошмаров.

Едва мы пробежали еще чуть более сотни ярдов, как мои самые худшие опасения оказались явью. Стремительно рванувшись, пёс сорвался с поводка из рук моего друга и помчался наверх, по лестнице моего дома, туда, где входная дверь была наполовину открыта. Он скрылся внутри, и его торжествующий лай гулко отозвался в парадном.

«Ватсон––», начал Холмс, но остановился, увидев мое лицо в свете газового фонаря, висевшего над моей дверью.

Тут вдруг Тоби так внезапно прекратил лаять, что я подумал, что с ним там что-то произошло. К этому времени я уже преодолел половину парадной лестницы, прыгая через ступеньку, позабыв о своей усталости и не думая ни о каких опасностях, которые могли меня ожидать за дверью. Холмс бросился вслед за мной, не отставая. Я чуть не споткнулся о пса, сидевшего на линолеуме, опустившего голову и сунувшего хвост между ног. Он жалобно скулил. Сначала я не понял причины такого странного его поведения, но медленно до меня стала доходить та странная и страшная аура, окутавшая всю прихожую, в которой горел свет. Я ощущал ее раньше лишь два раза: в первый раз, когда граф Дракула посетил нас в квартире Холмса, и еще раз, когда мы неожиданно нагрянули к нему на скотобойню в Уайтчепеле. Это был неестественный, загробный холод, который он приносил вместе с самим собой из могилы.

«Он был здесь, Холмс», я словно услышал со стороны сам себя, произнесшего эти слова пустым, потерянным голосом.

«Обыщите все помещения», рявкнул он. «Ваша жена, может, еще где-то здесь».

Следующие несколько минут мы прочесывали одну за другой каждую комнату в тщетной надежде, что Мэри, возможно, удалось где-то спрятаться от всевидящего глаза вампира. Но мое отчаяние только усиливалось с каждой неудачей. Я закончил искать на первом этаже и уже поднимался на второй, как вдруг услышал тревожный голос Холмса, который звал меня из нашей главной спальни. Я буквально взлетел наверх по оставшимся ступеням.

Я обнаружил, что он стоит посреди комнаты, положив руку на плечо почтенной пожилой женщине с дряблым уже лицом, всклокоченными седыми волосами и в очках в стальной оправе, у которых была тенденция неудобно для нее самой съезжать с носа, этот минус она устраняла, постоянно и нервно поправляя их указательным пальцем. Ее скромное коричневое платье было всё в пыли. Она дрожала, словно в припадке эпилепсии.

«Я обнаружил ее забившейся от страха в шкаф, прислонившись спиной к двери», сообщил Холмс. «Утверждает, что ваша соседка».

«Это миссис Бартон из соседнего дома». Я забылся и схватил ее за плечи. «Где моя жена, миссис Бартон?», потребовал я. «Что с ней случилось?»

Холмс, сдерживая меня, положил руку на мою. «Полегче, Ватсон. Она и так пережила потрясение, чтобы и вы ее еще пугали. У вас в доме есть бренди?»

Я кивнул. «Внизу, в гостиной». Спокойствие моего друга смягчило мою панику, разрядив обстановку.

«Будьте так добры, найдите нам бокалы», сказал он. «А мы спустимся вниз вслед за вами».

Миссис Бартон, похоже, испытывала легкую форму шока, но несколько глотков превосходного бренди, который я получил в подарок от одного из моих состоятельных пациентов, привели ее в чувство. Она знавала трудности и испытания в жизни своей; смерть ее мужа, моего знакомого, солдата, служившего в пехоте, который пал в битве при Майванде [1880; Афганистан], оставила ее почти нищей, и только благодаря моим усилиям она смогла получить жилье рядом с нами по значительно пониженной цене.

Хотя руки ее продолжали дрожать, она, казалось, поняла тактично задававшиеся ей Холмсом вопросы, и вскоре она рассказала нам следующее (из этого рассказа я, как обычно, беру на себя смелость удалить некоторые шероховатости и повторения, которые могут лишь запутать читателя). Мне не нужно сверяться ни с какими заметками, для того чтобы записать ее рассказ так, как я его услышал, потому что каждое слово неизгладимо врезалось мне в память, где оно и останется до последнего моего вздоха.

«Миссис Ватсон отпустила свою служанку на вечер и почувствовала слабость», сказала она голосом, чуть громче шепота. «Я принесла ей чай в гостиную. И находилась у нее не более десяти минут, как вдруг дверь распахнулась, и вошел Он». Она содрогнулась. «Высокий, черный, со сверкающими красными глазами, как угли в камине––»

«Минутку», осторожно прервал ее Холмс. «Вы говорите, что он был черный, вы имеете в виду, что на нем просто была одежда такого цвета?»

«Да, сэр, наверно так, но тогда мне показалось, что Он вообще был черным, как сама Смерть, с раздувающими ноздрями, и – храни меня, Боже – белыми клыками, сверкавшими в Его кроваво-красном рту. Он просто вот так входит, встает и начинает пристально смотреть на нас. Миссис Ватсон была в халате и ночном платье; она завернулась в них и поднялась из-за стола, спросив его, кто Он, и что Он здесь делает, и как Он вообще сюда вошел. Он тогда улыбнулся, и тут-то я и увидела Его клыки.

«”Вы – Мэри Ватсон”, говорит он. От Его голоса у меня мурашки пошли по коже, таким он был низким и медленным.

«”Да, это я”», говорит она. “А вы кто?”

«”Ваш муж – доктор Джон Ватсон”, говорит он.

«Тут она испугалась. “Вы по поводу Джона? С ним что-то случилось? Где он?” Она побежала через комнату, но не успела сделать и пяти шагов, как остановилась и замерла перед ним. “Кто вы?”, снова спрашивает она.

«”Я буду вас сопровождать этим вечером”, говорит он.

“Я не заказывала никакого сопровождения. Не знаю, кто вы такой, но мне не кажется, что вы друг моего мужа. Где он и что вы с ним сделали?” Когда Он ничего не ответил, она поворачивается ко мне и говорит: “Миссис Бартон, вызовите полицию”. И тут Он начинает смеяться».

«Я знаю, вы подумаете, что я ужасная трусиха, доктор, но я так испугалась, что боялась сойти с того места, где стояла у стены. Его смех был холодным, пустым и гулким, как будто эхо внутри могилы. У меня волосы как будто встали дыбом от этого звука. Тут вдруг Он прекратил смеяться, и лицо Его стало серьезным.

“У меня мало времени, и у меня долгий путь впереди”, говорит он. “Пойдемте”. Он хватает ее за руку и пытается притянуть ее к себе, но она извивается, пытается вырваться, кричит, чтобы я позвала полицию. Даже если бы я могла сдвинуться с места, это было бы абсолютно бесполезно, потому что в следующую секунду этот монстр поднял ее, схватил и понес ее, дрыгающую ногами и кричащую, к двери. На пороге он останавливается и оглядывается на меня. А глаза как у самого Дьявола, и так горят, словно в них все огни Ада. Я думала, что для меня все кончено.

«Миссис Ватсон лишилась чувств. Он держал ее безвольное тело так, как вы или я держали бы какую-нибудь малюсенькую тряпичную куклу. Когда Он заговорил со мной, голос его был тихим и спокойным. “Сообщите доктору, что его супруге не причинят никакого вреда, если он и его друг не станут меня преследовать”, говорит он. “И вряд ли мне нужно напоминать ему, какая судьба ее ожидает, если они этим будут заниматься”. Затем Он поднимается и исчезает в тумане на верхних ступеньках лестницы.

«Я боялась, что он вернется за мной, поэтому побежала наверх и спряталась в шкафу. Когда я услышала, как открылась дверь, я была уверена, что это Он пришел за мной, но теперь я вижу, что Господь пощадил меня, чтобы я поставила свечку за миссис Ватсон сегодня в церкви, и именно это я и хочу сделать, после того, как вы, джентльмены, закончите со мной разговаривать».

«О Боже, Холмс», сказал я, сам почти находившийся в шоке. «Она у него. Моя жена у этого исчадия ада».

Он с сочувствием положил руку мне на плечо. «Еще один вопрос, миссис Бартон», сказал он. «Он что-нибудь сказал о том, куда направляется?»

Она покачала головой. «Нет, сэр. Но после того как Он ушел, мне показалось, что я услышала грохот колес фургона или экипажа в сторону Кингс-Кросса [лондонский вокзал]».

«Ясно. Благодарю вас, миссис Бартон. Вы нам очень помогли». Когда она ушла, пошатываясь на подкашивающихся ногах, Холмс взял графин бренди и налил каждому из нас по крепкому глотку. «Убежден, что граф – человек слова», сказал он. «Не сомневаюсь, что он освободит миссис Ватсон целой и невредимой, если мы не станем его преследовать».

«А что потом?», возразил я. «Чья жена станет его следующей жертвой? Мы не можем позволить, чтобы эта гнусная тварь ходила по земле, Холмс. Мы должны раздавить его каблуками, как ядовитое насекомое. Любой ценой».

«Даже рискуя душой вашей жены?»

Прошло несколько секунд, прежде чем я нашел в себе силы ответить. «Даже так», ответил я.

Удивительно, но он улыбнулся и хлопнул меня по плечу ладонью. «Старина Ватсон! Как я могу вас не ценить, когда у вас такой неизменно сильный характер?» Он допил свой бренди и встал из-за стола. «Мы вернем Тоби его владельцу вместе со стоимостью стейка с кровью за прекрасно проделанную работу, а затем нам надо будет отправиться на вокзал Кингс-Кросс. У этой сказки еще будет счастливый конец».

Когда мы проходили мимо квартиры миссис Бартон, под ее дверью не было света. «Ставит свечку за миссис Ватсон, несомненно», заметил мой товарищ. «Благочестивая женщина».

«Надеюсь, она поставит одну и за нас», ответил я.

_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПО СЛЕДУ ВАМПИРА


ВЕРНУВ мистеру Шерману значительно повеселевшего Тоби, мы высвистали пролетку и отправились на ней на вокзал ??Кингс-Кросс. Мой спутник не давал указаний извозчику спешить. Почему мы ехали так неторопливо, когда так много было поставлено на карту, оставалось для меня загадкой, пока Холмс не объяснил мне, что малейшие признаки преследования Дракулы с нашей стороны решат судьбу Мэри.

«Следить за подозреваемым», сообщил он мне, «просто. Любой дурак это умеет, как неоднократно демонстрировали это молодцы из Скотланд-Ярда. Настоящее же искусство – и опасность – заключается в том, как скрыть от него тот факт, что за ним следят. Если бы мы приехали на вокзал до того, как поезд Дракулы ушел, и он бы нас там заметил, то жизнь вашей супруги не стоила бы и ломаного флорина». Он сжал мою руку, кратко и успокаивающе. «Мужайтесь, дорогой друг. Все, что можно, мы сделаем».

Третий из вокзальных кассиров, которых мы расспросили на станции, вспомнил, что продал билет в Уитби высокому иностранцу жутковатого вида, но не смог припомнить женщины, которая могла отвечать описанию Мэри и быть вместе с ним. Однако он вспомнил, что этот пассажир вез с собой длинный ящик, который был погружен в багажный вагон, и чтобы поднять его, потребовалось три грузчика.

«Не подскажете, когда следующий поезд на Уитби?», спросил Холмс у кассира.

Тот сверился с расписанием. «Прямого на Уитби нет, сэр. Но вы вполне успеете на первый завтрашний пригородный поезд, отъезжающий утром в шесть часов, если не возражаете дождаться посадки на него ночью на вокзале. Желаете приобрести билет?»

«Это слишком поздно». Выражение лица детектива, когда мы отошли от окошка, было обеспокоенным. «Так я и думал», сказал он. «Он запер ее в ящике».

Я содрогнулся при мысли о том, что такое хрупкое и изящное существо, как моя Мэри, вынуждена, как этот вампир, лежать в этой камере смертника с затхлой землей проклятой родины этого дьявола. «И что же нам делать, Холмс?», спросил я. «Сейчас десять часов вечера. У мерзавца значительное преимущество перед нами, и у нас нет возможности последовать вслед за ним».

«Напротив, Ватсон», сказал он, и в глазах его блеснул огонек. «В этом городе есть кучер, который способен обогнать самый быстрый поезд на острове. Я говорю о Цезаре, который побил все рекорды, домчав нас до того места, где мы догнали поезд миссис Харкер в десяти милях к югу от Лондона. С его помощью мы сможем оказаться в Уитби в нужное нам время, чтобы задержать Дракулу до того, как он покинет королевство».

«Но сможем ли мы найти Цезаря?»

На лице у него появился румянец. «После того, как я оповестил иррегулярные отряды Бейкер-стрит», заверил он меня, «уже самому Цезарю трудно будет избежать обнаружения». И, заметив это, он бросился ловить извозчика, заставив меня побежать за ним, чтобы не отстать.

В переулке неподалеку от нашего дома на Бейкер-стрит мы обнаружили нескольких уличных оборванцев, игравших в ножички в изрубленную деревянную колоду ржавым ножом. Последний сжимал в своем грязном кулаке мальчишка, которого я сразу же узнал – это был Симпсон, бесспорный глава частной разведывательной сети Холмса. При нашем появлении он вскочил на ноги и отдал честь, смешно подражая солдату, стоящему по стойке смирно, а за ним то же самое нестройно проделали и его напарники. Результат получился примерно таким же далеким от воинского строя боевого отряда, каким мог бы быть, и все же в чем-то с ним сравнимым.

«Ну, значит, вы все в сборе», одобрительно заметил Холмс. «Тому, кто отыщет и приведет к моей квартире кучера с длинными седеющими волосами и поношенным цилиндром, которого зовут Цезарь, достанется полукрона. Тому, кто представит мне его в течение следующего получаса, – крона. Вольно, разойтись».

Шесть грязных, словно измазанных сажей рук взлетели вверх, отдавая честь, отчего один из офицеров Пятого Нортумберлендского Фузилерного полка, которого я когда-то знал, обычно багровел, и шлепая босыми ногами, сорванцы бросились в разные стороны, точнее, в шести разных направлениях, выполнять приказ своего командира. Холмс негромко посмеялся.

«Ребятишки просто молодцы, все без исключения», сказал он. «Очень скоро мы будем уже в пути».

Двадцать минут спустя мы сидели в квартире моего друга – Холмс сидел, а я расхаживал по комнате – когда на улице перед домом остановился экипаж. С заднего сиденья спрыгнула миниатюрная фигурка в лохмотьях и подбежала к входной двери.

«Это Симпсон!», закричал я, хватая шляпу и пальто.

Миссис Хадсон, отложившая свой отход ко сну для того, чтобы заварить нам кофе, занималась тем, что пыталась прогнать неряшливого мальчугана метлой, когда мы спустились к ней по лестнице. Холмс заверил ее, что все в порядке, и отправил ее обратно в дом. «Молодец, Симпсон». Он достал из кармана пальто пригоршню монет и высыпал их в подставленные парнишкой ладони. «Вот крона тебе и шиллинг на всех остальных. Проследи, чтобы все получили поровну». После того, как Симпсон умчался со своей добычей, детектив перевел свое внимание на кучера, сидевшего в экипаже. «Добрый вечер, Цезарь. Помнишь нас?»

Вишнево-красное лицо Цезаря озарилось в тусклом свете газового фонаря у него над головой, когда он узнал своего давешнего пассажира, которого он вез несколько дней назад. «Конечно да, сэр», ответил он, энергично кивнув. «Никогда еще не гнал так, как тогда, с тех пор как себя помню. Неплохо у нас получилось тогда, это уж точно».

«У нас?» Холмс с любопытством приподнял брови.

Кучер кивнул головой лошадям в упряжке перед собой. «У нас с моими девочками, сэр. Еще с тех пор, когда они были молодыми кобылками».

«А не могли бы вы со своими девочками повторить это сегодня ночью?»

«Только скажите, сэр, и мы поскачем».

«Скажу, что скакать надо в Уитби».

Тут уже Цезарь, в свою очередь, поднял брови. «Помилуйте, сэр, но это непросто, очень тяжело, целый день ехать придется, как минимум. Не совсем уверен, что девочки в таком состоянии, что способны будут это выдержать, в своем преклонном возрасте, да и я тоже, по правде сказать». Он выпятил нижнюю губу, с сомнением нахмурившись.

«Это облегчит принятие вами решения?» Холмс вытянул вперед свою правую ладонь, в которой сверкнул свеженький соверен.

Извозчик взял монету и положил ее в карман своего изношенного пальто. «Садитесь, господа», сказал он, протянув вниз руку и открывая дверь экипажа.

«Это дело влетит нам в копеечку, Ватсон», сказал Холмс, когда мы двинулись в путь, мчась по окутанным туманом улицам. «Но позволю себе заметить, что награда за это увидеть Дракулу поверженным станет вполне достаточным возмещением наших расходов».

Не стану описывать наши мучения во время путешествия из Лондона в Уитби, а лишь замечу, что из-за него я значительно постарел. Мы ехали всю ночь и весь следующий день, сделав лишь три остановки, чтобы сменить лошадей, где Холмс устранял затруднения, возникавшие с колебавшимися владельцами, серебром – «Не беспокойтесь, Цезарь», сказал он во время первой такой остановки, «заберете своих девочек по дороге обратно домой», – отдохнуть и поесть. То, что Цезарю был знаком этот маршрут, это чувствовалось, потому что, несмотря на сильный туман, окутавший все восточное побережье и превращавший даже самые заметные ориентиры в чуть более темные очертания на фоне окутавшей все окрестности серости, он не терял верного направления и не пропустил ни одного поворота. Равным образом, как мне показалось, он не пропустил ни единого ухаба среди тех многих, которыми были усеяны проселочные дороги и узкие проезды, по которым мы тряслись. К полуночи второй ночи, 4-го октября, когда мы стали приближаться к цели и почувствовали уже запах, в котором невозможно было ошибиться, – запах рыбы и населения морского города, – мне показалось, что я все это расстояние преодолел, скача верхом на лошади.

«Боюсь, я вас подвел, сэр», сказал нам Цезарь, выпуская нас перед зданием железнодорожного вокзала Уитби. «Если бы не этот проклятый туман, я бы довез вас сюда раньше».

Холмс крепко пожал мозолистую руку кучера. «Не стоит беспокоиться. Думаю, мы знаем, куда отсюда направился объект нашего преследования. Вот, еще один соверен; снимите номер на ночь, а утром возвращайтесь в Лондон».

Цезарь покачал седой своей головой, отклонив предложение. «Оставьте деньги при себе, мистер Холмс. Встретимся здесь в восемь, если надумаете возвращаться обратно вместе с нами. И доброй ночи вам, господа». Он дернул поводьями, и экипаж со стуком тронулся в направлении прибрежной гостиницы.

«И что теперь?», спросил я язвительно. Мое настроение за время этой долгой и малоприятной поездки из Лондона отнюдь не улучшилось.

«Экспедиторские конторы, Ватсон», ответил детектив. «Кто-то там наверняка запомнил человека, по описанию похожего на Дракулу, который покупал билет на судно для себя и большого ящика с землей».

Большинство экспедиторских контор были закрыты, но в одной из них горел свет, и после громкого стука в дверь и нескольких минут препирательств с ее служащим нам удалось-таки вынудить его приоткрыть дверь. Служащий конторы оказался крепкой и тучной личностью с круглой, лысеющей головой, в рубашке с закатанными рукавами, под которой были видны мускулистые руки. Один его глаз, с подозрением глядевший на нас из-под густых рыжих бровей, сверкал как-то неестественно; я посчитал, что глаз этот у него искусственный, стеклянный.

«Контора закрыта», прорычал он. «Приходите в понедельник утром». Дверь перед нами с грохотом захлопнулась.

Холмс вздохнул и, вытащив полкроны из своего истощающегося запаса денег в кармане, наклонился и стал просовывать ее под дверь. Монета подействовала как магический талисман. Через некоторое время дверь открылась снова, и мы были встречены с гораздо более дружелюбной физиономией.

«Входите, джентльмены», сказал служащий.

Контора представляла собой тесноватое помещение, в котором видавший виды стол, похоже, являлся самым значительным предметом обстановки, сверху он был завален графиками судовых перевозок и листами, испещренными цифрами. В углу горела небольшая печка, что объясняло закатанные рукава сотрудника конторы, потому что тут было душно. Наш хозяин уселся на скрипящий стул за столом и откинулся на его спинку, сцепив руки за шеей. «Итак, чем могу помочь вам, джентльмены?»

Холмс описал ему человека, которого мы разыскивали, и его странный груз, и спросил служащего, видел ли он его. Тот задумчиво нахмурился и опустил свой пухлый подбородок на грудь.

«Нет, ничего такого не припомню», сказал он. «Минуточку». Он еще сильнее откинулся назад на своем стуле и, схватившись за створку форточки у себя за спиной, рванул ее одной рукой. Треск, раздавшийся во время ее открытия, являлся очевидным свидетельством огромной силы его ручищ. «Клэнси!», крикнул он кому-то на пристани. «Подойди-ка сюда, будь так добр?»

Снаружи послышался приглушенный ответ, а затем окошко захлопнулось. «Старина Клэнси занимается разгрузкой в этих доках уже лет сорок», сообщил нам конторский служащий. «Если тот, кто вам нужен, здесь был, он уж точно его видел».

Клэнси оказался морским волком с иссушенным морской солью лицом неопределенного возраста, чья жилистая шея и почти полностью лысая голова торчали из воротника бушлата, как корявая ручка трости над подставкой для зонтов. С глазом у него тоже были плохи дела, но, в отличие от клерка, у него не было искусственного протеза, и он предпочитал вместо этого скрывать свое уродство блестящим черным козырьком фуражки, которую он носил немного набок. Картину этого колоритного моряка завершал кусок табака, выпиравший из-под правой его щеки. Он закрыл за собой дверь и выжидающе остановился, глядя то на одного, то на другого из нас.

Холмс повторил то, что сказал клерку, и спросил старого портового грузчика, видел ли он человека, которого он описал. Сначала Клэнси, как мне показалось, не хотел ничего говорить, но после того, как детектив вручил ему монету, он оказался разговорчивым, как попугай из дальнего плавания. Его ответ сопровождался таким большим количеством ругательств, что на этих страницах я могу лишь пересказать его в общих чертах.

Как я понял, Клэнси сидел накануне ночью на сваях и курил трубку, когда человек, отвечающий данному ему Холмсом описанию, прогромыхал по доку в крытом фургоне, он сидел на сиденье кучера и, спрыгнув с него, вошел в конкурирующую экспедиторскую контору. Через некоторое время он вышел оттуда и, подведя лошадей к краю пристани, вручил Клэнси золотую монету и приказал ему проследить за тем, чтобы ящик, лежавший сзади в фургоне, был погружен на судно «Царица Екатерина», парусного корабля, стоявшего рядом у причала на якоре. Что-то такое в поведении этого незнакомца, и особенно в его внешности, грузчику не понравилось, но после того как монета оказалась подлинной, он затушил свою трубку, встал и отправился искать людей, которые помогли бы ему с этим ящиком. Чтобы перетащить этот груз в трюм корабля, потребовалось три крепких парня, и ушло на это добрая четверть часа, и за каждым их шагом пристально следил этот незнакомец; когда, однако, ящик был надежно помещен в трюм, и Клэнси вернулся на причал, чтобы сообщить об этом своему нанимателю, того и след простыл. Докер все еще гадал, как такое могло произойти, это внезапное исчезновение этого мужика, когда его в контору позвал клерк, поговорить с нами. «Как-то неестественно, вот просто так взять и испариться, как это он сделал, в воздухе», закончил он.

«Куда направляется “Царица Екатерина”?», спросил Холмс у конторщика.

Тот стал копаться в своих бумагах на столе. «В Варну, на побережье Черного моря», ответил он наконец. «Она отплывает в восемь часов утра».

«В Варну!», воскликнул я. «Холмс, это же порт прибытия “Деметры”!»

«Где она пришвартована?», спросил Холмс.

«Тут рядом. Клэнси проводит вас к ней». В здоровом глазу клерка сверкнуло любопытство. «За что разыскивается этот тип? За контрабанду?»

«В некотором роде». Мой собеседник взял за руку старого докера, и мы покинули контору.

«Царица Екатерина» возвышалась черной громадиной посреди клубящегося бледного тумана, плывшего из гавани на сушу, ее архаичные паруса были так тщательно убраны, что мачты и реи ее напоминали останки скелета какого-то доисторического чудовища. Снасти ее скрипели, а доски стонали и терлись друг о друга, от тревожного, постоянного покачивания корабля на волнах. Это неприятно напомнило мне мрачную картину на борту выбросившейся на берег «Деметры», в самом начале этого кошмара, и я задался вопросом, не сопровождает ли этот неестественный туман Дракулу повсюду, где бы он ни появился. Мы оставили Клэнси на причале и подошли к трапу, но остановились, увидев широкоплечего матроса в засаленном бушлате и свитере с высоким воротником, курившего сигару у его подножия.

«Вряд ли он благосклонно отнесется к вторжению на свой корабль двух сухопутных крыс», прошептал Холмс. «Подсобите мне, Ватсон; сейчас нам придется заняться блефом».

Матрос заметил, как мы приближаемся, и встал перед трапом, преградив нам путь. «Уважаемые, сегодня посторонним вход на корабль запрещен», сказал он предупреждающим тоном. «Попробуйте завтра утром». Это был крупный детина с выступающими вперед лбом и бровями и лицом цвета красного дерева, среди многочисленных рубцов и морщин которого было немало старых шрамов, свидетельствующих о его участии в неоднократных драках и потасовках на борту корабля. Его сжатые кулаки по бокам были похожи на соленые окорока.

«Молодец, так держать, моряк», сказал Холмс тоном официального одобрения. «Остальные из портового управления тоже узнают о бдительности экипажа “Царицы Екатерины”».

«Вы из портового управления?» Матрос с подозрением на него посмотрел.

Холмс приложил палец к губам. «Нельзя, чтобы мы всполошили всю гавань», предупредил он его. «Чуть потише, и никто, кроме нас, не узнает о малоприятном задании, которое выпало на долю меня и моего коллеги».

«Вы не похожи ни на кого из начальства порта, которых я знаю».

«Действительно? И как, скажите мне, выглядит портовый чиновник?» Когда матрос не ответил, он продолжил: «Если вы посторонитесь, мы сможем решить этот очень важный вопрос, не сообщив никому, что британский моряк попытался предпочесть русское судно интересам своей Королевы и страны. Боюсь даже подумать о том, что напишут об этом в прессе».

Это заявление подействовало на здоровяка, суровое выражение лица которого сменилось сначала беспокойством, а затем негодованием. «Я хочу, чтобы вы знали, сэр, что я служил в свое время во Флоте Ее Величества в Индии, и что нет более преданного британскому флагу человека, чем Нед Бриджер. Я не стал менее англичанином, потому что плаваю с русскими. Просто назовите цель вашего посещения, и увидите, насколько я патриот».

Холмс, казалось, это обдумал. Наконец он кивнул и дал матросу знак подойти поближе. «Вы когда-нибудь слышали о “Плане Ватсона”?», спросил он тихим голосом. «Нет? Неудивительно, потому что это, пожалуй, самая ревностно охраняемая государственная тайна Уайтхолла за последний десяток лет». Он поднял голову и осторожно огляделся по сторонам. Явно удовлетворенный тем, что кроме нас никого поблизости нет, он продолжал: «Если бы я не был убежден в том, что вы честный и преданный человек, который всю жизнь до конца защищал секреты своей страны, я бы не стал вам об этом рассказывать. После того, как блестящий план профессора Ватсона по защите побережья Англии будет реализован, наш остров будет практически полностью неуязвим для нападения извне в течение последующих тридцати лет».

Нед Бриджер сжал губы и тихо присвистнул.

«Вижу, вы осознаете огромную важность этой операции и катастрофические последствия, которые неизбежно возникнут, если планы попадут в чужие руки. Неизбежно, как и полагается, из-за высокого положения в иерархии мировых держав, Англия кишит шпионами. У нас есть основания полагать, что одному из них, человеку, который проходит под именем графа Дракулы, каким-то образом удалось заполучить копию «Плана Ватсона», и он пронес его на борт «Царицы Екатерины», намереваясь передать его своему начальству на Континенте. Мы знаем, что он спрятал толстую пачку бумаг, касающихся этих военных мероприятий нашего правительства, в большом деревянном ящике с землей, и что он покинул свой номер в гостинице сегодня поздно вечером, направившись к побережью. На борт «Екатерины» за время вашей вахты сегодня не заносилось груза, отвечающего этому описанию?»

Бриджер задумчиво потер подбородок. «Я ничего похожего не видел», ответил он. Физиономия Холмса вытянулась. «Но ведь я тут на вахте лишь последние полчаса. Перед этим была вахта Путкина. Возможно, человек, вас интересующий, погрузил свой груз, когда на вахте стоял он».

«Разрешаете осмотреть корабль?»

«Конечно да», сказал он, отступив в сторону. «Никто и никогда не обвинит Неда Бриджера в том, что он помешал чем-то своей Родине».

Мы поспешили вверх по трапу, пока он не передумал.

«”План Ватсона”?», прошептал я Холмсу, когда мы добрались до палубы.

«Голь на выдумку хитра, Ватсон», сказал он. «Я подумал, что вы не станете возражать против временного присвоения вам более высокого звания. Трюм – это сюда, мне кажется».

У верхних ступенек лестницы, которая вела вниз, висел фонарь, и, после того как Холмс зажег его, мы без особых затруднений отыскали помещение, где находился груз. Посреди многочисленных бочек и ящиков, стоявших там, находился продолговатый ящик, который мы и искали. Внешне похожий на гроб, он наполнил мою душу страхом.

«Мэри!» Я бросился на ящик и начал царапать крышку пальцами.

«Не будем терять голову», посоветовал Холмс. «Есть более простой способ». Он протянул мне какую-то железку, которую он нашел на стоявшей неподалеку смоляной бочке. Я отчаянно сунул ее конец под крышку и вскрыл его. Выломав со стоном доски.

«Фонарь, Холмс», скомандовал я, сдавленным от волнения голосом. Когда он поднял его над гробом, и я увидел, что находится в ящике, я издал приглушенный крик.

Он был заполнен песком.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

БЕШЕНАЯ ПОГОНЯ


НЕ МОГУ точно сказать, как долго мы там стояли, застыв на месте и потрясенно уставившись на желтоватые песчинки, которым ящик был заполнен до самого верха. В конце концов мое потрясение сменилось паникой. Я опустил руки в ящик и погрузил их в песок, шаря там в безумной надежде на то, что обнаружу в нем тело своей жены, лежащей там без сознания, но нащупал лишь часть доски на дне ящика. Холмс крепко сжал меня за руку.

«Ее здесь нет, Ватсон», сказал он. «Ящик лишь уловка. Нас обманули».

«Где же она, Холмс?» Я был так эмоционально измучен, что не в силах был вынуть руки из ящика; вместо этого я присел рядом с ним на корточки и опустил вниз голову, чуть ли не до локтей, погруженных в песок. «Что сотворило это отродье с Мэри?»

У него не было на это ответа. В тишине, последовавшей за моим вопросом, со стороны причала до нас донеслись звуки непристойной матросской песни, пропетой надтреснутым от возраста голосом. Я медленно поднял голову и уставился на Холмса.

«Клэнси!», хором воскликнули мы, и еще до того, как это имя успело отозваться гулким эхом в пустотах трюма, мы, спотыкаясь, бросились вверх по лестнице, цепляясь за ее поручни.

Мы добрались до верхней палубы как раз в тот момент, когда, склонившись над поручнями, мы увидели пригнувшуюся фигуру в бушлате, ковылявшую прочь от берега в попытке скрыться в клубах тумана, окутывавшего экспедиторские конторы. Внизу под нами на посту твердо стоял крепкий здоровяк Нед Бриджер.

«Бриджер!», закричал ему Холмс. «Задержите его!» Он указал на пытавшегося скрыться во мраке.

После показавшейся нам мучительно долгой секунды промедления, во время которой матрос повернулся и посмотрел на нас, он бросился бежать, чтобы схватить старого грузчика.

Мы с Холмсом бросились вниз по трапу, на ходу вытаскивая револьверы. Однако не успели мы пробежать и десяти шагов по причалу, как услышали голос зовущего нас Бриджера. «Сюда!» Мы побежали на его голос, пока не оказались у выстроившихся в ряд обветренных морскими ветрами зданий в конце пристани. Фонарь у Холмса оказался с собой, и когда он приподнял его, он осветил то, что мы и желали увидеть – Клэнси, прижатого к стене одного из зданий дубиноподобной правой рукой Неда Бриджера, державшего его за горло.

«Игривая рыбка, пыталась увернуться», сказал моряк, когда мы подбежали к нему. «Укусил меня, когда я его схватил».

«Ага!», кричал грузчик. «И не такое бы еще с тобой сотворил в лучшие свои годы, чурбан тупорылый со шрамами на роже, кусок мяса для акульей наживки! Отпусти меня на секунду, и, клянусь Юпитером, я––»

«Сбежит, скорее всего», закончил Холмс, убирая свой пистолет. «Уверяю вас, что все это вам ничем не поможет. Человек, которого вы покрываете, Клэнси, разыскивается за убийство в Лондоне. Уверен, вы скорее станете нам помогать, чем согласитесь угодить за решетку на все немногие оставшиеся у вас годы. Где граф Дракула, и сколько он вам заплатил за ложную наводку на ящик?»

Старик ничего не ответил, непокорно и с презрением сверкнув здоровым глазом.

Холмс вздохнул. «Ладно, если уж вам так больше нравится. Ватсон, вызовите полицию».

Я сдвинулся было с места, чтобы выполнить его указание.

«Постой, приятель», сдался Клэнси. Я остановился и повернулся. Он опустил глаза вниз, а на старом обветренном его лице не осталось признаков сопротивления. «Я расскажу вам о том, что вас интересует, но сначала уберите свою гориллу».

Холмс кивнул Бриджеру, который неохотно убрал руку. Клэнси не шевельнулся, стоя неподвижно и глядя в землю. Наконец он глубоко вздохнул и начал рассказывать.

«Этот господин заплатил мне немалым золотом, чтобы я помог ему перенести содержимое ящика в другой, пустой ящик, который лежал на пристани, а в первый он мне сказал насыпать песок с пляжа», объяснился он. «Для этого я взял тачку и лопату. Но к тому времени, когда я вернулся сюда с песком, второго ящика уже здесь не было. Когда я заполнил первый ящик песком, этот господин приказал мне погрузить его на «Екатерину», и именно тогда я и позвал трех парней помочь мне. Обо всем остальном я уже рассказывал вам раньше».

«Какая же тварь согласится помогать в похищении невинной женщины ради какого-то вонючего золота?», потребовал я от него ответа.

Глаза у грузчика расширились от изумления. «Вы что, за подонка меня принимаете, что ли, уважаемый?», возмутился он. «Не было с ним никаких женщин, ни похищенных, ни каких-то еще».

«У него в ящике не было женщины?», нажал на него Холмс.

«В ящике ничего не было, кроме свежей земли. Знавал я многих женщин отсюда и до Сингапура, командир, и любая из них скажет вам, что никто так уважительно не относился к женщине, как старина Клэнси».

«Что все это значит, Холмс?» Я почувствовал слабость. Он убил ее и избавился от трупа по дороге сюда? Я боялся даже вымолвить это.

«Постойте, Ватсон». Он пристально посмотрел на Клэнси. «Где второй ящик?»

 jeremy brett the adventures of sherlock holmes GIFДокер пожал плечами. «Понятия не имею, уважаемый. Я же уже сказал вам, когда я вернулся сюда с песком, его уже тут не было».

Холмс повернулся к Неду Бриджеру: «Какие суда покинули эту гавань за последний час?»

«Два, кажется», сказал тот, поглаживая свой потемневший от щетины подбородок. «Я слышал с полчаса назад свистки парохода, а незадолго до этого помог отдать швартовы американскому паруснику. Они оба, должно быть, торопились, запаздывая по срокам, иначе не вышли бы в море, пока не спал туман».

«Что известно об этих судах?», спросил Холмс у Клэнси.

«Пароход – это «Король Генри», идет в Австралию». Затем грузчик задумался, лицо его сморщилось. «О другом ничего не знаю».

«Я разговаривал с его владельцем», вмешался Бриджер. «Это «Балтимор», торговое парусное судно из Бостона».

Холмс сказал Клэнси, что он может идти, и тот поспешил скрыться, пока Холмс не передумал. Теперь мы остались на доке одни с Недом Бриджером.

«Где моя жена?», спросил я своего друга. Настолько угрожающе тихо и спокойно, что он посмотрел на меня очень озабоченно. Думаю, он решил, что я сейчас могу лишиться рассудка.

«Вампир обладает почти неограниченной месмерической силой гипнотического воздействия*, как вам самому это хорошо известно», успокаивающим тоном ответил он. «Скорее всего, Дракула приказал ей где-то спрятаться, пока он не закончит свои дела с Клэнси». Он явно хотел сказать что-то еще, но передумал и повернулся к матросу-великану. «Где можно нанять моторный катер?»
- - - - - - - - - - - - - - - -
* Месмеризм, или животный магнетизм, – некая якобы особая сила, имеющаяся в человеке, которой он может пользоваться по своему произволу, для того, чтобы подчинять себе волю другого человека и этим путем влиять на него, делать ему различные внушения. Иногда речь идет о гипнотизме, но все-таки это не одно и то же. Завороженность, внушение, околдованность. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - - -

Лицо Бриджера превратилось в маску недоверия. «Кто вы такие?», спросил он. «И не надо мне лапшу вешать, что вы из портового управления. Я услышал уже достаточно, чтобы понять, что вы меня просто дурили со всей этой своей херней о каких-то правительственных планах и иностранных шпионах. Я щас вызову сюда береговую охрану, и на вас обоих наденут наручники. Кто этот тип, за которым вы охотитесь, и что вы против него имеете?»

Не было иного выхода, кроме как все ему объяснить. Холмс тут же назвал матросу наши имена и обрисовал в общих чертах, как мы гнались за графом Дракулой, умолчав о его вампирской сущности, в которую трудно было поверить человеку со стороны, и сосредоточившись на том, что он убийца и похититель женщин. К концу его рассказа подозрительность Бриджера спала, и лицо его расплылось в очаровывающей улыбке, которая в данных обстоятельствах удивила нас больше всего.

«Вы Шерлок Холмс?» Когда Холмс подтвердил это, моряк схватил правую руку детектива и стал жать ее с такой силой, что казалось, он ее сейчас раздавит. «Я долго уже мечтаю встретиться с вами, мистер Холмс», горячо произнес он. «Вы наверняка помните моего брата Моргана, который был капитаном «Алисии», когда она пару лет назад вошла в ту полосу тумана в Канале?»*
- - - - - - - - - - - - - -
* Дело это кратко упоминается в рассказе Артура Конан Дойля «Загадка Торского моста». Канал, или Английский канал = пролив Ла-Манш. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - -

«И из которого она так и не вышла, пропав навсегда», кивнул Холмс, морщась как от боли от пожатия Бриджером его руки, так и от воспоминаний об этом неудачном для него деле. «Боюсь, что зря вы меня благодарите. Исчезновение «Алисии» – одна из загадок, которую мне так и не удалось разгадать».

«Но вы доказали, опираясь на записи моего брата, что печальная судьба, постигшая его судно, не могла быть вызвана какой-либо ошибкой с его стороны, как пытались это изобразить власти. И за это я навсегда буду вам благодарен».

«Вы слишком уж добры ко мне. Однако в данный момент нам по-прежнему очень нужен катер».

Матрос одарил нас двоих широкой улыбкой, подмигнув нам. «Знаю тут паровой баркас, пришвартованный неподалеку, владелец которого ничего не узнает, если мы позаимствуем его у него на время сегодня ночью».

«Отлично! А теперь, если вы будете так любезны, высвободите мою руку и проведёте нас к этому судну, о котором идет речь, то мы с удовольствием отправимся туда вместе с вами. Поторопитесь, мой дорогой друг! «Балтимор» сейчас нас слишком сильно опережает». 
«Почему не “Король Генри”?», спросил я своего товарища, пока мы шли по пристани вслед за матросом.

Он покачал головой. «До Австралии слишком далеко. Учитывая аппетиты Дракулы, члены экипажа у него закончатся задолго до того, как он доберется до порта. Нет, Ватсон, он уже на пути к Соединенным Штатам Америки, он готовится к их завоеванию, и все эти приготовления, связанные с «Царицей Екатериной», были лишь частью сложного хитроумного замысла, чтобы направить нас по ложному следу. И ему это почти удалось».

На борту небольшого катера оказалось достаточно топлива, и спустя некоторое время, показавшееся мне вечностью, хотя по моим часам прошло едва ли четверть часа, Нед Бриджер сумел запустить двигатель. По настоянию Холмса я встал на румпель, а он занял место в носовой части. Если не считать постоянно стучавшего и лязгавшего двигателя, извергавшего пар по центру катера, мы были очень похожи на знаменитую картину Лейтца «Джордж Вашингтон переправляется через Делавэр», с долговязой фигурой генерала Вашингтона в центре, похожего на ней на ястреба.

«Никаких огней, пожалуйста», сказал Холмс, когда Бриджер наклонился было вперед, чтобы зажечь фонарь, висевший спереди. Тот скептически посмотрел на него.

«В таком гадостном тумане?», возразил он. «Это же самоубийство!»

«Либо так, либо убийство, которое, несомненно, ожидает миссис Ватсон, если Дракула заметит, что мы его преследуем. Вам выбирать».

«Ради Бога, Бриджер, пусть так», воскликнул я.

Матрос скрепя сердце потушил спичку и отдал швартовы. Через некоторое время мы осторожно вышли в черный как смоль мрак гавани.

Туман, который медленно расступился, словно позволив нам войти, вскоре окутал нас полностью, и мы, казалось, поплыли вперед сквозь вечную ночь. Знаменитые лондонские туманы, которые были мне так привычны и знакомы, мало чем были схожи с этой коварной, словно подкрадывавшейся к нам удушающей массой, из-за плотности которой трудно было дышать, и я задался вопросом, а не является ли это делом рук того же Дракулы, призванным воспрепятствовать преследованию. Мне вспомнились слова Ван Хельсинга о том, что вампир способен управлять погодой в непосредственной близости от себя. Если так, и если эти непроницаемые испарения обязаны своим происхождением сверхъестественным силам, то, следовательно, мы уже были гораздо ближе к нашей цели, чем я смел на то надеяться.

«Немного право руля, доктор». Голос Бриджера казался чем-то успокаивающим и надежным на фоне мощно тарахтевшего двигателя. «Если наша птичка хочет выйти в открытое море, то ему сначала нужно будет пройти этот риф».

Долго ли мы пробирались через эту гавань, я даже не стану гадать. В темноте мои часы оказались полностью бесполезны. Пару раз я вроде бы слышал приглушенный звон колоколов в церкви, пробивших час, однако их сложно было отличить от металлических шумов, издаваемых двигателем, поэтому я не мог сосчитать их и даже не был уверен в том, что вообще услышал именно их. Через некоторое время стало даже трудно представить себе, что за этим холодом и мраком вообще существует что-то еще, какой-то другой мир. В этих условиях усталость и тревога за судьбу моей жены скоро отразились на мне не в лучшую сторону, и мне кажется, я даже задремал, когда возбужденное восклицание Холмса вернуло меня к действительности, и я вздрогнул.

«Эй!»

«В чем дело, Холмс? Вы что-то увидели? »

«Точно не уверен». Он казался расплывчатым пятном в носовой части баркаса, едва отличимым от разделявшего нас цилиндрического двигателя. «Мне показалось, что-то там мелькнуло, но, возможно, это просто сквозь облака проглянула Полярная звезда».

Несколько мучительно тянувшихся минут мы молчали, напрягая зрение и пытаясь заметить что-то сквозь клубившиеся волны тумана, несшиеся, расступаясь перед носом баркаса. Но когда из этого тумана ничего не материализовалось, сердце мое опустилось ниже некуда. Неужели Дракула достиг своих целей? Мысли мои и опасения приняли именно такое мрачное направление, как вдруг я тоже это увидел.

«Холмс!», закричал я. «Вон там! Слева по курсу!»

Это была желтоватая точка, светившаяся в полуночном мраке и, казалось, парившая в воздухе в шестистах ярдах впереди и слева от нас, в этом невозможно было ошибиться. Время от времени она исчезала, когда на нас набегал очередной виток тумана, скрывавший ее от нас, но после этого неизменно возвращалась четкой и жирной точкой, как только завеса улетучивалась. Для меня это был луч надежды, мерцавший каким-то маяком в конце этого долгого и тяжелого путешествия.

«Это свет на полубаке, клянусь, или я сухопутная крыса», сказал Бриджер.

«Полный вперед, Бриджер», скомандовал Холмс высоким голосом. «Догоните их».

«Сделаю все, что в моих силах, но если мы нарвемся на этот риф, для нас всех он станет подводной могилой». Сказав это, матрос прибавил скорости, и мы рванулись вперед после толчка, чуть не выбросившего меня за борт с кормы. «Лево руля!», прокричал он сквозь грохот.

Я сделал так, как было приказано. Нос баркаса развернулся в сторону света, рассекая волны с потрясающей скоростью и обливая нас всех ледяными брызгами. В лицо мне ударили потоки воздуха от нашего броска, отчего щеки мои онемели. Ветер сорвал у меня с головы котелок, и он, подпрыгивая, полетел назад, вслед за нами. Я даже не стал пытаться его поймать. Впереди свет замаячил уже ближе с каждой секундой.

Сомневаюсь, что в тот момент и в том возбужденном состоянии, в котором мы все тогда находились, кто-нибудь из нас вообще задумывался, что мы будем делать, когда настигнем парусник. Подниматься на борт без согласия капитана было бы полным безумием, а шансы получить такое согласие в данных обстоятельствах были по меньшей мере маловероятны. Скорее всего, такие действия с нашей стороны привели бы к тому, что нас сразу же заковали бы в кандалы, как только мы забрались бы на палубу. В любом случае, однако, эти соображения могли подождать, пока нам не удалось догнать судно. Главной нашей заботой в тот момент была скорость и как выжать ее из сотрясающегося двигателя так, чтобы действительно не взорвался паровой котел.

Мы были уже на расстоянии примерно тысячи футов от «Балтимора», когда свет, к которому мы мчались, перестал к нам приближаться. Довольно длительное время он словно неподвижно там завис, а затем, постепенно, он начал удаляться. Я почувствовал, что внутри меня все похолодело.

«Они уходят!», простонал я.

Холмс выругался, что редко я у него наблюдал. «Он заметил нас, черт! Я забыл, что он может видеть в темноте. Капитан и команда, должно быть, им контролируются. Прибавьте скорости, Бриджер! Кидайте больше топлива! »

«Нельзя! Котел вот-вот взорвется, как римская свеча!»

«Увеличивайте скорость, вам говорю!»

«Отлично! Встретимся в аду!» Матрос бросил в топку лопату угля и выжал дроссель до упора. В ответ взревели поршни, и мы помчались, подпрыгивая по поверхности воды, как подброшенный плоский камешек.

Туман начал рассеиваться, и такому развитию событий я обрадовался, пока не понял, что это происходит из-за поднимавшегося ветра. Он наполнил огромные паруса корабля, которые теперь были нам видны на фоне свинцового неба, и погнал корабль вперед со скоростью, которую наши современные сторонники паровой тяги посчитали бы невозможной у такого устаревшего судна. Напряжение нашего парового двигателя возросло практически до точки взрыва, позволявшей нам лишь поддерживать ту же скорость движения. Я не из тех, кто винит в человеческих несчастьях стихии, и все же я не мог не заподозрить, что такой ветер, столь благоприятный для нашего противника, мог иметь лишь сверхъестественное происхождение. Тем не менее, мы, не отставая, мчались вслед за кормой парусника с упрямством, которым мог бы гордиться пёс-ищейка Тоби.

«Быстрее, Бриджер!», кричал Холмс. «Мы не приближаемся, а лишь не отстаем!»

«Я не могу бросать уголь и одновременно управлять рычагом скорости!»

Холмс сорвал с себя пальто и бросился к Бриджеру, схватил лопату и, пригнувшись, стал бросать уголь в топку с бешеной энергией, которая была свойственна только ему.

Над нашими головами прогремел сильнейший, оглушительный раскат грома, похожий во всех отношениях на ужасающе грандиозный удар хлыстом, находившимся в руках каких-то неземных сил. В тот же миг рассеялись облака, излив потоки воды на наши головы. По небу пронеслась молния. Через нос катера перекатились волны и захлестнули палубу. Это природное явление было слишком неожиданным и слишком выгодным для нашего противника, чтобы его можно было отнести к области случайных совпадений; Дракула призвал на помощь все свои силы, чтобы ускользнуть от нас.

«Следите за топкой!», предупредил моряк Холмса. И действительно, вода, захлестнувшая палубу, грозила теперь погасить огонь, которому мы были обязаны нашими успехами. В ужасе я мысленно представил себе картину нашего судна, дрейфующего мертвым в волнах этих враждебных морей, в то время как «Балтимор» беспрепятственно продолжает свой путь дальше. Детектив не обращал на это внимания, продолжая подбрасывать топливо в жадные языки пламени.

Паровой котел начал дрожать и трястись, пока не завибрировал весь баркас, от носа до кормы. Я изо всех сил, как мог, старался удерживать румпель, вцепившись в него, так яростно он начал вибрировать у меня в руках.

«Топка щас взорвется!», закричал Бриджер.

Впервые за все то время, как он взял в руки лопату, Холмс прекратил выполнять эти обязанности и встал, опершись на нее. «Держите руку на дросселе!», приказал он матросу, собиравшемуся выпустить его из рук. Бриджер посмотрел на него странным взглядом.

«Черт», сказал он, едва ли настолько громко, чтобы его можно было расслышать сквозь грохот двигателя и шторма. «Вы с ума сошли!»

«Вы хороший пловец, Бриджер?», спросил Холмс.

«Что?»

«Вы сможете доплыть отсюда до берега?»

«Я плавал и на гораздо большие расстояния», ответил он, все еще не понимая, к чему он клонит.

«Тогда давайте мне дроссель, а сами прыгайте за борт. Отсюда мы с Ватсоном все берем на себя».

Наконец, до матроса дошло. Он выпятил челюсть. «Вы что, считаете меня трусом каким-то?»

«Нисколько. Но эта схватка вас не касается. Нет смысла подвергать вас дальнейшему риску».

«Я несу ответственность за эту лодку. И я не отдам ее каким-то сухопутным крысам».

«Не дурите, Бриджер!», воскликнул Холмс. «Этим геройством вы ничего никому не докажете».

«Извините, уважаемый. Я вас не слышу». Он пожевал окурок сигареты, которая давно уже была скурена, и вновь сосредоточил свое внимание на удаляющейся корме парусника. Дроссель неудержимо дрожал в его сильной левой руке.

«Холмс! Смотрите!» Я поднялся во весь рост и показал поверх носовой части. Ветер, который до сих пор дул по направлению к морю, внезапно наполовину изменил свое направление, разворачивая «Балтимор» перпендикулярно по отношению к линии нашего обзора и относя его к южной части гавани. Холмс следил за этим развитием ситуации с видом охотника, наблюдающего за убегающей лисицей.

«Он уклоняется от курса; пытается сделать так, чтобы мы потеряли его из виду».

«Он потеряет гораздо больше, если вскоре не повернет», заметил Бриджер. «Он идет прямо на риф».

Мы молча смотрели на то, как судно продолжало двигаться к собственному самоуничтожению. Я подумал о Мэри. Мог ли изверг решить пожертвовать всем, в том числе и ею, чтобы благополучно спастись? Нет, вероятнее всего, он не знал о существовании подводных скал и предпринял эти действия в надежде принудить нас к перегрузке нашего и без того уже перегретого парового двигателя. В любом случае жизнь моей супруги была в опасности. Мои костяшки все побелели, так крепко я в отчаянии вцепился в румпель. Быть вынужденным стоять и беспомощно наблюдать за тем, как весь мир другого человека мчится к крушению, – это все равно, что спускаться в бездны ада.

Вспыхнула молния, и в ее свете мне показалось, будто что-то упало с кормы парусника и исчезло в черных волнах. «Что это?», спросил я своих спутников. Едва я вымолвил этот вопрос, как последовала новая вспышка, и я увидел, как и другие какие-то тени стали покидать палубы обреченного корабля. Я весь внутри похолодел.

«О Боже», прошептал я. «Это люди».

«Без сомнения, они предпочли океан выступам этих подводных скал», заметил Холмс, указывая на воды к югу. Там, где ветер разбивал волны на мелкие брызги, показался мерцающий белый просвет рифа. Мне это напомнило клыки собаки Баскервилей, не говоря уже о клыках «Призрачной леди» и самого Дракулы, которые были такими же белыми и не менее смертоносными.

Паровой котел начал угрожающе шипеть, звук этот с каждой секундой усиливался и становился все более интенсивным. «Вот они!», крикнул Бриджер.

«В воду, Ватсон», сказал Холмс. Голос его был исполнен ледяного спокойствия, таким он у него становился только в те моменты, когда ситуация была наиболее тревожной.

Я заколебался, спрашивая себя, выдержит ли моя левая рука, плечо которой было прострелено пулей джезаиля [афганской винтовки] в битве при Майванде, когда я служил в составе Военно-медицинского управления. Окончательно я решился, когда Холмс, зацепив правой своей ногой мою лодыжку и, поддержав себя бедром, сбил меня с ног и выбросил за борт. Я упал в воду головой вниз.

Вода была ледяной, как смерть, но вряд ли это обстоятельство беспокоило меня в первые минуты прежде всего. Долгое время я продолжал погружаться вниз и с паническим чувством стал опасаться, что никогда больше не вынырну на поверхность. Однако, наконец, мое погружение стало замедляться; бултыхая руками и ногами, я стал прорываться обратно наверх, туда, где был свет и жизнь, не обращая внимания на свое раненое плечо. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я вынырнул на поверхность и глотнул полные легкие свежего воздуха. Я сорвал с себя свое пальто, которое стало вдвое тяжелее из-за того, что намокло, и, вытащив из его кармана свой револьвер, отправил его в мрачные глубины гавани. Освободившись таким образом от его тяжести, я обнаружил, что с трудом могу удержать голову над ледяной водой.

Слева от меня раздался сильнейший взрыв, и, словно освещенная одной из вспышек молний, которые по-прежнему продолжали раскалывать небо, гавань озарилась ослепительно ярким пламенем. Когда я повернул голову в его направлении, я увидел лишь столб ослепляющего огня, поднимающегося прямо с поверхности воды и несущегося вверх на фоне темно-серых облаков. Вокруг меня плавали разбросанные обломки. В том ошеломленном состоянии, в котором я находился, мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что это фрагменты парового катера, который я только что покинул.

Первая моя мысль была о Холмсе. Удалось ли ему тоже покинуть судно, прежде чем взорвался двигатель? Или, может быть, это его погребальный костер сейчас разгорается в небе, столь же ярко, как это часто происходило во время откровений его замечательного ума? Я открыл рот и стал выкрикивать его имя всей силой своих легких.

«Холмс!»

Ответа не последовало, лишь гром и завывания ветра. Я попробовал прокричать второй, затем третий раз. Ничего. Стало быть, вот как всё кончилось. Вся дедукция, все эти часы, потраченные на поиски улик и ключей к разгадкам, отслеживание преступников по оставленным ими следам по всей Англии и на Континенте, все эти телеграммы от могущественных и обездоленных, просящих помощи у великого детектива в разрешении самых запутанных и неразрешимых загадок, все вознаграждения, ему предлагавшиеся и им отклоненные – все это закончилось лишь какой-то ледяной могилой в далекой английской гавани. И с отяжелевшим, словно раненным свинцовой пулей сердцем я отвернулся от трещавших обломков баркаса и поплыл к берегу.

В отличие от моего друга, которому, несмотря на его отвращение к физическим упражнениям как таковым, удавалось ежедневно поддерживать себя в боевой форме, я был далеко не таком же в состоянии. Плечо моё начало сильно болеть еще до того, как я проплыл хотя бы половину того расстояния, отделявшего меня от суши, и у меня возникли проблемы с дыханием. Если бы не то счастливое обстоятельство, что на твердом основании рифа оказалась намыта песчаная коса, я не питаю особых иллюзий относительно того, что сдался бы пред лицом усталости и холода и утонул бы задолго до того, как благополучно выбрался на берег. Я и так с превеликим трудом сумел выбраться на мелководье и не сползти обессиленный обратно в воду в тот момент, когда потерял сознание на берегу сразу же после того, как выполнил эту важнейшую для себя задачу.

Вряд ли я долго оставался без сознания, потому что, когда я пришел в себя, мне по-прежнему были видны ярко пылающие в гавани остатки нашего катера. И я увидел также кое-что еще.

Я увидел «Балтимор», севший на мель футах в двадцати от того места, где я лежал.

В носовой его части виднелась огромная зияющая дыра, там, где он ударился о подводные рифы по пути к песчаной косе, но в остальном судно казалось не поврежденным. И действительно, даже полученные им повреждения, которые в воде вообще-то могли стать фатальными, оказались малозначимыми из-за того, что вся передняя половина судна была недоступна морю, а нос его был высоко задран вверх. Спущенные паруса висели, спутавшись, по всей палубе.

Испытанное мною облегчение при обнаружении этого подтверждения моих надежд на то, что моя жена, возможно, не погибла, сдерживалось отрезвляющей мыслью: где Дракула? Уже в следующее мгновение на мой вопрос был дан ответ, потому что печальная картина осветилась рваной молнией, и я увидел изверга, стоящего на полубаке.

Он злобно смотрел на меня, его красные глаза яростно и свирепо сверкали на бледном его лице. Полы его черного плаща развевались и хлопали на ветру штормовой силы, как крылья летучей мыши. На руках он что-то держал; едва ли мне нужно было вглядываться, чтобы узнать в обмякшем безвольном теле в белом ночном платье мою Мэри. Была ли она жива или мертва – этого я с такого расстояния сказать не мог. Если последнее, тогда я был готов – нет, я решил – пожертвовать своей жизнью, как Холмс, если я тем самым смогу покончить с этой гнусной тварью.

Довольно долгое время мы стояли неподвижно, глядя друг на друга через те немногие футы, которые нас разделяли. Затем Дракула повернулся и скрылся в каюте капитана. То, что мне был брошен вызов отправиться туда вслед за ним, – это было очевидно.

Я весь похолодел, но это ощущение не имело никакого отношения к температуре или к тому, что я промок до нитки. Шерлок Холмс погиб, и я остался один на один против графа Дракулы.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

СТОЛКНОВЕНИЕ


Я ЕЩЕ ДОЛГО стоял там после того, как прекратили сверкать молнии, и окрестности вновь окутал полуночный мрак. Утверждать, что мне не было страшно, означало бы серьезнейшим образом злоупотребить легковерием читателей; тем не менее, колебаться в некоторой нерешительности заставлял меня вовсе не страх за самого себя, а скорее страх того, что я войду в устроенную Дракулой ловушку и там погибну, не отомстив за смерть Холмса и Бриджера и за похищение моей жены. Необходимо было избегать не столько возможности погибнуть, сколько вероятности погибнуть напрасно. Как же мне хотелось в тот момент, чтобы друг мой был здесь сейчас со мной! Только он знал, как лучше подойти к решению сложившейся ситуации. Он погиб всего только полчаса назад, но его гения так сильно сейчас не хватало.

Но это бесполезные мечтания, ничего мне не дававшие. Вздохнув, я решительно направился к выбросившемуся на берег кораблю, пытаясь подыскать лучший вариант попасть на него, не будучи замеченным вампиром.

Я незаметно подкрался к паруснику с противоположной стороны, скрываясь в тени, и тут меня кто-то внезапно схватил сзади и бросил на землю. Когда я попытался закричать, чья-то рука крепко зажала мне рот. Я стал отчаянно вырываться, но хватка у этого дьявола оказалась сильнее. Я был уже почти готов смириться с вечным проклятием, когда вдруг услышал знакомый мне голос, шептавший мне на ухо:

«Ни звука, иначе это повлечет катастрофические последствия для наших планов».

Это был Холмс! Я пришел в такой радостный восторг от этого, что, как мне кажется, я бы вскрикнул от облегчении, если бы не его рука, зажавшая мне всю нижнюю половину лица. Он медленно и осторожно убрал ее, одновременно перестав крепко удерживать меня за руки, так, чтобы я смог сесть.

«Холмс!», прошептал я, протянув руку и дотронувшись до него, чтобы убедиться, что мне это не привиделось. Плечо его оказалось достаточно твердым и материальным, хотя и было мокрым. Черты его лица в темноте было не различить. «Это что – чудо? Как вам удалось пережить этот страшный взрыв?»

Он тихо рассмеялся, таким смехом, который, мне кажется, я больше никогда в этом мире не услышу. «Дорогой Ватсон», тихо сказал он. «Только такой от природы любознательный человек может оставаться самим собой в подобных обстоятельствах. Пережить этот ужасный взрыв было не так сложно, как вам может показаться, по той простой причине, что, когда он раздался, меня там не было».

«Вас там не было?»

«Да, Ватсон, меня там не было. Оставаться на борту судна, которое сейчас взлетит на воздух и отправиться к праотцам, не относится к числу многочисленных отличительных черт, свойственных моей психике, которые вы достаточно верно охарактеризовали, зафиксировав в своих рассказах, посвященных моей скромной персоне. Я спрыгнул в воду».

«Замечательно! Но где Бриджер? Он с вами?»

Наступила долгая пауза, прежде чем он мне ответил. «Нет, Ватсон, его больше нет».

Я вдруг почувствовал пустоту. «То есть вы хотите сказать––?»

«Я прыгнул с уверенностью, что сразу же вслед за мной последует и Бриджер. Оказался ли он прав или нет, сейчас об этом уже бессмысленно спорить, поскольку паровой двигатель взорвался в тот самый момент, когда я погрузился в воду. И у него не осталось времени спрыгнуть».

«Он был храбрым человеком», сказал я, помолчав некоторое время.

«Вопрос о его храбрости вряд ли уже настолько важен теперь, когда он мертв», сказал мой друг, довольно бессердечно, как мне показалось. «От нас теперь зависит позаботиться о том, чтобы он не погиб зря. Вы видели Дракулу несколько минут назад?»

Мне потребовалась секунда на то, чтобы ответить после его предыдущих слов, показавшихся мне бездушными. Наконец я кивнул. «Да. И Мэри у него».

«Я тоже это видел, и вот что я думаю. Под воздействием графа ее роль, похоже, изменилась: теперь она не заложница, а используется им в качестве приманки. Я мертв, или, по крайней мере, так он считает, а он до сей поры недооценивал ваш ум, и он поверит в то, что сможет заманить вас в ловушку. А вы, конечно же, его не разочаруете».

«Что вы имеете в виду?»

Мне показалось, что когда он повернул голову, я увидел стальной блеск в его глазах, отразивших упавший на него свет звезд, который только-только стал прорываться сквозь разрыв в облаках. «Часы ваши ходят?», спросил он.

Я вытащил их из кармана своего намокшего жилета и приложил их к уху. «Да, тикают».

«На моих без двух минут шесть». Он посмотрел на собственные свои часы в бледном свете тех же звезд.

«На моих тоже же самое».

«Отлично. Даю вам пять минут. Войдите в трюм через отверстие в носовой части –– Дракула этого не ожидает, так как это слишком просто – и ждите там до трех минут седьмого. В этот момент вы услышите несколько выстрелов снаружи; не обращайте на них внимания. Поднимитесь на палубу и идите к каюте капитана, где вы найдете свою супругу, которая вас ждет. Когда вы ее заберете, крикните так, чтобы весь мир вас услышал. А затем бегите как можно скорее на берег, на сухое место, со всех ног бегите. Нет необходимости вам напоминать, что жизнь миссис Ватсон, а также ваша собственная, зависят от этой вашей скорости».

«А вы что будете делать все это время?», спросил я его.

Он вытащил револьвер из кармана своего водонепроницаемого плаща. С виду он был сравнительно сухим. «Я займусь кое-чем таким, что графу, без сомнения, знакомо по его прошлому опыту битв на поле брани, но чего, осмелюсь предположить, в данный момент он вовсе не ожидает. Я собираюсь имитировать отвлекающий маневр».

«Вы избрали для себя опасный курс», предупредил я его.

«Вот видите, один час, проведенный в море, и вы уже говорите морским языком», поразмышлял он вслух. «А если серьезно, он гораздо менее опасен по сравнению с тем, который я наметил для вас. Однако, учитывая ваши отношения с вовлеченной в это дело леди, я подумал, что именно вы предпочтете быть тем, кто ее спасет. Но полезайте же на свой велосипед, Ватсон, пора приступать; мы потратили впустую одну из выделенных вам пяти минут». И сказав это, он исчез во мраке.

Забраться сквозь отверстие в носовой части парусника было не так просто, как казалось. Нос его был задран вверх под наклоном более шести футов от земли, и я был вынужден подняться на цыпочки и дотянуться руками как можно выше, чтобы ухватиться за нижний край пробоины и забраться внутрь. Не буду здесь описывать ту мучительную боль, которую причиняло мне и так уже нывшее у меня плечо. Однако эта боль нейтрализовалась мыслью о душевных муках, которые, я это точно знал, будут меня преследовать до конца жизни, если я позволю им помешать мне освободить мою Мэри из лап дьявола.

Я тихо спрыгнул в трюм, встав там на ноги. Сначала мне показалось, что здесь все темным-темно, но, когда глаза мои привыкли к этому слабому свету, я увидел отраженный свет звезд, проходивший сквозь открытый люк и мерцавший на поверхности воды, которая набралась в носовую часть. Я достал часы и повернул их циферблатом к свету. Одна минута седьмого. Я осторожно стал пробираться вниз по палубе под наклоном – она была мокрой и скользкой – к деревянной лестнице, которая вела наружу, чтобы там дождаться сигнала Холмса.

Он был подан точно в назначенное время. В 6.03 снаружи раздались два выстрела, и я, не теряя времени, поспешил вверх по лестнице. Мое рвение чуть не стоило мне жизни.

Едва только я добрался до верхней палубы, как почувствовал внезапный холод, подобный тому, который вызывается врывающимся потоком холодного воздуха, когда кто-то открывает дверь в теплую комнату в лютый мороз. Я уже испытывал это ощущение, и не раз, так что мне не нужно было гадать, что это такое. Я тут же скрылся в ближайшем темном углу. И еле успел, на какую-то секунду, потому что, когда я выглянул из своего укрытия в темном проходе между каютой капитана и поручнями по правому борту, я увидел фигуру в черном плаще, пронесшуюся мимо меня на таком близком расстоянии, что я мог дотянуться до него рукой. Когда я говорю «на расстоянии вытянутой руки», я, конечно, говорю фигурально, потому что я не испытывал никакого желания физически соприкасаться с восковой плотью Царя Вампиров, направлявшегося к носу судна, откуда и раздались эти выстрелы.

Нет необходимости мне вам напоминать, что жизнь миссис Ватсон, а также ваша собственная, будут зависеть от быстроты ваших действий, сказал Холмс. Я последовал его совету и нырнул в дверной проем каюты, как только Дракула оказался спиной ко мне.

Спустившись по короткой лестнице, я оказался в замкнутом помещении без окон, куда не проникал свет. Я пошарил вокруг, пока не нашел фонарь, висевший на крючке у входа, и после того, как потерпели неудачу две моих попытки зажечь спички, которые я извлек из влажного внутреннего кармана своей жилетки, мне удалось-таки чиркнуть третьей, и я зажег фитиль. Тусклый свет озарил темную каюту. Я с волнением и тревогой стал всматриваться во мрак и увидел Мэри.

Те, кто читал мое описание леди, которой суждено было стать моей супругой, в «Знаке четырех» – блондинка, изящная, с уверенной походкой и аккуратно, но сдержанно одетая – не узнали бы в ней женщину, сидевшую теперь неподвижно в центре каюты на стуле с прямой спинкой. Начнем с того, что ее прическа – нет, точнее волосы, которые, как никогда раньше с момента нашего знакомства, были теперь в полном беспорядке, распущены и ниспадали на белые ее плечи. Куда-то подевались ее халат и тапочки; дрожавшая от холода в тонкой своей ночной рубашке, она казалась особенно слабой, какой-то болезненной и беззащитной, словно птенец, выпавший из своего гнезда. Ее голубые глаза были широко раскрыты – но не от ужаса, чего я вполне вправе был ожидать, столь внезапно нагрянув к ней, когда она фактически уже потеряла надежду спастись – а застывшие в каком-то оцепенении, ничего не видящие. Я узнал в этом явные признаки гипноза. Холмс был прав, предположив, что Дракула ввел ее в месмерический колдовской транс, чтобы она никуда не сбежала. Первое, что я сделал, после того как припал к ней и обнял просто от радости и облегчения, это осмотрел ее горло на предмет проколов. Их не было. Поблагодарив Бога за то, что он избавил ее от этого ужаса, я завернул ее в грубое шерстяное одеяло, которое я снял с койки в каюте, я взял ее на руки и понес на палубу.

Дракула с кем-то говорил, когда я добрался до верхних ступенек. Звучный этот голос, тон и громкость которого, казалось, не увеличивались и не уменьшались в зависимости от того, удалялся или приближался кто-нибудь к его источнику, наполнил меня ненавистью и страхом. В его вибрации мне послышался звук ползающих по красному атласу могильных червей в остром запахе свежевырытой земли.

«Значит, вы еще живы», произнес этот голос.

Я вздрогнул от этих слов, чуть не выронив свою хрупкую ношу, но когда я огляделся, нигде на паруснике вампира я не увидел. Затем я услышал пронзительный голос Холмса ему в ответ и понял, что именно к нему и обращался Дракула.

«А вы думали, что я отправлюсь в могилу и не буду вам мешать охотиться на тех, на кого вам захочется?» Детектив стоял на самом краю песчаной косы, пробравшись к корме парусника. Между ним и судном, застрявшим на мели, стоял граф Дракула спиной ко мне. Я видел, как трепетал на холодном ветру его тяжелый плащ.

«А где же ваш напарник?»

Теперь ход был за мной. «Она у меня, Холмс!», прокричал я поверх гула шторма.

Дракула обернулся со скоростью пантеры, оказавшейся между двумя стрелками. Лицо его, когда он увидел меня со своей пленницей, стало люто зверским.

«Бегите, Ватсон, бегите!» Тремя прыжками Шерлоку Холмсу удалось прорваться между графом и «Балтимором». Это был самый храбрый поступок моего друга из всех, свидетелем которых я когда-либо был, – оказаться на пути у этого исчадия ада, угрожая ему пистолетом, словно он не был полностью бесполезен против такого неуязвимого противника, от которого я имел возможность сбежать. Я был настолько увлечен этим зрелищем, что даже позабыл о безопасности как своей жены, так и самого себя, и вместо того, чтобы бежать прочь, я стоял, как вкопанный, перед входом в каюту капитана. Дракула рассмеялся.

«Давайте, стреляйте из своего жалкого оружия, Шерлок Холмс», засмеялся он. «Посмотрим, какой толк от него для вас против человека, который командовал армиями за сотни лет до вашего рождения».

Холмс выстрелил один, два, три раза. И продолжал нажимать на курок, пока ударник не стал щелкать по пустому барабану. Когда дым рассеялся, вампир по-прежнему стоял там, где был. Смех его был омерзителен. Он отшвырнул Холмса в сторону рукой, как тогда, на скотобойне, абсолютно безразлично, и полез по обшивке корабля вверх, туда, где стоял я, прямо как ящерица, карабкающаяся по неровным шероховатым скалам.

«Бегите, Ватсон!», снова закричал Холмс, поднимаясь на ноги. «Если дорога вам ваша жизнь, бегите!»

Когда чудовище было уже менее чем в двух ярдах от меня, обращенные ко мне слова моего друга, наконец, до меня дошли. Я был уже готов спрыгнуть с корабля вниз, прямо вместе с Мэри, когда встретился взглядом с Дракулой, – и замер на месте.

«Остерегайтесь его глаз! Его взгляд несет смерть!»

Лоб мой покрылся потом. Я все исправно видел и чувствовал; я отдавал себе отчет о том, что в руках у меня женщина без сознания, что ледяной ветер треплет мои волосы и мою одежду, отдавал себе отчет об опасности, в которой мы оба находились; но я не мог пошевелиться. Дракула перемахнул через перила и молча соскочил на палубу. Под усами у него мелькнула самодовольная ухмылка. Он победил. Его глаза казались двумя одинаковыми котлами расплавленного огня, к которым меня неудержимо влекло, как мотылька к огню, который прекрасно понимает, что его ждет, но не в силах улететь. Он был теперь рядом, уже очень близко; я уже чувствовал несвежее его дыхание, когда он оскалил клыки.

А потом произошло нечто любопытное.

Он был уже так близко от меня, что я почувствовал его горячее дыхание у себя на лице, когда внезапно взгляд его изменился. Смещение его взгляда было почти осязаемым, поскольку он соскользнул с моих собственных горящих глаз и устремился к чему-то, находившемуся у меня за плечом. А затем в них появилось нечто новое, чего я раньше не никогда видел. Это был страх.

Если такого нового поворота в развитии событий было недостаточно, чтобы снять колдовские чары, наложенные на меня вампиром, то они были окончательно разрушены торжествующим голосом Холмса у него за спиной.

«Остерегайтесь Солнца, граф Дракула», говорил он. «Оно истощит ваши силы точно так же, как ножницы Далилы – Самсона».*
- - - - - - - - - - - - -
* В Библии говорится, что филистимляне с помощью Далилы смогли пленить великана Самсона. Для этого она по их поручению хитростью и лаской узнала у Самсона секрет его богатырской силы: «…он открыл ей всё сердце своё, и сказал ей: бритва не касалась головы моей, ибо я назорей Божий от чрева матери моей; если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди» (Суд. 16:15-17). – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - -

Я рискнул быстро оглянуться. Детектив оказался прав: на горизонте показались первые розовые лучи восходящего солнца, усилившись, когда перед ними расступились штормовые облака. Вид их наполнил душу мою восторгом; я уже потерял надежду увидеть их когда-нибудь снова.

Дракула зашипел и, закрываясь от солнца плащом, стал отступать к поручням.

«Взгляните на его очистительные лучи, граф Дракула», стал издеваться над ним детектив. «Скоро они доберутся до корабля, и тогда ваши силы исчезнут. И вот тут-то мы вас и уничтожим».

Граф больше не в силах был это выдержать. Взревев от мучительной боли, досады и отчаяния, он пронесся мимо меня – я едва успел отскочить в сторону – и прыгнул, как кошка, над задранным кверху носом парусника. Возможно, это была оптическая иллюзия, вызванная помутненным состоянием моего сознания, чему способствовала еще и слабая освещенность, но мне показалось, что к тому моменту, когда он спрыгнул на пляж, внешне Дракула уже напоминал не что иное, как огромного волка. Если так и было на самом деле, и он действительно трансформировался, то значит, его силы уже покидали его, потому что к тому времени, когда он снова появился в той части пляжа, которая была еще подвластна лунному свету, на другом конце песчаной косы, я увидел уже убегающего человека с развевающимся за спиной плащом. Еще через какое-то мгновение он был окутан мраком в последний раз.

«С вами все в порядке, старина?» Теперь Холмс стоял уже рядом со мной на палубе.

Я кивнул. «Нужно отвезти Мэри в больницу», сказал я.

«Он ее ранил?» В его голосе послышалась тревога. Я поспешил его успокоить.

«У него не было такой возможности, благодаря вам. Но она находится в трансе и пострадала от переохлаждения. Я беспокоюсь, что у нее возможна пневмония».

«Тогда, во что бы то ни стало, давайте… – но что это?»

Он посмотрел поверх моего плеча в том направлении, откуда всходило солнце. Я повернулся и сразу же увидел четырехколесный экипаж, громыхающий к нам над тем самым местом, где я в последний раз увидел убегающего графа Дракулу. Экипаж везла упряжка сильных лошадей, а за спиной управлявшего им стоя кучера в высоком войлочном цилиндре бешено хлопали фалды плаща. Для скорости он хлестал кнутом над головами животных. Кровь застыла у меня в жилах. Неужели это еще какой-то новый трюк вампира?

Он натянул вожжи, осадив лошадей и, раскачиваясь, остановился неподалеку от севшего на мель судна, и тут я заметил вишнево-бордовый цвет его лица. От радости у меня даже дух перехватило.

«Холмс!», воскликнул я с облегчением. «Это же Цезарь!»

«Так и есть. Пойдемте, Ватсон».

Мы вместе спустились и подошли туда, где нас ждал кучер экипажа. Увидев женщину без сознания, которую я держал на руках, он на мгновение был, казалось, этим озадачен, но растерявшееся выражение его лица вскоре сменилось радостью, когда он увидел, что мы оба целы и невредимы.

«Черт подери!», сказал он. «Когда я услышал этот сильный взрыв в гавани, я понял, что это, должно быть, вы двое, и я был уверен, что вас обоих разорвало на куски. Но такой был сильный ветер, что я решил, что найду ваши трупы, прибитые сюда к берегу. Куда на этот раз, господа?» Он забрался на сиденье кучера и с выжидающим видом взял в руки вожжи.

Холмс рассмеялся. «Цезарь», сказал он, «вы боец-доброволец по зову своего сердца». Но затем лицо его стало печальным. «Похоже, мало чем мы уже сможем помочь тем несчастным парням с «Балтимора»… В больницу Уитби, мой друг, и гоните что есть мочи». Он открыл дверь экипажа, чтобы я смог сесть в него с моей беспомощной ношей и запрыгнул туда же вслед за мной, уже на ходу.

«А как же Дракула?», спросил я детектива, усевшегося напротив меня. «Вы же не намерены дать ему уйти!»

«Успокойтесь, Ватсон. Его корабль отплывает лишь через полтора часа; тем временем, зная свойство британских больниц лечить каждого пациента так, как если бы у них имелось на это уйма времени, мне кажется, мои услуги понадобятся больше всего именно там, куда мы направляемся». Он откинулся на спинку сиденья, чтобы взглянуть на проносившиеся мимо нас окрестности.

Кровавым шаром возмездия над горизонтом поднималось Солнце.


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

КОНЕЦ РАССЛЕДОВАНИЯ


«Боюсь, мне придется оставить вас на некоторое время, Ватсон», сказал Шерлок Холмс, когда мы вдвоем стояли в тесном приемном покое больницы Уитби.

Я докуривал одну из сигар (местный врач был так добр, что послал кого-то за ними для нас) и уже стал закуривать от нее же вторую. Я остановился, посмотрев на него сквозь густой дым.

«Вы не станете дожидаться известий о состоянии Мэри?»

«Ну вот, вы всегда чем-то недовольны. Еще полчаса назад вы спрашивали меня, почему я не оставил вас, чтобы отправиться на поиски графа Дракулы. А теперь, когда именно этим я и намерен заняться, вы просите меня остаться. Судя по часам на этой стене, которые по сравнению с моими отстают примерно на одну минуту и ??сорок секунд, у меня осталось менее семидесяти пяти минут, чтобы вернуться в доки и разделаться с этим вампиром навсегда. Буду молиться, чтобы, когда я вернусь, здоровью миссис Ватсон уже ничего не угрожало».

Я положил свою вторую сигару в рядом стоящую пепельницу. «Я иду с вами», сказал я.

Он покачал головой. «Вы будете более чем бесполезны, учитывая вашу жену, балансирующую между жизнью и смертью. Кроме того, что она подумает, когда очнется, а вас рядом с ней нет? В этом случае она будет иметь полные основания отказать вам сопровождать меня в решении будущих проблем, с которыми я буду сталкиваться. Нет, Ватсон, и перед своими читателями, и перед самим собой вы обязаны остаться здесь». Он, казалось, собирался сказать мне что-то еще, но вместо этого крепко сжал мою руку и встретился со мной взглядом с выражением такого дружелюбия в глазах, какого я раньше еще не видел. А затем он повернулся и вышел через вращающуюся дверь, которая вела в вестибюль и на улицу.

Я почти сразу же пожалел о его уходе; скверно быть вынужденным сидеть без дела, потому что помощь моя вежливо, но решительно была отвергнута лечащим врачом, и мне ничего не оставалось, как сидеть и ждать в одиночестве. Часовая стрелка настенных часов сделала полный оборот, и я докуривал уже последнюю из моих сигар, когда вдруг дверь вновь открылась, и вошел толстый бородатый доктор, на попечение которому я сдал свою жену. Я чуть ли не вспрыгнул, бросившись к нему через комнату.

«Она спокойно спит», сказал он в ответ на мой безмолвный вопрос. «Опасность пока еще миновала не полностью, но худшая часть кризиса позади». Он весь вспотел, несмотря на прохладное время года.

«Могу я ее увидеть?»

«Да, но только на несколько минут».

В больничной палате, в которой спала моя супруга, были задернуты шторы, отчего койка моей жены и все помещение казались какими-то серыми. Она казалась особенно маленькой и хрупкой на белой простыне и огромной подушке. Когда я приблизился, она открыла глаза и улыбнулась.

«Я поняла, что это ты, как только услышала твои шаги», сказала она слабо. «Я сама теперь что-то вроде детектива, видишь».

Я не нашелся, что ей ответить. Встав на колени рядом с ее койкой, я взял ее руку обеими своими ладонями и прижал ее к моей щеке. Ее улыбка стала шире, а затем ее глаза снова закрылись. Через некоторое время я понял по ее ровному дыханию, что она спит.

Еще довольно долго я стоял на коленях, сжимая ее маленькую ручку ладонями, безмолвно выражая свою благодарность Богу за дарованную Им милость. Вошел какой-то стажер в белом халате, проверивший пульс пациентки и поправивший шторы на окнах, стараясь меня не беспокоить. Я не обратил на него внимания.

«Вы выглядите так, что вам лучше бы и самому прилечь, доктор Ватсон».

Я вскочил на ноги, ошеломленный, сердце мое колотилось. Этот дьявольский голос –последнее, что я ожидал услышать в этом святилище. Граф Дракула, с лицом почти таким же бледным, как и его больничный халат, который он накинул поверх своего черного одеяния, дьявольски улыбался мне, стоя у подножия кровати.

«Вы здесь! Средь бела дня!» Я бросился к нему, пытаясь преградить ему путь к Мэри, которая по-прежнему крепко спала, и буквально вырвал из внутреннего кармана своей жилетки револьвер. Он и не пошевельнулся, чтобы меня остановить.

«А почему бы и нет?», спросил он. «Солнце не способно причинить мне вреда; оно лишь лишает меня некоторых преимуществ, которыми я пользуюсь, когда его нет. По какой иной причине мне пришлось прибегнуть к такой маскировке, чтобы проникнуть в эту палату, когда вы собственными глазами убедились в том, что ничто не способно мне помешать в темное время суток? Кроме того, можете убрать свое оружие, потому что оно по-прежнему бесполезно против меня, независимо от того, какой сейчас час». Когда я не последовал его совету, его лицо помрачнело. «Не бойтесь за свою жену. Я явился сюда не для того, чтобы чем-то ей навредить».

«Тогда зачем?», спросил я. «И где Холмс?»

Он пожал плечами, зловещим движением правого плеча. «Где-то уже близко, мне кажется. Его умственные способности намного опережают его статус смертного. Не сомневаюсь, он уже отследил по крохам все мои действия после того, как я покинул берег, и в данный момент он уже спешит сюда. Так что у меня мало времени. То, что меня сюда привело, займет не более минуты».

«И что же вас сюда привело?»

«Любопытство, доктор Ватсон». Он впился в меня ужасным своим взглядом, но на этот раз что-то в нем было не то. Я видел, что в нем отражались смешанные эмоции, от слепой ярости до торжества и, наконец, страха, но было в нем что-то еще, что-то новое. Это иное было больше, чем поражение; у меня сложилось отчетливое ощущение, что я глядел в бездонную бездну неизмеримой печали.

«Любопытство?», переспросил я.

«Я могу понять причины, по которым хочет уничтожить меня профессор Ван Хельсинг. Не удивительно и решение Джонатана Харкера и Артура Холмвуда помогать ему в решении этой задачи, поскольку оба они испытали трагедию, причиной которой стал я. Для Шерлока Холмса я – своего рода брошенный ему вызов, возможность проявить себя в решении сложной загадки, и из ваших рассказов о его разгаданных им делах я узнал, что он жить не может без таких вызовов. Но вот вас, доктор, вас я не могу понять. Я затрудняюсь понять ваши цели, зачем вы последовали по этому опасному пути. Я говорю не о похищении вашей жены, хотя зачем вы ставите под угрозу ее безопасность, продолжая меня преследовать, само по себе является вопросом. Но ведь вы с самого начала проявили неукротимый энтузиазм участвовать в этой погоне. Зачем? Почему? Какие чары наложил на вас Шерлок Холмс, сделавшие вас его сообщником в этой безумной затее? Я рисковал всем, явившись сюда, и все же я должен получить ответ, прежде чем вернуться на родину».

Читатель может посчитать меня сумасшедшим, но в тот момент мне действительно стало жаль графа Дракулу. В него стреляли, он был на грани уничтожения, но теперь все, что ему хотелось узнать – это почему. Я ответил ему сразу же, без промедления.

«Шерлок Холмс – мой друг».

Он молча стоял, удивленно моргая глазами, целых несколько секунд после того, как я это произнес. «И таков ваш ответ?»

«Единственный, который у меня есть. Более того, он совершенно верный».

«Ясно». Действительно ли ясно ему это было или нет, у меня не было времени понять, потому что в тот момент на лестнице за дверью комнаты послышались поспешные шаги, и в мгновение ока вампир сдвинулся с места и бросился в окно головой вперед, разбив стекло, и в лавине летящих перед ним сверкающих осколков упал на землю. В этот момент дверь распахнулась, и в палату ворвался Холмс, а за ним бородатый врач и с полдюжины сотрудников больницы. Холмс быстро оглядел комнату, и его взгляд остановился на разбитом окне, он подбежал к нему и высунулся наружу, опираясь руками на подоконник.

«Он ушел», сказал он, выпрямившись. «Возвращается на «Царицу Екатерину», без сомнения. Ваша жена, Ватсон; он нанес ей какой-нибудь вред?» Лицо его было встревоженным.

«Нет, он ее не тронул, даже не касался». Я взглянул на нее, спящую, и вздохнул с облегчением, оттого, что она не проснулась, пока это исчадие зла находилось в палате.

«Что ему было нужно?»

Я спокойно встретил взгляд моего друга. «Он хотел задать мне вопрос».

Ни разу за всю длительную историю нашего с ним общения быстрота мысли Холмса не была столь явно и резко выраженной, чем в мгновение, последовавшее за моим загадочным ответом, поскольку я сразу же заметил по его лицу, что он всё понял. И он почти незаметно, но с пониманием кивнул.

«И он получил на него ответ?»

На этот раз настала моя очередь кивнуть.

«Что, черт возьми, тут происходит?», спросил бородатый врач. Он смотрел то на одного, то на другого из нас, и лицо его превратилось в поле битвы, на котором за превосходство боролись гнев и недоумение. Возобладало первое. «Тут была тихая, спокойная больница, до того, как сюда заявились вы. Неожиданно для себя я вынужден стоять и смотреть, как один, словно обезумев, врывается в парадную дверь и бежит очертя голову по лестнице, а другой выбрасывается в окно, а затем я должен стоять и выслушивать какую-то ахинею, которую несут два идиота, играющие словами, в то время как я должен лечить больных. Я требую объяснений такого возмутительного поведения, или же я вызову полицию, и пусть уже они в этом разбираются. Ну, так как?»

«Успокойтесь, доктор», примирительным тоном сказал Холмс. «Пять фунтов компенсируют повреждения окна?»

Изменения, произошедшие в поведении врача, когда он понял, о чем говорит мой друг, были зрелищем самым комичным. Он стоял, тяжело дыша, открывая и закрывая рот, как рыба, а единственные звуки, издаваемые им, несколько напомнили мне мычание изношенных мехов. Когда, наконец, он обрел голос, весь гнев его уже прошел, и он уже гораздо более радушным тоном обратился к детективу.

«Конечно», проревел он, «пять фунтов возместят все окна на этом этаже, и к тому же этого хватит на новую газовую горелку Бунзена».

«Это самое меньшее, чем мы можем компенсировать неудобства, нами вызванные». Холмс полез в карман. Но тут лицо у него приняло удивленное выражение. Он сунул руку в другой карман, а затем еще в один, пока все они не закончились. Наконец, он обратился ко мне с самой заискивающей улыбкой.

«Ватсон, старина», сказал он, «кажется, у меня закончились деньги. У вас есть пять фунтов?»

«Что сталось с золотой монетой, которую вы нашли на скотобойне?», спросил я его.

«Боюсь, она на дне гавани. У меня были иные заботы во время этого плавания, отличные от содержимого моих карманов».

Я стал рыться в карманах своих брюк и пиджака, а доктор тем временем смотрел на все это, и лицо его стало мрачнеть. В какой-то тревожный момент мне показалось, что моему сотоварищу вместе со мной, возможно, придется праздновать нашу победу над Дракулой в застенках местной тюрьмы, но, в конце концов, мне удалось выудить из кармана сырую пятифунтовую банкноту и передать ее врачу. Холмс с облегчением выдохнул.

«Я же говорил вам, это дело влетит нам в копеечку, Ватсон».

Я больше ни о чем с ним не говорил, пока мы не попрощались с Мэри и не пробились сквозь сотрудников больницы в коридор. «Мы едем искать Дракулу?», спросил я Холмса, когда мы уже спускались по лестнице.

Он покачал головой. «Его корабль уже отплыл; когда я покидал доки, экипаж судна делал последние приготовления, перед тем, как отчалить. Он больше не сойдет на сушу до тех пор, пока не доберется до Варны».

«А что мешает нам сесть на поезд до Варны и возобновить наше преследование?»

Он остановился у нижней ступеньки лестницы и закурил трубку. Где он достал сухие спички и табак в столь ранний час, остается загадкой и по сей день. «Я думаю, Ватсон», сказал он, «что мы оставим решение этой задачи Ван Хельсингу и компании. Наша роль в этой драме на этом заканчивается».

Я едва мог поверить своим ушам. «Совсем на вас не похоже бросать дело до его завершения, Холмс», подверг я его критике.

«Оу, но ведь оно закончено. Мы выполнили то, что изначально планировали, а именно – спасли Англию от лап вампира. При этом мы попутно, не планируя этого заранее, спасли также и Америку. Думаю, этого вполне достаточно для двух уже не столь молодых людей, не правда ли?»

«Но что, если вы ошибаетесь? Что, если Ван Хельсинг не сможет выследить Дракулу у него на родине? Через год этот дьявол может попытаться вторгнуться снова».

«Не стоит недооценивать профессора. Он человек упрямый. Он и его спутники будут идти по следу Дракулы день и ночь, и они не сдадутся, пока не заставят кровавого графа обрести вечный покой, который дожидается его уже более четырех сотен лет. Наша награда – это знание того, что именно мы дали ему отпор, заставив его защищаться».

Он замолчал, когда мы вышли на улицу, которая только начинала оживать по мере того, как жители Уитби стали просыпаться и заниматься своими обыденными ежедневными утренним делами. Внезапно на улице раздался ужасный грохот, стук копыт в сопровождении звона колокольчиков. Все повернули головы в том направлении.

«Что за черт!», воскликнул я.

Вскоре из-за угла показалась карета скорой помощи, которой правил человек, хлеставший кнутом лошадей, она даже приподнялась на двух колесах во время поворота, а затем со скрипом и визгом остановилась перед больницей. За ней последовала еще одна, а затем и третья, пока вся улица не оказалась перегорожена тем, что городские обыватели именуют «членовозками». Кучер первого фургона спрыгнул на землю и побежал назад, где он с напарником, который звонил в колокол, распахнули задние двери и вытащили оттуда человека на носилках, завернутого в одеяло.

«В чем дело? Что случилось?», спросил Холмс у кучера, когда он со своим напарником понесли вдвоем носилки по лестнице в больницу.

«Кораблекрушение», рявкнул тот. «Очередное судно напоролось на риф вчера вечером. И такое происходит каждый раз во время шторма».

«Есть погибшие?» Мы с Холмсом двинулись рядом с ними.

«Кажется нет. Капитан считает, что все успели спрыгнуть до удара, но он не уверен. Он в таком состоянии, что толком сказать ничего не может». Дверь за ними закрылась.

«Закаленные люди, эти американцы», заметил Холмс. Мы посторонились, чтобы дать возможность другим санитарам занести в больницу насквозь промокших пострадавших. «Им повезло, что «Балтимор» так и не вышел в открытое море, потому что Дракула уготовил им гораздо худшую участь, чем риск утонуть у берега».

Я услышал, как кто-то ругается, и обернулся, увидев дюжего мускулистого моряка, сопротивлявшегося двум санитарам, пытавшимся удержать его на носилках. Сердце мое радостно забилось, когда я узнал его.

«Холмс! Это Нед Бриджер!»

Услышав свое имя, Бриджер на мгновение прекратил сопротивляться и посмотрел на нас с нижних ступенек больничной лестницы. Он вскочил на ноги и бросился наверх, туда, где мы стояли, несмотря на попытки санитаров его удержать. «Мистер Холмс!», восторженно заорал он. «Как я рад вас видеть! Скажите этим гаврикам, что я не хочу валяться на койке ни в какой больнице! Как только я им говорю о том, что мне нужно, у них сразу пропадает слух».

Лицо у детектива определенно просияло. До этого момента я не осознавал, как сильно на него подействовала гибель (как он считал) этого моряка. «Похоже, сегодня ночь воскресений», заметил он. «Сначала я воскрес, потом экипаж парусника, а теперь вы. Я готов был поклясться, что вы не успели выпрыгнуть до того, как взорвался двигатель».

«Да, и вы оказались правы. Взрывом меня подбросило футов, наверно, на пятнадцать вверх, но я очухался, собрался с силами и сумел доплыть до берега». Он повернулся затем ко мне. «А как ваша жена, старина. Вы ее нашли?»

Я кивнул. «Нашел, благодаря вам».

Тут к нему подошли санитары в форме*. Он умоляюще посмотрел на Холмса. «Ну же, мистер Холмс», стал он его умолять. «Скажите им, пусть они в собственных тушах копаются. Ненавижу больницы».
- - - - - - - - - - - - - - -
* У сотрудников британской скорой помощи викторианской Англии была черная форма, как у мужчин, так и у женщин. – Прим. переводчика.
- - - - - - - - - - - - - - -

Холмс улыбнулся. «Вы, разумеется, еще не видели медперсонала этой больницы».

«Медсестер?», Бриджер усмехнулся. «Хорошенькие, да? Ну, думаю, тогда я не отказался бы там поваляться». И с этими словами он дал своим сопровождающим взять себя под руки и отвести его в здание больницы.

«Я не видел там медсестер», признался я Холмсу, когда мы спустились по ступеням на улицу. «Во всяком случае, ни одной медсестры-женщины».

«Конечно же, нет. Персонал больницы Уитби на сто процентов мужской».

«Но вы же сказали—»

«Я сказал: «Вы, разумеется, еще не видели медперсонала этой больницы». Но я ничего не сказал ни об их внешности, ни о том, какого они пола. Если наш друг-моряк истолковал мои слова как-то иначе, я в этом не виноват».

Вид последнего из пострадавших матросов, которого выносили из третьей кареты скорой помощи, меня поразил, я пришел от этого в ужас. Внезапно я остановился и схватил моего друга за руку.

«Холмс!», воскликнул я. «А что с ящиком с землей? Без него Дракула не сможет никуда уехать!»

Лицо его никак не изменилось. «А где, по-вашему, я был все это время своего отсутствия?», спросил он. «Я понимал, что он пошлет кого-нибудь за ним на затонувший корабль, поэтому я решил подстраховаться на всякий случай и высыпать из него содержимое до прибытия сопровождения или охраны. Но Дракула, как обычно, меня на шаг опередил; когда я вернулся на «Балтимор», ящика там уже не было. Теперь он у него». Он улыбнулся, заметив разочарование у меня на лице. «Дорогой мой друг, не стоит унывать. Несколько часов сна и смена одежды – я пошлю за всем, что нам понадобится – значительно поднимут ваше настроение. А к тому времени мы получим новые данные о состоянии миссис Ватсон, и у меня отчетливое неаналитическое ощущение, что новости эти будут хорошими… Полагаю, у вас достаточно при себе наличных, чтобы мы смогли снять номер в гостинице?»


_______________________________________________
_______________________________________
________________________________
_________________________
__________________
_____________


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

НОВАЯ ЗАГАДКА


НАСТУПИЛ НОЯБРЬ, первый, с тех пор как мы изгнали этого кошмарного монстра с наших берегов. За окном наслаждались кратким моментом славы первые снежинки зимы, перед тем, как быть раздавленными в безликой слякоти уличного движения. Я сидел в кресле в своей гостиной и клевал носом над романом в желтой обложке, а Мэри в это время занималась какими-то таинственными операциями, связанными с парой вязальных спиц и клубком пряжи в кресле напротив. Часы на камине пробили десять, заставив меня проснуться, и я положил руки на подлокотники своего кресла, приготовившись уже встать и отправиться спать, когда в нашу дверь позвонили. Мэри со вздохом отложила вязание.

«Еще один пациент! А у тебя сегодня был такой тяжелый день».

«Похоже, он еще не закончился», сказал я, неохотно направившись к двери. Я открыл ее и обнаружил за ней худощавую фигуру Шерлока Холмса, стоявшего на пороге.

«Вечер поздний уже, да, Ватсон?»

«Холмс!», радостно воскликнул я. «Входите же в дом, с этого ужасного снега! Мы не виделись уже с тех пор, как––»

«С момента того довольно забавного дела мистера Джабеза Уилсона и так называемого «Союза Рыжих», сказал он, войдя в комнату. На нем была его дорожная одежда, на плечах его и кепке лежал свежий снег. Увидев Мэри, он снял кепку. «Ах, вот зрелище, согревающее мне душу! Что на этот раз, миссис Ватсон? Салфеточка на кресло? Или чудный шарф на плечи нашего доктора?»

«Ни то, ни другое», ответила Мэри, пожав протянутую им руку с теплой улыбкой. «Это пуловер, и он должен был стать рождественским подарком для вас, пока вы не испортили весь сюрприз».

«Тогда я постараюсь напрочь забыть о том, что я его видел. Благодарю, Ватсон, но у меня нет времени на бренди. Снаружи меня ждет экипаж, а также корабль, на который я должен успеть через полчаса».

Я поставил графин обратно в шкаф, откуда я его взял, и закрыл дверь. «На Континент?», спросил я.

Он энергично кивнул, и на новый ковер Мэри каскадом посыпался снег с воротника его пальто. «Мне нужно разрешить ожидающий меня там небольшой вопрос, на что может уйти какое-то время. Нет, нет, дружище», он поднял руку, останавливая меня, уже бросившегося надевать пальто. «Я и не думал отрывать вас от вашей практики так скоро после того нашего последнего дела. И бесполезно спорить со мной, потому что я уже полностью определился по этому вопросу. Я просто решил к вам заехать на минутку, чтобы пожелать вам обоим всех благ и показать вам вот это».

Это была телеграмма. Я развернул ее и прочел:

ВСЕ В ПОРЯДКЕ. ОН МЕРТВ. ЗА НЕПРОШЕННОЕ СОДЕЙСТВИЕ СПАСИБО.
В.Х.
ВАРНА, БОЛГАРИЯ.


«В.Х.?», спросил я с недоумением.

«Ван Хельсинг. Похоже, с угрозой Дракулы покончено. Хотя профессор благодарит, кажется, с некоторой неохотой, все же это знак признания большого человека, и я с радостью пополню этой его телеграммой свою коллекцию памятных вещей. Это единственный сувенир, оставшийся у меня в воспоминание об этом деле. Хотя не то чтобы он мне так уж нужен».

«Я не знал, что ему известно о нашем участии в этом деле». Я вернул ему телеграмму.

«Ему это было известно с самого начала. Помните, я говорил вам, что не стоит его недооценивать. Как миссис Бартон?»

«Все хорошо. Думаю, она сейчас на литургии».

«А! Ну тогда ее религиозность – не просто нечто такое, на что нужно уповать лишь в случае беды. Ну, я же говорил, что она набожная женщина». Он открыл дверь. «Меня ждет коляска. Прекрасных вам праздников, доктор и миссис Ватсон. Увидимся в Девяносто Первом».

«И что же принесет с собой этот Новый год?», спросил его я.

Он остановился на пороге и встретился со мной взглядом. «А это, мой дорогой друг», сказал он, «такая же загадка для меня, как и для вас». И с этими словами он исчез в заснеженной тьме.


––––КОНЕЦ––––


___________________________________

Перевод:
СЕВЕРНЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ
(2017 г.)

Посетите мой сайт «Северный Корреспондент»!
https://sites.google.com/site/severkorrespondent/