15. БЕЛОСНЕЖНЫЙ АНГЕЛ
Однажды Рябчиков, Лида и Шуберт пошли в одно издательство, где у Лиды были знакомые. Она решила всерьёз заняться публикацией стихов Шуберта и чтобы порадовать любимого, и чтобы утереть нос этим поэтишкам из клуба, которые не ценили и не понимали её Шуберта. Шашкин увязался за ними.
В это издательство недавно устроились на работу две сестры, приехавшие из провинциального городка в столицу. Их звали Маша и Вика – те самые сёстры, у которых некогда жил Артём. У Вики недавно начался роман с Рябчиковым. Маша работала художником-оформителем, а Вика – секретарём. Войдя в офис, Лида стала тут же вести переговоры с начальником насчёт стихов Шуберта, а Артём так и замер на месте. Она! Его «белоснежный ангел»!
– Это ты? Мог ли я, мог ли предположить? О-о-о, какая встреча! Как жестоко сегодня сплелись звёзды на небосклоне, приведшие меня сюда, погибель моей души! Как мне жить теперь? Не знаю… Одно знаю наверняка: я люблю тебя, люблю! Люблю и умираю… – и Артём рухнул на пол. Он ещё не знал, что сердце «белоснежного ангела» уже не свободно, однако Вика, по старой привычке, бросилась поднимать его.
– Артём! Артём!
Начальник нахмурился, прервал разговор с Лидой и хотел было встать, но в этот момент подошёл Рябчиков, моментально поднял Шашкина и поставил на пол, как шахматист ставит съеденную пешку.
– Так с ним надо!
– О-о-о… – простонал Артём, вытирая глаза, мокрые от слёз.
– Неужели мне и здесь от него не деться? – поджала губы Маша, рисуя что-то и на секунду окинув Артёма строгим взглядом.
– Маш, не надо, – шепнула Вика, – я и так не знаю, как сказать ему… Страшно представить, что будет.
Маша поднялась с кресла и позвала за собой Артёма. Тот пошёл за ней. Они вышли в коридор.
– Слушай, – начала Маша, – ты видел этого человека, который тебя поднимал? Вика теперь с ним встречается. Надо трезво смотреть на жизнь. Что ты давал Вике? Ты только и мог, что устраивать истерики и валяться на полу. А Рябчиков умеет больше тебя. Он и зарабатывает прилично. Таким, как он, и в голову не придёт быть вольнонаёмными, как ты выражался. Надо и за внешностью следить, а на это тоже нужны деньги. Неужели ты всерьёз думал, что Вика будет с парнем, который ходит в каких-то обносках?
– Но я больше не хожу в обносках! – трагически воскликнул Артём, ударяя себя по костюму древнего грека. – Никто, никто и никогда не будет любить Вику, как я любил, люблю и буду любить! Я любил её все века, все тысячелетия! И она променяла мою любовь на корысть? О-о-о! Я не верю тебе!
Маша приоткрыла дверь и позвала:
– Вика! Иди сюда! Мне не верят. Может, тебе поверят.
К ним вышла смущённая, растерянная девушка. Она тихо сказала, не глядя на Артёма:
– Это правда, Артём. Я теперь встречаюсь с Рябчиковым. Ведь ты сам уехал от меня. Знаешь, как я любила тебя, как плакала? Я всё надеялась, что ты вернёшься, я всё ждала… Но ты не возвращался.
– Я свидетель, – кивнула Маша. – Вика тут целыми днями убивалась, я ей говорила, что с таким, как ты, далеко не уедешь и каши не сваришь, а она и слушать не хотела, всё говорила, что любит тебя.
– О, неужели мне придётся так горько расплачиваться за ошибки юности! Но кто не ошибался, кто? – рыдал Артём. – Даже древнегреческие боги ошибались! Не смотри на его уверенность, на его обеспеченность, Вика! Вернись ко мне! Я люблю тебя!
– Артёмка, мне не важна обеспеченность Рябчикова. Я…
– Ты?.. – тревожно вторил ей Шашкин.
– Я люблю его, – тихо откликнулась Вика, и её лицо так и просияло.
– Любишь? А я? А я? – рыдания Артёма усилились. – Что мне тебе сказать? Похоже, ты хочешь моей смерти!
Маша усмехнулась. Ей вспомнилось, как Артём в прежние дни стоял у них на кухне, занеся перед собой заострённый нож, и никак не вонзал в грудь. В этот момент дверь открылась и вышли радостные Рябчиков, Шуберт и Лида. Лида договорилась насчёт публикации Шуберта. Она взяла поэта под руку, и они ушли. Рябчиков подошёл к Вике и обнял её. Вика сияла, но что-то шепнула Рябчикову, косо поглядывая на бледного рыдающего Артёма, и Рябчиков быстро пошёл с Викой, не давая воли чувствам. Он обнял и поцеловал девушку, только когда они были уверены, что Шашкин их больше не видит. А Артём остался в коридоре напротив Маши.
– Она самая жестокая девушка в мире… – прошептал парень. – Я люблю её!
– Да когда ты уже угомонишься? – ответила Маша, ушла в офис и захлопнула перед Артёмом дверь, а Шуберт тем же вечером написал стих:
Встретил он свою любимую,
Что любил и был любим,
Но беда неотвратимая
Вдруг предстала перед ним.
Та красавица с другим уже,
И другой – мой лучший друг.
Я их всех понять умею,
Но грустит сердечко вдруг.
Жалко, жалко мне Артёма,
Знаю я и сам любовь,
Понимаю я, не скрою,
Как она тревожит кровь.
Ну а если вдруг любимая
Отвернётся и уйдёт,
То не нужно небо синее
И не ласков небосвод.